Роман Тимурович не появлялся пятый день, исчезла и Лариса, продавцы (два разносменных студента) и те взяли отгулы; и куда-то подевались покупатели – за четыре дня я открывал кассу всего-то пару раз. Выходило так, что людям резко стало не до книг.
И вот, когда я уже собирался погрузиться в чужой роман, в «Мир книги» вошли они. Светлану Львовну Чудакову, я узнал сразу, – ещё в середине нулевых, во время учёбы в Горьковском педуниверситете, я смог побывать на её открытом семинаре по Стругацким. Мальчика-дошкольника, я видел впервые. На моё «здравствуйте! чем помочь?» Светлана Львовна никак не отреагировала – она со всем вниманием ушла в книги. Но вот мальчуган в матроске… Здесь я впервые за всё повествование попробую нарисовать портрет одного из героев. Если с внешностью Мандарина или Нуждина всё понятно – полный произвол воображения читателя, – то с ребёнком этим всё гораздо сложней.
У мальчика была большая голова, несоразмерная с остальным тельцем. Он слегка покачивался на тонких рахитных ножках из стороны в сторону – так, будто бы стоял не на земле, а на палубе корабля при трёхбалльном волнении. Его лицо не выражало и грана беспокойства: огромные неподвижные голубые глаза, прикрытые на треть верхними веками и подчёркнутые склерой (японцы называют такие глаза – «санпаку ган»), придавали его взгляду шарм бывалого знатока древнеегипетской мудрости; слишком крупный для ребёнка нос – настолько, что своим кончиком он прикрывал шрам от сшитой заячьей губы, – больше напоминал клюв хищной птицы; тонкогубый рот был сомкнут в улыбку Джоконды – в улыбку, что сама по себе есть известная величина в уравнении Святого-Злодея.
Вдруг он произнёс:
– Я люблю апельсины и всё…
– …что случайно рифмуется, – ответил я.
Всё прояснилось: передо мной игрок, а это значит, что я потерял полный контроль над историей.
* * *
Светлана Львовна, мать Анжелы, приехала погостить как-то уж совсем неожиданно. Ранее, узнав о скором визите тёщи, Роман Тимурович спросил жену – не призвала ли она её из-за недавнего его умопомрачения? Анжела уверила мужа, что ничего матери не говорила и ни о чём не просила, что и сама она от этого приезда пребывает в растерянности.
И это понятно, – профессор Чудакова, доктор историко-филологических наук, невзирая на пенсионные свои годы, человеком была крайне занятым: преподавание в нескольких вузах Горького, постоянные научные конференции и конгрессы в регионах и ближнем зарубежье, публикации за публикациями, комментарии и интервью, – где уж там найти время на личную жизнь и семью. И не сказать, что Мандарины переживали из-за редких созвонов и ещё более редких встреч с ней, – в конце концов, Анжела дочерью была приёмной. Но, разумеется, Роман Тимурович ценил статусность тёщи – и был готов ей даже угождать.
– Добро пожаловать, Светлана Львовна! – радушно приветствовал он гостью. Увидев её маленького спутника, он немало удивился. – Да вы ещё и не одни!
– Это мой Володенька…
Анжела и дети, сдержанно обменявшись с «мамулей» и «бабулей» приветствиями и приличествующими моменту соприкосновениями, принялись рассматривать Володеньку. Тот лишь мерно покачивался, скромно улыбался и не отрывал глаз от Романа Тимуровича.
– Но мама, – заговорила наконец Анжела, увлекая всех в гостиную, – как так вообще?
– Да вот… такой сюрприз. Уж сама не думала, что на старости лет снова стану матерью. Но – такова судьба.
Светлана Львовна осмотрелась и подошла к панорамному окну. И тут Роман Тимурович поспешил познакомить тёщу с одной из главных «фишек» этого дома – он лёгким движением сдвинул одну из створок в сторону и радостно сказал:
– Прошу на террасу!
– Будет время ещё, – ответила ему Светлана Львовна тоном, специально предназначенным ей для «мещанской сволочи», и, обернувшись, обратилась к дочери: – Что же ты не спрашиваешь меня о цели моего приезда?
– Как? – замешкалась Анжела. – Разве не просто так?
– Просто так, не просто так… Что в мире-то творится… А? Но и не поэтому… – цедила Светлана Львовна, вышагивая по кругу в центре комнаты и рассматривая ковёр. Наконец она остановилась, подняла голову, скосив глаза на Романа Тимуровича, и отчеканила слово за словом: – Я приехала на похороны.
* * *
В эти дни Роман Тимурович не переставал удивляться. Оказалось, что его тёща приходилась покойному Кабанову двоюродной сестрой. Даже Анжела ничего об этом не знала. «Семейство Чудаковых оправдывает свою фамилию», – заключил Мандарин.
Он знать не смел, что та же Светлана Львовна была «боевой» подругой молодости Чирилло; а ещё – научным руководителем Павлова; и, наконец, – последним живым потомком княжеского рода Горбатовых. Да, она приехала на свою вотчину! – после Иоаннова дня, после предшествовавших ему смертей близких мужчин, она приехала к этому недалёкому, про которого знала больше, чем он сам мог про себя понимать: например, как Павлов, используя их совместные наработки в нейролингвистическом программировании, закодировал Мандарина на ритуальные убийства. Павлов даже сумел приурочить ту бойню к празднику в Балморал. «Ты просто ювелир, Петруша!» – вырвалось тогда, в 91-ом, у Светланы Львовны. А данную технику – кодирование через перевод, обеспечивающий более широкий охват нейронных связей, – взяли потом на вооружение музыкальные продюссеры из Швеции: выпуская незамысловатые хиты на simple english, которые мог понять любой постсоветский хорошист, они внедряли в неокрепшие умы перверсивные паттерны, основанные на архетипах и – –
Обсуждать обстоятельства смерти Кабанова никто, конечно, не стал. И только в день похорон (три урны с прахом привезли аккурат в ночь путча), что должны были пройти в узком семейной кругу (в том числе из-за скандального контекста), Светлана Львовна бросила перед уходом странную реплику: «Правда всегда пахнет могилой».
* * *
Володеньку, было, поручили Рите и Роме, но после первой же прогулки в саду брат и сестра как один заявили, что «лунатика» этого они ненавидят и общаться с ним не желают. Причины неприязни добиться не получилось. Так и обосновался Володенька в кабинете: его привлекли туда шахматы на журнальном столике. Мальчик был так тих и неприметен, что Роман Тимурович и вовсе про него забыл, целиком уйдя в новостную повестку.
Ему казалось, что он попал в параллельную вселенную, в ту ветку времени, чьё содержание больше похоже на произведение в жанре альтернативной истории, чем на реальную жизнь. Удивляли и сами события, и их развитие, – чтобы лишний раз удостовериться в том, что он не сошёл с ума, и что, скорее, мир перевернулся, Мандарин отмотал новости на несколько дней – в свою допроблемную пору.
Итак, сценарий поражает динамикой и драматизмом. ЧВК «Оркестр», частная армия бывших зэков, возглавляемая авторитетным предпринимателем из числа бывалых пацанов, вопреки государству в лице армии «кузьмичей, которыми командуют п****ы», героически берёт «фортецю», ключевую твердыню врага. Многомиллионные телеграм-каналы ликуют, в постах и в обсуждениях к ним утверждается общественное мнение: весь фронт держится на «Оркестре», они – это новые преображенцы и семёновцы, гвардия, тот костяк, из которого вырастут новые вооружённые силы. Вслед за триумфом ЧВК в моду возвращаются кепки, а мэры и губернаторы вспоминают свою юность и ищут старых знакомых среди новых героев. И только единицы из числа экспертов и комментаторов идут против единодушия в сети: дескать, героизма среди солдат и офицеров из армии не меньше, а даже больше, – просто его, в отличие от провалов, не так активно освещают; и, серьёзно говоря, «фортеця» рискует стать «ахиллесовой пятой» в нашей обороне – в том случае, если основной удар «контрнаступа» противника придётся не на укреплённый нашими силами юг, а в точку разрушенной твердыни. Эти редкие голоса зашикиваются, все несогласные с господствующим среди телеграм-патриотов нарративом обвиняются в продажности и тупости. Вождь освобождённых пацанов повышает градус ненависти к негодным чинам, говорит о повальном предательстве и заявляет о выводе подконтрольных ему формирований с линии боевого соприкосновения в тыл…
Здесь Мандарин вспомнил, что примерно на этом месте, несколько дней тому назад, его стал одолевать недуг, – именно тогда ему стало не до новостей. Он посмотрел на Володеньку – мальчик преследовал короля за пределами доски трёмя пешками и конём. «Аутист», – заключил Роман Тимурович и вернулся к новостям.
Вопреки ожиданиям Генерального штаба, враг бросает все силы, в том числе резервные, на тот самый новоприобретённый участок фронта, в единственный разрыв на нашей оборонительной линии. Подкреплённые свежей бронетехникой, поступившей от атлантистов, поддержанные авиацией, лишь маскирующейся под «самостийную», и направляемые данными от транснациональной спутниковой группировки, силы противника прорывают фронт в самом чувствительном месте, заходя глубоко в тыл. Основные наши силы, ждущие удара на южном управлении, скованы собственными преградами, а их командование – дезорганизовано…
Мандарин, если бы он когда-нибудь курил, а потом бросил, обязательно бы снова потянулся за сигаретой, – после чтения таких-то новостей. Но вместо этого он встал из-за стола, подошёл к окну, посмотрел на пустынную улицу и схватился за голову. Слишком уж долго он жил при стабильности, совсем забыл про то, как легко (и с песней!) рухнул «Союз нерушимый…»; и вот опять – «на арене цирка выступают...» Он посмотрел на Володеньку – преследование короля продолжилось за пределами столика, на полу, в нём участвовали конь и отстающая пешка. Роман Тимурович вернулся к новостям.
Телеграм-патриоты заходятся в ненависти: типа, вождь был прав! Типа, стоило «Оркестру» уйти с позиций – и всё повалилось. Типа, идиоты приняли врага за ещё больших идиотов, которые, типа, пойдут в наступление через минные поля на открытой местности – в степи! Вождь объявляет о начале пацанской революции и объявляет поход на Москву – «Если в Москву не войдём мы – то в неё войдёт хохол!» Заместитель генерального прокурора поверх шефа делает заявление, что «точная правовая оценка действиям народного ополчения (!) за пределами зоны военных действий будет дана после заседания расширенной коллегии органов правопорядка под руководством Президента после выходных…» Федеральные телеканалы транслируют поход в прямом эфире, в телеграме сообщают о бегстве некоторых членов правительства и руководителей нефтегазовых корпораций из страны, на площадях главных городов страны ликует глубинный народ – «Кричали "гойду" пацаны! И в воздух кепочки бросали…» Полиция ни во что не вмешивается…
Мандарин дошёл до того момента, с которого, в вечер путча, у него чуть снова не пошла голова кругом.
Президент в военной форме встречает вождя революции, – съёмка в затемнённой помещении, без звука, – они обнимаются, их лица выражают моральное удовлетворение, – новые кадры из более светлого зала, также без звука, – Президент и вождь участвуют в той самой коллегии, среди руководителей силового блока новые лица, – общий план, появляется звук, знакомый с детства многим солдатам голос произносит: «…налицо неприкрытая агрессия со стороны блока НАТО [срезка] следуя букве оборонительной доктрины, утверждённой [срезка] приказываю по скоплениям живой силы и техники противника, а так же по объектам критической инфраструктуры, применить тактическое ядерное оружие [срезка] тем самым показав нашу решительность в достижении долговечного мира…»
Немыслимое случилось.
По столу мягко ступал белый король, его преследовал редкими наскоками одинокий белый конь. Наконец Володенька резким движением срубил конём короля и тут же обратил лучистые глаза к Мандарину. Мальчик-аутист широко улыбался, впервые обнажив чёрные молочные зубы; он гнилостно, с переливающейся через губу слюной, произнёс пароль: