37. Я "В ПЕРВЫЙ РАЗ"

  

   Они ворвались в мастерскую под вечер, когда я уже собрался выходить. Четверо в военной форме, в фуражках с васильковыми околышами. НКВД. Сбили меня с ног, заломили руки за спину, надели наручники. Взяли под локотки, и повели меня, согбенного, на улицу. Там посадили на заднее сиденье черной "Эмки" и зажали меня с двух сторон. Двое других разместились спереди - один за рулем, другой развернулся вполоборота ко мне, чтобы присматривать. Руки за спиной мешали сидеть нормально. Тронулись с визгом покрышек. Я молчал, наклонив голову, выплевывал кровь, сочившуюся из разбитой губы.

  

   - Ты мне машину не погань, - сказал водитель. - Степан, вразуми его.

   - Еще раз плюнешь, разобью башку,- сказал тот, что сидел справа, и ударил меня рукояткой пистолета по голове. Не сильно, но больно.

   Я хотел задать сакраментальный вопрос всех неожиданно задержанных - "за что?", но счел за разумное помолчать. Скоро и так объяснят. Я поджал губы. Кровь была соленой, глотать её было неприятно, хотя и своя кровушка.

  

   Вскоре мы подкатили к трехэтажному каменному зданию. По-видимому, районное отделение НКВД. Меня выволокли из машины. Обращались со мной нарочито грубо, показывая тем самым, какой я есть матерый вражина и не заслуживаю гуманного обращения. Впрочем, вряд ли они знают слово "гуманность". Пролетарская жестокость.

   Коридорами меня провели в какой-то кабинет, бросили на стул.

   - Свободны, - сказал человек, тем, кто меня притащил. Они вышли.

  

   Хозяин кабинета встал из-за стола. Наверняка следователь по особо важным делам. Хотя неважных дел в этой конторе не бывает. Хромовые сапоги, галифе были мне видны, я сидел, склонив голову перед законом. Энкэвэдэшник взял меня за волосы, запрокинул мою голову так, что хрустнули шейные позвонки. Я взглянул ему в глаза. Голубые льдинки его глаз смотрели холодно и с презрением. Следователь был высокого роста, широкоплечий. В коротко подстриженных волосах не было и намека на седину, но на лице уже проступали следы пережитого.

   - Мельников?

   - Да, - ответил я и закашлялся, потому что неудачно сглотнул, и кровь попала в дыхалку.

   - Сволочь! - гаркнул он. - Ты хотел убить товарища Сталина!

   - Никогда даже не помышлял... - ответил я, справившись с кашлем.

   - Конечно, ты своей шкурой рисковать не хотел. Послал исполнителя... Женщину!

   - Не понимаю, про кого вы говорите... Пожалуйста, снимите наручники, мне плечо вывихнули, очень болит...

  

   Следователь отпустил мои волосы. Подошел к столу, нажал кнопку под столешницей.

   Вошел один из тех, что меня арестовывал, Степан.

   - Сними с него наручники, - приказал следователь.

   Степан без возражений исполнил приказ и так же молча вышел. Освободившись от наручников, я осторожно повел левой рукой. Плечо резанула боль, но быстро стала отходить. Видимо, вывих был несильным. Я выпрямился и взглянул на следователя. Он уже сидел за столом и тоже смотрел на меня. В правой руке он держал, как держат копьё, деревянную ручку с пером на конце. И это мне не нравилось. А ну как ему придет в голову метнуть эту ручку с острым стальным пером, как дротик прямо мне в лицо...

  

   Однако, он воткнул ручку в чернильницу, потом открыл мои документы, которые из меня вытряхнули. Стал их читать. И прочитанное ему явно не нравилось. Ибо в моей наградной книжке описывалось, как я получил медаль "За отвагу", в солдатской книжке отмечалось ранение. Как же так, наверное, думал следователь, то ли он герой, то ли хитрый враг с поддельными документами. Хотя вроде документы подлинные. И явно наши - скрепки железные, вон как проржавели. У немцев стальные, не ржавеют.

  

   Следователь убрал мои документы в ящик стола и воззрился на меня изучающим взглядом. Наконец, спросил: - Какие отношения у вас с гражданкой Екатериной Юрьевной Гурьяновой, по мужу Карпович, расстрелянного Советской властью как предателя и немецкого шпиона?

   - Даже не знаю, как вам ответить, - сказал я. - Назовем их дружескими. Я пожалел её с детьми, поселил в своей комнате. Они ютились в коридоре...

   - Вы хотите сказать, что Советская власть плохо заботится о трудящихся?

   - Нет, я так не хочу сказать. О трудящихся Советская власть заботится... а вот о тех, кого лишили гражданских прав...

   - Врагов народа?! - следователь грохнул ладонью по зеленому сукну стола. Ручка выпрыгнула из чернильницы, упала на обложку моей книжки красноармейца, запачкав ее чернилами. - К врагам народа у нас одна забота - не промахнуться пулей.

   - Да, это главное, - сказал я серьёзно.

  

   - Ваша квартирантка хотела убить товарища Сталина при его выезде из ворот Спасской башни. Для этого она изучала расписание поездок Верховного, слишком часто и слишком долго околачивалась на Красной площади, потому и привлекла внимание постового милиционера. Тот сообщил, куда следует. Мы взяли вашу сожительницу под наблюдение. А потом арестовали. Закончив тираду, следователь открыл пачку "Казбека", достал папиросу, дунул в бумажный мундштук, смял его гармошкой, прикурил. Сладко затянувшись, откинулся на спинку стула, выпустил дым в мою сторону. Мне зверски захотелось курить.

   - Арестовали, - продолжил следователь, - и оказались правы. В сумочке у мадам Карпович оказался пистолет. Причем, немецкий, "Вальтер"...

   - Без патронов, - вставил я.

  

   Оп! - подпрыгнул на стуле следак. - Вот вы и попались, гражданин Мельников! Откуда вы знаете, что он был без патронов? Значит, это ваш пистолет?

   - Ну, ваша взяла, я догадался. Где же Катерина Юрьевна могла достать "Вальтер" кроме как из моей сумки, которую я хранил дома. А разрядил оружие я после того, как ее пацан стал им играть... Но этот факт говорит в мою пользу. Зачем же я пошлю человека совершить теракт, снарядив его пистолетом без патронов? Это какой-то нонсенс, согласитесь.

   Следователь смутился, но только на мгновение. Потушив в пепельнице папиросу, продолжил допрос:

   - У вас в документе написано, что вы окончили 2 класса начальной школы. Так откуда вы знаете такое слово как "нонсенс"?

  

   - У нас в школе учитель был по прозвищу Нонсенс. Это было его любимое слово.

   - Учитель, говорите... У вас, Мельников, десятилетка на лбу написана. И, несмотря на ваш молодой возраст, вы слишком... как бы это выразиться... слишком... не то, чтобы умный, но очень опытный человек. Не по годам опытный. В манере вести себя, говорить... Такое впечатление, что вы играете роль умудренного жизнью человека.

   - На войне, знаете ли, взрослеют быстро, - ответил я. - Там быстро познаешь врагов и друзей... Поделились бы табачком, гражданин следователь.

   - Вот это ваше "знаете ли", эта привычка образованного человека, ваш, я бы сказал, внутренний аристократизм, выдает вас...

   - В чем вы, собственно, меня подозреваете, что я - пожилой аристократ - выдаю себя за молодого деревенщину, но у меня это плохо получается?

  

   - Не могу точно ответить. Я многих задержанных повидал, уж поверьте, имею чутьё. И вот это чутьё шепчет мне, что вы хорошо подготовленный агент германской разведки. Не обязательно немец. Скорее всего, из семьи русских эмигрантов.

   - А что ж это я, хорошо подготовленный агент и так тупо прокололся: подставил своего человека и заодно себя. Нестыковочка у вас, гражданин следователь.

   - Не знаю, - сказал следователь, доставая папиросу из пачки. - Может быть, это какая-то игра, смысла которой мы пока не понимаем.

  

   Он подошел ко мне, сунул папиросу мне в рот, поднес зажженную спичку.

   Я прикурил, глубоко затянулся сладковатым дымом. - Благодарю.

   Следователь вернулся за стол, поиграл коробком спичек.

   - Прямо не знаю, что с вами делать? То ли отдать вас нашим костоломам... или оставить при себе, убедив начальство, что, используя вас, мы затеем игру с немцами. Вы ведь из Абвера?.. Ну, как, передадим привет Канарису?

  

   - Дайте подумать, - сказал я. Мне и в самом деле было о чем подумать и прикинуть варианты. - Но прежде чем дать вам какой-то ответ, я хотел бы убедиться, что Катерина Юрьевна жива... Что вы не отдали её вашим костоломам, по вашему выражению.

   - Это можно, - ответил следователь с энтузиазмом и нажал кнопку под столешницей.

  

   Вошел все тот же Степан и застыл в ожидании приказа.

   - Доставьте сюда арестованнуккю Карпович. - приказал следователь. - Мы проведем очную ставку.

   - Слушаюсь! - ответил костолом, сделал налево кругом и вышел из кабинета.

   - Ну, что ж, подождем, - сказал следователь. - Не желаете ли воды?

   Он взялся за горлышко графина с водой.

   Я вспомнил Королёва и отрицательно повертел головой, хотя прополоскать рот от крови не помешало бы.

  

   ------------------------------------

   ПРОДОЛЖЕНИЕ СЛЕДУЕТ

   ------------------------------------