Казаков Артём Дмитриевич
Флегморий - Морок

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками Типография Новый формат: Издать свою книгу
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Прода и нормальное оформление по ссылке - https://author.today/work/473948. Флегморий, в каком-то смысле, является отражением человеческих пороков, где страхи обретают форму, а страдания становятся топливом для многих его обитателей. Границы между истинной реальностью и Флегморием не так прочны, как кажется на первый взгляд. В наш мир проникают Воплощения Грехов. Одни сеют разрушения, а другие борются за существование. Алексей Стуков, связанный с обоими мирозданиями и пытающийся вернуть возлюбленную, противостоит таинственным силам на постоянной основе. В истории Всеволод идёт на верную смерть, чтобы спасти княжну. Сражается с тьмой во имя долга и мести. Но он не знает, что колдовство не убивает, а искажает. Не понимает, что клятвы могут быть страшнее когтей чудовищ. Не ведает о цене спасения и является пленником, питающим подмир. Его ждёт не подвиг. Только заточение, омрачённое адептами Воплощений Грехов и действиями загадочного странника - все они хотят владеть особым артефактом, позволяющим перемещаться по бесконечной вселенной.
  Глава 1
  
   Всеволод встряхнул головой, сбрасывая с сознания остатки дремоты. Воздух был густым, пропитанным чем-то неестественным - резким, едким, отдающим гнилью. Костёр потрескивал, выстреливая искрами в разные стороны, но его свет уже не грел, а лишь подчёркивал мрак, сгущавшийся между деревьями.
   Дружинник тяжело вздохнул и медленно поднялся вместе с мечом. Лезвие, усеянное мелкими зазубринами от бесчисленных схваток, тускло блеснуло в отсвете пламени и в ушах воина тут же зазвенели предсмертные крики товарищей. Перед глазами заплясали силуэты тех тварей - не псов и не птиц, а чего-то такого, что явно исторглось из самых тёмных кошмаров. Частично пернатые, с широкими шеями и невероятно острыми клыками, с лёгкостью рвущими плоть. Монстры убили всех его соратников в этом проклятом лесу.
   И всё же... Княжеская воля - есть закон. Олег Инакомыслящий приказал вернуть свою дочь Прекрасу, и она будет возвращена. Даже если ради этого придётся вырвать её из грязных лап самого Радима Чёрноязыкого.
   Имя колдуна моментально обожгло память. Всеволод сплюнул, ощущая на языке привкус желчи. Радим - не просто какой-то там фокусник, как говорят некоторые несведущие. Он - настоящий мрак, скользящий между мирами и шепчущий слова, что сводят с ума целые селения. Его чары искусно вплетаются в разум и мало кто, услышав этот голос, сохранял рассудок.
   Дружинник потёр переносицу, мельком посмотрел на костёр и зашагал прочь, оставляя за спиной увядающее пламя.
   Впереди, за частоколом мёртвых деревьев, чернели башни. Крепость Чёрноязыкого. Там, за каменными стенами, в одном из тёмных помещений, где воздух пропитан страхом и безнадёгой, ждала Прекраса.
   Внезапно раздался вой. Протяжный, леденящий, разрывающий ночь. Не волчий и не человеческий. Принадлежащий чему-то голодному. Оно явно учуяло Всеволода и взвыло повторно, но уже ближе. Пара ворон, до этого мерно клевавшая чьи-то останки неподалёку, резко взметнулась ввысь.
   Дружинник крепко стиснул рукоять меча и приготовился.
   Две твари рванулись к нему стремительно, как чёрные молнии, рассекая пространство когтистыми лапами. Их широкие шеи захрустели на сгибах, глаза-бусинки сверкнули пугающим блеском, а пасти с острыми клыками распахнулись в жажде свежей плоти. Всеволод не дрогнул. Клинок мгновенно занёсся вверх, встречая первую атаку.
   Лезвие со скрежетом впилось в чешуйчатую грудь чудовища - оно издало кошмарный визг, но не отступило. Второе, пользуясь моментом, бросилось сбоку, чуть зацепив доспехи когтями. Дружинник вовремя отскочил в сторону, избежав смертельного попадания, и тут же развернулся, вкладывая в удар всю ярость, смешанную с безмерной ненавистью.
   Меч рассёк воздух с гулом, и второй монстр отпрянул с истошным воплем, лишённый части пернатой лапы. Чёрная кровь брызнула на землю, шипя, словно раскалённое железо в воде. Всеволод не давал им передышки - каждое его действие было невероятно точным. Он кружил между ними с удивительной ловкостью, то уворачиваясь, то нанося молниеносные удары.
   Твари выли, злобные и неутомимые, но их клыки и когти не поспевали за скоростью противника. Дружинник ощущал страх чудовищ - то самое чувство перед тем, кто не убегает, а идёт напролом.
   Одно из созданий, обезумев от боли, рванулось в последний прыжок и встретило резко поднятое под углом остриё. Металл пронзил глотку, из которой мгновенно выплеснулась тошнотворная булькатня.
   Другое существо, видя гибель сородича, замерло на миг - и этого хватило. Всеволод моментально откинул труп прочь и вонзил клинок второй мерзости прямо в череп. Хруст ломающихся костей врезался в барабанные перепонки дружинника, порождая тёплые мысли о свершённой мести. За товарищей, за соратников, за добрых друзей. И не важно - эти монстры были виновны в смертях или нет.
   Тело твари рухнуло, конвульсивно дёргаясь, а затем затихло, превратившись в ещё одни безликие останки, что будут вечно лежать на проклятой земле.
   Всеволод выдернул меч и обратил внимание на чёрную кровь, стекающую по бороздам стали. Долю секунды спустя он перевёл дыхание, окинув взглядом поле боя, и уставился на свои доспехи. Ни прорехи. Ни единой раны. Лишь адреналин, жгучий и сладкий. Пульсирующий в жилах и подстёгивающий к движению.
   Через мгновенье повторился протяжный вой - где-то в отдалении и превращаясь в многоголосый стон, доносящийся со стороны крепости.
   Радим знал, что дружинник уже близко. Колдун с нетерпением ждал.
  
  ***
  
   Впереди возвышалась крепость, окутанная плотным маревом, а у её подножия ютилось жалкое напоминание жизни. Несколько десятков покосившихся лачуг, часть крыш которых провалилась под тяжестью времени, и одинокий постоялый двор, располагающийся поодаль с выбитыми ставнями - всё это давно перестало быть пристанищем для живых. Деревянные стены корчмы, некогда шумной и согревающей в свете очага, теперь лишь чернели и потихоньку осыпались.
   Всеволод шагал медленно, впитывая зловещее безмолвие. Воздух разил с трудом переносимым разложением. То тут, то там валялись тела - ссохшиеся и ещё свежие, но с вздувшимися или разорванными лицами. Вороны, проклятые падальщики, перелетали от одного трупа к другому, будто в надежде добыть нечто сокровенное. Клювы птиц блестели от крови и слизи. Периодами из них вырывалось жуткое карканье.
   Откуда-то справа внезапно раздался стон. Тихий, едва различимый среди мёртвой тиши. Дружинник резко развернулся, и рука тут же легла на рукоять меча. В нескольких шагах, между разбитой телегой с поломанными колёсами и стеной ветхой хижины, лежал старик. Его одежда, когда-то добротная, походила на лохмотья, а лицо, усеянное морщинами, было покрыто серой пылью. Рядом валялся бурый конь... или точнее, то, что от него осталось - разорванное брюхо, остекленевшие глаза и открытая пасть, явно застывшая в момент последнего крика.
   Всеволод подошёл ближе, оценивая состояние пожилого человека. Кости казались целыми, но дыхание хрипело, словно из-за внутренних повреждений.
   - Помочь? - подумал дружинник. - Или добить, избавив от мучений?
   Старец зашевелил губами. Сначала беззвучно. Потом выдавил из себя невнятное бормотание. Спустя пару мгновений прорезались очень тихие слова:
   - Добрый молодец...
   - Лежи спокойно, - негромко произнёс Всеволод, дотронулся до шеи мёртвого животного и вздохнул. - Сейчас куда-нибудь тебя перетащу... Подальше от трупа этого бедного зверя.
   Дед закашлялся, в уголке рта выступила розоватая пена, но он продолжил с трудом говорить:
   - Ближе... Пожалуйста... Хочу сказать...
   Дружинник не стал опускаться на колени. Лишь наклонился - воинская привычка не позволяла полностью расслабиться даже перед умирающим. Тем не менее приблизился он почти вплотную, чтобы чётко услышать речь.
   Старик приоткрыл рот, и Всеволод моментально почувствовал неладное.
   Глаза деда, мутные и слезящиеся, резко сфокусировались. Его рука, до этого безжизненно лежавшая на земле, дёрнулась и вцепилась в наруч дружинника с невероятной силой.
   Старец неестественно вздрогнул с вывертом шеи и забился в жутких судорогах. Его кожа полопалась под изломом костей, а из горла вырвался пронзительный, нечеловеческий визг. Пальцы, впившиеся в часть доспеха, внезапно удлинились, превратившись в крючковатые когти, а спина выгнулась, деформируя плоть. Лицо сползло, как растопленный воск, обнажая красную, пульсирующую массу.
   Всеволод мигом отшатнулся. Меч выскользнул из ладони и рухнул с глухим звоном. Чудовище, ещё секунду назад бывшее стариком, не отпустило и потянулось следом, волоча ноги, да пытаясь подняться. Перекошенная пасть мутанта распахнулась до ушей, демонстрируя ряд кривых зубов.
   Дружинник рванул на себя руку, но монстр продолжал держаться. Инстинкт сработал быстрее мысли. Всеволод вцепился в тварь и молниеносно дёрнулся вбок, ударив мерзость о стену лачуги. Прогнившие доски треснули, осыпаясь трухой - не сломались, хотя должны были. Что до существа? Оно на мгновенье ослабило хватку и распласталось на земле.
   Воин поднял ногу и со всей дури, пыхтя, вдавил сапог в искажённую рожу отвратного создания. Череп моментально хрустнул под тяжестью стопы, и чудовище задёргалось в конвульсиях, но так и не скончалось. Чёрная, густая жидкость хлынула из размозжённой головы, шипя, подобно кипящей смоле.
   В тот же миг со стороны раздалось бульканье - влажное и противное.
   Дружинник не стал ждать. Метнулся к мечу, пальцы сомкнулись на рукояти, и лишь тогда он обернулся. Трупы, некогда лежавшие неподвижно, теперь вздрагивали, скручивались и медленно вставали. Надломленные кости срастались, сухожилия натягивались, а из глоток исторгалось затруднённое дыхание.
   Их глазницы... Пустые и беспросветные. Они не отражали редкий лунный свет, прорывающийся сквозь тучи - только вбирали его, как бездонная пустота. И когда десятки этих монстров разом уставились на Всеволода, по спине воина сразу же пронёсся колючий холод.
   Ближайшая тварь, извергнув громогласный вопль, резко сорвалась с места. Прежде чем дружинник успел встать в боевую стойку, тело чудовища начало меняться. Плоть вздувалась, пульсируя под кожей - то грудь разбухала, то левая рука, то мышцы ног неестественно вибрировали, грозя разорваться в любую секунду.
   Воин не сталкивался с такой мерзостью раньше, но чутьё кричало - близко подпускать нельзя. Лучше уничтожить это существо издали, не давая ему шанса вступить в ближний бой. Однако не было ни времени на решение проблемы, ни возможности реализовать, казалось бы, отличный план из-за отсутствия лука со стрелами или сулицы.
   Раздувшиеся мускулы монстра принялись потихоньку лопаться. Чёрная жижа хлестала, попадая на землю едкими каплями. Каждая из них шипела, разъедая траву и оставляя после себя терпкий дымок. Тварь не останавливалась, но теперь её тело изгибалось под напором мутации.
   Мёртвая хватка чудовища, в которое превратился старик, вцепилась в сапог Всеволода. Впрочем, ослабевшие пальцы уже не могли причинить вред.
   Дружинник не дрогнул - взгляд, холодный и расчётливый, скользнул по приближающейся мерзости, и в тот же миг в сознании вспыхнула идея. Молниеносно наклонившись, он схватил тело под ногами и быстро его поднял.
   Теперь же в левой руке болталось нечто, отдалённо напоминающее человека, а в правой сжимался меч. Тяжёлый, закалённый в бесчисленных битвах и жаждущий новых смертей.
   Воин резко развернулся, выставив живой труп перед собой, и в то же мгновенье раздувшееся до предела существо подбежало чуть ли не впритык.
   Разрыв прогремел глухим, влажным хлопком, и в воздух взметнулись брызги чёрной и невероятно густой жижи. Ударная волна отшвырнула Всеволода назад. Он врезался спиной в ветхую стену жилища. Доспехи звякнули, доски затрещали, едва не рухнув внутрь вместе с его телом.
   Мертвяк в руке дружинника уже превращался в кипящую массу - плоть пузырилась, сползала с костей, обнажая жуткое нутро. С отвращением, скрипнув зубами, воин откинул останки прочь. Они шлёпнулись в грязь, продолжая разлагаться на глазах, испуская удушливый смрад гнили.
   Шипящая субстанция, немного заляпавшая обмундирование, дымилась, но не разъедала. Однако мысль о том, что было бы с голой кожей, заставила Всеволода сжаться. Так или иначе, решение оказалось верным. Мутировавший старец стал отличным щитом.
   И всё же... передышки не случилось.
   Из клубов едкого тумана, оставшегося после взрыва, выползли фигуры. Их кости и суставы выворачивались с противным хрустом. Пустые глазницы смотрели исключительно на него.
   Дружинник крепко стиснул рукоять оружия, ощущая знакомую тяжесть. Клинок тут же блеснул тусклым отсветом луны. Воин не ждал. Он напал сразу.
   Первый монстр даже не успел замахнуться - меч рассёк его пополам с кошмарным чавканьем. Второй, рыча, рванулся сбоку, но Всеволод был быстрее. Стоило лишь развернуться на пятке и вложить в удар всю мощь плеча. Сталь вонзилась в шею твари, отсекая голову.
   Третья, четвёртая, пятая - их тела падали, изуродованные, разорванные, перемазанные в собственной крови. Шестая, самая крупная, с перекошенной от злобы мордой, бросилась в отчаянном рывке. Какая удивительная наивность... Оружие дружинника воткнулось ей в глотку, прошив насквозь. Чудовище захрипело, судорожно дёргаясь, и мигом получило сильнейший удар в рожу, да соскользнуло с клинка.
   Последние пять существ кинулись на него с яростью обречённых. Их острые когти рассекали воздух и не попадали по воину - он уже как раз полностью вошёл в ритм битвы, преодолевая накопившуюся усталость.
   Каждый взмах мечом был точным, неумолимым, без лишних движений. Один из монстров взвыл, когда остриё прошлось по грудной клетке, выпуская на землю потоки чёрной, дымящейся жижи. Другой залез на сломанную телегу и прыгнул, но Всеволод ловко уклонился и с разворота перерубил ссохшееся тело в полёте. Две половины рухнули неподалёку со смачным хлюпом.
   Дыхание дружинника стало тяжёлым. Мышцы горели неистовым огнём. Пот, солёный и смешанный с грязью, заливал лицо, а в жилах струилось утомление.
   Воин перевёл взгляд на остальных и столкнулся с неожиданностью.
   Оставшиеся три твари, вместо того чтобы ринуться на него, вдруг бросились друг на друга. Их когти впивались в сородичей, зубы с хрустом разрывали плоть. Они занимались натуральным потрошением, рыча, визжа, сходя с ума от какой-то неведомой ненависти.
   Всеволод замер.
   Это не укладывалось в голове. Он видел, как чудовища гибли от его руки. Чувствовал страх противников. Однако раздирать себе подобных? Такое дружинник наблюдал впервые.
   На долю секунды воина охватило тотальное оцепенение, а потом возник холодный укол догадки. Правда, было уже поздно.
   Существа, изуродованные, искалеченные, с переломанными хребтами и выбитыми суставами, внезапно задрожали и молниеносно сбились в кучу. Их плоть запульсировала, остатки кожи полопались, обнажая кровавые волокна, которые очень быстро сплетались в мерзкие клубки. Кости громко хрустели, срастаясь в новую, ужасающую форму.
   Несколько мгновений спустя месиво поглотило пару верхних человеческих конечностей, отрубленных, да валявшихся неподалёку. Затем метаморфоза наконец достигла завершающей стадии, и оно поднялось.
   Две относительно обычные на вид и шесть когтистых, безостановочно извивающихся рук, изогнутая пара ног, а также три морды, скрюченные в оскале. Глазницы сверлили Всеволода. Из глоток свистело и булькало, сливаясь в один пронзительный вой - звук, от которого кровь в жилах моментально застывала.
   Тем не менее, дружинник не дрогнул. Лишь слегка улыбнулся - было понятно, что ему не нравилась сама мысль о схватке с подобным созданием.
   Впрочем, на пути к исполнению воли князя любая преграда должна неизбежно пасть.
   Воин сделал глубокий вдох и понёсся на монстра. Меч крайне быстро прорезал пространство и вонзился в грудь противника. Лезвие вошло слишком легко - тварь даже не дёрнулась, будто именно такого хода и ожидала. Одна из её голов склонилась, разглядывая оружие, торчащее из плоти, и растянулась в жуткой усмешке.
   - Глупец... - прошипело чудовище тремя голосами сразу. - Твоя смерть будет напрасной...
   Оно резко взмахнуло самой здоровой ручищей, сметая воздух с глухим свистом. Всеволод не смог вытащить клинок из существа и едва успел увернуться, отпустив рукоять. Попятился, с трудом удерживая равновесие, наткнулся пяткой на чей-то труп и с грохотом рухнул на спину.
   Пыль тут же взметнулась из-за приземления, но через миг дружинник уже вскочил на ноги, стиснув зубы. Его подстёгивали не боль или страх. Только кипящая ярость и безмерная решимость.
   Монстр, в свою очередь, явно не спешил, буравя воина пустыми глазницами:
   - У тебя ещё есть возможность уйти...
   Всеволод плюнул, ощущая привкус крови от прикушенной губы:
   - Я не собираюсь бежать с поля боя! Этот лес забрал слишком много моих товарищей! Каждый из них положил голову за...
   - За твоего глупого князька, который только и делает, что разрушает нашу страну! - зарычала тварь, и в её голосе, липком, да ядовитом, дружинник узнал слова другой сущности.
   Радим Чёрноязыкий. Он наверняка наблюдал. Владыка этого проклятого места видел борьбу воина, словно зритель в театре жестокости.
   - Так отзываться об Олеге Инакомыслящем... - прошептал Всеволод, посмотрел на противника исподлобья и резко повысил голос. - Чья речь вырывается из твоей глотки? Колдуна? Или твоя? Чем бы ты в итоге ни было, создание некротических мощей...
   Чудовище не стало отвечать на вопросы - лишь продолжило говорить о своём, но уже тремя пастями одновременно:
   - Мы даём тебе последний шанс... Уходи... Она не хочет возвращаться... Она хочет остаться... Хочет остаться с ним... С нами... Со мной... С каждым из нас... Она желает быть частью нашего будущего.
   - Будущего? - дружинник покосился на собеседника, мельком взглянул на трупы, валяющиеся то тут, то там, и ничего не добавил. В диалоге попросту не было смысла. Пришло время действовать.
   К сожалению, меч, застрявший в груди существа, находился в недосягаемости. Шесть когтистых кистей подрагивали, готовые разорвать воина на куски. Попытка вернуть оружие грозила неминуемой смертью.
   Всеволод окинул взглядом округу. Хлипкий постоялый двор стоял не так уж и далеко. Деревянный каркас держал второй этаж, поскрипывая даже от лёгкого ветра.
   Дружинник хмыкнул и покачал головой.
   - Закончим этот балаган, - воин демонстративно плюнул на землю, не отводя глаз от монстра. - Ты будешь нападать, мерзкая скотина? Или твой жалкий хозяин тебе запретил?
   Тварь взревела, сотрясая воздух. Три пасти распахнулись, обнажая ряды острых зубов. Долю секунды спустя она рванула вперёд, сметая трупы на пути. Всеволод отпрыгнул в сторону в последнее мгновенье, ухмыльнулся и побежал.
   Он двигался стремительно. Ноги, закалённые в неисчислимых походах, понесли его к зданию постоялого двора. Позади слышался грохот, треск костей и яростный рёв чудовища. Оно мчалось за ним, ослеплённое злобой, но догнать так и не смогло.
   Наконец добравшись, дружинник замер, осматриваясь, и повернулся спиной к покосившейся стене. Воздух дрожал от захлёбывающихся воплей существа - этого трёхголового урода, чьи переплетённые мускулы вздымались в такт тяжёлому дыханию.
   - Ну же, падаль! - заорал воин и оскалился. - Покажи мне! Чего ты стоишь на самом деле? Неужто такое нелепое создание способно на что-то большее, чем запугивание розовощёких девок у колодца?
   Монстр взвыл, сотрясая пространство пронзительным рёвом, и лишь ускорился. Груда мяса, костей и истинной ненависти - она неслась сокрушить, раздавить и разорвать.
   Всеволод не двигался. Он ждал до последнего. До того момента, когда зловонное дыхание твари чуть не обожгло лицо, а зубища, обмазанные отвратной слизью, едва ли не сомкнулись на горле.
   Тогда-то дружинник и шагнул влево. Молниеносно и чётко. Чудовище пролетело мимо с глупыми выражениями на рожах, не успев затормозить, и всей своей тушей врезалось в ветхую стену, проломило её, да оказалось внутри.
   Последовал глухой треск и невероятно громкий грохот. Деревянное перекрытие, уставшее под тяжестью времени и сырости, не выдержало продолжительной вибрации от такого столкновения.
   Воин откашлялся, смахнув с лица серую взвесь, витавшую повсюду, немного отошёл и уставился на разваливающееся здание.
   Потолок первого этажа просел фактически мгновенно - балки, скрипя, начали падать, придавливая попавшее в ловушку существо. Затем с протяжным стоном обрушилась кровля, заваливая всё вокруг черепицей и перекрученными стропилами. Монстр пытался выбраться. Его когти скребли по камням, рвали доски, но с каждым мигом свободное пространство только уменьшалось.
   Через секунду центральная опора переломилась с сухим хрустом и верхний этаж полностью сложился, подобно гармошке.
   Всеволод стоял неподвижно, вслушиваясь - никаких звуков от твари. Могильная тишина окутала это место очень быстро, а пыль принялась медленно оседать на землю.
   - Готово, - подумал дружинник, потёр плечо и мельком посмотрел на башни крепости, видневшиеся за деревьями. - Но работа ещё не закончена.
   Он разогнул спину, подошёл к груде обломков и, стиснув зубы, начал их аккуратно разгребать. Воин не останавливался - пока не увидел тусклый отблеск стали.
   Меч. Верный и разящий. Всеволод ухватился за рукоять, выдернул клинок из безжизненной туши и провёл пальцами по лезвию, счищая грязь и слизь.
   - Ни одной новой царапины, - пронеслась радостная мысль.
   Дружинник перевёл дыхание, окинул взглядом разруху и направился в сторону крепости.
   Где-то позади и в вышине, за чертогами сплетённых ветвей, небо внезапно дрогнуло - его ткань на мгновенье исказилась, будто разорванная незримой рукой. Воздух задребезжал, искривился и спустя миг сомкнулся вновь, оставив после себя лишь неуловимую тёмно-синюю вспышку.
   Воин не заметил этого тревожного знака. Он тонул в размышлениях касательно предстоящих сражений и шёл по основной дорожке, сдавленной ночной теснотой. Казалось, что тени то и дело шевелились. Живые и коварные. Они часто сливались в сплошную, непроглядную пелену.
  
  Глава 2
  
   До крепости Всеволод добрался довольно быстро. Перед ним вздыбились исполинские, металлические ворота - на вид не самые лучшие, но вполне способные выстоять против неистового огня и мощного тарана. Разумеется, они были закрыты. Дружинник даже не пытался что-то предпринять для их открытия. В конце концов, среди обычных смертных не существовало силы, которая могла бы физически совладать с такими массивными створами.
   Надвратные башни стояли в относительном безмолвии. Ни шороха доспехов, ни звона оружия, ни мерцания факелов. Только ветер гулял между щёлками стен, шепча нечто невнятное и периодами завывая.
   Воин лишь ударил по металлу кулаком и отступил на пару шагов, окидывая взглядом неприступную твердыню. Глухой стук отозвался эхом в пустоте - словно сама крепость насмехалась над раздражением непрошеного гостя.
   Воздух здесь был густым, пронизанным запахом калёного железа и неприятной затхлостью. Где-то в вышине, за плотными облаками, луна бросала бледные отсветы на каменные громады, кое-как освещая окружение.
   - Вся сторожевая охрана вымерла? - мелькнула мысль, но Всеволод тут же её отогнал. - Или чего-то ждёт...
   Он крепко сжал рукоять меча, размышляя о возможной засаде. Тем не менее ничего не произошло. Ни намёка, ни постороннего звука.
   Мгновенье спустя память дружинника вспыхнула ослепительным пламенем - перед глазами пронёсся обрывок разговора с дружиной, не так давно канувшей в кровавую бездну. В видении они, собравшись в тесном кругу, обсуждали лазейку в толще крепостных стен. Не просто тоннель, а древний ход, предназначенный для бегства.
   Внезапно послышался приглушённый голос Ставра, чьё имя теперь было лишь эхом в чертогах памяти. Добрый друг пал первым под натиском когтей лесных чудовищ, и сейчас его слова, полные удивления, порождали только гнетущую тоску:
   - И как это? Ход... Он точь-в-точь... как в твердыне Олега Инакомыслящего! И слева от врат! За таким же углом! С той же стороны!
   Воин нахмурился, вынырнув из прошлого. Деталь подобного плана - не совпадение. Насмешка судьбы, её злорадный посыл. Крепость Чёрноязыкого, будто зеркало, отражала княжескую цитадель. Правда в искажённом виде, пропитанном некротической магией, связанной с оживлением мёртвых. Как в легендах предыдущих поколений.
   Всеволод откинул размышления прочь и двинулся вдоль стены, изредка скользя по сырой земле. Камни, покрытые застарелым мхом, отдавали сыростью, а воздух с каждым шагом всё сильнее наполнялся заплесневелой вонью.
   Через каких-то несколько минут дружинник добрался до угла и свернул. Неподалёку виднелась чуть просевшая кладка, образующая едва заметную впадину.
   Воин провёл ладонью по холодной поверхности, отыскивая наиболее широкий шов. Пальцы не сразу наткнулись на грубые выступы - следы тайного прохода. Последовал удар плечом. Затем второй, третий. После четвёртого плита поддалась с тихим скрежетом, открывая непроглядную червоточину тоннеля.
   Из темноты потянуло ледяным ветром, несущим в себе шёпот погибших. Всеволод замер, вслушиваясь и пытаясь понять - одолевают его галлюцинации на фоне усталости или гнев, возникший из-за утраты товарищей. Помимо исковерканных, с трудом уловимых слов где-то в глубине хода капала вода. Её монотонный стук сливался с биением сердца.
   - Странно... - мелькнула внезапная мысль. - Почему тут нет охраны? Почему это место не завалили?
   Ответ пришёл мгновенно:
   - Неужели колдун не боится мести? Какая неслыханная самоуверенность...
   Радим прекрасно знал - чем может закончиться такая авантюра, как похищение Прекрасы. И теперь дружиннику предстояло шагнуть прямо в логово Чёрноязыкого. В поисках девушки и ради справедливости. Во имя Олега и во славу павших соратников.
   Воин вдохнул, наполняя лёгкие тяжёлым воздухом тоннеля, и вошёл внутрь. Спустя небольшой промежуток времени остатки лунного света окончательно исчезли. Тьма вокруг сомкнулась, словно живая.
   Впереди, в непроницаемой пелене, ждала Прекраса.
   А может быть даже и смерть.
  
  ***
  
   Всеволод шагал медленно, прислушиваясь к каждому шороху и скрипу камня под сапогами. Пальцы скользили по холодной, шершавой кладке, выискивая малейшие неровности, способные выдать ловушку. Тем не менее, дружинник натыкался лишь на сырость, сочившуюся из редких щелей, да на ветер, шепчущий что-то невнятное в глубине прохода.
   Мгновенье спустя всё вокруг озарилось яркой вспышкой. Яростный свет пронёсся по тоннелю, разрывая темноту в клочья. Воин зажмурился изо всех сил, но даже сквозь сомкнутые веки жёлтое пламя прожигало сетчатку. Он втянул воздух через сжатые зубы и заставил себя открыть глаза.
   Проход предстал перед ним преображённым. Стены, ещё миг назад утопавшие во мраке, теперь пылали неестественным сиянием. По обеим сторонам, встроенные в камни на всей протяжённости тоннеля, мерцали странные устройства - прямоугольные, выпуклые, лишённые пламени, но извергающие ослепительные потоки света. Они обдавали древнюю кладку, выхватывая из теней трещин засохшие тёмно-синие пятна с алыми вкраплениями. Источники освещения были слишком уж чужеродными, напоминая заточённые солнца в прозрачных коробах.
   Всеволод чуть прикрыл лицо ладонью, пытаясь привыкнуть к яркости. Глаза слезились, но он не отводил взгляда. Эти светильники не походили ни на факелы, ни на масляные лампы. Они горели ровно, со зловещим постоянством и без дыма.
   - Проклятое колдовство... - прошептал дружинник и поморщился.
   А оно ли? Или нечто иное - неизведанное и оказавшееся тут по воле Чёрноязыкого? Доподлинно воин знать никак не мог.
   Как бы там ни было, Всеволод не стал долго размышлять и спустя небольшой промежуток времени достиг узкого проёма, да переступил порог обширного зала, залитого белым светом.
   Воздух здесь стоял тяжёлый, пронизанный запахом железа, пота и страха - помещение исторгало жестокость, будто живое чудовище, смакующее чужие муки. Пыточная, усеянная ржавыми крючьями с цепями, кандалами, столами и прочими неисчислимыми инструментами, а также устройствами, хранила следы отчаянной борьбы за жизнь. Тёмные подтёки, выдранные ногти и исцарапанные стены вынуждали волосы вставать дыбом.
   - Всеволод, - внезапно послышался чарующий женский голосок откуда-то слева.
   Провал в прошлое нагрянул без предупреждения. Пространство вокруг дружинника резко исказилось под напором непроницаемого мрака, и лишь через несколько секунд принялось наполняться новыми красками.
   Прекраса стояла на пороге одного из помещений в крепости Олега Инакомыслящего. Она казалась порождением иного мира - нездешним видением, сотканным из бушующего огня и мягкого шёлка. Её платье, алого, как свежая кровь, оттенка, облегало соблазнительные изгибы с вызывающей откровенностью. Ткань, чужеземная и тонкая, мерцала при каждом движении, подчёркивая округлость груди, узость талии, плавность бёдер. Вырез, низкий и дерзкий, обнажал кожу, столь же бледную, сколь и безупречную, словно выточенную из мрамора рукой фанатичного скульптора.
   Любой жест девушки, вздох или дрожание восхитительных губ - всё это источало осознанную власть. Истинная дочь князя. Настоящее отцовское сокровище.
   Карие глаза Прекрасы, яркие и насмешливые, поймали взгляд Всеволода, заставив его кровь забурлить. Мгновенье спустя появилась её улыбка. Не девичья и не смущённая, а скорее хищная, будто только она понимала игру, в которой остальные не смели поучаствовать. Никто... кроме дружинника.
   Звонкий смех девушки вышиб из воина всякую собранность. Он был лёгким, но отдавал ноткой чего-то... чужого. Словно звучал в пустом зале, и прежде чем Всеволод успел сделать шаг, Прекраса испустила тихий смешок. Дружинник сразу же заметил, как её радужки резко окрасились багровым, и оцепенел в недопонимании.
   Через миг девушка развернулась и побежала прочь. Шелест удивительного платья, мелькание обворожительных ног, томный взгляд, брошенный напоследок - вопящий вызов, который упустил бы из виду лишь слепой. Он формировал в воображении воина закономерную фразу:
   - Догони, если сможешь...
   И в прошлый раз Всеволод догнал, но сейчас тонул в сомнениях, не двигался. Потому что знал - это не настоящая Прекраса. Вероятно, иллюзия или ловушка.
   Видение дрогнуло, моментально расплылось, и перед дружинником разверзлась новая сцена.
   Богдан, могучий, как медведь, тащил за волосы какого-то лазутчика. Тот вырывался, стонал от боли, цеплялся за камни окровавленными ногтями, но железная хватка самого молодого дружинника на службе у Олега Инакомыслящего не ослабевала ни на секунду. Грязная мешковатая рубаха на пленнике расползлась по швам, обнажая грудь с мелкими ранами. Его лицо, перекошенное неудержимым ужасом, было залито слезами, а рот, насильственно лишённый нескольких зубов, выл, выплёвывая бессвязные мольбы:
   - Пожалуйста... Уверяю... Не я... Клянусь...
   Пронзительный крик лазутчика выплеснулся из глотки, ударяясь о каменные стены, но Богдан лишь оскалился и отвесил пленнику смачную пощёчину. Тот взвизгнул, запрокидывая голову.
   - Признавайся, гадина! - прогремел голос дружинника. - Куда они увели Прекрасу?
   Человек забился в конвульсиях, а Богдан выругался, резко дёрнул его тело вверх, вынудив встать на колени, и ударил лазутчика в лицо со всей дури. Он тут же рухнул, захлебнувшись кошмарным воплем. Дружинник скорчил недовольную гримасу и, не теряя времени, потащил пленника дальше.
   Всеволод, наблюдавший за происходящим, хотел было пойти следом, но пространство вокруг начало дребезжать. Память внезапно закинула его в пыточную княжеской твердыни. Перед глазами возник Ярослав - вечно смурной соратник, с лицом, искажённым неестественной радостью.
   Тот день казался крайне неприятным и разочаровывающим. Скрип дыбы, хруст костей, хлёсткие удары кнута и непрекращающиеся оры. Подозреваемые в похищении, привязанные к столбам, молились всем известным богам, утопая в крови.
   Мгновенье спустя реальность задрожала, очень быстро распалась на осколки и собралась вновь. Всеволод обнаружил, что заперт в странном, отстранённом наблюдении. Он видел себя не через призму собственных глаз, а будто со стороны, подобно духу, парящему над прошлым.
   Его копия стояла с гримасой неодобрения. Напротив улыбался Ярослав. Во взгляде товарища пылал не боевой огонь - нечто ненасытное.
   - Тебе действительно комфортно тут находиться? - звучал голос Всеволода, но в нём не было привычной твёрдости. В интонации бурлило что-то неуловимое, с вкраплением то ли тревоги, то ли отвращения.
   Ярослав засмеялся. Не открыто и грубо, как на пирушках после удачных походов, а тихо и с кривой ухмылкой.
   - Мне нравится новое назначение, - ответил он, но в словах не ощущалось ни долга, ни необходимости. Только дикая жажда. - Я занимаюсь важным делом.
   Всеволод-наблюдатель почувствовал холодный укол в груди. Теперь-то стало видно то, что раньше не бросалось в глаза. Пальцы Ярослава сжимали рукоять бича с невероятной нежностью. Его взор задерживался на струйках крови, стекающих по поверхности дыбы, чуть дольше, чем нужно. Дыхание учащалось не от усилия, а в предвкушении.
   - Не забывай о товарищах, - произнёс Всеволод из воспоминания. Жёстко и с подтекстом, которого, впрочем, он и сам не улавливал. - Мне сказали, что ты перестал здороваться с ними. У нас такое не приветствуется.
   - У вас, уважаемый учитель, приветствуются только наставления, граничащие с постоянным давлением... - процедил Ярослав и, повернувшись, направился к привязанному пленнику. Движения дружинника сквозили плавностью хищника, подбирающегося к добыче.
   Очередной страдальческий крик молниеносно разнёсся по пыточной, и видение тут же изменилось. Сформировался новый акт.
   Более десятка соратников смирно стояло у княжеского трона. Воздух в огромном зале был густым из-за дыма факелов, в нём витала напряжённая решимость. Олег Инакомыслящий восседал на резном седалище с гневным выражением лица. Проницательный взгляд князя безостановочно скользил по дружинникам, вынуждая некоторых из них незаметно вздрагивать.
   Почти вся информация, вырванная из пленников, оказалась полезной - теперь они знали, что Прекрасу увели к Радиму. Местоположение крепости Чёрноязыкого тоже удалось выяснить.
   - Верните её любой ценой, - голос Олега прозвучал тихо, но в нём ощущалось титаническое влияние. - Она должна быть жива и невредима... Иначе не сносить вам голов.
   На миг в его глазах мелькнуло нечто большее, чем гнев - отцовская ярость, смешанная с вязким бессилием. Затем взор князя пал на Всеволода:
   - Ты, мой лучший воин, поведёшь остальных.
   Никаких объяснений или сомнений. Только приказ, подкреплённый безоговорочной преданностью.
   Тяжесть сказанных слов воспринималась не в качестве мучительного бремени - это исключительная честь. Всеволод обладал необходимыми навыками и был самым бесстрашным. Он являлся тем, кто не дрогнет перед всепоглощающей тьмой, не сломается под её разъедающим натиском. Олег Инакомыслящий прекрасно об этом знал, равно как и вся дружина.
   Гул одобрения пронёсся среди воинов - радостный и поднимающий боевой дух. Они верили в него, а также в его меч, ярость и непоколебимую волю. Радиму Чёрноязыкому оставалось лишь ждать неминуемой гибели.
   Всеволод, наблюдавший за видением, сделал глубокий вдох и отрицательно повертел головой, размышляя о том, что каждый, отправившийся с ним, в итоге нашёл только смерть. Дружинник с трудом отбросил эти едкие мысли и заметил маленькую искру в стороне.
   Мгновенье спустя пространство задребезжало. Воздух исторг тёмно-синюю вспышку, вспарывающую окружение неестественным, липким свечением. Воин сразу почувствовал нечто странное. Острые когти возникли из ниоткуда и пронеслись в сантиметре от его горла с влажным свистом. Всеволод успел отскочить благодаря инстинкту - тело среагировало раньше, чем сознание осмыслило угрозу.
   Дружинник моментально вынырнул из прошлого, ощущая ледяную сырость сквозь доспехи, и крепко сжал рукоять меча. Перед ним стояло оно - не человек и не зверь, а существо, нарушающее саму логику жизни.
   Чудовище напоминало остов, выскобленный до последней кожи. Голая плоть местами висела клочьями, едва держащаяся за счёт жилистых нитей. Череп, частично отполированный временем, выделялся из-за глазниц с глубоко посаженными глазами, поглощающими свет. Из челюстей торчали пусть и мелкие, но всё же смертоносные зубы.
   Над плечами вздымались изуродованные наросты, заканчивающиеся когтями. Одни короткие, кривые, словно крючки. Другие длинные, мерцающие, отточенные до оружейной остроты.
   Обнажённые рёбра немного выпирали, и своим видом порождали исключительные рвотные позывы. Правая рука вздрагивала, периодами клацая пятью массивными когтями. Каждый из них - отдельное орудие убийства. На левой же располагалось лишь четыре, но от этого менее опасными они не становились.
   Некротическое создание медленно повернулось. Движение казалось необычайно плавным, будто кости скользили в пустоте, не скованные мышцами.
   И тогда-то раздался голос... Ярослава.
   - Ты никогда не одобрял мою суть... Не одобрял то, какой я есть на самом деле, - прошелестело из пасти, и звучало это невероятно схоже с тембром его бывшего ученика, да брата по оружию. Чуть насмешливо, но с нотками чего-то чужеродного. Речь, которая не должна была тут появиться. Ведь Ярослав остался в крепости Олега Инакомыслящего. Хотя, так или иначе, Всеволод не взял бы нового мастера пыток с собой. Не желал усугублять взаимоотношения после одного из последних разговоров.
   Дружинник не поддался на иллюзию - слова ходячего трупа сквозили колдовской хитростью. В следующее же мгновенье воин рванулся вперёд, подобно буре, сметающей абсолютно каждую преграду.
   Клинок взвыл, рассекая воздух по диагонали, но монстр извернулся с немыслимой гибкостью. Лезвие лишь чиркнуло по костям, отшвырнув в темноту пару отрубленных, извивающихся наростов. Тварь взревела, и этот вопль, пронзительный и многослойный, разорвал условную тишину пыточной на клочки. Когти тут же взметнулись в ответ. Тем не менее, Всеволод уже отпрыгнул, получив только царапину на доспехах.
   Некро-мерзость не собиралась останавливаться. Её плечо с остриём резко понеслось к дружиннику в попытке толкнуть его со всей силы. Отросток прочертил полосу на броне, едва не вонзившись в лицо.
   Воин удержал равновесие, моментально развернулся, вложив в движение ярость, что копилась после смерти соратников, и отразил невероятно быструю атаку противника. Послышался оглушительный лязг.
   Существо злобно зарычало, а затем его искажённый, подрагивающий голос вгрызся в барабанные перепонки:
   - Ты вечно стремился задеть меня! Ты ненавидел меня!
   Когти чудовища просвистели рядом с ухом Всеволода. Дружинник двинулся вбок, уклоняясь от смертельного удара, и в тот же миг меч молниеносно взмыл в ответ - широкий, размашистый взмах, рассекающий пространство, пришёлся крайне вовремя.
   Лезвие впилось в плоть с мокрым чавканьем, отрубая крючковатую руку. Конечность шлёпнулась на каменный пол, извиваясь, словно живая, и пыточную тотчас накрыл кошмарный рёв. Он внезапно перерос в леденящий душу визг, от которого в глазах воина заплясали чёрные мушки, а в ушах зазвенело.
   Впрочем, монстр довольно быстро пришёл в себя, не растерялся. Воспользовавшись мимолётным замешательством Всеволода, тварь выбила оружие из ослабевших пальцев. Сталь звякнула и меч отлетел в сторону.
   Мерзкое создание, истекающее тёмно-синей жижей, вцепилось в доспехи дружинника. Морда существа, перекошенная из-за нестерпимой боли, приблизилась вплотную. Зловонное дыхание окутало лицо воина, вынудив того сморщиться.
   Перед тем, как зубы, сверкающие в пасти, вонзились в плоть, Всеволод сжал кулак. Каждый мускул напрягся в едином порыве. Последовал молниеносный удар.
   Рука дружинника впечаталась в рожу чудовища с невообразимой силой - по пыточной сию секунду прокатился жуткий хруст. Монстр моментально рухнул, потеряв контроль над телом.
   Воин бросил взгляд по сторонам и в тот же миг схватил ржавые крючья - свисающие с потолка и скованные звеньями тяжёлых цепей. Без раздумий, с дикой ненавистью в глазах, он рванул их на себя со скрипом и с размаху воткнул в изуродованную тварь.
   Первое остриё мгновенно оказалось в груди с отвратным звуком, разрывая плоть и пробивая кости. Второе вошло в глазницу, углубившись в черепную коробку с гнетущим хлюпом. Существо вздрогнуло, его тело выгнулось в неестественном спазме, и из кривой пасти вырвался вопль - пронзительный, наполненный непереносимой болью.
   Всеволод, в свою очередь, не останавливался.
   Он побежал к механизму, закреплённому на стене, и вцепился в рукоять. Устройство тут же заскрипело, подчиняясь напору дружинника. Цепи натянулись, звено за звеном, с глухим лязгом поднимая чудовище с поверхности. Монстр дёргался и извивался. Его когти скребли по камням, оставляя приличного размера отметины. Тем не менее, тело неумолимо подтягивало вверх.
   Вскоре тварь уже болталась в воздухе. Такая беспомощная. Редкие судороги ознаменовали неотвратимость ситуации.
   Воин сплюнул, вытирая лицо от тёмно-синих капель - тёплых, липких, отдающих кисляками. Долю секунды спустя Всеволод заметил свой меч и подобрал его. Клинок внезапно блеснул в тусклом свете, жаждущий завершения.
   Последовал замах. Мощный, с плеча. Лезвие рассекло пространство с воющим свистом и вонзилось в плоть. Раздался влажный хлюп, и половина тела существа рухнула рядом с дыбой, расплескав вокруг лужицы сизой жижи. Вторая часть ещё миг или другой двигалась на крюках, затем обмякла и окончательно затихла.
   Дружинник замер, всматриваясь в остатки гнусного чудища. Ни дрожи, ни хрипа - только безмолвие. На мгновенье морда монстра замерцала и вместо неё проскочило искажённое ужасом лицо Ярослава. Всеволод сразу зажмурился, потирая лоб, а потом снова взглянул. Перед ним была лишь тварь, и никакой колдовской напасти.
   - Мертво, - пронеслась облегчённая мысль.
   Воин перевёл дыхание, ощущая, как адреналин медленно отступает, сменяясь на холодную, железную решимость, и зашагал к выходу из этой проклятой пыточной. Дружинник не знал, но Чёрноязыкий видел его отчётливо. Радим посмеивался и с нетерпением ждал.
  
  Глава 3
  
   Всеволод, преодолевая усталость, направлялся прочь из царства боли. Ступени, дополнительные проходы, ведущие в неизвестность, и странные выпирающие устройства, отличающиеся от предыдущих, освещающие путь, да закреплённые на стенах, не порождали вопросов. Дружинник чётко осознавал цель и не обращал внимания на остальное.
   Минуя узкие повороты, воин чувствовал, как каменная поверхность, отчасти стёртая бесчисленными шагами, отдавала накопленным за века лютым холодом, пробивающимся сквозь доспехи. Тем не менее, он не сдавался и шёл дальше.
   Через небольшой промежуток времени тяжёлая, окованная железом дверь осталась позади, и Всеволод ступил на мощёный плитами простор Детинца.
   Непроглядная, густая ночь по-прежнему владела этим местом, раскинув своё гнетущее покрывало над крепостью. Воздух, неподвижный и затхлый, смешивался с сыростью камня и далёким, едва уловимым запахом гречихи с придорожных полей. Редкие, разрозненные лучи лунного света, будто серебряные клинки, прорубали толщу разорванных облаков, чтобы на миг коснуться зубчатых стен, угрюмых башен, да замшелых булыжников мостовой. Эти мимолётные всполохи не столько освещали, сколько подчёркивали непроницаемую глубину теней и дополняли скупую яркость одиноких факелов, трепещущих в железных кольцах.
   Кругом царила гробовая, давящая тишина, нарушаемая лишь завыванием ветра в бойницах и отдалённым уханьем филина. Казалось, сама смерть облюбовала местность, вырвав из неё всякое дыхание жизни. Ни шагов стражи на стенах, ни перекликающихся голосов, ни ночного гула большой укреплённой крепости. Это звенящее пустотой безлюдье было страшнее любого откровенного боя. Каждый нерв дружинника находился в затянувшемся напряжении, предчувствуя невидимую, неизбежную угрозу, таящуюся в обманчивом безмолвии.
   Внезапно пространство перед воином исказилось из-за ядовито-синей вспышки, отливающей в черноту. Реальность, содрогнувшись, распалась на тысячи осколков, чтобы тут же слепиться в новое, чудовищное подобие самой себя.
   Прежнее окружение исчезло. Теперь его место занял кошмар, сотканный из гнили и колдовского сквернословия. Воздух загустел, превратившись в тяжёлую, сладковато-тлетворную взвесь, обжигающую лёгкие, оставляющую на языке привкус меди и праха. Камни мостовой почернели, покрылись пульсирующими прожилками, похожими на вены, и начали сочиться липкой, маслянистой жидкостью. Небо над детинцем прогнулось и налилось багрово-сизым гноем, из которого периодически низвергались не всполохи, а сгустки колеблющегося мрака.
   По правую руку от Всеволода выстроились безжизненные свидетели этого апокалипсиса - исковерканные до неузнаваемости здания.
   Медуша, некогда полная хмельного веселья, сейчас представляла собой скрюченный остов с провалившейся кровлей. Из дребезжащих оконных проёмов хранилища свешивались бледные нити плесени, вздрагивающие в такт дыхания дружинника.
   Рядом располагалась кузница, застывшая в предсмертной агонии. Горн был наполнен не раскалённым металлом, а копошащимися тенями, от которых исходил невыносимый жар, плавящий даже каменную кладку.
   Кожевенная мастерская испускала удушливый смрад выделанной человеческой кожи. Её стены, обитые этим жутким материалом, дышали, вздымаясь и опадая, а также порой натягивались, словно в резкой конвульсии.
   Житница, набухшая от давно сгнившего зерна, пульсировала, как гигантский нарыв. Из щелей амбара постоянно сыпалась чёрная, шевелящаяся труха.
   Колодец в центре безумия не манил прохладой - хрипел и булькал, извергая из склизкой утробы густой, багровый туман, пахнущий чем-то поистине отвратным.
   Прямо перед воином, вклинившись в царство мерзкого хаоса, высилась трёхэтажная дружинная изба, и это был не знакомый оплот братства и силы. Скорее зловещий двойник, рождённый в кошмарных снах лихорадочного разума. Брёвна её стен, некогда могучие и ладные, теперь искривлялись и похрустывали. Крыша проседала, будто по ней прошёлся кулак мифического исполина. Сквозь расколотую дверь доносилось не разноголосье пирующих соратников, а низкое, монотонное гудение - гул неисчислимых слов, вторящих одну и ту же непонятную, но почему-то завораживающую фразу.
   По левую руку виднелась Вечевая площадь. Место народного волеизъявления превратилось в огромную лужу с запёкшейся кровью. Каменные плиты утонули в вязкой массе, из которой торчали обломки разрушенных лавок и искажённые, словно кричащие, изваяния. В середине этого месива, вместо массивного колокола, ширилась необъятная, уходящая в багрово-сизое небо воронка, и из её глубин слышался нарастающий шёпот - сливающиеся в единый поток проклятия, мольбы и предсмертные завывания.
   Рядом с площадью, подавляя своим уродливым величием, вздымался Храм. Святые купола, когда-то сиявшие золотом, почернели, оплыли, приняв форму гигантских окаменевших слёз. Стены, усеянные трещинами, бились в конвульсиях, и с каждым движением из щелей выползали клубки серого дыма, складывающегося в лики забытых божеств с гримасами невыразимых мук. Вместо молитвенных песнопений из распахнутых врат вырывался оглушительный, диссонирующий хор, в котором угадывались фразы не людей, а созданий, чьи голосовые связки существовали исключительно для одних лишь стенаний.
   Венчал этот триумф некротического мироздания аналог княжеского дворца. Он не просто стоял - впивался в небо, властвуя над адским пейзажем. Его стены были выстроены не из дерева или камня, а из сжатой тьмы, поглощающей любой лучик света. Окна-бойницы сияли алыми бликами, и в их глубине мерцало нечто загадочное и недвижное, что наблюдало за происходящим внизу с холодным, безразличным любопытством. Впрочем, от всего дворца веяло леденящей душу, абсолютной тревогой, смешанной с бездонным, древним злом. Казалось, именно здесь, в этих чертогах, и пульсирует чёрное сердце проклятой крепости, порождая и питая своим ритмом окружающий кошмар.
   Каждый кирпич в обители Радима был пронизан отвратной магией, искажающей саму суть здешнего бытия. Тени жили собственной жизнью, извиваясь и сливаясь в очертания неведомых тварей, а периодами слышимый шёпот, доносящийся почти отовсюду, обещал лишь забвение.
   Это не крепость - открытая рана на теле мира, и Всеволод стоял в её эпицентре, даже не подозревая об остальном наполнении и чувствуя, как некротическое колдовство Чёрноязыкого разъедает не только камни, но и его, вроде бы, несгибаемую волю.
   Мгновенье спустя сквозь расколотую дверь дружинной избы поплыли фигуры. Они материализовались из самой тьмы и дрожащего марева, обретая плоть из дыма и отчаяния. Соратники были не безликой нежитью. Узнаваемые черты, изодранные плащи, широкие прорехи на доспехах, кричащие об их гибели.
   Ставр, Богдан, Владислав, Владимир... А также десяток других. Те, чьи холодные тела остались гнить в том лесу. Глаза товарищей, пустые и глубокие, вгрызались во Всеволода. Толпа не сводила с него взгляда и медленно приближалась.
   - Командир... - пронёсся знакомый голос перед воином, как только дружинники остановились рядом с ним.
   - Проклятый колдун, - подумал Всеволод, сплюнул и, напрягшись, крепко сжал рукоять меча.
   Леденящий холод прошёлся по коже, стоило Ставру выйти из строя соратников буквально на шаг. Его губы задрожали в протяжном вздохе, и через миг из глотки исторглись слова:
   - Зачем ты оставил нас? Там, на привале... мы не должны были погибнуть. Твои приказы привели нас прямо в когти к тем безумным тварям... Почему всё сложилось именно так?
   Другая фигура, с лицом юного Богдана, искаженным нестерпимой болью, возникла слева, перекрывая путь в сторону дворца.
   - Ради чего всё это затеялось? Ради сумасбродной прихоти Олега Инакомыслящего? Разве Прекраса стоит наших жизней? Скажи, командир. Скажи, что наши смерти имели хоть каплю смысла!
   Они не нападали. Лишь пытались окружить и, тем самым, теснили. Шаг за шагом. После каждой новой фразы. Дружинники приближались, а Всеволод пятился. Их слова впивались острее любого клинка, отравляя разум ядом сомнения. Речь товарищей проникала в ту кровоточащую рану, что уже начала гноиться в глубине души - всепоглощающее, сжирающее чувство вины. Ведь он вёл соратников. Был, казалось бы, непробиваемым щитом. И теперь остался в гнетущем одиночестве.
   - Ты идёшь по нашим костям, - зашептали хоры голосов, сливаясь в жутковатый унисон. - Ты следующая жертва. Слышишь? Ты умрёшь здесь, в этой гнили, за бессмысленную идею. Сложи оружие и будь с нами. Тут тихо. Нет забот. Мы все ждём тебя с нетерпением... Что до неё? Прекраса не хочет возвращаться.
   - Да... - добавил Ставр. - А ещё её никто не похищал... Она сама сбежала, командир...
   Всеволод замер, заподозрив неладное и вспомнив фразы трёхголовой твари, которую удалось перехитрить. Дыхание дружинника моментально стало прерывистым. Виски наполнились навязчивой, горячей болью. Рука, сжимавшая меч, дрогнула. На мгновенье перед глазами непроизвольно сформировались живые улыбки товарищей у костра. Их доверие, что не получилось оправдать. Непосильная тяжесть гибели соратников обрушилась на него, угрожая сломать хребет.
   Тем не менее, глубоко внутри под толщей отчаяния тлела искра. Маленький уголёк той самой ярости, периодами превращающейся в дикое пламя и направляющей его сквозь препятствия.
   Всеволод выстоял и выпрямился. Они ощутили это сразу и внезапно застыли. Голос, сорвавшийся с губ командира, был низким, но невероятно твёрдым:
   - Вы умерли. Я ещё жив. Ваша гибель не даёт мне покоя. Каждая ваша смерть на моей совести... А вот ваш покой... Кровь того, кто всё начал, неотвратимо омоет стены проклятой крепости. Тогда вы и будете отомщены. Я обещаю вам...
   Дружинник сделал шаг вперёд, через призрачный строй, навстречу истинному ужасу, что ждал в чертогах дворца, но далеко уйти не успел. В стороне послышался девичий смешок, вынудивший его оцепенеть.
   Из бурлящей хляби колодца вырвались клубы серого, дышащего медью и страхом тумана. В очертаниях дымки возник мерцающий силуэт. Миг спустя он стал очень чётким. Не чудовище - искушение. Прекраса во всей своей удивительной сущности.
   Всеволод обернулся и увидел.
   Она чуть витала над поверхностью. Её платье, такое же алое, но немного другое, в каком-то смысле напоминающее дополнительный слой кожи, привлекало внимание глубоким вырезом и облегало знакомые, сводящие с ума изгибы. Не пленница, заточённая в каменной башне, а богиня, взирающая на него с высоты. В слишком ярких, карих глазках девушки плясали отблески сокровенных желаний и тлел запретный огонёк - тот самый, что опалял их во мгновенья запланированных встреч в потаённых уголках княжеского дворца.
   Долю секунды спустя взгляд Прекрасы пронзил Всеволода, порождая неконтролируемое волнение. Он знал каждую чёрточку её лица, и если это была иллюзия, то чертовски хорошая.
   - Уходи, - слова девушки, бархатные и горькие, прозвучали прямо в его сознании, минуя уши. - Ради всего святого, милый, поверни назад.
   Речь вонзилась в нутро, в ту тайную щёлку в разуме, что существовала лишь для неё одной. Среди размышлений пронеслось невольное напоминание о жгучем секрете, о поцелуях, украденных у закона, о лжи, ставшей фундаментом их страсти. Князь не ведал, равно как и остальные. Знали только они двое, связанные преступным, пьянящим взаимным влечением.
   - Он открыл мне глаза, мой дорогой, - послышался голос Прекрасы, но уже иначе, с холодным, не свойственным ей величием. - Мой отец не благородный правитель, а слепой тиран, цепляющийся за отжившие догмы. Для меня нет смысла в такой жизни... Радим показал мне истоки настоящей мощи. Продемонстрировал силу, что течёт в жилах самого мироздания... и за его пределами... Я остаюсь здесь по своей воле. Я выбрала эту судьбу самостоятельно. Я жажду этого знания. - Она отвела взор в сторону, будто отстраняясь и защищая, казалось бы, искреннее решение. - Ты пришёл не как избавитель, мой ненаглядный. Ты пришёл в роли тюремщика, чтобы заточить меня снова в золочёную клетку неведения... Умоляю, не отнимай у меня эту свободу. Я не хочу быть жертвой княжеской судьбы.
   - Это невыносимо... - процедил Всеволод и крепко зажмурился, мысленно проклиная колдуна.
   Та самая утончённая и изощрённая пытка из всех, уготовленных Чёрноязыким. Радим не насылал монстров, не угрожал явной силой. Он поднёс к его губам чашу с невероятно горькой правдой, замешанной на лжи. Атаковал не тело, а смысл задачи и клятвы.
   А вдруг дружинник заблуждался? Мог ли каждый шаг, удар мечом или павший соратник быть порождением слепого упрямства? Что если Всеволод не герой и спаситель - лишь бездушное орудие чужеродной воли, заставившей вернуть беглянку, которая обрела подлинное предназначение?
   Дымка сомнения, густая и удушающая, поползла в его сознание, обволакивая мысли и стараясь погасить ярость, греющую в этом гнетущем царстве мрака.
   Впрочем, Дружинник остался недвижим. Может, он и механизм войны, но также и человек, чья суть выкована из несгибаемой, стальной решимости. Мощь появляется не из-за отсутствия трепета, а благодаря непоколебимой способности шагать наперекор препятствиям.
   - Просто... колдовство... - подумал воин. - Задача должна быть исполнена... Любой ценой.
   Всеволод сделал глубокий вдох, чётко обозначил цель и не стал вступать в препирательства с миражом. Он совершил незамысловатый, но всесокрушающий обряд. Сомкнул пальцы на рукояти оружия, являющегося якорем и единственной незыблемой истиной в океане колдовского наваждения.
   Дружинник внезапно распахнул веки и изрёк слова, обрубившие все нити иллюзии:
   - Мой долг не мёртв... Радима ждёт только смерть.
   Через миг воин двинулся дальше, оставляя призрачный кошмар позади. Строй дружины и Прекраса задрожали и рассыпались у него за спиной чёрным, безжизненным пеплом, не вынеся мощи его концентрации. Окружение тоже полностью изменилось, возвращаясь к своему прежнему виду. Это было мгновенье величайшего триумфа - не над омерзительными тварями, а над тьмой, что гнездилась в глубине души.
   Всеволод, ведомый звериным чутьём и закипающей яростью, шёл к эпицентру скверны - к аналогу княжеского замка. Громада возвышалась в отдалении, приковывая внимание. К подножию цитадели вела широкая, вымощенная почерневшим камнем дорога. С каждым шагом она становилась всё хуже на вид, пока в какой-то момент не исчезла вовсе. Сама же поверхность, как показалось, приподнялась, формируя странный, кривой и довольно узкий склон.
   Чудовищные врата, сплетённые не из дерева или металла, а из непроглядной ночной мглы и перекрученных костей, по мере приближения дружинника начали меркнуть, теряя плотность. И когда до входа осталось не более полусотни шагов, ворота бесследно растаяли в липком воздухе. Из проёма хлынул ослепляющий багровый свет, ядовитый и живой, озаряющий путь.
   Стоило воину переступить черту прохода, и мир словно застыл в абсолютном безмолвии. Сквозь красочную, пульсирующую дымку, пахнущую кровью, навстречу ему вышла не ожидаемая фигура Радима, а нечто совершенно иное, монструозное и первобытное.
   Это был бесшумный хранитель порога, один из дозорных. Ходячий труп, слепленный из гниющей плоти и скреплённый ржавыми, металлическими пластинами. Его броня покрывала не все участки тела, источающего зловонный смрад распада. В сведённых пальцах руки существа красовался гигантский меч, неподъёмный для обычного смертного. Лезвие, усеянное тёмно-красными пятнами, тускло поблёскивало в багровом мареве.
   Тем не менее, в позе некротического создания и в пустом взоре, устремлённом в никуда, отсутствовала готовность к битве. Он просто остановился перед Всеволодом - молчаливый, неподвижный, жуткий памятник самому себе. Не оживший, а выставленный на показ.
   Дружинник не стал тратить время на раздумья. Последовал молниеносный взмах. Клинок свистнул и сталь встретила ничтожное сопротивление обветшалой плоти, разрезая тленную оболочку стража с удивительной лёгкостью.
   Не удостоив падающее тело и взгляда, воин шагнул вперёд, вглубь замка, оставляя за спиной лишь медленно оседающие частицы праха и тишину, сомкнувшуюся над поверженным хранителем.
  
  Глава 4
  
   Всеволод переступил порог замка. Тяжёлые, скрипящие ворота, возникшие из ниоткуда, захлопнулись за его спиной с оглушительным грохотом, отрезав путь к отступлению. Багровые тона моментально испарились. Густой, леденящий холод обволок дружинника с головы до ног, пробираясь сквозь доспехи и заставляя кожу покрываться мурашками.
   Воин сразу понял, что очутился в невероятно длинном каменном проходе, где царствовала мертвенная, пронизывающая тишина, нарушаемая лишь завыванием сквозняка в щелях и мерным, зловещим капаньем в темноте.
   Мгновенье спустя из плотной тени справа исторглось нечто бесформенное и размытое. Оно вздрогнуло, тут же обрело чёткий контур в каждой части тела и кинулось на Всеволода.
   Мерзкое существо двигалось порывисто, корчась в неестественных спазмах. Чудовище было слеплено из обледеневшей, почерневшей плоти и стянуто изорванными портами, да дырявым зипуном. Его отвратная рожа выделялась там, где обломки костей пробились через остатки кожи. В глазницах виднелись тлеющие угольки. Длинные и очень худые руки заканчивались тоненькими когтями, оставляющими полосы на каменном полу.
   Рефлекс сработал раньше мысли. Дружинник метнулся в сторону, уворачиваясь от атаки монстра. Оглушительный рёв последовал без промедления - не в ярости, а из-за ненасытной жажды плоти. Второй удар, мощный и размашистый, не заставил себя долго ждать.
   Впрочем, воин не отпрыгнул. Пригнувшись, сделал стремительный выпад. Клинок блеснул в тусклом свете, описав короткую дугу, и моментально впился в шею некротического создания, но до конца её не перерубил - она оказалась вязкой и упругой. Тварь, не ощущая боли, лишь взвыла от злобы и бросилась к Всеволоду.
   Дружинник, в свою очередь, упёрся свободной рукой в грудь мерзости и рванул меч на себя, выдирая его с отвратительным хрустом. Чёрная, густая жижа брызнула на пол с глухим хлюпом и шипением. Существо, уже теряя равновесие, всё ещё тянулось к воину, щёлкая зубами, похожими на обломки сталактитов.
   Следующий удар Всеволода пришёлся по тому же месту и довершил начатое. Костлявая голова отделилась от плеч и отлетела прочь, отскакивая от стены с мокрым стуком. Тело судорожно дёрнулось и рухнуло, извергая из трахеи тёмную слизь.
   Дружинник сделал шаг назад, тяжело вздохнул и замер на миг, ожидая новой атаки, но её не последовало. Лишь звуки его дыхания и тихое бульканье жидкости, вытекающей из обезглавленного чудовища, нарушали гнетущее безмолвие.
   Только теперь он позволил себе окинуть взором это гиблое место.
   Сени в привычном понимании отсутствовали. Здесь располагалось некое подобие преддверия бездны, высеченной из грубого, потёртого временем камня. Воздух был особым - ледяным, спёртым, пропитанным зловещим букетом. Едкая острота дёгтя, сладость растопленного воска, капающего с паникадил и настенных канделябров, а также затхлость в сочетании с чем-то невыразимо старым и мёртвым.
   Путь до арочного проёма вдали казался воину бесконечным и вгонял в тоску - до того момента, пока из него не вывалилась пара монстров. Они застыли на пороге. Их мертвецкие лики вгрызлись во Всеволода, и в следующее же мгновенье пространство исказилось из-за пронзительных, нечеловеческих воплей. Твари, вооружённые мечами, ринулись к нему, подстёгиваемые единой, хищной волей.
   Движения кошмарных созданий были резкими, порывистыми и лишёнными всякой грации. Тёмные, покрытые язвами тела источали смрад гниющего мяса, частично спрятанного за покорёженной бронёй. Истинные порождения тьмы - они не останавливались ни на секунду.
   Первый, добравшись до дружинника, обрушил клинок сверху с чудовищной силой. Воин парировал удар с оглушительным лязгом. От плеч до локтей пронеслась волна онемения. Яркие искры тут же высеклись в точке столкновения стали, осветив на миг оскаленную морду мерзости.
   Всеволод замахнулся наотмашь. Остриё скользнуло по отвратительной плоти существа, оставив на животе длинный, но неглубокий порез. Монстр взвыл от боли и попятился, демонстративно размахивая оружием. Банальный отвлекающий манёвр - дружинник сразу это понял. Вторая тварь, чуть пригнувшись, совершила мощную горизонтальную атаку в направлении ног воина.
   Реакция последовала мгновенно. Всеволод очень быстро подставил клинок под удар, и мечи встретились с раздражающим скрежетом, заставив воздух содрогнуться. Используя инерцию вражеского напора, дружинник резко дёрнулся, выбив тяжёлое оружие существа из ручищ, и подгадал момент. Его сапог со всей дури впечатался в костлявую щиколотку чудовища. Оно тут же рухнуло на спину с сотрясающим стены рёвом.
   Шипя, мерзость попыталась подняться, и когда она успела встать на колени, воин вложил в удар всю мощь плеча и пронзил её. Сталь вошла в грудь с противным влажным хрустом навылет и с силой вгрызлась в камень пола, зафиксировав тело монстра в покаянной позе. Тварь забилась в судорогах, выплёвывая сгустки чёрной слизи, да издавая гадкое бульканье, и пару секунд спустя застыла, напоминая ужасное подношение для самой смерти.
   Тем не менее, победа стала лишь мимолётным отзвуком жестокости. Первое раненое создание, исторгнув яростный вопль, невероятно быстро приблизилось, скользнуло на крови мерзкого собрата и врезалось во Всеволода - столкновение оказалось достаточно сильным, чтобы отшвырнуть дружинника в сторону. Его пальцы непроизвольно разжались. Он потерял равновесие и с тяжёлым грохотом свалился на живот, выдохнув весь воздух из лёгких. Меч так и остался торчать в теле поверженного противника.
   Инстинкт самосохранения заставил воина перекатиться. Лезвие врага со свистом рассекло пространство и впилось в пол, порождая искры из камня - именно там, где миг назад была голова Всеволода. Дружинник резко поднялся на ноги, чувствуя неистовое напряжение. Чудовище, в свою очередь, кинулось в новую атаку, немного прихрамывая. Воин отпрыгнул от свирепого взмаха, ощутив холод острия, опалившего кожу на щеке.
   И тогда, отступая, Всеволод наткнулся спиной на массивный железный канделябр, покрытый застывшими наплывами некогда пластичного вещества. Мысль промелькнула поистине молниеносно. Монстр, предвкушая триумф, распахнул пасть, обнажая ряд блестящих клыков, а дружинник, собрав всю ярость, отчаяние и силы, рванул тяжёлое основание конструкции на себя. Древний металл противно заскрипел и поддался, выскользнув из места крепления с градом окаменевшего воска и пыли.
   Тварь была уже в нескольких сантиметрах от него. Воин развернулся, вращая канделябр, как дубину, и встретил атаку. Меч существа со скрежетом вонзился в металлическое основание своеобразного орудия и застрял там. На мгновенье воцарилась тишина, нарушаемая лишь утробным рычанием некротического создания, пытающегося вырвать своё оружие.
   Долю секунды спустя Всеволод нанёс ответный удар.
   Его кулак со всей мощью врезался в рожу мерзости - послышался отвратительный хруст, и она тут же отшатнулась, явно потерявшись в пространстве. Не давая опомниться, дружинник резко потянул канделябр на себя, обезоруживая чудовище, и моментально обрушил на противника всю эту адскую конструкцию.
   Первое попадание пришлось в районе ключицы. Второе угодило по вздёрнутой, оскаленной морде, превращая её в кошмарное месиво. Монстр рухнул, но воин не остановился. Его охватила слепая, пожирающая ярость. Она выплёскивалась из него во имя погибших товарищей и за всё пережитое в процессе этой проклятой задачи. Всеволод продолжал бить, и с каждым усилием перед глазами мелькали лица соратников, лишённых жизни из-за Радима. Глухие, влажные звуки ударов по плоти смешивались с хрустом костей, да металлическим лязгом, и вскоре от твари осталась только бесформенная, пульсирующая груда, расплывающаяся в огромной луже чёрной слизи.
   В какой-то момент дружинник пришёл в себя и осознал, что его лицо обагрилось кровью существа. Она шипела и пузырилась, отдавая тошнотворной вонью. Воин резко отпрянул, с ужасом пытаясь её стереть и ожидая нестерпимых мучений с плавлением кожи, но... ничего так и не произошло. Всеволод внезапно застыл, стараясь уловить хоть малую часть боли, и провёл пальцами по щекам, да подбородку - никаких ожогов или ран. Лишь тёмные липкие пятна, стекающие то тут, то там.
   Дружинник замер в ошеломлённом недоумении, разглядывая свои руки и побулькивающее месиво.
   - Эта кровь безвредна? Почему? - пронеслись в голове вполне закономерные вопросы.
   Впрочем, ответов не было. Вместо этого мысли стали непроизвольно путаться. Разум воина вновь невольно рванулся к воспоминаниям о гибели товарищей в лесу, полностью вытесняя всякое размышление. Послышался трескучий, мимолётный смех Чёрноязыкого, будто в отдалении или даже из-под толщи воды. Всеволод тут же смачно сплюнул и с силой тряхнул головой, сбрасывая наваждение.
   - Не время, - тихонько процедил дружинник. - Не сейчас...
   Наконец избавившись от лишних мыслей, он перевёл взор на мерзость, всё ещё стоявшую на коленях, с его мечом, торчавшим в груди. Мёртвая и невероятно уродливая. Молча, с лицом, залитым тёмной кровью врага, воин приблизился к чудовищу и с усилием выдернул клинок.
   Как только труп рухнул, Всеволод сделал глубокий вдох, потирая шею, и заметил движение у арки - размером с подростка, худощавое, юркое создание, наблюдавшее за ним пустыми глазницами. Оно было таким же отвратительным на вид, подобно остальным, но в нём не сквозила слепая злоба. Увидев суровый взгляд дружинника, монстр развернулся и помчался прочь. Воин, не раздумывая, ринулся в погоню.
   Через несколько мгновений Всеволод ворвался в новое помещение и на миг дыхание захватило у него даже здесь, в этом треклятом аду. Перед глазами возникла гридница. Сердце замка. Высокие, расписные своды терялись в дымной вышине. Стены пылали фресками былых сражений и великих охот, а с потолка, помимо исполинского паникадило, свисали почерневшие от времени оленьи рога. В воздухе, густом и спёртом, витал с трудом уловимый запах еды, да питья - кисловатый дух перебродившего мёда, тяжёлый аромат печёного мяса и чада.
   Немного левее дружинник заметил то самое тщедушное существо, мелькавшее в затенённом пространстве за массивным резным столбом, подпиравшим потолочные своды. Воин сию секунду кинулся с каменной решимостью. Его клинок рассёк воздух коротким свистящим ударом, устремившись в мерзкую выглядывавшую из укрытия физиономию. Тварь, издав тонкое шипение, отпрыгнула с противоестественной ловкостью и помчалась к гигантскому столу, застывшему в ожидании забытых пиршеств.
   Чудовище попыталось юркнуть в тёмную щель под ним, но Всеволод был неумолим. Его рука вцепилась в тощую, костлявую конечность, выдернув монстра обратно. Одно молниеносное, сокрушительное движение меча, и отвратная голова, испуская последний захлёбывающийся визг, отлетела прочь, оставляя за собой багровый шлейф.
   Тишина, наступившая вслед, не продлилась долго. Из проёма в стене, ведущего в подклет, вырвался многоголосый, яростный рёв. Одновременно откуда сверху донёсся странный, пугающий скрежет - сухой и мерный. Дружинник замер в центре гридницы, крепко сжимая рукоять оружия. Всё вокруг вдруг показалось зловещей декорацией, приготовленной для его кульминационного акта.
   Тем не менее, внимание почему-то привлёк трон, возвышающийся на приземистом помосте. Он находился у дальней стены, в глубоком закутке, и не походил на княжеское седалище - лишённый дубовой монументальности и славянской резьбы. Это было творение иного мира, отлитое из металла цвета ночной бездны, холодного и отторгающего любой свет. Подлокотники и края высокой спинки покрывали сложные, гипнотические узоры, изображавшие существ неземного происхождения. Сиденье и опора для спины пылали густым, бархатным багрянцем. Казалось, они манили обманчивой мягкостью.
   Очертания седалища дразнили память, вызывая смутную, но пронзительную тревогу - сродни отголоску жгучего кошмара, внезапно проступившего наяву. Воин ощутил в висках ледяной укус, вгрызшийся в сознание с неистовой жадностью, и в тот же миг трон вспыхнул ослепительным огнём.
   Не обычным пламенем, питаемым древесиной или маслом, а живой, дышащей стихией чистого хаоса. Она принялась быстро пожирать пространство вокруг, расползаясь по полу извивающимися сгустками. С каждым сантиметром захваченной территории нарастала и невыносимая головная боль Всеволода.
   Стиснув зубы и превозмогая тошнотворную волну мучений, дружинник зажмурился. Когда же веки разомкнулись, огонь полностью исчез. Лишь мириады блестящих искр, подобно угасающим звёздам, медленно таяли в воздухе, оставляя после себя шлейф серного смрада.
   Разумеется, осознать причину странности воин попросту не успел. Безмолвие сменилось дикими воплями. Из арочных проёмов и тёмных провалов коридоров хлынули фигуры. Не ожившие мертвецы - скорее карикатуры на воителей. Кривые и косые, но наперевес с различным холодным оружием и облачённые в неполные комплекты доспехов.
   Их движения отдавали резкостью. Пустые глазницы, светящиеся тусклым зеленцом, сверлили Всеволода. Впрочем, он и не переживал. Дойти фактически до самого конца и бояться толпы трупов?
   - Это было бы жалким зрелищем... - пронеслась мысль в голове дружинника.
   До того, как животрепещущий гул заполнил пространство, воин чуть приподнял подбородок и выдавил жуткую, перекошенную гримасу, больше похожую на оскал безумца. Его глаза, налитые истинным гневом, неестественно выпучились, вбирая в себя всю грядущую жестокость. Это длилось одно-единственное мгновенье - тихий, сжатый до предела момент перед началом.
   Долю секунды спустя гридница погрузилась в хаотичную, неостановимую мясорубку.
   Всеволод встретил первого противника сокрушительным вихрем стали. Последовал короткий, точный взмах, и голова некро-создания тут же покатилась по каменному полу с хлюпающими звуками. Разворот на пятке и мощный удар с плеча позволил разрубить второго монстра пополам - его верхняя часть, судорожно дёргаясь, с грохотом завалилась на стол. Третье чудовище получило клинок под ребро. Остриё с хрустом прошло сквозь прогнившую броню. Дружинник, в свою очередь, зарычал, корча озлобленную физиономию, и с усилием вырвал оружие, обрызганное тёмной, вонючей жижей.
   И всё же их было слишком много. Казалось бы, бесконечный, подавляющий числом поток.
   Из сбившейся толпы мертвецов метнулось нечто более быстрое - ловкая тварь с длинными когтями. Она проскочила под рукой воина, и её костлявая лапища скользнула по запястью Всеволода, разорвав часть доспеха. Лёгкая, но обжигающая боль пронзила конечность до локтя. Пальцы невольно разжались, и меч, звякнув, отлетел в сторону, затерявшись в суматохе подбирающихся тел.
   Импровизация моментально вытеснила мысль о поражении. Отпрыгнув от очередного когтистого взмаха, дружинник врезался спиной в массивную дубовую лавку, стоявшую вдоль стены, и опрокинул её мощным движением. Тяжёлая конструкция обрушилась на нескольких существ, придавив их и на миг загородив один из подходов к воину.
   Высокое создание, подобравшееся первым, получило удар в рожу, рухнуло и мгновенно начало подниматься. Не теряя времени, Всеволод схватил его за потрёпанное плечо, с силой рванул на себя и с размаху впечатал головой о каменный угол соседнего сундука. Череп издал глухой, удовлетворяющий дружинника треск. Затем воин, не отпуская бездыханное тело, откинул окованную железом крышку большого ящика и, вогнав в него башку поверженного врага, с яростью захлопнул её.
   Послышался мерзкий хруст костей.
   Конечно же, Всеволод не останавливался ни на секунду. Его взгляд метнулся по стенам, выискивая новое орудие, и наткнулся на два боевых щита, висевших в качестве украшения. Сорвав их, дружинник демонстративно приподнял руки, позабыв про боль в запястье на фоне неистовства. Один крепкий заслон, тяжёлый и с острым умбоном, застыл в горизонтальном блоке, отражая удар меча. Другой со всей дури вонзился краем в шею нападавшего. Хрящи моментально лопнули с противными звуками.
   Именно в этот миг, когда казалось, что Всеволод несокрушим, наименее заметное чудовище подобралось справа. Сталь прошла сквозь броню на боку воина с громким скрежетом, оставив жгучую рану. Дружинник взвыл, непроизвольно выронив щиты и чувствуя, как по бедру тут же разлилась тёплая, липкая кровь. Боль была замедляющей каждое движение, но не смертельной - лишь очередное топливо для гнева.
   Всеволод отшатнулся, на мгновенье потеряв равновесие, и упёрся в низкий стол, заставленный остатками былых пиров. Кисть инстинктивно нащупала нечто тяжёлое и удлинённое. Не глядя, дружинник схватил богато украшенные гусли и, размахнувшись, со всей силы обрушил их на голову ранившего его мертвеца. Разразился оглушительный аккорд, и музыкальный инструмент разлетелся вдребезги вместе с костями черепа противника. Затем в ход пошла приличного размера серебряная братина - ею воин проломил грудную клетку следующего монстра. Чеканный кувшин размозжил лоб внезапно подскочившей твари, рассыпавшись на сотни осколков.
   Дыхание Всеволода стало свистящим. Мышцы горели дикой усталостью, а из раны на боку сочилась алая струйка, медленно отнимая силы. Перед ним остался только один враг - более крупный и с алебардой в руках. Они замерли на секунду, измеряя друг друга взглядами. Измождённый, окровавленный дружинник против бездушного порождения смерти.
   С последним усилием воли воин сорвался с места, поднырнув под неуклюжий замах оружия, и врезался в существо всем телом, крепко его обхватив. Рыча от натуги, Всеволод дёрнул некро-мерзость в сторону, но оступился. Через миг они оба упали рядом с огромным каменным очагом.
   Собрав остатки сил, дружинник подполз к чудовищу и с яростным криком всадил его голову прямо в кучу раскалённого пепла. Тлеющие угли, словно подпитанные ненавистью воина, неестественно вспыхнули ослепительным пламенем. Раздался душераздирающий вопль монстра, и вскоре повсюду разнеслась вонь горелой плоти. Тело в руках Всеволода затрепетало в страшной конвульсии, а затем затихло.
   Дружинник с трудом поднялся, тяжело дыша. Его кожа ныла от бесчисленных ссадин и полученных ран. Что до гридницы - некогда величественная, она лежала в руинах, усеянная обломками мебели, осколками посуды и бездыханными тварями.
   Воин, весь в крови и липкой чёрной слизи, довольно быстро нашёл и подобрал свой меч. Покрутил головой, пытаясь не потерять сознание, и облокотился о резной столб. И в этой звенящей тишине, откуда-то слева, донёсся ясный голос, полный неподдельного ужаса и непонимания:
   - ЧТО ТЫ НАДЕЛАЛ?!
   Речь Олега Инакомыслящего - та самая, властная и пронизанная непреклонной волей. Всеволод узнал бы её средь грохота любых безумных сражений.
   Дружинник резко обернулся. Каждый мускул напрягся, а взгляд сфокусировался на лестнице. Стоило фигуре ступить на поверхность гридницы, и воин тут же округлил глаза в непередаваемом смятении.
  
  Глава 5
  
   Князь двигался навстречу Всеволоду сквозь тесный каменный канал. Этот проход, расположенный меж двух древних стен, начинался от широкого арочного проёма, за которым угадывалась лестница, ведущая к верхним ярусам твердыни. Воздух здесь был застоялым и пах воском, перемешанным с вековой пылью.
   По обеим сторонам княжеского пути, в нерушимом порядке, замерли низкие, аскетичные канделябры из тёмного железа. Каждый венчался единственной свечой, источающей трепетное, живое пламя. Огненные языки отбрасывали на стены беспокойные тени - их отсветы дрожали на местами влажном камне пола, ложились на опорные столбы. Те, вздымаясь к самым сводам, упирались в конструкцию, несущую тяжесть потолка и всего, что находилось выше.
   Фигура Олега Инакомыслящего казалась фантомным видением. Его привычное, роскошное одеяние не радовало глаз яркостью, а вбирало в себя всю скудную освещённость прохода, поглощая её и подчёркивая мертвенную бледность лица. Кожа, натянутая на жёстких скулах, отливала неестественной прозрачностью. Черты, всегда столь твёрдые и властные, сейчас буквально кричали об усталости - сухие, обрамлённые спадающими на плечи длинными, прямыми прядями волос.
   Он шёл без спешки. Его движение было величавым, торжественным и неотвратимым. Богатые одежды не шелестели, а лишь глухо шуршали тяжёлой тканью, и этот звук вторил шёпоту пламени на свечах. Князь являлся не просто человеком, спустившимся по лестнице - скорее воплощением огромной крепости, её холодной воли и безмолвной, неумолимой власти.
   Приблизившись на достаточное расстояние, Олег остановился. Его могучая стать, знакомая каждому воину дружины, показалась внезапно пошатнувшейся, надломленной. Взгляд скользнул по Всеволоду с головы до ног. Дружиннику тут же стало мучительно стыдно за свои доспехи и лицо, забрызганные тёмной, пульсирующей кровью чудовищ. Затем взор Инакомыслящего медленно, с невыразимой тоской обвёл груды изувеченных, обезображенных тел, устилавших некогда величественную гридницу. Князь похлопал глазами, будто пытаясь осмыслить произошедшее, и отрицательно повертел головой.
   - Всеволод? Это ты? Что на тебя нашло? Зачем ты убил их? - голос Олега прозвучал приглушённо, почти шёпотом, полным непереносимого смятения.
   Его взгляд ещё раз прошёлся по кровавому хаосу зала и на миг прилип к обезглавленному телу мелкого монстра, валявшегося неподалёку. Инакомыслящий заметно вздрогнул.
   - Это же... - продолжил князь со странной для дружинника горечью. - Во имя всего святого... За что? Что с тобой не так?
   Воин молчал, до сих пор стараясь отдышаться. Его сознание, затуманенное адреналином и болью, с трудом хваталось за здравый смысл. Размышления путались, сплетаясь в беспорядочные вопросы, которые хотелось задать. В висках ощущалось непрекращающееся покалывание.
   - Господин... - наконец выдавил Всеволод, и собственный голос показался ему чужим, осипшим от напряжения. - Что ты тут делаешь?
   - Что я делаю, где? - Олег резко повысил тон, и в нём зазвучали стальные, командные нотки, пробивающиеся сквозь маску ужаса. - Ты понимаешь, что происходит вокруг тебя? И где твои верные товарищи, что пошли за тобой на колдуна?
   Глубокая, неизбывная скорбь исказила измождённое лицо дружинника. Он опустил голову, крепко сжимая рукоять меча:
   - Я остался один. Лишь я и мой клинок... Остальные пали, господин...
   Взгляд Инакомыслящего метнулся к оружию в руке воина, а брови нахмурились:
   - Мне известен каждый клинок моих воителей... Не вижу твоего...
   Всеволод с недоумением направил взор вниз, и в то же мгновенье сталь отозвалась - остриё дрогнуло, очертания поплыли, изменились, на долю секунды явив иную форму, действительно принадлежавшую не ему.
   - Ставр... - пронеслась мысль в голове дружинника.
   Воин молниеносно поднял глаза на князя, и успел уловить важный элемент. Контур физиономии Олега чуть задрожал, словно отражение в мутной воде. Ледяная ярость, холодная и безжалостная, моментально вытеснила всю боль и усталость Всеволода. Он сразу окончательно пришёл в себя.
   - Это очередная иллюзия? - его голос прорвался сквозь стиснутые зубы низким, звериным рыком. - Какая же мерзкая ты тварь!
   Ответил ему не Инакомыслящий. Из каждой щели в камнях, из любой тени и самой гущи кровавого месива на полу выплеснулся оглушительный, многослойный хохот. Он звенел в осколках посуды, скрежетал в металле доспехов, вибрировал среди фресок и паникадило. Это был истинный, торжествующий отзвук кошмара.
   Дружинник схватился за голову и вскрикнул от нестерпимых мучений, раскалывающих череп. Зажмурился изо всех сил, и через миг разомкнул веки.
   Перед ним стоял уже не растерянный князь. Олег медленно, неотвратимо вытаскивал из-за пояса сверкающий кинжал. Его глаза казались пустыми и бездушными.
   Инакомыслящий безмолвно шагнул вперёд, нацеливаясь на воина. И прежде чем лезвие успело вонзиться в горло Всеволода, иллюзия заиграла красками, порождая изменения.
   Лицо князя задёргалось, начало мерцать. Сквозь расползающиеся черты проступило нечто размытое, похожее на злобный оскал, искажённый всепоглощающей ненавистью.
   Новая волна адреналина ударила по вискам дружинника, заглушая трескучий смех и позволяя сориентироваться. Несмотря на ранение, воин тут же рванулся в сторону с невероятной скоростью, и смертоносное остриё прошелестело в сантиметре от его шеи. Меч Всеволода взвыл, описывая в пространстве короткую сокрушительную дугу, но поразил лишь пустоту - противник отпрыгнул с пугающей пластичностью.
   То, что предстало перед дружинником в следующее мгновенье, находилось за гранью здравого смысла. Впрочем, как и всё остальное.
   Мираж распался, обнажив чудовищную суть. Сухое, иссохшее тело облачилось в броню из сросшихся рёбер и позвоночников неведомых существ. На морде Олега появилась моментально побелевшая борода. По краям лицевых костей, покрытых волокнистой, тёмной плесенью, возникли чуть закрученные, роговые наросты. Острые зубы испустили блеск в вечно голодном оскале. Нос исчез - на его месте образовалась глубокая впадина. Из головы повыпадали все волосы, а в глазницах запылали две точки абсолютной, бездонной черноты, втягивающие в себя любой свет и всякую надежду.
   Это был не князь - Радим собственной персоной. Истинный и настоящий. Воин почему-то знал или даже чувствовал на подсознательном уровне.
   - Ты слепой пёс на привязи, - голос Чёрноязыкого прозвучал не в ушах, а в чертогах разума Всеволода, обжигая изнутри. - Рвёшься в бой за пустой долг, за тень, что тебя же и поработила. Твоя жизнь давно погрузилась в бездну... Осталась только чужая песня, которую ты горланишь, совершенно позабыв про свои слова. А мечты о ней? О Прекрасе... Они не твои! Они отравлены волей князя! Ты мечтаешь о том, что принадлежит исключительно ему!
   Перед мысленным взором дружинника, заглушая попытки сформировать хоть какую-то фразу, вспыхнуло видение. Не оправдание и не жалоба - горькая, обожжённая аксиома.
   Образ Радима возник рядом с Олегом, ещё не Инакомыслящим, а Справедливым. Не колдун и не страшилище из кошмаров. Советник и жрец древних сил, чьи слова князь всегда слушал очень внимательно. Их связывало нечто большее, чем обычная присяга - общая вера и понимание мироустройства.
   Чуть позже появился идеологический разлом. Олег отвернулся от ликов старых богов, наткнувшись на извращённую мистику, сводящую смысл жизни Радима на нет. Это был не просто отказ. Настоящее предательство самой сути, плевок в лицо всему, что советник знал и чему служил.
   Изгнанный, осмеянный и объявленный еретиком, жрец не сломался. В своей гнетущей обиде он по итогу рухнул в небытие, с помощью которого князь и вытеснил его из привычного порядка. Став колдуном на устах у многих, Радим отринул и новую веру Олега, и старую, найдя в глубинах Флегмория собственный, тёмный и невероятно мощный источник - своеобразную магию, плетущуюся из смерти, праха забытых божеств и отчаяния живых.
   Так и родился Чёрноязыкий. Не по изначальной злобе, а потому что его истину превратили в ложь.
   Видение исчезло. Длилось оно всего лишь миг, но впечаталось в сознание огненным клеймом. Однако душа Всеволода, закалённая в безусловной преданности, не дрогнула. Непроницаемая броня долга отразила очередное наваждение.
   - Грязное некротическое колдовство! - заорал дружинник, разорвав напряжённую тишину. - Брехня, направленная на моего князя, карается четвертованием! Твои обманчивые иллюзии ничего не значат!
   Колдун медленно, с бесконечной усталостью, потряс когтистым указательным пальцем. В этом жесте не было раздражения. Только окончательное разочарование.
   - Вот именно поэтому... - его шёпот звучал чуть громче шелеста пепла из очага и врезался в самое нутро. - Благодаря такой животной преданности ты мог бы стать лучшим моим слугой... И в то же время из-за этого необходимо вырезать каждого из вас под корень. Без остатка.
   Радим сделал паузу, и в ней повисла тяжесть неизбежного приговора.
   - Очень жаль, - вдруг продолжил он. - Стоит отметить, что я искренне пытался тебя образумить.
   Эхо слов Чёрноязыкого вибрировало на грани реальности, втискиваясь в восприятие. Воин, сжимающий рукоять меча с силой, рождающей сухой, предостерегающий хруст в суставах, ощущал в груди бурлящий котёл. В нём непроизвольно бились удивительная преданность и подлое сомнение.
   Фантомный образ Прекрасы - то соблазнительный, осознающий свою власть хищник, то несчастная, заточённая в башне страдалица. Он пронзал ослепительными, сбивающими с толку вспышками.
   - Хватит! - внезапно взревел Всеволод.
   Что-то щёлкнуло, перегорело внутри, и дружинник сорвался с места. Его рык, низкий, исторгающийся из глубины глотки, дикий и нечеловеческий, изничтожил тягучую, давящую тишину гридницы. Клинок, изголодавшийся по возмездию, жаждал вонзиться в проклятого колдуна.
   Одно сокрушительное, молниеносное движение должно было положить конец этому кошмару, но на подступе к цели произошло нечто неожиданное. Радим не отпрянул - шагнул навстречу свирепой атаке. Его тело неестественно изогнулось, пропуская остриё. Бледная, почти прозрачная рука Чёрноязыкого метнулась вперёд. Холодные пальцы коснулись повреждённого запястья воина. Плоть колдуна прижалась к коже Всеволода и впитала в себя алую, горячую кровь.
   Контакт длился буквально мгновенье, и этого оказалось более чем достаточно.
   Дружинник почувствовал не боль, а леденящий толчок невероятной силы. Волна пробирающего, абсолютного мороза пронеслась сквозь кости и мерно разлилась по телу, парализуя волю к жизни. Мышечные волокна на руке воина онемели и стали чужими, отказавшись подчиняться приказам мозга.
   Радим наверняка мог банально заколоть Всеволода, но почему-то предпочёл представление. Эта гадкая мысль не давала дружиннику покоя.
   Миг спустя Чёрноязыкий сделал шаг назад и застыл. Его плоть отозвалась на украденную каплю крови. Она заколебалась, будто мираж в знойном воздухе. Истинный облик колдуна поплыл, распадаясь на тысячи дрожащих частиц. Затем из клубков рассеивающейся, дымчатой мглы начал кристаллизоваться новый, чудовищный в своём совершенстве контур.
   Сперва из ничего отлилась броня. Не потрёпанные и усеянные памятью о бесчисленных схватках доспехи, а их улучшенная копия. Каждый элемент был безупречным произведением кузнечного искусства, способным ослепить любого противника ярчайшим сиянием.
   Потом появилось лицо Всеволода. Тот же жёсткий, скульптурный разрез глаз, те же волевые скулы и растительность. Фактически всё сформировалось с пугающей точностью.
   Впрочем, в этом отражении отсутствовал даже малейший намёк на проблемы дружинника. Ни вымотанной усталости, залёгшей в уголках губ, ни обжигающих мучений от раны. Что же до взгляда репликанта - он вгрызся в воина, порождая багровый свет, встретившийся Всеволоду перед входом в крепость. Олицетворение ненависти, насмешки и чего-то по-настоящему древнего.
   По окончании метаморфозы на месте Радима стоял двойник дружинника, удерживающий не кинжал, а выросший из него внушительных размеров меч. Оружие, за оболочкой которого скрывалась голодная бездна.
   - Теперь посмотрим, - произнесла копия голосом воина, но с бездушным тембром, и выдавила кривую ухмылку. - Что это тело может на самом деле.
   Первым же стремительным движением Чёрноязыкий нанёс удар. Не клинком - рукой. Кулак врезался в лицо Всеволода с такой могучей силой, какой он никогда не знал. Послышался приглушённый хруст, и дружинник, отброшенный на несколько шагов, едва не упал, ощущая, как по подбородку течёт тёплая кровь. Воин тут же встряхнул головой, приходя в себя, плюнул на пол алой слюной и с воплем бросился в атаку. Идеальное столкновение двух мечей вынудило само пространство вздрогнуть. Колдун издал громкий смешок, явно наслаждаясь моментом, и уклонился от следующего удара.
   Зеркальный противник двигался слишком хорошо. Любой напор Всеволода предвосхищался, его умения и знания обращались против него с утроенной жестокостью. Воители безостановочно метались в сердцевине зала - один дышащий пылающей яростью и болью, другой в роли эталонного воплощения смерти. Их стальные клинки сходились снова и снова, высекая ослепительные искры. Каждый оглушительный лязг впивался в кости, отдаваясь в зубах глухим эхом. Дружинник чувствовал, как последние силы неизбежно таяли, мускулы горели неистовым огнём перенапряжения, а из раны на боку непрестанно сочилась жизнь. Исход был весьма близок, и всё складывалось не в пользу воина.
   Всеволод принимал сокрушительные удары, парировал, отвечал отчаянными взмахами, оставляя на безупречных доспехах репликанта лишь тонкие, едва заметные царапины.
   Поймав мгновенье, дружинник совершил молниеносную атаку. Его меч вонзился в предплечье Радима, прорезая защиту. Из прорехи моментально хлынула густая, почти чёрная кровь. Двойник сразу же скривился в жуткой пародии на улыбку и через миг нанёс ответный колющий удар - неотвратимый и смертоносный, определённо достигший цели.
   Воздух застыл, наполненный металлическим звоном и тяжким дыханием сражения. В глазах воина вспыхнуло нестерпимое страдание, смешанное с яростным нежеланием сдаваться. Его гримаса исказилась под гнётом боли, но пальцы лишь с большей силой вцепились в рукоять верного оружия.
   Каждая клетка тела Всеволода кричала. Несгибаемый дух всё никак не унимался - отказывался смиряться. Дружинник пристально смотрел на собственное отражение, и в самую последнюю секунду, когда казалось, что удача окончательно от него отвернулась, воин увидел возможность.
   Чёрноязыкий, опьянённый триумфом, на мгновение отвлёкся. Его взгляд скользнул к ране Всеволода, а кисть судорожно дёрнула клинок в попытке глубже вогнать остриё.
   Этого мимолётного промаха хватило. Собрав всю волю и выжав из измождённого тела вопящие остатки лютой злобы, дружинник замахнулся свободной рукой. Кулак, сбитый в монолитную, окровавленную крепость, со всей мощи впечатался в челюсть ненавистного колдуна. Сокрушительная атака взметнулась безотлагательно. Меч, пропитанный потом и чёрной жижей, со свистом рассёк упругий воздух и рубанул по шее противника с низким, влажным хрустом.
   Голова репликанта, отделившись от плеч, описала короткую дугу и приземлилась рядом с огромным очагом. На искажённых чертах застыла гримаса наивного, почти детского изумления. Безжизненное тело рухнуло вместе с оружием, всё ещё находящимся в руке, изливая на потрескавшийся камень потоки маслянистой крови.
   Воин, с трудом опираясь на рукоять меча, стоял над поверженным изваянием самого себя. Могучая грудь Всеволода судорожно вздымалась, выталкивая из лёгких спёртый воздух. Звенящая тишина, наступившая после битвы, медленно, но верно заглушала всплески адреналина. Ценой невероятного напряжения и едва не утраченного рассудка, а также получив новое ранение, он всё же одолел безупречного двойника.
   И дальше, помимо скорой встречи со смертью, к которой дружинник несомненно был готов, его ждала Прекраса. Время на спасение подходило к логическому завершению, но шанс вытащить девушку из этого ада казался вполне реальным. Воин невольно думал о том, что больше не наткнётся на монстров. Разумеется, Всеволод не задавался вопросами о природе возникновения подобных мыслей. Непоколебимая уверенность вгрызалась в сознание с неестественным рвением, и дружинник не противился.
   Воин не ведал точного местоположения княжеской дочери в этом скверном лабиринте, но сокровенное чутьё неумолимо тянуло его в правильном направлении. Оно, пульсируя в такт израненному телу, властно подгоняло к узкому проходу, ведущему в одну из многочисленных мрачных башен.
   Стиснув зубы, Всеволод приблизился к проёму. Затуманенный болью взгляд прошёлся по стенам, усеянным мелкими трещинами и частично окрашенным подтёками запёкшейся крови. Дружинник сделал глубокий, обжигающий горло вдох, вбирая тяжёлый воздух, и твёрдым, решительным шагом пересёк роковую черту, скрывшись в непроницаемой тьме за ближайшим поворотом.
  
  Глава 6
  
   Всеволод с трудом поднимался по широкой, витой лестнице, кое-как преодолевая кровавый туман, довольно часто застилающий взор. Израненное тело периодами предательски подкашивалось. Ноги путались, становясь всё тяжелее с каждым шагом.
   В какой-то момент дружинник споткнулся, едва не свалившись на ступени, и судорожно упёрся в сырую, покрытую еле заметным инеем стену. Пальцы буквально прилипли к шершавому камню, удерживая от падения в голодную темноту, почти дожравшую одинокие лучины.
   Кашель с кровью настиг воина внезапно и болезненно. Всеволод схватил воздух ртом, и мгновенье спустя из глубины его измотанного сознания, сквозь гул в ушах и тяжёлое дыхание, выплыл ледяной, отчётливый голос. Тот самый, что он совсем недавно слышал в гриднице:
   - Ты слепой пёс на привязи...
   Эхо этих ненавидимых слов обожгло барабанные перепонки и вынудило сморщиться. Воздух вокруг заколебался, очень быстро заливаясь багровым маревом. Стоило сделать глубокий вдох, и кошмар из прошлого накрыл дружинника с головой, вырвав из мрачной башни и швырнув в другое, не менее жуткое место - в мерцающий проклятый лес.
   Когда же местность перестала дрожать и окончательно залилась тёмными красками, воин снова увидел товарищей. Не в яростном хаосе сражения, а в обманчивом спокойствии гибельного привала.
   Всеволод наблюдал со стороны, бесплотный и парализованный, не в силах издать звук или пошевелиться.
   Дозорный, в чьём лице угадывались черты Владислава, стоял, прислонившись к широкому дереву. Его взгляд был устремлён в ночную даль. Соратник так и не заметил сгусток тьмы, отчасти похожий на человека и возникший из ниоткуда. В руках у этой сущности сформировалась дымка, напоминающая клинок - она испустила неестественный всполох, и горло доброго друга тут же распахнулось в виде беззвучной, чудовищной щёлки, молниеносно увеличившейся в размерах. Алый фонтан брызнул на землю, опадая липкой росой, а тело, придерживаемое безжалостной тенью, медленно осело с тихим стуком доспехов.
   Тишина не прервалась, несмотря на тщетные попытки Всеволода закричать. Дружинник пылал от гнева, совершенно позабыв о том, что в его воспоминаниях братьев по оружию убили мерзкие создания, походившие скорее на животную мутацию, а не мистическая мощь.
   Возможно, израненный воин просто устал от этого смертоносного пути и не хотел в принципе ничего вспоминать. Хотя, вероятней всего, проблема заключалась в рассудке, утопающем в разросшемся безумии. Именно к такой мысли пришёл Всеволод, вгрызаясь злобным взглядом в тьму, подбирающуюся к остальным товарищам.
   Дружина спала у трескучего костра и не подозревала о скорой гибели. Смерть скользила меж телами фантомной гостьей. Над одними сущность приседала, прикрывая им рты и вгоняя остриё в шеи. Что до других - они успевали лишь вздрогнуть во сне, обречённо выдавливая тихие вздохи. Последний из них как раз поворачивался на бок, подставляя спину неумолимому лезвию, входящему под ребро с глухим, чавкающим звуком.
   Это был не бой. Не почётный конец в крике и ярости. Только методичный убой. Командир бравых ребят стоял беспомощным свидетелем. Ему не хватало сил поднять меч и выступить против сущности. Оставалось лишь смотреть на тела, у которых украли честь и славу.
   В какой-то миг воспоминания Всеволода пробились через наваждение и выплеснулись поверх видения, преображаясь в то, что он действительно знал - во внезапное нападение монстров во время привала. Дружинник был там и пытался защитить каждого из соратников.
   - Даже будучи мёртвым... - пронеслась вполне логичная мысль. - Проклятый колдун играет с разумом... Подарок на прощанье...
   Долю секунды спустя мрачный образ схлопнулся в ослепительной вспышке и воин вернулся в реальность с оглушительным, захлёбывающимся кашлем. Вибрирующий, мимолётный смех Радима ворвался в сознание, вынудив Всеволода крепко зажмуриться и покрутить головой. Именно в этот момент равновесие исчезло окончательно.
   Мир вокруг завертелся в мелькающих белых мушках, и дружинник рухнул на колени, а затем повалился набок. Чуть скатился по ступеням. Оружие выскользнуло из ослабевших пальцев и с сухим, казалось бы, непрекращающимся лязгом полетело куда-то вниз. Через несколько мгновений звон затих в пугающей, непроглядной глубине, словно темнота бесповоротно проглотила меч, не предложив ничего взамен.
   Воин лежал, раскинувшись и вслушиваясь в стук собственного сердца - тяжёлый, неровный барабанный бой, отдающий в ушах. Боль, притуплённая шоком от падения, теперь вспыхнула неистовой волной, выжигающей всё нутро. С каждой попыткой вдохнуть полной грудью, мучения лишь усиливались.
   Стиснув зубы, Всеволод оттолкнулся локтем от ступени и заставил себя подняться. В глазах стояли слёзы от перенапряжения, перемешанные с пылью и потом.
   - Спускаться? - подумал дружинник и бросил взор вниз. - Искать меч?
   Его взгляд тут же прилип к трясущимся рукам. Он представил, как потеряет последние силы, упадёт и больше не сможет встать. Воин точно знал - это путь в один конец. Никакого повторного подъёма не будет. Всеволод не увидит Прекрасу. Не выполнит столь важную задачу.
   - Нет! - проскочило среди потока размышлений.
   Дружинник отвернулся от бездны и выпрямил спину, превозмогая острый спазм в боку. Он решил оставить часть себя там, внизу, вместе с оружием, вырвав из души волнение. Осталось только тело, изуродованное болью, и несокрушимое рвение, неизбежно ведущее лишь вперёд.
  
  ***
  
   Добравшись до последней ступени, измождённый Всеволод замер, рассматривая фигуру, преграждающую путь к заветной двери. Это существо не сильно отличалось от остальных. Сгорбленное, дрожащее создание издавало низкое рычание, больше похожее на нечто предсмертное, нежели на угрозу. В его сведённых судорогой пальцах мерцал кривой кинжал, остриём направленный в сторону дружинника. Монстр будто не планировал атаковать, но всем своим видом так и предупреждал:
   - Если приблизишься, то умрёшь.
   Воин тут же подавил накатывающие волны мучений и переключился на единственную, ясную цель. Он сделал тяжёлый вдох и двинулся вперёд, неотрывно глядя в пустые глазницы чудовища. Оно затрясло оружием в порывистом и до смехотворного жалком жесте, но Всеволод был неумолим. Его окровавленная рука молниеносно вцепилась в костлявое запястье твари - до сухого, неприятного хруста. Пальцы существа непроизвольно разжались, выпуская кинжал.
   Некротическое создание затрепетало, пытаясь вырваться из железных тисков, повернуться и сбежать, однако дружинник лишь сильнее сжал свою добычу. Воин дёрнул монстра к себе, резко развернул его, свободной рукой обхватил тело, лишая возможности двигаться, и с коротким, мощным усилием вогнал лезвие противнику под челюсть. Остриё вошло с глухим, влажным хлюпаньем, порождая кошмарные, булькающие звуки.
   Конвульсии продлились недолго. В наступившей гнетущей тишине за массивной дверью послышался сдавленный, испуганный всхлип - он вонзился в сознание Всеволода, вызвав неестественную тревогу. Дружинник мгновенно выдернул окровавленный кинжал, и безжизненное тело, отброшенное прочь, покатилось по лестнице прямиком в бездну. Каждый удар о ступени сопровождался отвратительной симфонией ломающихся костей. Впрочем, воин не обращал на это внимание.
   Не сводя с двери взора, Всеволод медленно отворил её и пересёк последний рубеж, вступая в полумрак. Воздух здесь был густым, пронизанным запахом ладана, старого дерева и дикого страха.
   Помещение, в котором оказался дружинник, пустовало. Голые, грубо сколоченные из толстых плах стены, тёмный пол из кривых досок. Ни цепей, ни клетки, ни Прекрасы. Лишь лунный свет с трудом пробивался сквозь мутное стекло узкого оконца.
   Миг спустя в этом раздражающем безмолвии зародился и стал нарастать навязчивый звон в ушах. Он поднимался из самой глубины черепа, заполняя собой всё сознание и вытесняя возможность мыслить. В какой-то момент вслед за ним появилось непонятное бормотание. Оно витало вокруг, обтекая воина со всех ракурсов, и с каждой секундой приобретало более чёткий посыл.
   - Мы ждём тебя впотьмах... - внезапно прошипело справа.
   Голос походил на чудовищную смесь - истинная какофония из десятков тембров. Начиная от старческой хрипотцы, сливающейся с юным альтом, и заканчивая мужским басом, сочетающимся с ласкающим слух женским сопрано.
   - Слабодушный и никчёмный воитель, сражающийся за ничто...
   Колющая, разрывающая боль в висках обрушилась на Всеволода без промедления, не оставив ни малейшего шанса для защиты. Дружинник громко застонал, прижав ладонь ко лбу. Пространство перед глазами поплыло и в нём заклубилось плотное марево, возникшее из ниоткуда. Воин пошатнулся, пытаясь сбросить наваждение, и вдруг заметил странное мерцание.
   Через мгновенье помещение изменилось, преображаясь в роскошную, уютную опочивальню.
   Стены теперь были затянуты тёмно-багровым материалом, расшитым сложными красочными узорами, в которых угадывались диковинные птицы и звери. Прямо перед Всеволодом, под тяжёлым пологом, виднелось широкое ложе, застланное мехами и мягкой, набухшей периной. По разные стороны от дружинника громоздились дубовые сундуки, окованные толстыми медными полосами, и изящные ларцы из морёного дерева, да белой кости.
   В левом углу, на резной подставке, стоял массивный кувшин-рукомой, а рядом располагался таз-лохань, отполированный до золотистого блеска. Неподалёку, на небольшом столике, лежали серебряные гребни с длинными зубьями и круглое стальное зеркало в деревянной оправе, в матовой поверхности которого тускло отражался лунный свет.
   Тот самый, что уже не с трудом пробивался, а лился полноводной рекой, играя бликами на богатой утвари. Его холодное сияние дополняло тёплый, живой огонёк масляной лампады, висевшей в железном подвесе у изголовья ложе. Пламя колыхалось, отбрасывая на стены с потолком беспокойные, пляшущие тени и вдыхая в помещение обманчивые движения.
   Это была не просто опочивальня - скорее мираж невозможного уюта, дразнящее воспоминание о жизни, которой в проклятой крепости не могло существовать.
   И самое жуткое - место являлось точной копией покоев Прекрасы. Воин бывал тут считанные разы, украдкой, в пьянящие мгновенья тайных встреч. Тогда взгляд Всеволода скользил поверхностно, цепляясь лишь за смутные очертания мебели. Дружинник тратил время исключительно на девушку, утопал в её чудесных глазах, в сводящем с ума запахе кожи, в возбуждающем шёпоте, боящемся чужих ушей. Любовник не запоминал интерьер - он вдыхал миг, стремительный и горячий, опалённый страхом разоблачения.
   Погрузившись в это внезапное и восхитительное воспоминание, воин даже не заметил момента, когда изводящий звон растаял, а безумная боль в висках отступила. Осознать происходящее ему помешало движение слева.
   Из-за большого сундука выскочила худая фигура, сжимающая пальцами узкий и блестящий нож для разрезания страниц. Всеволод, ведомый инстинктом, перехватил хрупкое запястье одним молниеносным взмахом и застыл, сражённый собственным открытием.
   Перед ним, с зарёванным лицом, билась в его исполинской хватке Прекраса. Вся в кружевах и шелках своего обыденного ночного одеяния. Её огромные, сияющие влагой и полные ужаса глаза скользили то по жуткой броне, залитой кровью, то по кинжалу в руке дружинника.
   Она определённо не узнала возлюбленного. По крайней мере, сразу.
   - Всеволод? - голос девушки, как правило бархатный и властный, сейчас звучал тонко, надтреснуто, пробиваясь сквозь едва сдерживаемые слёзы. - Что... Что случилось?
   Дружинник отпустил её запястье и обрадовался, но лишь в глубине души - не показывая эмоций. Разумеется, он не стал обнимать Прекрасу, хоть и очень сильно желал. Не тот момент, не та обстановка.
   - Что за грохот был у двери? - продолжила княжна. - И где Настасья? Куда подевалась наша кормилица?
   - Какая Настасья? - выдавил воин, приходя в себя после ошеломления от встречи.
   - Ясное моё солнце... - взгляд девушки прилип к сочащейся прорехе в доспехах на боку Всеволода, затем метнулся ко второй, чуть повыше, и на лице возлюбленной тут же вспыхнула неподдельная тревога. - Тебя ранили... Ты истекаешь кровью!
   - Это не главная проблема, - отмахнулся дружинник, еле пересиливая накатывающие волны боли. - Самое важное сейчас... Вывести тебя отсюда.
   - Так, а что произошло? - прошептала она, и в её голосе зазвучала некая детская растерянность. - Кто напал на нас?
   В сознании воина моментально возникло эхо последнего вопроса. Оно вторглось в каждый потаённый уголок разума и через пару мгновений резко заглушилось на фоне промелькнувшего трескучего смешка Радима. Внезапная, пульсирующая резь в висках, вынудила Всеволода слегка вздрогнуть.
   - Судя по всему, - наконец заговорил дружинник. - Этот проклятый колдун опутал тебя чарами, но ничего... Мы...
   - Какой колдун? - прервала его речь Прекраса, приподнимая брови от удивления. - О чём ты, милый? Может нам стоит найти отца? Он обязательно во всём разберётся...
   Мысль о князе вызвала мучительный укол в правом виске. Воин явно не понимал диалога. Не хотел погружаться в суть - не самое подходящее время для пустых разговоров, навеянных некротическим влиянием. Всеволод взмахнул головой, пытаясь сконцентрироваться, и схватил девушку за тонкую, почти невесомую руку. Затем развернулся и шагнул к выходу.
   - Что ты делаешь?! - возмутилась княжна, зацепившись за один из сундуков. - Отпусти меня!
   - Замолчи! - рявкнул дружинник, повернувшись, и ощутил, как дыхание застряло в горле.
   Перед ним была его возлюбленная, и одновременно не она. Изнанка прекрасного сна. Её черты колебались, подобно отражению на поверхности застоявшейся воды. Сквозь них проступало нечто чужеродное, пульсирующее тёмной энергией.
   В какой-то миг пространство дрогнуло, сжалось и стремительно расширилось, порождая ослепительную вспышку, методично выжигающую до тла уютную опочивальню.
   Вместо стен появилась гиблая топь. Спёртый, тяжёлый воздух ударил в лицо тошнотворным смрадом. Яркие огни болотных газов замерцали в молочном тумане, обволакивающем кривые, голые деревья, чьи ветви напоминали скрюченные в невыносимой агонии пальцы.
   Прекраса тоже преобразилась. Её ночное одеяние стало похоже на привычное алое платье. Вот только сейчас его форма казалась совершенно иной, превратившись в струящуюся, жидкую субстанцию - густую и маслянистую. Оно облегало тело не тканью, а медленно сочащейся багровой жижей, что источалась из шеи девушки. Или скорее из сплошного, ужасающего красного пятна, обрывки кожи в котором шевелились в такт дыханию.
   Радужки княжны, всегда сковывающие глубиной карих омутов, изменились на жёлтые, пронизывающие и разъедающие изнутри. На бархатных щёчках проступили свежие и зловещие кровоподтёки. Среди чёрных, спутанных волос материализовались два чудовищных рога, усеянных тонкими алыми прожилками.
   Воин остолбенел, парализованный этой кошмарной трансформацией. Его разум отказывался воспринимать жуткое искажение, больше походящее на предсмертный бред.
   Впрочем, внимание Всеволода моментально переключилось на странное движение в насыщенном мареве. Слева, из клубов ядовитого тумана, выскользнула тварь - не живая летучая мышь, а сгусток скомканной тьмы на перепончатых крыльях. Она кинулась на дружинника, не издавая знакомого писка, а исторгая сухой, шелестящий скрежет, вынуждающий волосы вставать дыбом.
   Инстинкт сработал мгновенно. Ослеплённый ужасом и потерявший связь с реальностью, воин поднял кисть с кинжалом, чтобы отсечь это наваждение. Лезвие рассекло воздух с коротким свистом, даже не навредив мелкому созданию. Сам же Всеволод услышал не крик возмущения существа. Раздался сдавленный, горловой вздох - женский, полный невыразимой муки.
   Пространство снова померкло из-за яркой вспышки, возникшей из ниоткуда. Гнетущая болотная атмосфера исчезла, сменившись на помещение в башне. Дружинник очутился в опочивальне, а перед ним, прижимая тонкую ладонь к разрезу на шее, из которой сочились алые капли, стояла Прекраса. Настоящая и обычная на вид. В своих кружевах и шелках. Её карие глаза были в слезах, а на лице застыла гримаса шока и неподдельной боли.
   Ледяная волна осознания смыла с воина иллюзорный бред, оставив лишь горькую, тошную пустоту и жгучую вину.
   - Господи... - из его груди вырвался хриплый, надтреснутый шёпот, преисполненный отчаянием. - Помилуй мою грешную душу...
   Пальцы Всеволода разжались, и клинок с оглушительным лязгом ударился о поверхность. Дружинник рванулся вперёд, подхватывая её оседающее, безвольное тело. Ноги тут же подкосились, и он рухнул на колени, крепко прижимая девушку к окровавленным доспехам. Всё внимание воина сузилось до трепета в груди княжны, до прерывистого дыхания, выплёскивающегося из столь любимых перекошенных губ.
   Всеволод обвил Прекрасу руками, пытаясь удержать, вжать в себя ускользающую жизнь. Она вздрогнула в его объятиях, неизбежно задыхаясь. Её огромные глаза, полные непонимания, впились в растерянное лицо дружинника. Слабая, дрожащая ладонь медленно потянулась к щеке возлюбленного. Лёгкое, едва ощутимое прикосновение обожгло кожу неподъёмной виной.
   Долю секунды спустя пальцы девушки оцепенели, лишаясь сил, и безжизненно сползли воину на плечо. Взгляд княжны затуманился, навсегда застыв и обрывая последнюю нить, связывающую её с этим жестоким мирозданием.
   Всеволод моментально почувствовал невыразимую, вселенскую пустоту, вгрызшуюся в него непрекращающимся ураганом из мучений и мрака. Сдержанность, стоившая ему нечеловеческих усилий, лопнула, и из его груди вырвалось не рыдание, а низкий, захлёбывающийся рёв. Он прислонился лицом к чёрным, восхитительным волосам, не отпуская дорогую, безвозвратно утраченную любовь, и позволил слезам хлынуть в безостановочных потоках.
   Где-то в глубинах израненного разума, сквозь мглу отчаяния, прорвался короткий, знакомый, трескучий смех. Презрительный, торжествующий хохот, от которого стыла кровь в жилах. Злобный эпилог всего кошмара. Дружинник не обращал внимания. Утопая в скорби, он терял остатки сил, ощущая, как жизнь сочится и из его прорех в броне, сливаясь воедино со смертью Прекрасы.
   Воин постепенно затихал. Прерывистые, свистящие вздохи проявлялись всё реже, почти не нарушая тишину. Неимоверная усталость и холод небытия медленно окутывали Всеволода. И в одном из таких пронзительных мигов безмолвия, в чертогах угасающего сознания, вспыхнуло ослепительное сияние. Всевидящее озарение, сорвавшее с глаз пелену.
   Его истерзанный разум наполнился чередой видений. Они обрушились хаотичными, сокрушительными волнами, смешивая явь и галлюцинации в огненный вихрь. Какие-то картины плыли в непроглядном тумане. Некоторые же врезались в самое нутро с леденящей, фотографической чёткостью - и каждая из них разила не хуже отравленного клинка, проворачивающегося в ране.
   Дружинник увидел порог замка Олега Инакомыслящего и одинокую фигуру стража у входа. В следующее мгновение сквозь прогнившую плоть мертвеца проступили до боли знакомые черты - родинка на щеке, шрам на брови, добродушная ухмылка соратника. Того, что однажды делил с ним хлеб у походного костра. Товарищ хотел было поднять руку в приветственном жесте, но не успел. Со стороны Всеволода последовал рефлекторный взмах мечом.
   Внезапно поток хаоса умчал дружинника назад, в зловонную пыточную. Воздух здесь гудел от мучений. Посреди этого кошмара на ржавых крючьях, острия которых вгрызлись в грудь и глазницу, болталось нечто отдаленно напоминающее человека. Лишённое половины туловища, бездыханное. На изуродованном лице, залитом кровью, воин с ужасом узнал искаженные неописуемым страданием черты Ярослава. Теперь в стеклянных глазах бедолаги читалась только пустота, и она была страшнее любой ненависти.
   Тем не менее, самый чудовищный удар ждал впереди. Картина сменилась, перенеся Всеволода на место привала в том проклятом лесу. Он снова оказался в безвольном оцепенении, вынужденный наблюдать за гибелью соратников, мирно спящих у костра. Между ними скользил бесшумный сгусток абсолютного мрака, лишь частично похожий на человеческий силуэт. Сущность двигалась быстро, сжимая рукоять клинка, сотканного из чистейшей тьмы. Один за другим, неизвестный подбирался к товарищам, и сталь беззвучно впивалась в каждого из них.
   После смерти очередной жертвы на месте лица убийцы возникло очертание. Исковерканная безумием, опьянённая кровавым экстазом гримаса. Не какого-то лазутчика. Это был сам Всеволод. Его глаза, широко раскрытые в диком восторге. Оскал, перекошенный дьявольской усмешкой. Ведомый волей колдуна, обративший меч против друзей. Орудие мести, вырезавшее собственную дружину.
   - Нет! - не выдержав, завопил внутренний голос воина, цепляясь за последние обломки отрицания. - Гнусное наваждение! Мерзкая ложь!
   Он видел столько иллюзий и галлюцинаций, порожденных этим печальным походом, что готов был отвергнуть и текущий бред.
   Тогда-то, чтобы добить Всеволода окончательно, и явилось ещё одно. Ясное и невыносимое. Дружинник вновь оказался в гриднице, залитой кровью, и не нашёл там идеального репликанта, под личиной которого таился Радим Чёрноязыкий.
   Вместо колдуна метался Олег Инакомыслящий, с глазами, полными ужаса и непонимания. Его князь, повелитель и закон. Воин наблюдал с иного ракурса и подмечал каждый свой удар или кровавый след, оставленный клинком на дорогих одеяниях.
   А потом взгляд Всеволода скользнул по полу, усеянному трупами, и остановился на одном из них - на том самом, первом, мелком монстре, с лёгкостью обезглавленном при появлении в гриднице. И в тот миг на обезображенной физиономии чудовища проступили черты. Молодые, с едва пробившимся пушком на щеках и подбородке. Племянник князя. Мальчик по имени Иван, которого Олег любил, как сына. Впрочем, Всеволод тоже участвовал в его взрослении, прививая навыки владения холодным оружием.
   Исчерпывающая, горькая и окончательная правда протаранила разум дружинника, круша всё на своём пути. Она разорвала душу в клочья. От неё не существовало спасения. Ведь не порождение мрака совершало эти ужасы. Виноват только воин. Он был слепым орудием в спектакле жестокости под руководством Радима. Всеволод не возвращал княжну, не служил господину. Будучи одурманенным в очередном походе, дружинник лишь уничтожал неугодных колдуну людей.
   Сознание, не выдержав непосильного груза, с треском рухнуло в бездну, выталкивая воина в реальность. Зрачки Всеволода, в которых ещё мгновенье назад теплилась жизнь, застыли, поглотив последний проблеск света. В них отразилась кошмарная смесь вселенского обмана и тотального краха.
   Он не просто умер. Испустил короткий, прерывистый выдох и навеки замер, сжимая в железных объятиях бездыханное тело Прекрасы. Дружинник ушёл из мира живых, но не обрёл покоя. Воин обратился в вечное, проклятое изваяние - памятник собственной слепоте, жестокости и горькой правде.
  
  
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"