45. "ПИСЬМЕЦО В КОНВЕРТЕ ПОГОДИ НЕ РВИ..."

  

   Дед принял от меня тетрадь и стал читать вслух с размеренностью и запинками, свойственными не слишком грамотным людям.

   "Добрый день, ненаглядная Катерина Юрьевна! Во первых строках моего письма сообщаю Вам, что устроился я у надежных людей, так что за меня не беспокойтесь. Сообчите мне как Вы устроились и как дети Ваши? Если вздумаете написать мне ответное письмецо, то пишите на адрес Москва, главпочтамт до востребования Мельникову Николаю Андреевичу.

   А еще хочу Вами сказать, ненаглядная Катерина Юрьевна, что сильно по Вам скучаю и думать смею, что и Вы не забыли меня и не выбросили из Вашей жизни как прошедший листок календаря. За тем прощаюсь. Передаю привет также и Чарли, старшему Вашему сыну и дочке и младшему тоже. Мельников Н. А.".

  

   - И кто такая, это ненаглядная Катерина? - поинтересовался дед-пахан.

   - Ну я же вам рассказывал вчера. Женщина, которая жила у меня с детьми. Жена генерала, которого репрессировали, расстреляли, короче говоря... Ну, она решила отомстить за мужа. Взяла у меня пистолет, без спроса взяла. И пошла на Красную площадь, караулить кортеж Сталина. Долго стояла у Лобного места возле храма Василия Блаженного. Да не один день стояла. Привлекла внимание постового милиционера, который регулировал движение транспорта по Красной площади. Милиционер сообщил о своих подозрениях в НКВД. Катерину задержали, в сумочке нашли пистолет. На допросе Катерина созналась, что оружие взяла у меня. Меня тоже повязали, увезли прямо с места работы...

  

   - Ну да, я вспомнил, - сказал дед. - Ты героицки отбил дорогую Катерину как её там по батюшке от проклятых гэбэшников. Вы бежали, а Жоржик вас подобрал и привез к нам на хату. Всё верно?

   - Так точно.

   - Точно да не так. Хорошая, как у вас говорят, легенда. Чтобы к нам внедриться.

   - Но Жорика-то мы встретили случайно. Он ехал на "Победе", я голосовал на дороге. Он остановился...

   - Жоржик мог засветиться, когда охмурял продавщицу, разузнавая, когда привезут в магазин муку. Охмурял не один день. Баба стукнула мусорам, а дальше вы разыграли, как по нотам. Это у вас не отнять. Думаешь, я поверю, что ты из НКВД сбежал?

   - Вот вам крест святой и Исус с бородой! Я в самом деле заковал наручниками следователя и конвойного...

  

   Дед пристально вгляделся мне в глаза, словно через них хотел проникнуть в мой мозг. Я старался не мигать.

   - Интересная клятва, - сказал пахан, - второй раз в жизни слышу такую... Ладно, - дед бросил тетрадь на тумбочку. - Живи пока... но никаких писем. Потом, потом...

  

   Старик ушел, и я облегченно вздохнул. Я конечно рисковал, но все прошло гладко. Я перевернул тетрадь и открыл обложку с задней стороны. На предпоследней странице был вариант моей записки: "Крайне важно! К вам обращается сотрудник милиции, внедренный в банду. Иного способа связаться с товарищами у меня нет. Только через вашего голубя. Если Вы получили мое послание, то непременно сообщите в милицию, что в эту пятницу, 26 сентября, банда грабителей совершит налет на магазин номер 21 , что на Никитских воротах. Налет будет днем. Чтобы отвлечь внимание милиции и зевак, на ближайшем перекрестке будет устроена авария. Если вы струсите и не сообщите об этом в милицию, то вас привлекут за укрывательство. Нам известен ваш словесный портрет. Действуйте и ничего не бойтесь".

  

   Я аккуратно вырвал лист, затем отделил часть листа с текстом записки. Лишнюю бумагу сунул в карман, а записку тщательно свернул трубочкой. Куда бы её спрятать? Прятать было некуда, и я просто положил записку в другой карман брюк.

  

   Вечером, часов в 8, когда стемнело, я прошелся по дому, посмотреть, где кто? Мужиков не было. Даже Жорика. В гостиной на диване лежал Тим и читал книгу. Моё влияние действовало.

   - Что читаешь? - поинтересовался я.

   - "Пятнадцатилетний капитан", - сказал Тим. - Оказывается Жюль Верн это писатель. Хорошо, что ты мне рассказал про него. Я не знал, что это так интересно.

   - Откуда книга?

   - Сходил в библиотеку, записался, взял книгу.

   - Молодец. Ладно, не буду тебе мешать. Пойду во двор покурю на свежем воздухе.

   - Только за ворота не ходи. Я за тебя отвечаю.

   - Не бойся, не подведу. Бежать мне некуда...

  

   По пути я зашел на кухню, из буфета достал палку копчёной колбасы, всю в белом налете. Вот как я уже освоился. Ножом отрезал две дольки. В кухню вошла одна из девочек, светловолосая, кажется, Даша.

   - Проголодались? - сказала она, - Хотите, я вам сделаю бутерброд?

   - Нет, благодарю, я так... что-то в животе заурчало.

   - Мужики соберутся, будем ужинать.

   - Потерплю, - сказал я, положил в рот один кусочек и пошел на выход, ведущий в огород. Проходя мимо умывальника, прихватил одно из полотенец.

  

   Выйдя на крыльцо, огляделся. На черном небе ярко светила полная луна. Воздух прохладный. Градусов 10. Всё-таки осень. Ко мне тотчас подбежал пёс.

   - А, Полкан, - сказал я, но гладить не решился. Зато угостил колбаской. Пёс слизнул длинным языком колбасу с моей ладони в мгновенье ока. И запросил еще. Я немного опасался его. Главное, чтобы он не учуял запах моего страха. Я должен держаться бодро, по-свойски.

   - Больше нет, извини. - Я достал пачку "Зефира", вытащил папиросу и закурил. Когда чиркнул спичкой, яркая вспышка в темноте напугала Полкана, Пёс шарахнулся и убежал в свою будку. Покурив, я поднялся по лестнице на крышу пристройки. Сердце стучало сильно. Я отчаянно рисковал.

  

   Голубятня была заперта чисто символически - на крючок. Я быстро проник внутрь и закрыл дверцу. Внутри был полумрак, но в окошечко светила луна и вполне можно было ориентироваться. Хорошо, что эти голуби белые, их легко было различить. Птички зашевелились, загулили. Пригнувшись, я подошел к клетке, где сидел почтарь. Достал полотенце. Открыл клетку и набросил полотенце на почтаря. Он сначала задергался, бия крыльями, но когда я перевернул его ногами кверху, затих. Я присел на корточки, положил голубя между колен, сверху придерживал рукой. Рук мне не хватало. Надо было держать птицу, держать ногу и прилаживать записку к ноге, потом ниткой обмотать так, чтобы записка не потерялась и клювом невозможно было раздолбать повязку. Я весь взмок от напряжения. Почти сразу катушка выпала у меня из пальцев и покатилась по полу. Ну и пусть, нитка все равно у меня и я накручивал ее виток за витком. Трудно было в конце завязать узелком, чтобы нитка не размоталась. Наконец все было сделано. Я достал голубя из полотенца, обхватил птицу так, чтобы крылья были прижаты.

  

   И вот я уже на воздухе.

   - Ну, лети, - сказал я и кинул белый комок вверх.

   Голубь распустил крылья, потерял маленькое перышко и полетел в темноту.

   - Ну вот, дело сделано, - сказал я сам себе. Подошел к лестнице, чтобы спуститься. Как вдруг мой посланец вернулся и уселся на крышу голубятни. У меня сердце оборвалось.

   - Черт подери! Это как понимать?

   Я вернулся, осторожно подошел к голубятне, протянул руку. Голубь порхнул и сел мне на ладонь. Я взял его в руку, он не сопротивлялся, видно привык, чтобы его брали.

   - Ты что же это, отказываешься работать?

  

   В ответ он загулил. Проверив записку, я снова запустил его в небо. Почтарь сделал несколько кругов и снова вернулся. Может, он не любит летать в темноте? - подумал я, но следом более ужасная мысль пришла: а не привык ли он уже к новому хозяину? И теперь он никуда не полетит, кроме как над домом, над теперь своей голубятней, где его кормят и поят. Ну вот, я проиграл.

  

   Я посадил голубя обратно в клетку, изъял записку, изрядно повозившись, разматывая нитку. В мрачном настроении я спустился по лестнице и вернулся в дом.

  

   ------------------------------------

   ПРОДОЛЖЕНИЕ СЛЕДУЕТ

   -------------------------------------