* * *

Рано. Проснёшься. 
Из форточки, не прерываясь,
шум городской, по-весеннему нежен, течёт.
Смяты и гул самолёта, и звуки трамвая, 
шелест кровей и всё то, что небрежно влечёт

вздрагивать, ноздри топырить, тянуть, угощаться,
шарить волну заповедно родной частоты,
и вспоминать, вспоминать, и к себе возвращаться,
и улетать в те рассветы, где истинный ты...

(Может быть - истинный, может быть - только казалось),
только откуда такая тревога в ребре?
Только откуда берётся вся эта тревожная малость
что воспаляется каждый погожий апрель?

Рано. 
Тому два часа как свернула манатки
ненастоящая, неощутимая тьма...
Не собираясь, вдруг сна вспоминаешь заплатки 
и лоскутки, и его несплошная кайма 

кажется ясной, понятной без слов, восхищает 
ниточкой каждой рассыпчатый сна мультиплекс, -
где полонянку погонщик быка похищает,
в дар получая наивный доверчивый секс.


апрель 2002