Gaia
Солдатская сказка

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками Типография Новый формат: Издать свою книгу
Оценка: 7.32*4  Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Это - не война глазами очевидца и не попытка нарисовать ее лицо. И даже не литературная спекуляция на тему войны крови и смерти, слез и отчаяния, граничащего с помешательством. Не патологические фантазии автора, и даже не его субъективное мнение. Это - просто вопрос к жизни, к ее логике и абсурду, к ее закономерностям и случайностям, к ее смыслу и бессмысленности. Еще один миф о войне.
   Они были братьями.
   Братьями, похожими друг на друга и внешним обликом, и внутренним миром.
   Любимыми, долгожданными, желанными детьми, родившимися с разницей в пять лет.
   Отца не стало, когда старшему было семь. Оба брата с ранних лет научились быть хозяевами дома, помощниками для матери в быту и защитниками своей маленькой семьи. Мать бегала по работам и подработкам, лишь бы мальчишки ни в чем не нуждались. Замуж так и не вышла, хотя полюбила однажды. Вдовьей, исстрадавшейся любовью полюбила, но видела, что не ладится у мальчишек с отчимом, и решила тогда, что и без мужа проживет.
   Ребята берегли ее, как умели и помогали, как могли.
   Мать радовалась.
  
   Однажды младший, играя с друзьями в 'войнушку', распорол железякой правую руку. Старший сам обработал рану, наложил повязку, как учили в школе. Ласково, по-отечески приговаривал, чуть хмуря светлые, выгоревшие на солнце брови:
   -Держись , маленький, прорвемся...
   -Витя, брат, мне больно...
   -Терпи, Сашок, ты мужик. Шрам останется, зато не потеряешься.
  
   Дети выросли.
   Когда старшему пришла повестка, мать проплакала весь день.
   Братья успокаивали ее:
   - Мам, это так недолго, всего-то два года. Каждый должен армию пройти.
   А она корила себя:"Не так детей воспитала... Почему никто не хочет, а они хотят?! В армию? Не за этим рожала, не за этим ночи не спала, холила и лелеяла своих мальчишек! Не за этим!"
  
   Витька не захотел "прОводов". У военкомата поцеловал мать, обнял Сашку, и,больше ни разу не посмотрев на них, уверенным шагом направился в сторону группы призывников, толпившихся около дверей комиссариата. Сашка только успел крикнуть вслед, чтобы брат служил хорошо, а они с мамкой будут его ждать...
   ......................................................................................
  
   - Мам, Витька пишет, что они там траву косят! Это в армии-то! Смех один! А я думал, там - подготовка, настоящая боевая подготовка!- заливисто смеялся младший, читая письмо брата, на самом деле отправленное с войны... настоящей войны...
  
   То, что сын служил в Чечне, мать случайно увидела в телевизионном репортаже. Витькино лицо мелькнуло в кадре среди лиц таких же, как и он сам, мальчишек, перепачканных и совершенно усталых. Назойливый корреспондент подходил то к одному, то к другому,и с какой-то дурашливой полуулыбкой на лице что-то говорил, задавал какие-то вопросы, а досужий оператор пытался показать крупным планом глаза солдат, отворачивавшихся от камеры.
  
   Мать не сразу узнала сына. Она почувствовала, что это он. Но его взгляд... В глазах не стало ничего родного, ничего вообще, что бы могло связывать Витьку с прежней жизнью.
  
   Через месяц из военкомата принесли бумажку, где официально-сухим тоном было прописано, что военнослужащий части номер "такой-то", старший сержант Виктор Гордеев пропал без вести при выполнении боевого задания. И все.
   Теперь сын ни жив, ни мертв. Ни весточку послать, ни на могилу цветов отнести.
   Мать вечерами сидела у окна. Вспоминала. Перебирала письма. Перечитывала. Последнее - всегда несколько раз.
   Уговаривала себя, что там, в кадре не мог быть ее Витя, он ведь совсем другой был.
   Был...
   Он вернется! Пройдет еще год, два, три... и вернется...
   Время шло.
  
   Сашка влетел домой, держа в руке повестку. Сжимал ее в кулаке так, словно получил долгожданный подарок и ни за что с ним не расстанется. Стал сбивчиво объяснять, что собирается идти воевать, должен идти. Начал что-то бубнить о желании найти брата, о какой-то мести и о чеченских уродах.
   Женщина не понимала: кому и что он должен? Он же маленький. Опять война? Не для войны она детей растила! Для жизни!
   Господи, есть ли ты на свете?!
  
   ...................................................................................
  
   В Чечню Сашку брать не хотели. Он напросился сам.
   Толстый полковник с аккуратно прилизанными редкими волосами осторожно, мягко и вкрадчиво спросил его:
  
   - У тебя в деле написано, что брат пропал без вести. Ты из-за этого туда хочешь, парень? Не надо. Мать пожалей. Мы таких не отправляем.
   - Нет, - соврал Сашка, - я мужчиной хочу стать. На войну хочу. А мать... Она поймет, правда...
  
   Полковник покрутил у виска, но "добро" на войну все равно дали.
   Был недобор. Людей не хватало.
  
   Проведя полгода в 'учебке'*, младшим сержантом Сашка прибыл в расположение части, где среди солдат ходила "легенда" об одном из командиров группировки противника, прозванного на афганский манер 'Моджахед'**. Каждый новый рассказ об этом полевом командире всегда сопровождался какими-то жуткими подробностями. О Моджахеде говорили немного, обычно в пол голоса и подальше от офицеров, так как те считали, что подобные "истории" не способствуют ни поднятию боевого духа, ни поддержанию дисциплины.
  
   Сашка читал, что на афганской войне боевиков "духами" называли. А тут - "боевой дух"... Такая игра слов забавляла. Он шутил: "Дух. Этот Моджахед - еще какой дух! И еще какой боевой!"
  
   Было страшно.
   Сашка пытался посмеяться над своим страхом. Иногда это помогало.
   Неожиданно для себя он начал задумываться о том, что с этой войной что-то не так. Неизвестно, кого они защищают, неизвестно, против кого воюют. Люди здесь вообще непонятно с какой целью, просто потому, что 'послали'.Однако,сам остановился на мысли, что у него эта цель все-таки есть, он ведь мстить пришел. За брата.
   Где именно искать Витьку и кому конкретно надо мстить, пока было непонятно, поэтому Сашка быстро выбрал себе объект этой мести - Моджахеда, и оттого с большим интересом выуживал информацию о нем из рассказов сослуживцев. Одни говорили, что этого ненормального на самом деле звали Асланом и что его почти никто из российских солдат не видел, вернее, видели только те, кто уже ничего никому не расскажет. Другие твердили, что Аслан был высокого роста, какой-то белокожий и светлоглазый, совсем не похож на чеченца.
   Наемник.
   Он не разрешал своим людям брать пленных и сам добивал раненых, оставшихся после боя, перерезал горло обоюдоострым охотничьим ножом, который солдаты между собой называли 'кинжал Моджахеда'.
  
   - Садюга сумасшедший!- говорили одни, поправляя фразу многоэтажными оборотами.
   - Не надо вальсов! Лучше уж ножом по горлу, чем в плен!- отвечали другие.
  
   Но и те, и другие сходились во мнении, что попадись он им, этот Моджахед, то уж они бы его...и он бы за все ответил!
  
   Сашка рассудил, что "Моджахед" - это уже то личное, что связано у ребят с этой войной. Другого личного нет, а вот Аслан - есть. И погибшие от его рук - есть.
   Стало быть и мстить есть кому.
   За всех.
   Одному.
  
   В редкие минуты, когда можно было побыть наедине с собой, Сашка мечтал, что поймает Моджахеда, тогда отмщен будет пропавший Витька и все погибшие ребята. Вот бы посчастливилось найти этого 'воина Аллаха' и убить его этим 'Моджахедовым кинжалом'!
  
  Сашку ранило в первом же серьезном бою: по глупости и потому, что от страха он напрочь забыл все, что преподавали полгода в учебке. Он лежал на земле, не мог шевелиться, пытался тянуться рукой к ране на груди. Глаза щипало от слез, перемешанных с грязью. Бессвязный шепот переступал по пересохшим губам, кровь запекалась на лице, делая его с трудом узнаваемым.
  
   Над солдатом кто-то наклонился. Стал щупать пульс на правой руке. Сквозь полуприкрытые веки Сашкины глаза встретились с чьими-то чужими, какими-то серыми и пустыми, спрятанными под светлыми, выжженными солнцем бровями...
  
   - Моджахед... это он. Умирать не страшно... Да как же... страшно... обидно... а как теперь мама? Одна. А я не отомстил! - пронеслось в Сашкиной голове в одно мгновение.
  
   Солнечный зайчик кольнул измазанную землей щеку и предательски стал играть на металлическом лезвии. Сашка чуть поднял руку, пытаясь закрыться от беспощадного блеска того самого ножа из солдатских легенд, который теперь, будучи так близко, вовсе не казался огромным.
   Не было сил. Рука опустилась на землю.
  
   Лезвие стальной надежностью отрапортовало искрящемуся разреженному горному воздуху: пощады не будет. А Сашка ее и не ждал.
   Быстрее бы уже...
   Яркие блики снежных вершин словно резали туман,затягивавший в сознании Сашки все происходящие вокруг...От слабости и страха он начал проваливаться в забытье, в обволакивающую темноту...
   Сквозь мутную, тягучую пелену Сашка почувствовал, как кто-то аккуратно и бережно взял в свои руки его правую кисть, провел рукой по шраму и что есть силы сжал его пальцы в кулак до боли, до хруста в костях... Когда Сашка услышал хриплый, скрипучий, словно иссушенный, но почему-то знакомый голос, казалось, доносившийся откуда-то издалека, из прошедшего детства, ему показалось, что старший брат здесь. Совсем рядом, как тогда, годы назад, когда были детьми:
  - Держись, маленький...
  
  Сашка силился открыть глаза...хотел позвать Витьку... Не успел... Одним отработанным движением руки человека с серым взглядом его мучения были прекращены.
   Стало легко и не больно, как-то по-настоящему хорошо и невесомо. Сашка увидел свое тело, застывшее, как ему показалось, в нелепой позе и широкую спину человека, склонившегося над ним. Человек одной рукой сорвал с него солдатский жетон, а другой погладил его волосы и лицо, начал бережно стирать с них кровь и землю...
  
   И тут Сашка догадался, что вот теперь-то он точно знает, зачем нужна война и что именно так 'неправильно' в ней... почему без войны не могут, почему на нее хотят попасть и ее боятся... и почему с нее не возвращаются, и почему ... и почему...
   Он уже знает ответы на все эти 'почему'. Сейчас он расскажет все этому человеку. И тот поймет. Обязательно поймет. И ничего страшного, что это - Моджахед, которому Сашка собирался мстить.
   Это было раньше.
   Теперь не осталось ни желания мести, ни ненависти.
   Казалось, через мгновение этот человек обернется, и тогда Сашка посмотрит ему в глаза и скажет:
  
   -Ну за что же ты меня так...?
   -Война...
   -Война! Знаешь,что... я вот что тебе скажу... когда я был жив, то...
  
   Сашка осекся. "Когда я был жив..." Это значило только одно: чтобы понять все то, о чем Сашка хотел рассказать, нужно было умереть. И Сашка умер. Он только сейчас понял, что умер.
   Посмотрел вниз. Ему показалось, что человек, убивший, вернее, попросту добивший его, Сашку... девятнадцатилетнего... маминого Сашку... плакал... по-мужски, сжимая в руке жетон, только что сорванный с еще теплого тела, и шептал что-то... похожее на "Аллаху Акбар. Ля иляха илля-л-лаха ва Мухаммаду расулю-л-лахи...Иншалла..."***
  
   Его губы шевелились, а он вспоминал, как однажды, поймав в прицел "эсвэдэшки" "чеха", не успел выстрелить и как потом очнулся на грязном холодном полу, а рядом - еще кто-то в истрепанном, рваном, окровавленном камуфляже, то ли без сознания, то ли мертвый... свой ли, чужой,- не понятно... А над ним самим, Витькой, - лицо.
   Худое, сухое, бородатое лицо и обкуренные глаза. И рот на этом лице сказал что-то гортанное на своем странном, каком-то птичьем, слишком интонированном для русского уха языке. После этих слов Витьку, снайпера разведгруппы, куда-то потащили...
  
   Все издевательства он помнил в мельчайших подробностях и помнил, как виртуозно ему не давали умереть. От него почему-то требовали информацию, которой он не знал. Несколько раз казалось: вот сейчас... сейчас... все кончится, но нет... все мучения продолжались с новой силой. Тогда ему сказали, что его группу сдали свои же в обмен на пятьдесят граммов чистого героина. Витька не верил. Не мог. Ему назвали звания, фамилии, должности, даже позывные. Он знал, о ком идет речь. Сомнений оставалось все меньше, а он хотел одного - умереть быстрее.
   Ждал.
  
   Несколько раз терял сознание, но его приводили в чувство. Он не знал, сколько прошло времени, когда к нему подошел человек, который, сделав жалостливое лицо, сказал на хорошем русском, без акцента, языке: " Видишь, как легко вас купить и продать.У тебя два часа. Принимаешь Ислам. Или ты - наш, или умрешь. Выбирай."
   Витька не стал плевать ему в лицо, как это показывали в военных фильмах, которых он пересмотрел достаточно, он просто закрыл глаза, отвернулся и ничего не ответил. Подошедший человек пнул его ногой, развернулся и, уходя, сказал: 'Подумай'. В тот момент Витьке и пришла эта бредовая, отчаянная мысль...
  
   'Теперь я буду воевать за себя!'- что-то внутри него взбунтовалось, и он не захотел умирать вот так, за горсть порошка. Его взяла злость, отчаяние, а страх, не отпускавший его все это время, начал потихоньку трансформироваться в агрессию. 'Пусть эти суки думают, что сломали меня, что я теперь с ними. Нет... Я не предатель. Я просто сам за себя!' Когда вновь появился хорошо говоривший по-русски человек, Витька уже принял решение: сейчас или никогда...
  
   -Ты остался один. Что решил?
   -Я согласен.
   -Вставай. Пошли со мной.
  
   ...Так Витька стал Асланом, что в переводе на русский значило 'могучий лев'. Асланом, который был хитрым, расчетливым, злым и жестоким. Он пристрастился к наркотикам, которые притупляли эмоции и страх, искажали действительность, выставляя ее более яркой и нереальной. Первитин делал "могучего льва" благополучным и счастливым, уверенным и активным. Редко употребляемый, потому что дорогой, кокаин давал эйфорию. "План" - нужен был постоянно, чтобы "настроилась картинка" и краски окружающего мира стали ярче. По-другом эта "вторая" жизнь не давалась.
  
   Аслан сделал 'карьеру'. Это оказалось несложно. Он был неглуп, достаточно силен физически и очень быстро сообразил, что "чехам" нужны не только безропотные исполнители, но и люди, умеющие думать, да еще знающие противника 'изнутри'.
  
   Он не жалел никого: ни своих, ни чужих. Ни тех, ни других для него не существовало. Так сформировался его 'фирменный почерк' - перерезанное горло.
   Он добивал.
   Всегда.
   Теперешних 'чужих' - потому что не хотел, чтобы попадали в плен и мучились. С "чужими" им руководило чувство, по своему составу и происхождению близкое к жалости, которая обычно у людей граничит со слезами и сочувствием, а с новоиспеченными 'своими' ненависть словно раздирала его внутренности когтями того самого льва. Когда же Аслан убивал и видел кровь: неважно чью, неважно сколько, - лев становился смирным и терся об его ноги назойливым котом, лукаво благодарившим хозяина за ужин.
   Аслан ненавидел Аллаха, бога, которому молился теперь каждый день. Ненавидел, но знал, что благодаря этой ненависти он жив. Знал, какая она, его война.
  
   Но сегодня...
  
   Сегодня он увидел этого солдата с торчащей грудиной и шрамом на руке - и словно не было тех нескольких лет "новой жизни" Аслана.
   Той жизни вообще не было.
   Никогда.
  
   В каком момент старший брат узнал Сашку, своего 'маленького', которого воспитывал и защищал, он уже не помнил. Где-то внутри шевельнулось что-то давно забытое. Витька аккуратно стер с еще теплых щек мертвого солдата грязь и землю.
  
   Вгляделся в Сашкино лицо, в его черты, такие же правильные, как у матери. Вспомнил семью, родной поселок, друзей, детство, - все то, чем он жил до этой войны.
   В эти секунды пожалел, что его не убили несколько лет назад...
   Сейчас он готов был отдать за это жизнь.
   Жизнь...
   А больше ничего у него не осталось. Только эта... будто бы его жизнь.
   Она была и тогда, несколько лет назад, когда он не захотел умирать, она осталась и сейчас, когда жить стало незачем.
  
   Витьке так хотелось ощутить, что он все-таки умер тогда, лежа на полу, вытянувшем из его тела душу.
   Умер из-за того, что так хотел жить.
   Внутри все сжалось, похолодело, перевернулось...
   Витьке казалось, что он плачет, но он выл. Бесшумно, как в страшном сне, когда кричишь, а из груди вместо звука вырывается лишь воздух, шипение,- и никто не услышит, не придет на помощь... Витька ощущал этот беззвучный вой в каждой клетке тела, и о этого становился себе еще более ненавистен.
  
   Теперь война Аслана была окончена.
   Навсегда.
  
   Сашка смотрел сверху вниз. В руке человека, за которым он наблюдал, вновь хищно заблестел 'кинжал Моджахеда'.
   В последний раз.
  
   .........................................................................................
  
   Среди своих сослуживцев Сашка, а точнее, младший сержант Гордеев, стал легендой. Посмертно.
   Стал после того, как рядом с его телом, когда после боя собирали своих, нашли труп так ненавистного всем Моджахеда, убитого тем самым "кинжалом". О Сашке говорили как о герое, но только ту подробность, что нашли его с перерезанным горлом и развороченной грудной клеткой, и что в таком состоянии он вряд ли мог кого-то убить, тактично опускали. Считали, что Сашка все-таки отомстил и за брата, и за других ребят.
   Нужна была легенда.
   Ее создали.
  
   -Ну че? Вот Сашку на родину отправили. Сегодня.
   -А ты прикинь, Серый, матери-то каково: один сын пропал, а второй назад в цинке едет. "Груз двести", твою медь.
   -Да, не дай бог никому... Помянем?
   -Нет с нами Санька... Слышь, народ, а ведь и Моджахеда нет. С кем воевать-то теперь?
   -Степа, загнул! Че ржешь? Мало их что ли? С гор спустившихся? Навоюешься еще! Любого выбирай!
  
   Они замолчали. Каждый потупил взгляд и уставился в какую-то невидимую точку. И не то, чтобы им было очень жалко Сашку, нет ,ну жалко конечно же, но не так , чтобы очень сильно... Война ведь.
   Просто каждый на мгновение подумал о том, что умер Моджахед, этот миф умер, и воевать на какое-то время действительно стало не с кем.
  
   Не с кем, до тех пор , пока не родится новый миф, новый "Моджахед", этот "архетип смысла войны" для воинов. Воинственный идол, сосредоточие зла, которому будут мстить все и за все. Лучше воевать с идолом, чем признаться себе, понять и принять, что в восемнадцать-двадцать лет тебя просто убивают более опытные и матерые.
   Для тебя они - враги, потому что есть приказ и ты присягу принимал, а для кого-то они - оппоненты, которые на тебе просто тренируются,разминаются, чтобы не потерять форму и достойно вести "диалог" с равными себе по силе и опыту, хитрости, смекалке. И они, оппоненты эти, друг друга уважают.
   А тебя?
  
   Для них, ведущих диалог, это - война. А для тебя - тир. Только мишени в этом тире - ты сам и такие же , как ты, только что оторванные от мамки и тарелки теплого борща, такие, у которых не было в школе предмета НВП, отмененного теми самыми людьми, за чьи нефтедоллары ты погибаешь, неподготовленный и нормально не обученный.
  
   Твои враги родились с оружием в руках, а тебя учили любить весь мир...
  
   Война калечит души. Зло порождает зло. Месть не приносит облегчения.
   Это не пустые слова.
   Затертые, но не пустые.
  
   Чем тебе жить на этой бессмысленной для тебя войне?
   Местью тому, кто есть сосредоточие твоей, личной войны...местью как источником обретения смысла...смысла, которого, возможно вообще нет и никогда не будет? Благодарностью в глазах местных жителей, для которых становишься врагом, переступив порог их дома в направлении к улице и повернувшись к ним спиной? Тем, что кто-то, качающий с этой войны бабки, скоро купит себе яхту за пару миллионов долларов?
  
   Чем-то надо жить.
   Ведь ты не можешь просто убивать. Убивать просто так. Ни один зверь не убивает ради убийства.
   А ты - человек.
   Ты должен знать: зачем это?
   Если не знаешь - ты не выживешь.
   Не ты, тогда - тебя.
   Но во имя чего?
   Убивать ради того, чтобы выжить, чтобы вернуться домой, и для этого ехать в чужую республику?
   Это абсурд.
   И получается, что только твой личный абсурд. И те, кто тебя туда посылал, за этот абсурд не в ответе. Они-то знают, зачем ты там. Ты присягал на верность родине,а родина сказала "надо" и дала приказ, а приказы, как известно...
  
   Когда ты вернешься...
   А ты вернешься. Обязательно.
   В мыслях, памяти и чувствах по-настоящему родных людей возвращаются все, даже пропавшие без вести...
  
   Так вот, если ты вернешься мертвым, тебя возведут в герои. И неважно, как и почему ты погиб. Ты погиб - ты уже герой. Твою фамилию, среди фамилий таких же, как ты, не вернувшихся, выбьют на гранитной плите, установленной в городском парке. Молодожены будут приносить к этой плите цветы. На праздниках друзья и знакомые будут поднимать третий тост, делать скорбное лицо,говорить о тебе только хорошее и произносить избитую фразу: "За тех, кто никогда не сядет за праздничный стол и не скажет: "А помнишь, мама, ведь я обещал и пришел..." Выпьют, не чокаясь, вздохнут тяжело, а через пару тостов начнутся танцы,потому что жизнь - продолжается..
   И только родители, состарившиеся за несколько дней после твоих похорон , будут вечерами доставать детские фотографии, любимые игрушки и твои личные вещи, будут мять их в руках, разговаривать с тобой, обращаясь к тебе ласково так, как только они тебя называли.
   Для них ты останешься сыном. Просто сыном.
   Сестренка, проплакав неделю, приведет домой для знакомства своего ухажера, которому, ты, когда жив был, обещал голову свернуть и ноги вырвать. И они будут пить чай с маминым вареньем, а младшая посмотрит на твою фотографию с черной полосой в уголке и виновато опустит глаза.Ей будет казаться, что на портрете ты нахмурился, а стало быть против ее выбора.
  
   А вернешься живым - эта самая Родина, которой ты отдал свой долг, не найдет для тебя места. У нее сейчас свой миф: "Оттуда возвращаются инвалиды. Либо моральные, либо физические". Так удобнее. Так проще. Ей, этой Родине, которая уже подготовила для тебя маленькую резервацию под названием "ветеран войны на Кавказе". Но ты-то знаешь, что с войны не возвращаются. Вообще. Ты уже это принял. А потому можешь идти вперед и не бороться с фантомами прошлого, не трепать себе нервы этими "зачем?", "почему?", "за что?"
   Ты не обидишься, что лучший друг не стал помогать тебе с работой. Он ведь думал, что у тебя там "крышу сорвало" и ты неадекватен. Отвечать-то за тебя ему потом. Ты понял его.
   И ты знаешь, что снова должен, потому что уже отдал свой долг родине, а теперь должен доказывать всем свое право "жить". Жить здесь, потому что смог выжить "там". И снова тебе придется искать смысл.
   Только какой смысл доказывать, что ты вернулся, если тебя отправили "туда" навсегда?
   Но ты найдешь этот смысл. Ты боец. И у тебя будет любовь, семья, работа, ты воспитаешь сына. По-настоящему, по-мужски.
   Она, та единственная, поймет, что твоя война осталась с тобой навсегда, и не будет задавать лишних вопросов, не будет копаться в твоем прошлом, не будет спрашивать, было ли тебе страшно. Она и так все знает: и про тебя, и о тебе, и тебя самого. А подружкам, которые будут намекать ей на твои "несовершенства", ответит просто:
   "Он - лучший".
  
   .........................................................................................
  
   Сашка шел по длинному светлому коридору, мягкий беловатый свет тепло и ласково обнимал его. Он двигался спокойно и размеренно, словно прогуливаясь, увидел перед собой прозрачную, с ажурным рисунком дверь и хотел уже ее открыть,но обернулся,услышав, что кто-то окликнул его:
  
   -Подожди, маленький!
   -Витька, брат, ты? Наконец-то!
  
  
  
  
  
  
   _______________________________________
   *"Учебка" - учебный центр
   **"Моджахед"- член вооруженной террористической национальной - обычно мусульманской - группировки
   ***"Аллах Велик. Нет бога,кроме Аллаха, а Мухаммед - посланник его...На все воля Аллаха"
   "эсвэдэшка" СВД - снайперская винтовка Драгунова
   "Первитин" - наркотик из разряда амфетаминов.
   "План" - анаша
   "чехи" - чеченцы
   "груз 200" - мертвый военнослужащий
   НВП - начальная военная подготовка
Оценка: 7.32*4  Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"