Пат Финли стоял у старомодного слухового окна, прислушиваясь.
Он напрягал слух, пытаясь различить далекие раскаты грома над густыми, промокшими от дождя пастбищами к западу от города. Затем гром стих, и его сменил глухой, мерный стук ледяного дождя, обрушивающегося на булыжную мостовую двумя этажами ниже.
Пытаться что-то разглядеть снаружи было бесполезно. Дождь лил слишком сильно, а улица была освещена слишком скудно. Залп капель с силой ударил в окно и завершил свой бег к земле, стекая, словно вены, по отражениям двух мужчин, чей темный силуэт застыл на запотевшем стекле. С тихим разочарованным ворчанием Финли задернул тяжелую штору.
— Там снаружи становится совсем паршиво, — сказал он.
Второй мужчина кивнул. — Но мы действительно не можем больше здесь задерживаться. Правда. — Он осушил бокал бренди и глубоко вдохнул, чтобы охладить горло. — Хорхе в любом случае захочет закрыть бар. Уже около одиннадцати.
Финли взглянул на часы, словно обдумывая это. — Полагаю, вы правы, — сказал он наконец.
Он просто проявлял вежливость. Бар оставался бы открытым еще как минимум час, а если бы он попросил, то и дольше. Он и так был в долгу перед персоналом Пресс-клуба за то, что они позволили ему и Россу использовать эту пыльную бывшую гостиную для разговора. Росс хотел конфиденциальности. Теперь же казалось, что он полон решимости уйти, невзирая на ливень.
Причин оставаться не было. Всё было улажено. И всё же Финли хотелось выяснить этим вечером еще кое-что. Проблема была в том, что большинство этих вещей его абсолютно не касались.
Например, что это за девушка. Она тихо сидела в кожаном кресле у камина; на нижней половине ее лица застыла смутная, отсутствующая улыбка, но глаза были широко открыты и насторожены — она следила за нервными перемещениями Росса по комнате с видом, близким к идолопоклонству. «Бедная напуганная сучка», — подумал Финли. Она почти не говорит ни слова, толком не понимает, где находится и что с ней происходит. Но Росс поступил мудро, взяв её с собой. Именно девушка в конечном итоге убедила Финли дать Россу «зеленый свет» на тот опасный проект, который он предложил.
Правильное ли решение принял Финли? В напряженном, конкурентном бизнесе международных новостей никогда нельзя сказать наверняка, пока не увидишь результат на своем столе. За восемь лет работы руководителем регионального бюро по Аргентине и Уругваю Финли видел, как и куда более сомнительные решения приносили его агентству громкие заголовки на первых полосах. А Росс был хорошим парнем, опытным добытчиком новостей. Молодым, но не настолько, как должен был казаться из-за копны лохматых волос, круглых очков без оправы и густых усов. Ему можно было доверять.
Пришло время уходить. Росс поставил пустой бокал на каминную полку и повернулся к девушке: — Если мы промедлим еще немного, нам придется добираться до отеля вплавь.
Она медленно поднялась с кресла и разгладила пару складок на своем платье из грубого льна. По-прежнему ни слова.
Финли не упустил возможности бросить на нее последний взгляд. Она была невысокой, но ладно скроенной; грудь округлая и полная, но не слишком тяжелая. Темно-медный оттенок кожи выдавал типичную карибскую родословную: смесь индейской и испанской крови в пропорциях «мокрого мартини», с тем, что раньше вежливо называли «каплей дегтя» (прим.: намек на африканские корни), заметной в высоких скулах и широких мягких губах кораллового цвета. В целом, решил Финли, это расовое сочетание давало приятный эффект. Так далеко на юге полушария такого не встретишь. В колониальные времена Аргентина не нуждалась в рабах, а их последний индеец был истреблен где-то в конце прошлого века.
Вместе они спустились по устланной коврами лестнице и вышли в длинный коридор без окон, где выцветшие обои выглядели ровесниками самого здания. Дверь справа вела в основную зону клуба и бар. Мануэль, дежуривший ночью в фойе, подал Россу и девушке их пальто из большого кедрового шкафа.
Финли протянул руку. — Как скоро мне ждать вестей от вас?
— Скоро. Не знаю. Я свяжусь с Фитчем в Амстердаме, а он передаст информацию. Еще раз спасибо за наводку. Вероятно, я буду передавать материал тоже через него, когда придет время. Прямой контакт из Испании сюда может навлечь неприятности.
— Хорошо. Это на ваше усмотрение. — Внезапно он вспомнил о девушке, которой Росс помогал надеть пальто, и попытался подобрать слова. Что-нибудь приятное. — Рад был познакомиться с вами, мисс, — начал он слабо. — Надеюсь, всё...
Она выдавила тонкую, нервную улыбку. — Спасибо, — полушепотом ответила она. Как маленький ребенок. «Ради Христа, — подумал Финли, — весь вечер можно было подумать, что я собираюсь её съесть!»
Сцепив руки, Росс и девушка быстро добежали до укрытия в дверях соседней кулинарии, пока дождь хлестал их по лицам. Зимний ветер с пампы придавал каплям силу разрывающегося заряда дроби. Позади них Финли крикнул: — Позвони мне завтра из аэропорта!
Им потребовалось пять минут, чтобы добраться до угла, и еще десять, чтобы найти свободное такси.
ГЛАВА ПЕРВАЯ
Луч позднего утреннего солнца прорезал запыленный зенитный фонарь и вспыхнул на полированной стальной гарде сабли яркостью магниевой вспышки. Старый трюк, что и говорить — расчет был на то, чтобы ослепить меня. И это сработало. Я кошачьим прыжком метнулся влево и приземлился в глубоком приседе, выставив свой длинный клинок острием вверх в боевой готовности.
Еще до того, как мои ноги коснулись пола, я услышал противный свист: сабля противника прочертила в воздухе пунктирную линию там, где секунду назад была моя шея.
— Эй! — крикнул я во весь голос. Это вполне могло прозвучать как протест. Мы не должны были сражаться насмерть.
Я отступил — и отступил далеко, если честно. В спортивном фехтовании это считается грубым нарушением формы, ведь цель там — оставаться на расстоянии выпада от противника. В этот момент Крис Ховард дунул в серебряный свисток, висевший у него на шее на цепочке, и встал между нами. Моя жаждущая крови противница опустила острие сабли к земле и поспешно сорвала маску.
На некрасивом лице Криса сияла широкая ухмылка. Он присел, чтобы осмотреть меня и убедиться, что я цел. — Черт возьми, Ник, — сказал он. — Бьюсь об заклад, это не первая женщина, которая мечтала проделать с тобой такое. Тут уж и я не выдержал и заулыбался.
Все началось две недели назад со звонка моего босса, Дэвида Хоука, из Вашингтона. В то время я находился в оперативной штаб-квартире AXE в Нью-Йорке на Коламбус-Серкл и разгребал двухфутовую стопку старых досье. От меня требовалось перепроверить информацию, прежде чем её введут в новенький блестящий компьютер, который будет выдавать нам досье по первому требованию, перекрестно сопоставляя и извлекая массу актуальных данных, ныне разбросанных по слишком многим разным заголовкам.
Звонок Хоука раздался поздно днем по линии спецсвязи, но дежурный агент, очевидно, был предупрежден заранее. — Не напрягайся, — сказал он. — Это задание низкого приоритета.
Если бы я знал, насколько низкого, я бы ни за что не взял трубку. После краткого обмена любезностями Хоук перешел прямо к делу и подробно объяснил, чего он от меня ждет. — Скажите мне только одно, — были мои первые слова. — Кто из умников в офисе придумал эту безумную схему?
— Неважно, — немного обиженно ответил Хоук. — Я её одобрил. — На его конце провода возникла пауза: он поднес спичку к одной из своих вонючих сигар и запыхтел. — Немного физических упражнений тебе не повредит, — продолжил он. — Мы не можем позволить твоему распутному образу жизни сделать тебя мягкотелым.
Моим невысказанным ответом было: «Пошел ты», но вслух я произнес: «Как скажете, сэр». Должно быть, тон моего голоса меня выдал.
— Ладно, N3, буду с тобой откровенен. — Теперь он звучал скорее весело, чем раздраженно. — Ты же знаешь, что AXE — организация сверхсекретная, но во многих отношениях мы ничем не отличаемся от любого другого государственного учреждения. А это значит, что мы работаем в рамках бюджета.
Это была чистая правда. Я мало что знал о том, как именно AXE вписывается в механизмы бюрократии Дяди Сэма. Официально только президент и избранные члены Совета национальной безопасности имели право знать, чем именно мы занимаемся, и большую часть времени они предпочитали смотреть в другую сторону. У нас были и офицеры связи с ФБР и ЦРУ, но в основном наше взаимодействие с этими ведомствами сводилось к выполнению «силовой» работы, когда нужно было вытаскивать их каштаны из огня. Но откуда берутся деньги и как за них отчитываются перед налогоплательщиками — в это меня никогда не посвящали.
— В целом, — сказал Хоук, — год выдался довольно спокойным. Может, и не таким спокойным для тебя и пары других наших лучших оперативников, но по сравнению с иными временами, всё шло гладко. Русские не хотят портить разрядку, ввязываясь в провокации, которые могут обернуться против них, а у китайцев, похоже, свои внутренние проблемы. Это не продлится вечно, конечно, и вот тут-то и кроется загвоздка. Любое государственное учреждение, у которого к концу года в кассе остаются лишние деньги, вознаграждается тем, что на следующий год бюджет ему урезают.
Я начал догадываться. — Значит, этот «Отдел физической подготовки и боевой выучки» был состряпан как удобный способ быстро потратить кучу денег, чтобы вы могли заявить о пустых карманах тем, кто раздает «зелень».
— В общих чертах — да, — ответил Хоук, — хотя по открытой линии я бы тебе этого не сказал.
Я хотел было спросить Хоука, почему бы ему просто не выписать всем огромную премию, но передумал. Я восхищался хитростью старика и неохотно признал необходимость того, чтобы участие агентов было обязательным. Он сообщил мне еще несколько подробностей об организации процесса и предложил на следующее утро явиться по адресу на Хадсон-стрит, который они переоборудовали в своего рода летний лагерь для секретных агентов.
На самом деле всё оказалось не так плохо, как я ожидал. Я был удивлен и рад, обнаружив, что руководить поставили Криса Ховарда. Крис был моим старым приятелем. Он был чертовски хорошим агентом и кандидатом на повышение до статуса Киллмастера, пока очередь из русского автомата АКМ не оторвала ему правую руку, когда он спускался на грузовой лебедке в порту Варны в Болгарии. Крис, казалось, был рад сбежать от бумажной работы и гордился объектом, которым руководил и который помогал проектировать.
Это было старое складское здание в нескольких кварталах от комплекса Всемирного торгового центра. Прикрытие выглядело вполне убедительно: к погрузочной платформе сзади регулярно подъезжали грузовики, а рабочие с отсутствующим видом перемещали на ручных тележках громоздкие ящики и коробки. Внутри они снесли перекрытия между двумя верхними этажами, чтобы установить тренировочный резервуар ВМС, заполненный мутной водой, где агенты могли практиковаться в сложном и недооцененном искусстве подводного ближнего боя. Вдоль стен были разложены тонкие жесткие маты для занятий дзюдо и айкидо. Посреди зала располагалось нечто вроде цирковой арены, посыпанной опилками, где мне предстояло упражняться с саблями. Именно там я встретил юную леди, которая едва не снесла мне голову одной из них.
— Ник, это мисс Бойер, — представил её Крис. Никаких имен, никакого панибратства. — Она даст тебе несколько уроков по владению этими штуковинами. Она хороша. Настолько хороша, что ты не поверишь.
Она улыбнулась комплименту. Мисс Бойер была высокой и длинноногой, с длинными каштановыми волосами, собранными на затылке в два хвоста. Легкая туника и трико, в которые она была одета, не оставляли много места для тайн её фигуры. Помимо очевидных внешних достоинств, я не упустил из виду её правую руку — тренированную, с переплетенными тугими мускулами, как у профессиональной теннисистки. Если фехтование на саблях действительно было её страстью, то она явно поддерживала себя в отличной форме. Тем лучше.
Она окинула меня холодным, пренебрежительным взглядом, оценивая. В её голосе не было ничего дружелюбного или женственного, когда она просто сказала: — Начнем.
Первые десять дней ушли на обучение. У меня был некоторый опыт владения шпагой, но эти тяжелые, плохо сбалансированные рубящие инструменты были для меня в новинку. Они мне не особо нравились, и я сомневался, что мне когда-нибудь представится шанс применить их в реальной схватке. В любом случае, идея заключалась в том, чтобы развить общую ловкость и координацию с заведомо незнакомым оружием. В моей работе никогда не знаешь, с кем или с чем столкнешься на следующей неделе.
Она была быстрой, гибкой и свирепой, как пантера. Неуклюже размахивая саблей, подобно Бэзилу Рэтбоуну, преследующему Эррола Флинна на крепостной стене, я ей совсем не подходил в соперники. По мере того как я привыкал к оружию и всё чаще переходил в атаку, я всё равно чувствовал, что она играет со мной, без усилий парируя мои неловкие выпады, но отказываясь отвечать легким контрударом. Мне не составило труда представить плотную улыбку удовлетворения, скрытую под её маской, когда она, наконец, решила, что дала мне достаточно воли, и начала шквал ослепительных атак, выманивая меня эффектными финтами, которые прошивали мою защиту за считанные минуты.
Каждый из нас был облачен в легкий сетчатый бронежилет, достаточно прочный, чтобы сплющить малокалиберную пулю. Это была новейшая придумка AXE, созданная ребятами из отдела спецэффектов. Мы тестировали его, используя настоящие, незатупленные сабли британской легкой кавалерии образца 1880 года. Даже сквозь гибкую броню болезненные удары её клинка оставляли синяки на моих ребрах и плечах.
Тем утром поединок был долгим и изнурительным. В своей куртке-пластроне с длинными рукавами я потел как не в себя и знал, что ей в своей должно быть не менее неуютно. Я играл неплохо, упорно отказываясь отступать под её натиском. Я решил попробовать новую тактику. Изобразив небрежность, замедлив темп и пропустив пару легких ударов, я дал ей понять, что выдыхаюсь и рука у меня затекла. Она тут же пошла в атаку, и я пресек её выпад резким захватом — prise de fer, обволакиванием слабой части её клинка, что едва не выбило её из равновесия. Она выпуталась, но, думаю, хитрость, которую я почти провернул, её немного встряхнула. Когда она снова встала в стойку, я увидел, что она полна решимости преподать мне урок.
Наши клинки яростно скрестились. Она зашла слева и нанесла широкий рубящий удар сверху вниз на уровне лба. Я принял его на плоскость своего клинка, блокируя изо всех сил и едва не выбив саблю из её руки. Скорость, с которой она восстановилась, должно быть, причинила ей боль в плечевом суставе, но она это сделала; через секунду клинок снова был внизу, она поймала солнечный луч гардой и направила его мне прямо в глаза.
Я прыгнул; она промахнулась; игра была окончена.
И вот я лежал на полу, ожидая, пока дыхание придет в норму. Крис помог мне подняться. Она подошла ко мне, и в уголках её глаз блестела влага. — Пожалуйста, простите, — сказала она. Голос был как у маленькой девочки. — Я не хотела. Я могла убить вас. Я... я не знаю, почему...
Я ответил: — Забудь. К такому я привык. Если бы ты не промахнулась, это было бы мне уроком.
Крис прижал снятый шлем к груди своей здоровой рукой, внимательно осматривая нижнюю часть. — Здесь есть добрых полтора дюйма, где кольчуга висит свободно, чтобы можно было поворачивать шею. Если бы лезвие шло прямо, параллельно полу, думаю, ты бы точно получил свое. Во всяком случае, достаточно глубоко, чтобы перерезать артерию.
— Отправь это безумным ученым в Вашингтон, пусть переделают и доведут до ума. Могут сделать воротник повыше или еще что-нибудь, чтобы прикрыть это место.
Раскаявшаяся мисс Бойер смотрела на меня так, будто хотела что-то сказать, но не знала, стоит ли. Я ухмыльнулся и произнес: — Ладно, всё позади. Завтра попробуем снова, но уже затупленными клинками. Давай в душ, а потом как насчет того, чтобы пообедать со мной?
За те две недели, что мы были знакомы, времени на общение почти не оставалось. Да и она не проявляла желания продолжать знакомство вне рабочих часов. Я и не настаивал. На самом деле, моё свободное время было занято одной молодой особой, танцовщицей, у которой была небольшая роль в главном внебродвейском хите сезона.
Моё приглашение приободрило мисс Бойер. — Это было бы здорово, — сказала она, хотя голос её звучал не совсем уверенно. — Я смогу собраться через полчаса.
Но позже, когда я вышел из душа, я увидел Криса, который поджидал меня. — Для тебя кое-что пришло. Лучше позвони в офис.
Я быстро оделся и набрал номер «Амальгамейтед Пресс энд Вайр Сервисез» из телефона-автомата в зоне буфета. Ответил женский голос, который я не сразу узнал. — О, мистер Картер. У меня для вас сообщение. Мистер Мерлин в городе и хотел бы, чтобы вы присоединились к нему за обедом, если это возможно.
Мерлин, если вы вдруг не знаете, это разновидность сокола (дербник).
— С удовольствием. Где он будет? В обычном месте? — Нет, сэр. Он сказал... — она замолчала на несколько секунд, словно проверяя записи. — Он сказал: в «забегаловке». В полвторого.
Я посмотрел на часы. Было уже десять минут второго. — Понял. Я уже выезжаю.
Я повесил трубку и пошел к шкафчикам, чтобы достать пиджак. На выходе я бросил Крису: — Передай мисс Бойер, что мне жаль, я свяжусь с ней позже.
Крис кивнул. Он был слишком опытным, чтобы задавать бесполезные вопросы.
Марсель д'Олиньяк, вероятно, был бы очень расстроен, узнай он, что на нашем рабочем жаргоне его пересаженное в Нью-Йорк бистро «Le Muguet» называется просто «забегаловкой». Это прозвище пошло от фирменного блюда Марселя — знаменитого кассуле из белой фасоли, свинины, гусятины, баранины и овощей из его родной Тулузы. Хоук обычно предпочитал простые стейки с картошкой, как и я, но в заведении Марселя нас привлекала не только еда. Марсель служил в подпольном управлении Сопротивления во время Второй мировой войны и работал вместе с Хоуком над парой дел, о которых даже сейчас, спустя тридцать лет, лучше было не упоминать вслух. Насколько я знал, Хоук был единственным человеком, которому Марсель позволял называть себя «лягушатником» и оставаться при этом в живых.
Я поймал такси на углу Хадсон-стрит. Движение было плотным, и к тому времени, как мы добрались до нужного квартала в Ист-Сайде, я уже опаздывал на пять минут.
«Le Muguet» занимало первый этаж узкого кирпичного здания. Снаружи не было никакой кричащей рекламы, только скромная латунная табличка рядом с дверью. Внутри было прохладно, пахло чесноком, выдержанным вином и хорошим табаком.
Марсель встретил меня у входа. Это был невысокий, коренастый мужчина с седыми усами и глазами, которые видели слишком много, чтобы их можно было легко удивить.
— А, мистер Картер, — произнес он с легким поклоном. — Ваш друг уже ждет. В кабинете за кухней.
Это был знак. Если Хоук засел в отдельном кабинете, значит, дело было вовсе не в «низком приоритете» и не в желании поесть фасоли.
Я прошел через зал, кивнув паре завсегдатаев, и миновал кухню, где повара в белых колпаках колдовали над огромными кастрюлями. Дверь в кабинет была закрыта. Я постучал и вошел.
Дэвид Хоук сидел за маленьким круглым столом. Перед ним стояла пустая тарелка и стакан с ледяной водой. Комната была заполнена дымом от его сигары. Несмотря на жару снаружи, на нем был его неизменный серый костюм, который выглядел так, будто в нем спали неделю, а потом пытались отгладить кирпичом.
— Садись, Ник, — буркнул он, не поднимая глаз от папки, лежавшей перед ним. — Ты опоздал.
— Пробки, — коротко ответил я, отодвигая стул. — К тому же, я думал, что это «низкий приоритет». Помните? Упражнения, бюджет, летний лагерь для агентов...
Хоук наконец поднял взгляд. Его глаза, серые и холодные как гранит, впились в меня.
— Приоритеты меняются, Ник. Иногда быстрее, чем нам того хотелось бы.
Он закрыл папку. На ней не было никаких пометок, кроме красного штампа «ТОЛЬКО ДЛЯ ГЛАЗ ДИРЕКТОРА».
— Как твои успехи с саблей? — неожиданно спросил он.
— Мисс Бойер чуть не сделала во мне лишнее отверстие сегодня утром, — признался я. — Она дьявол в юбке.
Хоук позволил себе тень улыбки. — Хорошо. Значит, рефлексы у тебя еще работают. Тебе они понадобятся. Забудь про архив в Нью-Йорке и про уроки фехтования. У нас возникла ситуация в Южной Америке, которая пахнет очень старым и очень гнилым дерьмом.
Он пододвинул папку ко мне.
— Слышал когда-нибудь о «Пауке»?
ГЛАВА ВТОРАЯ
Через несколько минут вошел Марсель с нашим обедом: телятина, тушенная в портвейне со свежим эстрагоном. Мы не спеша ели, обсуждая различные углы и возможности, связанные с заданием, а затем задержались на пару порций довоенного абсента «Перно». Когда я, наконец, выбрался оттуда, был уже поздний вечер. Небо над Манхэттеном было серым, в полосах и дымке от накопившихся за рабочий день выбросов — «неприемлемо», как сообщит индекс смога в вечерних газетах.
Я зашел в аптеку на Шестой авеню и позвонил Крису Ховарду. — Нет, она ушла отсюда минут через двадцать после тебя, — сообщил он мне. Затем с усмешкой добавил: — Скажи-ка, Ник, ты впервые был так близок к тому, чтобы потерять голову из-за хорошенькой девушки?
Будучи не в настроении придумывать остроумный ответ, я ограничился неоригинальным, но крайне недвусмысленным предложением относительно того, что он может сделать с этим и всеми последующими остротами. Завтра вечером, во всяком случае, я буду за тысячи миль от физподготовки Криса и темпераментных барышень, размахивающих острыми саблями. Иногда в жизни есть и хорошие стороны.
Мимо промчалось такси, и я махнул рукой. Оно притормозило в середине следующего квартала, ожидая, пока я догоню. Я назвал водителю адрес своего пентхауса в западных семидесятых улицах.
Пока он вклинивал машину в безумный поток городского транспорта в час пик, я размышлял о предстоящей работе. Найти девушку будет непростой задачей. У меня не было уверенности, что она вообще жива, и ни малейшего представления, где начинать поиски. Лучшим ходом, решил я, было заставить тех, кто её удерживает, начать искать меня. В голове начали обретать форму смутные очертания плана.
Такси высадило меня перед затененным деревьями входом в современный жилой комплекс. Я был на полпути вверх по ступеням из паркетного мрамора, когда женский голос с другой стороны улицы выкрикнул «Ник!» достаточно громко, чтобы заставить прохожих обернуться.
Я развернулся на звук своего имени. Пропавшая мисс Бойер пробралась сквозь вялое движение машин и взбежала по ступеням. Она вцепилась в мою руку, словно думала, что я попытаюсь улизнуть.
— Как ты узнала, где я живу? — спросил я. — Не глупи. У меня допуск безопасности уровня GA-6. — Ну, у меня GA-1, а я даже не знаю твоего имени. — Мэгги, — сказала она. — Тебе нравится? Пойдем внутрь.
Я пристально посмотрел в её загадочные зеленые глаза и позволил своему взгляду беззастенчиво скользнуть вниз по её высокой стройной фигуре. На ней была куртка из замши цвета антилопы поверх кремового брючного костюма, который подчеркивал ожерелье из янтарных бус, низко свисавшее под изгибом её груди.
— Мне нравится, — сказал я ей. — А еще мне нравится, как выглядят твои волосы, когда они распущены и зачесаны назад, и мне нравится твой наряд, и мне нравится смотреть на тебя, когда ты не закована в кольчугу. Но больше всего я хотел бы знать, что именно ты задумала, придя сюда.
Она легко рассмеялась, затем надула губы в притворном упреке. — У нас было свидание за обедом, помнишь? Мерзавец.
Я так и не получил ответа на свой вопрос. По крайней мере, на словах. Позже, гораздо позже, когда наши обнаженные тела тесно прижались друг к другу в постели, а мои руки и рот начали медленное, пытливое исследование географии Мэгги Бойер, мне показалось, что я кое-что понял.
Существует способ, которым мужчина и женщина выслеживают друг друга, подобно животным, и большую часть времени это происходит на вполне цивилизованном, безопасном уровне. Это начинается в юности с нетерпеливых ощупываний в кинотеатрах под открытым небом и эволюционирует в кокетливую рутину приглашений и сигналов — на ужин, на стаканчик, ко мне или к тебе. Правила игры зависят от игроков, но это всегда одна и та же игра. Часто для женщины затяжное удовольствие от ухаживания перевешивает само завершение акта.
Здесь же было нечто иное, и мы оба это знали.
Все те долгие часы, проведенные в попытках изрубить друг друга саблями, почти без слов, проверяя и атакуя друг друга в древних ритуалах убийства, сблизили нас больше, чем могли бы любые пустые слова или жесты. Разве некоторые животные не сражаются яростно в качестве прелюдии к любви? Сами того не зная, наши лихорадочные дуэли закоротили цивилизованные, врожденные защитные механизмы, которые держали в узде наши основные животные желания. Утренняя близость к смерти стала искрой, которая вывела всё это наружу. Другого объяснения не было.
Огромная настойчивость этого желания, внезапно вырвавшегося на волю, должно быть, удивила её так же сильно, как и меня. Но если у Мэгги и были какие-то сомнения по этому поводу, сейчас она их не выказывала.
Мягкие пальцы прочертили гибкий путь по моей спине, затем остановились, крепко вцепившись. Её глаза распахнулись, огромные и широкие. — Ник. Ник, дорогой... — прошептала она, прижимаясь влажными губами к легкой щетине на моем подбородке. Я знал, что это требование.
Взяв её за крепкие бедра, я осторожно перекатил её на спину. Её свободное тело насладилось последним моментом полного чувственного покоя. Затем я поднял колено, коснувшись её сомкнутых бедер, и они охотно разомкнулись передо мной. Её дыхание вырывалось хриплыми, безумными вздохами, когда я перенес на неё свой вес.
Вкус её языка отдавал морской солью, когда я прильнул к кремовой полноте её груди и почувствовал, как её руки скребут мою спину. Всё её тело выгнулось вверх мне навстречу, сокращаясь и охватывая меня в слаженном ритме. Теперь все мои действия были инстинктивными. Началось долгое восхождение.
Я не знал ничего другого, не помнил ничего, кроме упоения близостью и движением, которое мы разделяли. Мои мысли и ощущения были приостановлены, как пленка, когда проектор остановился, оставив на экране единственный застывший кадр. Бьющее через край чувство абсолютного счастья и радости, которое не всегда присутствует в близости с каждой женщиной, передавалось от её тела к моему.
Много мгновений нарастающего безумия спустя всё завершилось осознанием мучительных содроганий Мэгги и протяжным стоном восторга. Затем начался медленный спуск, словно дрейф вниз сквозь пушистые белые облака на воздушном шаре, гонимом бризом.
Внезапно она начала неуютно ерзать подо мной. Я в недоумении откатился в сторону. Когда она прислонилась к сбитым подушкам, полулежа на локтях, её груди выглядели натянутыми и небольшими, а выпуклый живот вздымался вверх-вниз, пока дыхание возвращалось в норму. В глубине зеленых глаз всё еще тлел уголек огня, когда они снова сфокусировались. Эффект, однако, был почти испорчен неуместной нахмуренностью.
— Что-то не так? — Нет. — Она подтянула ноги вбок и прикрыла их простыней. — Боже, нет. С этим-то всё в порядке! — Но она продолжала неспокойно смотреть на меня, словно внезапно увидела меня впервые. — Тогда в чем дело?
Она коротко вздохнула и села прямо. Она была безмятежно равнодушна к своей наготе; одна рука свободно легла на талию, вычерчивая бесцельные узоры в небольшом пространстве между нами. Несколько секунд царило молчание.
— Я не знаю, — сказала она наконец. — Ты подумаешь, что это смешно. Я имею в виду, всё произошло как-то внезапно, верно? Я не думала, что я из таких девушек.
***
— Ремни безопасности и знаки «не курить» включены. Вскоре мы совершим посадку в аэропорту Эсейса в Федеральном округе.
Гнусавый сексуальный голос, произносящий фразы на запинающемся английском, заставил меня встрепенуться. Последние девять часов полета я то и дело проваливался в сон. Во время сорокаминутной остановки в Рио я быстро опрокинул стаканчик бурбона в баре транзитной зоны и прихватил несколько местных газет.
Я выглянул в крошечное окно кабины. Внизу, сквозь скопления перистых облаков, я увидел карамельные воды Рио-де-ла-Плата, бурлящие в устье нефритово-синей Атлантики и извергающие ил на низкие берега эстуария в форме раструба. К западу от реки лоскутные участки коричневого цвета покрывали лишь малую часть обширных равнинных пастбищ. Большой DC-10 резко накренился влево, описывая круг на высоте около полутора тысяч футов. Город лежал в милях вверх по реке, вне поля зрения.
Я потянулся и почувствовал обнадеживающую тяжесть Вильгельмины — моего 9-мм Люгера (модель 08), уютно устроившегося в плечевой кобуре на пружинах. Специальное разрешение воздушного маршала (не без толчка со стороны AXE) позволило мне благополучно пройти предполетный досмотр. Как только мы окажемся на земле, я перевешу пистолет на поясной зажим, чтобы он плотно прилегал к пояснице. Так он менее заметен.
Производство Люгеров прекратили в 1942 году, когда немцы запустили серию Вальтеров P-38 двойного действия, но моя «старушка» была далека от того, чтобы проявлять признаки старения. При идеальном уходе и смазке она легко прослужит еще лет тридцать пять. Я часто задавался вопросом, продержусь ли столько я сам.
Мои мысли лениво вернулись ко всему, что произошло накануне. На рассвете Мэгги помогала мне собираться. Она прикусила большой палец, когда я пристегивал Хуго — мой тонкий, как карандаш, стилет в замшевом чехле — к предплечью. Выражение её лица стало для меня сюрпризом.
За то короткое время, что мы провели вместе, мы немного поговорили. Я узнал, что её отец был известным канадским археологом, который провел большую часть жизни в Турции. Мэгги была единственной девушкой, которой разрешили поступить в элитную военную школу этой страны. Она начала упражняться на саблях в одиннадцать лет. К шестнадцати годам она побеждала любого кадета в школе. Западные мастера фехтования были в ужасе от мысли о сабле в руках женщины, к тому же школьницы. Это казалось им крайне неподобающим для леди. Приемлемым оружием считалась рапира, и даже шпага казалась вульгарной и практически невыполнимой для женских рук. Очевидно, это было задолго до рассвета женской эмансипации. Не только правила игры, но и взгляды этих маньяков фехтования были родом прямиком из девятнадцатого века.
Самым забавным было то, что для неё это всегда оставалось лишь быстрой и захватывающей игрой. Она никогда раньше никому не причиняла боли и даже не была близка к этому — до вчерашнего дня. Когда она увидела малыша Хуго, жалкую чистку для картофеля по сравнению с огромными тесаками, к которым она привыкла, я заметил, как это её расстроило и напугало. Она знала, что этот нож — для убийства. Думаю, это также напомнило ей о её собственных убийственных наклонностях, которые она недавно выпустила на волю.
Я бы никогда не поверил, что она не одна из наших — не профессионал до мозга костей. Это было скорее не признаком моей глупости, а её достижением. Обычно легко отличить того, кто просто играет, от того, кто намерен тебя прикончить. Возможно, дело было в том, что я уже много лет не сталкивался с «нелетальными» типами людей.
На самом деле Мэгги была из ЦРУ, внедренным агентом, годами находившимся в Анкаре. Информационная работа была её профилем; она лишь передавала сведения другим для действий, держась подальше от «грязного» конца. Но я был уверен, что у девушки есть талант, на который AXE всегда охотится: быстрая беспощадность под давлением и то, что можно назвать инстинктом убийцы в чистом виде. Возможно, это было запрятано глубоко в подсознании, но при небольшой поддержке и надлежащей подготовке это могло превратиться в редкое сочетание жесткости, мастерства и нервов, которое помогает создавать проблемы плохим парням, когда это необходимо.
Я затронул эту тему вскользь перед самым отъездом в аэропорт. Её ответом было холодное и дрожащее: «Нет, спасибо. Я не из тех хладнокровных дам-киллеров, которых любит твой босс. Я встречала парочку таких. Не считай меня, дорогой». У меня не было времени объяснять, что я имел это в виду как комплимент. Что ж, поживем — увидим. Может, мне удастся переубедить её.
Лязг выпускаемых шасси и изменение давления в ушах вернули мой разум к «здесь и сейчас». Две бразильские стюардессы с одинаковыми унылыми улыбками прошли по проходу, проверяя, все ли пристегнуты.
Через десять минут после приземления я стоял перед терминалом Эсейса со своим единственным легким чемоданом. Хоук согласился, что нет нужды брать с собой гаджеты, маскировку или тяжелую артиллерию. Также не стоило тратить силы на создание сложной легенды. На этот раз я был совершенно неизвестен противнику, и было сомнительно, что у них хватит опыта или ресурсов, чтобы провернуть против меня что-то изощренное.
В очереди стояли восемь или десять такси. Мое впечатляющее удостоверение позволило мне пройти таможню и паспортный контроль раньше других пассажиров, так что меня еще никто не ждал. Первый водитель, дородный тип нордической внешности лет сорока, указал на дверь своего авто.
Я медленно покачал головой. Скорее всего, его интересовала только плата за проезд, но многолетняя привычка предостерегала меня против посадки в машину к любому, кто выглядит слишком жаждущим тебя куда-то отвезти — или, в данном случае, слишком незаинтересованным. Это самый простой способ купить себе билет в один конец.
Я решил попробовать третьего в очереди — большой, побитый дизельный «Мерседес», выкрашенный в синий и белый цвета аргентинского флага. Моей первой мыслью было, что за рулем развалился Чико Маркс. Нет, не совсем, но у этого парня было такое же широкое костлявое лицо и выдающийся нос с соответствующим туповатым выражением.