Часть 001 Сцена 02: Кузница Регина и Знак Судьбы

Двор кузнеца Регина предстал перед взором всадников не просто ремесленной слободкой, но оплотом силы, скрытой в раскаленном металле и дыме. Суровый Данкрат, конунг из славного рода Гибихунгов, въехал первым, его взгляд, привыкший к битвам и правлению, окидывал владения мастера с присущей владыке властностью. Рядом с ним восседала Ута, его супруга, чье достоинство не умалялось простотой одежд походного покроя. За ними следовали старшие сыновья Гунтер и Гернот, молодые воины, чьи лица светились нетерпеливым ожиданием вида нового оружия, которое рождалось в этих стенах. С ними же были младшие отпрыски дома: юная Кримхильда, уже расцветающая девичьей красой, малолетний Гизельхер, с любопытством взиравший на мир, и их сверстник, Ахалвин, воспитанник конунга, подкидыш, чье происхождение окутывала тайна, но преданность дому Данкрата была несомненна.

Целью визита был новый клинок, заказанный Данкратом у искусного Регина кузнеца, чья слава гремела по всем землям Гибихунгов, и чьи творения не раз решали исход битв в пользу конунга. Сам Регин, мужчина могучий, с руками, покрытыми шрамами от искр и закалки, с лицом, словно высеченным из старого дуба, вышел навстречу. Он поднес конунгу меч. Тот был не просто орудием смерти, но произведением искусства баланс его был совершенен, лезвие отточено до бритвенной остроты, а рукоять ложилась в ладонь, как продолжение руки. Данкрат, опытный воин, проделал несколько стремительных выпадов и плавных разворотов, испытывая клинок в воздухе. Удовлетворение осветило его суровое лицо.

- Истинно, Регин, провозгласил конунг, останавливаясь, твоя длань верна! Сколько славных побед добыли Гибихунги оружием, вышедшим из твоей кузни! В победах моих и отца моего твоя заслуга не малая. Ныне же пришла пора выковать мечи для Гунтера и Гернота. Пусть их клинки будут столь же грозны и надежны!

Регин, тронутый похвалой, но сдержанный, как и подобает мастеру его ранга, предложил:
- Почту за честь, владыка. А дабы скрепить заказ и почтить твой визит, раздели со свитою мою скромную трапезу под кровом моим.

Все проследовали в жилище кузнеца просторную, пропахшую дымом очага и металлом горницу. Пока гости занимали места за грубо сколоченным, но крепким столом, Регин окинул взглядом двор сквозь открытую дверь. Взгляд его был осторожен, словно он выискивал что-то незримое для других.
- Все ли люди твои, господин, вошли в дом? спросил он Данкрата.
Конунг бегло оглядел немногочисленную свиту.

- Все на месте, мастер.
Лишь тогда Регин кивнул своему молчаливому слуге:

- Выпусти пса. Двор стеречь надобно. Ночь близка.
Слуга скрылся в полумраке сеней.

Данкрат меж тем обратился к Уте:

- А где же младшие дети, Ута? Кримхильда, Гизельхер?
- Они остались у ворот, владыка, ответила Ута с материнской мягкостью. Играют в мяч. Пока им рано любоваться на острие мечей и слушать звон железа о наковальню.
Регин, услышав это, нахмурил свои густые, седые брови. Тень тревоги легла на его лицо.

- Опасно, госпожа, проговорил он глухо, но весомо. Оставлять отроков без охраны за воротами в сей час неосмотрительно. По округе рыщет медведь. Не простой зверь. Хитер, словно бес. Скот режет, а в капкан ни за что не идет. Ловушки обходит стороной

Тем временем, за воротами кузнечного подворья, Ахалвин, Кримхильда и Гизельхер предавались беззаботной игре. Мяч, сшитый из кожи, весело прыгал меж ними в последних лучах заходящего солнца. Но вот слуга захлопнул тяжелые ворота, и щелкнул засов. Сумерки сгущались стремительно. Ребята, почувствовав внезапную тревогу, бросились к воротам. Заперто!
- Перелезем! решил Ахалвин, всегда быстрый на действие. Он ловко взобрался на высокий забор из толстых бревен, помог подтянуться Кримхильде, потом спустил на другую сторону маленького Гизельхера. И лишь тогда, обернувшись, он увидел УЖАС.

Из-за угла кузницы, огромными, бесшумными прыжками, стремительно приближался ПЕС. То был не пес, а исчадие преисподней! Чудовищных размеров, с пастью, способной перекусить лошадиную ногу, и глазами, горящими свирепым зеленым огнем. Расстояние до беззащитных Кримхильды и Гизельхера сокращалось с каждым его прыжком два прыжка, один... Времени на крик, на раздумье не было ни мгновения.

Инстинкт и яростная решимость защитить взыграли в Ахалвине сильнее страха. Не раздумывая, он прыгнул прямо со стойки забора вниз, точно сокол на добычу. Он обрушился всей тяжестью своего тела на спину чудовища, обхватив его могучею шею железной хваткой обеих рук. Мощным, отчаянным рывком, вложив в движение всю силу своих юных, но крепких мышц, он вывернул зверю голову назад и вбок. Раздался страшный, сухой хруст ломались шейные позвонки. Пес, завершая свой последний, уже мертвый прыжок, перевернулся в воздухе и рухнул наземь. В предсмертных конвульсиях, его могучие лапы судорожно загребали воздух, словно продолжая бег в небытие. Кримхильда и Гизельхер застыли в оцепенении, не в силах сдвинуться с места, их лица побелели от ужаса.

С крыльца кузницы уже бежали люди, поднятые на ноги тревожным шумом и предчувствием беды: Данкрат с только что испытанным, обнаженным мечом в руке, Ута с лицом, искаженным материнским страхом, Гунтер и Гернот, готовые к бою, и сам Регин, чье лицо выражало невероятную смесь ужаса и изумления.

Ахалвину мир казался плывущим, замедленным. Вот Ута, с криком вырвавшаяся вперед, в каком-то странном, заторможенном порыве бросается к детям, хватает их в охапку, осматривает дрожащими руками, осыпает поцелуями, потом, в приступе гнева за их беспечность, замахивается для шлепка, но силы внезапно оставляют ее, и она безвольно опускается на колени, заливаясь рыданиями облегчения и потрясения. Вот Данкрат, подбежав к поверженному чудовищу, втыкает меч острием в землю рядом с трупом и смотрит на Ахалвина с новым, пристальным интересом. Старшие сыновья, Гунтер и Гернот, стоят рядом, ошеломленно разглядывая юношу, словно видя его впервые не подкидыша, а воина.

- Он не тронул бы детей! голос Регина, хриплый и полный горечи, словно колокол, вернул время в его обычное течение. Он стоял над телом своего пса, и в глазах его читалась подлинная скорбь. - Вины моей не смыть Не успел предупредить. Без сторожа ныне во дворе смерти подобно. Медведь Медведь-оборотень рыщет по окрестностям. Ни копье, ни капкан его не берут. Мы и за стол не садимся, пока пес не выпущен. Где ж мне теперь такого стража сыскать? Второго не отыщешь и за горы злата

- Старик! гневно прервал его Данкрат, помогая Уте подняться. О чем ты скорбишь? Я чуть не лишился кровиночек своих! Даже сей подкидыш, он кивнул на Ахалвина, оказался сильнее твоего лютого зверя!

Конунг выпрямился, его взгляд стал расчетливым.

- Попроси его, Регин. Может, он и останется стеречь твою кузницу. Заодно ремеслу научится. Благородным ему не бывать подкидыш он, но кузнечное дело Оно и сироту прокормит, и крышу над головой даст. Ахалвин! - Конунг окликнул юношу, все еще стоявшего как вкопанный, с окровавленной скулой от удара о землю. - Ахалвин, очнись! Пойдешь в ученики к мастеру Регину?

Юноша вздрогнул, словно пробудившись от тяжкого сна. Глубокий вдох расправил его грудь, сбрасывая оцепенение. Он вытер рукавом кровь с лица, и в этом движении была внезапная твердость. Его голос прозвучал ясно, без тени прежней робости:
- Если господин мастер примет меня под свой кров Я почту за великую честь учиться у него. И в плату за науку клянусь охранять его дом и кузницу от любого зверя, будь то медведь или волк из преисподней!

Он поднял голову, и в этом движении что-то изменилось. Разорванная в схватке рубаха обнажила его грудь, и на кожаном шнурке блеснул тяжелый, старинный медальон. Солнце, почти скрывшееся, глянуло на него последним лучом. На металле ясно читались знаки: Древо, корни которого уходили в бездну, Меч, пронзающий ствол, два Ворона по сторонам и оскаленная морда Волка внизу.

Взор Регина, опытного кузнеца и знатока древних рун, замер на медальоне. Миг. Другой. Дольше, чем требовало простое любопытство. Эти знаки Они были не просто узором для простого люда. Они были Вестью. Предзнаменованием. Тайным языком судеб, понятным лишь посвященным.
"Подкидыш, говорите... глухо застучало в его мыслях, словно молот по наковальне. Дайте срок, владыка Данкрат, и сей подкидыш будет вами править..."

Регин резко опустил веки, сокрыв вспыхнувшую в догадку. Когда он вновь поднял глаза, в них читалась лишь привычная суровость и горечь утраты верного, пусть и страшного, стража. Он вздохнул, шумно и тяжело, словно мехи кузнечные.
- Ну что ж Держи слово, старый дурак, пробормотал он, обращаясь к самому себе или к тени пса. Справился он. Ладно Оставлю мальца. Может, не сразу сожрет нас тот медведь проклятый Тогда мое искусство, может, и не пропадет. Перейдет к тебе, парень.

Кримхильда, до сих пор молча наблюдавшая, вдруг не выдержала. Ее голос, звонкий и чуть дрожащий, нарушил тяжелое молчание:
- А как же я? С кем я теперь буду играть? Гизельхер еще мал, с ним неинтересно! Мама Можно и я буду защищать кузнеца? Я тоже сильная!

Ута, уже пришедшая в себя, с нежностью притянула дочь к себе, погладив по золотистым волосам.
- Дитя мое, сердце мое, тихо сказала она, глядя поверх головы дочери на Ахалвина, в чьих глазах еще горел отблеск недавней ярости и решимости. Ты всегда сможешь навещать своего друга. Когда его служба и учение позволят. И когда кузнечный горн не пышет жаром, а наковальня молчит.

И никто, кроме Регина, чей взгляд снова скользнул по загадочному медальону на груди юноши, не понял, что в этот вечер в скромную кузницу пришел не просто сирота-ученик. Пришла Судьба. И ключ к грядущим бурям королевства Гибихунгов лег в руки кузнеца-колдуна.