44. МАРЬИНА РОЩА, продолжение продолжения

  

  

   Утром на завтрак девочки подали горячие пирожки с мясом. У меня это вызвало рвотное чувство.

   - Чё не ешь пирожки? - удивился Жорик. Сам он уплетал кулинарную стряпню девчонок, только что щеки не трещали.

   - Благодарю, - ответил я (помня, что уголовники не любят слово "спасибо" (ассоциация - соси большой))), - по утрам нет аппетита.

   Не то, чтобы я думал, будто эти пирожки с мясом Прохора, которого вчера прикончили по приказу деда, но слухи были про пирожки с человеческим мясом. Бойкие торговки якобы продавали их на черном рынке. Вполне возможно, что и "наши" девочки торговали пирожками.

  

   Представил: - Пирожки горячие, налетай, пирожки свеж...

   - Почем пирожки? - спрашивает гражданин в шляпе.

   - Рупь. С полтиной.

   - С чем они? Небось, с кошатиной...

   - Обижаете, гражданин, чистое собачье мясо.

   - Дайте два...

  

   Я попросил чаю. Девушка по имени Галя налила мне кипяток в кружку и поставила передо мной распечатанную пачку чая. Я положил щепотку.

   - Можете хоть полпачки сыпать, - расщедрилась Галя. Я заметил, что мужики так и делали. Они чифирили, хотя на столе была и водка.

   - Спаси... Бог... сердце берегу, - сказал я, кладя в кружку два кусочка дефицитного рафинада.

   - Чудной, - сказала Галя и ушла на кухню.

  

   За стол, кряхтя, уселся дед. Его место никто не занимал. Он тоже не стал есть пирожки, и ему подали кашу. Я бы тоже съел каши, но постеснялся попросить.

   - Ну, что мазурики, - сказал дед, жуя кашу деснами, - скоро новое дело намечается.

   - Что за дело? - спросил мужик с обрезанным ухом.

   - У Никитских ворот в продмаг номер 21 привезут муку... дня через два, значит, в эту пятницу. Жоржик ездил на разведку и все разузнал... Жоржик, ты продавщицу хорошо охмурил?

   - Аж причмокивала, - отозвался Жорик, с похохатыванием.

   - Развратник, - пожурил дед. - Ну так вот, голуби мои. Мешки с мукой брать будем днем.

   - А чё днем-то? - возразил парень с рассеченной губой. - Стрёмно.

   - Днем охрана - один хонурик. А ночью трое, - терпеливо пояснил пахан. - Слухайте дальше: там рядом перекресток. На этом перекрестке Мельник устроит аварию. - Дед посмотрел на меня. - Слышь, Мельник, дадим тебе машину, въедешь в ларек. Поднимется хай: мусор-регулировщик, толпа зевак соберётся. Это отвлекуха. А мы тем временем ломанем магазин...

   - Дельно придумано, - сказал Циклоп, наливая в рюмку водочки.

  

   После завтрака все разошлись, кто куда. До пятницы никаких серьезных дел не намечалось. Мужики из банды могли уходить и приходить, когда вздумается, а вот мне, как еще неиспытанному новичку, выходить из дома запретили. А у меня возникла идея, когда дед произнес фразу "голуби мои". Но как эту идею осуществить? За мной приглядывал пятнадцатилетний Тимофей, которого я для краткости зову Тимом. Чем и как его отвлечь? Ведь как раз в его "епархию" я и хочу вторгнуться, а именно - в голубятню.

   Меня заинтересовал голубь-почтарь, которого Тим держит отдельно и не выпускает, потому что он приобретен недавно и может улететь к хозяину. Интересно бы знать, кто хозяин? Лоялен ли он властям? Это важный вопрос, можно сказать, вопрос жизни и смерти. Моей. Мужик этот, получив мою записку через своего почтового голубя, может сдать мазуриков милиции, а может наоборот, сдать меня мазурикам. За полмешка картошки. И бандиты пустят меня на пирожки.

  

   Если с голубем не выйдет, есть запасной вариант. Уже на месте аварии сообщить гаишнику о том, что авария устроена для отвлечения внимания и что в это время будет налет на продмаг у Никитских...

   Конечно, можно ничего не делать. Мое место шестое. Но обидно, когда страна голодает, эти душегубы жируют на народном добре.

   И совсем уж невыполнимой казалась идея - перетянуть мальчишку на свою сторону. На сторону так сказать добра. Это зависит, насколько он пропитан "злом". Если он рос в этой среде, то для него, возможно, вполне естественно прикончить раненого товарища. Пустить его на мясо...

  

   Мы сидели с Тимом в гостиной, играли в подкидного. Я, наверное, долго смотрел в карты и задержался с ходом.

   - Жульверн, твоя очередь, - сказа Тим. - О чем думаешь?

   - Да так, - ответил я, бросая на стол козырного валета. - О своей даме сердца, которую я отправил в эвакуацию. Хочу ей письмо написать, мол, "жизнь моя - жестянка, а ну её в болото, живу я как поганка, а мне летать, а мне летать, а мне летать охота".

   - Ух, ты! Как здорово ты сейчас пропел! - восхитился Тим. Всё-таки он еще ребенок и с удовольствием бы посмотрел мультфильм про водяного. - Ты хочешь летчиком стать?

   - Хотел летчиком, а стал налетчиком. Значит, не судьба... У тебя бумага и карандаш найдутся?

   - Есть, конечно, только дед тебе все равно не разрешит отправить письмо.

   - Ну, ты ж ему не скажешь... я надеюсь?

   Тим промолчал, побил моего валета козырным королем. Ладно, в эту сторону копать пока не будем. Чтобы отвлечь его, я спросил:

   - А почему ты в школу не ходишь?

   - Да ходил я в школу. Пять классов кончил, дед сказал, что хватит. И запретил мне носить пионерский галстук.

   - Да-а-а, серьёзный у тебя дед. Пахан. Слушай, а тебе не страшно здесь жить? Вдруг менты нагрянут, перебьют всех...

   - Кто нагрянет?

  

   Я понял, что слегка прокололся. Слова "мент", "менты" в эти времена были не входу. В уголовной и дворовой среде бытует словечко "мусор". И происходит оно аж с царских времен от названия "Московский Уголовный Сыск" - МУС. Отсюда "мусор". В советское время слово "сыск" заменили на более современное "розыск". Так появился МУР. Однако муровцами себя называют сами муровцы, а уголовники предпочитали называть их по-старому "мусора", с ударением на конце слова.

   Слово "мент" широко распространился уже в 60-х годах - мент, ментовка...

   Впрочем, есть мнение, что слово "мент" вошло в обиход ещё до 1917 года, так как оно встречается в секретном пособии по блатному жаргону, которое появилось в начале XIX века и имело значение тюремного надзирателя. Но потом как-то подзабылось и всплыло только в брежневские времена. Но это не точно.

  

   - Так до революции называли легавых, - ответил я Тиму на его вопрос. И он этим ответом удовлетворился и сказал, что как-то не думал о страхе. Что может быть страшнее войны.

   - А ты вот на войне был, там страшно?

   - Как тебе сказать? Я испугаться не успел. Привез снаряды и сухпайки на передок. Только вышел из машины, как меня немецкий снайпер прострелил насквозь. Госпиталь, потом Москва...

   - Как же ты выжил?

   - А Бог его знает... Наверное, я кому-то, из судеб творящих, для чего-то нужен. Вот и кидают мою душу из тела в тело, из эпохи в эпоху...

   - Непонятно говоришь, - сказал Тим.

   В комнату вошел Жоржик. Как всегда в хорошем настроении. Сел к нам за стол: - Ну, сдавайте и мне карты.

   - Ладно, вы тут играйте, а я пойду, письмецо напишу Катерине, - сказал я.

   - Пиши, если адрес знаешь, - сказал Жоржик, а я потом на почту отнесу.

   - Тим, бумагу-то дай и карандаш.

   - Спроси у Галки, она даст.

   - Галя у нас хорошая давалка, - заржал Жоржик.

  

   Я зашел в "девичью". И как раз там сидела Галя, она что-то шила на машинке фирмы "Зингера". Машинка деловито стрекотала. Увидев меня, Галя перестала качать ногой широкую педаль. -- Чего вам?

   Галя была симпатичной девушкой, но печать порока уже отметилась на её лице. Или это просто моя фантазия - если живет в "малине", так и уже порочная. А может, просто спасается от голода?

   - Красивая вы... - как-то само собой вырвалось у меня.

   - Кадрить меня решили? - она засмеялась и стала откусывать нитку.

   И это навело меня на мысль, что мне еще нужны нитки, чтобы примотать записку к ноге голубя. Да так примотать, чтобы почтарь не разорвал клювом нитки и записку.

   - Тимофей сказал, что у вас я могу разжиться бумагой и карандашом.

  

   Галя встала, отодвинув стул, полезла в нижний ящик стола. А я тем временем украл у нее из коробки катушку ниток. Там было много катушек, вряд ли девушка заметит пропажу. Конечно, я мог просто попросить, но ведь придется отвечать на вопросы, зачем тебе нитки, давай я сама тебе зашью...

   - Вот держите. Это Тимкина школьная тетрадь, там еще много чистых листов. А карандаш химический, подойдет?

   - О, химический! Это даже лучше, - сказал я, принимая тонкую тетрадь с надписью: "Тетрадь по русскому языку ученика 5 класса Овчинникова Тимофея"

   Так-так, значит - семья Овчинниковых в собственно двухэтажном доме организовала бандитский притон, - взял я себе на заметку.

   Я поблагодарил девушку и уединился в пристрое, закуток, где мне выделили спальное место. Я сел на расшатанный стул, положил тетрадь на тумбочку.

  

   Обложка тетради - бледно-голубая. В правом верхнему углу портрет Чернышевского справа цитата из его произведения. Листы в линейку. Бумага грубоватая. Поплевав на кончик карандаша, я стал писать. Надо было придумать лаконичную, но убедительную записку с просьбой к тому неведомому мужику, который продал голубя Тиму за полмешка картошки. Может быть, так: "Важно! В пятницу, 18 сентября, утром или днем состоится бандитский налёт на продовольственный магазин номер 21, что у Никитских ворот. Просьба сообщить об этом в милицию. Проявите гражданскую сознательность".

  

   Может припугнуть? "Если не сообщите, пойдете под суд за укрывательство". Однако, стиль мне не нравился. "Состоится бандитский налет", смущало слово "состоится". Состоится комсомольское собрание... Ладно, надо подумать над другим вариантом.

   Я писал, время от времени поплевывая на химический грифель карандаша. Я так увлекся, что не услышал, как сзади бесшумно подошел в своих валенках дед.

   Я аж подскочил.

   - Чего пишешь? - спросил пахан и протянул руку. - Дайкось сюды тетрадочку.

   Трясущейся рукой я подал раскрытую тетрадь.

  

  

   ------------------------------------

   ПРОДОЛЖЕНИЕ СЛЕДУЕТ

   -------------------------------------