Лебедянский Сергей Львович
Стальной хребет

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками Типография Новый формат: Издать свою книгу
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Фанфик "Стальной Хребет" написан для поклонников цикла "Девятый" Артема Каменистого. Произведение может прочитать и тот, кто не знаком с циклом. Дан - опытный попаданец с двухлетним стажем. Он уже обшарил все кусты и отыскал положенные ему рояли, на которых неоднократно исполнял похоронный марш в честь поверженных врагов. Ныне он владеет обширными землями и средневековым замком. Казалось бы, теперь можно расслабиться и наслаждаться жизнью. Но не тут-то было: враги не успокоились и затевают новые каверзы.

Стальной хребет

[]

Annotation

     Фанфик "Стальной Хребет" написан для поклонников цикла "Девятый" Артема Каменистого. Произведение может прочитать и тот, кто не знаком с циклом.
     Дан – опытный попаданец с двухлетним стажем. Он уже обшарил все возможные кусты и отыскал все положенные ему рояли, на которых неоднократно исполнял похоронный марш в честь поверженных врагов. Теперь он владеет обширными землями и величественным средневековым замком. Благодаря его походам и победам на него работают одни из лучших мастеров этого мира, создавая военное и экономическое могущество края. Он наладил эффективную управленческую структуру, которая функционирует без постоянного контроля. Казалось бы, теперь можно расслабиться и наслаждаться жизнью. Но не тут-то было: враги не успокоились и затевают новые каверзы. Отмахнуться от них не получится.

Стальной хребет

Пролог

     Наступив на очередное скользкое пятно, нога поехала в сторону, столкнув с тропы несколько камней, устроила маленький обвал. Его преподобие хаотично взмахнул руками, пытаясь сохранить равновесие.
     Вот же твари поганые! Нужно сильно постараться, чтобы так тропу загадить. Если тут поскользнуться, то можно на заднице до самой реки доехать.
     – Ну что вы там застряли? – крикнули сверху. – Похоже, мой друг, с последней нашей встречи вы прибавили в весе.
     Погладив кругленький животик, его преподобие усмехнулся себе в усы и мысленно ответил крикливому:
     – Ага, друг, конечно! Когда это серые жрецы стали друзьями Карающих? Одеть бы на твою шею гарроту, да сделать пару-тройку оборотов. Вот интересно, что бы тогда ты рассказал про нашу дружбу? Ну да ладно, пока у нас есть общее дело, поиграем в эту игру.
     Поэтому вслух его преподобие лишь спросил:
     – Долго ещё нам подниматься?
     – Я уже на месте. Это же вы нашли пещеру, Цавус. Странно, что не знаете дорогу.
     – Дорогой Орулл, неужели вы подумали, будто я лично облазил Костяной хребет в поисках прохода в Межгорье? – произнёс его преподобие, тяжело дыша и делая последние шаги по тропе. – Для этого в Ордене Карающих есть ищейки и шпионы. Они прочесали всю округу: задобрили, пригрозили и допросили каждого, кого встретили, и в итоге выполнили поставленную перед ними задачу.
     – Ну что ж, должен признать, что они справились. Так что теперь пришла наша очередь выполнять свою часть сделки.
     Отдышавшись, Цавус оглядывал широкую площадку, открывшуюся перед ним:
     – Вижу, вы тут затеяли серьёзную работу! Вход в пещеру расширили?
     – Муратели расширяют проход, а выбранную породу выбрасывают сюда. Вот так и появилась эта площадка.
     – Муратель, муратель… это вроде бурдюк?
     – Верно, простолюдины его часто так называют.
     – Что-то ваш бурдюк уж больно здоров, если такую дыру в стене проделал, – проворчал Цавус, делая вид, что не заметил сравнения своей преподобной персоны с простолюдинами.
     – Это специально выведенный подвид, – Орула явно переполняла гордость за своих созданий, – наши жрецы потратили немало сил и материала на это творение. Может прогрызать даже гранит и базальт. Медленно, конечно, но может. К счастью, тут в основном более мягкие породы. Так что к Смутным дням мы сделаем проход в Межгорье... Ну, идёмте, покажу вам наше убежище, где мы прячем тварей.

Глава 1. Воспоминания

     За окном раздался сильный грохот и крики, быстро переросшие в яростные матюги. Похоже, строители что-то уронили! Повинуясь извечному человеческому любопытству, я попытался выглянуть в окно. Но где там! Это не панельная многоэтажка с тоненькими стенами, где, слегка наклонился над подоконником, и твоя голова уже на улице. Это башня средневекового замка. Тут придётся лечь на пузо и по-пластунски подползать к краю. Ну а балконы? Их тут вообще нет.
     Боги, как я мечтаю о маленьком ажурном балкончике, где можно стоять с чашечкой кофе, наслаждаясь ласковым летним ветерком и лениво наблюдать, как челядь внизу бьёт друг другу морды, а к концу мордобоя, когда народ уже выпустил пар и отвел душу, грозно рявкнуть и навести порядок во вверенном мне королевстве.
     Что-то меня понесло. Нет у меня никакого балкона и королевства тоже нет. А о кофе за все время пребывания тут я слыхом не слыхивал. Да и лето уже закончилось – на дворе давно осень. Чёрт, а ведь уже два года прошло с тех пор, как я попал в этот мир.
     Помню, как поначалу мне приходилось туго: вместо кофе с круассаном ел лягушек и разорял гнёзда чаек. Набить морду стремились почему-то мне, но самым страшным было полное отсутствие понимания – куда я попал и кто и как здесь живёт. Если знание языка мне досталось на халяву, то многие прочие знания мне приходилось получать по крупицам, стараясь не выдать свою неосведомлённость аборигенам. Ссылаясь на временную потерю памяти, мне удалось многое выяснить об устройстве этого мира, не вызвав сильных подозрений, и постепенно начать разбираться в местных реалиях. Этот средневековый мир, наверное, мало чем отличался бы от земного средневековья, если бы не наличие погани и всего того, что с ней связано. На матушке Земле тоже полно легенд о нечисти, но там это лишь истории, так как мало кто в трезвом уме станет утверждать, что сталкивался с этим лично. Здесь же всё иначе. Местное население не просто сталкивается с поганью, оно сражается с ней не на жизнь, а насмерть, и моя роль в этом сражении далеко не последняя, потому что я Полуденный Страж и я возглавляю это сражение на территории Межгорья и в его окрестностях.
     Как я стал Стражем? Да очень просто: через несколько часов после попадания в этот мир ко мне прилетел зелёный попугай.[1]
     Это одна из загадок этого мира, пока мной не разгаданная: если к вам на плечо садится попугай, то вы – Страж. Другого человека попугай к себе без боя не подпустит и на плечо к чужому не сядет. И еще попугай – верный помощник полуденного Стража – детектор погани. Чует ее издалека, предупреждая об опасности, раздувается как шар и шипит потревоженной коброй.
     Так как при нашем знакомстве попугай не представился, то, взяв на себя смелость, я решил сам дать ему имя. Оригинальничать не стал и назвал его "Зеленым". Можно было, конечно, приколоться, назвав его "Красным", но решил обойтись в этом мире без большевиков. Хотя впоследствии выяснилось, что благодаря своему хрипло-пропитому голосу, непомерной любви к алкоголю и непристойным шуточкам попугай ни в чем не уступал революционному матросу, и имя Красный было бы ему к лицу.

     ***
     Через пару дней после встречи с попугаем я наткнулся на первых людей. Ими оказались бакайцы, бывшие прибрежные пираты, отправленные в ссылку вместе с еретиками-иридианами. Благодаря моему пернатому спутнику, сидевшему на плече, они приняли меня за некоего Полуденного Стража и привели к своему предводителю – последнему из благородных бакайцев, сэру Флорису.
     Пытаясь разобраться в местной обстановке, я вскоре выяснил, что из-за нашествия орд погани сэр Флорис с остатками своих людей был вынужден бежать со своей родины – Бакая. Оставшимся без своей земли бакайцам пришлось пойти на поклон к Ортарскому королю Кенгуду Восьмому и дать тому "клятву на мече", что они отправятся на земли королевства Ортар, ныне находящиеся под поганью, и поставят там малый городок, военный монастырь и деревни, а также будут приглядывать за еретиками-иридианами, которых Единая церковь всеми правдами и неправдами пытается изгнать с территории королевства, и продержатся до прихода основной массы поселян и армии. Задачу свою бакайцы с иридианами выполнили, только вот никакая армия им на подмогу не пришла, да еще сразу после моего появления сэр Флорис глупо погиб в стычке с поганью, обезглавив ссыльный люд. Связанные клятвой, бакайцы не могли уйти с этой земли даже после смерти сэра Флориса, не покрыв себя позором, а оставаться было равносильно смерти. Вот тогда Арисат – правая рука сэра Флориса – и упросил меня вывести народ с опоганенных земель. Мол, я королю клятву не давал, а слово Стража на опоганенных землях – закон для всех, кто ему не ровня, а кто ему может быть ровня, если у бакайцев только простой люд и остался. Так что если Страж приказал уходить с опоганенных земель, то бакайцы ушли и клятву не нарушили.
     Так или иначе, с помощью хитрости и с некоторыми потерями, но нам удалось выйти с тех опоганенных территорий. Но в последней "Битве у брода" я получил серьезные ранения. В моем мире это бы назвали ранами, несовместимыми с жизнью, но здесь, благодаря чуду "средневековых нанотехнологий" – Чёрному сердцу, изъятому из убитой твари, мне удалось не только сохранить жизнь, но и получить некоторые бонусы.
     Правда, пока я был в бессознательном состоянии, этим воспользовались представители Единой церкви, так называемые карающие. Поместив в пыточные казематы, они подвергли меня жестоким пыткам, стараясь выведать тайны ордена Полуденных Стражей и особенно интересовались Чёрным сердцем – "как мы делаем сердца погани для лечения и усиления своего пригодными и как сами не перерождаемся, приняв их свежими на тело своё".
     Моими допросами лично руководил его преподобие Цавус — глава ордена карающих в королевстве Ортар. Пытаясь выведать секреты Стражей и применив ко мне пытки, он поставил себя и свой орден в крайне щекотливое положение. Если бы его действия раскрылись, к карающим могло возникнуть множество неприятных вопросов. Поэтому живым из казематов я не должен был выйти.
     Тайн ордена я не раскрыл, так как ничего о них не знал, а не знал потому, что никаким Стражем я не был. Вот только все вокруг, абсолютно все, были уверены, что я именно Страж и никто иной. Даже особа королевских кровей – мать короля Кенгуда Восьмого, к которой я попал после побега от карающих, – была полностью уверена, что перед ней полуденный Страж, присланный магистром ордена "оказать помощь на границе с дальнейшей перспективой…".
     В качестве этой самой дальнейшей перспективы мне предложили отправиться в разоренное Межгорье, взяв с собой бакайцев, иридиан и горстку ортарских солдат в усиление нашей армии, а также немного продовольствия, чтобы пережить зиму. А ещё выдали бумагу, подписанную самим королем, в которой говорилось: "Если вы сумеете прожить в Межгорье три года и три дня, восстановив замки, обрабатывая землю и держа границу по реке, то получите право на все Межгорье. Величина вотчины позволяет её владельцу носить титул графа. А если появятся наследники прежних баронов, то пусть идут в дальние края пешим ходом – отказавшись от защиты своих владений, они их лишились".
     Недолго раздумывая, я принял предложение королевы, так как к тому времени уже отказался от основополагающей идеи профессионального многоженца – быстро удрать... Да и куда мне бежать и зачем? Этот мир опасен и совсем не прост, а тут у меня уже были друзья, было положение и перспектива, а то, что все уверены, будто я Страж, – пусть я буду Страж.
     По дороге в Межгорье меня преследовали люди Цавуса, дав понять, что в этом мире у меня появились не только добрые друзья, но и лютый враг, который не остановится ни перед чем, чтобы меня уничтожить. Но, несмотря на старания его преподобия, до Межгорья мы добрались и, терпя лишения и преодолевая трудности, начали обустраивать наш новый дом.
     За проведенное здесь время нам довелось многое пережить. Разоренный и некогда сожженный почти дотла край постепенно начал оживать и хорошеть. И хотя народ у нас рукастый и работящий, но дел еще видимо-невидимо. Вот и сейчас мне уже пора на Совет, где обсуждаются текущие дела и проблемы. Всё, что задумано, мы обязательно построим, тут наш новый дом, а другого у нас просто нет.

Глава 2. Совет

     Войдя в зал Совета, я вновь ощутил масштаб проделанной работы. Наш дом преобразился: кессонные потолки из темного дуба, стеновые панели в том же стиле, роскошный узорчатый паркет. Венцом всего стал большой камин, облицованный искусной керамикой. Но истинной гордостью зала, без сомнения, был массивный стол из мореного дуба, черный, с серебристыми прожилками. И, конечно, дюжина стульев из того же благородного материала. Этот утонувший дуб случайно нашли наши рыбаки, ныряя за снастями.
     В прошлой жизни подобная роскошь была доступна мне лишь в музеях. Хотя и у нас такая красота была только тут: опытных краснодеревщиков было мало, и простые табуретки они делать отказывались. Вот и нашли им работу по уровню их квалификации. Заодно получили место для встречи дорогих гостей, приехавших, например, по торговым делам. Хотя таких пока не наблюдалось, но они обязательно появятся: мы прилагаем к этому все усилия.
     Сегодня на Совете было малолюдно. Судя по докладу главного хозяйственника, дела в Межгорье шли весьма успешно: древесина заготавливалась и обрабатывалась, камень ломался и обтесывался, жилища строились, руда добывалась, сталь выплавлялась и ковалась, животинка паслась и нагуливала жирные бока, сено скошено, просушено и заскирдовано. Процесс сбора урожая и заготовка фуража на зиму подходит к концу. Просто социалистическая пастораль времен Застоя. Не хватает только телевизора с программой "Время".
     – Жув, – перебиваю я докладчика, – все эти вести с полей, все эти цифры мне мало что говорят. Скажи, хватит ли нам запасов, чтобы пережить зиму? А если хватит, то, может быть, есть излишки, которые стоит продать? И сколько вообще у нас сейчас народу в Межгорье?
     Это я уже обращаюсь ко всем сидящим за столом.
     – Сейчас в Межгорье почти 12 000 человек, – вклинивается в разговор епископ Конфидус, глава иридиан. В последнее время замечаю с его стороны некоторую ревность к новому хозяйственнику.
     – Епископ прав. 11 800 с хвостиком, – уточняет Жув, – не считая тех, кто до сих пор прячется от перерожденных и прочих напастей в горных пещерах. Что касается урожая, то его более чем достаточно для прокорма армии и служащих Межгорья, как Вы их называете.
     Наш хозяйственник Жув. Я встретил это чудо на каторге, где у нас трудятся пленные демы – "дети могил". В первый момент, когда я его увидел, чуть с лошади не упал. Передо мной возникла точная копия актёра Луи де Фюнеса: внешность, мимика, движения – всё было идеально похоже. Он энергично покрикивал на демов, раздавал им затрещины, указывал, куда им нужно везти тачки с рудой, обзывая идиотами.
     Первой мыслью было, что он, как и я, перенёсся в этот мир, но позже я понял, что это не так. После того как первое удивление прошло, на моей физиономии сама собой расползлась улыбка, как будто я встретил дорогого друга, которого не видел сто лет.
     – Свободные же крестьяне кормятся сами, – продолжал свой доклад Жув, – по моим данным, зимой у них проблем быть не должно. Но на всякий случай я бы не рекомендовал продавать зерно. И излишки скотины сразу забивать тоже не стоит. Можно недорого продать животину нашим крестьянам, тем, кто сможет её прокормить зимой.
     Увидев Жува, я сразу понял, что ему не место на каторге и его нужно забрать к себе в Мальрок, самый большой замок нашего Межгорья. Один вид этого человека будет поднимать мне настроение. А когда выяснилось, что он с юности занимается хозяйственными делами, решение пришло само собой. Так как количество населения в Межгорье постоянно увеличивается, с этим возрастает количество управленческих дел. Тысяча человек, пришедших в Межгорье и поселившихся в одном месте два года назад, – совсем не то же самое, что двенадцать тысяч жителей, разбросанных по всей территории нынче. Да и Конфидус, с самого начала поставленный на хозяйство, начал всё больше ударяться в религию, что на пользу делу не идёт.
     – Согласен, – поддерживаю я хозяйственника. Я зову его Жув по аналогии с киногероем комиссаром Жувом. Его настоящее имя очень похоже, но длиннее.
     – Продавать на сторону продовольствие не будем. Нужно иметь некоторую подушку безопасности. Тем более что наши купцы должны привезти невест. Да и другие возможности пополнения населения этой зимой исключать нельзя.
     – Дан, что такое "подушка безопасности"? – интересуется Конфидус.
     – Это что-то вроде толстого животика. Как известно, "пока толстый сохнет, худой сдохнет".
     Постепенно освоившись в новом мире, я перестал контролировать каждое сказанное слово, дабы не выдать себя с головой своим невежеством и странностями. Наоборот, постепенно начал внедрять слова, поговорки, истории и анекдоты из своего мира. Тем более что всегда можно было сослаться на информацию, полученную в ордене Полуденных Стражей и являющуюся тайной Ордена.
     – Как у нас дела со строительством жилья, Жув?
     – Увы, мой Страж, тут не все так хорошо, как с продовольствием. Нет, мы стараемся. Восстановлены почти все сожженные замки, но они небольшие, и жить много народа в них не может. Они скорее на случай внезапного нападения: близко живущее население сможет быстро укрыться за крепкими каменными стенами. Также восстановлена часть сожженных деревень. Строим новые дома на тех территориях, которые решено застраивать в первую очередь. Много возводим в поселке Мастеров, куда поместили вывезенных с Железного Мыса. Но население Межгорья очень сильно выросло, в то время как после зачистки Ортарской армией пригодного жилья осталось совсем мало. Многие все еще живут в сараях и бараках, а летом и вовсе под открытым небом. Правда, наконец, епископ Конфидус закончил строительство своего Храма, и я надеюсь, его мастера теперь помогут в строительстве жилья.
     – Храм не мой, а Господа! – твердо сказал епископ и стукнул кулаком по столу. – Без правильного храма не будет правильной жизни. Правильный храм должен быть большим и красивым и, разумеется, достроенным. Храм – символ веры и его опора. Если храм не достроен, то и вера может лишиться фундамента и дать трещину, обрасти сомнениями. А сомнения могут и во тьму завести, а там уже и опоганиться недолго… Посему и строили храм в первую очередь, много себя лишая.
     Ну вот, опять Конфидус завел свою любимую религиозную шарманку. Чешет про храм, как по написанному. Ох уж эти истинно верующие! Не просто с ними приходится. С первых дней нашего знакомства стараюсь направить Конфидуса в правильное русло: больше времени тратить на созидание и реальную защиту своей паствы и поменьше на молебны.
     – Епископ, надеюсь, мы ограничимся одним храмом и не будем их возводить на каждом перекрестке? А то верующие, точно так же как и неверующие, имеют тенденцию простужаться, ночуя на мерзлой земле, а там уже и к праотцам отправиться недолго.
     Мою колкость епископ перенес стоически – даже ухом не повел.
     – Сэр Конфидус, – елейный голосок Жува явно намекал, что вопрос будет с подвохом, – ваша иридианская религия позволяет людям ночевать в храме?
     – Нууу, – задумчиво протянул епископ, явно обдумывая, что именно лучше будет сказать о ночёвках в храме, – если истинно верующий человек по какой-то причине остается в храме на всю ночь, то…
     – Наша религия позволяет населению ночевать в Храме. Думаю, епископ именно это хотел сказать, но не смог быстро найти правильных слов, – с нажимом на "позволяет" резюмировал Татлос, глядя на епископа.
     После прошлогодних набегов на поселение Татлоса, еще одного иридианина, их община окончательно осознала: спокойной жизни на старом месте не будет, и переселилась в Межгорье, к большой моей радости, поскольку еретики на редкость трудолюбивы. Теперь у нас сразу две иридианские общины.[2]
     Конфидус только хмыкнул, но опровергать слова Татлоса не стал, а я, видя, что вопрос с Храмом закрыт, продолжил:
     – Отлично, но, хотя Храм и снимает частично проблему размещения населения, он не может решить её полностью. Нам нужно зазывать людей в Межгорье, а что мы им можем предложить? Жизнь на улице? Епископ, вы прекрасно понимаете, что приток населения автоматически будет увеличивать вашу паству, так как в данный момент у нас нет представителя Единой церкви, а есть только иридианские служители культа. И хотя вас многие и считают еретиками, но за неимением альтернативы отношение к вашей религии постепенно смягчается, и люди все больше и больше к вам прислушиваются, а посему вы должны быть искренне заинтересованы в строительстве жилья. Понимаете, к чему я клоню?
     Епископ, видя, что его Храм никак не хотят оставить в покое, отреагировал несколько возбуждённо:
     – Дан, да не беспокойтесь вы так. Теперь, когда Храм достроен, строительство домов станет нашей главной задачей. Обещаю вам это. И, может, нам стоит часть демов забрать с каторги, перебросив на стройку жилья?
     Тут уже пришлось вмешаться в беседу сержанту Дирбзу, некогда командиру небольшого отряда ортарских военных, а ныне ответственному за безопасность Мальрока и его окрестностей:
     – Вряд ли это хорошая идея. Много демов с рудников мы вряд ли можем забрать, а даже несколько десятков потребуют серьезной круглосуточной охраны.
     – Жув, сколько у нас сейчас демов на каторге?
     – Чуть более пяти сотен, мой Страж.
     Немного подумав, я решил согласиться:
     – Дирбз прав. Даже небольшая группа демов, выведенная за пределы каторги, потребует серьезной охраны, и все равно вероятность побега исключать нельзя. Если бы все пять сотен задействовать на строительстве, то имело бы смысл тратиться на охрану и разработку схемы безопасности, а забрав сотню, мы мало что выиграем, а проблем получим много. Пусть лучше демы сидят на каторге и добывают нам больше руды, железа, серебра и всего прочего, что нам так крайне необходимо для развития Межгорья и борьбы с поганью.
     – Я тоже думаю, что не нужно демов привлекать, – поддержал меня Татлос. – Впереди зима, работы в полях будет мало, сможем много народа на строительство перекинуть.
     – Хорошо, с демами решили, а что у нас делается на границах, сержант Дирбз?
     – Обстановка у нас следующая: в районе верхнего прохода в Межгорье все тихо. А теперь, с осенними дождями, вряд ли вообще в "горловине" кто-то до зимы появится, только если с целью самоубийства.
     На побережье обстановка иная. По данным разведчиков Арисата, несколько галер демов вошли в устье Ибры и начали подниматься вверх по течению, вдоль Костяного хребта. От групп, охраняющих тропки через хребет, информации не поступало, но они не могут видеть русло Ибры.
     – Несколько – это сколько?
     – Разведчики видели пять галер. Еще минимум четыре стоят на рейде у берегов Межгорья. Демы высадили разведгруппу из пары дюжин бойцов, но они угодили в засаду наших парней, и одиннадцать демов попали в плен, остальные убиты. Арисат выразил беспокойство, что демы могут попытаться атаковать форт. Сэр Дан, может, нам стоит отправить им подкрепление?
     – Мне нужно это обдумать, Дирбз. Пленных допросили? Цель их визита выяснили?
     – На момент отправления сообщения еще не допрашивали.
     – Это все новости?
     – Нет, еще староста из деревни Водопадная, что у подножия Костяного хребта, прислал сообщение по оптическому телеграфу: мол, местная детвора видела погань. Там, в отрогах, есть сеть пещер, которые погонь может под убежища использовать. Хочу послать отряд на проверку. Это все.
     – Хорошо. Совет закончен. Повторяю, что строительство жилья – наш главный приоритет.
     Все начали подниматься с мест, но застыли, когда Дирбз неожиданно спросил:
     – Сэр Дан, разрешите обратиться к Стражу Нью: когда можно будет пользоваться оптическим телеграфом и в светлое время? Нам иногда нужно передать срочную информацию, но приходится ждать ночи.
     Вот ведь народ! Еще полгода назад они вообще представления не имели ни о каком телеграфе. Запрыгивали на лошадку и скакали во весь опор через пол-Межгорья. А теперь им, видите ли, неудобно только по ночам получать информацию. Хотят круглосуточно слать депеши… Сэр страж, вы не будете против, если я возьму в штат радистку Кэт с грустными очами и пышной грудью?
     – Не знаю, что ответить, – процедила Нью.
     Нужно приходить стражу Нью на помощь. Разговоры ей пока даются тяжело.
     – Дирбз, ну вы же знаете, что устройства ночного и дневного телеграфа принципиально отличаются. Ночью мы используем свет костра, усиленный отражателями, но оказалось, что днем этот свет сильно рассеивается, и в передаваемых сообщениях вкрадывается очень много ошибок.
     У дневного телеграфа устройство принципиально иное. Вы ведь были в балагане? Видели, как кукольник управляет руками куклы? Вот тут будет что-то в этом роде, но, чтобы рассмотреть положение рук куклы с большого расстояния, нужна подзорная труба. Их у нас пока мало, в первую очередь отдаем их во флот. Там они нужнее. Изготовление труб – дело для нас пока непростое: один подбор стекол и их шлифовка занимают кучу времени. Поэтому страж Нью и не может вам точно ответить, когда заработает дневной телеграф – процесс его строительства непростой и кропотливый. Наберитесь терпения, мы не меньше вашего понимаем всю его необходимость.
     Окончание речи провел в ключе: "Денег нет, но вы держитесь", – тем не менее, это сработало, и народ начал покидать зал совета.

Глава 3. Арисат

     Присев у камина, я начал ворошить угли кочергой. Дрова в камине уже почти прогорели: тлеющих углей было много. Светясь и переливаясь всевозможными оттенками красного и жёлтого, с редкими голубоватыми всполохами, раскалённые угли как бы дышали, заставляя бегать по своей поверхности сотни маленьких, юрких "огненных саламандр". Собравшись все вместе, тлеющие угли делали одно общее и последнее дело — отдавали своё тепло человеку. Вот интересно, люди могут так? Могут ли они на краю гибели сплотиться и стать единым целым? Уверен, что да. Но мой опыт подсказывает, что далеко не всегда. Почему-то, даже находясь в тяжелейших обстоятельствах, люди продолжают конфликтовать, завидовать соседу, плести всевозможные интриги, выяснять, кто из них главный, нашептывать, науськивать…
     Помню, как, пережив по дороге тяжелые приключения, наша разношерстная и измотанная компания добралась до разоренного Межгорья.[3] У нас толком не было еды на зиму, не было достаточно оружия, полностью отсутствовало знание местности и угроз, нас подстерегающих. В этой тяжелейшей обстановке на удивление быстро проявилось отсутствие единства в наших рядах. Нет, мое главенство не подвергалось сомнению, но, как только я отлучался, сразу начинался бардак. Арисат полагал, что в мое отсутствие всем руководит он, так как из тысячи человек, пришедших в Межгорье, бакайцев было большинство. Ортарский сержант Дирбз не собирался слушать приказания бывшего пирата, а иридианский епископ Кофидус вообще был еретиком, с которым и разговаривать не о чем. На первых порах мне удалось создать некую стабильную управленческую конструкцию, хотя Арисат время от времени продолжал взбрыкивать и тянуть одеяло на себя, из-за чего его постоянно приходилось осаживать. К сожалению, после нашего возвращения из плавания по южным морям он снова посчитал себя выше остальных и начал сеять новые конфликты. В итоге терпение моё лопнуло, и я вызвал его на разговор.

     ***
     – Арисат, мы с тобой вместе с самых первых дней моего появления тут. Сражаемся, можно сказать, плечом к плечу уже больше двух лет.
     Осознав, что хвалить его вряд ли будут, Арисат попытался быстро извиниться и смягчить мои последующие слова:
     – Сэр Страж, прошу простить за мои вчерашние дерзкие нападки на сержанта Дирбза, но дело в том…
     Взяв несколько секунд на раздумья, я решил не тянуть кота за хвост:
     – Не перебивай, пожалуйста, я снимаю тебя с занимаемой должности.
     – Как? А кто же будет заниматься обороной замка? – воскликнул Арисат и, видимо, окончательно осознав мои слова, спросил потухшим голосом: – Неужели я так плох? И что скажут бакайцы?
     – Ты готов меня слушать?
     Арисат понуро кивнул.
     – Хорошо. Первое – твои функции по обороне будут переданы другим. Второе – вовсе ты не плох, но ты совершенно не умеешь работать в команде. У сэра Флориса ты был правой рукой. Через тебя шли все его указания, и ты контролировал их выполнение. У нас в Межгорье сейчас другая структура управления. Разные люди занимаются разными направлениями, можно сказать, что у меня много правых рук, каждая из которых делает своё дело, но вот одна рука постоянно вмешивается в работу других и конфликтует с ними, мешая им выполнять их работу.
     Смотреть на Арисата было тяжело: он весь поник и будто скукожился, как высохшая на солнце груша.
     – К сожалению, я пришёл к выводу: измениться ты не сможешь. Таков твой характер, толкающий тебя всюду совать свой нос. А продолжать закрывать глаза на твои выкрутасы и наносить вред нашему общему делу я не могу, даже несмотря на наше общее боевое прошлое.
     – Не нужно меня оставлять ради прошлого. Если я стал бесполезен, то гоните меня к чертям, – пробормотал Арисат, – только вот за бакайцев мне обидно. Все же мы первые с вами пришли в Межгорье, а теперь, получается, никого из нас во главе не останется…
     – Не беспокойся за бакайцев. У меня появилась кое-какая идея.
     Встав и подойдя к небольшому столику, я наполнил два бокала вином. Затем вернулся и присел на краешек стола рядом с Арисатом, протянул ему бокал.
     – Ты, конечно, знаешь, что наш пограничный форт, охраняющий вход в Межгорье со стороны моря, наполовину построен? – сделав глоток из бокала, добавил: – Я хочу, чтобы ты отправился туда.
     Арисат смотрел на меня вопросительно.
     – Достраивать форт?
     – Не только. Ещё командовать этим фортом после его достройки, а так же – руководить охраной всей береговой линии. Ты сам будешь принимать решения: что, где и сколько нужно построить на побережье, сколько и где разместить войск, чтобы ни один дем, ни одна поганая тварь не могла проникнуть в Межгорье со стороны моря. Ну и отвечать за всё будешь сам. Обвинить Дирбза или ещё кого больше не выйдет.
     – Сэр Дан? Вы отправляете меня в ссылку?
     – Нет, Арисат. Я поручаю тебе очень важное и ответственное дело – охрану морской границы Межгорья. По сути, единственной настоящей границы, так как все прочие проходы в Межгорье труднопроходимые и легко контролируемые. Это гораздо важнее, чем охрана замка Мальрок, которой ты сейчас занимаешься.
     Видя, что Арисат всё ещё не осознал, что его ссылка, по сути, повышение, я решил подсластить пилюлю:
     – Не забывай, что форт находится совсем близко от моря. Разве бакайцы не должны скучать по морским просторам?
     Кстати, у форта до сих пор нет названия. Хочешь, назовём его форт "Бакай"?
     Арисат уставился на меня, его глаза удивлённо расширились. Кажется, до него начинала доходить суть его нового назначения.
     – А я смогу забрать туда бакайцев?
     – Только четверть могут быть бакайцами, ты знаешь мою политику по перемешиванию населения. Для Межгорья опасно, если на его территории начнут возникать этнические, религиозные или прочие анклавы. Так мы никогда не станем единым целым.
     – Но Вы же сами предложили назвать форт Бакаем, – с хитринкой поддел меня Арисат, отхлёбывая вино.
     Похоже, старый вояка уже пришел в себя и начал потихоньку торговаться.
     – Просто, если ты станешь первым командующим фортом, то, дав ему название, будешь относиться к своей работе с большей теплотой и ответственностью, – хитро подмигнул я.
     Арисат погрузился в раздумья.
     – Вы правы, пожалуй. Но Бакай – это наша родина. Он у нас один, и другого нам не нужно. В те дни, когда твари обрушились на наши острова, погибла вся моя семья. Быть может, настанет время, и мы отобьём наши земли у погони.
     Арисат замолчал. Задумчиво потягивая вино, он уставился в окно невидящим взором. Я тоже замолчал, решив не отрывать его от раздумий.
     – А знаете, – вдруг оживился Арисат, – пусть имя форта будет "Флорис". В честь нашего павшего сэра Флориса. Достойный был человек. Любили его бакайцы. Именно после его смерти началась наша дорога в Межгорье. Вы не возражаете, сэр Дан?
     Теперь пришла моя очередь вспомнить прошлое. Допив бокал, я произнес:
     – Нет, не возражаю. Форт "Флорис" – отличное название. Ты натолкнул меня на мысль, как назвать верхний форт, перекрывающий выход из горловины. Пусть это будет форт "Альра". Именно в этих местах Рыжая Смерть сражалась с Ортарцами и перерожденными. Думаю, эта отважная девушка заслужила такое название.

     ***
     Отойдя от камина, я с удивлением обнаружил, что Нью осталась в зале.
     – Ты хочешь узнать мое решение о помощи Арисату?
     – Да.
     – Помогать ему не будем. Пока.
     – Почему?
     – Когда Арисат был здесь, он постоянно вмешивался во все, до чего мог дотянуться. Из-за этого он и был отправлен на побережье. Если я начну также вмешиваться в его дела, то буду не лучше его. Он командует охраной побережья и отвечает за все, что там происходит. Запрос о помощи он не присылал, значит, планирует справляться сам. Отлично, пусть почувствует самостоятельность и ответственность.
     Ну и, помимо того, форт каменный и, хотя еще не достроен, но со стороны реки выглядит завершенным. Он полностью доминирует на местности, оснащен серьёзными баллистами и контролирует протекающую у подножия "Приветливую". Есть два боновых заграждения, перекрывающих реку. Не знаю, можно ли металлическую цепь называть боновым заграждением? Она же не плавает!
     – Можно. Это боновая цепь.
     – Помимо того, в гарнизоне полторы сотни бойцов, не считая других жителей. С реки взять форт "Флорис" весьма проблематично. Местность там скалистая. Подойти по суше со стороны моря к недостроенной части форта можно только по одной тропе, так как все остальные уничтожены. Предполагаю, что именно на этой тропе демы попали в засаду.
     – Понятно.
     Видя, что больше высказываться по поводу моего решения Нью не намерена, я продолжил:
     – Ещё я решил прокатиться до Костяного хребта, где видели погонь. Что-то беспокоят меня те галеры, что решили по Ибре подняться. Сильно сомневаюсь, что отряды демов решатся перебраться на нашу сторону Костяного хребта, но что-то тут не так. Хочу сам всё проверить.

Глава 4. Форт "Флорис"

     – Предварительную беседу провели как следует: отдубасили, вырвали несколько зубов и пару ноздрей, никаких серьёзных телесных повреждений не наносили, как вы и предупреждали.
     – Считаешь, что этого достаточно, и они готовы к серьёзному разговору?
     – Трое готовы, другие трое оказались крепкими орешками: с ними точно придётся долго возиться, ещё четверо в плохом состоянии, почти без сознания, им лекарка нужна.
     – Это десять, Цезер, а где ещё один?
     – Так помер он, сэр Арисат! Отсеялся! Не вынес предварительной беседы!
     – Я же просил предварительную беседу провести мягко, деликатно. И просил не называть меня сэр. Ты не хуже меня знаешь, что во мне нет и капли аристократической крови.
     – Но я не могу звать вас просто по имени. Вы командующий фортом, нужна субординация.
     – Тогда называй меня коммандер Арисат, как это делает сэр Страж.
     – Понял. Мы уже пришли, коммандер. – С этими словами Цезер толкнул вперёд тяжёлую дверь и посторонился, пропуская Арисата вперёд.
     В этой комнате было не так сыро, как в остальном подземелье, что неудивительно: в углу пылал камин, рядом с которым стоял небольшой столик с инструментами.
     Скептически осмотрев нехитрый инвентарь, среди которого были клещи, молоток, пила, несколько вариантов щипцов и металлических штырей, Арисат задумчиво произнёс:
     – Так себе набор, что-то он не впечатляет.
     – Так мы же не готовились к дознанию, что под рукой оказалось, то и использовали.
     – Нужно будет с нашими кузнецами и плотниками потолковать, пусть изготовят нам что-нибудь приличное, а то неудобно перед гостями, что о нас демы подумают?
     Цезер хитро и довольно осклабился, ласково поглаживая клещи:
     – Обязательно изготовим, коммандер, свиноеды останутся довольными.
     – Ну, давай, Цезер, веди первого разговорчивого, а то дел у нас по горло и крикни, чтоб чаю нам горяченького принесли. Сыро тут.

     ***
     Отхлебнув из кружки крепкий, ароматный чай, Арисат с удовольствием потянулся и с добродушной улыбкой уставился на дема:
     – Ну что, мил человек, скажи, как тебя звать и зачем к нам в гости пожаловал?
     Дем насупленно молчал, его лицо носило следы недавних побоев: левый глаз заплыл, на скулах проступили красочные синяки, на лбу красовалась здоровенная шишка.
     За дема ответил Цезер:
     – Имя этого свиноеда Шурт, он у демов был арбалетчиком.
     На своё имя дем никак не отреагировал, по всей видимости, решая для себя: стоит ли сотрудничать или, может, нужно проявить упорство?
     – Вот что, Шурт, если ты хочешь, то я могу устроить тебе второй раунд побоев, а потом ещё и ещё, сколько потребуется, чтобы ты нам всё рассказал. Если избиений вдруг окажется мало, то у нас тут есть отличный камин… вон, видишь, те раскалённые клещи и пару металлических прутьев – они здорово повышают разговорчивость. Ну а если и этого окажется недостаточно, то в соседней комнате ты сможешь познакомиться с разными замечательными устройствами: для ломания костей и суставов, вытягивания жил и прочими интересными механизмами.
     Арисат, разумеется, знал, что в соседней комнате нет никаких устройств, но об этом не знал дем. Снова шумно отхлебнув горячий напиток, коммандер довольно выдохнул и продолжил:
     – Но всё бы это было ничего, за некоторым исключением: работать после этого ты уже не сможешь. Ты хочешь спросить, зачем работать такому замечательному парню? А для того, чтобы жить дальше, друг мой. Если ты честно ответишь на мои вопросы, то бить тебя больше не будут, наоборот: подлечат, накормят и отправят на каторгу – работать на благо Межгорья. Не буду обманывать, работа тяжёлая, но и кормят неплохо, и раз в несколько дней даже дают вино. В общем, жить можно.
     Но это в том случае, если ты останешься годен для работы, а после пыточных процедур ты не то что работать – ходить самостоятельно не сможешь, поэтому придётся тебя пустить в расход, но и тут мы торопиться не будем.
     Арисат снова отхлебнул чай, явно демонстрируя наслаждение терпким напитком. Он прекрасно знал, что дем не пил уже около суток.
     – Цезер, ты помнишь Саеда?
     – Того расфуфыренного матийца? Кто же его забудет.
     – Да, знатный был павлин, но поделился с нами разными хитроумными способами казни. Один мне особенно запомнился, называется «Лепестки на воде». Берётся дитя могил, а попросту говоря, дем, вроде тебя, Шурт, и сажается на кол. Выходит из тела этот кол примерно тут, – Арисат ткнул пленного в район ключицы, – причем кол выбирается достаточно тонкий, можно сказать, деликатный, чтобы по возможности не повредил внутренние органы и не создал сильного кровотечения, ну а после кол закрепляется на плоту и отправляется в свободное плавание. Даже в полный штиль плот на воде покачивается, и, благодаря изменению наклона кола, тот как бы шевелится внутри тела…
     – Дайте попить, – прошептал дем ссохшимися губами.
     – Обязательно дадим, Шурт, но уже только перед отправкой на плоту, а то ты ещё помрёшь от жажды раньше времени и не успеешь насладиться всей прелестью своего положения.
     Возможно, дем обладал хорошим воображением и смог в ярких красках представить своё ближайшее будущее, а может, просто не отличался мужеством или не видел причины принимать мученическую смерть, проявляя упорство.
     – Дайте попить, я всё расскажу.
     Арисат внимательно посмотрел на дема и сказал:
     – Цезер, дай ему глоток чая.
     После того как дем промочил горло, Арисат жёстко спросил:
     – Зачем приплыли в Межгорье?
     – Нужно было покрутиться у берегов, попугать население, при благоприятной обстановке завести галеры в ближайшее озеро, разослать команды людоловов, ну и пограбить ближайшие замки, если такие найдутся.
     – А дальше двигаться на Мальрок?
     – О таком главари не говорили.
     – Пытаешься хитрить? Не советую.
     – Может, у главарей такие планы и были, но нам об этом не известно. Это правда.
     – Кто главарь твоей оты?[4] И сколько их тут?
     – Ота у нас одна, и возглавляет её Фарг Островитянин. Три галеры его и ещё одна Булиса. Он с нами в рейды ходит.
     – Фарг… Фарг… что-то знакомое.
     – Этот подлый свиноед когда-то был бакайцем, – напомнил Цезер, – та ещё сволочь. Хотя надо отдать ему должное, очень хитрый и опытный вояка.
     – Правда ваша, он с Бакая, поэтому и кличка у него Островитянин. Очень их не любит, бакайцев, то есть. На его флагманской галере все рабы-гребцы с Бакая, специально их покупает на невольничьем рынке.
     Арисат и Цезер молча уставились друг на друга. Совсем недалеко от них, в неволе, находилось несколько десятков их земляков.
     – Я всё рассказал, – пленник с трудом сглотнул вязкую слюну, – дайте ещё попить.
     Арисат молча пододвинул ему свою кружку. А затем обратился к стоявшим у дверей Ликсару и Хису:
     – Вот что, ребята, отведите этого парня в отдельную камеру и распорядитесь, чтобы его накормили и напоили, и лекарка пусть его осмотрит, а потом ведите следующего, нужно сверить показания из нескольких источников.
     Когда пленного увели, Арисат, глядя на Цезера, добавил:
     – Если всё, что сказал этот дем, правда, то ситуация гораздо сложнее, чем я предполагал. Придётся серьёзно всё обдумать.

Глава 5. Пещера

     Небольшой конный отряд остановился на опушке тёмного елового леса. Мелкий дождик, моросивший с самого рассвета, закончился: в плотных облаках уже стали появляться разрывы, сквозь которые проглядывало голубое небо. Сырой осенний воздух, пропитанный хвойными ароматами и утренней свежестью, располагал путников к наслаждению ранней осенью Межгорья. Но наслаждались они недолго. Зелёный попугай, взлетев с плеча одного из путников, шумно приземлился на большую хвойную лапу у них над головами, обрушив на всадников целый водопад.
     – Вот же гад летающий, – проворчал горбатый латник, которому вода попала за шиворот, – сэр Дан, когда мы из него суп варить будем? Вы давно обещали…
     Тот, к кому обратился горбун, стряхивая с себя крупные водяные капли, внимательно смотрел вперёд, на скошенный золотистый луг, утыканный стогами свежего сена, сразу за которым из земли вырастал Костяной хребет.
     – Прум, как я понимаю, мы уже на месте?
     – Да, сэр Страж, почти на месте. Вон видите, там на высоте как бы ступенька образовалась, – проводник указал в сторону хребта, куда следовало смотреть, – а недалеко от правого края ступеньки в стене пролом – щель тёмная... видите? Вот там этих тварей и приметили местные ребятишки.
     Перед отрядом открывалась величественная картина. По левую руку простирался небольшой отрог Костяного хребта, плавно понижаясь, он вклинивался в лес, из которого всадники только что выбрались. У самого подножия хребта отрог немного расширялся, смыкаясь с Костяным хребтом, а правее отрога, где-то на половине его высоты, тянулся этакий балкон – природный уступ, который Прум обозвал ступенькой. Вот над этим уступом и был виден вход в пещеру – разлом в виде вытянутой вверх трещины. Сам уступ был довольно длинным и заканчивался резким обрывом метров на 20 правее входа в пещеру, хотя с такого удаления, да ещё глядя снизу, верно оценить расстояние трудно. Но самым неожиданным во всей этой природной композиции был водопад. (рис 1)
[]

     рисунок 1

     ***
     Узкая тропа, усыпанная россыпями острых мелких камней, почти не петляла. Миновав три огромные каменные глыбы размером с пятиэтажный дом, отколовшиеся от Костяного хребта и упавшие сюда несколько тысячелетий назад, отряд, закончив подъём по отрогу, повернул вправо и наконец выбрался на прочную, твёрдую поверхность уступа. Пара лошадок фыркнула, явно выказывая одобрение новой, ровной дороге, а я с интересом отметил, что уступ весьма широк и напоминает кусок горной автомагистрали: на взгляд, здесь смогут спокойно разъехаться две фуры, а склон уступа очень крутой, гораздо круче покатого склона отрога, по которому мы только что поднялись. Конечно, это не отвесный обрыв: очень ловкий человек, цепляясь за редкие растения и неровности, наверное, смог бы тут спуститься, но одна ошибка – и такому смельчаку обеспечен полёт кубарем с пятидесятиметровой высоты. Так что, хоть уступ и широк, к краю нужно приближаться с осторожностью, но осмотреться перед заходом в пещеру не помешает.
     – Люк, посмотри следы перед входом в пещеру, а я пока гляну, что там, в конце уступа.
     Пройдя пару десятков шагов, я обнаружил, что уступ заканчивается вертикальным обрывом, ничего похожего на склон тут не было. Но удивляло не это, а то, что внизу шумел водопад. Водопад, на мой взгляд, был странным. Почему странным? Да потому, что низвергался он прямо из стены Костяного хребта. Возможно, много сотен лет назад подземная река текла как раз по той пещере, которую мы собирались исследовать, но постепенно, протачивая толщу горы, добралась до каких-то мягких пород и, размыв их, нырнула ниже, найдя выход на свободу всего в 20 метрах от поверхности земли. Хотя водопад был совсем не высок, шум от него был приличный, а водяная взвесь долетала даже сюда: то ли тут были восходящие воздушные потоки, то ли ещё что.
     – Красивое место, не правда ли?
     Я вздрогнул. Лотто подошёл беззвучно. Впрочем, из-за шума водопада и мычащая корова, обвешанная колокольчиками, имела неплохие шансы застать меня врасплох.
     – Люк нашёл что-нибудь?
     – Вроде нашёл.
     – Тогда идём к отряду, эта красота никуда не денется, а нам неизвестно, сколько времени придётся по этой пещере блуждать.
     При нашем приближении Люк сразу доложил:
     – Сэр Дан, нашёл какое-то засохшее пятно, но что это, сказать не могу. Больше следов не обнаружил. Камни кругом, какие тут следы?
     Тут мой главный денщик, горбатый Тук, решил, что без его совета никак не обойтись:
     – Нужно это место языком лизнуть. Тогда сразу будет понятно, что это. Помню, Амед именно так делал, когда мы от копачей драпали.
     – Вот сам и лизни эту гадость, – возмутился Люк.
     – А я тут причём? Это ты следопыт, а я денщик сэра Стража, мне по статусу не положено ничего лизать, если только женские прелести, и то когда Страж спит.
     В отряде захихикали: о любвеобильности Тука уже слагали легенды.
     – Так, лизуны-исследователи, – мне пришлось прервать шутников, – хорошее настроение в отряде – это, конечно, здорово, но впереди могут быть твари, нужна внимательность. Сейчас зажигаем факелы и заходим в пещеру. Первым идёт Люк и смотрит следы, за ним Тук с факелом. Светишь из-за спины Люка, чтобы его не слепить. В случае опасности Люк сразу прячется за броню Тука. Замыкающим будет Амед. И будьте начеку: сдаётся мне, что погань тут устроила себе убежище, и если она обнаружит нас первой, то залижет всех до смерти.
     Пока зажигали факелы, подозвал Прума и объяснил, что он остаётся с лошадьми, а так как в пещере мы можем пробыть долго, лошадок стоит вернуть на отрог хребта, пусть там пока пасутся.

     ***
     После первых шагов вглубь пещеры пропало дыхание осеннего ветра. Воздух – сырой, затхлый и тяжёлый, похожий на жидкий кисель – резко контрастировал с той прозрачной осенней свежестью, что осталась снаружи. Внешние звуки начали стихать. Почти совсем растворился шум водопада, а звуки наших шагов, напротив, из еле различимых начали превращаться в «шаги Командора».[5] Общение в отряде как бы само собой перешло на шёпот.
     Моему попугаю это место явно не нравилось, хотя он не шипел и о близости опасности не сигнализировал:
     – Мрачновато тут, в этом борделе нам не рады, и девки у них, наверное, все страшные.
     Реплика Зелёного несколько разрядила напряжённую атмосферу, и дальше отряд начал продвигаться веселее. Пещера была узкая, а местами – слишком узкая. В редких местах бойцы могли продвигаться по двое – бок о бок, но в основном двигались по одиночке – гуськом. Широченный Тук задевал стены своими доспехами, и это сопровождалось неприятным скрежетом. Под ногами хрустели мелкие камушки, обильно рассыпанные по дну пещеры. Само дно, довольно ровное и гладкое, не было скользким и давало возможность перемещаться быстро и уверенно. Пройдя примерно с полкилометра, отряд вышел в большой зал. Поверхность пола тут тоже была ровной и гладкой, кое-где из него вырастали сталагмиты в половину человеческого роста, отбрасывая в свете факелов причудливые, шевелящиеся тени.
     – Внушительное помещение, – оценил увиденное Люк.
     – Ага. И сосульки какие-то из пола растут, – Лотто с интересом рассматривал ближайший сталагмит.
     – Ну и куда нам дальше идти? Похоже, погони тут нет, – возмутился Тук. – Получается, зря пришли?
     Зал действительно был большой, но не настолько, чтобы не видеть его габариты. Подняв факел повыше и постепенно привыкнув к освещению, можно было различить стены и несколько тёмных провалов. Пещера разветвлялась на несколько галерей, уходящих в разные стороны. Которые я решил обследовать:
     – Разбейтесь на пары и проверьте, куда ведут эти ответвления, дальше сотни шагов не уходить.
     Чтобы не стоять без дела, пока бойцы будут обследовать галереи, я решил осмотреть эту карстовую пещеру. Пол в основном гладкий. Возможно, тут когда-то, в давние времена, текла подземная река, или во время дождей и таяния снегов на вершине хребта сюда просачивается много воды, образуя тут серьёзные ручьи. Достав кинжал, я поскрёб им по стенке в нескольких местах. Порода мягкая – известняк, может, доломит или что-то в этом роде. Я не бог весть какой специалист, так что нужно будет сюда прислать знающих людей. Пусть проведут анализ и установят, насколько эта порода может быть нам полезной. Знаю, что такое используется в строительстве, металлургии, для производства стекла и цемента. Даже слышал, что используется в борьбе против насекомых как абразивный материал.
     Посыпал жука толчёной известью: забилась она в сочленения его лапок, и конец насекомому. Может, и погань так можно изводить? Некоторые её представители весьма похожи на насекомых. Так и вижу, как летим мы на кукурузнике над полчищами погони. Лотто за штурвалом закладывает крутой вираж. Я распахиваю бомбовый люк, а Тук хватает мешки с известью, сбрасывает их на головы разъярённой погони и орёт:
     – Сэр Страж! Сэр Страж?
     – А? Что?
     – Речку нашли.
     – Какую ещё речку?
     – Подземную. Вроде та самая, что в водопад превращается на входе в пещеру.
     Какая к чёрту речка, когда мы на кукурузнике? Трясу головой. Передо мной стоят Лотто и Тук и указывают на большой проём в стене пещеры. Так, похоже, я тут немного пофантазировал и утратил связь с реальностью. Нет у нас никакого кукурузника, и бомбить погань нам нечем. А жаль.
     – Когда мы входили в пещеру, водопад остался с правой стороны, – продолжает объяснять Лотто, – и в этом зале проход к воде тоже справа от того места, где мы вышли.
     – Скорее всего, ты прав, но было бы неплохо проверить гипотезу: нужно на обратном пути бросить в воду что-то нетонущее, например, деревяшку какую-то. Привяжем к ней яркую тряпку и посмотрим, выбросит её водопад или нет.
     – Где же мы здесь дерево найдём? Вокруг одни камни.
     – Не найдём, – согласился Тук, – а давайте попугая в воду бросим, этот кусок дерьма точно не потонет, а окраска у него яркая, не затеряется в волнах.
     – Караул!!! – истошным голосом заорал попугай.
     С разных сторон начали подбегать встревоженные бойцы, вернувшиеся с осмотра боковых галерей:
     – Что тут у вас происходит?
     – Птицу Стража хотят утопить, – сообщил возмущённый попугай, раздуваясь, как шар.
     – Кто? Кто? Где?
     Зелёный указал клювом на Тука:
     – Вот этот рогалик бронированный!
     Ребята с удивлением уставились на Тука. Лотто еле сдерживался, чтобы не заржать во весь голос.
     – А что, собственно? – Тук горделиво попытался распрямить горбатую спину. – Попугай всё равно на суп пойдёт, так сэр Страж говорил, – попытался перевести стрелки на меня Тук, – и, кстати, кто такой рогалик?
     Ответить никто не успел, как подбежали Люк с напарником.
     – Сэр Дан, там пещера, которую мы обследовали, какая-то странная. Вам стоит самому взглянуть.
     – Хорошо, а вы что обнаружили? – спрашиваю у разведчиков, вернувшихся ранее.
     – Наш проход быстро начал сужаться, и скоро там стало невозможно двигаться вперёд.
     – У нас то же самое.
     – И у нас.
     Раздались голоса с разных сторон.
     – А погань пролезть сможет?
     – Ну, погань она разная бывает. Если размером с кошку, то сможет. Некрупная собака тоже, наверное, протиснется, а вот крупнее – вряд ли.
     – Значит, у нас один вариант дальнейшего продвижения.
     Поначалу пещера, обследованная Люком, ничем не отличалась от той, по которой мы вышли в большой зал. Но, пройдя шагов пятьдесят, стало заметно, что в воздухе появилась пыльная взвесь, и с каждым шагом её становилось всё больше. Создавалось впечатление, что тут недавно выбивали старый ковёр, пролежавший на одном месте лет сто. Кто-то из сзади идущих начал кашлять и чихать. В какой-то момент даже пришлось закрыть глаза, продвигаясь вперёд, не глядя перед собой.
     – Пришли, странная пещера, не правда ли, сэр Дан? – произнес Люк, останавливаясь.
     Налетев на него и открыв глаза, я не сразу осознал, что же изменилось вокруг. Нет, пыль никуда не исчезла, но что-то было не так. Что-то было иначе. Стены: они больше не давили с обеих сторон, они исчезли. Нет, не исчезли, они просто раздвинулись в стороны и стали гладкими – исчезли все торчащие углы, сколы, зазубрины камней. Исчезло всё, что отбрасывало многочисленные шевелящиеся тени. Мы стояли посреди красновато-жёлтого в свете факелов тумана.
     – Давайте пройдём ещё немного, там пыли будет меньше, – предложил Люк.
     Действительно, через двадцать шагов пыльная взвесь начала редеть, а пройдя ещё немного, мы оказались в практически чистом тоннеле.
     Однажды в этом мире мне пришлось уже встречаться со странными подземными сооружениями: была пещера с абсолютно ровным потолком, как будто это были бетонные плиты, а ещё был схрон погони, похожий на ракетную шахту. А вот теперь мы нашли метро. Насколько помню, диаметр тоннеля метро метров шесть, вот и тут примерно столько же. Идеально круглое сечение, только рельсы осталось проложить да электрокабели по стенам развести, и можно поезд пускать.
     – Метро? Что такое метро, сэр Дан? – интересуется Амед.
     Кажется, от удивления я начал думать вслух.
     – Метро? А это вот такая круглая пещера, по ней ездит большая длинная телега и народ перевозит.
     Тук тоже заинтересовался рассказом про метро:
     – А почему эта телега наверху по земле не ездит, как у всех нормальных людей?
     – А может, у них там постоянные дожди идут, – предположил Амед, – дороги все развезло, грязь непролазная.
     – Да уж, если дорога разбитая, то это беда, – задумчиво резюмировал Лотто, – но чтобы такую огромную нору прорыть для телеги и ещё всю землю вывезти… Ты глянь, Амед, на полу только мелкие камушки остались, всё остальное как языком слизнули.
     Теперь пришла очередь Тука выдвинуть идею:
     – А может, им делать нечего, вот они и роют большие круглые пещеры. У кого пещера круглее, тот и…
     – Так, мыслители, – перебил я Тука, – вы забыли, зачем мы тут? Люк, Амед, идёте первыми и не забываем об осторожности. Погони без разницы: в круглой пещере вас жрать или в квадратной.

Глава 6. Пещера (продолжение)

     Продвигаться вперёд стало значительно легче: стены больше не мешали, при желании можно было идти парочками под ручку. Ребята, конечно, правы: для этого мира пещера странная, более чем странная, и совершенно непонятно, для чего она тут нужна. Одно ясно точно – сил на рытьё такого тоннеля нужно потратить немерено. Даже на Земле эта задача не из простых. Ей занимаются тоннелепроходческие комплексы – огромные и совсем не дешёвые агрегаты. Эти монстры, помимо того, что имеют вращающийся ротор с резцами, разрушающими породу, ещё снабжены измельчителем выбранной породы, конвейером для удаления этой породы, тюбингоукладчиком,[6] кессонной камерой и подачей сжатого воздуха, создающего избыточное давление в рабочей области, не позволяющее грунтовым водам проникать в тоннель.
     Ну, хорошо, допустим, что тут нет серьёзных грунтовых вод, и избыточное давление создавать не нужно. Порода прочная, не сыпучая, и тоннель не обрушится даже без бетонных колец, но ротор-то вращать надо, прорезать камень нужно, а про электричество и электродвигатели в этом мире никто не слышал, двигатель внутреннего сгорания не изобрели, даже паровой двигатель ещё не известен. Так чем же они просверлили этот тоннель? Ручной дрелью? Да тут такая дрель нужна, что её и дюжина Туков провернуть не сможет.
     Так сверлили они этот тоннель или нет? А может, сидело тут племя доисторических аборигенов и тёрло камень зубными щётками? А что? Снаружи динозавры бегают – из пещеры высунешься – сожрут. Вот и начали камень тереть от безысходности. Тёрли миллион лет, тёрли и протёрли. Да, версия весьма оригинальная, если вернусь на Землю, нужно будет её в каком-нибудь научном журнале пристроить. Ну, а если отбросить всякий бред и подумать головой.
     Что нам известно? А известно, что обычная, созданная природой пещера вдруг переходит в явно рукотворный тоннель. Само место перехода не рассмотрел, а почему не рассмотрел? А потому, что там было очень пыльно и почти ничего не видно, да и глаза я постарался побыстрее закрыть. Вот если бы у меня были защитные очки, как при работе с болгаркой, но у меня их не было. Откуда в этом мире такие очки? Чёрт. Чёрт. Чёрт. Пронзившая мысль заставила меня резко остановиться. Сзади налетел Тук, не ожидавший столь внезапной остановки, и наступил мне на ногу.
     – Ааа, бобровую струю тебе в печень, Тук…
     – Что случилось? – загомонил сзади народ.
     – Да вот этот бронированный рогалик мне ногу отдавил.
     – Ну, простите, сэр Страж, но вы так неожиданно остановились, и… да дьявол вас всех забодай! – Тук начал яростно раздувать ноздри. – Почему меня все называют рогаликом? Бронированный – понятно, но почему рогалик? Кто вообще такой этот рогалик?
     – Это булочка такая, – ответил я, присев.
     Начал обследовать стопу, пытаясь понять, насколько серьёзно мне досталось.
     Ярость Тука, похоже, только возросла: он уже не говорил — ревел:
     – Булочка?! Я что, похож на булочку?!
     – Это булочка особенной формы. Она похожа на рог или подкову. Изогнутая булочка…
     Вроде со стопой ничего страшного. Распрямившись, обращаю внимание, что народ улыбается, а Тук сурово смотрит на попугая. Похоже, юмор Зелёного он оценил.
     – Так, теперь серьёзно. Кто-нибудь из вас трогал стены в том месте, где мы из пещеры вышли в это метро?
     – Я трогал, – сразу отреагировал Люк, – ещё когда мы в первый раз этот проход обследовали.
     – Что можешь сказать?
     – Стена была ровная, шершавая и очень тёплая. Скорее даже горячая.
     – Вот чёрт, сходится.
     – Что сходится, сэр Дан? – поинтересовался Лотто.
     – Ты когда-нибудь пользовался шкуркой, Лотто?
     – Конечно, когда рукоятка топора сломается и вырезаешь новую, то нужно в конце хорошенько шкуркой пройтись, и не один раз – убрать все неровности и зазубрины, а то можно серьёзную занозу получить.
     – А ещё, Лотто, пока ты шкуришь рукоятку, она нагревается от трения и летит мелкая пыль, так?
     – Ну, так.
     Куда я клоню, быстрее всех сообразил Амед:
     – Сэр Дан, вы намекаете, что твари шкурками это метро протёрли? Но зачем?!
     – Главное не чем и зачем. Главное – когда! Они делают это прямо сейчас!
     – Но мы никого на входе в метро не видели и по тоннелю уже сотню шагов прошли. Даже следов нигде нет.
     – Возможно, эта шкурка ушла на обед. Но в одном я точно уверен, что она реальная, и она где-то рядом.
     Можно полагать, что одну задачу мы решили – установили наличие врага в этих тоннелях. Далее нам нужно понять, как этот враг выглядит, в каком он количестве и, по возможности, выяснить, что он задумал.
     – Отряд, дальше двигаемся максимально быстро. Считаем факт нахождения здесь погани установленным. Люк, никакие следы больше не ищешь, единственное – будь осторожнее с боковыми ходами, чтобы не напали на нас неожиданно. Всё. Пошли.
     Дальше мы продвигались чуть ли не бегом. Молча, с тихим сопением и бряцая железом, преодолели ещё несколько сотен шагов, когда Люк подал знак остановиться.
     – Что-то заметил?
     – Впереди сбоку какое-то затемнение, возможно, там стены нет.
     Посмотрев вперёд, я заметил, что впереди, куда почти не доставал свет факелов, тоннель, постепенно пропадая во тьме, имел более тёмное пятно с правой стороны. Действительно, было похоже, что стены там просто нет, а есть что-то вроде тёмной ниши. Вот и попугай начал потихоньку кряхтеть и раздуваться, сидя у меня на плече. Погань уже близко.
     – Люк, Амед, вы самые бесшумные, идите вперёд и гляньте, что там, а мы потихоньку пойдём за вами.
     Амед протянул мне факел:
     – Без света пойдём, он может нас выдать.
     Когда ребята отошли шагов на двадцать, мы медленно двинулись за ними. По мере приближения к тёмному пятну всё более отчётливо становилось понятно, что стены в этом месте действительно нет, а есть какой-то тёмный провал. Вот Люк с Амедом остановились, быстро о чём-то посовещались и шагнули в провал.
     Прежде чем двинуться за Люком, я приказал отряду:
     – Гасим все факелы, кроме одного, и близко к проёму свет не подносите.
     Зелёный раздулся ещё больше. А когда до проёма осталось несколько шагов, начал тихо шипеть и посвистывать, как дырявый шланг, после чего вдруг произнёс:

     – Открылась бездна, звезд полна:
     – ЗвездАм числа нет, бездне дна.[7]

     Обдумать сие глубокомысленное изречение мы не успели, как из провала появился Люк.
     – Вы должны это увидеть, только все факелы нужно потушить. И старайтесь не шуметь.
     Скорее всего, тот, кто рыл тоннель, случайно, а может быть, и намеренно, проложил его, задев край одной из пещер. Здесь пахло сыростью, какими-то нечистотами, и пол снова был неровный, поэтому шагать приходилось очень осторожно. Шагов через двадцать кромешная темнота стала отступать, впереди стало чуть светлее, можно было различить фигуру впереди идущего. Вскоре Люк повернулся и предупредил:
     – Мы сейчас выходим на балкон большой пещеры. К краю балкона лучше подползать, а не подходить во весь рост, и шлемы снимите, чтобы отблесков не было.
     После этих слов Люк встал на карачки и пополз вперёд. Ну что же? Раз нужно ползать, значит, будем ползать. Сзади возмущённо заворчал Тук:
     – Хорошо, мол, устроились эти следопыты! Бегают себе налегке, а вот попробовали бы они поползать в латах по каменному полу, со шлемом под мышкой, да ещё при этом не шуметь…
     Приблизившись к краю балкона, я увидел лежащего Амеда. Он превратился в подобие каменного изваяния, внимательно вглядываясь куда-то вниз, и вполне мог бы заменить каменную гаргулью на соборе Парижской Богоматери.
     – Что видишь, Амед?
     – Задницу!
     – Где? Большая? – тут же заинтересовался подползающий Тук.
     – Ещё какая. Тебе не по зубам. – Амед протянул руку, указывая влево и вниз. – Вон видите там факелы? Это жрецы, заклинатели тварей.
     Действительно, там, куда указывал Амед, горело около десятка факелов и копошилось несколько человеческих фигурок. Именно этот свет освещал пещеру. Освещал – это, конечно, сильно сказано. Пещера была преогромная. Своими размерами она напоминала серьёзный стадион. Свет достигал и самые дальние уголки пещеры, но толком ничего не освещал, лишь едва подсвечивал выступы и неровности стен, позволяя оценить общий размер пещеры, но не давая толком что-либо рассмотреть. Балкон, на котором мы лежали, находился в углу на галёрке, а фигурки с факелами стояли в противоположной стороне этого чудовищного подземного стадиона. Почти всё вокруг тонуло во мраке. Хорошо были освещены только фигурки и то возвышение, на котором они находились, а вот "поле стадиона" находилось ниже, было плохо освещено и, по-видимому, залито водой, так как по поверхности бегали блики от факелов. Странно, если тут подземное озеро, то вода должна быть неподвижной и абсолютно гладкой, ведь даже ветерка нет. Может, тут течёт подземная река, и вода вздыбливается на неровностях дна? Та речка, мимо которой мы прошли по дороге сюда, тут течь не может. Там водоносный горизонт был примерно на том уровне, где мы лежим, а тут вода находится значительно ниже. Если это единая водная артерия, то вода оттуда текла бы сюда, так как тут ниже, а там она течёт в противоположную сторону. Ещё одна река? Что-то многовато тут подземных рек, впору строить подземный аквапарк.
     Пока я размышлял об удивительных свойствах местных подземных вод, глаза потихоньку стали привыкать к скудному освещению, и, похоже, не у меня одного.
     – Святые угодники, – пробормотал Тук, – да сколько же тут этих тварей?
     Лотто, не обладавший таким прекрасным ночным зрением, с удивлением спросил:
     – И где же ты тварей усмотрел, горбуша глазастый?
     – Глаза протри, слепой свиноед, вот они у тебя под носом. Вниз смотри!
     Хотя, в отличие от Лотто, я не был бывшим демом, но сальце и жареный эскалоп в прошлой жизни уважал, да и в этом мире довелось свинины отведать.[8] Так что тоже с полным основанием мог считать себя "слепым свиноедом" – тварей я не видел.
     Следуя указаниям Тука, я начал внимательно вглядываться вниз, ища тварей. Странно, что твари стоят в воде, ведь всем известно: воду они переносят плохо. Если нужда или жрецы заставят, то они, конечно, и в воду пойдут. Но чтобы просто так торчать в воде без всякой надобности – это удивительно. Тут какое-то резкое движение приковало мой взгляд, и я вдруг различил на тёмной волнующейся поверхности резкие контуры твари. Затем различил рядом ещё одну, потом ещё и ещё. От осознания того, что вижу, я впал в ступор. Вода не была водой в подземном озере, она была морем – морем тварей, стоявших плотно прижавшись друг к другу, как люди в переполненном вагоне метро в час пик. Это море колыхалось, что-то нашептывало, сопело и шелестело сотнями и тысячами тихих голосов.
     Есть такая разновидность зрительных иллюзий – парейдолия. Это когда мы видим лица, фигуры людей или животных в случайных неодушевлённых объектах: например, в облаке в небе, сколе камня, узоре на кафельной плитке и многом другом. Здесь зрительная иллюзия имела обратный эффект: из-за очень слабого освещения раздельные фигуры слились в единое монолитное покрывало.
     Зелёный вёл себя молодцом, как хорошо выдрессированная собака, не лающая без нужды. Раздулся до размеров китайского фонарика, но светиться при этом не стал и шипел маленьким тихим ужиком. Но вот его терпение кончилось:

     – Мы вольные птицы; пора, брат, пора!
     – Туда, где за тучей белеет гора.[9]

     – Намекаешь, что пора удирать?
     Мнение попугая о том, что пора и честь знать, я полностью разделял. Уйдём тихо, по-английски: без обнимашек, без выпивки на посошок и заверений в безмерном уважении и вечной любви. Всё, что нам было нужно, мы увидели. Теперь это нужно было осознать и переварить. Но была ещё одна деталь, которую хотелось прояснить.
     – Тук, ты можешь разглядеть, во что одеты эти жрецы с факелами?
     – Мне кажется, там есть и серые, и чёрные хламиды, но точно не уверен.
     – А лица различить можешь? Нет ли среди них Цавуса?
     – Лиц, увы, не вижу, да и не знаю я, как этот Цавус выглядит.
     – Тогда выбираемся и бежим обратно к нашим лошадям.
     Обратно в тоннель метро отряд выполз в полном молчании. Все переживали только что увиденное. Тишину нарушали только удары кремня о кресало – кто-то спешил снова зажечь факелы – и нарастающее шипение попугая. Словно пытаясь отвести душу, он старательно изображал приближающийся паровоз, пыхтя всё громче и громче.
     – Что-то Зелёный разволновался, – настороженно проговорил Амед.
     В этот момент начал разгораться один факел, за ним другой, третий. При свете люди начали ощущать себя более уверенно. Чего нельзя сказать о попугае. Он неожиданно вспорхнул с плеча и, проорав на прощанье:

     – Всему я рад, всему покорен.
     – В ночи последний замер плач.
     – Мой путь, как ход подземный, чёрен…
     – И там, где выход, ждет палач.[10]

     Умчался в темноту тоннеля, не прекращая при этом возмущённо верещать.
     – Судя по тому, как быстро свалил этот картавый поэт, сейчас нас будут бить! – сделал вывод Лотто.
     По мере того как шум от улетающего во тьму попугая стихал, с другой стороны тоннеля, из такой же непроглядной тьмы, доносилось неразборчивое: покрякивание, похрюкивание и постукивание. Что-то было там, во тьме, совсем рядом с нами. Один из ребят сообразил и бросил в эту сторону факел. Пролетев огненной дугой шагов тридцать, факел упал. Вспыхнув ещё сильнее, он выбросил в стороны сноп ярких искр. И вот тут мы увидели смотрящую на нас из глубины тоннеля харю жуткой твари. Харя была огромная. Она заполняла весь проём тоннеля, как пробка бутылочное горлышко. Маленький круглый ротик, пара дырочек вместо носа. А пара маленьких поросячьих глазок медленно переводила взгляд с нас на упавший факел и обратно. Без лишних слов было ясно, что харя очень недовольна нашим появлением в тоннеле, в её тоннеле.
     – Да это же муратель! – поражённо проговорил Амед.
     – Нет. Муратель по сравнению с этим – мелкая гусеница, – со знанием дела заявил Тук. – Это, братцы мои, Метротель!
     – Интересно, какой он длины с такой-то огромной рожей? – поинтересовался Люк.
     – Вот сожрёт он тебя, тогда и узнаешь, пока перевариваться будешь.
     Пока ребята обсуждали увиденную в тоннеле харю, я спокойно взвёл арбалет, прицелился, метя в глаз, и выстрелил. Хотя в глаз не попал, мой выстрел не прошёл бесследно – харя недобро крякнула и приступила к ответным действиям.
     Первым делом приоткрылся рот, показав круг острых мелких зубов, торчащих почему-то вперёд, как нацеленные на врага копья. Далее начали происходить странные метаморфозы со всей харей: кожа начала расползаться во все стороны, уехали губы, щёки и подбородок, уползли наверх поросячьи глазки, куда-то пропали дырочки носа и комические уши. Пасть чудовища при этом дальше не открывалась, но обнажались новые и новые ряды зубов, расположенных концентрическими кругами. Не прошло и минуты, как вместо злобной хари перед нами оказалась стена зубов.
     – И что теперь? Метротель таранить нас будет своими зубами? – удивился Тук.
     Ответ не заставил себя ждать. Все ряды зубов метротеля немного провернулись по часовой стрелке, затем обратно, затем снова по часовой. С каждым новым движением угол поворота увеличивался, а скорость возрастала. Вот уже глаза перестали видеть отдельные зубы. Вот в тоннеле появился едва различимый низкочастотный гул, будто гигантский шмель прилетел на огонёк.
     – А вот и та самая шкурка, – заворожённо проговорил Амед.
     Боги. Конечно, невозможно представить, чтобы у живого организма голова вращалась по кругу, в одну и ту же сторону до бесконечности. Это ведь не дрель. Но вращаться туда и обратно голова может. У той же совы глава вращается на 270 градусов, и ничего, сова при этом прекрасно себя чувствует. По всей видимости, серые жрецы вывели новую разновидность бурдюка – бурдюк горнопроходческий, он же метротель, как метко назвал его Тук. Интересно, как они выработанную породу удаляют? Наверное, за ним несколько копачей идут с гигантскими тачками…
     По-видимому, в этот момент Метротель набрал нужную скорость вращения башки, так как он неожиданно ринулся вперёд. Первым от его агрессии пострадал брошенный факел. При соприкосновении с зубами он разлетелся в щепки и, выбросив прощальный сноп искр, погас.
     – Бежим!!!
     Приказ никому в отряде повторять было не нужно. Все понимали: этот противник в этом тоннеле нам не по зубам. Один мой знакомый, оставшийся на старушке Земле, в подобной ситуации любил использовать выражение: "…и ломанулись, как сайгаки". Так вот, эти сайгаки по сравнению с нами были просто сонными черепахами. Мы понеслись по тоннелю так, что ветер в ушах засвистел, появилось слабое опасение, что факелы задует. Даже Тук в своих латах развил скорость гоночного болида, понимая, что никакая броня его тут не спасет.
     На наше счастье, метротель не был создан для спринтерских забегов, и как тварь ни старалась, догнать не могла, а судя по звукам злобного пыхтения, доносившимся сзади, даже отставала. Но расслабляться было рано. Впереди нас ожидало сужение прохода, в том месте, где прорытый метротелем тоннель переходит в обычную пещеру. Там наш отряд неминуемо замедлится, пока будет протискиваться в узкий проход. Но мои волнения были напрасны: бойцы в отряде опытные, просто так паниковать не станут, и никакой давки на переходе не возникло. Спокойно, один за другим, запрыгнули в естественную пещеру. Заходя в проход последним, я оглянулся в сторону приближавшегося монстра: он только-только проявился из тьмы тоннеля. Увы, братец, сегодня не твой день.
     Но мы рано обрадовались. Не успели отойти и на пятнадцать шагов, как тварь врубилась в камень позади нас. Жуткий скрежет и визг, похожий на работу десятка болгарок, прокатился по пещере звуковой волной, оглушив всех, кто в ней находился. Но это было не всё. В этом тоннеле метротель работал как поршень, поэтому через пару секунд нас догнала ударная волна, толкнувшая в спину. Словно сзади кто-то включил гигантский компрессор, поднявший ветер в пещере и засыпавший нас кучами мелкой пыли.
     Оглохнув и почти ничего не видя, откашливаясь и отплевываясь, наш отряд на ощупь выбрался из пещеры в зал со сталагмитами. Из всех факелов горели только два, остальные просто задуло, но даже в таком скудном свете было видно, что нам хорошо досталось. Все с ног до головы были засыпаны "белой пудрой". Со всех сторон на меня смотрели белолицые Пьеро и удивленно хлопали глазами.
     Откуда-то сверху спикировал попугай, плюхнулся мне на плечо, поджал лапу и брезгливо отряхнул её, как бы намекая, что такой уродец, как я, везде грязь найдёт. После этого он начал оживлённо открывать клюв, ничего при этом не произнося. Наверное, по своему обыкновению, глумится над моей внешностью. А почему беззвучно? Наверное, это у него новый прикол – беззвучный хохот над телом жертвы своего остроумия. Вот и Тук от него заразился, тоже губами ворочает без толку… Чёрт, да я же оглох в этом тоннеле – шёл самый последний, вот мне больше всех и досталось. После ковыряния пальцем в ухе мне удалось добиться некоторой слышимости:
     – Проход закрыт!
     – Проход закрыт!!
     – Проход закрыт!!! – орал попугай.
     – Сэр Дан, вы целы? – кричал Тук.
     По пещере гуляло эхо работающей болгарки, создавая какой-то невероятный стереоэффект. Нужно было скорее выбираться из этого сумасшедшего дома.
     – Тихо все! Быстро выходим отсюда, на свежий воздух, там и поговорим, – с этими словами я двинулся вперёд, пересекая пещеру. Отряд потянулся за мной, но через несколько шагов мы остановились как вкопанные. Прохода, по которому мы пришли в эту пещеру от водопада, не было. Вместо него был метротель, точнее, задница метротеля. Она торчала из пещеры, по которой мы должны были выйти на уступ.
     – Это как это он нас опередил? – обалдел от увиденного Тук.
     – Балбес, – резюмировал Амед, – ясно же, что это другой метротель.
     – И сколько их тут?
     – Проход закрыт! – поставил попугай точку в дискуссии.
     Чудны дела твои, Господи! Это не Костяной хребет, а гигантская головка дырявого сыра, внутри которой ползают тридцатиметровые гусеницы. Наверное, этот метротель рыл параллельный проход и добрался до этой пещеры первым.
     – Парни, поищите место, откуда вылез второй.
     – Да вот же оно! – Люк указывал на огромную круглую дыру, шагах в тридцати–сорока от нас. – Раньше её тут не было.
     Ну и что же нам делать дальше? Как верно подметил Зелёный, проход закрыт, но вместо закрытого прохода появился новый – откуда вылез этот метротель. Может, стоит пойти по нему? И куда он нас приведёт? А приведёт он нас к "стадиону", забитому тысячами тварей, где встретят нас с распростёртыми объятиями. А если зайти в тоннель и отсидеться? Тоже вряд ли получится. Кстати, а где эти копачи, вывозящие отработанную породу? Может, и не копачи, но породу кто-то удаляет, ведь в тоннеле чисто. А раз удаляют, то по тоннелю должны шастать туда-сюда. Возможно, они сейчас как раз загрузили тачки и увезли их в тоннель, чтобы выбросить породу, но скоро они вернутся, и… и, значит, в этот тоннель соваться нельзя. Там нам надерут задницы, и не только их.
     Выйдя из задумчивости, я уловил последние слова Лотто:
     – … прямо в задницу!
     – Что?
     – Лотто предлагает обмануть метротеля. Выстрелим ему в задницу из арбалета. Он явно будет недоволен – сдаст назад и начнет разворачиваться. Если голова повернет вправо, то мы его обежим слева, и наоборот. Он такой большой, что, скорее всего, не успеет нас заметить. А даже если заметит, то пока он будет крутиться, мы все успеем запрыгнуть в открывшийся проход и ломанёмся, как сайгаки…
     – А если его задница не заметит выстрела из арбалета?
     – Тогда начнем рубить алебардами. Это-то она должна заметить?
     Да. Трудно не заметить, когда твою задницу рубят алебардами. План прост, как веник, но видимых изъянов вроде нет. Ты засунул голову в нору, пытаясь добраться до вкусняшки, но какой-то гад начал кусать твой зад! Что делать? – Сдать назад, развернуться и объяснить обидчику, что он не прав. Вроде всё правильно, но что-то беспокоит, что-то не домысливаем, но нормально подумать в такой обстановке невозможно: с двух сторон завывают "болгарки"», из свободного тоннеля в любой момент могут появиться копачи с тачками. Все с ног до головы засыпаны "побелкой", которая лезет в глаза, ноздри, уши и не даёт нормально дышать. А попугай, из зелёного, превратился в седого. Он уже не шипит, а обречённо молчит.
     – Чем проще план, тем меньше неожиданностей! Лотто, взводи арбалет.
     Пока Лотто работал рычагом, я предупредил отряд, что метротель, как родственник бурдюка, может быть очень даже шустрым, несмотря на его гигантские габариты, и расслабляться нельзя ни на мгновение.
     Выстрел не прошёл незамеченным. Шум одной из "болгарок" стих – метротель перестал вгрызаться в камень. Но сдавать назад, вынимая морду из тоннеля, не спешил.
     – Ну давай же, личинка-переросток, просыпайся! – крикнул Тук.
     И метротель проснулся. Складки кожи на заднице как-то сами собой разгладились, и неожиданно открылись два глаза. Два недобрых глаза.
     – Полундра, демоны! – заорал попугай и, вспорхнув с плеча, начал набирать высоту. Наверное, повиснет на каком-нибудь сталактите и постарается прикинуться летучей мышью.
     – Я уже ничего не понимаю! – прокричал Тук. – Так это у него жопа или нет?
     А вот у меня сразу наступила полная ясность. Эти серые жрецы, эти гнусные создатели тварей – просто гении, им нужно выдать Нобелевскую премию! Перед нами классический "Тяни-Толкай". Одна голова грызёт твердь и набивает брюхо обломками, а когда брюхо наполнилось, передаёт управление второй голове, под руководством которой тварь покидает тоннель. Не нужны никакие копачи с тачками. Твари не нужно делать разворот, который в узком тоннеле она и не сможет выполнить. Вот почему мы не встретили метротеля, когда впервые попали в созданный им тоннель, – он просто уполз выбрасывать породу.
     Пока моя голова обдумывала мысль про "Тяни-Толкая", метротель приоткрыл рот, и его тело стали сотрясать мелкие конвульсии. Скорее повинуясь инстинкту, чем осознавая, что именно происходит, я прокричал команду:
     – Щиты вперед! Сбить строй! Укрываться за щитами!
     Едва отряд успел выполнить команду, как тварь "чихнула", и на нас обрушился град камней. Половина отряда не устояла на ногах, три щита были разбиты, кираса Тука получила серьёзную вмятину, древко одного из двух оставшихся факелов камень переломил пополам. Ещё пару-тройку таких плевков, и в нашем отряде останутся одни инвалиды с переломанными конечностями.
     – Сэр Дан, – Лотто дергал меня за рукав. – Там, где речка течёт, там как бы смежная пещера, маленькая очень, но вдоль воды есть узкий карниз, отделённый от этой пещеры стеной, мы все должны там поместиться…
     – Веди! Быстрее!
     Раздумывать было некогда. Нужно найти хоть какое-то укрытие до следующего плевка камнями.
     Наш отряд быстрым броском пересек подземный зал и, проскочив в невысокую арку, выскочил к реке. Добравшись до воды, мы увидели, что река фактически течёт меж стен, только в том месте, где она протекала мимо нашей большой пещеры, имелось некое подобие береговой полосы. Наверное, во время таяния снегов вода тут поднимается и подтапливает большую пещеру, постепенно размывая преграду между рекой и пещерой.
     Сейчас река была совсем узкой, не шире трех-четырех метров, с очень темной, почти черной водой. Ниже по течению береговая полоса сужалась и шагов через 15–20 сходила на нет – дальше река пропадала во мгле, стиснутая между двух вертикальных стен.
     Едва отряд укрылся на карнизе, забежав за стену, как метротель организовал очередной обстрел. Камни застучали по укрывающей нас стене, пролетев в проем и ударившись в противоположную стену, отскакивали в нас и падали в воду.
     – Нужно прыгать в реку. Мечи и тяжелое вооружение оставляем здесь, – прокричал я отряду, кладя арбалет к ногам, – со всем этим нам не выплыть.
     Стоявший рядом Тук взмолился:
     – Но, сэр Страж, Вы же знаете, что я плаваю не лучше топора, а доспехи мне быстро снять не получится.
     – У нас нет выхода, Тук, этот метротель либо сам нас расстреляет, либо подождет второго…
     Было понятно, что для воина – последнее дело бросать своё оружие, и ребята совсем не хотят расставаться с ним. Но нужно принимать решение, времени на раздумья совсем мало. Нужно надавить на бойцов, заставить их выйти из ступора:
     – Жизнь важнее меча. Теперь в межгорье нет былых проблем с оружием. Найдем новое.
     – А если эта река не та, что падает водопадом? – поинтересовался Амед, кладя меч. – Если она унесет нас под землю?
     – Не думаю. Не может быть на таком небольшом расстоянии несколько рек. На вершинах Костяного хребта не так много снега, чтобы здесь столько рек текло, – может, довод и так себе, но нужно как-то успокоить парней. – Лотто, Люк, вы неплохо плаваете, берите Тука с двух сторон и не давайте ему долго быть под водой.
     Дальше обращаюсь уже ко всем:
     – Ребята! Старайтесь всё время держать легкие полными воздуха, он будет вас выталкивать на поверхность. Река эта вряд ли глубокая, так что можно будет отталкиваться от дна, это должно помогать. Вода будет холодная, очень холодная. Не паникуйте, энергичнее двигайтесь. От пещеры до водопада примерно полкилометра, река течет довольно быстро, так что нас скоро выкинет на свет божий.
     В этот момент метротель произвел очередной залп. Вокруг забарабанили осколки камней, один из которых поцарапал мне щеку. После залпа в проем влетел Зелёный и, сев на плечо, грустно заявил:
     – Проход закрыт!
     – Зелёный, нам придется прыгать в эту реку, а ты спрячься где-нибудь в пещере, ты мелкий: твари тебя не увидят, а когда метротель уползет, ты вылетишь на волю.
     – Проход закрыт! – Было похоже, что попугай сейчас заплачет.
     – Дружище, река обязательно будет нырять под камни или своды, на моем плече или голове тебе не отсидеться, ты утонешь.
     – Проход закрыт!
     – Ну и что с тобой делать? Засунуть за пазуху? Но там ты тоже захлебнешься.
     – Сэр Дан, – Тук протягивал мне какой-то кусок грубой кожи, – вот тут у меня мех из-под воды. Давайте пробку отрежем, горловину чуток расширим, и попугай туда как раз поместится. Потом горловину стянем, и Зелёный будет как в пузыре. Воздуха, конечно, там маловато, но и мы в этой воде долго не протянем…
     Недолго думая, я отхватил пробку ножом и, открыв мех, приказал попугаю:
     – Залезай!
     Зелёный, понимая, что сейчас не время для сомнений и поз, быстро прыгнул внутрь самодельного батискафа и неожиданно заорал:

     – Наверх, вы, товарищи, все по местам,
     – Последний парад наступает.[11]

     Сомкнув края меха над головой у попугая, я быстро начал перехватывать их веревкой, делая тугой узел, который потом легко будет развязать. Изнутри меха приглушённо донеслось:

     – Врагу не сдается наш гордый "Варяг",
     – Пощады никто не желает!

     Ну вот, батискаф для попугая вроде готов.
     – Тук, ты уверен, что в этом мехе находилась вода, а не что-то покрепче?
     – Клянусь святыми угодниками! Просто нервничает птица. Я, кстати, тоже нервничаю. У нас же нет такого большого меха, чтобы меня спрятать – потону я, ох, чую, потону. Давайте я лучше тут останусь – спрячусь за какой-нибудь сосулькой, отсижусь, ну а потом…
     Договорить Тук не успел. Поток его красноречия был прерван страшным ударом в стену, за которой мы прятались от метротеля. Стена пошла трещинами, а здоровенный кусок камня, вывалившись из стены, ударил Тука в спину, сбросив его в воду. Спустя мгновение за Туком прыгнул Лотто, а за ним и Люк.
     – Быстро все в воду, тут оставаться больше нельзя, я прыгаю последним.
     – Сэр Страж, давайте я буду последним, подстрахую вас. Вдруг попугая унесет? – выдвинул логичную идею Амед.
     – Хорошо. Ну, всё, Зелёный, и да помогут нам святые угодники, – аккуратно держа в руке мех с попугаем, как держат букет цветов для любимой женщины, я прыгнул в воду, в полете расслышав:

     – Не думали, братцы, мы с вами вчера,
     – Что ныне умрем под волнами!

Глава 7. Пещера (окончание)

     В прошлой, земной жизни у меня было несколько пристрастий. Одним из них, далеко не последним, была баня. Посещал я в основном городскую баню, а это, скажу вам, совсем не то же самое, что маленькая частная банька в садоводческом товариществе. Хорошая городская баня – это огромная парная, монструозная печь, набитая раскалёнными до малинового цвета металлическими чушками, и пар такой, что на верхних полках можно за пару минут превратиться в варёного рака.
     Не последнее место в бане занимает бассейн с холодной проточной водой. Вода течёт постоянно, и зимой она ужасно холодная, кожу начинает покалывать так, словно в тебя со всех сторон тычут ледяными иголочками. Бегая из жаркой парной в ледяной бассейн и обратно, ты закаляешься, как сталь. Про сталь – это, конечно, гипербола, но опыт ныряния в холодный бассейн позволил мне в дальнейшем освоить без всяких проблем моржевание. К сожалению, обстоятельства не позволили мне стать моржом на постоянной основе, но пару десятков раз в прорубь я окунался.

     ***
     Вода в подземной реке обожгла своим холодом, но не деморализовала. Ничего, нас так просто не возьмешь, мы еще побарахтаемся, рано нам умирать под волнами. Главное – не выпустить из рук Зелёного. Свет единственного факела, оставшегося на берегу, быстро тускнел; скорее всего, течение тут стремительное, и я быстро удаляюсь от того места, где прыгнул в воду. А это только на руку.
     Река увлекала нас вперед с мягким и тихим журчанием. Вдруг я ощутил свободное падение и через мгновение ушел под воду. Что, уже достигли водопада? Увы, вынырнул я в кромешной тьме, значит, это был маленький локальный водопадик. Бурдюк с попугаем был со мной. Ледяная вода продолжала тащить нас вперед; на холод, как ни странно, я уже почти не обращал внимания, наверное, включились защитные резервы организма. Надолго их, конечно, не хватит, ну да помогут нам святые угодники.
     Самое страшное сейчас было то, что я ничего не видел: если впереди окажется низкий потолок или он и вовсе уйдет под воду, то я на всей скорости влечу в него башкой и от неожиданности могу выпустить Зелёного или, того хуже, – потеряю сознание от удара. Нужно выставить вперед руку, но в одной руке я держу бурдюк с попугаем, а другой подгребаю и помогаю себе оставаться на плаву. Если бы я был легкий, как перышко, то мог бы беззаботно качаться на волнах, но моя плотность значительно выше, и еще у меня с собой немало тяжелых вещей. Нужна еще одна рука! Но я же не тварь, чтобы иметь три, а еще лучше – четыре руки. Эх, в следующей жизни обязательно рожусь четырехрукой тварью, и все подземные реки мне не страшны. Придется выставить вперед руку с Зелёным, других вариантов нет.
     Сделал я это очень вовремя: через десяток секунд моя выставленная рука упёрлась в потолок. Он был наклонный, шершавый, с острыми выступами и понижался. Быстро прощупав вокруг второй рукой и зацепившись за какую-то неровность, я убедился, что потолок ныряет под воду. Правильнее было бы сказать, что подземная река ныряла в некую наклонную трубу. Это было очень опасное место: помимо того, что долго под водой без воздуха я пробыть не смогу, так еще могу не удержать в руках мех с Зелёным – попробуйте затолкать под воду надутый воздушный шарик! Времени на долгие раздумья у меня не было: вода продолжала тащить моё тело, разворачивая вперёд ногами. Да помогут нам святые угодники, будь они неладны! Глубоко вдохнув, я отпустил выступ на потолке, за который цеплялся одной рукой, положил её на бурдюк сверху, вторая рука снизу крепко сжимала перевязанную сторону бурдюка, где когда-то была пробка. Главное – не раздавить попугая в своих объятиях. В следующее мгновение вода утянула нас вниз.
     Помню, как во второй части фильма "Люди в чёрном" агенты Кей и Джей смывались в унитаз, убегая от инопланетного монстра. Вот и мы с попугаем проделали похожий трюк. Наклонный тоннель быстро закончился, и мы снова вынырнули на поверхность. К моей радости, впереди уже был виден дневной свет и слышен нарастающий шум водопада.
     – Держись, Зелёный, спасение уже близко!
     Из бурдюка донеслось какое-то невнятное бормотание. Отлично, раз птиц в состоянии издавать звуки, значит, он ещё жив. До обрыва оставались считанные метры, когда я попытался сгруппироваться, чтобы начать падение ногами вперёд. Удар не должен быть сильным: вода внизу вспенена и насыщена огромным количеством воздушных пузырьков, её плотность значительно ниже, чем плотность стоячей воды в пруду. Главное, чтобы под падающей водой была достаточная глубина.
     Полёт был коротким. В последний миг перед ударом о воду я отбросил бурдюк с Зелёным вверх и вбок. Вверх, как мне кажется, чтобы снизить общую скорость падения и силу удара о воду, а вбок, чтобы бурдюк не попал под струи падающей воды, которые могли его просто расплющить, и чтобы Амед, плывущий сзади, тоже на него не свалился.
     Как я и предполагал, погружение оказалось весьма мягким, словно упал на пуховую перину, подводных камней тоже не было. Открыв под водой глаза, я начал отплывать в сторону правого берега, где остался Фрум с лошадьми, как вдруг заметил, что рядом со мной кто-то есть. Человек не двигал ни руками, ни ногами, а просто медленно погружался на глубину. Наверное, уже и не погружался, а просто завис под водой в редких придонных водорослях. В два быстрых гребка я подплыл к нему, схватил его сзади под мышки и сильно оттолкнулся ногами от дна. Вынырнув на поверхность, я начал быстро буксировать тело к берегу.
     – Сэр Дан, – прокричал откуда-то сбоку Амед, – не волнуйтесь, я выловил бурдюк. А что с Кертом случилось?
     Так, это, оказывается, Керт доплавался. Один из моих следопытов. Ну, ничего, под водой он долго пробыть не мог, да и при переохлаждении организму требуется меньше кислорода. Посмотрев в сторону берега, я увидел, как Люк с Лотто помогают Туку выползать на берег. Значит, бронированный горбун жив – больше всего за него волновался. На помощь ко мне уже бежал Макрис – старший брат Керта. Вдвоём мы быстро вытащили захлебнувшегося на берег и перевернули на спину. Лицо у парня было сильно разбито, но крови почти не было – видимо, в холодной воде сосуды сузились.
     – Братишка, где же тебя так угораздило? – причитал Макрис, начиная делать брату искусственное дыхание.
     – Наверное, стукнулся о подводный потолок, я тоже там хорошо приложился, – сказал Лотто, демонстрируя ободранный лоб, – хорошо, что башка у меня крепкая.
     Подошёл Амед и протянул мне бурдюк. Губы у него посинели, и его слегка трясло, и не только его — все дрожали от холода. У отряда начиналась гипотермия. Мокрая одежда не греет, а лишь способствует охлаждению: легкий осенний ветерок и испарение влаги только усугубляют ситуацию.
     – Парни, быстро снимаем и выжимаем всю одежду, сейчас она нам только вредит.
     Керт закашлялся, выплёвывая воду, перевернулся на бок. Слава богу, с ним всё в порядке. Если и Зелёный цел, можно считать, что мы отделались лёгким испугом. Ослабив верёвки, я развернул мех с попугаем. Зелёный выжил, но выглядел ужасно: весь мокрый, взъерошенный, с ошалевшими глазами, он уставился на меня и вдруг проорал:

     – Мы чудом спаслись, хоть издохнуть могли!
     – Нам статую скульптор поставит!

     Что-то я не припомню такого поворота в песне про "Варяг". Похоже, попугай с перепугу начал нести какую-то отсебятину. Но, очень быстро выяснилось, что Зелёный в своём уме и прекрасно соображает.
     – Дорогой друг, – деликатно молвил попугай, закончив декламировать стихи собственного сочинения и с надеждой заглядывая мне в глаза, – у вас случайно не найдётся чего-нибудь горячительного для согрева души и тела?
     А ведь прав пернатый пропойца – спиртное сейчас нам бы не помешало. К нему бы ещё шмат сала, но в этом мире об этом лучше не упоминать.
     – Извини, Зелёный, всё спиртное осталось с лошадьми.
     – Проводник нас заметил – уже спускается, – обнадёжил Люк.
     – Зачем нам лошади? – не растерялся пришедший в себя Тук. И, достав из-за пазухи объёмистую деревянную флягу, добавил:
     – У меня тут есть маленькая заначка, именно на такой случай. С этими словами он вытащил пробку, сделал основательный глоток, крякнул и вытер несуществующие усы:
     – Доброе винцо. Сэр Дан, разрешите я Зелёному налью? Ведь натерпелся бедолага…
     – Ох, натерпелся я, ох и досталось же мне, бедолаге! – засуетился попугай и быстро перепрыгнул на коленку Тука. – Рогалик, ты не поверишь, меня действительно хотели утопить.
     Запрещать поить попугая не было никакого смысла:
     – Налей, конечно. Где сейчас погань, мы и без попугая знаем, да и остальным тоже не помешает глотнуть.
     Тук налил горячительную жидкость в свою большую ладонь, а флягу передал мне.
     Попугай не заставил себя упрашивать, мгновенно осушил протянутую ладонь и, издав нечленораздельный звук, сел на пятую точку.
     – Что это с ним, Тук?
     – Я же говорю, натерпелся Зелёненький. Ослаб. Думаете, легко быть подводником, когда даже плавать не умеешь?
     Попугай потряс головой и, придя в себя, выдал заключение по отведанному напитку:
     – Божественный нектар! Вот бы увидеть ту пчелу, которая его собирает.
     Предчувствуя, что с винцом во фляге что-то неладно, я сделал осторожный глоток и поперхнулся. Да это же спирт! Даже не просто спирт, а, скорее всего, спирт коньячный.
     – Тук, где ты это взял? Не знал, что ты умеешь спирт перегонять.
     – А я и не умею. Это всё Страж Нью. Пошла к нашим кузнецам и заказала у них самогонный аппарат, да, чудной такой, с высокой трубой.
     – Ректификационную колонну, что ли?
     – Точно, колонну, вот эту вот… не выговоришь, но винцо получается что надо – пробирает аж до кончиков ушей.
     Передав флягу дальше и предупредив парней, чтобы глотали осторожно, решил выяснить подробности:
     – А чего это Страж Нью у нас в самогонщики подалась? Попугая своего споить решила?
     – Нее, говорит, это для лекарок, в медицинских целях. Это винцо, она его спиртом называет, говорит, очень хорошо подходит для обеззараживания ран.
     – А к тебе это винцо как попало? У лекарок выпросил?
     – Ага. Попробуй у этих гарпий выпросить что-нибудь. Сам сделал. Была у меня яблочная брага, что в смутные дни созревала, вот я и опробовал эту колонну, когда она без дела простаивала.
     – А скажи мне, Тук, Смутные дни когда у нас начнутся?
     – Так ровно через декаду и начнутся, а вы что, тоже задумали бражку поставить? Это хорошее дело, правильное. В смутные дни самая лучшая брага выходит, это еще отец мне рассказывал, когда я мамкину титьку сосал.
     Посмотрев в сторону Костяного хребта, падающего водопада и всей этой красоты, которая сегодня нас так негостеприимно встретила, я ответил:
     – Боюсь, Тук, что через декаду нам с тобой будет не до бражки.

Глава 8. "Время – деньги"

     От выпитого спирта внутри разливалось тепло. Отряд интенсивно выжимал мокрую одежду. Даже Зелёный, временно забыв о вечной тяге принять на грудь, старательно чистил и разглаживал взъерошенные перья.
     Подошёл Прум с лошадьми. Осмотрев нас критическим взглядом, не удержался:
     – Много чего я о Стражах слышал: и что чудить они любят, и всякое другое, разное. Но никак не ожидал, что вы вот таким образом из пещеры вернётесь.
     Тук, как всегда, не полез за словом в карман:
     – Дурья твоя башка! Мы бы с радостью вернулись так же, как и ушли, да не дали нам…
     – Значит, нашли тварей?
     - Нашли, бобровую струю им в печень!
     - Много их было?
     Что мне следует ответить? Сейчас я собираюсь отправить Прума в деревню, где он, разумеется, поделится обо всем увиденном и услышанном. Скрывать происходящее, напустив тень на плетень, чтобы, не дай бог, не посеять панику, или рассказать всё как есть? Дилемма!
     Если расскажу сразу, то назад уже не откатишь, а если скрыть, то люди могут несерьёзно отнестись к ситуации, а это, пожалуй, опаснее всего. Мои подданные – не кисейные барышни, большинство из них воочию сталкивались с тварями, а многие с ними сражались, так что от слова "погань" в обморок не упадут и штаны не обделают. Так что, пожалуй, буду рассказывать всё как есть, только на количество тварей напирать не буду. Мол, их там не море, а большой пруд. Ну, очень большой! Но пруд.
     – Много, Прум. Достаточно, чтобы заставить нас вернуться через запасной выход. Очень хорошо, что ваши ребятишки подняли тревогу, иначе быть беде. Скажи, ты сам из ближайшей деревни?
     – Да. Из "Водопадной", мы с вами оттуда приехали.
     – А сколько ещё деревень поблизости, ну, так чтобы за пол дня можно было доскакать?
     – Четыре, ой, нет, пять.
     – А народа в них сколько?
     – Душ по сто – двести, вместе с мальцами и стариками, может, немного больше.
     – Отлично, теперь слушай меня внимательно. Прямо сейчас ты скачешь в свою деревню и говоришь: "Страж объявил военное положение", твой староста знает, что это означает. Далее, передай ему, что погань роет тоннель в Межгорье: готовит нашествие. Нам придётся с ней сражаться, и сражаться прямо здесь. Чтобы повысить наши шансы, нужно будет построить оборонительные сооружения. Нужны инструменты: топоры, пилы, кирки, лопаты, тачки, телеги. В общем, староста сам должен сообразить, что ещё. Жить и работать будем здесь, есть будем здесь и спать тоже тут не менее десяти дней. Его людей, готовых к работе, я жду здесь уже сегодня, а в остальные деревни пусть отправит гонцов, чтобы завтра утром их жители тоже были тут.
     И вот что ещё, передай старосте, чтобы стариков, малых детей оставляли в деревнях, а также тех, кто будет за ними присматривать, ну и если есть дела, которые нельзя отложить на десять дней, то пусть оставят людей под эти дела. Всё остальные должны быть тут. Ты всё запомнил, Прум?
     – Запомнил, сэр Страж. А вы что же тут останетесь, под боком у погани?
     – Да. Нужно прикинуть, какие работы нам предстоят, да и тварей не стоит из виду упускать. Ну, давай, Прум, скачи к старосте, как говорят умные люди: "Время – деньги".

     ***
     Вернувшись в ближайший лес и разведя костер, отряд начал основательно сушить одежду: на дворе осень, и даже крепкие и здоровые люди легко могут подхватить серьезную простуду. Видя мою задумчивость, парни старались пока не задавать вопросов и тихо занимались своими делами по приготовлению пищи и обогреву.
     В голове роилось множество мыслей о предстоящих действиях. Нужно их как-то систематизировать, ведь дел у нас много, а времени, возможно, в обрез. До Смутных дней остаётся декада, и, скорее всего, погань планирует именно к этому времени завершить рытье тоннеля и обрушиться на Межгорье. Сражения не избежать – это очевидно. Вопрос лишь в том, где и как сражаться.
     Когда на Межгорье делали набег демы, мы их обнаружили довольно поздно: они уже хозяйничали на нашей земле. В то время людей у нас было мало, и вооружены они были плохо. Поэтому мы применили тактику мелких укусов, но под конец демы нас надули и чуть не захватили Мальрок, не говоря уже о гибели многих людей.[12] О чём это говорит? А о том, что нельзя впускать тварей внутрь: если они разбегутся по Межгорью и спрячутся в убежищах, то житья здесь не будет. Из замка без армии не выйдешь, поля не вспашешь и урожай не соберешь. А учитывая количество тварей и их новые возможности, они смогут разрушать мелкие замки легко и быстро, так что и подмога не успеет.
     Все это я и так понял сразу, увидев, какое количество тварей согнали по нашу душу. Именно поэтому отдал приказ о стягивании всех сил к Костяному Хребту, а вот какую тактику сражения выбрать, пока не ясно.
     – Сэр Дан, – позвал меня Макрис, – идите к нам: еда готова.
     – Ты чего, балбес, отвлекаешь сэра Стража от дум великих, – радостно набросился на Макриса Тук, он уже извелся от невозможности засыпать всех вопросами.
     Подойдя к ребятам, присел на поваленное дерево, вокруг которого они соорудили импровизированный стол и сейчас заканчивали сервировку.
     – Ну, чем сегодня угощать будете?
     – Тем, что в дорогу взяли, – деловито затараторил Тук, – вот пожалуйте: хлебец, лучок, яички вареные, огурчики малосольные, немного курочки запеченной и вот тут в кадушке икорка.
     – А выпить где? – с удивлением спросил попугай. – Ты чего это нам тут икорку подсовываешь, рогалик бессовестный?
     – Тебе, чёрт крылатый, лишь бы выпить. Не слышал, что мы на военном положении?
     – Так выпьем за военное положение!
     – Тук, давай всем ещё по глотку твоего прелестного нектара, – сказал я, беря кусок курицы, – нам это сейчас только на пользу: мы основательно промерзли в чёртовой воде.
     Костер радостно потрескивал сухими сучьями, выбрасывая ввысь снопы искр. От сырой одежды начал валить пар.
     Ребята, сделав по глотку обжигающей жидкости, начали с удовольствием поглощать приготовленную пищу. В животе приятно урчало, а тепло костра казалось, проникало до самых костей, разгоняя остатки холода. Тишина леса и пляшущие языки пламени убаюкивали. Никогда не получаешь такого удовольствия от жизни, как после того, как был на волосок от смерти.
     Но погрузиться в свои мысли не удалось. Тук, которому еда совершенно не мешала говорить, произнес с набитым ртом:
     – Да уж, вода была ледяная…
     И тут же, осознавая, что его время расспросов пришло, задал вопрос:
     – Сэр Дан, а вы уже встречали таких тварей, как этот метротель? Я так и не могу понять, как у него там вместо задницы голова оказалась.
     – Все просто, Тук: у метротеля нет задницы.
     – Святые угодники, а как же он это самое делает, не за столом будет сказано?
     Тук протянул мне флягу. Сделав глоток, решил, что это не чистый спирт. Тут, наверное, градусов 75–80, и органолептика[13] подсказывает, что аромат яблок остался, а у чистого спирта вроде никакого аромата остаться не должно, из чего бы Тук его ни гнал.
     Пока я дегустировал самогон, за меня ответил Амед:
     – А вот как: у него вместо задницы вторая голова.
     Казалось, от удивления Тук потерял дар речи, и я решил немного разъяснить:
     - Первая голова грызёт гору и набивает себе брюхо камнями, а когда брюхо наполнилось, вторая голова становится главной и выползает из тоннеля, так как не нужно разворачиваться. На свежем воздухе метротель выплевывает камни, а потом ползет обратно в тоннель.
     – Точно, – согласился Лотто, намазывая толстым слоем икорку на хлеб, – вот почему метротель не плевался, когда мы встретили его в тоннеле: он был пустой и просто погнался за нами.
     – Жуткий уродец. Когда Конфидус про него узнает, наверное, молебен на целый день запустит… А может такое быть, – не унимался Тук, – что это у них не единственная новинка, может, эти серые жрецы еще какой новой погани понаделали?
     – Обязательно понаделали, – прошамкал Лотто с набитым ртом, – и всё для того, чтобы отбить у тебя самогонный аппарат Стража Нью.
     – Всё может быть, Тук, и мы это скоро узнаем, а сейчас закончим с едой и давайте займемся неотложными делами. Люк, на тебе с Туком лежит ответственность за ужин: дичь, рыба, водяные крысы тоже подойдут – Тук в них знает толк, – доев последний кусок курицы, продолжил:
     – Остальным две задачи: соорудить навес, под которым мы будем спать и укрываться от дождя, а также набрать побольше дров, отвезти ко входу в пещеру и развести там хороший костер. Мы должны видеть, если кто-то будет выходить из пещеры ночью.
     – Давайте разведем костер прямо на входе в пещеру, – предложил Керт, – перекроем выход. Не раскидав его, твари вылезти не смогут.
     – Отличная мысль! Парни, сушитесь и все за работу, – сказал я, вставая с бревна. – Амед, для тебя будет особое поручение. Пойдем прогуляемся. Ты знаешь, где ближайшая вышка оптического телеграфа?

Глава 9. Наброски плана

     Осень – время тишины. Больше не шумят на ветру скошенные травы, давно смолкли многоголосые трели птиц, перестали деловито жужжать шмели и пчёлы; располневшие за лето грызуны, сидя по норам, подсчитывают размеры "закромов Родины"; косолапый мишка не спеша обустраивает под выворотнем берлогу. Даже ручей уже не звенит, как жарким летним днём, струясь в тени деревьев, а течёт размеренно, лениво, готовясь покрыться тонким ледком при первом заморозке.
     Вот и этот убранный луг у подножия Костяного хребта, играющий на солнце переливами жёлтого золота, уже готовится к зиме и даже не подозревает, что его спокойной жизни остались считанные часы.
     Вернувшись к берегу реки, я опустился на большой валун, бросив к ногам заготовленные в лесу колья. Холод камня сразу напомнил, что сегодня не жаркий летний день. В прошлой жизни я не стал бы на таком сидеть, но для Стража с Чёрным сердцем и его повышенной регенерацией об этом было даже смешно задумываться, а вот о тварях, роющих проход в Межгорье, подумать придётся.
     Как только я увидел тварей в пещере и осознал то, что вижу, мои мозги начали работать. Общее представление о том, что нас ожидает и что нам стоит делать, у меня уже сложилось, но будет совсем не лишним упорядочить хаотично скачущие мысли, продумать, а возможно, и проговорить всё более детально. Нужно поделиться с попугаем своими опасениями, может, он натолкнёт на какую-нибудь удачную мысль:
     – Зелёный, можешь подсказать, как нам избавиться от свалившейся на нас беды? Какие у тебя мысли?
     Попугай задумчиво уставился на меня, словно пытаясь понять, есть ли у него вообще какие-нибудь мысли. Затем изрёк:

     – Чем за общее счастье без толку страдать,
     – Лучше счастье кому-нибудь близкому дать.
     – Лучше друга к себе привязать добротою,
     – И душистым нектаром его угощать![14]

     Опять пернатый поэт начал что-то выдумывать, лишь бы получить заветный алкоголь. Но душистого нектара с него пока хватит, а то ещё начнёт чудить. Поэтому я решил не поддаваться на птичьи провокации и задал вредному попугаю ещё один вопрос:
     – Зелёный, как думаешь, что нам теперь делать? К чему готовиться?
     Увы. Попугай не был расположен к общению и помогать мне не спешил. Клюнув пару семечек в скошенной траве, он произнёс:
     – Хлопнуть по стаканчику душистой мальвазии?
     – Эх, дружище, нас собираются пустить на шашлык, а у тебя одно на уме. Впрочем, за прошедшие годы ты так хорошо промариновался различными горячительными напитками, что на этом пикнике сможешь стать главным деликатесом.
     Уяснив, что время мальвазии ещё не пришло, попугай продолжил охоту за зёрнышками. Я вздохнул. Зелёный был безнадёжен. Придётся обо всём думать самому.
     – Итак, что мы имеем? – вслух спросил я, глядя на возвышающийся передо мной горный массив. – А имеем мы Костяной хребет, сквозь который твари роют тоннели в Межгорье. Когда тоннели будут прорыты, а случится это, по-видимому, к началу Смутных дней, твари пожалуют к нам в гости, и благодаря этим самым Смутным дням, смогут бегать по открытой местности почти круглосуточно, не прячась по убежищам. Солнце им будет не помеха. Верно?
     – Натюрлих, – поддакнул Зелёный.
     – Что бы я сделал на месте погани, проникнув в Межгорье? А на её месте, я бы молниеносно разорил все ближайшие поселения, а затем отправил часть сил к форту, блокирующему водный фарватер, взял его в осаду, а по возможности захватил, открыв тем самым дорогу для галер демов в Межгорье, не зря же они крутятся у побережья. Логично?
     – Допустим, – прогнусавил попугай, проглатывая очередное зёрнышко.
     – Вторую часть армии я бы рассредоточил по окрестностям, нашёл старые убежища, вырыл новые – с парой метротелей это не проблема – и начал бы по ночам терроризировать наши поселения. Тварей так много, что они смогут разорять не только деревни, но и замки. А если заставить метротеля копать под фундамент стен Мальрока, думаю, он и там справится. Зелёный, что это значит?
     – Что?
     – А то… нам нельзя дать тварям возможность разбежаться. Мы обязаны их встретить на выходе из тоннеля и, окружив, устроить им котёл, чтобы ни одна тварь не вырвалась.
     – Хитро.
     – Нет, Зелёный. Это не хитрость, а очевидный ход в нашей ситуации, а разные уловки нам ещё нужно будет придумать и постараться разгадать вражеские хитрые задумки, – проговорил я, внимательно рассматривая хребет и его окрестности.
     Немного помолчав, я продолжил излагать попугаю свои мысли. Хотя попугай старательно делал вид, что он занят исключительно своими делами, важнее которых ничего быть не может, я хорошо знал, что он меня внимательно слушает.
     – Итак, твари роют проход вдоль пещеры, а это означает, что, пройдя хребет, они окажутся на уступе. С правой стороны уступ заканчивается обрывом, а чуть дальше него небольшое озеро, в которое падает водопад. От края обрыва до озера метров пятнадцать, да и высота обрыва метров под пятьдесят – в эту сторону твари, конечно, не пойдут. Прямо с уступа на поле им тоже двинуться будет непросто – слишком крутой склон. Обычный человек там точно спуститься не сможет: полетит кубарем вниз, а вот обезьяна вполне смогла бы. Мелкие твари обезьянам в ловкости не уступают – значит, нужно будет с этим склоном поработать, увеличить его крутизну. Идем далее. Вверх на хребет тварям тоже дороги нет. Тут почти отвесная стена на пару сотен метров. Без специального снаряжения наверх не подняться, да и смысла в таком восхождении нет. Остаётся единственный путь – по уступу влево до отрога, а по нему уже спуститься на это поле по тропинке, или…
     Вот тут Зелёный и есть наше самое слабое место. Погань совершенно не обязана, как стадо баранов, спускаться по тропинке. Она совершенно спокойно может подняться по крутому, но легко проходимому склону, оказаться на вершине отрога и, перевалив на другую сторону, направится куда угодно – путь в Межгорье будет открыт.
     – Чумазые бродяги в нашем борделе не обслуживаются, – прогнусавил попугай.
     – Верно подмечено, Зелёный, но нам предстоит серьезно потрудиться на этом отроге, чтобы чумазые бродяги не смогли через него перебраться. Нам нужно оставить для погони единственно возможную дорогу – по тропинке на поле.

     – Чем пустыми мечтами себя донимать
     - Лучше полный кувшин до утра обнимать.[15]

     проворчал попугай, которому, похоже, надоели мои размышления.
     Поднявшись с камня и подобрав колья, я направился к ручью. Ещё одним элементом нашей обороны должна стать стена от реки до отрога. Именно она должна перегородить путь тварям, спустившимся на поле, и принять на себя основной удар врага. Возвести каменную стену с надёжным фундаментом мы, конечно, не успеем, но двойная бревенчатая стена, заполненная утрамбованным грунтом, – это то, что мы просто обязаны сделать.
     – Как думаешь, где нам начать возводить стену? – снова обратился я к попугаю.
     Не дождавшись ответа напарника, продолжил:
     – Начнём возводить стену здесь, – я начал вбивать кол чуть дальше места, где подводопадное озеро сужалось, превращаясь в узкую, довольно быструю речушку. К тому же русло тут делало небольшой изгиб, сокращая ширину поля, значит, и возводимая стена будет короче. – На той стороне озера нам тоже нужно возвести оборонительный вал. Хотя погань и не любит соваться в воду, но вполне может это сделать.
     Не успел я забить и десятка кольев, размечая будущую линию оборонительной стены, как позади меня раздалось ржание лошади. Обернувшись, я обнаружил, что к нам с попугаем приближаются трое всадников, в одном из которых я узнал главу ближайшей деревни – суховатого седого мужчину с аккуратной бородкой и живыми, хитрыми, совсем не старческими глазами.
     – Здравствуйте, сэр Страж, – приветствовал меня подъехавший глава, – наши люди уже на подходе, смогли привести почти всех – чуть больше ста человек. В деревне остались только несколько слабых стариков, дети и ещё несколько человек, которые будут приглядывать за ними и скотиной. Чем нам заняться?
     – Хорошо, Эррал, первым делом нужно заняться обустройством лагеря, народу будет много, по моим прикидкам, 5-7 тысяч.
     – Ого, я до стольких и считать не умею.
     – Ты сказал, что привёл больше ста человек от вашей деревни, так вот считай, что тут будет 50-60 ваших деревень, может, и больше. Нужны: места для ночлега, навесы от дождя, место, где готовить еду…
     – Думаю, стоит начать с отхожего места, – перебил меня глава деревни, – найдём хороший овраг, поставим опоры или козлы, сделаем настилы из жердей…
     От этих слов я опешил. В моей голове – голове великого полководца – зрел хитроумный план грандиозного сражения с поганью. Роились отрывочные мысли и важные вопросы: где перебросить мост на ту сторону реки, где возводить оборонительные редуты, как правильно провести взрывные работы, где разместить лучников, конницу, артиллерию, с какой стороны должен ударить засадный полк? И тут появляется этот бодрый старикан, и вдруг оказывается, что главное – это отхожее место. Кто-то "танцует от печки", а мы, значит, будем танцевать от сортира.
     Впрочем, уже в древнеримской армии была хорошо известна военная санитария. Многие армии древности сталкивались с проблемами инфекционных заболеваний, и порой эти проблемы были настолько серьёзны, что меняли ход военной кампании. С ними столкнулись, например, Александр Македонский и Атилла, а в более поздние времена Наполеон.
     Например, историк Корнилов писал, что в первые недели наступления на Москву армия Императора потеряла до 50 тысяч солдат из-за болезней, связанных с антисанитарией, еще не добравшись до Бородино. При огромной скученности людей и лошадей это почти неизбежно.
     И хотя в большинстве книг и фильмов главное место, разумеется, отведено баталиям и доблестным победам, а вовсе не санитарным проблемам, тем не менее мало кто догадывается, что дизентерия могла унести больше жизней воинов, чем сами боевые действия.
     Чёрт, а ведь этот Эррал прав: если такая орава начнёт гадить где попадя, то мы за пару дней всю округу превратим в минное поле. Стадо коров будет глядеть на нас с завистью и нескрываемым уважением.
     – … значит, сделаем настилы из жердей, – продолжал развивать свою мысль Эррал. – Получится отличный туалет. У нас был такой, когда я по молодости проходил военную службу. Только вот не помешало бы на настилах поставить перегородки, а то ведь тут у нас не только мужики, но и бабы с детьми.
     Да уж, занимательная получится ситуация, если все вперемешку будут с голыми задами нависать над оврагом… С такого надо писать картину маслом! – "Межгорцы за утренним туалетом".
     – И что предлагаешь?
     – Можно использовать плетень. У нас в деревне довольно много таких заборов, но вот только, – тут глава деревни несколько смутился, но, как бы взяв себя в руки, добавил: – Надо бы жителям как-то компенсировать.
     Да уж, не ошибся я, заметив в глазах этого старика хитринку: своего, похоже, не упустит. Крепкий хозяйственник! Как сказали бы на матушке-земле, хотя там это выражение скорее было синонимом слова "казнокрад".
     – Хорошо, давайте, тащите ваши плетни, они нам и в других местах пригодятся, – я решил не препираться из-за этих мелочей с главой, тем более что окончательный расчет ему придется согласовывать с Жувом, а тот лишнюю копейку никому без боя не отдаст. – Только сразу предупреждаю: чтобы никаких приписок, а то потом окажется, что ваш плетень был длиной отсюда до побережья.
     – Обижаете, сэр Страж! Мы люди честные, от возможности подзаработать не откажемся, но и чужого не возьмем.
     – Хорошо, Эррал, скажи, есть ли среди твоих ребят пяток хорошо экипированных бойцов – в кирасах и с арбалетами?
     – Есть. В нашей деревне воины экипированы согласно вашему постановлению: на каждые десять человек должен быть…
     Глава было начал пересказывать мое постановление, но я его прервал:
     – Постановление я знаю. Отправь своих парней на уступ, ко входу в пещеру, а я еще парочку своих ребят пришлю. Нужно на всю ночь там охрану установить, чтобы ни одна тварь не смогла наружу вылезти.
     – А не маловато народа против тварей?
     – Достаточно. В пещере есть узкие места, там твари только поодиночке смогут атаковать.
     Немного подумав, добавил:
     – Здесь, где мы стоим, будем строить оборонительную стену, а лагерь начинайте обустраивать не ближе чем в километре отсюда, ниже по течению реки, и вот этот ближайший лесок не трогайте: деревья там не пилите и кустарники не вырубайте. Он нам еще пригодится.
     Обговорив с Эрралом еще несколько рабочих моментов и попросив главу выдать моим парням какое-нибудь оружие взамен оставленного в пещере, мы расстались.
     Наблюдая за удаляющимися всадниками, невольно подумалось, что совсем скоро умиротворение этого тихого уголка вытеснит бурление жизни: ржание лошадей, скрип колес, крики и смех рабочих, удары молотков и топоров, шум пил… Ну а потом, как и положено, вслед за жизнью придет смерть.

Глава 10. Чудные стражи

     – ...Нужен динамит. Объявляю военное положение"! Всё верно?
     – Верно! Ты запомнил сообщение слово в слово. У тебя хорошая память, малец, – похвалил паренька Амед.
     Худенький, невысокий парнишка, несмотря на похвалу, насупился:
     – Я не малец. Мне уже четырнадцать, вообще-то. Я прошёл отбор и обучение у Стража Нью. Мне за работу жалование платят, так что я на должности. Называется связист, между прочим. Вот.
     – А он тоже на должности? – Амед хитро подмигнул, кивая на маленького мальчика, увлечённо рисовавшего прутиком каракули на песке.
     – Не-е, – радостно улыбнулся связист. – Это мой младший братик. Помогает тут во всём и заодно учится мастерству. Вот.
     В подтверждение своих слов он строго прикрикнул:
     – Юм, иди проверь, достаточно ли дров для костра!
     – Да уже три раза проверял!
     – Ещё раз проверь! Не развалишься. У нас сегодня важное сообщение. А то обленился и кряхтишь, как старый дед.
     – У нас все важные, – проворчал Юм, поднимаясь и не спеша направляясь к каменной башенке. – Неважные на лошадках развозят.
     Средством связи была невысокая каменная башенка, оснащённая окошком с закрывающейся задвижкой. Чуть выше человеческого роста, она была возведена на вершине высокого холма. Всё пространство вокруг было тщательно расчищено: кусты и деревца вырублены. В ветреную, промозглую погоду на этом голом месте должно быть совсем не уютно.
     – У нас окошко только с одной стороны. Через него и дрова загружаем, и сигналы отправляем, – объяснял Амеду главный связист. – Потому что мы крайние, и нам нужно передавать сообщения только в одну сторону. Обычно на башенках окна с двух сторон, а в Мальроке, говорят, даже с четырёх. Вот.
     – И как это работает? – поинтересовался Амед, который уже слышал об этом изобретении Стражей, но ни разу не видел его в действии.
     – А вот как. Через окошко загружаем дрова. Как начнёт смеркаться, разжигаем костёр и ждём, когда на соседнем пункте связи будет хорошо виден их огонь, — парень указал на север, в сторону дальнего холма. – Вон там они находятся.
     Амед посмотрел в указанном направлении. Холм был далеко, на линии горизонта, но большой костёр, разведённый там ночью, совершенно точно был бы хорошо заметен.
     – Как только мы их увидели, можно передавать сообщение, – продолжал мальчик. – Сначала задвигаем шторку, а потом начинаем её открывать и закрывать. Короткое открытие огня –это точка, а чуть подлиннее – тире. Несколько точек и тире образуют букву. Например, буква А – это точка-тире, а В – это тире и три точки. Это называется азбука Морзе. Вот.
     – И вам не страшно тут вдвоём? – неожиданно для самого себя поинтересовался Амед, представив, как эти два паренька сидят одни всю ночь на холме.
     – Страшновато, конечно, – потупившись, проговорил юный связист. – Но нужно зарабатывать. У нас в семье, кроме родителей, ещё шесть ртов. Мы с соседями на три семьи дом получили. Как расплатимся за него, можно будет второй дом взять, и жить станет свободнее. Да и мы здесь не на всю ночь. Скоро отец на подводе приедет, дрова на завтра привезёт и нас заберёт. А весной Страж Нью обещала нам каменную сторожку поставить: будет где от ветра укрыться и прочих напастей.
     – К сожалению, не могу остаться с вами дольше. У меня есть ещё одно поручение, – сказал Амед. – И скакать придётся в основном в темноте.
     – Ничего, мы привыкли, – и, повернув голову в сторону заходящего солнца, добавил: – Ещё до темноты успеете спуститься с холма и проскакать десять полётов стрелы...
     Малец оказался прав. С холма всадник спустился уже в сумерках и едва успел немного отъехать, как на землю легла тьма. Поскольку лошадь прекрасно ориентировалась в темноте, Амед перевёл её движение с галопа на неспешную иноходь и, предоставив животному самому выбирать дорогу, хорошо освещённую лунным светом, предался размышлениям.
     Мысли сами собой завертелись вокруг персон Стражей. Каждый, кто сталкивался с ними, знал об их эксцентричности и склонности к неожиданным выходкам. Как забыть случай, когда Страж Дан, вверенный его попечению, исчез с корабля посреди открытого моря?[16] Амед чуть не сошёл с ума, ломая голову над тем, как такое могло произойти и как найти пропавшего. Впоследствии выяснилось, что никакого чудачества не было, а Дана просто выбросил за борт подосланный злоумышленник, но это нисколько не оправдывало Амеда, а скорее наоборот. Клятва, данная тремя хесками – спасти жизнь Стражу в обмен на спасение их бессмертных душ – оказалась под угрозой. Амед был на волосок от провала миссии и вечного позора. Вспоминать об этом было тяжело, но эти воспоминания не позволяли расслабляться и терять бдительность.
     После того как флот наконец-то отыскал выброшенного за борт адмирала, выяснилось, что у того на руках находится ещё один Страж, причём смертельно раненный, причём женщина. О Стражах-женщинах никто никогда не слышал, что само по себе было из ряда вон выходящим. Благодаря добытому Чёрному сердцу Страж Нью (или "Стражиха", чёрт её знает, как правильно называть) выжила, но впала в беспамятство. Неудивительно, ведь ей досталось сердце "Вдовы лодочника" – твари, от одного упоминания о которой люди приходили в ужас. Пережить такую операцию явно было непросто.
     Настоящие странности начались уже в Межгорье, после пробуждения Нью. Во-первых, она не разговаривала. Общалась знаками либо через своего попугая Белоснежку, которая, как быстро догадались окружающие, говорила от её имени, выдавая загадочные реплики.
     Пролежав в постели несколько дней после пробуждения, Нью наконец окрепла и начала совершать прогулки, а вскоре и вовсе села на лошадь. Страж Дан, явно обеспокоенный состоянием Стражихи, приставил к ней двух охранников, которые по совместительству были соглядатаями и ежедневно докладывали о её перемещениях. Поначалу она просто каталась по округе, то ли любуясь пейзажами, то ли изучая местность. В пользу второго говорило то, что она часто спешивалась и начинала копаться в земле: разглядывать камни, стучать по ним молоточком и скрести ножом. Любимые маршруты пролегали вдоль речушек и в посёлок мастеров, где жили люди, вывезенные с Железного мыса. Там Нью неспешно прохаживалась, подолгу останавливаясь и внимательно наблюдая за работой мастеров и их помощников.
     В очередной раз, приехав к мастерам, она нашла главного и через попугая произнесла:
     – Едем.
     Глава не на шутку перепугался и даже попытался удрать и затеряться среди разного рабочего люда, но охранники его выловили, успокоили, а также заверили, что ничего страшного с ним не случится, если он сядет на лошадь и немного прокатится вместе с ними. Приехав на место, Стражиха ткнула пальцем в глиняный откос, и попугай произнёс:
     – Эту глину берём!
     В следующую поездку повторилось то же самое, только на этот раз нужно было добывать и брать руду. Глава был готов на всё, лишь бы избежать телесных наказаний, как неоднократно бывало на Железном мысе. Берём глину – значит, берём. Надо брать руду – не вопрос. Нужен этот песок – пожалуйста. Рубим вон тот лесок на отжиг – согласен и с этим.
     Подчинённых у главы было достаточно, так что всегда было кого отправить по заданию Нью. Если же она начала чудить, никто не возражал – начальство всегда право. Тем не менее, странное поведение Стражихи породило слухи и беспокойство среди жителей посёлка. Неудивительно, что вскоре в посёлок прибыл сам Дан. Он успокоил население, объяснив, что бояться Нью не стоит. После болезни у неё возникли проблемы с речью, но они постепенно пройдут. Дан подчеркнул, что к Нью стоит прислушиваться, ведь в академии Стражей она получила глубокие знания в отжиге угля, выплавке стали, варке стекломассы и многих других науках, о которых местные мастера даже не подозревали.
     К сэру Стражу мастера относились с почтением и уважением. Но поверить в то, что молодая девушка, ещё вчерашняя сопливая девчонка, может знать больше седых мастеров, потративших годы на изучение секретов ремесла, — это просто курам на смех.
     Однако вскоре выяснилось, что "сопливая" действительно прекрасно разбирается во многих ремёслах. Сначала с недоверием и удивлением, подшучивая и подтрунивая, мастеровой люд постепенно начал прислушиваться к советам Стражихи, проявляя всё больший интерес. К тому же, Нью постепенно начала говорить самостоятельно. Она не была многословной, но с каждым днём ей становилось всё легче выражать свои мысли.
     Одним из её достижений стало значительное улучшение качества стали. Благодаря постройке новой печи и особой подготовке руды перед плавкой, результаты превзошли все ожидания. Полученная сталь по прочности превосходила как лучшие образцы с Железного мыса, так и знаменитую матийскую сталь.
     Из этой стали Нью сразу же заказала два лёгких меча, весом не более килограмма каждый, которые впоследствии носила за спиной крест-накрест. Позже многие жители видели, как в самых неожиданных местах – на крепостной стене, на берегу тихой речки или на уютной лесной полянке – Стражиха грозно размахивала мечами, странно двигаясь и выделывая смешные кренделя.
     "Опять наша чудачка гоняет невидимую погонь", – иронизировали жители Межгорья, рассказывая друг другу об увиденном.
     Технологические усовершенствования были не единственным, к чему приложила руку Стражиха. В Мальроке появился настоящий театр: не кукольный балаганчик, который обычно выступает на рыночных площадях тут и там, а полноценный театр, где играют живые актёры. Неожиданно для всех, одними из них стали горбатый Тук и Лотто. После долгих и упорных репетиций состоялось первое представление, вызвавшее небывалый ажиотаж. Казалось, на главную площадь набилась несколько сотен человек. Но самое интересное началось после: Стражиха предложила Туку в следующем спектакле сыграть роль злобной горбатой старухи, мотивируя это тем, что ведьма по определению должна быть старой и сгорбленной, а кроме Тука, горбатых актёров в Межгорье больше нет.
     – Что, я – горбатая старуха?! – ревел разъярённый Тук. – Да надо мной будет потешаться всё Межгорье! Каждая… не буду говорить кто, будет тыкать в меня пальцем и называть бабой! И не только бабой! Да ни за что на свете! Пусть лучше меня скормят погани! Пусть лучше бурдюк станцует на моих кривых костях!
     Спектакль со старухой пришлось отложить, заменив его другим. Но слухи о Туке уже разлетелись по округе, и на следующее представление собралась чуть ли не половина Межгорья. Хотя зрители так и не увидели горбуна в необычной роли, успех мероприятия был очевиден: красочные декорации, пышные наряды актёров и своеобразное факельное освещение сделали своё дело. Ещё несколько дней в крае только и говорили о театре, а от желающих стать актёрами не было отбоя.
     Последним новшеством Стражихи, по слухам, стала разработка и испытание нового оружия. Но об этом Амед поразмышлять не успел, так как добрался до места назначения. Впереди показался большой дом с просторным лугом, залитым лунным светом и окружённым тёмными кустами и деревьями. Неожиданно прямо перед лошадью из темноты возникли две человеческие фигуры, и глубокий, твёрдый голос произнёс:
     – Почему ты оставил Стража одного?
     – Потому что он отправил меня к вам, Касид.
     – Зачем? – спросил другой голос.
     – Вы нужны ему, Марук. Вы и ваши подопечные.

     ***
     – Ну что ж вы, ребята, так жмётесь к огню? Боязно?
     Тук с Лотто с интересом рассматривали пятёрку воинов в полной амуниции, тесно расположившихся у костра, при этом все с одной стороны: лицом к пещере.
     – Может, и боязно, – ответил крепкий, коренастый мужчина, по всему старший в отряде, – а с чего нам должно быть не боязно? Говорят, в этой пещере тварей видимо-невидимо, так что нужно быть дураком, чтобы не опасаться.
     – Ой, а я тебя шнаю, – вдруг воскликнул молоденький, по-видимому, шепелявый паренёк, – ты тот горбатый актёр, и второго тоше ушнал, вы в шпектакле были. Ну, помните, я вам расскашывал, – радостно обратился молоденький уже к своим товарищам.
     – Ну вот, – проворчал старший, – обещали, что подкрепление будет, а прислали шпектаклю.
     Лотто, улыбнувшись и подняв свой здоровенный топор, решил подбодрить пессимиста:
     – Не боись, мужик, мы и помимо шпектакли кое-что могём. А теперь давайте перенесём костёр внутрь пещеры, а чуть ближе к выходу сложим преграду из камней. Так мы будем видеть, кто из глубины пещеры полезет, и будет за чем укрываться.
     – Так хотели мы так сделать, да боимся, костёр затухнет: низкая слишком пещера-то... воздуха мало.
     – Не затухнет, тут вместо потолка узкая щель, весь дым наверх будет уходить. А когда всё сделаем, мы с Туком вам про такого жуткого монстра шпектаклю расскажем, что всю ночь не уснёте. А нам этого и надо…

Глава 11. Хозяйственник

     За окнами давно сгустилась ночь. Коридор замка Мальрок, слабо освещённый редкими факелами, утопал в полумраке. Две служанки, уставшие от дневных забот, одна пухленькая, средних лет, а другая – стройная и совсем молоденькая, вели неспешный разговор.
     – Говорю тебе, в рыбу чеснок добавлять не нужно, – наседала толстушка.
     – Ну, не знаю. Моя мама всегда добавляла чеснок во всё. Говорила, что пикантность еде придаёт, да и погонь её не любит.
     – Сказала тоже, – рассмеялась толстушка, – погонь тебя схарчит, хоть вязанку чеснока на шею повесь.
     – Может, и схарчит, но без удовольствия, – не сдавалась молоденькая.
     Неожиданно из-за поворота коридора раздался вопль. Спустя мгновение оттуда выскочил маленький мужчина с большим носом и выпученными глазами. Подбежав к женщинам, он бешено уставился на них и, переводя взгляд с одной на другую и обратно, злобно прокричал:
     – Что такое динамит?
     Не получив от опешивших женщин никакого ответа, мужчина заорал:
     – Ааа…
     И помчался дальше по коридору.
     – Совсем сдурел от хлопот, чёрт кривоногий, – пробормотала пухленькая служанка, приходя в себя от испуга.
     – И не говори, – согласилась стройная. – Наверное, опять кто-то тайком из бочки вино слил.

     ***
     Жувьен был седьмым ребенком в крестьянской семье. У его народа число семь считалось несчастливым, и можно сказать, что Жувьену действительно не повезло: мальчиком он родился слабым и невзрачным – низкорослым и щуплым, да еще и с большим носом. Непонятно, в кого он такой.
     В отличие от него, братья и сестры были крепкими и ладными. Конечно, у слабости ребенка было объяснение: год его рождения был очень засушливым, урожай скудным, и население сильно недоедало, а семья Жувьена и вовсе существовала на грани голода. Но год прошел, голод подзабылся, а слабый ребенок остался.
     Малыш рано осознал, что в этом мире каждый, кто хочет быть нужным, должен приносить пользу, но талантов к физическому труду у него не было, а другие умения в его крестьянской семье были без надобности. Родители быстро махнули на Жувьена рукой, и как мальчик ни старался продемонстрировать свою пользу семье, у него ничего не получалось: дрова он рубил плохо, землю копал с трудом, ходить за плугом или косить и вовсе был не в состоянии. Ну а то, что он самостоятельно обучился читать и считать, – так какая от этого польза крестьянскому сыну? Старшие дети тоже не испытывали нежных чувств к своему неудачному брату. Особенно их раздражала его любовь к порядку: он постоянно убирал разбросанные вещи, стараясь их аккуратно раскладывать на свои места. Видя его старания, старшие специально устраивали беспорядок, а иногда переходили к злым розыгрышам и издевательствам.
     Единственной, кто проявляла к Жувьену родственную любовь, была его младшая сестра. Что и неудивительно – она тоже была невзрачной.
     Глядя на эту парочку заморышей, отец как-то в сердцах сказал матери:
     – Видно, создатель не хотел, чтобы у нас было больше шести детей. Делай что хочешь, но больше никаких беременных животов, иначе из дома выгоню.
     Дальнейшие события, похоже, решили подтвердить правильность сделанного вывода: вскоре на поселок Жувьена напали демы.
     Пряча семейство от набега, отец продемонстрировал, что понял намек создателя, и младших детей в схрон не пустил. Демы, обнаружив невзрачную парочку, детальный осмотр делать не стали. Отвлекающий маневр папаши сработал. Забрав брата с сестрой, головорезы двинулись осматривать другие дома. Так Жувьен впервые стал рабом.
     Уже на берегу работорговцы отделили мужчин от женщин и рассадили их на разные корабли. Больше свою сестру Жувьен никогда не видел. Во время долгого плавания мальчик почти не скучал по утраченной семье. Не столько головой, сколько сердцем он чувствовал, что это были чужие для него люди, и их потеря ничего для него не значит. А вот младшая сестра еще долго не покидала его мыслей. Он прекрасно осознавал, что ничего хорошего её не ждет. Впрочем, вряд ли что-то хорошее ожидало и его самого.
     За время плавания мальчик сильно похудел. И так не отличавшийся богатырским сложением, теперь он стал похож на маленькую мумию. Во время первой остановки корабля живой товар осматривали серые жрецы, но, отобрав многих, Жувьена брать не стали, видимо, щуплость и низкорослость его уберегла. На второй остановке произошло то же самое, а дальше мальчик заболел.
     Неизвестно, что стало причиной болезни: то ли общее ослабление организма, то ли подхваченная в антисанитарных условиях зараза, но у мальчика начался сильный жар, пожиравший на глазах остатки жизненных сил. Когда корабль сделал свою третью остановку, Жувьен уже настолько ослаб, что не мог передвигаться без посторонней помощи.
     Место, куда пристал корабль, называлось Железный Мыс. Сюда свозили всех пленных мастеровых. Здесь ковалось военное и, во многом, экономическое могущество юга. Оружие демов: всевозможные шлемы, мечи и секиры, кирасы и кольчуги, алебарды и пики, арбалеты и болты к ним; луки, стрелы, ножи и топоры – всё производилось тут. Ткацкие цеха, лесопильни, гончарни, стекольное и канатное производство – всё это было сосредоточено на Железном Мысе, и всё это производство требовало много людей, но не абы кого, а мастеров своего дела и их подмастерьев с опытом работы. Жувьен ни тем, ни другим не был. Он должен был остаться на корабле и плыть дальше в порт статусного города Леполь, в котором находился большой невольничий рынок. Но во время обхода капитан увидел мальчика, охваченного лихорадкой, и решил не рисковать: всё равно за такой товар много не получишь, а зараза может распространиться. Так как на пристани мусорить было нельзя (за такие проделки могла оштрафовать береговая охрана), выдворять мальчика с корабля не стали. Но как только корабль отчалил от берега, его просто выбросили за борт, а корабль поплыл дальше.
     Доплыть до берега сил хватило, всё же посёлок Жувьена располагался на берегу моря, и плавать мальчик умел, но больше он сделать ничего не смог и остался лежать наполовину в воде, омываемый ласковыми водами южного моря. Им уже начали интересоваться чайки, приняв его за выброшенного волнами утопленника, когда его обнаружила пожилая женщина – жена начальника лесопилки.
     Апра была женщина сердобольная. Своих детей она не имела и надеяться, что они появятся, давно перестала. Возраст уже не тот. Увидев на берегу полуживого подростка, сердце её наполнилось состраданием, и вся нерастраченная на своих детей материнская любовь обрушилась на Жувьена.
     Когда вернувшийся с работы муж обнаружил у них в доме больного мальчика, его чуть удар не хватил.
     – Ты окончательно сдурела? – орал взбешённый муж. – Притащила в дом беглого раба! Его, наверное, уже ищет береговая стража. Апра, в твоей голове есть хоть немного мозгов? Хотя бы женских? Хотя бы куриных? Хоть каких-нибудь? Ты понимаешь, что если его найдут у нас в доме, то мы отправимся на каторгу, и моя должность нам не поможет.
     Апра хорошо знала своего мужа: переждав, пока он перестанет расставлять различные типы мозгов по степени их умственной силы, твердо сказала:
     – Хормик, успокойся и перестань бояться. Мы прожили большую часть жизни в рабстве. Создатель отнял у нас свободу и не дал нам детей, а теперь нам улыбнулась удача – в нашей жизни может появиться хоть какой-то смысл. Я всегда поддерживала тебя, теперь мне нужна твоя поддержка. Мы спрячем этого мальчика, вылечим его, а потом ты дашь кому надо взятку и выправишь ему документы.
     – Господи, ну почему я на тебе женился? – простонал Хормик.
     – Потому что ты меня любишь, а я люблю тебя.
     Очень скоро выяснилось, что страхи были напрасными: беглого раба никто не искал. Почему так происходило, Хормик не понимал и продолжал предпринимать все меры предосторожности.
     В заботливых руках Апры мальчик быстро пошел на поправку и, как только набрался сил, рассказал им свою историю. Рассказ совершенно успокоил Хормика, но не дал ответа, что делать дальше.
     Фактически, мальчик был свободным человеком. В тот момент, когда его переброшенное за борт тело плюхнулось в воду, работорговцы отказались от своего имущества. Жувьен стал свободным и мог идти, правильнее сказать, плыть на все четыре стороны. Но куда он в действительности мог добраться? Только до первого патруля.
     Единственное, что могли сделать для него Апра с Хормиком, – дать взятку, чтобы выправить мальчику фальшивые документы, удостоверяющие, что он их сын, рожденный на Железном мысе. Таким образом они и поступили. Так Жувьен обрел вторую семью и стал рабом во второй раз, ибо рожденный в неволе – тоже раб.
     После того как мальчик обрел "законную" семью, новоявленный отец решил устроить его на свою лесопилку. Папаша Хормик, а именно так теперь в шутку его называли подчиненные, обнаружив, что у бездетного начальника есть достаточно взрослый сын, очень быстро пришел к тому же выводу, что и первый папаша Жувьена: для физической работы мальчик был малопригоден.
     Но сдаваться папаша Хормик не собирался, так как неожиданно для самого себя выяснил, что и он не меньше жены способен на любовь к чужому ребенку. Узнав, что мальчик умеет читать и считать, он назначил его помощником учетчика. Вот тут Жувьен и нашел себя.
     Со стороны кажется, что работа лесопилки – это просто распил бревен на брус и доски: привезли бревна, увезли готовый материал. Это так, но не совсем.
     На Железном мысе учитывалось всё, особенно на лесопилке, так как из дерева можно сделать лодку, а на лодке можно бежать из рабства, что недопустимо. Рабы – собственность владык Юга, а разбазаривать своё имущество никто не любит.
     Новый учетчик быстро освоился во всех тонкостях работы лесопилки, схватывая все на лету. На первом этапе регистрировалось количество, происхождение и сорт прибывших бревен. Затем бревна сортировались, отправлялись на первичную просушку, а оттуда – в цех, где их распускали на брус и доски. После цеха пиломатериалы отправлялись на досушку, и только потом – к покупателю. Даже стружка и опилки шли в дело. Все этапы производства требовали контроля и учета, а главный учетчик, в силу преклонного возраста, просто не успевал за всем уследить. Новый помощник пришелся как нельзя кстати.
     Жувьен взялся за работу с энтузиазмом. Целыми днями он кружил по лесопилке, записывая, сверяя и проверяя всё, что только было возможно. Работники, глядя на него, только посмеивались, но веселье закончилось, когда новый учетчик представил первый доклад папаше Хормику. Из него выходило, что почти четверть работников лесопилки ворует.
     – Не воруют, а подворовывают! – наставительно произнёс папаша Хормик. – Чуешь разницу? Не будь буквоедом, веди подсчеты приблизительно, оценочно.
     Сын понимающе кивнул, но из следующего отчета выходило, что подворовывают уже не только работники, но и сам начальник лесопилки.
     – Жувьен, для кого ты так стараешься? – вопросил папаша Хормик, уединившись с сыном в кабинете.
     – Ну как же? Я хочу, чтобы вы видели, что от меня есть польза. Воровать же нехорошо? А если мы разоблачим и накажем воров, то лесопилка станет прибыльнее.
     – А держать людей в рабстве хорошо?
     – Нет, конечно, но…
     – Сынок, послушай старого папашу Хормика. Эта лесопилка не принадлежит ни мне, ни тебе. Мы здесь рабы, как и все те, кто тут работает. И если кто-то немного подворовывает, то лишь для того, чтобы облегчить свою непростую жизнь. Состояние на этом не сделаешь и свободу не получишь. Между рабами на Железном мысе существует натуральный обмен. Наша лесопилка может давать другим рабам мелкие доски на простую мебель, щепа идёт на лучины, стружку смешивают с глиной и обмазывают бараки, чтобы зимой не было так холодно, латают этой смесью крыши от дождя. Разные обрезки используют как дрова. Взамен мы получаем обрезки тканей, верёвки, глиняную посуду, чайники и многое другое. Иногда мне удаётся получить деньги. Не хотелось это говорить, но, как думаешь, сколько мне пришлось заплатить, чтобы сделать запись о том, что ты наш с Апрой сын? Откуда, по-твоему, я взял на это деньги?
     Жувьен сидел насупившись. Он понимал всю правоту отца.
     – Значит, моя работа никому не нужна? Значит, я снова бесполезен? – пробормотал Жувьен.
     Хормик растроганно погладил сына по голове.
     – Ну почему же сразу не нужна? Очень даже нужна. Мне необходимо подавать отчёты. Просто, как я тебе и говорил, выявляй воровство приблизительно, занижай показатели. Пусть будут недоимки – никто не поверит, что мы совсем не воруем, – но пусть они будут незначительными.
     – Но я так не могу, – по лицу мальчика текли слёзы. – Если цифры не сходятся, то я не могу успокоиться, не могу спать, в голове гудит и жужжит.
     – Не плачь, малыш. Из тебя бы получился прекрасный учётчик, работай ты на хороших людей, но наши хозяева не достойны тебя и твоей работы.
     Подумав немного, Хормик добавил:
     – Давай договоримся так: ты будешь делать два отчёта: первый – для хозяев, для отвода глаз, а второй – честный, для меня и чтобы у тебя в голове не жужжало.

     ***
     С тех пор минуло два десятка лет. Приемные родители Жувьена покинули этот мир. Из дома его выдворили: теперь там жил новый начальник лесопилки. Сам мальчик ютился в общем бараке. Впрочем, мальчиком он уже давно не был. Работая в совершенно разных местах, подолгу он нигде не задерживался: начальники чувствовали, что учетчик знает всё про их делишки, и стремились скорее от него избавиться, хотя он никогда никого не обвинял и не подставлял. Истинные хозяева Железного мыса и вовсе не подозревали о существовании честного работника. По совету отца, Жувьен продолжал составлять два отчета, но честный вариант он теперь делал для себя и через некоторое время уничтожал.
     Так бы, наверное, год за годом тянулась эта непримечательная и никому не нужная жизнь, пока не закончилась. Но однажды страж Дан решил сделать набег на южный берег.
     Оказавшись в Межгорье вместе с другими освобожденными пленниками с Железного мыса, Жувьен чувствовал себя потерянным. Прежние коллективы распались, рабочие места исчезли, все приходилось создавать заново. Казалось бы, грамотный управленец должен быть востребован в первую очередь, даже раньше мастеров и подмастерьев, которым попросту не на чем было работать. Но в возникшей кутерьме и неразберихе на Жувьена никто не обращал внимания. Страж Дан еще не вернулся в Межгорье, епископ Конфидус, руководивший размещением и трудоустройством новоприбывших, был поглощен свалившимися на него заботами и даже не подозревал о существовании маленького хозяйственника, а получившие свободу мастера не спешили выдвигать на руководящую должность въедливого учетчика.
     Промаявшись без дела несколько дней, Жувьен случайно узнал, что на каторге требуется человек, который будет присматривать за работой демов, заодно подсчитывая, сколько и чего они сделали. Одним словом, там был нужен именно он.
     Место Жувьен получил без труда. Других желающих работать рядом с опасными каторжанами, да еще и дышать вредоносными испарениями, не нашлось. Взявшись за дело с присущим ему упорством и прилежанием, он быстро освоился и заслужил хорошее отношение руководителя каторги. Тот и рассказал приехавшему с инспекцией Дану об ответственном работнике.
     В тот день Жувьен почувствовал на себе чей-то пристальный взгляд. Как раз в тот момент, когда он отвешивал тумаки очередному бестолковому дему, который повёз руду не к той печи. Обернувшись, он увидел всадника, озарявшего его лучезарной улыбкой. Сперва Жувьен решил, что влиятельному господину – а кто ещё мог разъезжать по каторге в сопровождении охраны? – понравилось, как он лихо наказывает дема. Но вскоре он понял, что за этой улыбкой скрывается нечто большее. Похожая теплота светилась в глазах приёмных родителей, когда они наблюдали за его детскими шалостями. В последовавшей беседе выяснилось, что влиятельный господин – не кто иной, как сам Страж Дан, освободитель рабов Железного мыса. Тогда Жувьен поклялся себе, что разобьётся в лепёшку, но сделает всё возможное для этого доброжелательного молодого человека. Поэтому предложение заняться хозяйством в Мальроке он принял, не раздумывая, и ни разу об этом не пожалел.
     День напролёт он носился по замку и его окрестностям, стараясь держать под контролем каждую мелочь, а затем до глубокой ночи корпел над отчётами. Он тщательно выверял каждую цифру, каждую закорючку. Впервые в жизни он составлял только один вариант отчёта – честный, во втором больше не было нужды. Его старательность и порядочность не остались незамеченными, и вскоре он был назначен главным хозяйственником сначала Мальрока, а затем и всего Межгорья.
     Дел у Жувьена было невпроворот, но он во всё вникал и во всём разбирался, так как за свою жизнь поработал на многих совершенно разных производствах. Он знал почти всё и обо всём. Дела шли совсем неплохо до сегодняшнего дня, правильнее сказать, до сегодняшнего вечера, когда хозяйственнику принесли сообщение, переданное по оптическому телеграфу, и послание от Стража Нью о срочном созыве Совета. Сообщение поставило его в тупик. Он понял, что случилось что-то очень плохое, что назревает война с поганью, в которой Стражу будет нужна его помощь и нужен будет динамит. Но как он может помочь? Где он возьмёт этот динамит, о котором он никогда не слышал? Он даже не знает, что это такое. И вот теперь он бежал по коридорам в зал Совета, охваченный паникой…
     В таком состоянии он ворвался в зал, где уже собрались почти все члены Совета, и, семеня короткими ножками, помчался вокруг большого стола из мореного дуба, продолжая выкрикивать:
     – Что такое динамит?
     Собравшиеся в зале с интересом наблюдали за обезумевшим хозяйственником, когда, наконец, Страж Нью властным голосом приказала:
     – Жув, замолчите и сядьте. Нет у нас никакого динамита.
     – Как нет? Но Страж сказал, что ему понадобится динамит. Вы думаете, он решил надо мной подшутить?
     – Вместо динамита у нас есть аммиачная селитра. Дан написал "динамит" для краткости.
     – Но я и про аммиачную селитру ничего не знаю. У нас на складах нет никакой селитры, как я могу предоставить Стражу то, что он у меня просит, если этого нет?
     – А почему вы решили, что он просит об этом вас?
     – Но я же завхоз…
     – А это послание не завхозу, а мне и Совету. Поэтому сразу после получения сообщения я объявила сбор.
     В этот момент открылась дверь, и в зал вошел Конфидус.
     – Теперь мы все в сборе, – подвела итог Нью, – садитесь, Конфидус, и вы, Жув, тоже сядьте, хватит бегать вокруг стола, как собака.
     Когда все расселись по местам, Нью подвинула текст полученного сообщения Татлосу:
     – Это сообщение от Дана. Он обнаружил погань. Пожалуйста, прочтите, у вас звучный голос.
     Татлос, взяв сообщение, расправил могучие плечи и низким басом прочёл:
     "В пещере обнаружена погань. Роет проход в Межгорье. К Смутным дням начнет вторжение. Погони – тьма. Мобилизуем всех жителей, кто сможет добраться до нас за 7 дней. Необходимо всё для строительства обороны. Нужен динамит. Объявляю военное положение".
     За столом воцарилось минутное молчание, затем Конфидус прервал тишину:
     – Извините, я запамятовал, о какой пещере идет речь?
     – Дан уехал к Костяному хребту, там детвора вроде как погань видела, – напомнил сержант Дирбз.
     – Значит, не вроде как, – задумчиво резюмировал Конфидус. – А когда у нас начнутся Смутные дни?
     – Через декаду, – дала быстрый ответ Нью.
     – Маловато у нас времени, – высказал общую точку зрения сержант Дирбз.
     – Поэтому не будем терять его попусту, – снова быстро сказала Нью. – Сейчас мы определим населенные пункты, главы которых, получив от нас известие, смогут привести своих людей к Костяному хребту в семидневный срок.
     Нью обвела взором молчащих мужчин и продолжила:
     – Затем Дирбз отправит туда гонцов, а сам со своими воями выдвинется к Дану. Охранять Мальрок останется небольшой отряд ополчения. Внутри Межгорья погони и демов сейчас нет.
     – Согласен, – подтвердил сказанное Дирбз.
     – Жув, вы тоже отправляетесь с Дирбзом.
     – Как?
     – На лошадке.
     – Но это никак невозможно, я тут должен собирать всё необходимое: нужны всякие там топоры, пилы, лопаты… наконец нужна провизия. Нужно всё это распределить по подводам… Да у меня голова идёт кругом, как только представлю, сколько нужно будет сделать.
     – Всем этим займемся мы с Конфидусом и Татлосом, а если возникнут вопросы, то нас выручит ваш помощник Тилор, он ведь знает, где что лежит?
     – Конечно, знает, он отличный помощник. Но что скажет Страж Дан, когда узнает, что я всё бросил и уехал на лошадке?
     – Во-первых, не бросили, а передали в надежные руки, а во-вторых, не уехали на лошадке, а умчались на помощь Стражу, не разбирая дороги. Поймите, Жув, вы сейчас нужны ему там больше всех нас.
     – Вы уверены, что я нужен Стражу?
     – Конечно, представьте себе, что туда уже стекается население со всего Межгорья: тысячи людей в чистом поле. Нужно наладить их быт: необходимо разместить, накормить, обеспечить работой и ночлегом. Для этого нужен опытный и ответственный управленец, иначе начнется такой бардак, что и вообразить страшно, а если начнется бардак – мы проиграем, и погибнет много людей. Вы нужны там, Жув.
     – Ну, разрешите хотя бы показать Тилору, что нужно брать в первую очередь?
     – Конечно, тем более что Дирбзу тоже нужно время отправить гонцов и собрать воев. Так что вы еще успеете загрузить несколько подвод провиантом на первый день.
     Нью встала из-за стола и, подойдя к висящему на стене спилу гигантского платана, на котором методом выжигания была нанесена карта Межгорья, сказала:
     – Теперь давайте определим места, откуда будем призывать людей, и начнем сборы. Утром обоз должен отправиться к Костяному хребту.

Глава 12. Демы

     Камень был холодным. Лежать на нём было неприятно. Что неудивительно: сейчас уже осень, а гранитный выступ продувается всеми ветрами, но более удобного места для наблюдения нет. Во-первых, к наблюдателю можно подобраться только со стороны форта "Флорис". Во-вторых, до форта рукой подать, что позволяет оперативно передавать важную информацию. И, в-третьих, самое главное: отсюда открывается прекрасный вид на устье Приветливой, так что даже мелкое суденышко не проскочит незамеченным. Собирались возвести тут неприметную каменную кладку для защиты наблюдателя от ветров и непогоды, а с реки чтобы воспринималась как часть скалы, да руки никак не дойдут. Слишком много всего нужно сделать.
     – Ну, что там видно?
     – Что? Что? Демы входят в устье.
     – Я и без трубы вижу, что входят. Чья галера идёт первой?
     – А пёс её знает!
     – Арисат, не тупи и отдай трубу свиноеду, он-то должен знать, чья это галера.
     Арисат оторвался от подзорной трубы и хмуро уставился на Цезера.
     – Извините, коммандер, – выпалил Цезер, подобравшись, – разрешите привлечь свиноеда к опознанию галеры?
     – Давай! Привлекай.
     – Эй, ребята, развяжите Шурта, пусть ползёт к нам.
     Пленный дем, казалось, был готов к полному сотрудничеству. Ненависти к своим пленителям он не проявлял.
     – Держи, – Арасат протянул подзорную трубу Шурту. – Чья галера идёт впереди?
     – Это дикого Булиса корыто, – Шурт внимательно рассматривал устье реки и заходящие в него корабли.
     – А Фарг где?
     – Фарг вторым идёт, – немного помедлив, ответил Шурт.
     – Точно? Ты ничего не путаешь?
     – Точно! У Булиса галера открытая – гребцы на верхней палубе сидят на банках,[17] а команда с кормы на нос по центральному настилу перемещается. Уключины у галеры вынесены за борт, это оптимизирует рычаг, но за счёт этого галера шире получается. Вынесенные уключины позволяют галере развивать хорошую скорость. Они её из-за ширины первой и запустили: если она в узком месте пройдёт, то и остальные смогут.
     – Чёрт! – Арисат зло стукнул ладонью по камню. Значит, бакайцы на второй галере.
     – У Булиса тоже гребцы с Бакая есть, и вообще его галера больше гребцов требует.
     – А что это за Булис такой? – поинтересовался Цезер.
     – Дикий Булис – сволочь и зверь. Его потому диким и кличут. Любит над рабами издеваться. Он потому на открытой галере и ходит. На ней можно самому гребцов плетью охаживать.
     – А на закрытой что, нельзя? – удивился Цезер.
     – Можно, конечно, но для этого нужно самому к рабам на нижнюю палубу спускаться, а там совсем не розами пахнет, да и размаха плетью такого нет, как на верхней. А ещё говорят, – не унимался Шурт, – что в промозглую погоду, когда галера уже подходит к Альлабе, любит Булис воды забортной набрать да гребцов ею полить. Вода холодная, на открытой палубе ветрено. После такой помывки несколько гребцов уже в бараке с воспалением оказываются, и далеко не все потом выживают. Другой бы пожалел денег, всё же хорошие гребцы стоят недёшево, но ему всё равно. Лишь бы поиздеваться над людьми. Да и что ему переживать, рабов себе всегда найдёт. У него в команде в основном людоловы: прибрежное население вылавливают. Галера у него широкая и лёгкая, осадка маленькая. Удобно на такой к самому берегу подходить: трап только сбросил, и команда уже на берегу. Никаких лодок не нужно.
     – Шурт, ты свободу хочешь? – неожиданно прервал Арисат словоизлияние Шурта.
     – А кто же её не хочет?
     – Если поможешь нам, то дам тебе свободу. С первым же кораблём покинешь Межгорье и в ближайшем порту катись на все четыре стороны. А если вдруг захочешь остаться, то работу получишь. У тебя есть специальность?
     – Ну, плотник я. На торговых судах плавал с мелким ремонтом, пока нашего купчину Фарг не ограбил. Вот и пошел к нему в оту, всё лучше, чем гребцом на галере...
     – Ну, плотникам всегда работа найдётся.
     – Вы серьёзно насчёт остаться или издеваетесь?
     – Серьёзно. У нас в Межгорье бывший дем телохранителем самого Стража работает, а чем ты хуже?
     Шурт молча моргал, казалось, новость потрясла его до глубины души.
     – Всё, возвращаемся в форт, – прервал Арисат моргания Шурта. – Готовимся к приёму гостей.
     – Будем Булиса захватывать? – тут же захотел разузнать планы командира Цезер.
     Арисат не ответил. Всю обратную дорогу до форта молчал, как в рот воды набрал. Но как только они вернулись, зло сказал:
     – Нет, Цезер. Первую галеру пропускаем. Берём Фарга, как и планировали.
     – Но, коммандер, если мы пропустим галеру демов в Межгорье, Страж снимет вас с должности.
     – Пусть снимет. Ты же понимаешь, что на второй галере бакайцы. Там, скорее всего, есть чьи-то родные. Они в рабстве, в невыносимых условиях, и, возможно, не сошли с ума только потому, что их греет надежда. Очень слабая надежда снова обрести свободу. И у нас есть шанс дать им свободу. Другого такого у них может никогда не быть.
     – Арисат, но галера с демами, минуя форт, натворит дел. Межгорье, конечно, не завоюет, но если доберётся до ближайшего озера, то нам будет трудно её остановить. Береговая линия длинная, а воев у нас мало, оцепить всё не сможем. Она может пристать в любом месте, ты же слышал, что эта галера плоскодонка. Мы не сможем помешать. Почти все силы Страж собирает к Костяному Хребту, в округе остаётся только беззащитное население.
     – Значит, галера не должна дойти до Чёрного озера.
     – И кто её остановит?
     – Мы. Есть у меня одна идея. Сейчас пошлём ребят срубить несколько больших деревьев на берегу, чтобы стволы в реку упали. Это замедлит продвижение демов. Пока свиноеды будут разгребать завалы, мы должны успеть разобраться с галерой Фарга, а потом мы покажем Булису небольшой спектакль.
     – Тебя на режиссуру потянуло, как Стражиху?
     – Не волнуйся, – наконец улыбнулся Арисат, – если нам повезёт, то мы захватим не одну, а две галеры, и Страж нам скажет спасибо за кучу пленных демов.
     – Кому повезёт, у того и петух снесёт. Так, что ли, Арисат?
     – Дан говорил именно так.
     – А если наш петух не захочет нестись?
     – Заставим! А его плоскодонная галера и Шурт нам помогут.

     ***
     В своё время правящая династия королевства Ортар, предлагая стражу Дану отправиться в Межгорье, дала следующее описание этого края: "Пять дней конному, если с запада на восток; на востоке с севера до юга можно за два дня добраться, а на западе и вовсе расстояние маленькое до смешного. Все Межгорье – это длинный треугольник, вытянутый острым концом с востока на запад. С юга его ограничивает Костяной хребет с севера Маркизовы горы, с востока отроги Костяного хребта, за которыми море начинается сразу. На западе Маркизовы горы почти смыкаются с Костяным хребтом – там лишь узкий проход остался.Природная крепость огромного размера".
     Описание довольно точное, и, если не вдаваться в детали, то самым уязвимым местом этой крепости была восточная сторона треугольника, граничащая с морем. Довольно длинная береговая линия – согласно описанию, "два дня конного пути" – оборона которой была бы невозможна из-за её протяженности и малочисленности населения Межгорья, но тут природа пришла на выручку человеку. Дело вовсе не в отрогах Костяного хребта, тянущихся вдоль восточного берега: они, постепенно понижаясь, становились легко проходимыми во многих местах. Дело в рифах, которыми были усеяны все прибрежные воды. При спокойной воде плавающий вдоль берега рыбак мог видеть в кристальной воде то тут, то там торчащие из белого песка подводные каменные глыбы. До некоторых, перегнувшись через край лодки, можно было буквально дотянуться рукой. Стоит ли говорить, что уже при лёгком волнении на море вся прибрежная полоса превращалась в бурлящий котёл. В самом узком месте этой полосы рифов корабль мог приблизиться к берегу на расстояние в 3–4 полёта стрелы; дальнейшее сближение неминуемо вело к гибели корабля. Пираты, конечно, могли высадить команду на лодках, но что могли сделать такие налётчики? Разграбить парочку бедных рыбацких деревушек недалеко от побережья. Для серьёзных военных действий нужны крупные осадные орудия, нужен гужевой транспорт, нужен провиант для прокорма воинов и скотины. Всё это перевозить на лодках слишком долго и затратно.
     Единственный безопасный путь в Межгорье с востока пролегал по реке. Корабль, миновав устье "Приветливой" – реки, названной так из-за обилия костей демов на берегу и высеченной на скале надписи "Добро пожаловать в Межгорье", – медленно поднимался вверх по течению, лавируя между отвесными скалами. Далее он достигал равнинного участка и, наконец, Чёрного озера, первого из четырёх крупных водоемов. Испокон веков этим путем в Межгорье прибывали торговцы и захватчики, поэтому решение возвести форт, доминирующий над рекой и контролирующий фарватер, было вполне логичным.
     Почему прежние хозяева Межгорья не сделали этого раньше – загадка. Возможно, у них просто не доходили руки: самый богатый барон жил в Мальроке, далеко от побережья, и набеги его мало беспокоили. А возможно, не хватало средств: строительство каменной цитадели – дело дорогостоящее.
     Сначала нужно найти подходящий камень, желательно поближе к месту строительства. Затем его нужно ломать, перевезти и, обтёсывая каждый блок по месту, уложить на скрепляющий раствор из гашёной извести и песка. И это лишь в общих чертах. В любом серьёзном деле есть множество нюансов, известных только специалистам. В данном случае со специалистами проблем не было: бакайцы издавна славились возведением прочных каменных сооружений на своих скалистых островах. Проблема заключалась в нехватке рабочих рук. Большая часть гарнизона будущего форта ежедневно несла караульную службу. Конные разъезды патрулировали протяжённую береговую линию. Несколько наблюдательных пунктов в скалах также требовали постоянного присутствия людей. К тому же выше по реке велось строительство деревни, ведь форт не мог вместить всех защитников побережья с семьями – а это более четырёх сотен человек.
     Несмотря на то, что строительство форта началось уже давно, до его завершения было ещё далеко. Был заложен фундамент, в скале вырублены подвальные помещения, полностью возведена стена вдоль реки, построена сдвоенная башня со стороны моря и одиночная – с другой стороны стены. Боковые стены были возведены лишь частично. На большее пока не хватило сил. Четвёртой стены, самой дальней от реки, не было вовсе. Со стороны реки форт казался завершённым, но это было лишь иллюзией. Внутри недостроенной крепости гулял ветер.
     Все попытки как-то ускорить строительство упирались в недостаток людей. От работы никто не отлынивал: люди понимали, что достроенный форт – гарантия их безопасности.
     Руководство Межгорья предоставило более двух сотен помощников для строительства, но этого было недостаточно, а больше выделить не могли: строительство шло по всему Межгорью, и людей везде не хватало.
     Пополнение жителей Межгорья в ближайшее время не предвиделось. Но существовал еще один вариант увеличения количества работников – рабы. Хотя Страж Дан строго-настрого запретили рабство на своей земле, но куда было девать пленных демов, которых перестали просто убивать, как в старые добрые времена?
     Теперь пленных демов отправляли на каторгу, где они назывались заключенными. И если отбросить всякие условности о том, что рабом может быть совершенно невинный человек, а заключенный каторги – это обязательно преступник, разница между рабом и заключенным была небольшая.
     Подавляющее большинство заключенных, работающих сегодня на каторге, были демы, захваченные во время их прошлых набегов на Межгорье. Все они работали на выплавке стали и прочих тяжелых и вредных производствах. На строительстве форта не было ни одного каторжанина. Но если бы во время следующего набега удалось захватить новых искателей легкой наживы, то можно было с уверенностью сказать, что часть из них можно будет оставить для нужд форта. Арисат был в этом совершенно уверен. Дело оставалось за малым – захватить галеру с демами, при этом не убив большинство из них и не дав им убить гребцов.
     План захвата вынашивался давно. Просто не пропустить галеры в Межгорье было не трудно. Форт "Флорис" возвышался на левом берегу реки, зажатой с двух сторон скалистыми берегами. Течение в этом месте было не то чтобы стремительным, но весьма заметным. Галеры, поднимаясь вверх по реке, проходили мимо форта довольно медленно. Балисты на стенах были давно пристреляны, и им не составляло труда несколькими точными попаданиями поджечь первую галеру, превратив её в пылающий факел. Остальным кораблям пришлось бы просто наблюдать за её гибелью. Обойти её было невозможно: фарватер слишком узкий. Но при таком развитии событий демы, поняв, что потушить галеру они не смогут, просто попрыгают за борт. Сгоревшая галера затонет, перекрыв проход для всех судов, а гребцы, скорее всего, погибнут. Такой вариант прост и надежен, но не выгоден. Галеру нужно захватить целой. Но как это сделать?
     Существует два очевидных варианта захвата судна: первый – когда экипаж сам спускается на берег и погибает в бою с противником; второй – когда экипаж не хочет спускаться на берег, и противник берет судно на абордаж. Первый вариант отпадал, так как скалистые стены фарватера возвышались над палубой метров на 10–15. Чтобы на них подняться, нужна длинная лестница. А откуда она могла взяться на галере? Можно было ещё попытаться перепрыгнуть с мачты на берег. Демы, конечно, ребята шустрые, но никак не белки.
     Значит, выбраться на берег в районе крепости демы не могут. Остаётся второй вариант – брать галеру на абордаж с берега. При таком варианте всё вроде на стороне захватчиков. Скалистые берега выше уровня палубы. Лучники нападающих имеют серьёзное преимущество: выстрелив из лука, они, отойдя на шаг, становятся недосягаемы для ответного огня. А вот стрелки и бойцы демов, наоборот, внизу как на ладони, а если учесть, что обстрел ведётся с обоих берегов, то на палубе спрятаться им негде. Всех защитников галеры очень быстро перебьют, как куропаток. Единственный способ выжить в такой ситуации – это прыгнуть в люк и спрятаться в трюме. На опустевшую палубу можно высаживать абордажную команду. Но как? Разбежаться и прыгнуть с высокого берега вниз на палубу? Это вполне реально. Русло реки узкое: борт галеры не так уж далеко. Для подстраховки можно сделать несколько нависающих над водой мостиков, так что допрыгнуть до галеры не проблема. Проблема – в приземлении на палубу. До неё более 10 метров по высоте. После такого прыжка переломы ног – это не худший исход, а боец ещё экипирован в железо. Грохнется так, что костей не соберёт.
     Варианты высадки абордажной команды предлагались разные. На словах они звучали реалистично, но когда начали экспериментировать, подогнав тренировочную галеру к месту предполагаемой высадки, то выяснилось, что частенько повторяемая Стражем поговорка: "Гладко было на бумаге, да забыли про овраги", – оправдала себя и тут.
     Первым делом проверили самый очевидный вариант – лестницы. Сразу выяснилось, что если галера продолжает двигаться, то лестницы разворачивает, и они падают в воду.
     Значит, нужно обездвижить галеру. Для этого как раз имелись две боновые цепи, на которые ушла целая куча металла и потрачена уйма времени на препирательства: стоит делать эти цепи или разумнее потратить дефицитный металл на что-то более необходимое. В итоге цепи сделали. Однако стоящая на месте галера не улучшила ситуацию: спускающийся вниз по лестнице боец не мог полноценно укрываться за щитом и был лёгкой мишенью для стреляющих из приоткрытых люков стрелков.
     Затем было предложено использовать абордажную кошку – крюк с канатом, который забрасывали на мачту. Предполагалось, что бойцы смогут спускаться по натянутому канату прямо на палубу вражеского корабля. Однако этот метод оказался неэффективным: если крюк цеплялся низко, угол наклона каната был слишком велик, и скорость спуска едва уступала обычному прыжку; если же крюк забрасывали высоко, боец скользил медленно и, достигнув мачты, оказывался на значительной высоте над палубой, где был отличной мишенью.
     Следующим вариантом было предложено набросать на палубу соломы для смягчения приземления. Просто пучок соломы до палубы было не добросить, да и ветер её сдувал. А брошенные на палубу туго связанные тюки либо разваливались, либо разлетались в разные стороны. Пара отчаянных добровольцев, прыгая на эти тюки, чудом убереглась от серьёзных повреждений.
     Рабочий вариант спуска на галеру появился, как это обычно и бывает, неожиданно. Во время посещения строящейся неподалёку от форта деревни Арисат с помощниками, глядя, как идёт строительство, вдруг заметил, что Цезер замер, как каменный истукан.
     – Ты чего застыл, Цезер? Живот прихватило?
     – Смотри! Что видишь?
     – Вижу, что все люди вокруг работают. Только ты застыл, как суслик.
     – Вон там что видишь? – проговорил Цезер, указывая рукой вперёд.
     – Баба из колодца воду набирает. Ты влюбился, что ли? Так она занята. Это же жена…
     – А как она это делает? – перебил словоизлияние командира Цезер.
     Теперь уже пришла очередь Арисата впасть в ступор.

Глава 13. "Совет в Филях"

     Зрелище завораживало. Раньше мне уже довелось его здесь увидеть, когда мы с бакайцами и иридианами выходили к броду, спасаясь от преследующей нас погони, но тогда ночь скрадывала обзор, да и масштаб был значительно меньше. И это было бегство, в лучшем случае – беспорядочное отступление. Сегодня же это напоминало кадры из военной хроники или художественных фильмов о Великой Отечественной войне, когда тысячи и десятки тысяч людей, вперемежку с лошадьми, машинами и военной техникой, живой рекой, растянувшейся на километры, а зачастую и несколькими реками, стягивались к месту будущего сражения.
     Нашу речушку, конечно, трудно сравнивать с теми полноводными реками минувших времен, но всё равно передвижение нескольких тысяч человек, объединенных общим делом, выглядит впечатляюще.
     Я стоял у подножия невысокого пригорка, наблюдая за этим величественным зрелищем, и был уверен: мы не сдадимся без боя. Мы будем сражаться за свою землю, за свою свободу, за свою жизнь. И пусть удача будет на нашей стороне.
     Основные силы начали прибывать к Костяному хребту после полудня. Это были не только жители Мальрока, но и присоединившееся к ним по дороге население ближайших к замку деревень. Сначала на дороге, просматривающейся на пару километров, появились разрозненные группы всадников, вырвавшиеся вперед, но вскоре эту артерию жизни заполонила непрерывная череда телег, всадников, просто идущих людей и перегоняемой скотины.
     Вот груженой телегой управляет пожилой мужчина, на лице которого печать усталости от вечно неустроенной и беспокойной жизни. Следом за ним идёт группа мужчин и женщин, заливисто смеясь над шутками и подколками друг друга, несут на плечах: кто – топор, кто – лопату. Чуть поодаль два молодых конных вояки, склоняясь со своих коней над телегой с крестьянами, хорохорятся перед молоденькой девушкой, строящей им глазки. Еще дальше мальчик с сосредоточенным видом, пронизанным осознанием ответственности за возложенное на него дело, гонит стадо из пяти овец.
     – Дан, вон она, – раздался у меня за спиной бас Татлоса.
     Проследив в указанном Татлосом направлении, наконец, увидел Нью. Она почему-то едет не верхом, а в телеге и что-то рисует на пергаменте. Самое время заняться живописью! Как ей удается это делать в трясущемся на ухабах транспорте, мне не совсем понятно. Женщины – существа загадочные: одной рукой колыбель с младенцем качает, другой уху помешивает, пальчиком ноги кота за ухом чешет и второй ногой тоже что-то обязательно делает.
     Когда телега поравнялась со мной, Нью спрыгнула на обочину. Наблюдая, как она стряхивает с одежды солому, которой крестьяне традиционно выстилают дно повозки, я не преминул поинтересоваться:
     – Почему так долго? Все уже собрались на совет, только тебя ждём.
     – Пришлось в самом конце заниматься рыболовами. Решила оставить их в Мальроке, будут нам каждый день улов отправлять. У нас основной рацион – рыба, тут в местной речке много не наловишь, а если перейдём на мясо, то за десять дней много скотины уйдёт, а её у нас и так недостаточно.
     – Ты, как всегда, всё продумала. Спасибо, что сразу отправила сюда Жува, без него я бы тут с ума сошёл. Столько дел, столько больших и мелких вопросов, но он как-то справляется.
     – Для Жува главное – понимать, что в нём нуждаются, и тогда он способен горы свернуть.
     – Вижу, ты говорить начала больше. Раньше из тебя пару предложений нужно было клещами тащить…
     – Пришлось. Пока всё это организовывали – рот не закрывался. Сначала было туго, но потихоньку прорвало, скоро буду трещать, как сорока.
     – Боюсь себе это представить. Но идём: на той стороне пригорка – берег речки, мы там "Фили" устроили.
     – Что ещё за "Фили"?
     – Картину "Совет в Филях" помнишь?
     – Конечно, – подтвердила Нью, поднимаясь вслед за мной. – А ты себя видишь в роли Кутузова?
     – Надеюсь, что нет, – ответил я, немного подумав. – Межгорье я оставлять не планирую, и ещё у меня есть оба глаза. По крайней мере, пока.
     – У Кутузова тоже были оба глаза. Во время военных кампаний он получил два тяжелейших ранения в голову, после которых чудом выжил. После них у него косил правый глаз, и веко плохо открывалось, но этим глазом он видел, и повязку не носил. Это заблуждение.
     – Но как же! В моей памяти он с повязкой, – удивился я.
     – Это советские кинематографисты постарались, и, скорее всего, не без участия тогдашнего минкульта. Помнишь, кто играл Кутузова в "Гусарской балладе"?
     – Ильинский?
     – Именно. Комический актёр играет главнокомандующего, фактически первое лицо государства.
     – Ну, первым лицом в то время был Император Александр I.
     – В фильме он отсутствует. Незачем ассоциировать императора с защитой отечества в стране, покончившей с самодержавием. Кутузов же, хоть и князь, но главное – военный, и на эту роль более чем подходит. А вот комичность Ильинского как раз наоборот. Предполагаю, что перевязкой глаза добились того, что от актёра осталась как бы половина, – улыбнулась Нью, – вроде Ильинский, а вроде и нет. К тому же считается, что шрамы украшают мужчину. А тут вместо шрама повязка, выглядит не страшно, но благородно.
     – Типа солидности добирает?
     – Именно. А фраза Папанова в "Бриллиантовой руке", обращённая к Миронову с перевязанным глазом: "Смотри, не перепутай, Кутузов!" – завершила образ. Советские зрители видели эти прекрасные кинокартины не один раз, и запоминаются они значительно лучше живописи. Кстати, на портретах современников Кутузов не изображён с перевязанным глазом. Да и на картине "Совет в Филях" никакой повязки у него нет.
     – Спорить не буду.
     – В советскую эпоху вообще много чего понапридумывали, и перевязанный глаз Кутузова – это так, детские шалости. Уверена, ты задавал себе вопрос: "С чего вдруг Нью едет в телеге и рисует в блокнотике, когда дел по горло?"
     – Так и было, – улыбнулся я.
     – По дороге я делала наброски: как наши люди собираются на битву. Ты можешь считать это глупостью, ведь едущую телегу или пару всадников можно изобразить когда угодно, но тут не только телеги, тут лица людей, тут настоящая жизнь. Я хочу, чтобы в нашей истории не было никакого вранья. Люди, воспитанные на вранье, не знают, откуда они на самом деле пришли, а тот, кто не знает, откуда пришёл, рискует бесконечно ходить по кругу.
     – Ты действительно думаешь, что эти твои наброски прольют свет на то, что здесь происходило?
     – Нет, разумеется. Это лишь крохотный, почти незаметный мазок на огромном полотне, но он честный. Разве солдат, проливающий свою кровь на войне, не заслуживает правдивого рассказа о том, что он видел, что пришлось ему пережить?
     С этими словами Нью вручила мне несколько кусков пергамента. На первом была просто изображена пара всадников, едущих по дороге. На следующем, на заднем плане, возвышались башни Мальрока, а от них, пробиваясь сквозь поля и леса, вилась извилистая дорога, забитая телегами, вооруженными всадниками и простыми ополченцами.
     – Я согласен с тобой, что те, кто не знает, какие ошибки сделали их предшественники, имеют отличные шансы наступить на те же грабли, но мне кажется, что ты слишком далеко заглядываешь, – ответил я совершенно серьёзно. – Мы тут без году неделя, а ты уже разметила всё на десятилетия вперёд. А тем временем мы сами очень мало знаем об этом мире и его настоящей истории.
     – Ну, кое-что мне известно.
     – Поделишься?
     – Не сейчас, мы, кажется, уже в "Филях", – с хитринкой в голосе ответила Нью.
     Мы действительно уже поднялись на вершину пригорка, откуда открывался вид на речку, большой валун и чурбаки на песчаном берегу, на части из которых восседали четверо мужчин: Конфидус, старый вояка, сержант Дирбз, могучий, как гранитная скала, Татлос и ещё более здоровый ругиец Обама, в недавнем прошлом галерный раб, получивший свободу во время набега демов на Межгорье.
     – Дан, Нью, ну, сколько можно вас ждать! – раздраженно выкрикнул Конфидус. – И Жува вашего до сих пор нет.
     – Извините нас за небольшую задержку, – извинился я, подходя к мужчинам, – но вы обратили внимание на этот большой валун и всё, что расположено рядом с ним?
     – Разумеется, – прогудел Татлос своим зычным голосом, – эту занимательную композицию трудно не заметить.
     – Дан, Вы знаете, с каким уважением я к вам отношусь, – мягко добавил Конфидус, – но, мне кажется, сейчас не время впадать в детство и играть в песочек…
     – Это не просто песочек, Конфидус, но давайте обо всём по порядку. Вы помните, что мой отряд отправился проверять наличие погани в пещере? Вон вход в неё, его хорошо отсюда видно, – сказал я, указывая в сторону Костяного хребта, – та трещина в скале над уступом. Погань мы нашли, и её там много.
     – Насколько много? – поинтересовался Дирбз.
     – В темноте сосчитать было трудно, но уверен, что речь идёт о тысячах.
     – Ого, это где же она вся помещается? – удивился Обама.
     – В этом хребте много пустот. Погань находится в огромном подземном зале, по-видимому, там когда-то было озеро, но со временем вода ушла. Там есть ещё один зал поменьше, он примерно в полукилометре от входа. На момент нашего обследования метротели прогрызли проход до этой пещеры. Я предполагаю, что они закончат работу к началу смутных дней.
     – Эти метротели – что-то вроде больших землероек? – предположил Конфидус.
     – Похоже, это изменённые муратели, наши старые знакомые, они же бурдюки. Только значительно крупнее.
     – Ещё крупнее? – поразился Татлос.
     – Ну, чтобы было проще представить, скажу так: если взять Обаму, поставить на него Татлоса, на него поставить Конфидуса, то примерно получится высота нашего метротеля.
     Харя у него круглая, как блин, и зубастая. На всю площадь своей хари он делает проход. По такому тоннелю и шатун пройдёт спокойно, и копач сможет. Ну и вишенка на торте – задницы у метротеля нет. Там вторая голова.
     Совет на минуту потрясённо замолчал. Наверное, все пытались представить это чудо природы – двухголовую гигантскую гусеницу. Хотя к созданиям природы это вряд ли можно отнести. Первым в себя пришёл Обама:
     – Это как же он без задницы обходится?
     – Понятия не имею! Спроси об этом серых жрецов, которые его создали. Кстати, там, в большой пещере, мы видели людей с факелами, и мне показалось, что вместе с серыми там были и церковные вороны.
     Это известие не сильно удивило присутствующих. А епископ воскликнул:
     – Ага… так я и знал, что этот хорёк Цавус якшается с серой братией, а ещё называет себя карающим – борцом с поганью. Двуличный мерзавец!
     – Конфидус, справедливости ради, должен заметить, что мне не удалось разглядеть Цавуса, было слишком далеко, а глазастый Тук не знает, как выглядит его преподобие.
     – Он там, уверяю вас, эта сволочь скорее сдохнет, чем даст нам спокойно жить.
     – Я планирую отправить отряд на ту сторону хребта, чтобы они схватили Цавуса и кого-то из серых жрецов после того, как мы их тут разобьём и они побегут. Но нужен человек, который знает, как выглядит Цавус, и который сможет его опознать.
     Епископ возбуждённо заёрзал на чурбаке, вспоминая, сколько горя хлебнули иридиане от чёрных воронов Цавуса.
     – Найти такого будет нетрудно, многие из иридиан побывали в его пыточных подвалах.
     По всей видимости, не все иридиане испытывали такую же ненависть к карающим, как Конфидус. Например, Татлоса заинтересовало в моих словах совсем другое:
     – Дан, меня очень греет ваша вера в победу, но почему вы решили, что мы разобьём погань, а не она нас?
     Действительно, эти слова заставили меня задуматься: Татлос задал хороший вопрос, как говорится "не в бровь, а в глаз"!
     – Хороший вопрос!
     Так говорит ушлый политик журналисту, услышав вопрос, на который легко ответить расплывчато, да ещё попутно облить грязью конкурента.
     – Хороший вопрос!
     Так удивлённо отвечает муж жене, вопрошающей, откуда на его воротнике взялись следы непонятной помады.
     – Хороший вопрос!
     Так восклицает студент на экзамене, услышав от преподавателя единственный вопрос, на который он знает ответ.
     А почему вопрос, заданный Татлосом, хорош для меня? Потому что заставил задуматься! Действительно, почему я уверен в победе? Потому что нас теперь много, и мы имеем сильных и опытных воинов? Потому что мы теперь хорошо экипированы? Потому что упорно тренировались и не теряли время даром, сидя на завалинке и лузгая семечки? Потому что у нас есть оружие, которого нет у противника? Потому что у нас есть время подготовиться к его встрече? Наверное, все эти факторы дают уверенность в нашей победе, но противник тоже очень силён и многочислен, и мы не знаем, насколько. Так откуда берётся моя уверенность?
     – Не знаю, Татлос, – ответил я, немного помедлив, – считайте это даром предвидения. И вы не поверите, но более всего я опасаюсь, что погань может испугаться и передумать атаковать.
     – Боитесь, что погань уйдёт?! – не смог скрыть своего удивления Обама.
     – Да.
     Похоже, моим заявлением оказался удивлён не только Обама. Татлос тоже не понимал моего опасения:
     – Дан, вы же понимаете, что в сражении непременно погибнут люди. Возможно, очень много наших людей…
     – Понимаю.
     На совете воцарилось молчание. Присутствующие пытались осмыслить услышанное. Всем давно известно, что Страж Дан не любит терять своих людей, всячески их бережёт. И тут вдруг такой неожиданный поворот. Разумеется, мне необходимо разъяснить свои соображения.
     – А теперь представьте, что мы не узнали о погани вовремя, и она прорыла проход без нашего ведома, – прервал я затянувшееся молчание, – что бы было дальше, как вы думаете, Дирбз?
     Решил задать этот вопрос сержанту, так как, хотя многие из присутствующих имеют серьезный опыт борьбы с поганью, но только Дирбз – профессиональный военный.
     – А что тут особо думать, – ответил сержант, покручивая ус, – в Смутные дни погань может пару первых суток бегать среди дня. Солнце ей не помеха. Разбежится по всему Межгорью да попрячется по старым убежищам, а может, и новые успеет себе вырыть. Ну а потом, по ночам, начнёт нас изводить. Учитывая её количество, сможет за ночь большие посёлки вырезать, о маленьких деревнях я и не говорю. При таких делах у Межгорья появится ещё один хозяин – ночной.
     – Верно, Дирбз, но думаю, что ситуация будет ещё хуже. Метротель, в отличие от его родственника бурдюка, может не только деревню снести, он легко разрушит каменную крепостную стену. Если он доберётся до форта "Флорис", который, как вы знаете, даже не достроен, морская дорога в Межгорье будет открыта. А что из этого следует, как ты думаешь, Обама?
     – Ну, думаю, нельзя нам погань в Межгорье пропускать, сэр Страж, не нужны нам такие гости. Но я всё равно не понимаю, почему вы боитесь, что погань уйдёт.
     – Потому что навсегда она не уйдёт. Она может испугаться, наверное, правильнее сказать, насторожиться, увидев нашу оборону. И решит, что глупо переть на рожон, как медведь на рогатину, а стоит сделать выход тоннеля в другом месте. Например, правее, на другом берегу реки, или левее, на той стороне отрога. И у нас уже не будет никакой возможности узнать, где именно и когда погань вырвется на свободу.
     – Я согласен с Даном, погань от своих планов отказываться не любит, – проговорил Татлос, – так что прорываться в Межгорье не передумает, а вот подкорректировать место прорыва вполне может, ибо очень она бывает хитра.
     – Дан, а почему вы думаете, что Метротели закончат копать проход именно на уступе, а не в каком-то другом месте? – поинтересовался Конфидус.
     – Первый встреченный нами метротель прогрызал проход по ходу пещеры. Предполагаю, что ориентироваться внутри горы он не умеет. Серые жрецы, зная, что пещера ведёт туда, куда им нужно, просто дали ему установку двигаться по ходу пещеры. Второй, скорее всего, двигался также. Просто его пещера была слишком узкой, нам исследовать её не удалось, но мелкая тварь вполне могла там протиснуться и узнать, откуда и куда она ведёт. А вот дальше есть неприятный момент. Из ближайшего к нам подземного зала, где мы в последний раз видели метротелей, в нашу сторону ведёт только один проход, тот самый, что выходит на уступ. В какую сторону будет копать второй метротель и будет ли копать вообще, не известно.
     – Может, стоит сделать вылазку, добраться до зала и посмотреть, куда роет второй метротель? – спросил Обама.
     – Не получится. Я выставил в пещере охрану, чтобы они никого не пропускали, и никто не смог выйти на уступ и увидеть, что мы тут строим. Так вот, бойцы говорят, что когда метротель уползает выбрасывать породу, в пещере сразу появляются твари. А в зале их, наверное, уже целая туча. Поначалу они нападали на наш заградотряд, но потом отказались от этой затеи: пещера узкая, там особо не повоюешь. Мы не знаем, что делают они, а они не знают, что предпринимаем мы.
     – А если использовать этот ваш динамит? Заложить его в пещеру, – предложил Дирбз, – может, у нас получится убить метротеля.
     – Может, и получится, но второго нам так не убить. Зато серые жрецы насторожатся. Что они предпримут дальше, куда будут рыть проход – вообще загадка.
     – Дан, так что вы предлагаете? – немного поразмыслив над моими словами, спросил Конфидус.
     – В сложившейся обстановке я предлагаю следующий план действий… – проговорил я стандартную фразу и взял паузу. В общем, план созрел в голове уже давно, не без огрехов, и кое-что в нем меня сильно беспокоит, но ничего другого в голову не приходит, хотя это вовсе не означает, что нет более удачного варианта. Сейчас пришло время поделиться моими задумками с Советом, надеюсь, что мы сообща этот план усовершенствуем.
     – Итак, первое – предлагаю создать периметр, внутрь которого попадут твари, второе – предлагаю считать, что оба метротеля пророют проход внутри нашего периметра.
     – Но, Дан! – воскликнул Конфидус.
     – Знаю, знаю! Это предположение может привести к катастрофе, но мы не в состоянии построить длинную оборонительную линию за десять дней, а даже если сможем, то плотность обороняющихся там будет маленькой. Еще, если второй метротель роет тоннель в сторону, то у него уйдет значительно больше времени, возможно, на сутки и даже больше, и если мы не увидим два прокола, то у нас будет время как-то подготовиться. И последнее: у нас две сотни тяжелой кавалерии. Предлагаю их держать в резерве на случай прорыва в другом месте.
     Третье – нам нужно возвести серьезные оборонительные сооружения, которые и образуют периметр, но со стороны уступа, куда вылезут твари и серые жрецы, наши сооружения должны выглядеть слабыми.
     Четвёртое – необходимо втянуть в сражение максимум погани и сделать так, чтобы у них не было возможности быстро отступить. Все они должны тут сдохнуть, иначе они быстро восстановятся.
     Всем нам нужно придумать, как это сделать, а пока давайте я расскажу, какие оборонительные сооружения мы уже начали возводить.
     – Не мешало бы сначала принять по несколько капель для сугреву, – неожиданно выдал Зелёный, прохаживаясь по большому валуну. – Ноги мёрзнут!
     – Алкашня! – тут же откликнулась Снежа, сидящая у Нью на плече, – уже позеленел от пьянства!

Глава 14. "Совет в Филях". Диспозиция

     После того как попугаи поучаствовали в Совете, внеся свою лепту в обсуждение, я решил продолжить.
     – Итак, Конфидус, перед вами не просто "песочек", как вы изволили это назвать. Перед вами схема будущего сражения.
     Вы, наверное, обратили внимание, что сидим мы на чурбаках и даже не за столом.
     – Заметили, – лукаво подтвердил Конфидус, – как я понимаю, это часть хитрого плана Стражей!
     – А почему на чурбаках? – продолжил я, делая вид, что не заметил подначки епископа, – потому, что за столом нам делать нечего.
     – А куда же трактирщик принесёт напитки? – возопил Зеленый. – Эй, трактирщик, каналья, пошевеливайся: в горле пересохло! Ноги мерзнут!
     – Цыц, Зеленый. Будешь перебивать, отправлю в суп. Там тебе будет тепло.
     Убедившись, что Зеленый больше не собирается меня перебивать, я продолжил:
     – Стол нам не нужен, так как большого листа пергамента, чтобы начертить схему сражения, у нас нет. Вот я и решил сделать… назовем это макет. Место, где мы сидим, выбрано не случайно. Если вы посмотрите за этот валун, по которому топчется зелёная пьянь, то увидите, что за ним открывается отличный вид на Костяной хребет, уступ, на который выводит пещера, водопад и озеро под ним, а также отрог Костяного хребта.
     На нашем макете большой валун – это Костяной хребет, тот прямоугольный камень, – указал я на вытянутый прямоугольный булыжник, прислонённый к валуну, – это уступ, на который выйдут твари.
     Справа от уступа галькой выложено озеро, куда падает водопад, и речка, вытекающая из озера. Слева от уступа я насыпал песчаный бугор – это отрог Костяного хребта. Видите там, на отроге, три громадных куска, отвалившиеся от скалы? – указал я на огромные каменные глыбы размером с пятиэтажную хрущевку, – вот они на макете, – указал я на три крупных прямоугольных камня, воткнутых в песчаный бугор.
     – А вот эти хвойные веточки, воткнутые в песочек, я так понимаю, тот лес у подножия отрога? – спросил Конфидус.
     – Всё верно! А эти воткнутые палочки между отрогом и рекой – наша будущая оборонительная стена.
     В своё время мне уже приходилось сталкиваться с местными картами, где береговая линия изображалась просто прямой линией, от которой отходили стрелочки с описанием ориентиров. О картах, отображающих поверхность земли, здесь имели очень слабое представление. Тем не менее, я увидел, что все члены Совета меня прекрасно поняли, и решил продолжить пояснения.
     – Итак, мы имеем квадрат с четырьмя сторонами: первая сторона – уступ с тварями, вторая – река с озером (справа), третья – отрог (слева), четвёртая – наша оборонительная стена (напротив уступа). Твари, вылезая из пещеры, двинутся по уступу налево, затем спустятся по насыпи вдоль отрога и попадут на поле перед нашей оборонительной стеной. Там мы должны связать их боем и уничтожить, не дав им возможности отойти к пещере и сбежать.
     Я разделил всю нашу оборону на участки. Вы, Татлос, будете командовать обороной отрога. Там предстоит большая работа. Нам нужно срыть часть осадочных пород так, чтобы отрог из покатого холма превратился в стену. Три огромные глыбы нам облегчат работу: вдоль них рыть не нужно, тварям и так на них не забраться. Наверху этих глыб нужно разместить наших людей, для этого понадобятся серьёзные лестницы. Наша задача – сделать непроходимыми промежутки между этими глыбами.
     Далее – оборонительная стена. Предполагаю, что погань будет в первую очередь атаковать именно её. Поэтому стену делаем двойную, в середину засыпаем и трамбуем грунт. Я распорядился пилить семиметровые брёвна: на два метра вкапываем в землю, пять метров сверху, из них на четыре засыпаем землёй.
     – Нью, ты сможешь примерно рассчитать количество грунта, которое нам понадобится на стену, и сколько грунта мы получим, срывая отрог?
     – Думаю, что смогу.
     – Отлично. На стене руководить обороной будут: Конфидус (левое крыло), я в центре и Обама справа. На вас, Дирбз, ложится оборона за рекой.
     По глазам сержанта сразу было видно, что ему совершенно не нравится отведённая ему роль.
     – Сэр Страж, – обратился Дирбз немного расстроенным голосом, – я рассчитывал, что мой военный опыт позволит мне занять более ответственное место: там, за водной преградой, вообще может ничего не произойти.
     – Молю Создателя, чтобы так и было. Но, Дирбз, поймите, что Татлоса и Конфидуса я поставил по соседству, так как они давно хорошо друг друга знают, а Обаму я поставил рядом с собой именно потому, что у него нет такого опыта, как у вас. Его позиция, конечно, подвергнется серьёзным атакам, но ему я смогу оказать помощь, может, дать совет. А вот вы за рекой будете предоставлены сами себе. Мы уже построили небольшой мост с этой стороны реки на вашу сторону, но он именно что небольшой. Сейчас он используется строителями. Мгновенно перебросить по нему большие силы не получится. Такую оборонительную стену, как в центре, мы там сделать не успеем. Максимум там будет насыпь и частокол из брёвен. Если твари решатся атаковать через воду, то вам придётся несладко. (рис.2)
[]

     Рисунок 2
     Дирбз, как человек военный и привыкший к дисциплине, не стал далее оспаривать моего решения, поэтому, обведя глазами членов совета, я подвёл итог:
     – Жду ваших предложений, как нам улучшить план.
     – Дан, извините за любопытство, но что делают вон те люди, которые свисают на верёвках с уступа и долбят его кирками? – поинтересовался Татлос. – Вернее, я догадываюсь, что они делают, но зачем?
     – Уступ не отвесный, – улыбнувшись, ответил я, – мелкие ловкие твари смогут по нему спуститься. Вначале мне казалось, что если твари будут спускаться не только по насыпи, а ринутся на нас волной прямо с уступа, то нам будет тяжело отбиваться, но сейчас я понимаю, что это лишние предосторожности. Людей с этого уступа уберём.
     – Предлагаю внизу под уступом вкопать мощные колья, а промежутки завалить хворостом, ветками и всеми отходами нашего строительства, – предложил Дирбз, – а потом это можно будет поджечь. Твари в огонь прыгать не будут, а у той погони, что будет на поле, огонь окажется за спинами, ночью нам их будет хорошо видно.
     Помню, как в одной из первых моих стычек с поганью шатун из темноты бросал увесистые брёвнышки, одно из которых вывело из боя Тука. А контровой свет[18] нам действительно поможет лучше видеть тварей и оценивать их количество.
     – Отличная идея, Дирбз, ещё какие предложения?
     – Необходимо углубить озеро и вытекающую речку, – проговорил Конфидус, – в глубину твари точно не полезут. Нужно ещё дать Дирбзу горящее земляное масло. Помните, Дан, как мы это делали в битве у брода? Я с вами согласен, это направление очень опасное.
     – На наше счастье, озеро достаточно глубокое, но по мере его сужения и перехода в реку оно мельчает. Мы почти собрали четыре больших плота, перегнали из ближайших деревень больше десяти лодок. Ребята будут с них нырять и поднимать камни и грунт со дна. Проблема в том, что вода холодная, мне самому пришлось в ней искупаться, долго в такой воде не проторчишь. Дирбз, прошу вас, сразу после совета отправляйтесь на вашу позицию, там нужно организовать обогрев для ныряльщиков, ну и вообще берите под контроль там всё строительство. Горючую смесь, конечно, дадим и Дирбзу, и Татлосу, она может понадобиться, если метротель вдруг попрёт срывать отрог.
     – Я тут подумал, – Татлос обвёл глазами присутствующих. – Дан, вы сказали, что в оборонительной стене бревна будут торчать из земли на пять метров. Давайте снаружи к ним прислоним длинные жерди, ну, вроде как палкой забор подпирают.
     – И что нам это даст? – поинтересовался Обама.
     – Ничего не даст, – улыбнулся Татлос, – но если эти плотно уложенные жерди сверху закрыть дёрном, то с уступа будет казаться, что это уровень земли, и высота нашей стены станет выглядеть на метр-полтора ниже.
     Действительно хорошая мысль. Чем ниже стена, которую нужно штурмовать, тем проще. С высоты уступа стена и так будет казаться меньше, а с этой уловкой серые и вовсе могут подумать, что нашу стену можно легко перешагнуть, лишь повыше подняв ногу.
     – А вы правы, Татлос, – с довольным видом согласился я, – погань на это может купиться. Поймут обман они только, когда подойдут к стене, и эти жерди начнут под ними ломаться, но тогда бой уже начнется, и отступать из-за этого они вряд ли станут.
     – Работы это прибавит, – начал развивать своё предложение Татлос, – нужны длинные жерди, по пять-шесть метров, и дёрна целое поле… Давайте сделаем небольшой участок и посмотрим с уступа, насколько естественно это выглядит.
     – Принято, Татлос, так и сделаем, – и, немного помолчав, я добавил: – Знаете, что меня больше всего волнует? То, что у нас несколько тысяч человек, тварей тоже много, а линия боевого соприкосновения у нас короткая. Фактически, менее трехсот метров – длина нашей оборонительной стены.
     – Дан, и что тут плохого? – удивился Конфидус.
     – А то, что когда твари поймут, что через отрог они наступать не смогут, через воду тоже, то останется оборонительная стена. Бурдюк такую стену не проломит, а обычным тварям мы не дадим через стену прорваться, нас слишком много. Поупорствовав некоторое время, серые могут решить отступить и переиграть свои планы, а так как линия соприкосновения короткая, то тварей за время боя погибнет мало.
     На совете воцарилось недолгое молчание, которое прервал вопрос Обамы:
     – А метротель сможет стену проломить?
     – Уверен, что сможет, но я планировал его уничтожить до того, как он доберется до стены.
     И тут вдруг Нью, хранившая молчание с самого начала совета, включилась в обсуждение.
     – Вторая Пуническая война. Ганнибал против римлян. Битва при Каннах. Мы можем использовать подобие тактики Ганнибала.
     – Кто такие Ганнибал и римляне? – поинтересовался Конфидус, – и о Пунических войнах я никогда не слышал.
     – Это из книги Стражей, – соврал я, не моргнув глазом, – битвы очень давних времен. Продолжай, Нью.
     У меня уже давно сложилась традиция: всё связанное с историей Земли и непонятное для местного населения, оправдывать тайнами ордена Стражей, их книгами, их скрытыми знаниями и прочим.
     – В битве при Каннах, – начала свой рассказ Нью, – римляне значительно превосходили Ганнибала по количеству пехоты, но немного уступали в коннице. Ганнибал намеренно ослабил центр своего войска, поставив туда менее обученных и легче вооруженных союзников. Свою тяжелую пехоту он расположил по краям. С начала сражения римляне начали продавливать центр, который пятился и растягивался под натиском, как мешок, в то время как тяжелая пехота на флангах не отступала. В ходе сражения конница Ганнибала на фланге схлестнулась с конницей противника и разгромив её, зашла римской пехоте в тыл. После этого римляне оказались в полном окружении. Сражение продолжалось половину суток и закончилось полным разгромом римлян.
     – Не очень вас понял, Нью, – снисходительно проговорил Дирбз, – у вашего Ганнибала было пешее построение из воинов, а у нас – оборонительная стена. Бревна не могут отступать и растягиваться, образуя мешок.
     – Я не предлагаю бревнам отступать, – не спеша ответила Нью, – я предлагаю дать метротелю возможность прорвать стену!
     – Что? Да вы с ума сошли! – воскликнул Татлос. – Весь мой опыт говорит, что как только бурдюк развалит стену, вслед за ним устремится погонь поменьше, и внутри начнётся резня.
     Возмущение Татлоса поддержал и Конфидус, но сделал это значительно более спокойно:
     – В самом деле, Нью, как только метротель проделает проход, вслед за ним хлынет толпа погони, и вся наша оборонительная стена потеряет всякий смысл. Сражение начнется уже за стеной, а часть погони помчится дальше, разбегаясь по Межгорью и уничтожая всё на своём пути. Произойдёт именно то, чего мы опасаемся больше всего.
     Мужчины в принципе не способны всерьёз воспринимать женщину в обсуждении военных вопросов. Это неудивительно, ведь война – дело не женское, и как они могут разбираться в том, чем никогда не занимались и не имеют в этом опыта? Ну а молоденькая женщина, пусть и Страж, смотрится в мужских глазах и вовсе смешно со своими нелепыми предложениями. Но я, в отличие от других, на своём примере испытал, что вместе с Чёрным сердцем ты можешь получить солидный объём знаний и умений, а учитывая то, что Нью провела в беспамятстве весьма долгое время, то её багаж приобретённых знаний может быть огромным.
     Осознавая, что она вмешалась в разговор опытных мужчин не просто так, я решил, что нужно выяснить больше деталей:
     – У тебя есть какой-то план? Поделись!
     Нью обвела сосредоточенным взглядом всех присутствующих и начала излагать свой план:
     – Давайте допустим, что метротель проломил стену! Так как он огромный и длинный, он помчится вперёд, пока весь не пройдёт сквозь стену.
     Нью взяла длинную ветку, повалила ей несколько палочек в середине стены и нарисовала на песке длинную стрелку, изображавшую движение метротеля сквозь преграду.
     – Погань, ринувшись за метротелем в пролом, сразу набросится на ближайших людей, как говорили Конфидус и Татлос.
     Нью нарисовала две короткие стрелки, пересекающие стену и загибающиеся вправо и влево.
     – Мы не должны этого допустить. Поставим для мелкой погони новую преграду, например, телеги. Загрузим их лесом и подожжём в нужный момент.
     Нью стёрла две короткие стрелки, взяла камушки и разложила их вдоль длинной стрелки.
     – Эти камушки – горящие телеги. Оказавшись в этом огненном коридоре, мелкой погоне ничего не останется, как бежать вслед за метротелем. Пробежав до конца коридора из телег, погань окажется на этом поле за стеной. Вот тут мы и должны ей устроить мешок.
     Нью сделала небольшую паузу и продолжила:
     – Вы спросите, что мы достигаем таким манёвром? Во-первых, затягиваем тварей дальше от выхода из пещеры, делаем их отступление значительно более сложным, практически невозможным. Во-вторых, погань попадает в окружение, а линия боевого соприкосновения значительно увеличивается. Скорость уничтожения тварей возрастает.
     – Странный мешок у нас получается! – задумчиво проговорил Обама. – Я его не вижу.
     Минутное молчание на Совете прервал Конфидус:
     – Не знаю, насколько надёжен наш мешок, но то, что он насквозь дырявый – это точно. Вот что мешает тварям, когда они выскочат из огненного коридора, обогнуть горящие телеги и напасть на защитников стены сзади?
     – Мы поставим на их пути те же телеги или какие другие преграды: с одной стороны от горящего коридора до реки, с другой стороны – до отрога. Только поджигать эти телеги не нужно, мы будем из-за них вести обстрел тварей и позволим им нас атаковать.
     – Получается, что вместо серьёзно укрепленной стены, на возведение которой мы потратим кучу времени, мы получим простой ряд телег! – проговорил Конфидус. – Ну ладно, допустим. А что мы будем делать с тварями, которые помчатся дальше через поле? Там впереди наш лагерь: палатки, кухня, обоз. Там, наконец, женщины и дети.
     – Там тоже придётся возвести лёгкие укрепления и выделить туда много ополченцев. Ещё мы можем задействовать на этом направлении нашу конницу.
     Кажется, мужская часть совета не то чтобы серьёзно заинтересовалась предложением Нью, но потихоньку начала втягиваться в обсуждение и обдумывать подкинутую идею.
     – А что у нас будет делать метротель после того, как выскочит из огненного коридора? – спросил Татлос. – Как я понимаю, он наши легкие укрепления даже не заметит…
     – После того как метротель проломит стену, он нам больше не нужен. Ему придется умереть! – без тени иронии заявила Нью.
     – Чистый дух, заключенный в нечистый сосуд, после смерти на небо тебя вознесут![19] – изрекла Снежа, сидящая на плече хозяйки.
     Мужчины иронично переглянулись: похоже, их немного развлекала серьёзная убеждённость Нью в том, что всё будет происходить именно так, как ей хочется, строго по пунктам, как она задумала, и ни на полшага в сторону. Опытный Дирбз решил выразить общее сомнение в нерушимости предлагаемого плана:
     – Мне почему-то кажется, что метротель не согласится с отведённой ему ролью и возноситься на небо не захочет.
     – У нас есть оружие, которое почти наверняка его уничтожит!
     – Опять какое-то богопротивное колдовство задумали?! – осуждающе воскликнул Конфидус.
     – Это не колдовство, а использование научных знаний. Конфидус, представьте, что перед вами кусок камня и кусок дерева, что из этого вы сможете поджечь?
     – Разумеется, дерево! – фыркнул Конфидус.
     – Верно, как видите, вам даже не нужно экспериментировать. Вы уже знаете ответ, а знаете его потому, что обладаете приобретённым знанием свойств разных материалов. Так же вы знаете, что в процессе горения дерево будет давать тепло и свет. Это можно использовать для обогрева в холод, просушки одежды и многого другого… Также горящую головню можно использовать как оружие, например, отгонять волков. А камень можно положить в пращу и метнуть во врага. Наше оружие тоже создано на основе знаний, как и ваш меч, между прочим.
     – Хорошо, допустим, что мы убили метротеля. Но что нам делать с остальной поганью? – спросил Дирбз. – Сзади у неё останутся наши позиции за телегами, впереди – легко укреплённая позиция перед обозом, а по бокам: с одной стороны – лес вдоль отрога, а с другой – узкая речка, на берегу которой мы сейчас сидим, и, как я догадываюсь, глядя на воду, речка тут неглубока.
     Взяв небольшую паузу, Нью ответила:
     – Предлагаю в лесу тоже сделать укреплённую позицию. Между деревьев и кустов нетрудно соорудить серьёзные завалы, причём такие, что из-за листвы погань эту преграду сразу и не увидит. Пусть она бросится к лесу. Там мы разместим всю нашу огневую мощь – баллисты и прочее. Разметим сектора обстрела.
     – Что ещё за сектора такие? – спросил Татлос.
     – В данном случае поставим ориентиры правее или левее, которых стрелять нельзя. Погань у нас должна оказаться в окружении. Если стрела, пущенная из баллисты, пролетит сквозь кучу погани, никого не задев, то она может попасть по своим. Такое легко может получиться. Ещё я предлагаю спрятать в этом лесу всех, кто не будет задействован с самого начала. Наш резерв. Людей у нас действительно много. Этот резерв сможет незаметно замещать раненых и убитых на стене, и серые жрецы с уступа не поймут, сколько у нас на самом деле людей.
     – Насколько я понимаю, – начал размышлять Конфидус, – все наши баллисты будут стрелять из леса в сторону реки, а какая оборона у нас будет там? Если учесть, что в сторону своих мы стрелять не должны, то получается, что со стороны реки людей не будет?
     – Река тут действительно неглубокая, – вмешался я в разговор, – можно попробовать её немного углубить, но не более того. Времени на то, чтобы сделать там глубокий канал, у нас нет. Нужно придумывать что-то ещё.
     – Если не водная преграда, значит, огненная! – резюмировал Татлос. – Можно на другом берегу сложить кладку из брёвен и в нужный момент запалить. Брёвен на всё понадобится много, но леса тут вокруг достаточно.
     – Если это поможет нам разбить армию тварей, то я согласен спилить лес в половине Межгорья, – проговорил я, – но меня в этом плане беспокоит вот что: почему мы решили, что метротель двинется к центру стены, как нарисовала Нью? Он спустится с насыпи вдоль отрога, и ближе всего к нему будет позиция Конфидуса – наш левый край, где за стеной как раз начинается лес, в котором и резерв будет спрятан, и все баллисты… Почему бы метротелю не побежать туда? Если он проделает проход там, то весь план развалится.
     Все замолчали, представляя, что будет, если метротель прорвёт стену около леса, где баллисты не смогут эффективно стрелять по нему сквозь деревья.
     – Значит, нам нужно его заставить бежать в центр! – сказала Нью.
     – И как мы это сделаем? – поинтересовался я. – Помашем ему оттуда вкусняшкой? Поманим пальчиком и скажем: "Цыпа, цыпа"?
     Тут в обсуждение вмешался давно молчавший Обама:
     - Однажды, охраняя караван, мы постоянно подвергались нападкам погони. Ночью она на нас нападала, но из-за оборонительного круга из телег вредила лишь по мелочи. Однажды ночью мы оставили проход в обороне, который со всех сторон был огорожен телегами. Погонь ринулась туда, а там – тупик! Пока они сообразили, что к чему, мы почти всех перебили. Больше они нас не тревожили. К чему я это? Нам нужно, как и в том случае с огненным коридором, направить метротеля в нужное нам место, расставив ему преграды.
     -Эту зверюгу телегами не направишь, - вмешался Дирбз.
     – Значит нужно ставить серьёзную преграду: несколько огромных валунов, которые не дадут ему бежать вдоль отрога, перекроют ему путь и заставят отклониться в сторону и выйти к центру стены.
     С этими словами Обама взял несколько камней и воткнул их в песок в месте, где заканчивалась насыпь.
     – Чтобы заставить метротеля огибать эти валуны, они должны быть огромными, – отметил Конфидус, – высотой не меньше, чем наш Обама!
     – На отроге есть такие, но они весят многие тонны, как мы их перетащим? – спросил я.
     – Используем лебёдки, катки, рычаги, – проговорил Татлос, – у меня есть неплохой опыт в таком строительстве. Поставим их цепочкой от насыпи к центру стены. Раз метротель огромный, значит, неповоротливый. Спустившись с насыпи вдоль отрога и упёршись в валуны, он побежит вдоль них и выйдет туда, куда нам нужно.
     – Ну что же, будем считать, что в общих чертах план сражения у нас есть. Все согласны? – спросил я. (рис.3)
[]

     Рисунок 3
     – Пожалуй, что да! – ответил за всех Конфидус. – Ещё мне нравится, что поле, куда должны выскочить твари, довольно далеко от уступа, серым жрецам будет плохо видно, что там происходит, тем более что много чего будет гореть, и поднимающийся дым может полностью скрыть происходящее…
     Едва Епископ успел это сказать, как из-за валуна, как чёрт из табакерки, выскочил Жув и мгновенно выпалил:
     – Мой Страж, у нас беда!
     – Конечно, беда! – тут же подхватил Зеленый. – Когда не наливают, всегда беда!

Глава 15. Фарг Островитянин

     Могучий ствол еле слышно поскрипывал. Элин, положив руку на шершавую поверхность коры, казалось, ощущал едва заметные вибрации древнего исполина. Глядя ввысь, где игольчатая крона сосны, едва покачиваясь, вот уже многие десятки лет сопротивлялась напору беспощадных ветров, Элин пытался представить, как это могучее дерево, на краю обрыва вцепившись корнями в безжизненный камень, год за годом продолжало бороться за жизнь.
     Они ведь очень гордые, эти сосны: прогибаться и склоняться не умеют, если что-то выше их сил, они просто ломаются и гибнут.
     Интересно, сколько этой красавице лет? То, что больше ста – это несомненно. Наверное, 120–130. Это значит, она ровесница моего прадеда, но, в отличие от него, продолжала жить. Увы, сейчас её жизнь закончится. Прости нас, сосенка, ты нам очень нужна, и твои соседки тоже. Вам необходимо задержать врагов, чтобы мы успели подготовить им теплый прием. И, обещаю тебе, за этот прием они заплатят нам сполна…
     – Элин, ну ты уже простился с деревом? Может, пора начинать? Демы ждать не станут, пока ты будешь поминки устраивать.
     – Балбес ты, Куфик, сосна – она тоже живая. Создатель её сотворил, как и нас с тобой, мы все его творения и должны уважать друг друга. Ценить, беречь, восхищаться. А ты ничего этого не видишь и не понимаешь. Не ценишь жизнь, как глупый юнец. Впрочем, юнцом ты был лет десять назад. Теперь ты просто глупый.
     – Зато ты у нас самый умный, – проворчал надувшийся Куфик, – с деревьями разговариваешь. Уважаешь их.
     – Ладно, ребята, – обратился бригадир Элин к лесорубам, – времени действительно мало. Валим эти три сосны и не спешите: уронить нужно одновременно, чтобы они упали внахлест и сцепились друг с другом. Так течению будет труднее стволы развернуть, а демам – завал расчистить.

     ***
     Фарг Островитянин был мрачнее тучи. Стоя рядом с рулевым и старшим помощником, он злобно сверлил взглядом впереди идущую галеру. Его разбирала злость.
     Вот же везучий хорёк: проскользнул мимо крепости, и ничего с ним не случилось, ни единого выстрела! Эти тупые межгорцы там уснули, что ли? Специально ведь отправил его плоское корыто первым, хотелось посмотреть, как этот урод будет корчиться под огнём баллист. Галера-то всё равно ему принадлежит, так что не жалко. Он давно уже воду баламутит, этот чёртов Булис, а вчера вообще чуть бунт не поднял. И главное, что Кривоногий Юстин и Твид Склянка поддержали этого вонючего хорька. Захотелось им, видите ли, наживы и приключений на свои задницы. Только ими они в последнее время и думают.
     По возвращении в Альлабу нужно с этим Булисом расставаться – пусть берёт свою галеру и катится ко всем чертям из моей оты. Да и Кривоногого со Склянкой пора турнуть из капитанов. Слишком много начали себе позволять. Нужно молодых в капитаны выдвигать. Они и порасторопнее будут, и на возражения не осмелятся – будут мне в рот смотреть и каждое слово ловить с благоговением. Ну а то, что опыта у них маловато, так это не беда, у папаши Фарга опыта на десятерых хватит.
     А ведь Серые жрецы ясно дали понять: в реку заходить не обязательно. Перевезли тварей к указанному месту, а на обратном пути три дня покрутились с грозным видом у берегов Межгорья – и свободны. Заплатили за это тысячу золотых, а столько не с каждого рейда поднимешь. Освободившись, всего в паре дней пути собирались разграбить прибрежный поселок. Место проверенное, есть чем поживиться: и живой товар, и всякое барахло. И главное – никаких крепостей, баллист, да и Стражей там сто лет в глаза не видели.
     В этом чёртовом Межгорье уже сгинули шесть наших демских галер. Ходят слухи, что тут вместе со Стражем ещё и бакайцы осели. Вот уж с кем совсем не хочется встречаться! Слишком много натворил всякого с тех пор, как бежал с Бакая. Все гребцы на галере – бакайцы, твари неблагодарные: не ценят они заботу папаши Фарга. Вон у Булиса, этого драного, гребцы на открытой палубе сидят: солнце их печёт, дожди заливают, колючий ветер пронизывает до костей, а мои пригрелись себе под палубой в сухости и уюте и горя не знают. Подумаешь, что у них там нечистотами попахивает, так не расковывать же их каждый раз, когда им по нужде приспичит. Ну, ничего, говорят, что уже новые корабли появляются, с серьёзным парусным вооружением. Один капитан в Альлабе по пьяни проболтался, что видел такой: вёсел в два раза меньше и используют их в основном для маневрирования в порту, а по морю галеру в основном паруса несут. А раз гребцов меньше, то и свободного места на галере больше, да и саму галеру можно просторнее сделать. Сейчас галеры узкие и длинные, чтобы сопротивление воды снижать. Большой корабль гребцы вообще с места не сдвинут, а если и сдвинут, то он будет ползти медленнее черепахи. Ещё гребцам отдых нужен, кормить их надо, поить, а парус ветер поймал – и вперёд. Конечно, команду придётся серьёзно обучать, да и самому учиться все эти паруса правильно использовать, но зато какая выгода!
     Нынешняя галера максимум на седмицу может в море выйти. Если за семь дней порт не найдёт, то всё – хана: жратва кончится, вода кончится, и будешь подыхать, качаясь на волнах, как кусок дерьма. Вот и плаваем от острова к острову короткими рейсами. А на парусном корабле места будет больше – припасов можно набрать много, едоков меньше, получится и на две, и на три седмицы в море выйти. Это резко увеличит территорию грабежа, сможем дотянуться туда, куда и не мечтали. Но это всё только в планах, а сейчас нужно скорее мимо этой чёртовой крепости пройти.
     – Эй, Хонор, почему галера ползёт как беременная улитка?
     – Фарг, ты же сам приказал держать между кораблями расстояние в пять корпусов, – быстро ответил старший помощник, подскочив поближе.
     – Так это когда было? Это было, когда этот хорёк Булис только подходил к форту. Его могли поджечь, и нужно было держаться подальше, а теперь поджечь могут уже нас. Ну-ка задай жару этим вонючим бакайцам! Всыпь им плетей! Пусть гребут изо всех сил! Нужно пронестись мимо этой крепости, как ласточка перед грозой.
     Тем временем крепость неумолимо приближалась, всё больше и больше нависая над галерой. Заслоняя собой небо, она как будто желала раздавить дерзкий кораблик, осмелившийся так неосмотрительно подойти. Её мрачная, давящая тень ползла по палубе, заставляя смолкнуть команду. В возникшей тишине стал ясно различим плеск вёсел, скрип уключин и такелажа, да удары плетью, доносившиеся из трюма. Наконец, галера поравнялась с крепостью. Теперь из баллисты выстрелить по ним уже невозможно: слишком близко они подошли. Правда, можно просто бросить со стены горшок с зажигательной смесью. Да что бросить, тут при желании можно доплюнуть или помочиться на палубу со стены.
     Неожиданно сверху донесся стук, какой бывает при срабатывании баллисты, сразу за ним ещё один. Через мгновение из-за стены один за другим вылетели два огненных шара, оставляя за собой дымные полосы, и с низким гулом, расчерчивая голубое небо, направились в сторону третьего корабля, идущего за Фаргом. Демы завороженно следили, как снаряды приближаются к галере. Первый снаряд, чуть перелетев цель, врезался в стену каньона, совсем недалеко от корабля, разлетаясь мириадами огненных брызг и выбросив облако сизо-зеленого дыма. А вот второй аккуратно угодил по палубе, недалеко от носа. Было хорошо видно, как одна, объятая пламенем фигурка, издав истошный вопль, бросилась за борт. Остальные заметались по палубе, предпринимая усилия по тушению огня: за борт полетели вёдра на веревках, кто-то пытался перевернуть бочку с водой и смыть за борт разлившееся по палубе горящее пятно зажигательной смеси.
     Капитан атакованной галеры, Кривоногий Юстин, оказался не совсем дураком. Быстро расставшись с идеей наживы, он дал команду на задний ход. Весла, замерев в воздухе на пару мгновений, изменили направление движения, и галера начала замедлять ход.
     В этот момент сверху раздался новый сдвоенный удар баллист, и вторая пара огненных шаров полетела навстречу цели.
     На этот раз демам не повезло: оба снаряда попали по галере. Причем один, задев мачту, развалился на несколько пылающих частей, поджег пару канатов и часть свернутого паруса. Но положение не выглядело безнадежным: благодаря быстро принятому решению об отступлении, корабль уже начал удаляться от крепости, и скорость его увеличивалась, чему способствовало течение. Команда дружно занималась ликвидацией пожара, и если больше попаданий не будет, то у Юстина хорошие шансы спасти корабль.
     Похоже, что межгорцы наконец проснулись. И что теперь делать ему, Фаргу? Назад плыть опасно: тут минимум две балисты, и пока он выйдет из зоны обстрела, они успеют несколько раз по нему выстрелить; при такой точности попаданий у него очень плохие шансы прорваться к морю. Плыть вперед тоже опасно: неизвестно, есть ли балисты на другом конце стены и сможет ли она стрелять вслед проплывшему кораблю. Форт построен недавно, может, еще не успели поставить их там.
     Фарг перевел взгляд с отступающей галеры Юстина на галеру Булиса, та уже наполовину скрылась за изгибом реки.
     Тварь везучая! Всё ему нипочем. Проплыл мимо крепости как на параде, разве только восхищенные женщины чепчики в воздух не бросали. Ну, погоди, паскуда, дай только выбраться отсюда, и ты мне за всё ответишь.
     Злобные мысли Фарга неожиданно прервались: галеру тряхнуло, а самого капитана так сильно бросило вперед, что он еле устоял на ногах.
     – Какого чёрта? – заорал он. – Что происходит?
     – Кажется, налетели на мель, – удивленно ответил старпом.
     – Ты совсем мозги пропил, Хонор? Какая мель посередине судоходного фарватера, в этой узкой реке?
     – Сам не понимаю.
     – Живее давай задний ход и выясни, на что мы наткнулись! Не хватало нам ещё застрять тут, под стенами этой крепости.
     Сам Фарг быстро направился на нос галеры, понимая, что сейчас не время строить из себя великого руководителя, обмахиваться опахалом и раздавать команды направо и налево.
     – Капитан, тут какая-то здоровенная цепь в воде! – крикнул один из демов, подходящему Фаргу. – Похоже, мы на неё налетели.
     Цепь действительно была серьёзная. Сделанная из стального прута толщиной в четыре пальца, она протягивалась от одной стены канала до другой. В нормальном положении цепь была скрыта неглубоко под водой, но сейчас налетевший на неё нос галеры её приподнял и вытащил на поверхность.
     У одной стены цепь, по всей видимости, крепилась под водой, а со стороны крепости уходила в подводное отверстие и уже там дальше поднималась и крепилась к кабестану. Разорвать такую цепь не стоило и пробовать. Нет, если бы была наковальня, то пара кузнецов с молотами, положив на неё цепь, могла бы довольно быстро расплющить и сломать одно из звеньев, но в воде наковальни нет. А на весу такое сделать невозможно. И где эти нищие межгорцы взяли столько стали?
     Тем временем галера начала сдавать назад. Цепь, ослабляя натяжение, поползла вниз по форштевню и скрылась под водой, но неглубоко. Глубина в один локоть, не больше. Её прекрасно видно. Если бы кто-то вглядывался в воду, то непременно её заметил, но кто будет этим заниматься, когда все пялятся либо на горящую сзади галеру, либо вверх на крепость, откуда в любой момент может прилететь неприятный гостинец?
     Теперь выбора нет. Внутрь Межгорья нам не пройти, придётся прорываться назад к морю. Однако нет никакой уверенности, что у нас это получится. Поганые межгорцы непременно захотят сжечь галеру, и будет очень непросто этому помешать.
     – Эй, Хонор, – крикнул Фарг старпому. – Живо проверьте все бочки, чтобы были полные. И палубу водой облейте. Идём назад. Готовьтесь к обстрелу из баллист.
     Не успели демы начать выполнять команду капитана, как отошедшую всего на корпус назад галеру снова тряхнуло. Удар был не такой сильный, как в первый раз: галера ещё не успела набрать скорость, но неудачно стоявший Фарг не удержался на ногах и упал на колени.
     – Ну что на этот раз? – взбешённо проорал он.
     – Капитан, – крикнул перегнувшийся за борт рулевой, – тут тоже цепь.
     Вот чёрт, западня! Но откуда у этих нищих межгорцев металла на две таких здоровенных цепи? То, что у них есть одна, уже непостижимо, но откуда у них две? И как он, многоопытный Фарг, мог влипнуть в такую историю? Ему самому не раз удавалось проворачивать весьма хитроумные дела и устраивать коварные западни, а теперь сам попал в простейшую ловушку, из которой непонятно как выбираться. Всё эта гнида Булис…
     Додумать Фарг не успел. Раздался короткий свист, и стоявший рядом с ним дем захрипел: из его шеи торчала стрела. Из раны фонтаном била кровь. Раненый пытался её зажать, но это уже было бесполезно, скорее всего, перебита артерия. Вторая стрела с гулким стуком вонзилась в палубу совсем рядом с ногой капитана. Многолетний опыт подсказал единственно правильное решение: Фарг молнией бросился к фальшборту и схватил один из закреплённых на нём щитов. Воздев его над головой, он проорал:
     – Укрываемся под щитами, группируемся!
     Голова Фарга лихорадочно работала. Что делать дальше? Как выпутываться из этой непростой ситуации? Прыгнуть в люки? Но если сверху сбросят зажигательные снаряды, то мы все тут просто сгорим – зажаримся, как куры на вертеле, даже не успеем из люков выскочить и в реку прыгнуть. А если сразу в реку? И что дальше? Уплыть лучники не дадут, а сидеть долго в воде, прячась за корпусом галеры, не получится. Вода хоть и не ледяная, но долго в ней не просидишь, а до темноты еще далеко. В темноте уплыть, конечно, получится, а вдруг выйдет и цепь перепилить под покровом ночи – чем чёрт не шутит! Значит, нужно как-то продержаться до сумерек. Тянуть время. Но как его тянуть, если они начнут бросать зажигательные? А почему они их сразу не бросили? Зачем попусту тратить стрелы? Не хотят сжигать галеру? Почему? Жалко корабль? Гребцов? Точно! Какой же я идиот! Всё ведь лежит на поверхности. В крепости, видимо, сидят бакайцы, те самые, что примкнули к Стражу. Они как-то узнали, что мои гребцы тоже бакайцы. Ну конечно, они поймали наших разведчиков и допросили их. Вот же я идиот! Тупой кретин! Они поэтому и пропустили эту падлу Булиса, чтобы именно моя галера в ловушку попала. Значит, они не спали там у себя в крепости, и вовсе они не тупые: у них был план, и план хороший, раз такой тёртый калач, как Фарг, в него попал. Ну что же, молодцы бакайцы, ничего не скажешь, но теперь ваши карты мне известны – хотите освободить своих земляков и жечь галеру не собираетесь ни при каких условиях.
     Вот тут мне нужно разыграть свою партию, достать свою козырную карту. А какая у меня карта? Гребцы-бакайцы! Ну, это само собой, а ещё? А ещё я знаю, что сжигать галеру не будут, а вот бакайцы не знают, что мне это известно. Скорее всего, они предложат сдаться, потом начнут уговаривать, а я буду как бы упрямиться и колебаться. Вот на этой тонкой грани и нужно попробовать продержаться до темноты.
     Осмотревшись вокруг, Фарг увидел, что демы разбились на три отряда. Сам он в момент начала обстрела находился на носу судна и теперь вместе с группой из полутора десятка бойцов, укрываясь под щитами, располагался вокруг фок-мачты. Большая толпа демов во главе с помощником Хонором сгрудилась вокруг грота, и ещё небольшая группка успела укрыться в кормовой надстройке. Ещё несколько тел убитых демов лежали на палубе. И хотя обстрел прекратился, долго стоять с задранными над головой щитами – не выход: усталость и потеря концентрации постепенно предоставят лучникам лазейки для результативного обстрела. Набиваться всем в кормовую надстройку опасно: места там маловато на такую ораву. Если бакайцам удастся сбросить со стены что-то очень тяжелое, то они могут и верхнюю палубу проломить, и тогда набившимся в надстройке демам придется несладко, а гребцы в трюме вообще не пострадают. Нет, теперь гребцы – заложники, а к заложникам нужно держаться поближе, так их значительно труднее освободить невредимыми.
     – Эй, Хонор, – крикнул Фарг помощнику, – спускаемся в трюм и убираем вёсла, чтобы не поломать. Галеру начинает разворачивать течением.
     – Опасно всем в трюм, а если они зажигалки бросят?
     – Не бросят! – постарался как можно тише крикнуть Фарг. – Те, что в пристройке, пусть остаются на месте. Подстрахуют в случае чего…
     На двухмачтовой галере Фарга было два больших люка для спуска в трюм. Один располагался на носу, другой – на корме, недалеко от кормовой надстройки. К ним и двинулись демы, продолжая укрываться под щитами.
     – Эй, Фарг! – неожиданно крикнули сверху. – Мы знаем, что это ты. Мы всё знаем про тебя и твою оту. Не валяй дурака, сдавайся! Всем обещаем сохранить жизнь. Иначе сожжем галеру!
     – Сожжете, конечно, – пробормотал Фарг с ухмылкой себе в усы, спускаясь по лестнице.

Глава 16. Переговоры

     Марта была бабой хоть куда. Глядя на неё, мужики шалели. И хотя юность осталась позади: сейчас ей было уже около тридцати, да и роды внесли свои ненужные коррективы, но талия не исчезла: женщина оставалась стройной и при этом крепко сбитой, с миловидной мордашкой. Но главным достоянием Марты, конечно, была не фигура и даже не миловидная мордашка – это, безусловно, была её грудь. В ней всё было идеально: словно творец, уставший от бесконечной рутины ваяний однообразных, не сильно отличающихся друг от друга предметов, вдруг решил создать эталон. Тугие, правильной округлой формы и весомого размера груди Марты частенько заставляли мужскую половину человечества впадать в ступор и пожирать плотоядными взглядами. Она на всю жизнь запомнила, как один страдалец, увидев её идущую с коромыслом и двумя вёдрами, застыл на месте и, завороженно провожая её голодным взглядом, прошептал: «Богиня!»
     Вот и сейчас она почувствовала, что на неё кто-то пялится. Пялится нагло, ничего не стесняясь. К её удивлению, сегодняшними жертвами прекрасного оказались командер Арисат и его помощник Цезер. Нет, понятно, что кабель он и в Межгорье кабель, и самое главное в его кабелиной жизни – пялится на титьки, ну, может быть, не самое: самое главное, наверно, эти титьки гладить и тискать. Но всё же она никак не ожидала, что двое столь степенных мужчин, наделённых властью и ответственностью, будут так неприкрыто её разглядывать, как будто других дел у них нет. Еще сильнее Марта бы удивилась, узнав, что степенные мужчины завороженно разглядывают вовсе не её, а колодезного журавля, с помощью которого она набирала воду.

     ***
     Именно колодезный журавль подал Цезеру идею, как спустить воинов на вражескую галеру, но, в отличие от журавля, который только опускает и поднимает ведро, подъёмный механизм для спуска бойцов должен иметь возможность свободно поворачиваться в горизонтальной плоскости. Для этого на стене крепости установили мощный столб, на вершине которого был закреплён опорно-поворотный механизм, над которым потрудились местные кузнецы. Поверх механизма надёжно крепился 60-метровый ствол лиственницы. Плотники решили, что, хотя лиственница и тяжела, зато она прямая и прочная и для этой задачи подойдёт лучше всего. К одному концу ствола привязали двухслойную плетёную корзину с откидными бортами, рассчитанную выдержать шестерых вооружённых мужчин. На другом конце были закреплены несколько крепких канатов, каждый из которых тянули по несколько человек. Первоначальная идея использовать лошадей себя не оправдала. Для подъёма, поворота и спуска корзины на вражеский корабль нужно, чтобы лошади умели пятиться и ходить боком, и, хотя все это они могут делать, но одной лошади было недостаточно, а в упряжке из нескольких животных они вели себя бестолково. В итоге лошадей заменили 40 мужиков: тренировки показали, что такого количества достаточно, чтобы легко удержать на весу корзину с шестью экипированными бойцами.
     Галера Фарга встала удачно. Упершись кормой в боновую цепь, с убранными веслами, она постепенно начала разворачиваться течением и сейчас, уткнувшись носом в скалы, как раз под стенами крепости, остановилась. Удача состояла в том, что корзину с воями можно было спустить не на палубу, а на кормовую пристройку, что было значительно выгоднее для нападающих: там их труднее было обстреливать из люков.
     – Поднимай! – прокричал Цезер, стоя на стене крепости и делая чудные махательные движения руками, которые, по его разумению, должны были дублировать его приказы.
     Во внутреннем дворе крепости заскрипели канаты. Мужики, напрягая мускулы, тянули их на себя, опуская конец массивного бревна. Цезер, убедившись, что корзина с первой шестеркой бойцов поднялась выше зубцов крепостной стены, рявкнул:
     – Заводи в бок!
     Мужики на канатах попятились бочком, как крабы, продолжая удерживать канаты. Лиственница на поворотном механизме развернулась, и корзина с воями зависла в паре десятков метров над кормовой пристройкой галеры.
     – Трави помалу!
     Мужики начали осторожно отпускать канаты, чувствуя, как их конец бревна медленно поднимается, а противоположный, к которому привязана корзина, соответственно, опускается. Кто-то из них, не рассчитав силы, слишком резко отпустил канат, и корзина дернулась, заставив бойцов внутри вздрогнуть.
     – Осторожно! – взревел Цезер, его голос эхом разнесся над двором. – Не спешить! Не блох ловите, олухи!
     После спуска первой шестерки воев демы попытались обстрелять их из арбалетов, но усилия оказались тщетны. Специально изготовленные для подобного штурма большие прямоугольные щиты, поставленные плотно друг к другу, создавали непробиваемую стену. Да и стрелять из приоткрытого люка, стоя на узкой лестнице, можно было только по одному, а таким образом плотного огня не создашь. После того как на кормовую пристройку была спущена седьмая корзина с воями, среди которых находились Арисат и Цезер, было решено приступить к захвату палубы.
     Спустившись с кормовой пристройки, бойцы быстро заблокировали вход в нее, а затем, укрываясь за щитами, добрались до двух люков в трюм и запечатали их – для этого было достаточно встать на люк, придавив его своим весом.
     Десяток демов в кормовой пристройке сдаваться не пожелал, и в результате короткого боя был задавлен превосходящими силами.
     – Палуба наша! – торжествующе выкрикнул Арисат. – В корзине больше нет необходимости. Спускайте лестницы и готовьте всё, как планировали, только быстрее, а я пока побеседую с Фаргом.
     Подойдя к носовому люку, в котором, как видели наблюдатели со стены, скрылся капитан галеры демов, Арисат взял у одного из бойцов большой штурмовой щит и, положив его поверх люка, сел сверху. После этого, не спеша, снял с головы шлем и постучал им по люку.
     – Тук, тук, тук, – елейным голосом проворковал Арисат. – Кто на кораблике живёт?
     В ответ из трюма донеслось многоголосое ругательство.
     – Фаргуша, соколик, – продолжал ворковать елейным голосом Арисат, – что ты там бормочешь? Неужели ты не рад видеть старых друзей? Подойди поближе, тебя не слышно!
     – Катись ко всем чертям с моей галеры, недоносок! – неожиданно громко проорали из трюма. – Ты напал на мирный торговый корабль.
     – С каких это пор демы стали мирными? – деланно удивился Арисат. – У вас на юге произошла революция?
     – А кто тебе сказал, что мы демы? Мы халкидские торговцы, везем в Межгорье пряности и ткани разные.
     – Фаргуша, ты, конечно, можешь попытаться морочить мне голову, но мы хорошо знаем, кто ты такой. Во-первых, галера у тебя не торговая, а боевая, а во-вторых, мы поймали твоих разведчиков. Так что предлагаю всем вам сдаться. Давай проведём переговоры о сдаче, сблизим позиции...
     – Какие ещё позиции! Зачем нам сдаваться?
     – Как зачем? – удивился Арисат. – Чтобы жить дальше. Будете работать на каторге. Место хорошее, в горах. Работа хоть и тяжёлая, но жить можно, а раз в неделю дают вино.
     Из трюма донёсся многоголосый хохот:
     – Даже вино дают!? Ну мы уже просто мечтаем о вашей каторге...
     – Вот видишь, Фаргуша, наши позиции уже сближаются!
     – Какой я тебе Фаргуша? Я всеми уважаемый халкидский торговец, моё имя широко известно на всём побережье Южного моря.
     – Конечно, конечно... А вот ещё, совсем забыл, Страж разрешил демов кормить салом. Мол, незачем добру пропадать.
     – И где сало берёте? – насмешливо поинтересовался Фарг.
     – Как где? У вас же и берём! У тебя на галере сало есть? Конечно, есть! Вот им и будем вас кормить. Мы же не звери, последнюю вкусняшку у людей отнимать.
     Казалось, последние слова разозлили Фарга, и он решил больше не разыгрывать торговца:
     – Да подавись ты своим салом, не будем мы сдаваться. Попробуйте нас отсюда выковырять. Кровью умоетесь. То же мне, нашли дурака. Все ваши планы у меня как на ладони...
     – Напрасно ты так. Твои бойцы, которые в пристройке засели, сдались и сейчас потягивают прелестное абское вино. Кстати, нам тоже твои планы известны! Думаешь, время тянуть, от штурма гребцами прикрываться, а как стемнеет, попробуешь удрать с галеры? И как ты это планируешь сделать? Будешь борт галеры изнутри рубить?
     – Так я вам и расскажу о своих планах! – заржал в трюме Фарг. – И про гребцов ты угадал, попробуете штурмовать трюм, всех твоих бакайцев перережу. Лично буду им кишки выпускать.
     После этих слов в люк сильно ударили, так что Арисат даже немного подпрыгнул, но открыть люк не смогли. Наверное, демы хотели выпустить стрелу из арбалета и тем самым продемонстрировать свой воинственный настрой.
     – Да не кипятись ты так! Твоё вино ещё не принесли! Имей терпение, – воскликнул Арисат, – я же не предлагаю тебе прямо сейчас сдаваться! Обсудим это дело не спеша: времени до темноты у нас много. Может, получится вам ещё какие-то блага выторговать.
     – Это какие ещё блага? Будете к салу чесночок давать? Засунь свои блага себе в задницу! – проорал Фарг. – Убирайтесь с моей галеры, или начну убивать гребцов!
     Тут Арисат знаками показал стоящему рядом бойцу позвать Цезера, а сам продолжил вести переговоры.
     – Вот этого я тебе делать не советую: как только ты убьёшь гребцов, мы сожжём галеру! Ты же не хочешь зажариться заживо, а, Фарг?
     – Я не дурак, всех убивать не стану, но штук двадцать бакайцев выпотрошу с удовольствием. Ты же не станешь жечь корабль, на котором ещё осталась сотня твоих соплеменников? Как видишь, мне тоже кое-что про вас известно! – заржали из трюма.
     – Пожалуй, что не стану. Вот потому и предлагаю спокойно обговорить условия сдачи. Надеяться вам всё равно не на что, или ты думаешь, что Булис развернёт свою галеру и придёт к тебе на выручку?
     Сзади подошёл Цезер и шёпотом сообщил:
     – Командер, у нас почти всё готово.
     – Поторапливайтесь! – прошептал Арисат. – Эта сволочь собирается убивать гребцов, да и на свидание к Булису можем опоздать.
     Из рассказов пленных было известно, что посудина Фарга была стандартной двухмачтовой галерой демов. На верхней палубе располагалась кормовая надстройка для размещения командного состава с приближенными. Все прочие демы обитали в трюме в двух отсеках, куда вели две лестницы с палубы. Один отсек располагался под кормовой надстройкой, другой – в носовой части галеры. В обоих помещениях были двери, ведущие в центральный трюмный отсек, где находились гребцы с надсмотрщиками. Чтобы избежать проникновения неприятных запахов из помещения с гребцами, во время морских переходов двери в их отсек почти всегда были наглухо закрыты. А доставка продовольствия гребцам и удаление продуктов жизнедеятельности осуществлялись с помощью вёдер на верёвках через два небольших люка в середине палубы. Лестниц под этими люками не было, да и человек в это маленькое квадратное отверстие не пролез бы, так что в случае побега или восстания воспользоваться люками рабы не могли.
     Сейчас, именно возле этих люков, шла главная работа. Там были установлены большие кузнечные меха. С их помощью раздувался огонь в подожженных тюках соломы. Прессованная сырая солома горит плохо, скорее можно сказать, что она тлеет, а если её облить водой, то выделяет много густого, едкого дыма. Команда Арисата, разрабатывая план захвата галеры, решила, что ломиться через люки, спускаясь по лестнице, – это потерять многих бойцов. Поэтому будет не лишним, если перед атакой демы немного подышат ядовитым дымом.
     Но меха доставили из крепости, разумеется, не только для того, чтобы разжечь солому: с этой задачей можно было справиться и без них. С помощью мехов планировалось нагнетать чистый воздух в центральный трюмный отсек, где сидели гребцы. Как только в помещении с демами появится густой дым, они, скорее всего, откроют двери в отсек с рабами и ринутся туда. Так как Фарг приказал втянуть весла внутрь, то по проходу перемещаться трудно. Значит, в дверях возникнет свалка, закрывать их никто не будет, и дым начнет поступать в отсек с гребцами. Конечно, у каждого ряда гребцов было отверстие в борту, через которое высовывалось весло, и через это же отверстие в трюм поступал свежий воздух, но отверстия были сравнительно небольшими, и если гребцу, сидящему около борта, оно могло помочь против задымления, то тому, кто сидел в центре у прохода, толку от такой вентиляции было мало. Нагнетаемый в трюм воздух будет помогать в основном гребцам, сидящим в центре отсека, недалеко от маленьких люков, тем же, кто находится рядом с дверями, в любом случае придется туго, но придется рисковать.
     – Меха установили, солому разожгли, – доложил Цезер.
     – Тащите солому сюда, будем начинать!
     Из трюма снова раздался голос Фарга:
     – Эй, бакаец! Я чую запах дыма. Ты решил поджечь галеру?
     – Нет, конечно. Ты же знаешь, что мы хотим освободить гребцов. Мы не можем жечь галеру!
     – А почему дымом запахло?
     – Потому что мы решили зажарить барашка! Будем вас психологически обрабатывать. Уверен, что твоя команда не откажется от свежего сочного мяса и бокала хорошего вина... Видишь, я ничего от тебя не скрываю.
     – Думаешь, что моя команда взбунтуется ради твоего барашка? – удивился Фарг. – Ради куска мяса сдаться в плен? Да за кого ты нас принимаешь, выродок бакайский?
     Рядом с Арисатом вновь возник Цезер и доложил о полной готовности. Поднявшись с люка и забрав щит, Арисат отдал команду к штурму. Несколько бойцов начали поливать водой тлеющие тюки с соломой, от которых тут же начал подниматься вверх густой сизовато-желтый дым. Аналогичная картина наблюдалась и у второго люка. Неожиданно к тюкам подскочил Цезер и, достав своё мужское хозяйство из штанов, начал мочиться на солому, приговаривая, что нужно добавить к жаркому немного специй для пущего аромата... К Цезеру быстро присоединилось еще несколько бойцов, по-видимому, полагая, что специй Цезера может оказаться недостаточно.
     – Эй, повара, не переборщите со специями! – воскликнул Арисат. – А то жаркое совсем потухнет.
     Когда с приправами было покончено, пришло время штурма. Распахнув люк и переждав несколько выстрелов из арбалетов, бойцы начали накалывать на алебарды тлеющие тюки соломы и бросать их в трюм. Остальные начали наматывать на нижнюю часть лица мокрые тряпки, чтобы снизить проникновение едкого дыма в лёгкие, когда они начнут спускаться в трюм.
     У второго люка вышла некоторая заминка: люк оказался заперт изнутри. Но это не сильно замедлило нападающих. Пара кузнецов, нанеся по несколько ударов своими молотами, разломала несколько досок люка, после чего просунутой в образовавшуюся щель алебардой был сбит запор, и люк открыли.

     ***
     После того как в распахнутый люк влетел первый дымящийся тюк соломы, Фарг осознал, что его обманули. Обманули его, того, кто сам мог обмануть кого угодно. Оказывается, он не один тянул время, имитируя переговоры: чертовы бакайцы тоже его тянули. Только им нужно было протянуть не до темноты, а ровно столько, чтобы подготовиться к штурму и не дать демам убить гребцов. Ну, тут они просчитались: гребцы – вот они, в двух шагах за дверью.
     Помещение уже наполнилось едким дымом. Отовсюду доносился кашель, кого-то рвало. Но Фарг не обращал внимания на дым, заполняющий лёгкие: силы ему придавала ненависть. В два здоровенных прыжка он преодолел расстояние до двери в гребное помещение и, выдернув запор, распахнул дверь к гребцам. Дыма в этом помещении ещё не было, но это не помогло Фаргу начать разумно мыслить. Он пару раз перелез через втянутые в галеру вёсла, перегораживающие проход, и, выхватив меч, с диким воплем рубанул ближайшего к себе гребца. В лицо ему брызнула теплая кровь, что привело Фарга в ещё большее неистовство. Не поднимая меч, он пырнул второго гребца. Ослеплённый ненавистью, он собирался продолжить рубить рабов, совсем не соображая, что находится в довольно узком проходе, окружённом сильными мужчинами, которых от неповиновения удерживает только страх за свою жизнь. И если начать рубить их направо и налево, то бояться им будет уже нечего. Пусть они прикованы, но некоторая свобода движений у них есть: иначе они не смогли бы грести и принимать пищу.
     Из задымленного трюма через открытую дверь дым начал проникать в гребное помещение. Ближние к двери гребцы тоже начали кашлять, вдохнув едкого дыма; так же из-за двери донёсся звон мечей. Значит, бакайцы уже спустились в трюм, и, судя по шуму боя, сопротивление им оказывали вяло. Значит, времени у Фарга осталось немного. Нужно спешить. Вытащив меч из проткнутого гребца, Фарг собирался размахнуться и рубануть снова, но в этот момент его кто-то сильно толкнул сзади. Не удержав равновесия, Фарг свалился на тело гребца, из которого только что вытащил меч, и в этот момент ему вцепились в волосы двумя руками и начали их рвать. Это было подло, по-бабьи, и весьма больно. Слёзы сами собой хлынули из глаз. Фарг, низко зарычав, попытался ткнуть обидчика мечом, но его отведенную назад руку перехватили, и тут же кто-то вцепился в неё зубами. Волна боли прокатилась по руке, но попытка её освободить не удалась. Она как в капкан попала. Одновременно с этим ещё кто-то схватил другую руку и начал её выворачивать. Фарг заорал от боли и продолжал пытаться вырваться, но это было уже бесполезно.
     Чьи-то зубы, вцепившись в ляжку, вырвали кусок плоти. Хрустнул вывернутый сустав. Крепкие пальцы, схватив за ухо, оторвали его. Ужас поглотил сознание Фарга: его рвали на части живьём. Последнее, что он смог осознать через пелену боли, – были чьи-то пальцы, добравшиеся до его глаз.
     Теряя сознание, собрав воедино всю свою ненависть, Фарг проорал:
     – Булис! Тварь! Сдохни!

Глава 17. Кухня

     Солдатская мудрость гласит: держись подальше от начальства и поближе к кухне. Однако она умалчивает о правилах поведения на этой кухне, если хочешь избежать внимания начальства. А вести себя там нужно тихо, незаметно, словно мышь под веником. Тогда, глядишь, начальство не скоро вспомнит о твоем существовании, а то и вовсе о тебе забудет. А если препрёшься туда "со своим уставом", или, не дай бог, "качать права", то жди беды.
     – Жув, и какая у нас случилась беда? – спросил я.
     – Вообще-то, у нас две беды, – немного отдышавшись, сообщил Жув, – но первую я смог решить.
     – А конкретнее?
     – Прибыло слишком много народа, его некуда девать. Всех трудоустроить не получается. Из-за скученности люди больше мешают друг другу, чем работают. Темпы замедлились.
     Тут неожиданно развеселился Татлос:
     – И как же ты решил проблему? Проредил население? Справился без погони! Теперь её можно отпускать домой?
     – Напрасно вы иронизируете, – немного обиделся Жув, – я ввел сменную работу. Пока одни работают, другие будут отдыхать. Одновременно работать будет меньше народа, зато работа будет идти круглосуточно.
     – В темноте много не наработаешь, – усомнился в решении хозяйственника Конфидус.
     – Я выделил людей на заготовку факелов. Целая бригада будет этим заниматься. Думаю, при факельном освещении вполне можно выполнять большинство работ, но если я сделал что-то не так, тогда подскажите, как нужно поступить.
     А ведь у этого парня действительно управленческий талант! В эпоху средневековья додуматься до сменной работы, да еще под грузом всех свалившихся на него забот и под давлением ответственности. Он не побежал чуть что плакаться Стражу, а взял всю ответственность на себя: нашёл решение, принял его и начал реализовывать. А только затем пошёл отчитываться.
     Такое поведение несомненно заслуживает похвалы:
     – Ты молодец, Жув, всё правильно сделал! – совершенно искренне подбодрил я маленького хозяйственника. – Теперь тебе станет полегче. Мы распределили командующих по участкам обороны. С этого момента каждый из них будет сам руководить работами на своём участке, а тебе, Жув, нужно будет осуществлять руководство лагерем и кухней, ну и общее взаимодействие. Совет будем считать завершённым, завтра снова соберёмся, может, у кого-то появятся полезные идеи. Сейчас можно поесть и за работу.
     – Вот тут мы подошли ко второй беде, – понурился Жув.
     – Неужели жратва закончилась? – возопил Зелёный. – Ну, выпить-то хоть осталось?
     Общий смех прервала Нью, единственная, кто осталась серьёзной после реплики попугая:
     – Жув, расскажите о второй беде.
     – А беда, собственно, в том, что они уже готовы поубивать друг друга.
     – Кто? – удивился я в резко наступившей тишине.
     – Да все эти скандалисты! – неожиданно горячо воскликнул Жув и поспешно продолжил: – Нет, пока их было мало, всем места хватало, и никаких ссор не было, но теперь они начали ругань, кто из них будет первый готовить, так как обустроенных мест для приготовления пищи на всех, видите ли, не хватает. У каждой, даже завалящей, деревеньки своя еда, свой котёл, в который они кладут свой кусок мяса, а объединяться они, видите ли, не желают, так как их баран жирнее и сочнее, чем у соседа, а кормить нахлебников за свой счёт они не хотят и не будут. Меня они не слушают. Я пытался установить очередь, но меня чуть не побили. Одни, видите ли, приехали сюда первыми, другие полагают, что у них больше ртов и потому они должны готовить без очереди, а третьи уже освежевали своего барана и спешат нанизать его на вертел, чтобы мухи по нему не топтались...
     Мда, ну что тут можно сказать – шкурный интерес всегда был для человека важнее всего.
     – Это моя вина, Жув, – немного помолчав, признался я, – слишком увлёкся планированием предстоящего сражения и взвалил на вас все прочие дела, забыв, что у нас не оловянные солдатики, а живые люди со своими проблемами и человеческой натурой.
     – Да уж, – согласился Татлос, – нашего крестьянина уже погань за пятку грызёт, а он всё продолжает скандалить с соседом по поводу козы, залезшей в чужой огород.
     – Но я знаю, как нам исправить положение и обернуть его в свою пользу! – продолжил я. – Мы выкупим всё продовольствие у населения!
     – А что же они тогда будут есть? – крайне удивился Жув.
     – Наши продукты.
     – Что? Да Вы с ума сошли! – Жув был настолько потрясен моим предложением, что забыл о всякой субординации. – Вы собираетесь кормить эту толпу дармоедов за свой счет?
     – Это не дармоеды, а жители Межгорья, – попыталась урезонить завхоза Нью, – наши жители, Жув.
     – Да плевать, кто они, – продолжал бушевать разъярённый завхоз, – мой Страж, вы понимаете, сколько могут сожрать за это время семь тысяч человек? А скоро их тут будет ещё больше: они всё прибывают и прибывают. Я в жизни своей столько людей в одном месте не видел. И когда они узнают, что могут кормиться на дармовщину, то работать они перестанут, а только и будут сидеть и жрать, и жрать, и жрать... пока не лопнут, и даже это их не остановит.
     Тут Снежа неожиданно изрекла:

     – Человек, словно в зеркале, – мир многолик.
     – Он ничтожен – и он же безмерно велик![20]

     – Молодец, подружка! – поддержала птицу Нью, поглаживая ее по хохолку.
     – Жув, не волнуйтесь вы так. Я же сказал, что мы обернем эту ситуацию себе на пользу.
     – Это каким же образом трата казны пойдет нам на пользу? Любой хозяйственник знает, что для казны только тогда польза, когда она полнеет, как амбарная мышь, а всё остальное ей только во вред.
     – А вот каким! Вы прекрасно знаете о разношёрстности нашего населения. Люди не знают и половины жителей своей деревни, а о жителях соседней и говорить нечего. Для многих большинство окружающих – чужие. Многие ещё не считают Межгорье своим домом. Но сейчас мы почти все собрались тут: нас объединила общая беда. Вместе строим оборону, вместе спим вповалку, вместе едим, вместе будем сражаться и проливать кровь. Именно в таких условиях возникает крепкая дружба, которая останется на многие годы. А мелкие дрязги из-за того, чей баран должен зажариться первым, только разрушают это единение. Человеческую натуру по мановению ока изменить нельзя, как и направления ветра, но ее нужно знать и уметь использовать во благо. Если этого вторжения не было бы, то его нужно было придумать: оно позволит нам быстро сплотить население, а деньги тут – дело второстепенное, тем более что в казне они есть. Не так ли?
     – Ну, есть, – насупился Жув, – но если Вы будете продолжать ими сорить, то скоро их не будет. Они развеются, как утренний туман.
     Зелёный решил поддержать завхоза в том, что всё хорошее быстро кончается, и продекламировал:

     – Вино – это очень уж странный предмет...
     – Оно – если есть, то его сразу нет![21]

     То, что у Зеленого всё, как всегда, свелось к горячительным напиткам, никого не удивило.
     – Думаю, хитрая птица намекает нам, что пора выпить и перекусить, – улыбнулся Конфидус. – Я, честно говоря, уже проголодался и предлагаю отправиться на кухню, навести там порядок и заодно поесть. А вашу идею, Дан, я полностью поддерживаю.
     – Хорошее настроение и единство для настоящего воина важнее денег, – поддержал Дирбз, – а сегодня мы все тут воины.
     Нашему единодушию Жув почему-то не обрадовался, а напротив, насупился ещё больше:
     – Вы говорите, что человеческую натуру надо знать и использовать, но вы её не знаете, не знаете вы народ. Память у него короткая, и добра он не помнит, и завтра благодарности за вашу сегодняшнюю доброту иметь не будет.
     Наступившее молчание прервала Нью:
     – К сожалению, вы правы, Жув, многие люди добра не помнят и воспринимают всё как должное, но сегодня нужно поступить так, как предложил Дан. Наша цель — объединить людей и прекратить внутренние конфликты, а на общенародную любовь мы не рассчитываем.

     ***
     До кухни члены Совета добрались быстро. Правда, назвать это кухней можно было с большой натяжкой: на относительно небольшом участке поля было оборудовано более трех десятков костровищ, оснащенных конструкциями для подвешивания котлов и прочими необходимыми приспособлениями для приготовления пищи на костре. Вокруг было установлено множество наспех сколоченных столов и скамеек. Невдалеке имелась большая куча сваленных дров и загон для скотины. Помимо животных и птицы, в загоне присутствовало много подростков и совсем еще детей, по всей видимости, каждый присматривал именно за своей живностью. Вокруг большинства костров крутились кухарки, и по поднимающемуся над котлами пару и доносящемуся аромату можно было легко догадаться, что готовка в самом разгаре и женщины зря время не теряют, в отличие от мужчин. Основное внимание, привлекаемое кухней, заключалось вовсе не во вкусных ароматах, а в серьезной толпе, состоящей в основном из мужиков, собравшейся вокруг нескольких телег. Здесь бушевали шекспировские страсти. Парочка мужчин вела оживлённую дискуссию. Высокому, крепкому мужчине с аккуратной бородкой оппонировал низкорослый толстячок с лысиной. Чтобы компенсировать недостаток роста, он взобрался на телегу и теперь, возвышаясь над соперником, толкал прочувственную речь. Было сразу понятно: молоть языком плешивый оратор умеет мастерски.
     – Мы первые пришли сюда на защиту Межгорья, – вещал плешивый, размахивая руками, – это мы сделали эти костровища, мы сколотили эти столы и заготовили дрова! И что? Нам кто-то сказал спасибо? Шиш! Теперь сюда, на всё готовое, набежала вот эта толпа бездельников и решила обустроиться вокруг наших костров и занять наши столы, а где они, спрашивается, были, когда мы первые встали на защиту родного края? Сегодня они будут сидеть за нашими столами, завтра захотят есть нашу еду, а на что они раскатают губу послезавтра? А я вам скажу! Они непременно захотят залезть под подол нашим бабам. И не только это...
     – Нам хозяйственник сказал, что здесь оборудовано место для приготовления еды, – слабо отбивался высокий крепыш, – оборудовано для всех. Нам чужого не надо: у нас своя скотина имеется.
     – Мало ли чего наплёл этот кривоногий уродец! Кто он вообще такой? Бегает тут вокруг, распоряжается, щёки раздувает, а толку от него никакого, он вообще никто. Из какой-то щели его вытащили, непонятно зачем. Вместо того чтобы выдвигать толковых людей, непонятно кого назначают.
     Пора было прервать разошедшегося оратора, но пока я только обдумывал, как более эффективно это сделать, меня опередил Татлос. Видимо, устав слушать прочувственную речь, он взобрался на телегу и сзади приблизился к плешивому. Тот настолько вжился в роль народного трибуна, что даже не заметил покачивания и поскрипывания телеги под грузом здоровенного Татлоса.
     – Этого красноречивого зовут Яхин, он из общины Татлоса, – тихо проговорил мне на ухо Конфидус, – хороший гончар, но как человек – полное дерьмо. Постоянно устраивает склоки и мутит воду. Татлос рассказывал, что когда они ещё жили на старом месте, он подумывал избавиться от этого баламута, скормив его тварям, но пожалел. И, видимо, зря.
     Крутые всё же тут нравы! Если это, конечно, Татлос говорил на полном серьёзе. Скормить своего прихожанина тварям – поступок нетривиальный. Хотя от этих баламутов столько вреда, что даже оценить невозможно. Кажется, помолол мужичок языком, ну ничего страшного, никто ведь не умер. Только потом на вспаханной этим языком грядке такие ягодки могут вырасти, что не дай бог. Этот вот с телеги вещает, другой, помнится, на броневичок залезал и кепкой размахивал. Если бы знать тогда, сколько дел наворотит тот балабол, то его не то что тварям, клопам нужно было скормить...
     – ...а тем временем среди нас есть очень достойные люди, – продолжал вещать разошедшийся оратор, – но наши Стражи почему-то назначают на ответственные посты каких-то бездарей, которые и делать ничего не умеют, а только носятся, размахивают ручонками и орут дурным голосом...
     В этот момент над ухом разошедшегося оратора раздался весёлый бас.
     – Это случайно не ты, Яхин, тот самый достойный? Вша ты, базарная!
     – Ааа, – осекся плешивый и испуганно присел, но, понимая, что трусить на глазах у собравшейся публики нельзя, как можно более дерзко, срываясь на фальцет, выкрикнул:
     – Может, и я, уж не хуже этого носатого выскочки.
     Тут, неожиданно, вроде как забыв про плешивого, Татлос обратился к собравшимся:
     – Стыдно мне за вас, вроде взрослые все мужики, а слушаете этого пустобрёха. Он, видите ли, сложил костровище и дрова нарубил! И что? А кузнец меч выковал: сам будет им махать? Кухарка суп свой тоже никому не даст? В следующий раз, когда увидите этого хорька, делайте вот так!
     С этими словами Татлос могучей рукой схватил плешивого за шиворот, резко развернул и дал хорошего пинка. Да так, что тот, издав жалобный вопль, свалился с телеги.
     – Всё. Митинг закончен! Сейчас Страж Дан вам расскажет, как мы решим проблемы с кухней.
     Залезать на телегу я не стал. Вокруг было не так уж и много народа. Все меня видели и слышали:
     – Сразу должен напомнить вот этому, так стремительно покинувшему нас оратору, и всем прочим, у кого может возникнуть желание мутить воду, что на каторге у нас не только демы.
     Еще скажу, что главный хозяйственник Жув пользуется моим полным доверием, и все его распоряжения должны выполняться. Именно благодаря ему я вовремя узнал о проблемах с готовкой еды. И вот как мы поступим. Вы знаете об объявлении военного положения, а это означает, что все трудоспособные жители привлекаются на оборону Межгорья. Теперь всех жителей можно приравнять к нашей армии, а это означает, что кормиться все вы будете за счет казны.
     Тут внимательно слушающее до этого момента население загудело, как растревоженный улей.
     – А ну, тихо! – рявкнул на них с телеги Татлос. – Все слушают Стража Дана.
     – С этого момента мы начинаем складывать провизию в общий котёл. Кухарки будут готовить еду не каждая для своей деревни, а для всех. Главной по кухне я назначаю Зану. Это главная повариха Мальрока, если кто не знает. Народу здесь собралось много, так что и поварих потребуется пара сотен. Присылайте своих поварих в помощь к Зане. Ваши продукты забираются у вас не просто так. Межгорье их оплатит. Вы, наверное, догадываетесь, что казну сюда мы не захватили, поэтому Жув тщательно зафиксирует, сколько, чего и у кого взято, а позднее вы сможете получить плату.
     Мы начали чеканить нашу межгорскую монету: серебряную и медную. На вырученные за скотину деньги вы сможете приобрести какие-то нужные вам товары. Весной мы планируем отправить несколько торговых кораблей. У нас большая нехватка тканей, и вы не хуже меня знаете, что половина жителей Межгорья ходит, если не в лохмотьях, то в весьма потрепанной одежде. Многое из того, что привезут торговцы, можно будет купить, в том числе и на деньги, полученные за вашу провизию.
     И вот еще что: после того как приём провизии будет закончен, Жув назначается главным по кухне и лагерю. Все вопросы, связанные с этим, решать будет он. Если узнаю, что кто-то не выполняет его распоряжений и мутит воду, лишу возможности кормиться на кухне. Пусть идут в лес: там грибы есть, и орехи созрели.

Глава 18. Тема сисек

     – Одна титька должна вывалиться наружу!
     – Не буду я сиськами сверкать!
     – А я говорю, что хотя бы одна титька должна быть на виду. Для правдоподобия!
     – А я говорю, что не согласна трясти обнажёнными грудями при всём честном народе!
     – Вот же глупая женщина! Эта титька не для народа, а для демов.
     – А мне всё равно, я вам не шалава гулящая. У меня муж есть.
     – Ты что, не понимаешь, что титька нам нужна для серьёзного дела?
     – Знаю я ваши серьёзные дела!
     Живописный прибрежный луг, со скошенным, но ещё не убранным сеном, совсем недалеко от форта "Флорис", за околицей новенькой деревушки, ещё не получившей названия, был выбран для финальной схватки с демами Булиса. Галера которого, преодолев препятствия из поваленных деревьев, вот-вот должна была появиться из-за поворота реки.
     Но чтобы всё прошло как задумано, необходимо заставить демов пристать к берегу и сойти с галеры. Для этого их нужно заинтересовать – подкинуть вкусную косточку. А что больше всего интересует дема? Разумеется: деньги, женщины и выпивка, а если учесть, что в плаванье галера провела не один день, то женщины выходят на первый план. Поэтому в качестве вкусной косточки решили использовать женскую грудь. Ту самую, что манит и зовёт.
     Приманка должна появиться "на сцене" в результате спектакля с мнимым грабежом деревни. А грабеж и насилие, как известно, близнецы-братья. И если "охотнику" показать кусочек обнажённой жертвы, то шансов устоять от соблазна у него почти не остаётся: тут и самый здравомыслящий дем может перестать трезво оценивать опасность. Только вот ведущая актриса, выбранная на роль той насилия, оказалась несговорчивой.
     Арисат хмуро смотрел на стоящую перед ним парочку, из-за его плеча выглядывал Цезер. Женщина была в изодранном платье, явно намекавшем на грубые домогательства. Крепкий мужчина, экипированный в демские доспехи, был измазан сажей для пущей неузнаваемости.
     – Ты пойми, Марта, если галера не пристанет к берегу и пройдёт дальше до озера, то сотни жителей Межгорья окажутся в опасности. Нам позарез нужно, чтобы демы вышли на берег именно здесь. А чем их подманить, как не голой титькой?
     – Эт точно, – поддакнул Цезер, – а твоя грудь – лучшее, что у нас есть.
     – Да надо мной всё Межгорье будет потешаться! Все будут тыкать в меня руками и говорить: "Смотрите, вон идёт та самая шаловливая Марта, что не стесняется своё хозяйство на всеобщее обозрение выставлять!"
     – Потешаться! – вскричал Арисат. – Да на тебя молиться будут! Все бабы будут завидовать, что выбрали тебя, а не их. Вот скажи, сколько детей ты можешь выкормить своими титьками? Пять? Десять? А тут… Да твои титьки спасут сотню мужиков от рабства. Там же наши парни – бакайцы! Там чьи-то мужья и сыновья!
     – Эт точно, – снова поддакнул Цезер и потом неожиданно добавил: – А мы тебе памятник поставим. Каменный!
     – Чего?
     – Верно! – подхватил Арисат, мгновенно уловив идею. – Поставим бюст твоему бюсту.
     – Чего?
     – Ну, бюст – так скульптура верхней части тела называется. Ни у одной бабы в Межгорье своей статуи нет, а у тебя будет. Так её и назовём – "Титки Марты"!
     – А нижняя часть где будет? Это что, я за уродина, без задницы!
     – Ну, если хочешь, мы тебе статую в полный рост сделаем.
     – Вот тоже радость! Значит, я не только с голыми сиськами при всём честном народе буду красоваться, а окажусь полностью голая, со всеми срамными местами на показ... Обрадовали!
     – А мы тебя ёлочками прикроем, – нашёлся Цезер.
     – Чем?
     – Ёлочками. Зелёненькие такие. Пушистые.
     – Да знаю я, как ёлки выглядят. Вы меня совсем за дуру держите?
     – Посадим вокруг твоей скульптуры ёлочки, – не унимался Цезер, – и будем их подстригать. Круглый год вокруг твоей скульптуры будет густая зелёная изгородь. Весь нижний срам будет от посторонних глаз закрыт. Только бюст с головой будет из ёлочек выглядывать. К-р-а-сиво будет!
     – А ты чего молчишь, как в рот воды набрал? – неожиданно обратилась Марта к мужчине в демских доспехах. – Его жену хотят раздеть донага у него на глазах, а он, видите ли, отмалчивается.
     – Ну, если для дела необходимо титьки оголить, то ничего страшного не вижу. Не растаешь. Только вот что, Арисат, если Марта своё хозяйство на белый свет достанет, то я могу с собой не совладать...
     – В смысле, не совладать?
     – Ну, в смысле, могу наброситься. Натурально, уже без всяких этих ваших спектаклей. Я как эти увесистые прелести вижу, так ни о чём другом больше думать не могу. Все другие дела побоку!
     В этот момент к четвёрке деятелей средневековой культуры подбежал один из помощников главного режиссёра:
     – Арисат, нам сигналят, что галера прошла завал. Скоро будут здесь.
     Коммандер еще раз с ног до головы осмотрел пару актеров и сурово предупредил:
     – В общем, так, Марта, хочешь с сиськами, хочешь без, но если демы на берег не сойдут, я тебя в настоящий театр отправлю, к стражихе. Будешь там шалаву играть, на глазах у всего Межгорья. А ухажёром твоим будет горбатый Тук, и никаких почестей и статуй с ёлочками уже не будет. Усекла?

     ***
     С завалом пришлось повозиться. Рубить сосны, лежащие в воде, да ещё из раскачивающейся лодки, не очень удобно. А одна здоровенная и вовсе над водой зависла, перекрыв узкую реку от берега до берега. Когда её рубили, она пружинила и вибрировала, словно пыталась уворачиваться от топора, а когда её всё же перерубили, она так плюхнулась, что сломала одно весло и чуть лодку не перевернула. Но, наконец, завал расчистили, лодка вернулась к галере, и плаванье продолжилось.
     Но радоваться продвижению пришлось недолго. Пройдя несколько сотен метров и преодолев поворот реки, демы увидели новый завал. Правда, тут решение проблемы выглядело проще: скалистый берег с одной стороны сходил на нет, переходя в широкий луг. Значит, лесорубов можно высадить на берег, а с твёрдой опоры рубить дерево проще и быстрее. Вопрос был только в том, нет ли на берегу засады. Если галера пристанет к берегу, то на неё напасть значительно легче, чем на галеру, стоящую на якоре посередине реки. Да и команде лесорубов, подошедших на лодке к завалу, мало что угрожает. В случае обстрела со стороны неприятеля можно укрыться за бортами лодки, а течение само отнесёт тебя назад к галере. Если же ты сошёл на открытый берег, то деваться тебе некуда.
     Окружающий пейзаж выглядел миролюбиво: луг со скошенным, но не убранным сеном, небольшая группа пасущихся коров. В глубине луга – деревушка, с трёх сторон окружённая лесом. Но что-то в этой деревушке было не так. Там что-то происходило.
     – Гурок, подводи галеру к берегу – будем высаживать команду, расчищать завал.
     Гурок – крепкий, высокий старпом, уже пару лет плавал под началом Булиса. Главарь ему не нравился своим буйным нравом и несдержанностью. Он постоянно принимал необдуманные, спонтанные решения, вечно лез на рожон и проявлял ненужную жестокость. Но должность старпома позволяла получать двойную долю с прибыли и, возможно, самому со временем дорасти до главаря оты.
     – Кеп, может, не стоит к берегу на узкой реке подходить? Вдруг тут нас поджидают. Не нравится мне эта деревня! Да и от крепости мы совсем недалеко. Давай зайдем в озеро, пристанем в неожиданном месте, проведём быструю разведку окружающей местности...
     – Вот смотрю я на тебя, Гурок, и спрашиваю себя: как же так получилось, что ты попал на мою галеру, да ещё старпомом стал? Нет, парень ты, конечно, здоровый и дело своё знаешь, но нет в тебе удали, бесшабашности нет. А ведь мы людоловы. Нас ноги кормят и злость, а не мозги и сомнения.
     – Но нам ведь спешить сейчас некуда? Галера Фарга ещё не появилась. Расчистим этот завал с реки, как и прошлый. Заодно и Фарг нас нагонит.
     – Да чёрт с ним, с Фаргом этим! Надоел мне этот заяц трусливый. Думаю, после похода нужно тебя будет ему отдать. Он тоже жуть какой осмотрительный. Выйдет из вас отличный тандем. Будете смотреть на добычу да облизываться, пока я её себе в карман засовываю.
     Тем временем из деревни продолжал доноситься какой-то шум. Звуки походили на звон мечей. Неожиданно из глубины деревеньки повалил густой дым – это не было похоже на дым из трубы, скорее, загорелся какой-то дом или сарай. Людей видно не было, но вот какой-то мужичок вскочил на плетень, пытаясь скорее через него перебраться, но дёрнулся, застыл на мгновение и, перевалившись через плетень, свалился на землю. Из его спины торчала арбалетная стрела. Стрелка видно не было. По всей видимости, он располагался за высоким плетнём.
     Неожиданно в крайнем к лесу доме распахнулась дверь, и из неё выскочила миловидная бабёнка в изодранном платье и с одной грудью, вывалившейся наружу. Она было побежала через луг к реке, но, увидев галеру, вскрикнула и, резко изменив направление, помчалась к ближайшим кустам. Вслед за ней из дома выскочил крепкий дем, весь перемазанный сажей, и помчался в догонку. В тот момент, когда он почти её настиг, дем споткнулся и, совершив короткий полёт, чувствительно приложился о землю, в падении дотянувшись и ухватив кончик платья. Натянувшееся платье треснуло, и женщина, оставшись в чём мать родила, издала такой пронзительный вопль, что у Булиса на галере чуть уши не заложило. Затем, постаравшись прикрыть груди руками, нагая баба бросилась в кусты.
     – Стой, сука, убью! – проорал разъярённый дем, поднимаясь с травы и устремляясь за ней.
     Не успел перемазанный сажей дем скрыться в кустах, как из двери выскочил ещё один, повертел головой в разные стороны, увидел галеру и, махнув пару раз рукой, прокричал что-то неразборчивое и тоже бросился к кустам.
     Булис, с интересом наблюдал за происходящим:
     – У этого парня рожа знакомая.
     – Это вроде Шурт, – пояснил Гурок. – Он был в пропавшем отряде разведчиков.
     – Так это значит, наши! Живо командуй галере приставать к берегу! – взревел Булис. – Такую потеху пропустим!
     Спорить Гурок больше не стал. Если раньше урезонить кепа было крайне непросто, то после того, как он увидел голую бабу, на это мог рассчитывать только полный идиот.
     Как только галера уткнулась в кромку берега и трап был сброшен, возбуждённая толпа любителей наживы и потехи ринулась на берег. Троим несчастным пришлось бежать вдоль берега – расчищать завал. Остальная ватага понеслась прямо через луг, с гиканьем и улюлюканьем, перегоняя друг друга, выкрикивая ругательства и скабрезности. Но бег их был недолог. Успев преодолеть чуть больше половины расстояния до деревни, демы услышали, как затрубил рог, и в это же мгновение сено, разбросанное по полю, начало вставать на дыбы. Вернее, так показалось в первое мгновение, в действительности это стали подниматься воины, укрытые разбросанным сеном. Их было много, значительно больше, чем демов, и они были с двух сторон. Только со стороны галеры, откуда прибежали демы, и со стороны деревни, куда они бежали, никого не было. Почему со стороны деревни не оказалось противников, стало быстро понятно. Один из претней упал, и за ним обнаружились четыре заряженные баллисты и группа арбалетчиков. Потратив совсем немного времени на корректировку прицела, баллисты дали залп по толпе растерявшихся демов. Одна стрела прошла слишком высоко, другая, тоже не попав по демам, просвистела мимо и с гулким ударом вонзилась в борт галеры, но две других натворили дел. Первая, снеся голову одному и разворотив плечо другому, воткнулась в грудь третьему с такой силой, что отбросила его на несколько шагов. Вторая тоже оставила парочку искалеченных трупов. Тем временем воины, поднявшиеся из сена, сомкнули строй и начали приближаться к демам с двух сторон, держа в руках, помимо оружия, несколько рыболовных сетей. Если бы не баллисты, то демы могли бы, сбив строй, занять круговую оборону, и тогда нападающим пришлось бы очень непросто против отлично обученных и хорошо экипированных воинов. Но представить, что даже один меткий выстрел из баллисты может сотворить с плотным построением, было совсем не трудно.
     – Отступаем на корабль! – проорал Булис. – Бегом!
     Упрашивать никого не пришлось: про сисястых красоток, ожидающих их в деревне, демы мгновенно позабыли. Желания быть проткнутым стрелой из баллисты никто не проявлял. Развернувшись, демы ринулись назад с той же прытью, как несколько мгновений назад они неслись к деревне. Только гиканья и улюлюканья больше не было. К сожалению, для демов никто не собирался их отпускать: окружающие их воины ринулись наперерез и начали набрасывать на убегающих сети, кидаться в ноги, стараясь повалить на землю, и всеми способами пытались поймать неудачливых ловцов удовольствий. Стычка стала походить не на сражение, а на ловлю кроликов.
     До галеры добралось только полтора десятка демов, но это не сильно им помогло, так как, взбежав на корабль, они не успели поднять трап, и преследователи вторглись вслед за ними. Среди вернувшихся на галеру демов был главарь Булис, а старпом Гурок с несколькими демами вообще не покидал корабль, оставаясь приглядывать за гребцами. Демы отступили на корму, и атаковать их было неудобно. На открытой галере небольшая палуба на носу соединялась с кормовой палубой достаточно узким помостом, по обеим сторонам которого, в углублённых нишах, сидели гребцы. Атаковать по этому узкому проходу, где плечом к плечу могли встать только двое-трое, было неудобно.
     – Есть среди вас Булис? – обратился к закрепившимся на корме демам Арисат. – Предлагаю вам сдаться, тогда все останутся живы.
     – Я Булис, и сдаваться мы не собираемся, попробуйте нас взять!
     Вести долгие словесные уговоры Арисат не планировал, понимая, что вряд ли это будет иметь успех, и решил перейти к наглядным примерам. Получив от подручных какой-то мешок, он открыл его и достал что-то окровавленное. Подняв это повыше, он спросил:
     – Ну что, Булис, узнаёшь друга?
     Арисат держал за волосы отрубленную голову. Вся перемазанная в крови, с оторванным ухом и выдавленными глазами, голова скалилась в немом крике боли.
     – Ему я тоже предлагал сдаться, но он заупрямился. И это не мы его убили, это его же собственные гребцы постарались. Теперь эту голову посадят на кол, и она будет приветствовать других демов, которые захотят посетить наш доброжелательный край. Вы ведь все видели надпись на скале: "Добро пожаловать в Межгорье" – и кости внизу? Вот там и окажется эта глупая голова, не понявшая, что демам у нас не рады. А заодно и вы все вместе с ней, если сейчас же не сложите оружие!
     – Этот трусливый огрызок мне не друг, – прорычал Булис, – плевать я на него хотел. Хоть вы и смогли заманить нас в ловушку, но наши жизни вам дорого встанут.
     Неожиданно за спиной у Булиса что-то мелькнуло, и в то же мгновение он получил страшный удар по голове, от которого свалился как подкошенный. Позади упавшего стоял здоровенный дем с колотушкой. Бросив оружие на палубу, он проговорил:
     – Если капитан дурак, то кораблю далеко не плыть. Мы сдаемся!
     Когда демы начали бросать оружие, Арисату послышался знакомый, но давно забытый голос, который, казалось, звал его по имени. Голос был тихим, но родным, и Арисат не мог поверить своим ушам.
     "Не может быть, – подумал он. – Это невозможно. Тот, чей голос я слышу, давно мёртв. Наверное, у кого-то просто похожий голос. Ведь бывает, что голоса людей похожи, особенно если они еле слышны".
     Пока эти мысли крутились в его голове, Арисат оглядывался, пытаясь найти того, кто его позвал. Все гребцы были заросшими и измождёнными, с грязными лицами.
     – Арисат, я здесь! – снова прозвучал голос.
     Теперь Арисат понял, откуда идёт зов. Сердце его сжалось от тоски и надежды. Это был голос его давно погибшего младшего брата.
     Арисат повернулся. Один из гребцов, закованный в кандалы, с трудом поднял руку и тихо произнёс:
     – Это я, Атир.
     Не помня себя от волнения, Арисат без раздумий спрыгнул на галерную палубу. По его лицу текли крупные слёзы.
     – Как же так, братка? – воскликнул он, падая на колени и обнимая Атира. – Это невозможно! Я видел, как вас с отцом и матушкой накрыла волна погони. Никто не мог выжить. Я всех расспрашивал, искал хоть одного из тех, кто был с вами. Никого не нашёл. Ни единой души.
     По лицу Атира тоже текли слёзы.
     – Меня ударили по голове сзади, – объяснил он. — Очнулся уже на демской галере. Про отца и матушку ничего не знаю. Сам с тех пор почти всё время в кандалах.
     – Святые угодники, ну я и идиот! – воскликнул Арисат, вскакивая с колен. – Эй, Цезер, живо тащи сюда кузнеца, нужно освободить наших парней. Всех кузнецов тащи. Живо!
     И через мгновение добавил:
     – А эту сволочь Булиса заковать в кандалы и не давать пить сутки. Нет, двое. А там посмотрим, что делать с этой тварью.

Глава 19. Подготовка

     Эй, Нюх, мы всё сделали!
     – Какой я тебе «Нюх»? Мелюзга ты сушёная! А ну, живо доложи, как положено! Тоже мне, нашёл себе дружка!
     Худенький паренёк подобрался, вытянулся по стойке смирно и что было сил выпалил:
     – Старший канонир Нюх, ваше приказание выполнено! Орудие вычищено и готово к демонстрации.
     – Молодец, задохлик ты крикливый! Но запомни, если устав не освоишь, то быть тебе вечно младшим канониром, а то специально для тебя придумаю звание – подмладший канонир! Или того меньше.
     – Куда уж меньше?
     – Найдём куда!
     Подчинённые уже привыкли к бесконечным уничижительным эпитетам и подначкам своего командира и просто не обращали на них внимания, а частенько и просто посмеивались, но так, чтобы начальник не видел.
     – Старший канонир Нюх, разрешите вопрос?
     – Спрашивай, заморыш недокормленный.
     – Ходят слухи, что вам скоро присвоят звание бомбардира?
     – Ну, слухи, как говорит наш Страж, распускают беззубые старухи. Но я уверен, что начальство меня ценит, так что обучу вас, бестолочей, службу нести, как положено, а там, глядишь, и присвоят. Так что смотри у меня, младший канонир Декар. Ты знаешь, что сегодня к нам сам Страж Дан пожалует с комиссией. Посему всё должно быть вылизано! Блестеть, как у кота... ну, ты меня понял! И ТТХ орудия должны у тебя от зубов отскакивать. Ясно тебе, глист голодающий?

     ***
     Сегодняшний день я посвятил инспекции позиций. Начал с самой уязвимой – рубежа сержанта Дирбза за рекой.
     Изначально мы рассчитывали, что погань в воду не сунется: известно, что она её не любит и плавать не умеет. Однако водная преграда для тварей – не абсолютное табу. В случае крайней необходимости, если глубина не превышает определённого предела, они вполне могут её преодолеть. И что тогда их остановит? Невысокий вал, четырёхметровый частокол и всего пять крупных баллист – вот и вся защита наших людей за озером.
     Дирбз и его команда сосредоточили усилия на углублении дна. В районе падения водопада глубина озера достигала пяти-семи метров, но по мере удаления от него озеро мельчало и сужалось, постепенно переходя в реку, где глубина едва доходила до груди. Именно на этом узком участке и велись основные водолазные работы. Здесь были сосредоточены три больших плота и дюжина лодок. Стоя на берегу, я с любопытством рассматривал плоты, а точнее, большие палатки, установленные на них.
     – Дирбз, зачем эти палатки на плотах, да ещё и с лапником? – спросил я сержанта. – Ваши ныряльщики там ночуют?
     – Нет, это походные бани. Вода ледяная, и хоть мы мажем ребят гусиным жиром, это мало помогает. Несколько человек уже слегли с простудой.
     – И эти бани помогают?
     – Вполне. Мы часто использовали их в полевых условиях. Строишь прочный шалаш, густо укрываешь лапником, раскаляешь на костре камни и заносишь внутрь. А дальше всё как обычно: поливаешь камни кипятком – и готова отличная парилка. Конечно, такой шалаш не держит пар так, как бревенчатая баня, но с вениками вполне хватает. Ныряльщикам удаётся быстро согреться. Людей у нас много, всегда найдётся кому греть камни и менять их.
     – Как работа продвигается? Глубина увеличивается?
     – Не всё так просто. Пока на дне были камни, проблем не было: нырнул, взял камень, оттолкнулся от дна и положил на плот. Но когда дошли до глины, начался этот… как вы это называете?
     – Геморрой?
     – Именно он и начался! Теперь спускаем на дно большую бадью на веревке. Парни ныряют с совочками, колупают глину, загружают в бадью. Движения под водой скованные, глина расползается, вода мутная, почти ничего не видно. В общем, работа адская.
     – Но хоть какой-то результат есть?
     – Есть. В самом неглубоком месте уже два с половиной метра. К концу надеемся добраться до трёх.
     – Три метра – это хорошо. Основная масса тварей ниже этой отметки, а крупных много быть не должно.
     – Сэр Страж, не хотите опробовать нашу баньку? – хитро подмигнул Дирбз.
     – Очень хочу, но не сейчас. У меня есть одно важное дело.

     ***
     Важным делом было знакомство с артиллерией. Наконец-то этот миг настал: Нью дала разрешение взглянуть на батарею. Как ни странно, я еще ни разу не видел своих орудий, хотя полк сформировали месяц назад. Нью, словно храня тайну за семью печатями, просила не вмешиваться и не задавать вопросов, пока не придет время представить новое оружие.
     Батарея располагалась на опушке леса, у подножия отрога. Её главная задача – уничтожение метротеля. План прост: атаковать чудовище сразу после того, как оно преодолеет огненный коридор из горящих телег и выскочит на поле. С будущей позиции батареи орудия должны поразить метротеля в бок, а бок, как ожидается, будет огромным. В батарее всего пять орудий, поэтому их будут подстраховывать несколько крупных баллист. Вообще, весь лес вдоль отрога был буквально напичкан баллистами, мощными арбалетами и прочими орудиями. Тут сосредоточена наша главная огневая мощь, именно благодаря ей мы планируем уничтожить основную массу тварей. Сейчас шла активная установка и разметка углов обстрела. Вокруг создавались завалы из толстых веток и небольших деревьев, чтобы затруднить тварям подход к людям.
     Пробираясь по лесу к батарее, мы с Нью постоянно обходили кучи наваленных веток и внимательно смотрели под ноги. Лес напоминал потревоженный улей: кругом сновали люди, что-то тащили, пилили, рубили, подвязывали и оплетали, создавая сложную оборонительную сеть. Повсюду царила рабочая суета.
     Переступая через очередную связку толстых веток, я поинтересовался:
     – Почему ты выбрала такого странного старшего канонира? Большинство мужиков мечтают побить его за острый язык.
     – У Нюха, бесспорно, есть недостатки, но он предприимчив, решителен и разумен. К тому же он хочет себя проявить. Все его подчинённые – юнцы, без жизненного опыта. Они приспособятся к подначкам и чудачествам старшего дядьки.
     – А почему ты набрала в канониры одну молодежь? Почему не взяла опытных стрелков, например, из баллист?
     – Пушки и баллисты – это два разных мира. Слишком много отличий. Молодых проще обучить с нуля, чем переучивать старых. Ну вот, мы и пришли.
     На лесной опушке, словно притаившаяся стая хищников, замерли пять орудий. Латунные стволы тускло сияли в солнечном свете. Массивные дубовые колёса, проминая мягкую землю, смотрелись гигантами по сравнению с совсем не большими стволами. Вокруг орудий расположилась группа канониров во главе со старшим канониром Нюхом.
     – Батарея готова выполнить поставленную перед ней задачу по уничтожению монстра! – залихватски отрапортовал, переисполненный собственной важностью, Нюх, когда мы с Нью подошли к орудиям.
     – Уверены, что ваши орудия справятся с метротелем? – скептически поинтересовался я, оглядывая эти, прямо скажем, не самые внушительные пушки.
     – Обязательно справятся, сэр Страж! Оружие серьёзное, а цель крупная.
     – С чего ты решил, что она крупная?
     – Так ваш денщик, Тук, каждый вечер у костра расписывает, как вы от этого метротеля драпали. Правда, с каждым разом история всё краше, а бронированный рогалик всё храбрее, но монстр у него всегда огромный. Что, он на самом деле не такой большой? И в этом Тук тоже привирает?
     – Не переживай, Нюх, он весьма крупный. Попасть в него будет несложно. Но если сравнивать с большой баллистой, которая стреляет стрелой толщиной со ствол среднего дерева, то твоя пушка выглядит не столь угрожающе.
     – На учебных стрельбах наша крошка стену из бруса в три пальца шириной навылет пробивала! – Нюх для наглядности покрутил ладонью перед моим лицом. – А ваша большая баллиста в лучшем случае брус ломала, но чтобы насквозь – никогда! Пушка только выглядит небольшой, на самом деле это – ух! – сила!
     – Прямо так и на вылет? – недоверчиво поинтересовался я.
     – Ну, мы почти в упор стреляли, – честно ответил Нюх, – ну и в метротеля мы не из-за облачной дали будем палить.
     Я, разумеется, и без Нюха понимал, что время баллист, требушетов и катапульт пройдёт. Прогресс неумолим, особенно в военном деле. Рано или поздно огнестрельное оружие должно вытеснить метательное.
     Но наши пушки действительно не выглядели грозно. Мне представлялось, что орудия будут мощнее. Интересно, какой у них калибр? Хотя во времена таких пушек оперировали в основном не калибром, а весом снаряда, или, правильнее сказать, весом ядра. Помнится, во времена пиратов были большие 48-ми и 32-фунтовые пушки, были пушки поменьше – 24-фунтовые, и мелкие 12-фунтовые.[22] Но корабельные орудия обычно крупнее полевой артиллерии. Интересно, а какое ядро у этой «пуколки»?
     Продолжая окидывать орудия критическим взглядом, я поинтересовался:
     – А какое ядро у ваших орудий?
     Нюх, казалось, ждал этого вопроса. С ловкостью заправского фокусника он выудил откуда-то из-за спины ядро и, с гордостью держа его в ладонях, протянул мне:
     – Вот оно, родимое, сэр Страж!
     В моих руках оказался небольшой чугунный шарик. На глаз – сантиметров шесть-семь в диаметре. Напоминает снежок, которыми детишки зимой забрасывают друг друга. А весом этот снежок как небольшая гантель. И несколько таких "снежков" должны упокоить монстра размером с вагон метро? Хотя… пуля тоже невелика, а здоровяка запросто отправит на тот свет, если попасть куда надо. А вот куда нужно попадать метротелю?
     Видя, с каким сомнением я верчу и рассматриваю ядро, Нюх неожиданно рявкнул в ухо стоявшему рядом худенькому пареньку:
     – Младший канонир Декар! Доложить стражу Дану ТТХ орудия!
     Паренёк сделал шаг вперед, вытянулся в струнку и начал бодрый доклад. Лицо паренька было смутно знакомо, но, слушая его, я никак не мог вспомнить, где мы встречались.
     – Орудие называется трехфунтовая пушка. Отлита из бронзы. Вес ствола – 100 килограммов. Вес лафета – 180 килограммов. Длина ствола – 1 метр. Вес ядра – полтора килограмма. Вес порохового заряда – одна четвёртая от веса ядра. Может стрелять как ядрами, так и картечью.
     – Младший канонир, – обратился я к пареньку, как только он закончил доклад, – твоё лицо кажется мне знакомым. Мы встречались раньше?
     – Так точно, сэр Страж! Мы встречались в Альлабе, перед тем как вы её сожгли. Я был одним из стражников, которые провели вас через город.
     Так вот кто это! Тот самый любопытный юнец, который приклеился к Туку и попросил забрать его с собой.
     – Ну и как, не страшно тебе быть артиллеристом?
     – После первого выстрела, когда пушка подпрыгнула, как бешеная кобыла, и грохнула страшнее самого сильного грома, я чуть штаны не обделал, – честно признался паренёк. – Но потом пообвыкся. Жалко только, что пороха у нас маловато. Практиковались мало.
     – Ничего, дай срок, – подбодрил я канонира, – будет у нас и порох, и пушек не пять штук.
     – Пушка действительно очень сильно подпрыгивает, – поддержала Нью младшего канонира, – лафет легковат, хотя сделали его из тяжёлого дуба. Можно будет какие-то утяжелители подвязать или увеличить диаметр колёс, но это нужно испытания проводить, а порох пока нужно беречь. Вот наладим производство, тогда всё и проверим.
     – Может, тогда и более серьёзными орудиями обзаведёмся? – с надеждой спросил я, глядя на Нью.
     – Для начала лёгкие пушки лучше. В маневренной войне простота перемещения орудия много значит.
     По задумке, после уничтожения метротеля орудия предполагалось откатить в глубь леса. Пороха было немного, всего на несколько выстрелов для каждого ствола. Да и ничем не защищённые орудия будут слишком близко от места прорыва тварей. Лучше спрятать их и быстро возвести преграду для погони, которая наверняка попытается воспользоваться прорехой на месте расположения орудий, чтобы проникнуть в лес.
     – Ну, наша война пока на маневренную не очень похожа.
     – На войне никогда не знаешь, что может произойти в следующий момент. Шестифунтовая пушка вместе с лафетом будет весить тонну. Без конной тяги её очень непросто перемещать. Я специально остановилась на бронзовых стволах. Хотя в производстве они дороже, но получаются легче чугунных, ну и в случае разрыва ствола чугун опаснее: может разлететься, как шрапнель.
     Немного подумав, решил высказать свои опасения. Всё же прорыв метротеля с его последующим упокоением – ключевой пункт в плане нашего сражения. Если монстр выживет, то весь план может полететь к чертям:
     – Судя по всему, метротель – существо полое, как труба, в его длинном теле нет жизненно важных органов, которые можно было бы повредить. Небольшие дыры, проделанные пушечными ядрами, ему, конечно, не понравятся, но, скорее всего, не убьют. Нужно целиться в голову, а это гораздо сложнее.
     Нью, выслушав мои сомнения, немного помолчала, словно принимая решение, затем обменялась загадочными взглядами с Нюхом и, наконец, произнесла:
     – Не хотела говорить, но ладно. Старший канонир Нюх, покажите сэру Стражу нашу новинку.
     Казалось, в этот момент Нюх раздулся от гордости так, что вот-вот лопнет. Проведя нас несколько десятков метров вглубь леса, он подвел нас к чему-то громоздкому, укрытому мешковиной, и, сдернув ее с нескрываемой гордостью, воскликнул:
     – Бомбарда! Красавица! Наш козырь в рукаве!
     – А почему не хотели показывать?
     Нью тут же пояснила свою скрытность:
     – Она еще не прошла испытания. Есть риск, что ее разорвет при первом же выстреле. Мы пока не умеем отливать такие большие пушки из бронзы. Эта сварена из продольных железных полос, скрепленных поперечными обручами… весит больше полутора тонн. Ее сюда притащила упряжка из шести лошадей. Так что о перемещении в бою не может быть и речи.
     Я с интересом оглядел орудие. По виду – классическая осадная бомбарда. Большой калибр, а длина ствола маленькая. На глаз – калибров пять, вряд ли больше. Нам, конечно, не нужно разрушать стены неприятеля, но если зарядить пушку картечью, то она после выстрела перед собой во вражеских рядах просеку оставит… ну и монстру тоже придется несладко.
     – Хоть бомбарда и не прошла испытания, но зачем-то вы ее сюда привезли? А если сделать один выстрел картечью и бросить пушку?
     – Как это – бросить орудие?! – возмутился Нюх. – Я не этому учу своих сопляков!
     – Ты учишь правильно, но в данном случае Дан прав, – возразила Нью. – Погань с этой пушкой ничего не сможет сделать. Ни один гигантский эрит ее не поднимет и в нас не бросит. А если мы потерпим поражение и придется отступать, то потеря этой пушки будет наименьшей из наших проблем.
     – Тогда подумайте, где разместить эту красавицу. Порох поджигайте не раскаленным прутом, а сделайте коротенький фитиль, чтобы канониры успели убежать. Даже если бомбарду разорвет, то какой-то выстрел она сделать успеет. Заодно и испытаем. Устроим ей проверку боем.

     ***
     Оставив артиллеристов, мы с Нью двинулись в сторону строящейся стены. Центральная часть уже была полностью готова, и, поднявшись на стену, мы увидели Конфидуса, который сегодня пребывал в приподнятом настроении:
     – Вы не поверите, – радостно сообщил он, подходя к нам, – глядя на то, как много у нас людей, как слаженно они работают и какой огромный объем работ мы выполняем, я проникся уверенностью в нашей победе! Должен признать, что работать умеют не только иридиане.
     В этот момент Нью, неожиданно перегнувшись через край бревенчатой стены, поинтересовалась:
     – Епископ, скажите, чем занимается эта детвора?
     Заинтересовавшись, я тоже выглянул за край стены. Десятки ребятишек переворачивали куски нарезанного дерна, лежащего на прислоненных к стене жердях, травой вниз. Эта конструкция, по предложению Дирбза, должна была создать иллюзию, что стена на метр-полтора ниже, чем в действительности.
     Конфидус улыбнулся:
     – Дело в том, что один из воев, которые на уступе блокируют выход из пещеры, глядя оттуда, обратил внимание, что дерн, положенный на жерди травой вверх, создает ощущение, что стену построили давно. Около неё уже успела вырасти трава. Потом её скосили и так далее.
     Епископ глянул на работающую ребятню и продолжил:
     – Но ведь жрецы прекрасно знают, что никакой стены здесь несколько дней назад не было. Значит, защитники должны были выкопать глубокую траншею, установить бревна, скрепить их, а затем все засыпать землей. В таком случае, рядом со стеной вся трава была бы либо перекопана, либо засыпана землей и затоптана. А у нас, посмотрите, почти свежая, нетронутая травка. Это может насторожить жрецов.
     Действительно, нам совершенно не нужно, чтобы жрецы могли заподозрить что-то неладное.
     – Конфидус, найдите парня, который на это обратил внимание. Нужно выдать ему хорошее поощрение и предложить перейти в разведчики. Там нужны глазастые и сообразительные ребята, которые умеют не только видеть, но и задумываться над тем, что видят.
     Едва я успел договорить, как со стороны отрога раздался звук взрыва. Конфидус от неожиданности вздрогнул и, как бы себе в оправдание, сказал:
     – Никак не привыкну к этому вашему динамиту. Вон и лошади пугаются этого грома, да и людям не всем это нравится.
     Нью, внимательно взглянула на епископа:
     – Вы всё ещё считаете это богопротивным колдовством?
     – Пожалуй, что нет. Наверное, стоит считать это химией. Это примерно то же самое, что наши горючие смеси. Наши химики смешивают различные ингредиенты, добиваясь более сильного горения. Это не колдовство, а следствие проведённых опытов и полученных знаний. Ну а хорошая молитва опытам только способствует.
     – В общем, да. Я называю это наукой! – подхватила Нью. – У неё есть много положительных сторон. В том числе она облегчает людям жизнь.
     – Нью, вы имеете в виду, что благодаря этому взрыву нам придётся меньше копать каменистую землю?
     – Да, но взрыв – это частный случай. Я имею в виду всё в целом.
     Нью повертела головой, осматривая округу. Остановив взгляд на веренице людей, снующих с тачками от отрога к стене и обратно, она продолжила:
     – Видите этих людей с тачками? Если бы кто-то до нас не придумал колесо, а затем кто-то другой не придумал, как его можно использовать, то этих тачек не было бы, и эти люди перетаскивали бы землю на носилках.
     Епископ некоторое время наблюдал, как люди с наполненными грунтом тачками спускаются с отрога и, высыпав землю между деревянными стенами, возвращаются обратно.
     – Я не совсем понимаю, к чему вы клоните, Нью.
     – Я хочу, чтобы вы несколько подкорректировали свою религию, Конфидус.
     – Почему все хотят изменить нашу религию? — вздохнул епископ. – О карающих я даже не говорю. Но, Нью, ещё до вашего появления, Страж Дан настойчиво предлагал иридианам отказаться от "непротивления злу насилием". Тогда обстоятельства вынудили меня пойти на эти изменения, но нашей религии уже более сотни лет. Она давно сложилась и не любит перемен. Религия любит стабильность.
     – Конфидус, – вмешался я в разговор, – вы помните свой рассказ, как вы стали иридианином?
     – Вы про историю с огневым копьём? Конечно, помню.
     – Тогда вы говорили, что знания и умение их применять – есть высшая ценность. Что люди слабеют, а погань усиливается. Говорили, что мы проигрываем войну. Что данное вам иридианином огневое копьё позволило защитить город. Говорили, что это копьё никто не хотел брать, что все предпочитали по старинке обстреливать бурдюка огненными стрелами, рубить мечами и алебардами.
     – Помню, помню, всё так и есть.
     – Но вот когда Нью применила свои знания и создала новое оружие, вы тут же заподозрили, что это богопротивное колдовство. Получается, что вы сами себе противоречите, епископ.
     – Наверное, вы правы, Дан, но дело в том, что тьма принимает множество форм, чтобы обмануть наше внимание и подкрасться незаметно. А затем наносит удар в самое сердце… Разгадать, с чем мы имеем дело, порой бывает непросто.
     – Слушая вас, я начинаю подозревать, что вы не доверяете Стражам.
     – О, нет! Вы нанесли слишком много вреда нашим врагам, чтобы я мог заподозрить вас в предательстве.
     – И нанесём ещё больше, Конфидус, если вы не будете противиться нашим новшествам, – с улыбкой заметил я.
     – Пожалуй, мне стоит хорошенько обдумать ваши слова, — задумчиво произнес Конфидус, а затем, немного помедлив, спросил: – Нью, что именно вы хотели бы изменить в иридианской религии?
     – Мне хотелось бы, чтобы вы меньше акцентировали внимание на догматах и фантазийных историях, вроде той, где пророк Иса карал тьму, сбрасывал нечистых свиней в пропасть и очищал «нечистый» народ. Лучше прославляйте созидательный труд и поиск нового в своих профессиях. Многие из наших ремесленников закостенели, стремясь делать всё по старинке, как их отцы и деды. Но жизнь меняется: появляются изобретения, которые облегчают, ускоряют и качественно изменяют труд. Нужно настроить людей принять эти новшества, а не противиться им.
     – Конфидус, – снова вмешался я в разговор, – вы знаете, что существует наука, изучающая различные религии?
     – Неужели?
     – Называется теология!
     – Любопытно. Очень любопытно! У вас случайно нет какой-нибудь книги Стражей об этой науке? Хотелось бы взглянуть.
     – Увы, такой книги у нас нет. Но я могу сказать вам, что хочет от вас Страж Нью.
     – И что же?
     – Она хочет, чтобы ваша религия прославляла стремление к знаниям! Станьте реформатором, Конфидус. История помнит именно их, а не тех, кто тихо просидел в своем обустроенном храме всю жизнь, совершая молебны. Создайте в своей религии что-то новое и полезное, и через сто лет это новое станет догматом. Поверьте, Конфидус, погань победит эффективное оружие, а не усердная молитва. И чтобы у нас было оружие против любого монстра, его должны создать люди. Сделайте вашей религией наукой, и, возможно, однажды среди ваших прихожан окажется некий Страж.

     ***
     Когда мы покинули стену и направились к отрогу, Нью, выйдя из задумчивости, сказала:
     – Упрямство Конфидуса, к сожалению, не удивительно. В определённые периоды истории наши предки тоже в штыки воспринимали научные новшества. Вот как Ключевский[23] писал про Россию:
     "Потребность в новой науке, шедшей с Запада, встретилась в московском обществе с укоренившейся здесь веками неодолимой антипатией и подозрительностью ко всему, что шло с католического и протестантского Запада. Едва московское общество отведало плодов этой науки, как им уже начинает овладевать тяжелое раздумье: безопасна ли она, не повредит ли чистоте веры и нравов?".
     Немного помолчав, Нью добавила:
     – И это он писал про Россию 17-го века, а тут, по моим прикидкам, век 13-ый. Как ты думаешь, Конфидус прислушается к нашим словам?
     – Не сразу. Но если мы будем продолжать "капать ему на мозг", у нас есть неплохие шансы постепенно убедить его в нашей правоте. Хотя я сам еще не до конца понимаю, в чем эта правота. Подозреваю, у тебя есть какой-то замысел, но я не вижу его целиком.
     – Суть этого плана – прогрессорство. Нам нужно ускорить развитие на этой планете, иначе нам не победить погань.
     – Это я понимаю, но это лишь верхний слой – фасад. Уверен, за ним скрыто что-то большее.
     – Не то чтобы скрыто, но здесь всё оказывается не так просто, как может показаться на первый взгляд. Чтобы понять все эти тонкие хитросплетения, тебе нужно кое-что узнать.
     – Я давно хочу понять, какую информацию ты получила, пока была в беспамятстве. Думаю, речь именно об этом. Может, пришло время поделиться?
     Нью посмотрела на меня рассеянным взглядом, и было видно, что она что-то обдумывает. Затем она приняла решение:
     – Наверное, действительно пришло время. Пойдём, присядем на те пеньки, и я расскажу, что дало мне Чёрное сердце.

ГЛАВА 20. Псай

     Лес у подножия отрога продолжал кишеть трудолюбивыми межгорцами. Однако, заметив, что двое Стражей уединились для приватной беседы, народ, словно невзначай, стал обходить облюбованные нами пеньки и старался меньше шуметь. Вскоре вокруг нас образовалось пустое и тихое пространство, позволившее нам на некоторое время выпасть из реальности.
     Хитро улыбаясь, Нью начала свой рассказ:
     – Начну издалека! Давным-давно, очень далеко отсюда, на одной тридевятой планете жила-была цивилизация разумных существ.
     – Великолепное начало! Я давно подозревал, что земляне не одиноки во вселенной, а после того как оказался на этой планете, окружённый аборигенами, снующими сейчас вокруг нас, как рыбы в реке, мои подозрения окончательно подтвердились.
     – Существа, о которых я говорю, были бестелесными!
     Вот тут я не смог скрыть удивления:
     – О, как! Бесы, что ли?!
     – В христианстве их могли бы назвать демонами или бесами. Они состояли из энергии, эманаций или чего-то подобного. Это были скорее не существа, а сущности.
     Увидев мой ошарашенный взгляд, Нью добавила:
     – Я тоже с трудом могу это представить, но тем не менее это так. На этой планете всё было пропитано энергией и вращалось вокруг неё.
     В земном понимании эту энергию можно было бы назвать пси-энергией.[24] Планета была пронизана мощными пси-полями, которые возникали то ли под влиянием руд и минералов в почве, то ли из-за излучений звезды, вокруг которой она вращалась.
     Эти бестелесные сущности, давай назовём их псай, могли существовать автономно, но предпочитали внедряться в тела животных, обитающих на этой планете. Захват позволял псай подпитываться энергией захваченного существа, использовать его для перемещения по планете, например, в области с более высокими уровнями пси-энергии. Кроме того, это защищало псая от колебаний энергии во время энергетических бурь, часто бушевавших на планете.
     – Если называть вещи своими именами, то псай были паразитами! – резюмировал я.
     – Верно. Более того, захваченные существа практически полностью теряли свою волю и нередко погибали от истощения, так как псай просто забывали, что тело животного нужно поить и кормить. Захват тела был непростым, так как даже примитивные животные организмы сопротивлялись этому. Но псай постепенно обучались и оттачивали технику захвата. В других областях захватчики почти не совершенствовались, так как населявшие в то время планету существа не были разумными, и научиться у них было нечему. Так продолжалось миллионы лет.
     Единственное, о чем стоит упомянуть, – это одно из любимых развлечений псай: бои между захваченными существами. Эти поединки часто заканчивались гибелью одного из участников. Зрелище было настолько популярным, что проводились целые турниры, победители которых пользовались огромным уважением.
     Всё начало меняться лишь тогда, когда в результате эволюции на планете появились приматы. Вскоре псай обнаружили, что руки приматов можно использовать не только для нанесения когтями урона противнику. В них можно было держать оружие, способное причинить гораздо более существенный вред. Постепенно псай осознали, что руками можно выполнять множество других задач. С этого момента на планете начала зарождаться цивилизация разумных существ, причем разумными стали не приматы, а сами псай, захватившие их тела.
     Как ни странно, общее развитие цивилизации псай шло по схожему с гуманоидными цивилизациями пути. Каменный век сменил бронзовый, охоту и собирательство – земледелие. Однако, по всей видимости, этот процесс протекал значительно быстрее. Причиной тому была способность псай аккумулировать полученные знания, упорядочивать их, создавая банки данных, и свободно обмениваться ими одновременно между множеством особей невербальными способами.
     В процессе развития псай обнаружили, что им необходимо почти всё, что нужно их телесным оболочкам. Нужны ресурсы, нужна еда, нужны инструменты и нужны знания, чтобы всё это получить. Единственное существенное отличие от человечества заключалось в том, что псай почти обошлись без религии и духовного развития. У них не было смерти в нашем понимании: энергия просто трансформировалась из одного вида в другой. Псай легко могли покидать тела своих подопечных, как живых, так и мертвых. Они словно истаивали, растворяясь в окружающей среде, а затем собирались в новом месте.
     Развитие цивилизации псай продолжалось тысячелетиями. Возникли государства, которые начали воевать друг с другом за территории и ресурсы. Войны следовали одна за другой, стимулируя прогресс. Одним из важнейших прорывов стал успех в биоинженерии, позволивший псай видоизменять и скрещивать различные биоорганизмы. Например, они смогли создать существ с четырьмя и даже шестью руками, что значительно увеличило производительность. Были созданы существа-воины, существа для перевозки тяжелых грузов и многие другие. Величайшим этапом в развитии стало создание симбионта – биомеханического робота, облегчающего псай проникновение в тело, последующий контроль над ним и его регенерацию. Со временем симбионт обзавёлся искусственным интеллектом и смог существовать в теле автономно, даже если все представители цивилизации псай покинули его. Нам этот симбионт известен как "Чёрное сердце".
     Ещё одним серьёзным прорывом стал выход в космос и дальнейшее освоение космического пространства.
     Как я говорила, псай развивались подобно земной цивилизации, но было и существенное отличие: эта цивилизация развивалась как бы механически, в основном собирая знания и применяя их. Духовного развития у них не было.
     – Это выглядит парадоксально, – удивился я, – существа, лишённые физического тела и состоящие, в нашем понимании, из одного лишь духа, оказались лишены духовного развития.
     – Ты наблюдательный! – улыбнулась Нью. – Я не сразу обратила внимание на эту странность. Насколько я знаю, духовное развитие напрямую связано с физическим телом. Я не специалист в этом вопросе, и, возможно, мои рассуждения не совсем правильны, но возьмём простой пример: физическая боль одного индивидуума вызывает сострадание у другого, потому что он сам когда-то пережил нечто подобное. Сострадание – это глубокая эмоция. Псай были лишены этого. Они были эмоционально нищими. Но осознали они это лишь после того, как были созданы межсистемные космические корабли. Эти корабли позволили псай совершать межзвёздные перелёты и, в конечном итоге, найти иные формы разумной жизни.
     С возможностью подключаться к новым, доселе неведомым банкам данных, псай с удивлением обнаружили, что у других разумных существ, обладающих собственными телами, существуют сильные эмоции, диапазон которых многократно превосходил диапазон псай. Могущественная цивилизация неожиданно оказалась ущербной. Большинство представителей псай спокойно восприняли свой недостаток. Они разумно решили, что каждая цивилизация совершенно не обязана обладать всеми существующими способностями. У их типа есть свои преимущества: пусть они не способны на эмоции, но зато могут беспристрастно наблюдать и познавать все глубины мироздания, что значительно труднее даётся видам, у которых бурлят эмоции.
     Но было и меньшинство, среди которых начались недовольства из-за своей неполноценности.
     Ранее псай условно делились на две группы, которые они называли факторами: исследователи – те, кто кропотливо собирал и хранил информацию в банках данных, и созидатели – непосредственно использовавшие эту информацию для создания нового. Теперь же возникла третья группа – ищущие эмоции. Эти факторы решили восполнить пробел в развитии псай и расширить их эмоциональный диапазон. Они начали захватывать чужие тела не для получения информации и пополнения банков данных, и не для использования тела как рабочего инструмента. Тела захватывались исключительно ради того, чтобы через них ощутить эмоции.
     К сожалению, положительные эмоции, например, счастье, любовь, нежность, благодарность, сострадание, оказались достаточно сложны в своём проявлении и понимании. А вот отрицательные, такие как страх, злость, ярость, гнев, – их проявлений гораздо проще было добиться. И чаще эти эмоции были ярче и насыщеннее.
     Факторы, ищущие эмоции, захватывали тела какого-то вида и посредством этих тел издевались над другими представителями этого вида. Мучители пытались заставить своих жертв чувствовать яркие эмоции и через них сами старались ощутить эти эмоции. Всё это сопровождалось жутким гоготанием: так ищущие пытались продемонстрировать положительную эмоцию радости, но всё это было плохое актёрство, они практически ничего не испытывали, а скорее разыгрывали. Тут можно добавить только одно: прав был классик:
     "Рождённый ползать – летать не может".[25]
     Все эти "забавы" ищущих эмоции пришлись не по нраву двум другим факторам. В цивилизации псай назревал раскол.
     К этому времени псай уже давно вели серьёзную космическую экспансию. Межпространственные станции искали планеты, пригодные для жизни и имеющие мощные природные пси-поля. Найдя такую планету, станция зависала на орбите и начинала дополнительно напитывать пси-поле, подобно тому, как намагничивают магнит. Параллельно происходило изучение разумных существ этой планеты и получение от них новых знаний. Если разумных существ не было, то псай могли их завести из другого места, создать из них общину и изучать, как она развивается. Могуществу псай, воистину, не было предела.
     Нью, поерзав на пеньке и сменив позу, продолжила:
     – Вот мы и подошли к самому главному. Оказалось, что у планеты, на которой мы находимся, очень сильное пси-поле. Поэтому несколько сотен лет назад на её орбите появилась станция Псай. Поначалу всё шло своим чередом: станция подпитывала пси-поле планеты. Факторы исследователи изучали разумных обитателей, а факторы созидатели обслуживали станцию и занимались разработками. Ищущих эмоции на станции не было – их присутствие ограничили несколькими мирами, и во все открытые миры не пускали. Разумеется, им хотелось большего, и однажды их представители тайно проникли на станцию и попытались её захватить. Полностью им это не удалось, но в результате схватки станция оказалась сильно повреждена. Она потеряла значительную часть мощности, возможность межзвёздных перелётов и связь с другими станциями. Починить её сейчас невозможно: часть ключевых помещений захвачена ищущими эмоции, и доступа туда нет. Сейчас станция, по сути, разделена между двумя враждующими сторонами и работает в полуаварийном режиме. Генератор пси-поля включается лишь на три-четыре дня в месяц. Ты, наверное, уже догадался, что именно эти дни здесь называют Смутными. А то удивительное зрелище в небе – это работа генератора пси-поля.
     – Это что-то вроде северного сияния? – спросил я.
     – Не совсем. Северное сияние возникает из-за взаимодействия заряженных частиц Солнца с магнитным полем Земли. Здесь же генератор создаёт настолько мощное пси-поле, что частицы в верхних слоях атмосферы начинают светиться.
     То, что станция в таком состоянии, вполне устраивает ищущих эмоции. Они нашли союзников среди местного населения и заключили договор.
     – Если я правильно понял, это серые жрецы?
     – Совершенно верно. Ищущие передали им биотехнологию для скрещивания видов. Именно с её помощью серые создают погань. Также им стала доступна ментальная пси-связь, которой обучают тех, кто подходит по физиологическим данным – их здесь называют заклинателями тварей. Эта связь позволяет им управлять поганью. Существуют и заряженные амулеты, с которыми практически любой может выполнять функции заклинателя. Всё это позволило серым собрать огромную армию и начать захватническую войну.
     Взамен серые предоставляют ищущим тела людей, которых покинул разум, зачастую имплантируя туда симбионтов. Как ты знаешь, их тут называют "пустые сосуды". Используют для этого в основном молодых и крепких. С помощью специальных процедур человека лишают разума и превращают в "пустой сосуд", после чего ищущие без труда занимают это тело и используют его для поиска эмоций, как они это называют. А серые усиливаются за счёт получения новых знаний и возможностей. Это позволяет им захватывать новые территории и новых рабов для создания тварей и усиления своей армии, а также строительства новых храмов, в которых всё это производится. А ищущие получают всё больше "пустых сосудов" и больше развлечений. Получается взаимовыгодное сотрудничество.
     Переварив всё услышанное от Нью, я задал вопрос, который меня интересовал с момента моего появления тут:
     – Как ни странно, но что-то в этом роде я и предполагал. Но вот что мне не понятно, так это каким образом сюда попадаем мы?
     – Не только мы оказались здесь. Я имею в виду, не только земляне. Среди Стражей были разумные существа с других планет. Планеты с сильным пси-полем притягивают информационные матрицы. Похоже, после того, как твоя и моя информационные матрицы отделились от тела на Земле, они были притянуты сюда. Я не до конца понимаю, как это работает. Мне кажется, информационная матрица – это что-то вроде души, а такие миры – это перекрестки, куда стекаются пути перемещения душ. Но, скорее всего, мои представления далеки от истины. Знаю лишь, что информационная матрица не уступает псай, а возможно, даже легче внедряется в чужие тела.
     Встав с пенька и взяв в руку свой меч. В своё время я назвал его Штучка. В собранном состоянии он напоминал шест. Я сдвинул ползунок, и в мгновение ока из шеста материализовался невероятно прочный и острый стальной клинок с некоторым расширением к концу. Это не было просто выдвижное лезвие, так как ширина клинка была больше, чем ширина шеста. На ум приходило только одно – это жидкий металл, умеющий мгновенно твердеть после принятия нужной формы.
     – А это что такое? Даже земляне не обладают технологиями, чтобы создать такой меч, и вообще, зачем мечи высокоразвитой цивилизации?
     Нью с улыбкой смотрела на мою главную ценность и гордость в этом мире:
     – Как ты знаешь, все необычные предметы в этом мире зовут кирт. Часть этих предметов осталась от древней цивилизации, которая исчезла еще до появления тут псай, а еще некоторые предметы, по всей видимости, сюда затягивает из других миров, как информационные матрицы, но об этом мне мало что известно. Зачем создавались такие предметы, я не знаю. А зачем японцы до сих пор делают свои катаны? Да и не только они.
     Был еще один вопрос, который не давал мне покоя, и я не мог его не задать:
     – Мы оба получили Черные сердца из тел существ, которые до нас захватили очень сильные твари. Мне интересно, куда они делись после того, как тела стали нашими?
     – Как я уже говорила, псай умеют покидать симбионтов. Они просто истаивают. Когда "сосуд", в котором находится ищущий эмоции, погибает, они бросают его. В теле остается только симбионт.
     Обычно симбионта внедряют в тело первым: он распускает по всему телу свои щупальца, берет его под полный контроль, многократно усиливает физические возможности и способность к регенерации. И только потом туда внедряется псай.
     В моём случае всё произошло иначе. После гибели "Вдовы лодочника"[26] ты извлёк из её тела Чёрное сердце и поместил его в моё, тяжело раненное, но уже содержащее мою информационную матрицу. Симбионт немедленно принялся залечивать повреждения, но не смог установить полный контроль, поскольку тело не было "пустым сосудом". Тело стало моим ещё до появления симбионта. Моя личность блокировала некоторые зоны. Ищущий эмоции псай, находящийся в симбионте, не смог овладеть моим телом и начал истаивать. В итоге симбионту, оставшемуся без псая, пришлось договариваться со мной. Это было непросто, но, поняв его цели, я решилась на сотрудничество. Позже со мой связался псай-исследователь, от которого я узнала о цивилизации псай и о войне с ищущими. В итоге мы договорились о сотрудничестве. Сейчас исследователь может получить временный контроль над моим телом, но только с моего согласия.
     Именно поэтому мне потребовалось так много времени, чтобы наладить взаимодействие, понять, как использовать предоставляемые возможности и получить множество других знаний. Вот почему твой симбионт не может полноценно управлять твоим телом: он тоже попал туда после тебя и без твоего разрешения не может сделать всё, что ему нужно.
     – А твой получил всё, что ему нужно?
     – Не всё, но очень многое. Тебя это беспокоит?
     – Смысла лукавить нет! Ты сама прекрасно понимаешь, что беспокоит. Очень сильно беспокоит.
     – Дай угадаю: ты подозреваешь, что коварная тварь завладела мной и моим сознанием и теперь будет вести свою хитрую двойную игру: рассказывать тебе сказки, подталкивать к принятию неверных решений и всеми способами вести к поражению, делая вид, что ведёт к победе.
     Я сомневаюсь, что тебя захватила та мерзкая тварь – "Вдова лодочника". Однако вполне возможно, что тобой управляет симбионт, и, возможно, именно он является главным в вашем тандеме. Его цели мне неизвестны. Как ты знаешь, я не предоставил своему симбионту полный доступ. Он лишь несколько раз приходил мне на помощь, и то не в полной мере. Поэтому я не могу безоговорочно доверять тебе. Внутри тебя может скрываться кто-то, преследующий собственные интересы. Можешь ли ты доказать, что я ошибаюсь в своём недоверии?
     – Нет, не могу! – радостно отреагировала Нью.
     Неожиданное веселье Нью в столь серьёзном вопросе сильно удивило:
     – С чего это ты развеселилась?
     – Когда ты обзавёлся Чёрным сердцем, Конфидус неоднократно подозревал, что ты стал перерожденным. Теперь у меня такое же сердце, а ты подозреваешь меня!
     Увидев, что я не нахожу в этом ничего смешного и не знаю, что сказать, Нью решила продолжить:
     – Я действительно не могу убедить тебя в своей надёжности, но сейчас симбионт меня не контролирует. У нас с ним договор, или симбиоз. В нашей паре я – крокодил, а он – та птичка, что вычищает остатки пищи и мух из зубов крокодила. Но когда закрыть пасть и закончить процесс чистки, решает крокодил, а не птичка.
     – Хорошо, время покажет, как всё обстоит на самом деле. А пока расскажи, что ты знаешь о Магистре Стражей?
     – Сразу оговорюсь, что я не всё понимаю во взаимоотношениях и технологиях псай. Пресловутый Магистр Стражей не существует как личность. Под этим именем подразумевается группа псай, состоящая из исследователей и созидателей. После нападения ищущих остальные факторы поняли, что им предстоит долгая борьба за станцию. Они начали искать пути и средства, которые помогут им победить. Тогда они обратили внимание на затягиваемые пси-полем планеты информационные матрицы из других миров и увидели, что в основном они настроены против перерожденных и погани, а значит, их можно привлечь на свою сторону. Так появился Орден Полуденных Стражей, объединивший информационные матрицы попаданцев из других миров.
     Магистр Ордена отправляет на помощь новым Стражам помощников, чтобы они могли проще адаптироваться в неведомом для них мире. Как ты догадываешься, это наши попугаи. Эти птицы тоже обладают маленьким, упрощенным симбионтом, но, чтобы не быть подобными роботам, симбионты объединены с личностью самой птицы. Поэтому каждый попугай индивидуален. Но все они прекрасно чуют погань, имеют почти постоянную связь с Магистром и, если вокруг нет аномалий пси-поля, могут определить, где находится их Страж.
     Тут, неожиданно для самого себя, я задал вопрос, который не имел прямого отношения к теме разговора, но в последнее время вызывал мое любопытство:
     – А почему наших попугаев потянуло на поэзию?
     – Просто я частенько читаю Снеже стихи и пою песенки, а твой подслушивает. А в последнее время он сам начал что-то сочинять. Спиртные пары способствуют творческому вдохновению, – немного помолчав, Нью спросила: – Это всё, что тебя беспокоит?
     – Нет. Меня беспокоит, что мы невольно оказались на чужой войне. Беспокоит, что нас используют втёмную с непонятными целями. Беспокоит, что меня никто не спрашивал, хочу я в этом участвовать или нет.
     – Неужели ты думал, что после попадания в чужой мир тебе предоставят шезлонг на берегу теплого моря, будут обмахивать опахалом и угощать коктейлями?
     – Нет, конечно, но хотелось бы иметь хоть какой-то выбор.
     Вместо Нью, ответить мне неожиданно решила Снежа, глубокомысленно заявив:
     – Мы послушные куклы в руках у творца!
     – Это сказано мною не ради словца.
     – Нас по сцене всевышний на ниточках водит
     – И пихает в сундук, доведя до конца.[27]
     Нью погладила своего попугая и продолжила:
     – На Земле человек тоже не выбирает, в какую эпоху и в какой стране родится. И идущие там войны развязывает не он, а кто-то другой. Многие противостояния вообще достаются по наследству от предков. Но только он может решить, станет эта война его войной или нет. Он может не соглашаться с причинами войны, может не идти воевать, может дезертировать, в конце концов. Но, даже относясь негативно к войне, обычно, будучи вовлеченным в боевые действия, видя гибель своих товарищей и ощущая ненависть противоборствующей стороны, комбатант включается в это противостояние. Не его война становится его войной, и причины её возникновения его уже не интересуют. Это очень печально, но любовь крайне редко порождает ответную любовь, а вот проявления ненависти наверняка вызовет ответное чувство.
     Задумавшись над словами Нью, я вспомнил Портоса, который, с одной стороны, не понимал, зачем католики убивают гугенотов при осаде Ля-Рошели, а значит, о чем-то задумывался. Но с другой стороны, он говорил:
     "Я дерусь потому, что дерусь".
     Но я не Портос. Мне хочется понимать, зачем я участвую в войне.
     – Лично я свой выбор сделала, – продолжила Нью. – Думаю, что и ты тоже. Ты воюешь не против ищущих и не за исследователей. Ты воюешь против прогони, против перерождённых, против демов, против серых жрецов, наконец. Вот за этих людей, которые нас окружают. За своих друзей, которые у тебя здесь появились. За их жизни и свободу. И ты нужен этим людям. Ты им просто необходим.

     ***
     Весь остаток дня, переходя с одного места на другое, общаясь с людьми и решая насущные задачи, я продолжал размышлять над нашим с Нью разговором. Конечно, она права: эта война давно стала моей. Фактически она стала таковой еще до появления Нью, но всё равно неприятно осознавать, что за нашими спинами стоят какие-то высшие силы и управляют нами как куклами. Впрочем, не так уж сильно они нами и кукловодят. Многие решения я, безусловно, принимаю сам. Если решение отправиться в Межгорье было почти безальтернативным, то план по проведению рейда по южному морю с освобождением мастеров Железного мыса полностью созрел в моей голове.
     Никто мне этого не предлагал и даже не подталкивал меня к решению. Так что, пожалуй, стоит относиться ко всем этим исследователям псай как к союзникам, а не кукловодам. Ну а насколько долог окажется этот союз, покажет время. В обозримом будущем полного разгрома погани не предвидится, так что и союзу вряд ли что угрожает.
     – Зелёный! Ты ощущаешь, что тобой кукловодят? Или тебе всё равно, лишь бы наливали?
     Попугай посмотрел на меня задумчиво, с нескрываемым сочувствием. О чём, мол, говорить с неоперившимся юнцом, который жизни ещё не знает? Затем изрёк:
     – В день, когда оседлали небес скакуна,
     – Когда дали созвездиям их имена,
     – Когда все наши судьбы вписали в скрижали,
     – Мы покорными стали. Не наша вина.[28]
     Вот как, оказывается, мой попугай не просто пьяница, а пьяница-фаталист. Или, возможно, он был фаталистом с рождения, а пить начал от безысходности.
     Тем временем на лагерь опустились сумерки. Вокруг горели костры, у которых отдыхали свободные от работы люди. Лавируя между хаотично расставленными палатками и телегами, я направился к своей палатке, когда вдруг услышал знакомый голос. Не желая привлекать к себе внимание, я осторожно спрятался за одной из телег, решив подслушать и подсмотреть, чем живут те, кому, по словам Нью, я очень нужен.
     Скрытый полумраком, я выглянул из-за телеги: вокруг большого костра собрались несколько десятков человек. Угли потрескивали, выбрасывая вверх снопы искр, которые, уносясь в высокое тёмное небо, растворялись в ночи. Багровые отсветы костра плясали на лицах, создавая резкие контрастные тени. Среди собравшихся были как взрослые, так и дети. Всё внимание было приковано к колоритной парочке: Туку и Лотто, у каждого из которых на коленях сидел мальчуган лет пяти-шести. Судя по всему, они слушали очередную историю о похождениях Тука с товарищами. Если бы мой денщик умел писать, из него непременно вышел бы местный Гомер.
     – Ну так вот, – вёл Тук свой неспешный рассказ. – Эта преогромная рожа уставилась на меня пристальным взглядом. И, скажу вам, взгляд у неё был недобрый. Совсем недобрый. Я, конечно, подобрался, сжал покрепче алебарду и выдвинулся вперёд, чтобы Страж и прочие могли укрыться за моей могучей спиной. И тоже посмотрел прямо в её маленькие зеньки – так неласково, неласково.
     – Дядя Тук, – вдруг обратился один из мальчуганов, – а говорят, что ты всё выдумываешь, и нет никакого метротеля.
     – Эх ты, сопля малопожившая, – деланно возмутился Тук, – нет у тебя ещё разумения. Но со временем ты поймёшь, что верить можно только дяде Туку, а остальные просто брешут от зависти за его горбатой спиной. Вот дядя Лотто не даст соврать, он тоже его видел.
     Все взгляды устремились на дядю Лотто, который подтвердил:
     – Метротель существует, и он огромный. Тем, кто сомневается в наших словах, я рекомендую во время битвы держаться поближе к реке.
     – А это зачем? – удивился один из мужчин.
     – Чтобы, когда метротель вылезет, было где отстирывать труселя.
     Увидев, какое впечатление произвели его слова на слушателей, Лотто решил подлить масла в огонь:
     – А ещё он ужасно вонючий, и да, у него действительно две головы.
     Люди вокруг костра возбуждённо загудели. Тук, сделав хороший глоток из кружки, решил перехватить инициативу у Лотто и продолжить шокировать слушателей:
     – И вот тут Метротель как плюнет в нас каменным крошевом, да так сильно, что несколько щитов в щепки. Все с ног повалились, только я один устоял, но на кирасе моей здоровенная вмятина осталась. Вот она, смотрите!
     Тук ткнул себе в грудь пальцем, указывая на серьёзную вмятину, которую давно можно было выправить. Ходить по лагерю экипированным в кирасу сейчас не было никакой необходимости, но все эти дни Тук её не снимал. Я бы не удивился, узнав, что он в ней спит.
     – Это значит, что мы все скоро умрём? – с грустью спросила маленькая девочка.
     – С чего вдруг? – тут же возмутился Тук. – Смотри, как нас тут много. С нами целых два Стража и дядя Тук с дядей Лотто. Мы этих метротелей в бараний рог свернём.
     С этими словами Тук крепко сжал свою кружку и сделал хороший глоток. Глядя на это, попугай заёрзал у меня на плече, начал топтаться и кряхтеть, как старый дед.
     – Зелёный! Хочешь побыть среди народа? Ну, хорошо, лети к ним, но много не пей.
     После того как попугай, спорхнув с плеча, устремился в сторону костра, мне подумалось, что за этих людей нельзя не сражаться. Я давно уже на своей войне.
     Последним, что я услышал, направляясь к себе в палатку, были слова Тука:
     – Вот и Зелёненький прилетел. На, глотни винца, пока Страж не видит...

ГЛАВА 21. "Женщины – это важно…"

     Оставив людей у костра, я направился к своей палатке. Внутри неожиданно было светло: горели два факела. Сначала я подумал, что кто-то убирался, но, услышав шорох за спиной, резко обернулся. Под покрывалом что-то шевелилось. Первая мысль – Цавус снова подослал убийцу. Но прятаться под одеялом для этого было странно: слишком неудобно для атаки. Под покрывало скорее можно подбросить ядовитую змею, которая, согревшись, наверняка набросится на того, кто потревожит её покой. Убийце же логичнее затаиться в темном углу и оставаться на ногах, а не в лежачем положении.
     Напряжение мгновенно спало, когда из-под покрывала выглянуло девичье лицо.
     – Таша, зачем ты прячешься под покрывалом?
     – Я испугалась, что это мог быть не ты, а Конфидус.
     Я не смог сдержать улыбку, глядя на её взъерошенные волосы и испуганные глаза. Таша всегда была такой – смелой, но в то же время легко пугающейся, особенно когда речь шла о Конфидусе.

     ***
     Эта история началась с того, что Тук, движимый невесть откуда взявшимися идеями (не исключено, что тут не обошлось без подсказок попугая), решил взять надо мной шефство. Видя, что день за днём я слоняюсь бобылем, он решил, что мне не помешает некоторая помощь в делах сердечных. Вскоре в моих покоях неожиданно начали появляться готовые ко всему "гражданки Межгорья". Выяснив, откуда они берутся и кто их поставляет, я устроил горбуну взбучку, но он не проявил ни малейшего раскаяния, резонно заметив:
     – Нормальному мужику без бабы никак. Самым правильным было бы вам сблизиться со Стражихой: она из вашего круга, она молода, красива, даже очень красива, тощевата, правда, но это дело наживное. Увы, вижу, с ней у вас какая-то заминка. А остальные вам тут не ровня. Вот и бродите как одинокий волк, а это на пользу не идёт. Кстати, бабёнок этих никто насильно не приводит, они сами рады. Бабье племя, оно жуть какое любопытное, а что может быть интереснее, чем Страж? А я вам скажу. Интереснее Стража может быть только Страж в постели! Так что они сами слетаются, словно пчёлы на мёд. И это нужно использовать, а не мяться скромно в сторонке.
     В том, что с Нью у нас заминка, Тук, конечно, прав. После того как я осознал, что внутри девушки существует активный симбионт, я тут же перестал видеть в ней противоположный пол. Не могу себе представить, что я шепчу ей на ушко нежные словечки, а слышит меня не только она, а ещё некое существо, какой-то зелёный человечек, который кропотливо записывает всё на магнитофон, а затем всё тщательно анализирует и докладывает начальству. Брррр. Тут уже не до вожделения, тут до импотенции недалеко.
     В том, что остальные мне не ровня, Тук тоже прав. Средневековых сюзеренов всегда окружали герцогини и графини, среди которых каждый уважающий себя властитель мог найти более или менее равную подругу для интимных утех, а то и не одну. А всё Межгорье – это безродные простолюдины. Для местных женщин я на недосягаемой высоте. Словно сверкающая звезда эстрады, в перьях и стразах, на лимузине подъезжающая к проходной совхоза "Путь Ильича", чтобы дать концерт перед чумазыми доярками.
     Взвесив все "за" и "против", я пришел к выводу, что Тук во всем был прав. Я – здоровый, молодой мужик, и мои естественные потребности никто не отменял. Поэтому, когда в моей спальне появлялись новые, любопытные "гражданки", я не спешил их выпроваживать, а позволял им в полной мере утолить свое женское любопытство. Так продолжалось до тех пор, пока слухи о наших приключениях не дошли до ушей Конфидуса.
     – Как вы могли на такое пойти?! – возмущенно кричал он на меня и Тука. – Я еще могу понять поведение этого похотливого мужлана. У этого кабеля, кроме женщин и самогона, в жизни нет других забот. Но вы, Дан... Ваша "спальня" стала местом паломничества для половины незамужних девиц Межгорья! Если это продолжится, весь край превратится в блудилище.
     Мои вялые попытки оправдаться и объяснить епископу, что он слишком преувеличил мои способности, епископ не слушал, продолжая свою нотацию:
     – Вы – хозяин края. Вы можете выбрать любую свободную женщину, и любая сочтет это за честь. Но женщина у вас должна быть одна! А вы тут с этим горбатым сводником устроили настоящий гарем. Это дело богопротивное и подрывает устои морали.
     На помощь мне попытался прийти Зелёный, безапелляционно сообщив:
     – Лучше пить и весёлых красавиц ласкать,
     – Чем в постах и молитвах спасенья искать.
     Но и этот довод не убедил Конфидуса. Напротив, он возмущенно воскликнул:
     – Помяните моё слово, Дан: тлетворное влияние Тука и попугая не доведут вас и Межгорье до добра. Вам нужно остановиться на одной женщине. Если на ваш изысканный вкус в Межгорье никто не подходит, то через декаду должны вернуться три наши торговые галеры и привезти невест. Думаю, никто не будет возражать, если одна из девушек достанется вам.
     С этими словами Конфидус удалился, возмущенно хлопнув дверью.
     В Межгорье женский вопрос оставался очень острым. Немалый процент населения составляли освобождённые из рабства галерники, а все они, естественно, были мужчинами. Например, первым делом освобожденный из рабства Обама поинтересовался, как у нас обстоят дела с женщинами, а когда узнал, что с этим туго, заявил: "Женщины – это важно…" и добавил, что если этот вопрос не будет решён, немногие из освобождённых рабов захотят остаться в Межгорье.
     Здесь нам на выручку пришёл обычай этого мира, рассказанный мне епископом, – продажа невест. Стоил живой товар весьма недёшево, но нам он был нужен как воздух. Мужское население в различных княжествах и мелких королевствах быстро сокращалось из-за бесконечных междоусобных войн, что часто приводило к избытку женщин. Вот и появилась традиция продажи невест и получения денег на новую войну. Невест частенько покупали для окончивших военную службу солдат, которые решили осесть на земле и обзавестись семейством, а также на территориях, где было разрешено многожёнство. Абы кому живой товар продавать запрещалось. Покупателем мог быть только благородный господин – владелец земель, или его уполномоченный представитель при соответствующих бумагах. Тем не менее, купленные девушки нередко оказывались в борделях, ведь продавцам не было дела до их дальнейшей судьбы – главное, получить звонкую монету.
     Через десять дней мы планировали встретить второй торговый конвой с невестами. Тщательно обдумав ситуацию, я решил воспользоваться советом Конфидуса. Не потому, что мне не нравилась ни одна девушка в Межгорье, а потому, что все они знали, кто я. А значит, я никогда не смогу понять, почему моя избранница оказалась рядом со мной: из-за выгодного положения, любопытства или настоящих чувств.
     Поэтому, когда народ вышел встречать прибывающие торговые корабли, я оделся неприметно просто, сбагрил с плеча попугая и приказал своим денщикам, если и стоять недалеко от меня в толпе, то делать вид, что они меня не знают. Когда девушки начали спускаться с трапа, я занял место во втором ряду и с интересом рассматривал «товар», за который Межгорью пришлось выложить немалую сумму. Девушки были совершенно разными – на любой вкус. Многие из них выглядели напуганными, что было вполне объяснимо: они не знали, куда именно попали. Рассказам их покупателей веры было мало: никто не станет прямо говорить, что девушкам предстоит стать секс-рабынями. Обещания продавца о золотых горах и принцах могли звучать заманчиво, но когда птичка оказывалась в клетке, вырваться уже не представлялось возможным.
     В какой-то момент мой взгляд зацепился за невысокую шатенку. Красавицей её, конечно, не назовёшь, но личико у неё было миловидное, а фигурка – стройная. Она спускалась по трапу с независимым видом и дерзко изучала толпу встречающих, так же как толпа рассматривала девушек. Почему-то именно мой настойчивый взгляд вызвал у неё недовольство. Уставившись мне в глаза, она с раздражением спросила:
     – Чего пялишься?
     – Невесту приглядываю, – почти честно ответил я.
     – Не про тебя честь! – сообщила она и пошла дальше, горделиво покачивая бёдрами.
     Глядя ей вслед, я поймал себя на мысли, что девушка мне понравилась, и вовсе не потому, что держалась она независимо и даже дерзко, а потому, что была она ладненькая и какая-то уютная.
     Проследивший за моим взглядом Тук вынес вердикт: "Крепкая деваха. Хороший выбор. Если такой на спину мешок зерна закинуть, далеко унесёт". Комментарий горбуна развеял последние сомнения, и для себя я решил: "Надо брать!"
     Большинство людей считают, что именно мужчина выбирает женщину. Однако опытные хитрецы утверждают, что всё обстоит наоборот: выбор делает женщина, а затем лишь позволяет избраннику себя завоевать. В нашем случае, кто именно сделал выбор, мне не известно, и, честно говоря, это не имело для меня особого значения. Главное – я обратил на неё внимание и теперь должен был добиться взаимности. Но это было не так просто, и дело было не в том, что я не умею ухаживать за женщинами, а в том, что для меня было важно сохранить инкогнито – не раскрывать, что я Страж.
     С целью повысить свои шансы на быстрое и удачное знакомство, я поручил Туку внедриться в круг подружек понравившейся мне девушки и выяснить, кто она, чем живёт, чем интересуется.
     Тук, со свойственной ему невозмутимой простотой, быстро начал крутиться вокруг подружек и внедряться не только в их круг, но и в их интимные места…
     Узнав всё необходимое, я стал ждать подходящего момента, который представился во время спектакля. На площади собралось много людей, и я, как бы случайно, оказался рядом с Ташей – так звали девушку, по словам горбуна. Операция "знакомство" проходила нервно. Хотя я тщательно прятался под капюшоном, любой человек в толпе мог узнать меня. И тогда вся моя легенда рухнула бы в одно мгновение, сопровождаемая вежливыми поклонами и фразой: "Моё почтение, сэр Страж".
     Таша, бросив в мою сторону пару колкостей, заметила, как я нервничаю. Видимо, решив, что причиной тому её слова, она смягчилась. Я же, сославшись на лёгкую агорафобию – боязнь людных мест, предложил ей прогуляться за пределы замка.
     На следующий день мы встретились на тихом берегу реки, и там началось наше сближение. Мы быстро увлеклись друг другом. Таша оказалась удивительно живой, весёлой и любознательной. Её безгранично интересовало всё, что связано с Медгорьем. Тут мне иногда приходилось немного привирать. Например, на вопрос о том, кто я и чем занимаюсь, я туманно отвечал, что приставлен к хозяйственным делам. Меня же искренне интересовала её прошлая жизнь. Помимо того, что я стремился узнать как можно больше об этом мире, от Таши я получил уникальную возможность увидеть его глазами женщины. До этого моими источниками информации были исключительно мужчины.
     Через некоторое время произошло неизбежное. Во время одной из наших уединённых прогулок откуда ни возьмись появились двое мальчишек с удочками. Увидев меня, они радостно воскликнули:
     – Здравствуйте, сэр Страж!
     К моему удивлению, Таша не стала устраивать сцену из-за моего обмана. Вместо этого она спокойно сказала:
     – Что ж, с одной стороны, хорошо, что у тебя такое положение. Надеюсь, у Стража есть личные покои, где можно уединиться? С другой стороны, мне хотелось бы мужчину попроще. Я не люблю быть на виду, поэтому давай не будем афишировать наши отношения.
     Так мы и договорились. Мне тоже пока не хотелось публичных отношений и лишних обязательств. Моим главным долгом оставалось Медгорье и его жители. Однако то, что устраивало нас обоих, вряд ли пришлось бы по вкусу епископу, поэтому мы решили держать наши отношения в тайне, на всякий случай.

     ***
     Высунувшись из-под покрывала, Таша радостно сообщила:
     – Я тебе поесть принесла! Сегодня форель особенно вкусная, твоя любимая.
     В полевом лагере девушка помогала кухаркам, что я бессовестно использовал. Где народу общаться, как не за общим столом?
     – Потом поем, – ответил я, снимая одежду, – расскажи лучше, что люди говорят! Какие настроения?
     – Ну а какие могут быть настроения? Конечно, все волнуются, но с другой стороны видят, как нас тут много, что у нас хорошее вооружение и много метательных машин. Стену серьёзную возводим, она тоже придаёт уверенности. Мне кажется, люди больше не о себе волнуются, а о своих родных, о детях...
     – Я уверен, что мы выстоим, так и говори людям. Думаю, уже многие в курсе, что мы встречаемся?
     – Скорее всего, да. Шила в мешке не утаишь. Надеюсь, епископ пока не знает, а то устроит тебе взбучку.
     – А тебе?
     Таша хитро улыбнулась, скорчив забавную гримасу:
     – А что с меня взять? Я жертва домогательств всесильного Стража…
     – Знаю, знаю… не виноватая я, он сам пришёл!
     Погасив факелы, я скользнул под покрывало, где меня встретила жесткая солома. Солома вместо матраса – истинно средневековая романтика. Из сумрака палатки мы наблюдали за тенями, пляшущими на её поверхности от суетящихся снаружи людей. До нас доносились звуки ночной жизни лагеря и отдалённый гул возводимых укреплений. Я притянул Ташу ближе. Её волосы пахли дымом, а упругое, желанное тело прижалось ко мне. Первые капли дождя забарабанили по грубой ткани палатки, отбивая ритм нашего дыхания. Лагерь постепенно затихал под натиском усиливающегося ливня, но внутри нашей скромной крепости из ткани и соломы мир сузился до нас двоих – до биения сердец, до шёпота нежных слов…

ГЛАВА 22. На вершине

     Солнце, то прячась за облаками, то вновь появляясь, лишь на короткое время освещало каменистые склоны, покрытые редкой, выгоревшей за лето травой. Внезапный, резкий порыв ветра принес новый снежный заряд. Мелкие, словно крупа, снежинки ударили в лицо, застучали по одежде, пробрались за шиворот.
     Марук недовольно поёжился, но поворачиваться к ветру спиной не стал, а лишь посильнее вжался в расселину. Не стоит терять из виду тропу, по которой ушли разведчики. Рваные клочья тумана, наползая с невысоких склонов, и так старались скрыть всё из виду. Тропа то появлялась, то исчезала в серой дымке. Удивительно: у подножия хребта ещё царит подобие лета, а здесь, на вершине Костяного хребта, уже начинает хозяйничать зима. Хотя до настоящей зимы, пожалуй, ещё далеко. Скорее всего, это лишь временное похолодание. Снега выпало немного, лишь лёгкие наносы в низинах, словно белые островки грядущего холода.
     Марук припомнил, что в тот день была похожая погода. Хески хорошо утеплились и отправились порыбачить. Их жизнь шла своим чередом, размеренно и предсказуемо. Страж появился на берегу неожиданно. Как будто случайно в гости заехал, и, разумеется, за ним неразлучно следовал Амед. После этого визита всё и начало меняться. И теперь Марук мог с уверенностью сказать, что рад этой перемене. Но тогда, поначалу, Страж их озадачил.
     Спешиваясь с лошади, Дан поинтересовался:
     – Ну как рыбалка? Много наловили?
     Марук почему-то сразу заподозрил, что Дан приехал проведать их не просто так, но решил не задавать вопросов, а предоставить Стражу самому вести разговор:
     – Сегодня плохо клюёт, но на ужин мы наловили.
     Скептически оглядев рыбаков, Дан заглянул в ведро, где, в попытках выбраться на волю, плескалось четыре невеликих рыбёшки:
     – Один философ сказал: "Самое большое богатство человека – умение довольствоваться малым, ибо малое всегда в наличии".[29]
     – Похоже, умный был человек, – откликнулся Касид, поправляя тёплую шапку. – Мы, хески, всегда приветствовали аскетичность.
     Страж долго смотрел на застывшие без движения поплавки и затем сказал:
     – Согласен. В жизни нужно уметь довольствоваться малым. Но не всегда. Я вот решил перестать довольствоваться малым в отношении некоей тройки хесков, один из которых следует за мной как хвост за ослом, а двое других предаются лени и уже настолько растеряли все свои навыки, что у них даже в озере, полном рыбы, не клюёт.
     Касид понимал, что Страж не осведомлен о распорядке дня хесков, в котором большая часть времени была отведена различным тренировкам:
     – Мы поддерживаем форму и не утратили навыков. Вам не нужно опасаться за свою жизнь.
     – А кто сказал, что я опасаюсь за свою жизнь? Я беспокоюсь о том, что два опытных человека тратят время на ерунду вместо того, чтобы приносить пользу.
     Марук решил напомнить Cтражу то, что тому и так было хорошо известно:
     – Сэр Дан, вы же знаете, что мы здесь только для того, чтобы расплатиться с вами за спасение наших жизней. Когда мы вернём долг и спасём вашу жизнь, то можем исчезнуть в тот же день, если на то будет ваша воля.
     Касид тоже не стал отмалчиваться и добавил:
     – Если вам не нравится, что мы занимаемся ерундой, то мы можем присоединиться к Амеду. Правда, я сомневаюсь, что ослу понравятся три хвоста вместо одного.
     – Нашему ослу и одного хвоста многовато. Но, относясь уважительно к вашим верованиям в спасение души и понимая, что вам просто необходимо спасти меня и отдать долг, я соглашусь на его присутствие. Но вот два других хвоста, вместо того чтобы ждать, что с Амедом случится что-то нехорошее и занять его место, должны поступить ко мне на службу. Хорошую оплату гарантирую.
     – Какого рода службу вы нам предлагаете?
     – Мне нужны люди с вашими навыками: люди, способные проводить диверсии на чужой территории, выкрадывать или устранять конкретных личностей. В общем, мне нужны хески.
     – Нас здесь всего трое. Остальные хески находятся далеко отсюда.
     – Мне не нужны другие хески. Мне нужны те, кто будет предан Межгорью как своей родине. Такие люди могут появиться только здесь. Я хочу, чтобы вы их воспитали, передали им свои знания и умения.
     Рыбаки переглянулись. Было очевидно, что Страж мало знает о жизни общины хесков, их укладе и обычаях. Поэтому Марук пояснил:
     – Хесков воспитывают с детства, точнее, с младенчества. Это не только овладение боевыми искусствами, но и философия жизни.
     – Невозможно переучить взрослого человека и сделать из него хеска, – добавил Касид.
     – Я и не говорю о взрослых. Я собираюсь открыть детскую школу и предлагаю вам её возглавить: отобрать, скажем, по двадцать ребятишек одногодок. Они будут формировать группу. Начальная группа – 4–5 летние, старшая – 16–18 летние. Кто-то в процессе обучения отсеется, но если хотя бы половина дойдет до конца – это уже отличный результат. Конечно, вам двоим со всем не справиться, поэтому у каждой группы будет свой воспитатель. Вы сами подберете дополнительных учителей, которые будут обучать стрельбе из лука, метанию ножей и владению прочим оружием. Вам решать, что именно нужно. И, немаловажный момент – размещение. Вам построят казарму, где вы все будете жить, а также школу и полигон для тренировок. Деньги на всё уже выделены. Мне осталось только найти людей, которые этим будут руководить, и обсудить с ними детали строительства.
     Видя, что хески не спешат отвечать, Дан решил подтолкнуть их к нужному решению:
     – Я понимаю, вам нужно время, чтобы обдумать услышанное. Давайте наш осёл пока прогуляется вдоль берега и даст вам возможность всё обсудить. А чтобы вам лучше думалось, напомню, что я могу вас выдворить с территории Межгорья. Конечно, вы сможете использовать свои умения и тайно вернуться, а затем красться за мной в ночи, чтобы, если понадобится, спасти мне жизнь. Но, согласитесь, это доставит вам серьёзные неудобства.
     В тот день хески приняли предложение Стража. Воспитание молодёжи оказалось делом интересным, но непростым. И вот, старшая группа получила своё первое задание: переправиться через Костяной хребет, дождаться, когда разбитые враги побегут обратно из пещеры, и захватить серых жрецов и карающих, подтвердив тем самым предположение об их сотрудничестве. Но самой важной частью задания был захват преподобного Цавуса. Для его опознания епископ Конфидус отправил с отрядом своего старого боевого товарища – брата Аршубиуса. Так же вместе с отрядом отправились Люк с несколькими разведчиками и пара проводников, без которых отыскать путь на другую сторону хребта было бы крайне сложно. Общая численность отряда составляла тридцать человек.
     Не столько подозревая, что враг может попытаться переправиться через хребет, сколько подчиняясь привитой хескам осторожности, было решено высылать вперёд пару разведчиков, продвигаясь на другую сторону хребта.
     Марук не зря не отрывал взгляда от петляющей меж скалистых склонов тропинки, по которой должны были вернуться разведчики. Из-за большого валуна, наполовину скрытого лохматым облаком, появился первый, затем второй. Разведчики спешили, скорее даже бежали.
     Марук коротко и негромко свистнул, и к нему быстро присоединились Касид с Аршубиусом.
     – Привал окончен. Разведчики возвращаются. Что-то случилось.
     Подбежавший первым, слегка запыхавшийся Люк выпалил:
     – Навстречу по тропе движется отряд. Похожи на карающих. Насчитали восемь человек, но их может быть больше. Тропу постоянно заволакивает туман, всей картины не видно.
     Внимательно выслушав разведчика, Марук уточнил:
     – Как скоро они будут здесь?
     – Время есть, но немного. Там, метрах в ста впереди, на снегу остались наши следы.
     Поразмыслив не более пары мгновений, хеск раздал указания:
     – Устраиваем засаду. Нужно взять наших гостей живыми. Как минимум, никто не должен уйти. Касид, поднимай ребят и догоняйте нас. Мы двинемся вперёд, до конца следов, и посмотрим, где лучше подготовить мышеловку.

     ***
     Каменистая тропа слабо извивалась, поднимаясь то вверх, то вниз. Похоже, они уже достигли вершины хребта: лохматые облака теперь были так близко, что их можно было потрогать рукой. Значит, утомительный подъём наконец завершился. Это юным и худеньким легко скакать по горам, как козлам по заваленке, а ему, Верну, это уже не так просто. Слишком много последнее время налегал на сладкое монастырское вино, да и от жирного барашка на вертеле никогда не отказывался. Есть, конечно, ещё постные дни, но они в основном для молодых послушников, которые боятся Всевышнего, а скорее не его, а начальство. Ему же, Верну, бояться начальство не зачем. Он опытный и проверенный монах, неоднократно исполнявший самые деликатные указания руководства. Без преувеличения можно сказать, что он — столп веры. И он ещё на многое способен. Не просто так Верн считается одним из лучших бойцовых монахов его преподобия Цавуса. Если скакать как козлику ему уже не просто, то силы в нём ещё на десятерых. А эта сила может понадобиться внизу, хотя не совсем понятно, где именно. Задание от Цавуса было несколько расплывчатым: собрать информацию об оборонительных укреплениях, строящихся Стражем, и отправить быстрого гонца с донесением обратно через хребет. Оставшимся же предстояло где-то затаиться и ждать, пока твари разорвут оборону межгорцев. А когда те побегут, нужно будет попытаться скрутить Стража Дана. Хотя, скорее всего, Страж Дан побежит не один – его будет сопровождать многочисленная свита. Ну да, сейчас об этом думать рано. Спустимся с хребта, и уже на месте будем решать, что да как. Главное, чтобы не возникло разногласий с серыми. Половина отряда состоит из них. Цавус намеревался отправить только своих воронов, но серые жрецы заупрямились и настояли на совместном отряде. Отказывать им в этом случае было неблагоразумно, всё же союзники.
     В этот момент размышления Верна прервал грохот обвала с левой стороны тропы. Мгновенно отреагировав на угрозу, он развернулся в сторону шума и увидел, как крупные камни скатываются по насыпи. Причина их падения была очевидна: два молодых парня стояли на вершине.
     Кто они? Здешние пастухи или, может, соглядатаи, охраняющие границы Межгорья?
     Верн не успел додумать, как его боковое зрение уловило стремительное движение. Мозг еще не успел оценить ситуацию, а тело уже отреагировало: он сделал кувырок вперед, разрывая расстояние до места возможной угрозы. Многолетние тренировки не прошли даром. Завершив кувырок, Верн вскочил на ноги и увидел, что угроза исходит с невысокого плоского карниза, который едва нависал над тропой с противоположной стороны от места, где скатились камни. Хитрые нападающие использовали искусственный камнепад, чтобы отвлечь отряд и заставить его повернуться спинами к карнизу, откуда они сбросили на них пару сетей и теперь стремительно прыгали вниз. Пять-шесть членов отряда запутались в сетях, один получил стрелу с каким-то набалдашником по шлему и упал как подкошенный. Рядом с Верном оказались четверо: пара серьезных мужчин и два юных молокососа.
     Пока нападающие не успели занять позиции, Верн сделал ложный короткий выпад мечом, который держал в левой руке, а правой молниеносно нанес удар кистенем в висок одного из молокососов, оказавшегося ближе всех. Тот даже не успел понять, что произошло, упав как подкошенный. Количество противников сократилось. Один из мужчин попытался атаковать Верна мечом, но тот, отступив на шаг, прочертил кистенем широкую дугу вокруг себя так быстро, что нападающий едва успел отскочить.
     Далее произошло нечто странное. Второй мужчина наклонился, поднял с тропы несколько увесистых камней и, распрямившись, швырнул один из них в лицо Верну с такой силой, что тот едва успел уклониться. В этот момент Верн пожалел, что в левой руке у него меч, а не щит. Тем не менее, именно мечом он преградил путь второму камню, но третий камень отбить не смог. Пущенный с потрясающей силой и точностью булыжник угодил Верну в лоб...
     Придя в сознание, Верн понял, что лежит связанный. Голова его сильно гудела, а к горлу подступила тошнота. Попытка пошевелиться показала: его связали умело, просто так не выпутаться. К тому же он тут же получил чувствительный удар древком в бок, и юношеский голос зло сказал:
     – Не дергайся, воронья сволочь, а то по причиндалам получишь.
     – За то, что ты убил Эчета, тебе их вообще нужно отрезать! – поддержал другой юношеский голос, и Верн получил болезненный удар в другой бок.
     Ворочаться он больше не стал. Поводив глазами в разные стороны, понял, что лежит на земле в компании таких же связанных воронов и серых жрецов. Весь их отряд скрутили. Раз увидеть ничего не удается, то нужно напрячь слух. Чем Верн и занялся. Слух у него был хороший, все же умение подслушивать – одно из самых главных умений монаха. Вскоре Верн уловил какой-то разговор, а сконцентрировавшись, смог уже полноценно различать слова.
     – Эх, неопытные еще ребята. Двоих потеряли. А ведь противников было всего четверо. Остальные в сетях запутались.
     Второй голос с некоторым упреком сказал:
     – Брат Аршубиус, вам вообще не нужно было влезать. Я же вас просил. Если бы с вами что-то случилось, кто тогда опознал бы Цавуса?
     Первый голос, немного помолчав, ответил:
     – Не сделали вороны еще тот кистень, которым свалят Аршубиуса.
     Тут к первым двум голосам прибавился третий:
     – Ладно, Касид, что сделано, то сделано. Первую часть задания Стража мы выполнили. Сотрудничество серых с черными налицо. Теперь нужно выполнить вторую – поймать Цавуса.
     Первый голос спросил:
     – А с этими что будем делать, Марук?
     – Здесь нам придется разделиться. Касид, бери четырех парней и веди пленных назад к Стражу. И будь крайне осторожен. Тот бугай очень опасен, а возможно, не только он. Видишь, как он сейчас старательно прислушивается к нашему разговору? Если заметишь хоть намек на попытку освободиться, режь ему горло. И не только ему. Всех десятерых к Стражу доставлять не обязательно. Хватит каждой твари по паре.

ГЛАВА 23. Стальной хребет

     Последний заградительный отряд покинул уступ минут десять назад. Больше не было смысла скрывать наши приготовления от тварей. Впрочем, они скоро сами всё увидят: из пещеры уже вырывается струя пыльной взвеси, расползаясь дымным облаком. Звук работающей в пещере "болгарки" долетает даже до наших позиций – метротель уже близко.
     Скоро погань проложит себе путь в Межгорье, но на выходе их ждет не желанная цель, а коварный сюрприз.
     Жрецы, разумеется, давно знают, что обнаружены, и им готовят "тёплый" приём. Но они не догадываются, что именно мы успели сделать. А успели мы многое – всё, что задумали. С восхищением оглядываю огромные обломки скальной породы, выстроившиеся цепочкой от конца тропы, по которой погань будет спускаться с уступа, до центра нашей стены. Люди Татлоса потратили уйму сил и времени, чтобы стащить эти глыбы с отрога и расположить их в нужных местах. Зато метротелю через них не перелезть. Другая погань свободно проскочит между глыбами, даже обычный бурдюк пройдёт без проблем. Но только не метротель. Этому чудищу придётся бежать вдоль преграды, а нам только этого и надо. Нужно, чтобы он начал прорываться в середине стены и, прорвав оборону, попал в огненный коридор, а затем вырвался на поле, увлекая за собой орду тварей.
     Но пойдёт ли всё по плану? Как и в любом деле, есть нюансы и тонкие места. И от этого на сердце тревожно. Мне часто приходилось задумываться о том, что чувствует солдат накануне битвы: какой он испытывает страх за свою жизнь, как не может заснуть и найти себе места. Но почему-то я никогда не думал о том, что чувствует командир. В большинстве случаев угроза его жизни ниже, чем у обычного солдата, но бремя ответственности несоизмеримо тяжелее.
     Он отвечает не только за свою жизнь, и ему недостаточно просто не дрогнуть перед лицом врага, проявив личную отвагу. Его план сражения должен быть выверен, как часовой механизм, и, по возможности, безупречен. Он должен быть дерзким, но не безрассудным. От его решений зависят судьбы сотен, а порой и десятков тысяч жизней. В водовороте боя он обязан сохранять хладнокровие, отдавать чёткие, обдуманные приказы. Он должен принимать решения быстро, но при этом безошибочно. И всё это он должен делать, находясь под постоянным давлением ответственности за жизни своих людей и за исход всего сражения.
     Только сейчас я начинаю осознавать, какой тяжёлый груз лежит на полководце. Хотя план сражения мы вырабатывали коллегиально, основная ответственность всё равно на мне, и от этого не отвертеться.
     Я благодарю создателя, или кого-то другого, кто там наверху "заносит наши судьбы в скрижали". Благодарю за то, что он не дал мне ночь накануне битвы. Я даже не представляю, как бы я её пережил, расхаживая из угла в угол в нервных раздумьях. Сейчас ещё только вечереет, а метротель уже рядом. Ещё до заката твари получат проход в Межгорье. Скорее бы уже всё началось! Это томительное ожидание хуже пытки. Лица людей вокруг говорят о том, что на душе у них неспокойно. Наверное, нужно сказать им какие-то слова, подбодрить их. В общем, толкнуть пламенную речь.
     Мои раздумья прервал тихий голос Нью:
     – Думаю, тебе стоит обратиться к бойцам. Поднять им боевой дух! Ещё раз продемонстрировать, что мы – единый организм, способный на великое.
     Вот это да! Такое ощущение, что Нью читает мои мысли! Если она всё обо мне знает, то, может, и речь за меня скажет?
     – А сама не хочешь речь толкнуть? Повысить свой авторитет!
     – Я, конечно, могу, но это должен сделать ты.
     Ну разумеется, я. Что-то я решил увильнуть от ответственности, сам себя не узнаю. Хотя дело не в этом. Просто оратор из меня не очень, а тут вся соль именно в правильных словах, в эмоциональном накале… Нужно завести людей. Заставить их захотеть рвать врага зубами, как Тузики рвут грелки.
     В голове крутятся обрывки фраз, образы. Хочется сказать что-то такое, что заставит людей забыть о страхе. Что-то, что зажжёт в них огонь, который не погасит никакая тварь. Что-то, что заставит их поверить в себя, в свои силы, в то, что они – не просто пешки в игре серых жрецов, а хозяева своей судьбы. Обратиться к бойцам нужно обязательно, но нужно подумать, что и как сказать, постараться найти эти самые правильные слова...
     – Эй, Тук, Лотто, Амед! Пробегитесь по позициям и попросите людей подойти поближе. Я хочу к ним обратиться.
     Пока мои подручные разбежались, я вдруг осознал, что еще никогда в жизни не обращался к такой массе людей и не знаю, как именно к ним обратиться.
     Сам собой в памяти всплыл герой Шакурова с его легендарным обращением:
     "Бойцы, грозные альбатросы революции, еще прячется по углам недобитый враг...".[30]
     Ну, про альбатросов революции тут явно никто не поймет, а вот "бойцы" звучит неплохо, но...
     Бойцы? Воины? Мужики? Ребята? Так, скорее всего, можно обращаться к мужчинам, а у нас среди защитников есть много женщин и даже детей, и далеко не все тут воины — есть простые ополченцы.
     Нужно найти такое обращение, которое объединит всех. А что нас, в сущности, объединяет? То, что мы люди? Народ?... Народ! Отличное обращение! Ерунда какая-то. Еще не хватало их согражданами назвать!
     Вспоминается бургомистр в исполнении Евгения Леонова и его замечательные слова:
     "Люди! Сограждане! Общество! Вон какой бред несу..., вон куда заносит".[31]
     Нет, это нам точно не нужно. Не хватает еще пустых речей времен застоя. Мои слова должны идти от сердца, а не просто сотрясать воздух, пугая мух…
     Тут мои размышления прервал голос Нью:
     – Вот возьми. Это поможет. Я проверила.
     Нью протянула мне какой-то странный конус из бересты.
     – Это что за интересная поделка? Банная шапочка великого полководца?
     – Нет, это средневековый громкоговоритель.
     – И когда же ты успела изготовить это чудо прогресса?
     – Пару дней назад.
     Очень интересно. До меня только сейчас доходит, что нужно что-то сказать, как-то воодушевить, а она, оказывается, уже пару дней назад всё просчитала.
     – У меня такое ощущение, что ты знаешь всё наперед. Скажи честно, мы победим?
     – Не знаю. Умный человек должен стараться просчитывать варианты развития событий, должен, опираясь на свой опыт и знания, попытаться мысленно заглянуть в будущее, но как события будут развиваться на самом деле, он знать не может.
     – Так откуда ты узнала, что нужно изготовить рупор?
     – Для полководца маленькой армии просто необходимо воодушевить своих бойцов "Словом" в последние минуты перед битвой. Его услышат почти все.
     Вернувшиеся подручные доложили, что народ собрался и все ждут, что скажет Страж. Люди столпились на стене, расположились у ее подножия среди телег, облепили ближний мост через реку, вышли из леса у подножия отрога. Их было довольно много, наверное, половина от всех, кто прибыл к Костяному хребту. Лица серьезные и сосредоточенные, все прекрасно осознают, что легкой прогулки не будет.
     Оглядев это людское воинство, я мысленно попросил всевышнего о помощи и, поднеся рупор к губам, обратился к собравшимся:
     – Вы никогда не догадаетесь, о чем я думал, пока вы собирались. А думал я о том, как к вам всем обратиться. Ну, то, что все мы люди, – это понятно. Те мрази, которые привели сюда орду погани, тоже вроде как люди. Так что нас отличает от них и объединяет друг с другом? Мы вроде все разные. Среди нас мужчины и женщины, бакайцы, конеги, халкиды, иридиане и приверженцы традиционной церкви. Представители разных народов и верований, многие из вас покинули родину не по своей воле. Но теперь все мы здесь. Этот край стал нашим новым домом. Мы сеем здесь хлеб, разводим скотину, строим жилища, рожаем и растим детей. Поэтому теперь мы – межгорцы. Сегодня и впредь мы межгорцы. А наши дети, рожденные тут, – коренные межгорцы. Другой родины у них просто нет. У многих из вас здесь уже родился ребенок, а у некоторых – уже двое.
     Из-за спины раздался тихий голос Тука:
     – Маланья уже четверых принесла!
     Тут я совершенно обалдел и потерял дар речи. Оказывается, не прав был товарищ О. Бендер, и скоро не только кошки родятся.
     Видя мое замешательство, Тук быстро пояснил:
     – Она пузатая сюда попала. Разродилась, как только мы до Мальрока добрались, затем еще двойню принесла, а недавно – еще одного.
     Быстро переварив информацию, я вновь обратился к собравшимся, ибо пламенные речи не терпят перерывов.
     – Всезнающий Тук мне сообщил, что Маланья подарила нам уже четверых межгорцев. Еще Тук уверяет, что он не при чем.
     Пока народ посмеивался, радуясь, что хоть кто-то в этом деле смог обойтись без Тука, я поинтересовался:
     – А есть ли среди нас та самая Маланья?
     Откликнулась какая-то женщина в толпе, среди телег, с младенцем на руках:
     – Я туточки, и муж мой рядом. Это его работа.
     Обычная пара: крепкий мужчина с короткой бородкой в доспехах и миловидная, слегка полноватая женщина средних лет. В глазах мужчины читалась сосредоточенность, в улыбке женщины – теплота. Но лица у них взволнованные, как и у большинства окружающих их людей:
     – Я знаю, что сейчас волнует тебя, Маланья, и твоего мужа, что волнует всех вас. Вы боитесь за своих близких. Боитесь того, что с ними будет, если они потеряют кормильца, потеряют опору в жизни. И ваши опасения не напрасны. Я бы соврал вам, пообещав, что эта битва дастся нам без потерь, а врать и давать фальшивых обещаний я не стану. Но вот что я могу пообещать. Я обещаю вам, что родственники павших будут получать денежную и не только денежную помощь. Я обещаю, что их дети не останутся брошенными и никому не нужными. Я обещаю, что они смогут выучиться и получить профессию. Обещаю, что Межгорье будет заботиться о них, как о своих собственных. Даю вам своё слово Стража!
     Когда шумное воодушевление толпы улеглось, я продолжил:
     – Впереди у нас тяжелое сражение с сильным врагом. Это наш вековечный враг. Нам не удастся его разжалобить, и с ним нельзя договориться. Он пришёл сюда, на нашу землю, чтобы уничтожить взрослых, зверски истязать стариков и забрать в полон молодежь и детей, чтобы проводить над ними мерзкие опыты и создавать перерождённых. Он роет к нам проход — разрушает толщу Костяного хребта, служившего Межгорью естественной защитой испокон веку. Он хочет переломить этот хребет, наш хребет, как проделывал это прежде в разных местах и с разными народами. Но в этот раз он недооценил противника, потому что мы, межгорцы, — нас много, и все мы злые. Мы без устали работали, ковали оружие и тренировались до упаду, оттачивали боевое взаимодействие и строили укрепления. Теперь мы уже не та растерявшаяся кучка переселенцев, что пришла в Межгорье два года назад. Теперь мы отлично вооружены и прекрасно обучены, и мы заготовили врагу много неприятных сюрпризов, о которых он будет вспоминать с содроганием, зализывая раны многие годы. Так давайте не дадим врагу ни шанса на победу! Давайте покажем, что у нас не костяной, а стальной хребет, который ему никогда не сломить! Нас не сломить! Нас никогда не сломить!
     Последние слова я уже не говорил — я кричал, подняв вверх руку со сжатым кулаком, я орал! Но мой крик все равно тонул в нарастающем людском рёве. Толпа скандировала мои слова:
     – Нас не сломить!
     – Нас не сломить!
     – Нас не сломить!
     Подошедшая Нью улыбнулась и похлопала меня по плечу:
     – До Черчилля, пожалуй, не дотягиваешь, но сказал хорошо!
     – К черту Черчилля! Слишком много Черчиллей и Наполеонов развелось в последнее время. Плюнуть некуда, обязательно в какого-то мелкого Черчилля попадешь.
     Когда рев заведенной толпы начал стихать, со стороны уступа раздался грохот. Повернувшаяся в сторону шума толпа людей ахнула, увидев, как осыпаются последние камни, отделяющие рвущегося к нам монстра от уступа. В клубах пыли и разлетающихся во все стороны камней и недр горы на белый свет вылезла чудовищных размеров голова метротеля, вся утыканная кинжалами острых зубов. Хотя уступ находился на пятидесятиметровой высоте, это нисколько не мешало оценить размеры чудища.
     По людской толпе, завороженно смотрящей на это порождение тьмы, пронесся ропот удивления и испуга.
     Ну что же, можно считать, что твари дали свой ответ на мою ободряющую речь. Вид метротеля напугал людей. Только Тук с Лотто глядели на старого знакомого, не скрывая саркастических улыбок: "Ну как вам, ребята? Не пора ли труселя отстирывать?"

ГЛАВА 24. Неприятель

     На картине Василия Верещагина "Наполеон на Бородинских высотах" великий полководец изображён сидящим на стуле, с вытянутой вперёд ногой, покоящейся на барабане. Со временем тема Наполеона с барабаном стала весьма распространённой для шуток, анекдотов и даже сюжетом для рекламы. Но чтобы про тебя сочиняли анекдоты и назвали твоим именем торт и коньяк, это нужно заслужить. У его преподобия Цавуса и главы серых жрецов никаких таких заслуг не было, как не было у них стульев и барабанов. Да и полководческих талантов им до сих пор проявлять не приходилось.
     Выбравшись на уступ, они устроились по-простому, на покрытых шкурами валунах. Орулл, наслаждаясь свежим, опьяняющим воздухом после нескольких дней, проведённых в сыром и душном подземелье рядом с вонючими тварями, с интересом и пренебрежительной улыбкой осматривал оборонительные сооружения, возведённые местными жителями. Его преподобие Цавус, напротив, выглядел хмурым и никак не радовался свежему воздуху и дневному свету, разглядывая раскинувшиеся внизу укрепления. Он чётко осознавал, что не только не будет неожиданного вторжения в Межгорье, но и прорвать оборону укрепившихся жителей легко не получится. Придётся серьёзно попотеть и потерять немалую часть поганого воинства, которое так необходимо для полного захвата Межгорья.
     Все эти нерадостные мысли не давали Цавусу сидеть спокойно на своём камне. Он постоянно ёрзал и злобно ворчал что-то неразборчивое.
     – Дорогой Цавус, почему вы так нервно дёргаетесь? Можно подумать, что у вас завелись блохи.
     Цавус за прошедшие несколько дней сильно устал от плебейских шуточек жреца, но готов был их терпеть и дальше, лишь бы их план сработал и Страж Дан отправился к праотцам. Но то, что сейчас видел перед собой его преподобие, не давало ему покоя.
     – Нет, блохи, живущие на ваших тварях, меня боятся. Но что вы на всё это скажете? – Его преподобие обвёл рукой раскинувшиеся внизу укрепления.
     – А что тут говорить, похоже, эти несчастные межгорцы пупок надорвали, возводя все эти стены. Наверное, пыхтели тут от зари до зари, да всё напрасно. Им это не поможет.
     – Неужели вы всерьез считаете эти укрепления пустяком? Наш изначальный замысел заключался в том, чтобы, воспользовавшись проходом, проделанным вашими бурдюками, внезапно ворваться в Межгорье и захватить значительную часть края до того, как Стражи успеют осознать происходящее. А что мы имеем теперь?
     Орулл, продолжая наслаждаться свежим воздухом, казалось, слушал недовольное ворчание своего преподобия лишь краем уха:
     – Дорогой Цавус, мы столкнулись с противником, который узнал о наших планах всего десять дней назад. И мы прекрасно осознавали, что нас обнаружили. Знали, что нас ждет враждебный прием. Именно для этого мы и отправили разведывательный отряд через хребет, дабы выяснить, что готовят Стражи. К сожалению, разведчики не вернулись, но это не является критичным. Теперь мы сами воочию убедились в их приготовлениях. И в этой обороне нет ничего непреодолимого.
     Цавуса же пропажа разведчиков беспокоила мало. Там были проверенные и опытные бойцы, вряд ли с ними случилось непоправимое. Скорее, затаились где-то в ожидании сражения, не рискуя обнаружить себя при прорыве через вражеские порядки.
     – Вы действительно так полагаете, Орулл? Смотрите, они полностью изолировали нас от Межгорья. Со всех сторон оборона. Даже за рекой успели возвести укрепления. Куда ни кинь взгляд, везде придется прорываться с боем.
     – Ну и что? Смотрите сами. Справа – отрог. Его серьезно укрепили: из покатого склона сделали отвесную стену, а сверху, между гигантскими глыбами, еще и нарастили ее укреплениями. Но Стражи напрасно старались: мы туда не пойдем. Единственное, чем эта оборона нам мешает, – это дорога у подножия, по которой твари будут спускаться с уступа. Межгорцы могут забрасывать нас камнями, поливать кипящей смолой, но у меня уже есть идея, как снизить потери. Мы начнем переправлять тварей постепенно. Небольшими группами, тоненьким ручейком они будут струиться мимо позиции на отроге. Попасть в них будет труднее, и увернуться проще, чем если бы твари поперли гурьбой, на что Стражи, скорее всего, и рассчитывали.
     Выслушав союзника, Цавус не смог сдержать ехидства:
     – И как долго ваши твари будут струиться? Пока Смутные дни не закончатся?
     – Ну зачем вы так? Я не менее вашего заинтересован в скорейшем начале штурма. Скоро подойдет второй бурдюк, и наши войска получат дополнительный проход. Ну и еще мы попробуем спустить часть тварей прямо с уступа на поле.
     Тут его преподобие не смог скрыть удивления:
     – Каким же образом? Тут пятидесятиметровый обрыв, а внизу вкопаны острые колья.
     Но Орулла, похоже, все эти обстоятельства нисколько не смущали:
     – Попробуем подстелить соломку для мягкого приземления!
     – Ну хорошо. Так где вы собираетесь наносить главный удар? По стене или через воду?
     Жрец ответил не сразу. Еще раз обведя внимательным взглядом все оборонительные сооружения, он, казалось, что-то прикидывал в уме:
     – Через воду вряд ли получится. Если ваш Страж умен, как вы говорите, то они, скорее всего, сильно углубили озеро. Так что сначала нужно понять, какая там глубина. Твари плавать не умеют. В воду их можно заставить зайти, но они должны ножками доставать до дна. Так что атаковать будем стену напротив нас. Стена, хоть и сделана монументально, но она только для старого бурдюка серьезная преграда, новый разгрызёт её как орех. Но почему у вас такой скептический вид, ваше преподобие?
     – Потому что это всё мне не нравится. Как вы правильно сказали, Страж Дан умён, но он ещё и хитёр. Я просто печенкой чую здесь подвох. Они могут убить вашего нового бурдюка. Давайте отложим штурм.
     Теперь уже пришёл черёд Орулла удивиться:
     – Отложить штурм? Да вы с ума сошли?
     – Вовсе нет, Орулл. Я только призываю вас быть осторожным и не бросаться очертя голову на красную тряпку... мы можем так всё потерять.
     Жрецу было понятно, что его преподобие плохо понимает всю экономическую составляющую вторжения. Найти проход в Межгорье, разослав для этого несколько десятков агентов, совсем не то же самое, что привезти из-за моря целую армию.
     – Дорогой друг, если мы отложим штурм, то пропустим Смутные дни, а как вы знаете, только в эти дни твари могут бегать при дневном свете и могут сражаться круглые сутки. Следующие Смутные дни будут только через три декады. А вы в курсе, что тварям нужна пища? Да, да, они жрут! И жрут они много! А сколько сжирает такая толпа, вы и вообразить себе не можете. И их жратва у нас заканчивается. А еще видите вон ту парочку на краю уступа, у водопада? Знаете, кто это? Догадались? Все верно, это те самые перерождённые. Скоро к ним подтянутся и другие. Они пришли сюда развлекаться – получать эмоции, и ждать они не любят, даже то, что мы не атакуем немедленно, уже может им не понравиться. А я вас уверяю, что не стоит делать то, что им не нравится. Иначе, вместо Стража, они могут развлечься с тем, кто под рукой. Меня они вряд ли тронут, так как я им нужен, а вот вы им не нужны, и ваши люди тоже. И я вас уверяю, какими бы опытными воинами ни были ваши монахи, против перерождённых у них нет шансов.
     Цавусу совершенно не нравилось соседство с столь опасными тварями, как перерождённые, а как еще назвать этих мерзких порождений тьмы в человеческом обличии?
     – Слушая вас, можно подумать, что мы тут в какие-то игры играем. Я уверен, мы прекрасно обошлись бы и без них. Зачем вы их сюда пригласили?
     – Дело в том, мой друг, что серые жрецы заключают взаимовыгодные договоры не только с вами, карающими. И не смотрите на меня так, наше сотрудничество с перерождёнными началось задолго до меня. И это сотрудничество, от которого не стоит отказываться: себе дороже выйдет.

ГЛАВА 25. Дебют. Гамбит "Четырех бурдюков"[32]

     Погань вела себя странно. Вместо того чтобы, как обычно, без раздумий бросаться на людей, она медленно спускалась на поле, словно осознавая своё достоинство. Без суеты и толчеи твари дефилировали перед сотнями удивлённых зрителей, перемещаясь поодиночке или небольшими группами.
     Среди них выделялись старые "добрые" знакомые: расты, или, как их называют бакайцы, стригуны – покрытые чешуёй гориллообразные создания с когтями, напоминающими ножи Фредди Крюгера, способные пробить даже латы. Гарпы, или прыгуны – шустрые, невероятно подвижные человекоподобные твари с узкими плечами, гибким и жилистым телом, а также вывернутыми назад ногами, как у насекомых. Эриты, или шатуны – четырехметровые бочкообразные гиганты с микроскопической головой, столбообразными кривыми ногами и огромными ладонями. Была и другая, ранее мной не встречаемая, погонь. Четвероногая тварь, обросшая густой рыжей шерстью, могла бы сойти за крупную собаку, если бы не её крокодилья голова с огромной зубастой пастью. Ярко-зелёная, вся облитая слизью, пучеглазая тварь с острыми шипами вдоль хребта напоминала болотную лягушку и шествовала в развалочку, как жаба.
     Спустившись на поле, твари рассредоточились вдоль подножия уступа, но не проявляли никакого нетерпения и не спешили бросаться в бой. В моём представлении погань вела себя нестандартно. Но, возможно, я не очень хорошо разбираюсь в её повадках.
     – Конфидус, только мне кажется, что поведение погани странное, или вас тоже что-то смущает?
     – Дан, пожалуй, это действительно выглядит несколько необычно, но, кажется, я знаю причину.
     – И в чем же она?
     – Они, похоже, боятся Татлоса. Точнее, того, что может полететь на них, пока они спускаются мимо его позиции. Поэтому они группируются небольшими отрядами, в которые труднее попасть, а на поле, видите, уже собираются плотнее.
     – Меня всегда поражало, откуда в этой погани столько разумности.
     – Сомневаюсь, что это их собственная разумность. Ими управляют заклинатели тварей. Без них эта погань бросилась бы на нас без раздумий.
     Проводив взглядом очередную группу существ, спустившихся с отрога и присоединившихся к растущей толпе на поле, Конфидус тоже решил задать вопрос:
     – Дан, не могли бы вы объяснить, чем сейчас занимается Страж Нью? Её спокойствие поражает.
     – Ну, вы же видите, что она рисует...
     – Именно! Когда у всех нервы на пределе, а к горлу подступает тошнота, она спокойно рисует, словно на пленэре. А эти два красивых меча за спиной? Для чего они ей? Для красоты, или она собирается ими щекотать невидимую погань? Неужели она не понимает, что воображаемой погони больше нет? Перед нами – погань реальная, которая убивает.
     Хорошо, что я тоже испытываю нервное напряжение, как и Конфидус. Меня тоже слегка "потрахивает", как говорил один земной политик, – видимо, адреналин делает своё дело. Это подтверждает, что я обычный человек, и Черное сердце не превращает меня в бездушную машину. Но епископу не стоит показывать своего волнения:
     – Конфидус, вы ведь сами показывали мне книгу Стражей о погони, с иллюстрациями и описанием. Откуда, по-вашему, появились эти иллюстрации? Именно так они и создаются. На пленэре.
     – Я думал, что после боя, когда успокоишься и руки перестанут дрожать, Стражи начинают зарисовывать этих тварей.
     – Дохлая погань выглядит не так реалистично. Да и много там нарисуешь, после того как вы ее располовините своим двуручным мечом... Епископ, лучше посмотрите на недовольные морды тех тварей, – я указал рукой в направлении озера, – пытаются в воду заходить. Похоже, глубину меряют?
     – Ага. Брод ищут. Наивные! – развеселился вдруг епископ. – Шиш вам, а не тот берег! Молодец все-таки Дирбз. Отлично потрудился со своими ребятами.
     Наша беседа внезапно оборвалась пронзительным, похожим на поросячий, визгом, донесшимся со стороны уступа. Повернувшись туда, мы стали свидетелями любопытного зрелища: четверо могучих эритов схватили крупного бурдюка – существо, напоминающее гигантскую гусеницу – и потащили его к краю пропасти. Это огромное создание, размером с микроавтобус, неуклюже извивалось и громко визжало, но вырваться из цепких лап крепышей не могло.
     Подтащив жертву к краю обрыва, эриты немного раскачали её, как раскачивают человека, держа за руки и за ноги, и бросили вниз. Издав прощальный вопль, бурдюк рухнул на толстые колья, установленные в несколько рядов у подножия карниза. Эриты не стали любоваться результатом своего труда, а тут же бросились к следующему бурдюку, схватили его и также потащили к обрыву.
     "Что всё это означает?" – пронеслось у меня в голове. И тут меня осенило! Серые жрецы создают бурдюков, да и не только их, из свиней, которых выращивают на Свином острове и в других подобных местах. Внешне бурдюк напоминает гусеницу с массивным задом и сужающимся передом, покрытым роговой броней. Однако внутри это всего лишь груда свиного сала – мягкого и воздушного, как вата или свежевыпавший снег. Упругий панцирь скрывает его рыхлую и нежную структуру. Очевидно, серые жрецы намерены обезвредить торчащие из земли колья. Но зачем?
     Неужели эти твари будут прыгать с такой высоты? Ну конечно! Бурдюк ведь мягкий и упругий – они собираются использовать его как батут. Осознав это, я подбежал к горнисту:
     – Живо труби "Обстрел кольев"!
     Пока растерянный горнист пытался вспомнить нужную команду, я бросился вдоль стены, выкрикивая:
     – Поджигаем колья! Живо поджигаем колья!
     Конфидус, мгновенно понявший ситуацию, тоже помчался в сторону своей позиции у отрога:
     – Поджигаем колья! Не спать!
     Наша команда, конечно, немного опоздала. Эриты уже раскачивали третьего бурдюка. Однако лучники не теряли времени. Первые зажигательные стрелы вылетели с позиции Татлоса, но из-за большого расстояния они не могли достичь всех кольев. Поэтому те, что находились ближе к озеру, были поражены небольшими баллистами, установленными на стене.
     Расстояние от стены до уступа не позволяло добить до кольев из обычного лука. Для этого требовался бы большой, мощный лук, не ниже человеческого роста, с огромной силой натяжения тетивы. Совет решил не заморачиваться с изготовлением таких луков, а использовать баллисты. Ведь никто и не планировал поджигать колья на скорость. Они должны были загореться с наступлением темноты и подсвечивать тварей на поле.
     Несмотря на то, что пространство между кольями было заполнено сухими ветками, пропитанными горючей жидкостью, огонь разгорался медленнее, чем мы ожидали. Как только эриты сбросили четвертого бурдюка, с уступа вниз хлынула толпа тварей. Прыгали, конечно, самые мелкие и легкие типа гарпов. Но всё равно удивительно было видеть, как они, не получив видимых повреждений, преодолевали такую высоту, прыгая пусть и на мягкую подстилку. Приземляясь на висящие бурдюки, твари ловко спрыгивали с них на землю, пополняя ряды поганого воинства.
     Однако это зрелище продлилось недолго. Через пару минут пламя охватило самих бурдюков. Огонь жадно облизывал их жирные бока, а в воздух поднимались густые клубы дыма, временами полностью скрывая уступ. Интересно, как жрецы переносят этот дым? Надеюсь, как кабан на вертеле.
     Начало партии осталось за жрецами. Если использовать шахматную терминологию, они пожертвовали мелкой фигурой, но выиграли темп. Ничего страшного для нас пока не случилось. Может, несколько медленнее, но спрыгнувшие твари все равно оказались бы на поле. (рис 4)
[]

     Рисунок 4
     Наступило временное затишье. Возможно, жрецы обдумывали следующий ход или накапливали силы для решающего удара. Солнце уже скрылось за горизонтом, и в небе разгоралась красочная картина, обычная для Смутных дней.
     Внезапно, разрывая клубы дыма, в небе появились крупные точки, стремительно увеличивающиеся в размерах. Вскоре стало ясно: это летающие твари, напоминающие летучих мышей. Но они не махали крыльями, а планировали, словно белки-летяги, используя перепонки между лапами. От летучих мышей им достались хищные головы с острыми клыками и длинный коготь на локтевом суставе.
     Похоже, начинается главное представление. Волнение само собой куда-то ушло, настало время действовать. Пока мои приказы не требовались. Лучники натягивали тетиву, остальные выставляли вперед пики и щиты, готовясь встретить подлетающую погань. Она была уже близко, планируя на наши позиции с высокого уступа. Существа были крупнее летучих мышей, но не гигантские – размером с небольшую собаку. Лучники открыли огонь, и первые твари начали падать на землю. Одну из прорвавшихся тварей ловкий Лотто приголубил топором. Другая, вцепившись шипами в щит Тука, попыталась дотянуться до его горла клыками. Но горбун, отбросив алебарду, перехватил щит двумя руками и с размаху ударил им о бревно. Издав крякающий звук, тварь превратилась в подобие прихлопнутого комара.
     – Сэр Страж, вы только посмотрите, что творится, – возмутился Тук, – эти твари уже летают! Что же дальше-то будет?
     Ответить я не успел, так как Зелёный неожиданно сорвался с моего плеча и ринулся вперёд на приближающуюся тварь. Поступок попугая стал совершенно неожиданным. Ранее, при приближении тварей, он всегда заблаговременно улетал, желая остающимся всех благ. Я вообще был уверен, что попугая рядом нет, и он давно где-то затаился и наблюдает со стороны. Может, он остался из-за Снежи? Попугаиха сидела на плече у Нью как ни в чем не бывало. Неужели старый пьянчуга Зелёный решил показать удаль перед дамочкой?
     Сделав крутой вираж, попугай сблизился с тварью и ловко клюнул её в голову. Но со второй белко-мышью, выскочившей откуда ни возьмись, этот трюк не сработал. Тварь, слегка изменив направление полёта, уклонилась от клюва попугая и ударила его локтевым шипом. Несколько перьев разлетелось, и попугай, войдя в крутое пике, рухнул на землю. Только тогда я опустил взгляд и увидел: толпа тварей у подножия уступа перешла в атаку и несётся к нам. Самое страшное – вся эта орда монстров надвигается прямо на маленького зелёного попугая, упавшего у стены и, судя по всему, не способного взлететь.
     Пока я пытался осознать произошедшее, Тук с отчаянным воплем:
     – Да помогут нам святые угодники! – сиганул вниз со стены. Его приземление смягчили замаскированные дерном жерди, прогибаясь и с треском ломаясь под бронированным рогаликом. Вслед за Туком сразу бросился Лотто с криком:
     – И отцы-заступники!
     Смотреть за ребятами я больше не стал, а, бросившись к противоположной стороне стены, проорал:
     – Живо дайте мне лестницу. Скорее!
     За стеной собралось много народу. Летающие белко-мыши не доставляли тут особых хлопот: достаточно было следить за краем стены и встречать их вилами, алебардами или щитами. Именно там, на краю, появился я, орущий Страж, требующий лестницу. Лестниц было полно, и мне тут же подали одну.
     Как только я начал тянуть лестницу наверх, появились помощники. Общими усилиями мы мгновенно подняли её и перекинули на другую сторону.
     Внизу нас уже дожидался Тук с Зелёным в руках и Лотто со своим топором, готовый к бою. Самые прыткие твари были уже совсем близко.
     Подъём Тука на стену оказался непростым. Тяжёлые латы не способствовали передвижению по узким ступенькам, да ещё одну руку занимал попугай. Когда Тук наконец достиг вершины, первая из самых быстрых тварей уже добралась до Лотто и готовилась нанести удар когтями. Однако бывший дем оказался проворнее: резким взмахом топора он отсек противнику ногу.
     Следом накатывала основная волна погони. Лучники и арбалетчики дружно выпустили стрелы, но видимого эффекта это не принесло. Многим тварям одной стрелы было недостаточно – требовались более серьёзные раны. Видя, что Лотто вот-вот будет сметён натиском, я отдал приказ:
     – Лотто, живо наверх. Лучники, прикрывайте.
     Как только бывший дем начал взбираться по лестнице, стоявшие на стене начали затаскивать лестницу наверх. В конце концов, на лестницу нажали, её нижний конец поднялся, и лестница оказалась расположена горизонтально земле. В этот момент добежавшие твари начали бросаться и повисать на поднявшемся конце лестницы, но было уже поздно: лестницу вместе с лежавшим на ней Лотто затягивали на стену.
     Налетающая волна тварей добралась до замаскированных жердей, и жерди, не выдерживая их веса, начали ломаться. Передние твари, теряя равновесие, падали на полном ходу, врезались в бревенчатую стену; налетающие сзади падали на них и на острые обломки жердей. Под стеной началась давка, сопровождаемая злобным воем. Скрытые жерди, предназначенные для маскировки высоты стены, стали ловушкой для нападающих.
     Прекрасно. Мы получили неожиданный бонус.
     Воспользовавшись скученностью повалившихся тварей, защитники стены опрокинули на них заготовленные котлы с кипятком и смолой, после чего громкость завываний погони возросла на порядок.
     Подошедший Тук бережно посадил попугая мне на плечо и довольно осклабился:
     – Ишь как завывают! Видимо, не понравились тварям наши гостинцы, как вы думаете, сэр Дан?
     – Я вот думаю, с чего вдруг Зелёного потянуло на подвиги?
     – А кто ж его знает? Может, это у него от неразделенной любви. Птичьи помыслы туманны и противоречивы!
     – Тук, давай не прикидывайся тут философом. Сдается мне, что попугай хлебнул перед боем граммульку другую для храбрости...
     – Чуть что – сразу Тук! Можно подумать, я тут единственный, кто ему подливает. Многие перед боем хлебнули граммульку, вот Зелёный, наверное, и присоседился в разных местах.
     Вид у попугая действительно был несколько осоловевший. Зная уровень его потребностей, можно было с уверенностью сказать: Зелёный принял на грудь несколько десятков различных граммулек. Тревожило то, что от столкновения с тварью попугай получил ранение, и если его жизни ничего не угрожает, то способность летать он временно утратил в результате своих выкрутасов. А сейчас было не подходящее время сидеть на плече. Я надеялся, что Зелёный, по своему обыкновению, давно удалился в безопасное место, а он, оказывается, на передовой да ещё и подшафе.
     Как обычно, мне на помощь пришла Нью, появившись рядом со своей попугаихой на плече и клеткой в руках:
     – Предлагаю временно изолировать этого аса, посадив в клетку. Пока этот Манфред фон Рехтгоффен[33] под винными парами, неизвестно, что ещё он может выкинуть.
     – Ага, Зелёному барону нужно проспаться! – резюмировала Снежа.
     Мой попугай в долгу не остался, воскликнув с напускным возмущением:
     – О женщины, ничтожество вам имя![34]
     К сожалению, Нью права. Если Зелёного потянуло на Шекспира, то его пора изолировать, хотя он на меня и обидится. Но сейчас он опасен, прежде всего для самого себя. А смотреть за ним времени нет. Сейчас твари придут в себя и снова кинутся на нас. Взяв попугая, я бережно засунул его в клетку:
     – Извини, дружище, но ты временно наказан. Посиди тут, а у нас пока других дел невпроворот.
     Попугай нахохлился и понурился. Сидеть в клетке он не любил. Впрочем, вряд ли кому такое может быть по нраву.
     – Не волнуйся, – Нью смотрела на меня с сочувствием, – он будет не один. Снежа посидит рядом. Попугаям сейчас тут не место.
     Когда уносящая клетку Нью уже спускалась со стены, до меня донеслось:
     – Сижу за решёткой в темнице сырой!
     – Вскормлённый в неволе орёл молодой.[35]

ГЛАВА 26. Миттельшпиль[36]

     На поле боя опустилась ночь. В небе пылало сияние Смутных дней – огненный вихрь, простирающийся до самого горизонта, напоминал северное сияние. Однако, в отличие от его синевато-зелёных оттенков, щупальца этого света были оранжево-красными и сливались с полыхающими кострами у подножия уступа. Этот инфернальный свет многократно отражался от доспехов, мерцал на чешуйчатых и хитиновых панцирях погони, играл бликами на воде. Глядя на этот "Этюд в багровых тонах", щедро приправленный клубами расползающегося дыма, можно было подумать, что мы уже в аду и земля горит у нас под ногами.
     Вопреки нашим ожиданиям, погонь не бросилась на нас сразу после перегруппировки. Она выжидала, продолжая наращивать свои силы на поле. Обстрела тварей с нашей стороны почти не было, так как на совете решили до поры до времени не применять большие метательные машины: брошенный валун может быть отправлен обратно, а в пылу боя нет возможности отслеживать прилетающие из полумрака "гостинцы". Чтобы лишить эритов снарядов для метания, всё пространство от уступа до стены было тщательно прочёсано, и все камни размером больше детского кулачка удалены.
     Разглядывая полчище тварей, я с удивлением заметил, что их толпа как бы разделилась на две части. Одна сосредоточилась ближе к отрогу, другая – ближе к воде. Посередине же тварей было довольно мало.
     Неясно было, почему жрецы не вводят в бой метротеля. Боятся, что, пока он будет спускаться с уступа, его уничтожат люди Татлоса? Но больше всего меня тревожило ожидание второго метротеля. Где он? В какую сторону роет проход?
     Мои размышления прервал новый штурм. Словно по команде, твари ринулись на стену.
     Первые попытки были неуклюжими: несколько бурдюков с разбегу врезались в стену, но без видимого эффекта. Не зря за рядом вкопанных и скреплённых брёвен скрывается пять метров плотно утрамбованной земли и камней. Бурдюк мог бы биться головой о нашу стену сутками, но вряд ли добился бы своего. Похоже, твари пришли к тому же выводу и быстро сменили тактику. Теперь бурдюки просто прижимались мордами или боком к стене, а более мелкие особи, используя их как живые помосты, забирались на спину и оттуда пытались запрыгнуть на стену. Это стало им удаваться.
     Вот, недалеко от меня, на стену взобрались сразу два гориллоподобных раста. Один из них попытался нанести удар когтями-ножами по воину в крепких доспехах, но тот успел прикрыться щитом. Тут же двое его товарищей бросились на погань. Первый вонзил алебарду в основание шеи, второй, присев на колено, рубанул "гориллу" топором под колено. Орущую и истекающую кровью тварь тут же сбросили вниз.
     Вторая тварь успела сбить с ног одного ополченца, но добить его ей не дали. Двое других накололи погань на вилы, а третий со всего размаха опустил ей на голову меч.
     Со стороны позиции Обамы раздались крики:
     – Перерождённый!
     – Перерождённый!
     Вот кого нам не хватало для полного счастья. Эта сволочь способна на многое. Например, отвлечь на себя значительные силы и позволить тварям прорваться на стену в большем количестве.
     Не успел я подумать о том, чтобы помочь ребятам, как Нью, выкрикнув:
     – Я посмотрю, что там! – умчалась в сторону позиции ругийца.
     Твари продолжали наседать вдоль всей стены. Гигантские копачи, ростом со стену или чуть выше, подойдя вплотную, махали своими клешнями, похожими на лопаты, пытаясь достать кого-нибудь из зазевавшихся. Словно кошка, пытающаяся выудить мышь из норы. Эриты, из-за недостатка роста, не могли делать подобных трюков, поэтому они подсаживали мелких тварей наверх или просто забрасывали их на стену. По всей протяжённости стены шла ожесточённая рубка, но тварям было явно тяжело. Высота и прочность сооружения не позволяли им быстро закинуть наверх большое количество погони и создать серьёзное давление на защитников.
     Вернулась убежавшая Нью:
     – Ребята сами справились! Но эта тварь успела убить троих. Я попросила сохранять тела перерожденных. Будем использовать Чёрное сердце для лечения раненых.
     Эта новость меня несколько удивила:
     – Ты уверена? Разве свежие сердца не опасны для простых людей? Человек может сам переродиться, ведь ищущий еще не истаял...
     – Это если пересадить Чёрное сердце целиком. А если брать от симбионта по небольшим кусочкам, то в них не будет присутствия ищущего.
     – И что? Такой кусочек может исцелить?
     – Того, кому осталось жить минуты, вряд ли, но даже серьёзную рану такой обрезок может подлатать. У него те же умения, что и у полноценного симбионта, он так же проникает своими щупальцами в повреждённые участки, ускоряет метаболизм, синтезирует необходимые витамины и минералы, активирует защитные силы организма. Просто работает он медленнее.
     Со стороны Костяного уступа раздался знакомый звук, похожий на работу "болгарки". Я мгновенно бросил взгляд туда, но клубы дыма практически полностью скрывали происходящее. Это было даже к лучшему: жрецам тоже было трудно разглядеть, что творится у стены, а значит, они будут корректировать действия погони с опозданием.
     Как оказалось, звук пришел не с уступа, а от его подножия. Второй метротель проделал проход на уровне земли. В первое мгновение, когда осыпались последние камни, отделявшие тварь от внешнего мира, это было почти незаметно. Но как только чудовище добралось до пылающих бревен, началось настоящее световое шоу. Обломки горящих деревьев, мириады углей, светящихся в ночи, куски земли и камня взметнулись на тридцатиметровую высоту. Метротель ошибся с уклоном, потому что, когда мы увидели его зубастую морду, он наполовину зарылся в землю и выглядел не таким крупным. Но ситуация начала исправляться: тварь стала вылезать, оставляя за собой глубокую канаву. Когда монстр окончательно выбрался на поле, то оказался выше меня, стоящего на четырёхметровой высоте утрамбованной земли.
     Размеры метротелей, встреченных нами в пещере, мы не могли оценить в полной мере: там было слишком темно, а метротель, проделавший проход на уступе, показал нам лишь свою зубастую пасть и тут же скрылся. Только теперь мы смогли по достоинству оценить размеры этих тварей. Это были настоящие гиганты, по размерам не уступающие синему киту.
     Не останавливаясь ни на мгновение, монстр устремился к нам. Стало ясно, что усилия людей Татлоса по расстановке гигантских глыб оказались напрасными. Метротель пробил путь примерно посередине поля и теперь двигался к цели по кратчайшему маршруту, не задевая ни одной из преград.
     Из раздумий меня вывел голос Нью:
     – Горнист, труби команду "телеги"!
     Чёрт! Конечно! Чтобы не вызвать подозрений у жрецов, телеги за стеной были расставлены хаотично, как и положено обозу. Но за каждой телегой был закреплен ответственный, знавший, куда примерно её нужно будет переместить, выстраивая огненный коридор и оборонительный заслон. Чтобы обозначить ориентиры будущего коридора, мы с Нью встали на краю стены, метрах в двадцати друг от друга, ориентируясь на приближающегося метротеля. Ополченцы тут же принялись выстраивать телеги в цепочку и поджигать наваленные на них бревна.
     Стоя на краю стены, я наблюдал за приближением чудовища. Сейчас решающий момент сражения. Любая ошибка может дорого нам обойтись. Что может пойти не так? Да всё что угодно! Например, наша артиллерия не сможет его остановить… Но лучше об этом не думать. Ещё метротель может ринуться в сторону, на горящие телеги. Вон, как лихо он разнёс пылающие колья! Но, похоже, ему это не понравилось: на шкуре видны подпалины, а кое-где она даже дымится. Просто там у него не было выбора, точнее, он не ожидал, что, пробив камень, попадёт прямо в костёр. Теперь же у него выбор есть: переть сквозь огонь или спокойно двигаться по коридору между горящими телегами.
     Чудище приближалось. Немногие твари, ещё не успевшие убраться с его пути, в панике разбегались в стороны. А из проделанного метротелем прохода уже хлынула толпа погони. Теперь ей не нужно пробираться маленькими группами мимо позиции Татлоса – у них есть безопасный выход на поле. Глядя на эту лавину, я мысленно поблагодарил создателя за то, что твари не пробили брешь за пределами нашего периметра. Ни пара сотен тяжёлой конницы, ни что другое не смогло бы остановить и уничтожить такую орду.
     Я быстро оглянулся за стену. Отлично, почти все телеги на своих местах, и многие уже пылают. И расставлены они правильно. Прорвав стену, тварь попадёт прямо между ними. Да помогут нам святые угодники!
     Зубы монстра вонзились в дерево. В момент столкновения стена содрогнулась. Стоявшие поблизости ощутили, как земля затряслась и завибрировала под ногами. В небо взметнулся столб щепок, земли и камней. Через мгновение всё это посыпалось нам на головы.
     Надо мной тут же кто-то распростёр щит. Оказалось, это Амед проявил заботу и предусмотрительность. Через мгновение под нашим с Амедом щитом появилась ещё одна голова, от которой пахло зелёным лучком и самогоном. Голова произнесла голосом Тука:
     – Хорошо, что Зелёного нет, а то мы вчетвером тут не поместились бы!
     Амед не стал оценивать глубину юмора Тука и поинтересовался:
     – А где твой щит, рогалик?
     – Так я когда щит с вцепившейся тварью о бревно шмякнул, так он и треснул, а другой мне так и не дали, да и не нужен он мне, я алебардой орудую, мне две руки нужны.
     Окинув взглядом обмундирование Тука, я отдал ему приказ:
     – Надень шлем и иди к ребятам. Скажи, чтобы были готовы нести заграждения. Метротель долго со стеной возиться не будет. Мы с Амедом остаёмся здесь.
     По нашим расчётам, после того как метротель прорвёт стену и уползёт дальше, края утрамбованной земли должны осыпаться, образуя земляной склон, по которому можно будет взобраться на стену. Часть погони может ринуться наверх по склонам, стараясь нанести фланговые удары защитникам стены. Для противодействия таким ударам были приготовлены заграждения, которые нужно вбить в осыпавшуюся землю, осложнив тварям проникновение на стену. Самым неудачным последствием нашего плана станет полное разделение защитников на две группы. Разрезанные проходом, они больше не смогут взаимодействовать и помогать друг другу. Я, Амед и Тук остались на стороне Обамы, той, что упиралась в реку. Нью, Лотто и Конфидус находились на стороне, примыкающей к отрогу.
     Вернувшийся Тук, похоже, настолько освоился под падающими на него обломками, что не стал сразу прятаться под наш щит, а пару раз дотянулся и ткнул метротеля алебардой. Однако это не дало никакого эффекта – тварь продолжала спокойно прогрызать проход сквозь стену.
     Отойдя к нам с Амедом, горбун с довольным видом указал на свой шлем, на котором красовалась серьёзная вмятина:
     – Видали, вот такой булыжник на меня свалился! – для демонстрации размеров камня он сжал кулак, размером с пивную кружку. – Нужно будет спектаклю о нашей битве поставить. Там я сам себя смогу играть, а не старуху горбатую...
     В этот момент тряска под ногами прекратилась. Метротель прорвал стену. С замиранием сердца я следил, как исполинское тело гигантской "гусеницы" двинулось вперёд, в огненный коридор из пылающих телег. Мимо нас, стоящих на стене всего в нескольких шагах от прокола, скользило гигантское тело, отдалённо похожее на змею. Но оно не извивалось. Если метротель напоминает своего собрата бурдюка, то передвигается он на множестве маленьких ножек, так что правильнее сказать, что он не пополз, а пошёл. (рис 5)
[]

     Рисунок 5
     Как только его тело полностью миновало стену, за ним в пролом хлынула орда. К моему изумлению, ни одна тварь не обратила на нас внимания, не попыталась взобраться по осыпавшемуся склону. Они все, как одержимые, ринулись в пылающий туннель за метротелем. Значит, их главной целью был прорыв в Межгорье, а не мы, защитники стены. Последнее, что я успел заметить, пока ещё царила относительная тишина, – голова метротеля вынырнула из огненного коридора и показалась на поле, где монстра уже ждали наши пушки. Это вселяло надежду: он не стал таранить заграждение, а повел себя именно так, как мы и рассчитывали.
     Но долго наблюдать за метротелем мне не позволили. На обваливающемся склоне появились гости. И это была не погонь.

ГЛАВА 27. Миттельшпиль (продолжение)

     Три фигуры, чья сущность перерожденных была очевидна, стремительно взлетели по склону. Остановившись на ровной земляной поверхности, они начали изучать нас пристальными взглядами. Вскоре, по всей видимости, осмотр завершился удовлетворительно, поскольку на их лицах появились натянутые, словно у Микки-Мауса, улыбки.
     Один из них, обращаясь ко мне, спросил:
     – Узнаёшь меня, Страж?
     Передо мной стоял незнакомый молодой человек с мечом в руке. Я никогда раньше не видел ни его, ни двух других. Не дождавшись от меня ответа, перерожденный продолжил:
     – Конечно, не узнаешь. Это новое тело, а старое ты испортил. Его звали Альрик. Помнишь такого?
     Ах, вот кто это! Мой старый "друг", с которым я уже дважды имел "удовольствие" повстречаться. Первый раз он захватил тело наследника Мальрока, а во второй – Альрика, брата Рыжей Смерти, в честь которой мы назвали верхний форт. Какой же он у нас настойчивый, этот перерожденный! Видимо, умирать ему не надоело.
     – А ты азартен, Парамоша![37] Решил снова остаться без головы?
     – Я не Парамоша. Впрочем, мне без разницы, как вы звали это тело в прошлой жизни. Боюсь, Страж, сегодня твоя очередь потерять голову. Как видишь, нас трое, а ты один.
     Похоже, обычных людей перерожденный в расчет не берет. В худшем случае они могут стать для него некоторым неудобством, вроде жужжащего комара.
     – Вижу, ты не так самонадеян, как в прошлый раз, и решил подстраховаться. Это очень мудро с твоей стороны, но боюсь, ты снова переоценил ваши способности. Нужно было приходить хотя бы впятером.
     Нужно немного позлить и позаговаривать зубы перерожденным. Это даст время бойцам позади нас установить заграждения. Нас трое: я, Амед и Тук. И тварей тоже трое. Мои ребята, конечно, бойцы серьезные, но один на один у них нет шансов против перерожденного. Те необычайно мощны и быстры. Пусть особой техники владения мечом у них нет, но за счет своей реакции и силы простому человеку с ними не справиться.
     Когда они нас тут положат, то двинутся дальше. Если защитники их быстро не остановят, мы потеряем эту часть укрепления и всех, кто за ней находится. Не все твари бросились в пролом за метротелем; часть из них продолжает атаковать стену. Захватив ее, погань поставит под угрозу всех, кто остался позади. Единственный путь к отступлению для людей – за реку, ведь твари, вырвавшиеся на поле, уже фактически взяли нашу сторону стены в полукольцо.
     – Это ты самонадеян, Страж. Сомневаюсь, что без своих подлых приемов ты смог бы справиться даже с одним из нас. Но не стоит тратить время на болтовню. После того, как мы тебя прикончим, нас ждут еще много положительных эмоций с твоими...
     Закончить Парамоша не успел. Тук решил, что действительно не стоит попусту терять время. Молниеносным движением он выбросил вперед алебарду, стараясь проткнуть Парамошу. Этот прием, несомненно, привел бы к успеху, будь на месте перерожденного обычный человек. Но Парамоша человеком не был. Он легко уклонился от неожиданной атаки, а когда Тук попытался вторым темпом рубануть алебардой чуть выше колен, легко и высоко подпрыгнул. Скользящее лезвие рассекло воздух под перерожденным, а сам он в прыжке нанес бронированному рогалику такой сильный удар ногой в грудь, что тот отлетел на несколько метров и, не удержавшись на стене, рухнул вниз. Слава богу, упал он на нашу сторону, а не к тварям. И слава богу, что Тука защитила кираса, иначе перерожденный просто проломил бы ему грудь.
     Я тоже медлить не стал, следуя маневру Тука, выбросил свою Штучку в сторону ближайшего перерожденного, одновременно сдвигая ползунок, высвобождающий лезвие. На двойное движение клинка к цели перерожденный отреагировать не смог, только едва успел сдвинуться в бок. Жидкометаллический клинок, направленный в грудь, мгновенно материализовался, сократил дистанцию и разворотил плечо, почти полностью оторвав твари руку. Перерожденный упал, по всей видимости, потеряв сознание от болевого шока. Будем считать, что свою долю положительных эмоций он на сегодня получил.
     Нас осталось двое против двоих. Перерожденные не стали далее медлить, обрушив на нас с Амедом шквал ударов. Я знал: долго хеск не выстоит, он держался из последних сил. Перерожденный обрушивает удар с такой силой, как будто гидравлический молот бьет. Непонятно, как их клинки выдерживают соударения с моей Штучкой, наверняка тоже со сталью что-то нахимичили. Амед изо всех сил уклонялся от атак, стараясь не подставлять свой меч под удары, но долго так продолжаться не могло: перерожденные были слишком быстры, и увернуться от них было крайне сложно. Понимая это, я пошёл на риск. Сделал обманный маневр, а затем сымитировал быструю атаку на Парамошу. Тот спокойно отскочил, и в этот момент я, в длинном выпаде, атаковал перерожденного, который наседал на Амеда. Перерожденный, видимо, не ожидал такого поворота и, пропустив мой удар в сторону опорной ноги, получил рассечение бедра. Рана, хоть и не смертельная, но его ослабит, а со временем и обескровит.
     Вот только времени у нас не осталось. Мой длинный выпад вывел меня из равновесия, и Парамоша тут же обрушил на меня свой меч. Я успел парировать удар, но потерял устойчивость и, отступая, споткнулся, рухнув на спину. Парамоша, помня нашу предыдущую встречу, не стал церемониться. Подскочив, он уже собирался пригвоздить меня к земле, когда Амед молниеносным движением отбил меч противника. Но это была лишь краткая передышка. Свободной рукой Парамоша ударил Амеда в лицо, и тот, словно подкошенный, рухнул на меня. Затем перерождённый поднял меч и вонзил его в грудь Амеда. Клинок пронзил его насквозь, зацепив мой бок и вонзившись в землю. Удар был настолько мощным, что пробил два слоя кольчуги Амеда и разорвал мою собственную.
     Перерождённый неестественно загоготал:
     – Одним ударом прихлопнул двух мух. Забавно, не правда ли?
     Наша участь была очевидна. Парамоша сейчас вынет меч и отсечет нам головы, как и собирался. Обернувшись к нашим людям, я заметил, что стена почти полностью перекрыта защитными сооружениями. Значит, ребята успели, и теперь эти полтора оставшихся перерождённых так просто не прорвутся. Среди защитников мелькнули доспехи Тука, и я услышал его ругань. С рогаликом все в порядке, он пробивается к нам на помощь сквозь толпу. Надеюсь, он не успеет. У нас уже нет времени, а он просто погибнет зря.
     Все эти мысли пронеслись в одно мгновение, после которого раздался звук осыпающейся с насыпи земли. Наверное, твари полезли наверх, мелькнула мысль. Но, повернув голову, я увидел на склоне Нью.
     Боже, зачем она здесь? Как она сюда попала? Метротель выгрыз шестиметровый пролом в стене. От одного осыпавшегося края до другого – метров двенадцать. Такой прыжок не под силу даже мировому рекордсмену по прыжкам в длину. А пересечь пролом пешком невозможно: внизу непрерывным потоком идут твари, стремясь вырваться на поле.
     Тем временем Парамоша вытащил меч и, обернувшись на звук, уставился на Нью:
     – Какая встреча! – деланно обрадовался перерожденный. – Еще один Страж сам пожаловал, значит, не придется за тобой бегать.
     Нью ответила каким-то не своим, металлическим голосом:
     – Ищущие?!
     Поведение перерожденных мгновенно изменилось. Расслабленность исчезла, уступив место сосредоточенности. Раненый перерожденный коротко свистнул, а Парамоша нервно поинтересовался:
     – Исследователь?!
     С этими словами Нью завела руки за спину, и в них блеснули два аккуратных клинка:
     – Да!
     Вслед за Нью на насыпи появилось еще двое перерожденных. Я было подумал крикнуть ей бежать, но не стал. Она не хуже меня всё понимает, и в любом случае сама будет решать, как поступить. Сам я подняться не мог: меня придавил Амед, а пронзивший нас меч как-то сцепил наши кольчуги. Амед был жив – я слышал его булькающее дыхание. Оторвав воротник, я попытался заткнуть им его рану поверх кольчуги, хотя это, скорее всего, было бесполезно. Больше в этом положении сделать я ничего не мог, поэтому начал аккуратно ёрзать на спине, стараясь, не сильно тревожа Амеда, сдвинуть его в бок и освободиться.
     Из-за ограждения выскочил Тук и тут же хотел, замахиваясь алебардой, броситься на перерожденных, но его остановил властный металлический императив Нью:
     – Не мешать!!!
     Горбун как на стену налетел и тут же замер с поднятой алебардой, как каменный истукан.
     После того как ищущие получили подкрепление, их настроение заметно улучшилось. Схватка началась. Четверо перерожденных против Стража, а если точнее, то четверо ищущих против исследователя. Сначала они начали двигаться по кругу вокруг невидимого центра, тщательно изучая друг друга, при этом Нью наступала на землю по-кошачьи мягко, как бы втирая в неё ступню и проверяя качество основания. Затем перерожденные, по-видимому, выяснив всё, что хотели, перешли в атаку.
     Они атаковали по одному или сразу по двое, с размаху опуская мечи на Нью, как будто рубили дрова. Боковые удары в их арсенале были редкостью. Нью старалась двигаться так, чтобы между ней и целыми перерожденными постоянно находился подраненный мною враг. Он уже потерял много крови, и это сказывалось даже на сверхчеловеческих силах перерожденного: в его движениях проглядывала вялость.
     Нью сражалась с поразительной, почти неземной грацией. Её движения были отточены и разнообразны: от плавных, словно ртуть, перетеканий с места на место до резких акробатических прыжков, переворачивающих позицию с ног на голову.
     Ритм движений и ударов противников то замедлялся, превращаясь в нежное поглаживание одного меча о другой, то вдруг взрывался вихрем атак, где лезвия расплывались в неразличимые линии.
     Наконец, я увидел то, о чем мечтал с момента своего появления здесь – настоящий танец с мечами. Это было не просто выступление, а демонстрация мастерства экстра-класса.
     Хотя, если быть объективным, настоящим мастером была только Нью, остальные – лишь подтанцовка. С самого начала перерожденным не удалось нанести ни одного удара, который бы потребовал жесткой блокировки. Нью либо полностью уклонялась от атак, либо направляла меч противника по касательной, так что его оружие вонзалось в землю.
     Наконец, изучив возможности противников, Нью неожиданно перешла в наступление. Мгновения назад она только и делала, что уворачивалась от атак противников, и вдруг, легко отбив меч подранка, она молниеносно сблизилась с ним и нанесла резкий удар лбом в переносицу. Затем, схватив дезориентированного противника за грудки, толкнула его на двоих других. Сев почти на шпагат, поднырнула под меч четвертого и, молниеносно поднявшись, ударом мечей крест на крест снесла перерожденному голову, как секатором отстригла. Один из перерожденных, успев обогнуть подранка, уже собирался разрубить Нью пополам, когда она, сделав эффектное сальто в полёте, вонзила ему меч в шею. Два перерожденных, прибывших для подкрепления, на сегодня закончили с развлечениями.
     Несмотря на потерю половины состава, мой "друг" Парамоша и подранок не собирались отступать. Они вновь обрушили град яростных ударов на Стража, упорно пытаясь её уничтожить, но успеха не добились.
     В подранке больше не было нужды, поэтому, улучив момент, Нью, парировав его удар одним мечом, просто проткнула его другим. Затем она начала наседать на Парамошу, который пятился под натиском двух мечей, но о пощаде не просил. Хотя положение перерожденного выглядело безнадежным, поставить финальную точку Нью не удалось.
     Тук, решив, что время быть каменным истуканом прошло, в несколько аккуратных и хищных движений приблизился к перерожденному сзади и, взмахнув алебардой, снес ему голову. Когда голова перерожденного укатилась в сторону, а тело рухнуло на землю, Нью некоторое время молча глядела на Тука, и тот не выдержал:
     – А что, собственно, такого? Пока вас тут не было, Страж Дан обещал, что оставит этого без головы. – Тук ткнул алебардой тело Парамоши. – А так как Страж сейчас занят, то я и подумал...
     Нью, по-видимому, решила не выслушивать последующие объяснения и своим уже человеческим голосом сказала:
     – Тук, помнишь, как в театре ты никак не мог понять, что такое катарсис? Так вот, сейчас именно он.[38]
     Горбун на мгновение задумался, а затем на его лице появилась довольная улыбка:
     – А... теперь я, кажется, понял. Если порубить перерождённых, как капусту, то наступит катарсис!

ГЛАВА 28. Миттельшпиль (окончание)

     В своей короткой жизни Декар повидал немного. Родившись в небольшом портовом городке, большую часть которого составляли притоны с вечно пьяными демами и не менее пьяными шлюхами, вырваться дальше околицы и увидеть мир ему не удалось. С детства мальчику приходилось много времени проводить в кабаках, где его размалёванная маманя обслуживала охочих до сладострастия клиентов. Некоторые из этих ценителей плотских удовольствий обожали потрепать языком, переводя дух за барной стойкой. Там они рассказывали удивительные истории о дальних и неведомых землях, о странной жизни чужих людей и их чудных обычаях, о полноводных и бурных реках, о гигантских величественных деревьях, чьи кроны касались небес, и о холмах, закрывающих полнеба.
     Маленький Декар с замиранием сердца слушал такие истории, но представить, как всё это выглядит, ему было тяжело. Его родной городок Альлаба примостился на плоском каменисто-песчаном берегу в окружении весьма жиденькой растительности, а протекающие невдалеке речушки можно было перепрыгнуть, не сильно разбегаясь. Единственное, что радовало и манило взгляд мальчика, – это уходящее за горизонт бескрайнее море.
     Море было многолико. То гладкое и спокойное, оно искрилось на солнце, подмигивая Декару сотнями лучистых глаз. То хмурое и грозное, оно с бешеным рёвом обрушивало на берег свои неистовые валы. Именно за море уходили демы в набеги на своих кораблях и оттуда же привозили диковинные истории. Мальчик тоже мечтал увидеть дальние страны, но вот становиться демом он не стремился: слишком много на них насмотрелся с самого детства.
     Казалось, ему суждено было провести всю жизнь в этом прогнившем от пороков городке. Но судьба распорядилась иначе и предоставила Декару шанс, о котором он не мог и мечтать. Однажды, когда Страж Дан совершил набег на Альлабу, мальчик, выполняя роль проводника, случайно оказался рядом с ним и его горбатым спутником. Прилипнув к ним, как репей, юнец упросил горбуна забрать его с собой.
     Попав в Межгорье, уже шестнадцатилетний Декар смог своими глазами увидеть многое из того, о чём так часто рассказывали подвыпившие искатели приключений. Но больше всего его поразили гигантские каменистые холмы, которые местные жители называли горами. Рассказы оказались правдой: эти исполины действительно закрывали полнеба.
     Вот и сейчас юноша, находясь у подножия Костяного хребта, с восхищением рассматривал гигантскую стену из камня, созданную то ли природой, то ли всевышним; тут Декар затруднялся дать точный ответ. Однако осознание того, что какая-то подлая тварь грызёт это величественное творение, словно мышь, портило ему настроение. Он не сомневался, что эту мерзость необходимо уничтожить.
     Монстра ожидали давно, но он почему-то не хотел показываться. За стеной уже вовсю шёл бой, и хотя Декар со своей позиции не видел, что там происходит, но он догадывался, что метротель ещё не появился.
     В какой-то момент весь лагерь ожил и пришёл в неистовое движение, словно потревоженный муравейник. Люди быстро двигали телеги в разные стороны, сопровождая это крикливыми командами и неизменной руганью. На глазах недавно бесформенный лагерь приобретал чёткие границы.
     Декар знал, что защитники выстраивают огненный коридор, а значит, метротель наконец появился. Прошло совсем немного времени, и из-за стены, в том месте, где стояли Стражи, обозначая границы коридора, ввысь взметнулся фонтан щепок, земли, камней. Всё представление красочно подсвечивалось горящими факелами и окутывалось багровыми облаками расползающегося дыма, а также сопровождалось каким-то жутким визгом и грохотом. Зрелище приковало паренька, ему казалось, что он видит красивый сон.
     Придя в себя, Декар обнаружил, что оказался в поле один. Только что он находился на краю толпы, защищавшей стену, а теперь эта толпа, словно ловкий фокусник, отгородилась от него телегами. Конечно, его не бросили, и он не был один: рядом с ним находилась его батарея, его товарищи во главе со старшим канониром Нюхом. Просто все артиллеристы сгруппировались вокруг пяти орудий, а Декару досталась стоящая немного в стороне бомбарда, которую старший канонир называл "тузом в рукаве".
     "Фонтан" со стороны стены бить перестал. Это могло означать только одно: монстр проделал проход в укреплении. Да, вон его уже видно. Он даже выше стены и выше горящих телег. Пока чудовище пробивало оборону, разлетающиеся обломки мешали разглядеть его полностью. Однако, когда оно двинулось в огненный коридор, свет пламени позволил рассмотреть его во всех деталях. Морда – сплошная пасть зубов, где всё остальное, что обычно бывает на морде, непонятно. Бок, покрытый многочисленными складками, придаёт существу облик гигантской гусеницы. И действительно гигантской – этот бок в три раза выше горящих телег, загруженных брёвнами.
     Монстр скользил между рядами полыхающих телег, как корабль по морю. Отсветы пылающего пламени багрово-красными пятнами переливались на его шкуре. Когда его голова, миновав коридор, появилась на поле, стало ясно, что он не плывет, а семенит на множестве маленьких ножек, как сороконожка. Да, впрочем, какая разница, как эта тварь перемещается. Сейчас батарея её уничтожит.
     Почему ребята не стреляют? Ах, ну да! Батарея ждет, пока монстр полностью вылезет из коридора и откроет тварям проход, иначе его дохлая туша перекроет путь на поле. Слышится крик Нюха, и видна легкая суета около орудий. Сейчас ребята завалят эту тварь.
     Грохот пальбы, как всегда, приходит внезапно, даже если его ждёшь. Один за другим несколько выстрелов, настолько громких, что все остальные звуки исчезают. Ветер в сторону Декара, и через мгновение белый дым заволакивает всё вокруг. Слух постепенно возвращается. Слышен рев разъярённого монстра. Гостинец ему явно не понравился. А кому может понравиться, если по нему выстрелят пять орудий? Если бы на месте монстра была обычная тварь, то просто сдохла молча, а этот ишь разоряется...
     Дым рассеиваться. Это невероятно, но монстр жив – он утробно ревет и разворачивается в сторону Декара, вероятно, решив, что именно он его так больно укусил. Из огненного коридора, следом за монстром, на поле выскакивает погонь. И что теперь делать?
     Из раздумий Декара выводит чувствительный пинок под зад, за которым следует болезненная затрещина. Перед ним появляется перепачканная гарью морда Нюха, которая с яростью орёт:
     – Ты что, застыл, как ящерица на морозе? Кто будет фитиль поджигать?
     То ли пинок, то ли затрещина, а, скорее всего, и то, и другое, приводят парня в чувство.
     – Виноват! – орёт он в ответ и подносит тлеющую головню к фитилю.
     – Обожди! – Нюх смотрит на монстра. Тот уже наполовину развернулся и начал приближаться к бомбарде. Нюх, как заправский фокусник, выхватывает нож и отрезает кусок фитиля, укорачивая его наполовину...
     – Давай, пень с глазами, жги и бежим!
     Декар с Нюхом несутся к позициям на краю леса. Впереди ребята из батареи уже закатывают орудия в лес. Сзади раздаётся оглушительный грохот, от которого, кажется, вздрагивает земля. Артиллеристы инстинктивно пригибаются, опасаясь осколков – Стражиха предупреждала о возможности разрыва бомбарды. Однако осколков нет. Добежав до кромки леса, канониры разворачиваются и смотрят на поле.
     Орудие не разорвало, но выстрела не выдержал лафет. Оба колеса с одной стороны подломились, и орудие грохнулось на землю, вокруг него тлеет и дымится сухая трава. Дым от выстрела уже частично унесло в сторону, и хорошо видно, что монстру не повезло. Полностью развернуться на бомбарду он не успел. Шрапнель снесла ему треть морды и располосовала бок, как будто гигантский зверь полоснул своими когтями. Монстр замер на месте и издох, теперь его туша медленно опадает, как будто сдувается пустой мех из-под вина.
     Но праздновать победу рано. Из огненного коридора, разбегаясь во все стороны, хлынула толпа тварей.
     За рекой ярче и ярче разгораются сваленные штабелями брёвна. На их фоне выскакивающие из коридора твари хорошо видны. Они расползаются во все стороны, словно вода, вылившаяся из опрокинутой фляги.
     Твари бросаются на ближайшие телеги, атакуют защитников стены с тыла. Огибают и перепрыгивают через поверженного монстра. Несутся через поле к лагерю и кухне, рвутся в сторону ближайшего леса у подножия отрога. Единственное направление, которое твари обходят стороной, – река. Полыхающий за ней пожар оказывается для них непреодолимым препятствием. (рис 6)
[]

     Рисунок 6
     Казалось, твари и их хозяева уже предвкушали победу, радуясь, что стена прорвана. Но реальность была иной. Густой дым от многочисленных пожаров окутал поле боя непроглядной пеленой. С уступа едва виднелась стена, а что уж говорить о пространстве за ней. Заклинатели, лишенные возможности видеть и управлять своими созданиями, не могли сосредоточить удары. Орда, хоть и многочисленная, действовала хаотично, бросаясь во все стороны и атакуя всё, до чего могла дотянуться. Но главное – твари оказались в полном окружении.
     Основной урон орде наносился со стороны леса. Множество баллист просто разрывали погонь своими стрелами-кольями. Приоритет отдавался уничтожению крупных тварей, таких как эриты и копачи. Один такой гигант, добравшись до оборонительной линии, мог легко опрокинуть груженую телегу, разрушить заградительные ежи и смять или разорвать завалы из веток.
     Нередко слышались крики наводчиков:
     – Куда стреляешь, дурында? Бей по эриту! Вон он, правее идет...
     – Да не вижу я ни черта! Эти ветки и сетки весь обзор перекрывают!
     – А ты меня слушай, зачем я на дереве сижу? А затем, что мне отсюда всё видно...
     Мелкие твари конечно добрались до оборонительной линии, но там они застревали в многочисленных ежах, переплетениях веток, сетях и прочих защитных сооружениях. Пока они тщетно пытались прорваться сквозь эти преграды, их расстреливали из луков и арбалетов, рубили мечами и топорами, протыкали вилами и алебардами.
     Труднее всего приходилось бойцам под командованием Обамы. Если со стороны стены натиск противника был не столь силен, то с противоположной стороны давление на телеги ощущалось серьезно. И самое опасное – там оставались крупные твари. Учитывая, что это крыло обороны находилось далеко от леса, прицельно отстреливать погань на большом расстоянии было затруднительно.
     Твари, добравшиеся до полевого лагеря и кухни, в основном были мелкими. И там они также вязли в оборонительных сооружениях. Но на этом их беды не заканчивались. С фланга их атаковала тяжелая конница. Для ее действий была специально отведена полоса перед лагерем, куда не стреляли баллисты. Углы обстрела были размечены по весьма оригинальному предложению Конфидуса. Там, где действовала конница, дерн был снят и отправлен к стене, все норы грызунов тщательно заделаны, чтобы боевой конь случайно не подвернул ногу, а вся поверхность была присыпана песком. Над этой дорогой для конницы трудились около сотни мальчишек под руководством взрослых.
     Все стрелки понимали, что нельзя стрелять туда, где заканчивается трава и начинается песок, а всадники знали, что ступать на траву – смерти подобно.
     Избиение тварей продолжалось почти всю ночь. Настроение обороняющихся заметно улучшилось: их потери были незначительны, и было очевидно, что тварям не удавалось создать серьезный прорыв в обороне. Их несметная армия, казалось, скоро иссякнет: поле, и особенно пространство перед укреплениями, уже превратилось в сплошные завалы из поверженной орды. Дело близилось к рассвету, когда о себе напомнила народная пословица: "Не говори гоп, пока не перепрыгнешь".

ГЛАВА 29. Кровавый эндшпиль

     К утру дым рассеялся. Возможно, изменилась влажность, и утренний туман прибил его к земле. Или прогоревшие бревна, превратившись в угли, стали меньше дымить. Но в какой-то момент я обнаружил, что вижу позицию Дирбза за рекой и даже различаю уступ, на котором суетились несколько жрецов.
     На нашем участке стены я остался один. Обама сразу после прорыва спустился вниз, чтобы руководить обороной с тыла, не давая тварям прорваться со стороны телег. Нью, одержав победу над перерожденными, забрала тяжелораненого Амеда и вместе с лекарками занялась ранеными. Мне, как Стражу с Чёрным сердцем, особого лечения не требовалось – перебинтовали, и хватит. Но рана была не пустяковой, и скакать, размахивая мечом, мне было тяжело. Поэтому мы с Туком стояли на вершине стены в качестве наблюдателей. Горбун, впрочем, не мог долго стоять на месте. Стоило какой-нибудь шустрой твари взобраться на стену недалеко от нас, как он срывался с места и бросался в бой, приходя на помощь защитникам. Его неуемная энергия не позволяла долго бездействовать, но, оказав помощь, Тук неизменно возвращался и занимал место рядом со мной, словно брошенный бумеранг, прилетевший к хозяину.
     Вернувшись в очередной раз, он поинтересовался:
     – Сэр Дан, как вы думаете, что делает второй метротель?
     Этот исчезнувший метротель давно меня беспокоил. Если он появится из нижнего тоннеля, то может проделать в стене еще одну брешь. А подготовить еще один огненный коридор мы не сможем, да и бомбарды, упокоившей его собрата, у нас больше нет. Поэтому я ответил неопределённо:
     – Знал бы, где он, может, и догадался бы, что он делает.
     – Да вон же он! На уступ вылез!
     Подняв глаза, я с удивлением обнаружил, что монстр действительно там. Он не спеша направлялся в сторону водопада, к обрыву. Неужели он собрался сброситься вниз? Эта идиотская мысль промелькнула в моей голове, но так и осталась идиотской: метротель подполз к краю и замер. Через мгновение его мышцы начали сокращаться, и по телу прокатилась волна судорог. Затем он распахнул пасть и исторгнул из себя целый водопад камней, лишь малая часть которых долетала до позиции Дирбза, а основная масса упала в воду, в том месте, где озеро переходило в реку.
     Так вот кто обстреливает позицию Дирбза! Ранее от сержанта поступали сообщения, что твари бросают в них камни, но из-за дыма было не понять, кто и откуда. Метротель ещё несколько раз повторил свои плевки с тем же результатом, после чего, по всей видимости опустев, дал задний ход и начал уползать с уступа обратно в тоннель.
     Далее произошло то, чего никто не ожидал. Один из растов, стоявших на берегу, вошёл в воду в том месте, куда упали камни, и медленно направился к противоположному берегу. Вода достигала ему до колен, но выше не поднималась. Люди за частоколом, как и те, кто находился на стене, смотрели на это существо, словно заколдованные. Казалось, всё сражение остановилось, и все лишь наблюдали, как тварь идёт по воде, не погружаясь в неё. Раст уже почти достиг противоположного берега, когда кто-то, наконец, опомнился и выстрелил в него из арбалета.
     Этот выстрел произвёл чудодейственный эффект. В одно мгновение все ожили. Сначала в движение пришли твари — они, словно по команде, ринулись к появившемуся броду. Первым в воду влетел бурдюк, за ним гурьбой следовали разномастные существа: от мелких гарпов до крупных эритов.
     Люди тоже не теряли времени. Они спешно заряжали баллисты и катапульты, которых, к сожалению, у защитников за рекой было немного. Первым залпом одна из катапульт попала точно в бурдюка. Снарядом был большой горшок с горючей смесью, изготовленной иридианами Конфидуса. Ещё несколько горшков упали неподалеку, разливаясь и создавая на воде жирную зеленоватую плёнку. Дело завершили огненные стрелы. Бурдюк и успевшие зайти за ним в воду твари вспыхнули, словно спички. Жар был настолько сильным, что казалось, слышен треск лопающейся кожи. Бурдюк погиб практически мгновенно, но, вопреки расчётам людей Дирбза, не остался гореть на месте, перекрывая брод, а начал медленно дрейфовать, сносимый течением, продолжая полыхать огнём. Разлитая горючая жидкость прогорела довольно быстро, уничтожив всех тварей, с которыми соприкоснулась. Брод очистился, и новая волна нападающих ринулась на позиции Дирбза.
     Следующими снарядами, запущенными из катапульты, стали две экспериментальные бомбы, созданные Нью. Упав в воду среди тварей, пересекающих брод, они взорвались с задержкой в пару мгновений. Подняв в небо высокие столбы воды и разметав несколько существ, эти бомбы вызвали небольшую волну, которая подхватила пылающего и медленно дрейфующего бурдюка и бросила его в сторону мостика, по которому подмога с нашей стороны потихоньку переходила на другую сторону реки к людям Дирбза. Применение бомб принесло не много пользы, но много вреда. Прибившийся к мостику волной горящий бурдюк быстро запалил доски, чему способствовал утренний ветерок. Не прошло и минуты, как узенький мостик уже весь пылал, и его использование стало невозможным. (рис 7)
[]

     Рисунок 7
     Как только я осознал, что метротель за одну ночь создал брод для погани, я начал лихорадочно искать выход. Было очевидно, что погонь прорвёт позицию Дирбза. Для мощного бурдюка не составит труда разрушить частокол из бревен. Пусть не с первой попытки, но несколькими ударами своей крепкой башки он проломит преграду и создаст проход. После этого прорвавшаяся погонь устроит резню или просто помчится дальше. На той стороне у нас нет никаких ловушек, и людей там немного. Мы можем перебросить бойцов с позиции Обамы, но это сильно ослабит наше крыло. Помощь от Конфидуса получить долго, так как мы отрезаны коридором, который проделал убитый метротель.
     Можно полностью оставить наше крыло стены и всем перейти по мосту на другой берег, но это займёт много времени. Мост узкий, а у нас здесь много людей и полевой медпункт с ранеными. При таком отступлении мы потеряем многих.
     Все мои поиски лучшего решения мгновенно прекратились, когда загорелся мост и лишил нас возможности более или менее быстро переправиться. Теперь мы могли пересечь реку только вброд за мостом, но дно там каменистое и неровное, а на другой стороне пылает заградительный костёр из бревен. Свободным для выхода остаётся участок метров в пятнадцать между мостом и костром. В таких условиях, особенно с ранеными, переправиться быстро невозможно.
     Пора принимать решение: времени на размышления больше нет. Настало время действовать и переходить в контратаку. Нам точно потребуется помощь кавалерии, поэтому я отдал приказ горнисту:
     – Труби коннице «переправу на тот берег к Дирбзу». Труби обеим сотням и повтори команду несколько раз.
     Далее я повернулся к огненному коридору и обнаружил, что он практически опустел. Погонь перестала рваться туда и теперь двигалась к броду. Честно говоря, тварей уже маловато. То количество погони, которое прорвалось за стену, сильно уменьшилось; они всё ещё бросались на наши укрепления, но только по инерции.
     На другом краю стены я заметил Конфидуса с Лотто. Они внимательно всматривались в сторону позиции Дирбза, пытаясь понять, что там происходит. До них метров тридцать не больше, и они должны меня услышать:
     – Епископ, слышите меня?
     – Да! – прокричал в ответ Конфидус.
     – Нужно переправить артиллерию на другой берег. Иначе нам не остановить тварей.
     – Но тогда нам придётся выйти на поле к погони!
     – Верно, но их уже мало. В противном случае мы не сможем помочь Дирбзу.

     ***
     Бойцы раздвинули телеги, и наше крыло ринулось в атаку на тварей. Мы с Туком тоже вышли на поле. Со стороны леса уже пробивалась толпа под руководством Конфидуса. Тварей действительно мало. Большинство из тех, что выскакивали на поле, бежали либо вперед, к лагерю и кухне, либо вправо, в сторону леса. Здесь, у стены, оставалось меньшинство. Пока количество тварей на поле пополнялось через огненный коридор, их хватало, но как только поток новых тварей иссяк, их поголовье стало резко сокращаться. Невооружённым глазом видно, что людей значительно больше, а крупных тварей вообще не осталось.
     Хотя... нет, я увидел эрита. Он ранен. Десяток стрел торчит из его туловища, одна рука, похоже, не действует. В другой он сжимает колесо от телеги, замахиваясь им, словно мухобойкой, и пытался прихлопнуть кого-нибудь. Вокруг эрита металось с пару дюжин мелкой погони; она огрызалась и пыталась не подпускать людей к эриту, но отступала под натиском людей. Тварей теснили, разбивали на группы, уничтожали.
     Кому-то удалось накинуть на эрита аркан. Задача не из лёгких: голова у него маленькая, шеи почти нет. Чтобы освободиться, тварь бросила колесо и единственной рукой схватилась за веревку, подтягивая к себе наглеца. Однако на помощь арканщику тут же подоспели несколько человек. Они вцепились в веревку и потянули гиганта на себя. Эрит взревел и рухнул на одно колено, затем на другое. Люди оказались сильнее. Тварь начала клониться к земле, но упасть не успела: к ней подскочил Конфидус и своим длинным мечом снёс эриту голову.
     В центре этой сражающейся толпы находились наши пушкари. Они изо всех сил толкали орудия к реке, а задача всех остальных – не подпускать к ним тварей. Бойцы начали перекрывать выход из огненного коридора. Ни одна тварь, которая выбежала на поле, не должна ускользнуть обратно – теперь они в полном окружении. Если кто-то ещё попытается выскочить на поле через огненный коридор, у него это не получится. Теперь твари разделены на две группировки.
     Людей на поле становилось всё больше. Пушки уже не толкали – их несли на руках. Последних тварей прижали к реке. Их нанизывали на копья, рубили топорами и мечами. Люди старались сделать это как можно быстрее, пренебрегая собственной безопасностью. Из-за спешки у нас потери, но сейчас никто об этом не думает. (рис 8)
[]

     Рисунок 8
     Вот мы добрались до берега. Что дальше?
     Речка узкая и мелкая, где-то по пояс, но дно ужасное: сплошь покрыто скользкими, заросшими тиной крупными камнями, которые плохо держатся на своих местах.
     – Снимайте стволы с лафетов, – отдал я команду пушкарям, – кладите их на носилки. Только не вздумайте их уронить в воду.
     После строительства носилок в лагере полно. Ребята укладывали на них стволы, когда вдруг появился могучий Обама. Он невозмутимо взвалил стокилограммовый ствол на плечо и осторожно зашёл в воду. За ним семенил маленький Нюх, бережно прижимая к груди мешок с порохом. Следом канониры толкали в воду первый лафет.
     Бойцы медленно форсировали речку. Сверху их обдавало волнами жара от горящего моста, снизу холодила ледяная вода, а под ногами перекатывались скользкие валуны. Мне повезло больше всех: Тук не пустил меня вертеться с раной на скользких камнях, и теперь они вместе с Лотто и ещё двумя парнями несли меня на носилках. Я чувствовал себя то ли пушечным стволом, то ли Карлом XII под Полтавой.[39] Как там писал Пушкин про Карла:
     И перед синими рядами
     Своих воинственных дружин,
     Несомый верными слугами,
     В качалке, бледен, недвижим
     Я конечно не такой именитый полководец как Карл XII, но зато не бледен.
     Ребята взвалили носилки себе на плечи, и я, сидя на них, возвышался над всеми. С моего места, сквозь разрывы пламени и дыма горящего моста, было хорошо видно позицию Дирбза. Напротив созданного метротелем брода частокол из бревен был повален, и отсутствовал целый участок длиной в 10–15 метров. Твари уже были внутри. Там шёл бой, но силы были явно неравны. Погань прорвала людской заслон и частично побежала дальше в поле, не обращая внимания на людей.
     Я бросил взгляд вправо, за реку, за наваленные догорающие бревна, которые за ночь превратились в груду светящихся углей.
     За гигантским костром, протянувшимся полосой в три-четыре сотни метров, двигалась наша кавалерия. Она была уже совсем близко. За алыми, переливающимися на ветру углями мелькали шлемы и доспехи. В этот момент из-за отрога взошло солнце, окрасив броню кавалеристов в сказочные цвета, а взметнувшийся вверх лес мечей, как по волшебству, превратился в лес горящих свечей, оплывающих искрящимся золотом. Эта завораживающая картина вызвала восхищение и гордость, но их тут же заслонило трагическое осознание: мы опоздали.
     Но сейчас не время плакать: переправа тварей на тот берег продолжается, и её необходимо остановить. Прорвавшихся и убегающих тварей пусть догоняет и уничтожает кавалерия. Если кому-то и удастся улизнуть и направиться к убежищам, там их встретит засада из ополченцев.
     Многие из переправившихся, ведомые Конфидусом и Обамой, бросились на помощь людям Дирбза. Тук и Лотто устремились туда же. Артиллеристы выкатили лафеты на берег и приступили к установке орудий. Два лафета мы потеряли: при переправе у них отвалились колёса.
     Нюх материл своих канониров, но при этом они все вместе не забывали делать своё дело.
     – Нюх! – прерываю я поток брани старшего канонира. – Сколько мы можем сделать выстрелов?
     Артиллерист быстро пересчитал маленькие мешочки с порохом:
     – Только одиннадцать!
     Немного, но будем надеяться, что нам этого хватит.
     – Отлично. Зарядите ядрами первые три готовых орудия, а для двух остальных сложите из брёвен возвышение. Используем их вместо лафетов.
     – А что, так можно?! – удивился Нюх.
     – Вот и проверим!
     Нужно отдать Нюху должное: он быстро осмыслил новую информацию и начал отдавать распоряжения:
     – А ну, черепахи беременные, все слышали, что сказал Страж Дан? Выполнять!
     Впрочем, канониры и без понуканий Нюха уже суетились вокруг орудий. Прошло не более минуты, и пушки готовы к бою. Нам повезло: два бурдюка приближались к броду – как раз то, что нужно, чтобы перекрыть переправу.
     – Нюх, видишь этих бурдюков?
     – А то! Небось не ягодки под листочком.
     – Нужно, чтобы они сдохли прямо на переправе и перекрыли брод. Когда первый войдёт в воду наполовину, открывай огонь. То же самое со вторым. А на последний выстрел заряжайте все пять орудий картечью.
     – Может, пусть полностью в воду залезут?
     – Нет. Видел, как тот бурдюк, что мост поджёг, сдох и поплыл. В нём жира слишком много, он легче воды. А если у него задница на берегу останется, то течение его не снесёт.
     – Твари могут дать бурдюкам пинков под зад и столкнуть в воду.
     – Пока они догадаются, мы их картечью накроем!
     – И то верно. Сделаем, сэр Страж.
     Первый бурдюк зашёл в воду. Его более крупного собрата метротеля пять дырок в боку не упокоили, но та тварь внутри пустотелая, а обычный бурдюк устроен по-другому. Внутри у него требуха, так что, возможно, ему и одного попадания хватит. Позиция у нас удобная, стрелять будем не точно в бок, а под углом градусов в тридцать, но цель крупная, должны попасть.
     – Огонь! – проорал Нюх, и сразу вслед за этим погремели выстрелы.
     Туша бурдюка вздрогнула. С нашей стороны в его боку появились две аккуратные дырки, а из другого бока ядра, по-видимому, вырывали огромные куски. Даже отсюда было видно, как в стороны разлетаются кровавые ошмётки. Третье ядро, вероятно, прошло выше. Но и двух ядер оказалось более чем достаточно. Тварь мгновенно остановилась и осела. Она была мертва. Нюх прав: пушки – это сила!
     После второго выстрела у нас уже два мёртвых бурдюка. Они лежали бок о бок, словно две поджаренные сосиски на тарелке. Брод был почти перекрыт. Другим тварям ещё удавалось просачиваться, обходя туши бурдюков с двух сторон, но это были лишь узкие ручейки: шаг в сторону – и там уже глубина. Часть тварей пыталась забраться на бурдюков и пробираться по их спинам, но это было неудобно.
     На берегу, за тушами мёртвых бурдюков, собралась толпа тварей. Их осталось не так много, и, похоже, это последние, которые остались у серых жрецов. Поток погони, хлеставший из тоннеля, иссяк. На уступе тоже было пусто. Более того, люди Татлоса уже спускались с отрога по лестницам. Пройдёт совсем немного времени, и они будут на уступе. Это означало, что серым придётся отступать внутрь горы, и управлять своими подопечными внизу они больше не смогут. Утратив единоначалие, каждая тварь начнёт действовать сама по себе, а следовательно, уничтожать их станет проще.
     – Нюх! Шрапнель готова?
     – Момент!
     – Как только все пять орудий будут готовы, бейте единым залпом по толпе на берегу!
     Я наблюдал, как артиллеристы старательно орудуют банниками, очищая стволы от нагара и тлеющих остатков пороха. Старший канонир покрикивал, подгоняя своих подчиненных и лично проверяя наводку каждого орудия. Это был наш последний выстрел. Нужно, чтобы он удался на славу, больше пороха нет. Грохот. Два незакреплённых ствола подлетели вверх, выполняя кульбит, которому позавидует матёрый циркач. Сквозь разрывы дыма видно, что шрапнель натворила дел. Ближайших тварей серьёзно посекло и покалечило, среди дальних тоже есть раненые. Погань завыла на все голоса и начала разбегаться. Переправа их больше не интересовала, похоже, они напуганы. Выжившие бежали и ковыляли в сторону тоннеля. Со стены начали спускаться защитники и атаковать ближайших отступающих тварей. Армия погони обратилась в бегство: началось преследование и безжалостное уничтожение противника. Мы победили! На сердце радостно и тяжело. Скоро нам предстоит узнать цену этой победы. (рис 9)

     Рисунок 9

ГЛАВА 30. Быстрее лани. Кто не успел, тот опоздал

     Факел, конечно, мешал, а еще мешал кругленький животик, который как-то сам собой наелся за последние годы. Факел, в отличие от животика, можно выбросить, но в таком случае наступит кромешная тьма, а во тьме далеко не убежишь.
     А Цавус бежал. Нет, не бежал – мчался. Мчался по чёртову тоннелю, быстрее лани.
     Он прерывисто дышал, сердце выпрыгивало из груди, а в висках бил набат, но его преподобие и не думал снижать скорость: внутри него поселился плотный сгусток страха, он и толкал его вперед. Пусть лучше он упадет, изрыгая пену изо рта, как загнанная лошадь, пусть сердце разорвется, но только не попасть в руки Стражу. В этом случае удрать ему уже не удастся, как это случилось в прошлый раз в Ортаре.
     Время от времени на пути встречались одиночные твари, но они не обращали на Цавуса внимания: на преподобном был защитный амулет.
     Конечно, редкие встречи с нечистью в тоннеле были отрадой. Большее их скопление сделало бы стремительное бегство затруднительным. Однако невозможно поверить, что от гигантской армии погони, еще вчера маршировавшей по этим тоннелям, остались жалкие крохи.
     Хотя почему невозможно? Ведь он, преподобный Цавус, подозревал неладное. Он предупреждал этого идиота Орулла, что Страж не так прост и наверняка задумал пакость. Он отговаривал этого серого дурака от немедленного штурма, почти молил его быть осторожнее. Но что в ответ? "Мы снесем этих людишек в мгновение ока. Нам нечем кормить тварей! Мы не можем отложить штурм из-за наших союзников-перерожденных."
     И где теперь эти союзники? Их больше нет! Как нет? А так! Подлый Страж порубил их в мелкий фарш, как и всю твою поганую армию, тупой ты Орулл. Пусть теперь всё Межгорье мочится на твою невзрачную могилку... К черту этого серого тупицу. Нужно скорее убираться отсюда, иначе рядом с одной невзрачной могилкой может появиться и другая, не менее обоссанная. И это будет его, Цавуса, могилка.
     Его преподобие вылетел в очередной крохотный подземный зал. Сердце колотилось как бешеное, в боку нещадно резало, дыхание срывалось короткими, судорожными вздохами. Тварей здесь оказалось значительно больше, чем в предыдущем, мрачном тоннеле. Злобно харкнув на сырой пол, Цавус начал быстрый, лихорадочный осмотр. И тут, к его огромной радости, он обнаружил то, что искал: это был последний зал перед долгожданным выходом на свет божий. Он узнал его по красивым, причудливым зеленоватым разводам на одной из стен, ярко освещенной мерцающими факелами. Значит, спасение уже близко, до глотка свежего воздуха оставалось всего каких-то полсотни метров. А тварей тут скопилось больше потому, что на выход ведет только один тоннель, в то время как раньше везде было два.
     Протолкнувшись через неплотную толпу дезорганизованной погони, его преподобие обогнал замешкавшегося бурдюка и буквально выскользнул в тоннель перед самым его носом. Дневной свет, пробивающийся впереди, подтвердил: покинутый Цавусом зал был последним. Преодолев тоннель, его преподобие вывалился на ровную площадку, куда метротели выплевывали добытую породу. За дни, проведенные в Костяном хребте, площадка заметно расширилась, а верхняя часть тропинки, по которой они поднимались с тупицей Оруллом (да помочатся на его могилу бродячие собаки!), скорее всего, была засыпана. Нужно было срочно найти путь на эту тропинку и спуститься к реке. Там его преподобие ждал струг с верными монахами.
     Пробежавшись пару раз вдоль края насыпи, Цавус наконец нашел удобное место для спуска на тропу и уже начал было движение вниз, когда что-то мелькнуло в воздухе. В следующее мгновение вокруг него затянулась петля.
     "Чертов Страж!" – пронеслись мысли в голове его преподобия. Но как он успел? Как смог попасть на другую сторону одновременно с Цавусом, ведь тот удрал с уступа, как только защитники отрога сбросили первую лестницу, а внизу тварей ещё было полно! Но даже если бы люди Стража запрыгнули в тоннель сразу за его преподобием, им пришлось бы продвигаться по нему с боем. Тоннель узкий, а на того, у кого нет защитного амулета, будет бросаться каждая встретившаяся тварь. А пока Цавус бежал, он обогнал их несколько десятков, не меньше.
     Туго затянутая петля резко дернулась, и Цавус, не удержавшись, рухнул на колени. Проследив за натянутой веревкой, он увидел на склоне, в некотором отдалении, группу вооруженных мужчин, выглядывающих из-за больших валунов. Один из них держал в руках конец веревки. Веревку дернули снова, и Цавус упал плашмя. Петля стягивала его руки выше локтей, но предплечья оставались свободными. Единственное, что он мог сделать, – вцепиться руками в ближайший камень, не давая сдвинуть себя с места. Но Цавус понимал, что это его не спасет. Сейчас мужику с арканом помогут подельники, и его, как рыбу на крючке, вытянут туда, куда нужно рыбаку.
     Помощь пришла откуда не ждали. Через край насыпной площадки перевалился сильно разогнавшийся бурдюк и, не удержавшись на своих коротких комических ножках, упал на брюхо и с визгом поехал вниз по склону. Траектория его движения пересекала натянутую веревку, спеленавшую Цавуса. В мгновение ока бурдюк подмял ее под себя и потащил за собой. Мужик, накинувший аркан, понимая, к чему это может привести, моментально бросил свой конец. Цавус это тоже понимал, но бросить стягивающую его веревку не мог. Бурдюк, с запутавшейся в его ногах веревкой, потащил его вниз по каменистому склону.
     Цавус знал, что если не примет экстренных мер, то превратится в изодранный окровавленный труп задолго до того, как они с бурдюком доедут до реки. С невероятной для своей комплекции проворством он ухватился свободными концами рук за веревку и начал подтягивать себя к бурдюку, одновременно выбрасывая вперед ноги, стараясь принимать удары на подошвы обуви. Пару раз его сильно подбросило на ухабах, и это позволило, быстро перебирая веревку руками, почти вплотную приблизиться к заднице бурдюка. В качестве спасательного плота он наметил для себя маленький поросячий хвостик, красовавшийся на здоровенной заднице твари. Если удастся за него зацепиться и поджать ноги, то можно будет в относительной безопасности доехать на этом бурдюке до самой реки, а там до струга рукой подать. А преследователи не успеют быстро спуститься по такому крутому каменистому склону.
     На очередном ухабе Цавус, собрав последние силы, прыгнул вперед и мертвой хваткой вцепился в хвост. Его одеяние было разорвано в клочья, тело покрыто царапинами и кровью, но теперь он был в относительной безопасности. Если удастся продержаться до конца спуска, он будет спасен.
     Однако его преподобие несколько поторопился с выводами о своей безопасности. Место, где он оказался, мягко говоря, не благоухало. Но для не привыкшего к чистоте Цавуса это было бы терпимо, если бы бурдюк, подпрыгнув на очередной кочке, не выпустил газы. Волна зловония была такой силы, что его преподобие едва не потерял сознание и не разжал хватку.
     – Нет! Прекрати! – взревел разъяренный Цавус и со всей силы пнул бурдюка по заднице.
     Но на следующей кочке его преподобие накрыла новая волна зловония. Бурдюку было не до Цавуса с его мелкими проблемками. Он сам доживал последние мгновения. Стремительный спуск по каменистой насыпи стоил ему жизни. Тварь испустила дух, когда ее туша, достигнув конца склона, остановилась. По телу твари прокатилась судорога, бурдюк пару раз дёрнулся и… расслабил кишечник…
     Это уже было за пределами добра и зла. Весь облепленный жидким поносом его преподобие шлёпнулся на землю и обиженно прокричал:
     – Ну почему так?! Почему?! Как только я связываюсь с этим чертовым Стражем, я плаваю в жидком дерьме!
     Страдания и возмущение Цавуса были понятны: уже во второй раз после столкновения со Стражем он оказался с ног до головы в мерзкой субстанции. В первый раз, еще в Ортаре, ему пришлось удирать от Стража по канализации, где он чуть не потерял сознание от миазмов и зловонных испарений. А теперь его обдристал бурдюк, правда на свежем воздухе и недалеко от воды, но всё равно это унизительно. Люди Стража, несомненно, расскажут ему все пикантные подробности преподобного бегства...
     Посмотрев вверх по склону, его преподобие увидел, что преследователи не махнули на него рукой, а быстро спускаются за ним. Спускаться им, конечно, ещё долго, так как развить скорость бурдюка можно только принеся себя в жертву, но времени терять нельзя.
     Передумав отмываться в реке, Цавус помчался вдоль берега к своему стругу. Тот, слава богу, был недалеко. Подбежав к судну, его преподобие уже собирался подняться по трапу, когда на другом его конце появилась "добрая" монашеская харя и, преградив дорогу, направила на Цавуса острый конец алебарды:
     – Куда прёшь, дерьмо ходячее? Если хоть один вонючий след на трапе от тебя останется, то...
     – Угомонись, Лерн. Это я, Цавус! – спокойно отреагировал его преподобие, продолжая подниматься по трапу.
     Монах был парнем неглупым и понял, что перед ним никто иной, как главный инквизитор Ортара, и вряд ли он находится в хорошем настроении при таком внешнем виде:
     – Извините, ваше преподобие, вы так хорошо замаскировались, что я вас сразу не признал...
     Оценивать юмор монаха Цавусу было некогда:
     – За мной погоня. Быстро отчаливайте от берега и несите сюда побольше воды, мне захотелось обмыться.
     Когда монах убежал передавать капитану приказания его преподобия, Цавус задумчиво уставился на склон, по которому всё ещё спускались преследователи, и выше – на край площадки, которая вела ко входу в пещеру. Затем он мрачно сказал сам себе:
     – Кто не успел, тот опоздал!
     Имел ли в виду его преподобие преследователей или своих монахов, не успевших вернуться? Он и сам не знал...

ГЛАВА 31. Пейзаж после битвы

     Ясное солнечное утро. Обычно в такие дни душа сама по себе наполняется радостью, но сегодняшний день был иным. Мы находились на месте прорыва погони, в самом эпицентре кровавой бойни. Воздух, густой от запахов крови и гари, резко контрастировал с той умиротворенной негой, которую обычно дарят тихие прозрачные осенние дни. Солнце, казалось, не замечало окружающего пейзажа: его лучи мягко касались земли, словно пытаясь исцелить раны, которые уже невозможно исцелить.
     Тишина, наступившая после шума битвы, оглушала: смолк звон мечей, рык погони, брань сражающихся и крики раненых. Вокруг громоздились тела – людей и тварей. Они лежали вперемешку, слившиеся в последнем, безмолвном покое, лишенные всякой агрессии и ненависти друг к другу. Вековая вражда для них закончилась навсегда.
     Неподалеку появились люди с носилками. Бережно укладывая павших, они уносили их прочь от берега, к месту будущего прощального костра. Не успев толком отдышаться, наши люди начали хоронить своих товарищей. К вечеру тела должны быть собраны и преданы погребальному огню, а затем на месте сожжения мы воздвигнем высокий курган. Нам и нашим потомкам необходимо помнить эту битву.
     Тела погони, к сожалению, тоже требовали погребения. К сожалению, потому что их было слишком много, и это отнимет уйму сил. Даже если их тела просто рубить и закапывать, нашему воинству придется задержаться здесь на несколько дней.
     Все эти мысли роились в моей голове, пока я осматривал последствия прорыва. Стараясь ступать как можно осторожнее, я обходил разбросанные тут и там тела, боясь потревожить покой павших. Мысли крутились как бы механически, стараясь не давать мне думать о главном – о том, сколько людей мы потеряли.
     Лицо у Дирбза было спокойным, если приглядеться, то даже могло показаться, что он улыбается. Глаза, устремлённые в высокое голубое небо, казалось, видели что-то недоступное всем остальным. Его рука продолжала крепко сжимать окровавленный меч. Тело лежало на спине, и, судя по кровавому пятну на земле, сержант получил смертельный удар сзади. В ногах у него валялись тела трёх изрубленных тварей: смерть сержанта дорого обошлась врагу.
     Сзади тихо подошёл Конфидус и, воткнув свой тяжёлый двуручный меч в землю, наклонился и аккуратно закрыл Дирбзу глаза. Выглядел епископ сильно уставшим, что неудивительно, учитывая его возраст. Немного помолчав, он произнес:
     – Это была славная битва, Дан. Сержант пал в бою, как истинный воин. Многие могут лишь мечтать о такой доблестной смерти…
     Немного помолчав и не дождавшись от меня реакции, епископ продолжил:
     – Никто не обещал нам лёгких и глупых противников. Мы знали, что погань хитра, и она смогла нас обмануть, но только в одном месте. В остальных местах мы взяли верх. И не только здесь. Вспомните, что Арисат сообщил о захвате двух галер и почти полутора сотнях пленённых демов.
     Видя, что я по-прежнему молчу, Конфидус перешёл в наступление:
     – Да вы посмотрите, сколько погани валяется на поле! Всё пространство усеяно их трупами, в некоторых местах они лежат вповалку целыми кучами, да их там тысячи. Я в жизни не видел столько убитых тварей, а я с ними всю жизнь сражаюсь. Дан, вы поймите, погань не появляется из воздуха. На её создание нужно время и немалые ресурсы. Мы нанесли серым жрецам не просто поражение, это поражение стратегическое, настолько мощное, что теперь они долго не придут в себя. А мы за это время ещё усилимся, да так, что в следующий раз они крепко задумаются, стоит ли с нами связываться или найти добычу попроще.
     – Вы полностью правы, Конфидус, но мы не заметили, как погань у нас под носом засыпала реку. Засыпала всю ночь.
     – Да не заметили! Потому что сражались, потому что в этом чертовом дыму было ни черта не видно, да просто потому, что мы люди и способны ошибаться. Но мы учимся на ошибках и становимся сильнее.
     – К сожалению, наша учёба оплачивается не деньгами, а кровью и жизнями людей.
     – А что вы хотели? Увы, Дан, это война, и у неё есть своя кровавая цена, и цена немалая. Будь враг слаб, его бы давно разбили и без нас. Но в том-то и дело, что враг силён, и лёгкой победы не будет. А тяжёлые победы потому и тяжёлые, что за них приходится платить многими жизнями, но если мы перестанем сражаться, то нас просто не станет. Не станет всех нас.
     Зелёный, выпущенный из клетки и до этого тихо сидевший на плече, мучимый похмельем, решил блеснуть эрудицией:
     – Лишь тот достоин жизни и свободы, кто каждый день за них идёт на бой![40]
     Конфидус восхищенно уставился на попугая.
     – Вы знаете, Дан, иногда мне кажется, что ваша птица умнее нас. Наверное, Зелёный перечитал все книги Стражей?
     – Увы, епископ, читать он не умеет, зато, как вы знаете, любит приложиться к бутылке, а с похмелья его иногда тянет на патетику. – Я взглянул на попугая как можно суровее. – До вечера никакой опохмелки! Твои пьяные выкрутасы чудом обошлись без жертв.
     – Вот всегда у них так, – недовольно пробурчал попугай, – ты проявляешь героизм, а им на опохмелку жалко!
     К нам подошли ребята с носилками и, бережно уложив на них тело сержанта, понесли его к будущему погребальному костру. Епископ задумчиво наблюдал за этой траурной работой, когда я решил прервать его молчание:
     – Конфидус, не думайте, что я расклеился. Просто у меня ещё нет такого опыта, как у вас. Со временем, пройдя через другие битвы, моё сердце, наверное, огрубеет, и я стану воспринимать потери спокойнее. Но потеря Дирбза меня сильно ранила. Он пришёл в Межгорье вместе с нами, с самого первого дня был нам надёжной опорой. Служил не за страх, а за совесть, защищая, в общем-то, посторонних ему людей. Наконец, он был моим другом. И его потеря для меня – личная.
     – Согласен с вами, Дан, сержант был надёжный мужик. На таких и держится армия. Хотя нам, иридианам, и не за что любить ортарских солдат, о Дирбзе у меня останется только хорошая память.
     – Епископ, одной памяти мне мало. Полагаю, пришло время и нам наведаться к Цавусу. С тех пор как мы с вами бежали из Ортара, он неустанно напоминает о себе. Было бы невежливо продолжать его игнорировать.
     Конфидус посмотрел на меня с явным непониманием:
     – Но, Дан, подождите! Наши люди уже захватили на уступе группу чёрных монахов и серых жрецов во главе с их предводителем Оруллом. Связь этих мерзавцев с Цавусом доказана. Сам Цавус, правда, успел сбежать, но отряд Марука ещё может его схватить по ту сторону хребта...
     – Увы, епископ, считайте это предвидением, интуицией или озарением свыше, но я уверен, что Цавусу и там удалось выскользнуть из наших "любящих объятий".
     – Хорошо, допустим, он удрал. И как вы планируете его догнать?
     – Я не собираюсь за ним гоняться. Он пришел в гости к нам, думаю, что нам стоит нанести ему ответный визит.
     Не скрывая изумления от моих слов, епископ воскликнул:
     – Вы собираетесь напасть на карающих в Ортаре?!
     Есть такое выражение: "Месть — это блюдо, которое подают холодным".[41] Я не всегда с ним согласен. Сколько раз в компьютерных играх слышал эту фразу от обиженных игроков в адрес своих обидчиков! Звучало грозно, намекая на некое тайное знание об уже продуманной мести, но на деле оставалось лишь словами. Ведь для настоящей мести требовалось либо дни напролёт прокачивать перса, либо вкладывать кучу денег в игровые "плюшки". А эти "любители холодных блюд" не были способны ни на то, ни на другое. Им было проще сменить игру, что они обычно и делали.
     С другой стороны, месть, на которую потрачена половина жизни, тоже не вызывает у меня уважения. В итоге становится неясно, кто пострадал больше: жертва или мститель, годами изливающий желчь.
     В любом случае, бездумно бросаться в погоню за Цавусом я не намерен. Но и графом Монте-Кристо становиться не хочу, бесконечно вынашивая планы расплаты с карающими. Однако в данной ситуации фраза "Месть – это блюдо, которое подают холодным" вполне подходит. Нужно подготовиться, поэтому пусть наше блюдо будет охлаждённым, – решил я и снова обратился к Конфидусу:
     – Епископ, большинство жителей Ортара верят, что карающие сражаются с погонью, что они стоят на страже единой правильной веры, что они сотрудничают со всеми, кто борется со скверной, в том числе и с полуденными Стражами. Если мы нападем на них у всех на виду, это вызовет у населения недоумение в лучшем случае, а в худшем – люди решат, что Стражи сошли с ума. Тогда сочувствие и поддержку получат карающие. Нам же необходимо, чтобы население оказалось на нашей стороне, тем более что правящая династия Ортара – наши союзники.
     Епископ, похоже, всерьез заинтересовался моими размышлениями и вкрадчиво поинтересовался:
     – И как же вы собираетесь склонить население Ортара на свою сторону?
     – Есть старые добрые способы, епископ. Например, пропаганда. Нам нужно изменить общественное мнение о карающих и внушить населению мысль о том, что они – враги. Самое интересное, что все, что мы будем внушать, будет чистой правдой.
     Выслушав меня, епископ удивился:
     – Ну, разумеется, правдой! Дан, разве можно убедить во лжи?
     – Убедить, Конфидус, можно в чем угодно. Даже не сомневайтесь.
     Эх, епископ, епископ! Как мне объяснить, что твой мир ещё юн и многого не знает. И хотя ваши элиты уже плетут замысловатые заговоры, до массовой манипуляции сознанием ещё не дозрели. И в этом мире ещё никто не высказал идею, что "повторяемая ложь становится правдой".[42] И ещё не появились мерзавцы, которые поставят эту мысль себе на службу, оправдывая с её помощью массовое истребление людей. И тем более не появились вполне добропорядочные представители пера, кто, прикрываясь добродетелью, начнёт применять те же методы, провозглашая себя защитниками справедливости и всеобщего блага.
     – Хорошо, допустим... - согласился епископ, - и как вы собираетесь это сделать? Никаких королевских эдиктов в Ортаре мы выпустить не можем. Как вы собираетесь информировать население?
     Конфидус, безусловно, прав. Он умный человек и сразу уловил суть. Хотя в этом мире ещё нет интернета, телевидения и радио, и нет даже простеньких газет, но есть места массового скопления людей: такие как рыночные площади, кабаки и таверны. Мы отправим туда наших людей, которые, толкаясь среди покупателей или распивая с соседом по кружечке пенного напитка, будут с утра до вечера рассказывать о сотрудничестве карающих с серыми жрецами, о том, что они пытают Стражей в застенках, и о том, что они собственноручно привели погонь в Межгорье. Ну а дальше начнёт работать "сарафанное радио", и пройдёт совсем немного времени, как население Ортара уверится в том, что карающие совсем не те, за кого себя выдают. А вот тогда и придёт время мести.
     Махнув рукой, я подозвал к себе Тука с Лотто.
     – Дорогие мои, я нашёл применение вашим талантам!
     Услышав это, Зелёный моментально перестал делать обиженный вид и вкрадчиво поинтересовался:
     – Мы будем дегустировать самогонку?
     – Нет. Тук и Лотто будут совершенствовать своё актёрское мастерство. Они будут выступать перед публикой и рассказывать занимательные истории заинтересованным слушателям.
     – Мы и так их каждый вечер рассказываем, – удивился Лотто.
     – Вы их будете рассказывать в Ортаре!
     – Мы едем в Ортар?
     – Пока только вы с Туком и группа поддержки из пары десятков человек. Будете играть там роли торговцев, странников и… ещё подумаем кого.
     – Но позвольте, сэр Страж, – поразился Тук, – мы с Лотто не можем вас тут оставить одного, тем более что Амед тяжело ранен! Кто будет сопровождать вас в дороге, кто накормит вас ароматной курочкой, кто набьёт сухим мхом мокрые ботинки, кто просушит сырую одежду, кто будет вас защищать от врагов?
     – Тук, я очень ценю вашу заботу, но некоторое время я смогу о себе позаботиться сам. Ваша миссия в Ортаре сейчас будет важнее. Или ты считаешь, что нам стоит простить Цавуса и его воронью братию?
     Тук, не любивший церковников, тем не менее не хотел меня оставлять и придумывал всё новые отговорки:
     – А как же без нас обойдётся Стражиха? Мы как раз собирались новую спектаклю ставить.
     – Я с ней договорюсь: она поищет новые таланты.
     – Ну а как же Зелёненький? Он без нас не сможет! Кто же будет ему… – тут горбун несколько замешкался, не зная, стоит ли заканчивать мысль.
     – Ты хотел сказать, кто будет ему наливать? По твоим же словам, вы с Лотто не единственные, кто ему подливает. Так что пернатый алкаш не пропадёт.
     – Ну, сэр Страж… зачем вы так?
     – Парни, зато в Ортаре вы будете ходить по кабакам, толкаться на рынках и даже кувыркаться в постелях с женщинами. И везде рассказывать захватывающие истории о подлости и вероломстве карающих и прочих тварях. В общем, делать всё, что вы так любите, а оплачивать ваши похождения будет Межгорье.
     Тук задумчиво посмотрел на Лотто, почесал за ухом и резюмировал:
     – В целом, предложение, конечно, интересное. Сражаться с врагом, барахтаясь в постели с бабёнкой, мне ещё не доводилось…

Эпилог

     Сегодня на рассвете Амед покинул этот мир. Чёрное сердце могло исцелить его рану, но он отказался от такого лечения, полагая, что частица погони может погубить его бессмертную душу. Для хеска нет ничего важнее души и непоколебимой веры в её вечность.
     Свою миссию Амед выполнил: спас жизнь Стражу, закрыв его своим телом от смертельного удара перерождённого, и хески вернули долг. Амед ушёл спокойно и умиротворённо, с чувством исполненного предназначения. Перед уходом он попросил меня выполнить его последнюю просьбу: ускорить установку каменных сторожек для мальчишек-связистов, которые передают сообщения через оптический телеграф. Просьба, на мой взгляд, странная, но последняя воля – закон, и я уже отправил людей выяснить, что нужно сделать.
     Марук и Касид остаются в Межгорье. Возможно, они чувствуют вину за побег Цавуса, или же им просто понравилось работать с молодёжью. В любом случае, они избавили меня от головной боли по поиску новых учителей.
     Сражение с погонью не далось нам даром: мы потеряли 278 человек. Семьи потеряли отцов, мужей, сыновей. Межгорье потеряло людей, которых нам так не хватает. Боль от потерь со временем утихнет, а повседневные заботы отвлекут от тяжёлых воспоминаний. Жизнь продолжается, и дел у нас действительно много. Похороны павших и утилизация останков погони заняли несколько дней. Теперь всё это позади. Через пару дней предстоит визит к Арисату: оценить ход строительства форта, решить судьбу пленных демонов и просто отвлечься, ведь настроение неважное, и дело не только в монотонном дожде за окном.
     Нью до сих пор не вернулась. Она осталась обследовать пещеру и решить, что нам нужно возвести на другой стороне Костяного хребта, откуда жрецы начали копать тоннель. По всей видимости, там тоже придётся построить небольшие укрепления. Благодаря работе метротелей мы получили ещё один проход в Межгорье и выход к Ибре. Хотя этот проход нам может и не понадобиться, так как путь до реки для торговых караванов будет непростым, но вот возможность контролировать судоходство по реке нам точно не помешает.
     Мои размышления были прерваны шумно распахнувшейся дверью, в которую ворвался побагровевший от ярости Конфидус.
     – Немедленно идите со мной! – требовательно воскликнул он, не теряя времени на предисловия. – Вы обязаны это прекратить!
     Спорить с епископом и объяснять, что я не мальчик на побегушках, сейчас не было никакого желания, поэтому я просто пошёл за ним. По тёмным коридорам замка мы не столько шли, сколько бежали, и епископ не умолкал ни на мгновение. Его слова лились потоком:
     – Я всё понимаю, я понимаю про науку, про догматы тоже мне ясно... Я согласен с тем, что тварей должно победить оружие... Да, после того, что Страж Нью сотворила с перерождёнными, я уже готов на всё, готов на неё молиться... Но это Дан уже переходит все границы. Я в страшном сне не мог представить себе такое. Да как она только могла до такого додуматься... Это же уму непостижимо, такого святотатства я и представить себе не мог.
     Перебить епископа было невозможно. Из его сбивчивой речи я смог понять только, что речь идет о Нью, которая натворила что-то невообразимое. За всеми этими причитаниями Конфидуса мы поднялись на замковую стену. Епископ, оборвав свой словесный поток на полуслове, ткнул рукой в темноту за стеной замка и яростно воскликнул:
     – Вот, полюбуйтесь, Дан, полюбуйтесь!
     Выглянув за стену, я с удивлением обнаружил, что там вместо кромешной темноты много света. Довольно большое пространство было освещено факелами. Собралась немаленькая толпа людей, которые стояли полукругом, освободив в центре много места. А там стоял... Я потряс головой, но ничего не изменилось. В центре стоял метротель. Люди с некоторой опаской сторонились огромного монстра, а лишь пара мелких пацанов, совершенно не опасаясь, приблизилась к твари и деловито тыкала его прутиками в бок, проверяя его на прочность. Метротель при этом косил на них глазом, но никакой агрессии не проявлял.
     – Ну что вы на это скажете, уважаемый Страж? – Конфидус задал вопрос нарочито громко, чтобы его хорошо было слышно в толпе.
     Пока я приходил в себя и обдумывал, как нужно реагировать на увиденное, из-за метротеля появилась Нью и подняла голову в нашу сторону:
     – Не бойтесь, Конфидус. Монстр под управлением омулетов – он не опасен! Мы нашли его в том огромном зале, где погань дожидалась нашествия. Он был напуган!
     – Он был напуган, – передразнил епископ Нью, – скажите, пожалуйста, какие нежности...
     Тут я наконец пришёл в себя и задал естественный вопрос:
     – Нью, а что с ним будет, когда взойдёт солнце? В замке нам его не спрятать...
     – Ага! Не спрятать! – радостно подхватил епископ. – Эта жуткая тварь начнет бесноваться, поубивает кучу людей, а затем и замок разрушит!
     Но у Нью, естественно, всё уже было просчитано, и она имела ответы на все вопросы:
     – Не волнуйтесь, за эти дни мы построили ему большой ангар. Днём он будет прятаться там, а ночью будет на нас работать. Он выкопает нам канализацию, как ты хотел, Дан. А вам, епископ, он будет копать каналы для мелиорации. А также позволит нам поставить новые мельницы, к которым мы попробуем подключить токарные станки. Кстати, Конфидус, его зовут Кеша!
     – Святые угодники! Вы слышали, Дан? У него уже и имя есть!
Примечания

1
События описаны в книге А.Каменистого "Девятый". Первой книге серии.

2
Встреча главного героя с Татлосом описана в 5-ой книге серии "Сердце для Стража".

3
События описаны во второй книге серии "На руинах Мальрока

4
Ота - воинское формирование демов.

5
Статуя Командора — персонаж пьесы Пушкина "Каменный гость".

6
Тюбинг – элемент железобетонного кольца, которым укрепляют тоннель.

7
Строки из стихотворения М. В. Ломоносова "Вечернее размышление о Божием величестве при случае великого северного сияния".

8
В мире, куда попал Дан, свиньи считаются чем-то вроде погони. Их мясо вызывает отвращение у населения. Едят свиней только демы.

9
Строки из стихотворения А.С. Пушкина "Узник".

10
Строки из стихотворения Д.С. Мережковского

11
Врагу не сдаётся наш гордый "Варяг" — песня на стихи австрийского поэта Рудольфа Грейнца (в переводе Е. М. Студенской), посвящённая подвигу крейсера "Варяг" и канонерской лодки "Кореец".

12
События описаны в третьей книге серии "Рождение победителя".

13
Органолептика — метод определения показателей качества продукции на основе анализа восприятий органов чувств: зрения, обоняния, слуха, осязания, вкуса. Такой подход позволяет выявить как явные, так и тонкие нюансы качества товара, которые невозможно определить приборами.

14
Попугай изменил последнюю строку рубаи (четверостишие) Омара Хайяма: Чем за общее счастье без толку страдать Лучше счастье кому-нибудь близкому дать. Лучше друга к себе привязать добротою, Чем от пут человечество освобождать.

15
Рубаи Омара Хайяма.

16
События описаны в четвёртой книге серии "Адмирал южных морей".

17
Банка - скамья для гребцов.

18
Контровой свет - это свет, который падает на объект съёмки сзади, то есть прямо в объектив камеры. Такой способ используется в фотографии и живописи, когда нужно передать чёткий контур объекта, а не его форму.

19
Рубаи Омара Хайяма.

20
Рубаи Омара Хайяма: Мы — источник веселья и скорби рудник. Мы — вместилище скверны и чистый родник. Человек, словно в зеркале, мир — многолик. Он ничтожен — и он же безмерно велик!

21
Попугай изменил строки из "Песенки Винни-Пуха" Но мёд — это очень уж странный предмет.. Всякая вещь — или есть, или нет,— А мёд (я никак не пойму, в чём секрет!)... Мёд — если есть, то его сразу нет

22
В действительности, в разное время в корабельной артиллерии, стреляющей ядрами, использовались пушки от 6 до 96 фунтов.

23
Василий Осипович Ключевский – русский историк, профессор Московского университета, автор курса лекций по русской истории.

24
Понятие "психическая энергия" имеет разные значения. Оно может относиться к научным теориям или эзотерическим учениям.

25
Фраза из стихотворения в прозе "Песня о Соколе" Максима Горького.

26
Вдова лодочника - тварь о которой рассказывается в 5-ой книге серии "Сердце для Стража".

27
Рубаи Омара Хайяма.

28
Рубаи Омара Хайяма. Скрижаль — доска или табличка с написанным на ней текстом (преимущественно священным, культовым)

29
Тит Лукреций Кар – римский поэт и философ, представитель эпикуреизма.

30
Фраза из фильма "Свой среди чужих, чужой среди своих".

31
Фраза из фильма "Убить дракона".

32
Дебют "Четырёх коней" – один из старинных дебютов в шахматах. Гамбит - общее название дебютов, в которых одна из сторон в интересах быстрейшего развития, захвата центра или просто для обострения игры жертвует материал (обычно пешку, но иногда и лёгкую фигуру).

33
Манфред фон Рихтгофен – германский лётчик-истребитель, считается лучшим лётчиком-асом Первой мировой войны, известен по прозвищу "Красный Барон".

34
Фраза из пьесы Уильяма Шекспира "Гамлет, принц датский",(перевод Николая Полевого).

35
А.С. Пушкин "Узник".

36
Миттельшпиль – следующая за дебютом стадия шахматной партии. В миттельшпиле, как правило, развиваются основные события в шахматной борьбе – атака и защита, позиционное маневрирование, комбинации и жертвы.

37
Крылатая фраза из кинофильма "Бег".

38
Катарсис – процесс высвобождения эмоций, эмоциональная разрядка после сильного переживания, очищение духа посредством душевных переживаний.

39
Накануне Полтавского сражения Карл был ранен в ногу. Ему соорудили носилки на двух оглоблях, в которые запрягли лошадей. Во время сражения Карл был на носилках.

40
Цитата из трагедии Иоганна Вольфганга Гёте "Фауст".

41
"Месть — это блюдо, которое подают холодным" — цитата из книги «Крестный отец» Марио Пьюзо.

42
Фраза «Ложь, повторённая тысячу раз, становится правдой» принадлежит не Йозефу Гебельсу, а Франсуа Рене де Шатобриану, французскому писателю и дипломату рубежа XVIII–XIX веков. Во французском варианте изречение звучит так: «Повторённая ложь становится правдой».

 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"