- Охо-хонюшки, - завозился, завздыхал дед на нижних полатях.
Протяжно закашлялся.
Выдохнул каждодневное, привычное,
- Ну, сколь не лежи, а пока не помер, вставать все равно приходится!
Спустил на пол коричневые от въевшейся почвы и прожитых лет ступни, выискивая галоши, обрезанные из старых берцев. Портянок он не носил, надевал потрепанную обувь прямо на голые пятки, сбитые о землю и камни до прочности самых крепких подошв. А про носки в поселке забыли уже и самые состоятельные его жители.
Дюжину лет назад их, вместе с домами, пристанью, рыболовной базой и прилегающей территорией перенесло с родной планеты в эти непонятные дали. С тремя лунами и осыпанным щедрой блескучей крошкой звезд ночным небом, в котором даже самые продвинутые в астрономии мареманы так и не смогли найти очертаний Млечного пути, не говоря уже об очертаниях иных знакомых созвездий.
И теперь у людей постепенно заканчивалось буквально всё.
- Еще пара-тройка поколений, и станем как аборигены, с костяными и каменными орудиями за зверьем гоняться, - сморщив нос так, что пространство между глазами и губами уменьшилось чуть ли не вдвое, сделал неутешительный вывод глава поселковой администрации Артем Павлович Антонов. - Потому как мы не только плавить металлы не умеем, но даже найти руду не получается. Хотя бы медь, не говоря уже о железе. Да и с топливом беда.
Завезённый в последнюю навигацию уголь закончился на третий год робинзонады. Солярка и прочее топливо - еще раньше. Теперь, не только для обогрева домов, но и для выработки электричества, на спешно сработанной умельцами паровой станции обходились собираемым по берегам топляком да разбором старых деревянных строений. Для домашних печей зачастую даже приходилось сушить выбрасываемые на берег водоросли. И еще хорошо, что в этих местах отрицательная температура случалась редко. Чтобы по утрам в лужах замерзала вода, такое вообще только изредка зимой и ночью. Хотя сезоны здесь различались незначительно.
- Колебания среднемесячной температуры от минимума к максимуму градуса три-четыре. - определили метереологи. - А так-то, мы находимся почти на экваторе этой мерзлой планеты. Оттого и наблюдаем такую стабильность.
Конечно, после привычных для жителей приарктического земного поселка морозов в полсотни градусов местный климат можно было считать подарком судьбы. Он вполне позволял выращивать в открытом грунте картошку, капусту, горох, салат, прочие топинамбуры и турнепсы. А в парниках да на окошках за стеклами, даже помидоры, огурцы и лимоны. Другое дело, что пригодной почвы в тундре, что местной, что родной, занесенной с Земли, почти не было, и её только формировали, смешивая фекалии с песком, золой, рыбными потрохами и прочими биологическими отходами.
Небольшой огородик был и у деда Антипа с Саньком. Среднее, находящееся в самом расцвете сил поколение старый да малый потеряли четыре года назад, когда с промысла, застигнутый внезапным штормом, не вернулся рыбацкий катер.
Это стало самой большой трагедией не только для небольшой семьи, но и всего селения.
Потерять пятнадцать человек, девятерых мужиков и полдюжины женщин из общего количества землян в четыреста двенадцать душ, при том, что с местными аборигенами общих детей, несмотря на все попытки, получить не удалось?
- Вымрем со временем нафиг все, - на похоронах разревелась, не выдержав, врачиха. - Если не так, то постепенно от генетического вырождения из-за перекрестных родственных браков. Маловато нас, чтобы такого избежать.
Саня Монделе о подобном гипотетическом будущем, впрочем, не задумывался. Другие заботы у шестнадцатилетнего пацана. Как выживать самому, кормить деда, да и ... Нинка, егоза. Ровесница и самая красивая девушка общины. Только о ней все думы. И днем, и ночью. Иногда - заканчивающиеся неизбежными конфузами подросткового сексуального созревания...
- Вот правильно говорят, если ты в шестьдесят лет проснулся, и ничего не болит, значит уже помер, - продолжал о своем дед. Шурудил в топке, затапливая её снопами брызжущих на ломкий мох искр от кресала.
Печурка потихоньку взялась сначала несмелым, но постепенно разгоняющимся огнем, быстро сожравшим брошенные для растопки мочалки просушенных водорослей.
Занялись, стали потрескивать и "серьезные" дрова. Позавчера удалось первому найти и притащить с берега выброшенные штормом полдесятка коряг, которых должно было хватить на неделю, а то и полторы.
А потом ... или доразбирать старый сарай, от которого уже по сути, только столбы остались. Или приниматься за половицы, засыпая пол тем же самым мхом да листьями карликовых березок и осинок, чего очень не хотелось.
Домом Монделе гордились.
По сути, он был главным активом семьи. Еще почти новый, двух десятков лет с постройки не прошло. Из привезенного с "материка" бруса, крытый металлочерепицей. С печкой, обложенной изразцами, и даже вполне сохранившимися на стенах серо-коричневыми обоями с затейливым рисунком.
Дом, в который Саня Монделе мечтал привести хозяйкой Нину.
- Ну, лет восемьдесят он еще вполне простоит, - уверял дед. - Так что, на твой век хватит. И даже внукам твоим достанется. Спасибо сыну, дай Бог его душе спокойствия, что успел его построить, пока эта хрень не случилась...
Первый несмелый луч солнца брызнул в окно. Треснувшее стекло еще держалось, скрепленное полоской бумаги на рыбьем клею. Но вот тоже вопрос - когда и ему конец придет, как дальше жить? Ладно, ночью спим, а днем? Окна ведь заколачивать придется, и потом круглые сутки в темноте, что ли?
Насмешкой бликнула свисающая с потолка лампа. Электричества в домах уже не было давно, но эти "вечные", как говорят, светильники продолжали находиться в полной исправности. Со временем Санек планировал их выменять на что полезное в центральной усадьбе, единственном месте, которое подпитывала энергией слепленная умельцами из подручных материалов паровая машина.
- Блин, да что это такое? Не согнуться, не разогнуться, - выругался дед. - И когда же смертушка то за мной придет? За что мне на старости лет такое-то?
- Может, тоже к колдуну сходишь? - свесил голову с лежанки подросток. Сверху лысина старика выглядела странным, выглаженным до зеркального блеска камнем. Или огромным яйцом.
- Да ну его, - отмахнулся тот. - Ну, на несколько недель отпустит, а потом что? И за это нож ему отдавать? Или что из посуды? Самим пригодится, потому как сам знаешь, больше взять их неоткуда. Потерплю.
У шамана дед был два раза. Его ОРСЕНОМ колдун не заинтересовался, сказал, что разницы в уровнях между ними нет, и потому переливать от одного к другому нечего. Потому пришлось рассчитываться вещами - первый раз выкованным из рессоры ножом и двумя стальными вилками, во второй - алюминиевой посудой. Предметами, по сути вечными, отчего их было особенно жалко. Тем более, что лечения хватало на две-три недели, а потом боли прихватили шею, ребра, поясницу снова.
- Нечего разбрасываться хозяйством. - решил дед. - Проходит оно ненадолго, а отдаешь навсегда!
А теперь к местному ведуну собрался и Санек.
Со здоровьем у него было нормально.
Другую проблему требовалось решить.
**
Колдун-менг жил на выпирающей волдырем из тундры сопке у мелководного Тюленьего залива. Врезался тот в материк острым клином, переходящим в песчаный пляжик, где любили нежиться эти звери. Общался шаман только с теми, кто приходил к нему в одиночку.
Если к его убежищу направлялась хотя бы пара людей, он непонятным образом пропадал. Хотя, спрашивается, куда можно исчезнуть с небольшого плешивого холма, где только травы, лишайники да карликовые, облизывающие камни деревца?
Рассказывают, как-то молодые парни чисто из озорства окружили сопку со всех сторон, а потом дружно, распугивая леммингов и порскающих из под ног куропаток, кинулись к вершине.
И никого там не застали. Хотя все видели невысокую сгорбленную фигуру, всего лишь минуты назад мелькавшую в поле зрения.
Перерыли в полуземлянке старика и вокруг неё всё в поисках пещеры или подземных ходов. Безрезультатно. Так и ушли восвояси, причем ничем не поживившись. Потому как никаких вещей у колдуна не было. Не то что шкур и одежды, но даже посуды. Да вдобавок в сотне шагов от вершины внезапно "пронесло" всех так, что полчаса с карачек не вставали. Хорошо еще, что сухого ягеля вокруг было много, нашлось чем задницы подтирать.
Ну, а потом, в течение буквально одних суток, всех участников набега постигли другие, пусть мелкие, но таки неприятности. Кого собака неожиданно куснула, на кого ворона нагадила, да прямо на макушку, кого смирный до того олешек боднул. Да еще обидно, в самую мягкую часть тела, так, что потом с неделю садиться было больно.
Причинно-следственные связи народ понял, и более старого менга никто обидеть даже не пытался. Тем более, что шаманить он умел, в том числе, и полезно. Боль заговаривал, зубную и прочие, мелкие травмы лечил так, что порезы чуть ли не на глазах затягивались. И самое главное, мастерил вещицы, притягивающие добычу и гарантирующие удачу на охоте или рыбалке..
Не бесплатно, конечно.
В обмен брал ножи, топоры, посуду, ткани, даже старые, особенно охотно - пустые пластиковые бутылки, весьма востребованные у аборигенов.
Жаль только, что за дюжину лет, прошедших после переноса маленького поселка в этот мир, доставшееся с прежних времен богатство порядочно иссякло. Даже на помойках, копай их сколь угодно глубоко, нынче мало что находилось.
Потому за манок для рыб, что хотел получить Санек, придется платить не вещно, а частью себя. Тем самым присловутым ОРСЕНОМ. Это пугало.
Но иного выхода Александр Монделе не видел.
В субботу видеосалон Сергея Хомова возобновлял работу. С месяц Хомяк копался в аппаратуре, и таки сумел её починить.
В качестве стартового презентовал музыкальный фильм. Что-то там про старые песни о главном.
Цена билета - десять рублей. Или желтый российский кругляк, или мелочью, но столько же.
На двоих - в два раза больше.
Таких денег у Монделе не то что не было, но даже не существовало шанса их за два оставшихся дня заработать.
Но, если в кино Нину поведет не он, а Гарик Сенин, то, считай, девушка, за которую оба парня соперничали чуть ли не с детства, потеряна надолго.
А может быть, навсегда.
Как такое допустить, если сама Нина призналась, что хочет посмотреть этот фильм именно с Сашкой? Как отказаться от того, чтобы часа полтора, а то и больше, сидеть рядом с той, чья близость слаще вкуса давно позабытого сахара, или еще более легендарного шоколада?
Прижавшись тесно друг к другу, потому как в видеосалон люди набивались теснее сельдей в бочке. Взявшись за руки, а то и посадив зазнобу себе на колени, чтобы с другой стороны к ней не прикасался кто неприятный или дурнопахнущий.
За саму возможность этого Монделе был готов продать свою шестнадцатилетнюю, невинную почти ни в каких грехах, душу.
Возможно, именно это его и ждало.
Впрочем, цепочка от колдуна до билетов была чуть длиннее.
За манок для рыб от менга промысловики были готовы заплатить сотню червонцев.
Много больше, чем нужно. То есть, еще и на разные подарки, причем надолго, для зазнобы останется.
Ну, а манок колдун уступал за манипуляции с ОРСЕНОМ юноши. Умиротворяя дыхание, по его словам. А на самом деле забирая для себя нечто непонятное, но важное у продавца. Часть души, как судачили женщины поселка. Правда, только с искреннего согласия партнера по сделке.
Но разве дьявол, сатана, вельзувел не всегда себя так ведет?
После вполне безболезненной, по словам ее переживших, экзекуции у заключивших сделку с шаманом всегда менялся характер. Причем во всех случаях в сторону более флегматичного, спокойного отношения к жизни. Что зачастую было даже полезным.
Взять, к примеру, Олега Рогова, первого из людей, решившегося на такое.
До переноса поселка в этот мир он считался самым добычливым охотником района. Денег просто не считал, держал в доме три снегохода, списанную, но на ходу мотолыгу, катер и даже джип "Лэнд Краузер".
Все это ему пригодилось, когда потихоньку, после того, как четыре года назад утонул катер, Рогову пришлось распродавать изрядно, в порядки, упавшее в цене имущество.
Поскольку со временем закончились не только пули, но и порох.
Умение метко стрелять из огнестрела стало бесполезным. А с дротиками и выкованным для него арбалетом Олег управлялся много хуже. Подобраться поближе к добыче у него не получалось, а с расстояния в полсотню и более метров он постоянно промахивался.
После того, как его жена и трое детей с мяса и огородных овощей перешли на пищу бедняков, рыбу с морской капустой, условно съедобными мхом, болотной ряской и прочим, что удавалось собрать коротким летним периодом в тундре, Рогов пошел к колдуну торговаться за манок для животных. Свиристение этой штуки, по словам менга, гарантированно гипнотизировало жертву, позволяя подойти к ней на расстояние буквально в несколько шагов. К птицам так вообще вплотную, хоть голыми руками бери. У владельца такой штуки неудач с охотой, причем с любым оружием, не могло быть по определению.
Возвращения Олега ждала половина поселка. Собрались у околицы, там, где замер последний вездеход из тех, что к моменту переноса были на ходу. Уже с полдюжины лет как разбираемый на части желающими. С него уже сняли и растащили все, что можно было демонтировать без крана и подъемников, от стекол и сидений до гусеничных шлиц и капота. И теперь он постепенно ржавел, оставаясь грустным памятником, похоже, навсегда покинутому технологическому миру. Рама, кузов с зияющими проемами окошек, навсегда замолкший двигатель. Теперь вездеход сильно напоминал скелет кита, выброшенного на мель за Тюленьей бухтой и разобранного до костяка стервятниками, крабами и акулами.
- Вот он, папка, идет! - первым углядел показавшуюся из-за поворота фигуру шестилетний Степан, родившийся уже в этом мире.
- Нормальный вроде, - сделали дружный вывод встречающие.
Действительно, внешне Олег ничуть не изменился.
Каким ушел, таким и вернулся.
Единственное, за спиной у него болтался связка прихваченных за шеи куропаток.
- Вот, по дороге словил, - буднично признался Рогов. - На манок, они даже не замечают, как подходишь!
- Привет, бутуз! - подхватил на руки младшего сына. Кивнул жене. - Все нормально, Клава. Манок работает, на птиц так точно, завтра с утра на солонцы схожу, на кабарге проверю.
- А перекрестить тебя? Не задымишься? - въедливо спросил старший Монделе. Прежний Рогов, вспыльчивый до невозможности, тут же бы взорвался, нагрубил пусть и кратно превосходящему его в возрасте старику.
Понятное дело, ничего, к разочарованию пацанвы, не произошло.
Тем дело и закончилось.
Охотничья удача к Рогову вернулась, его семья перестала голодать.
А супруга на вопросы о муже отвечала, мол, все нормально, жить стало не только сытнее, но гораздо спокойнее.
- Единственное, - вздыхала, - что огня в ем уже нет. Ну, такого, чтобы меня зажигал, как прежде было. Всё делает как .. не из под палки, но как бы по обязанности. Будто ему не тридцать лет, а много больше, и от всего уже безмерно устал. Но, ладно. Главное, дети. А этот манок, по его словам, до ... конца его жизни будет служить. Жаль только, что детям нельзя передать, потому как к одному человеку привязан.
После того еще полдесятка человек поменяли "часть своего огня", как это определил Артем Антонович, или "умиротворяли дыхание", по словам шамана, на разное. Чаще всего на манки, причем колдун где-то с третьего раза научился делать их универсальными, не привязанными к какому-либо одному владельцу.
Всякий раз возвращались, по определению врачихи Настасьи, "словно пыльным мешком ударнетые". Никаких серьезных изменений к худшему в организмах вернувшихся она не нашла. Но вот определенную психологическую опустошенность, своеобразное "выгорание", отмечали всё. Однако, когда нечем кормить семью, стоит ли задумываться о том, что мир воспринимается не в столь ярких красках, как ранее? В любом случае, всё вернувшиеся мужики, женщины пока на такое не решались, стали спокойнее, равнодушнее как к бедам, так и радостям, умиротвореннее, что положительно сказалось на их семейной жизни. Причем речь идет не просто про возросшее благополучие - исчезли, сошли на нет не только, как бывало у некоторых, рукоприкладство, но скандалы и любые намеки на ссоры.
- Даже жить как-то стало скучнее, - как выразилась одна из супружниц. - Так-то, с одной стороны, даже хорошо. Но вот с другой ...
И завздыхала о чем-то своем, бабьем.
**
От похода к колдуну дед отговаривал Санька как мог. Убеждал,
- Как-нибудь без этого пробьемся! Ну, давай, ежли уж совсем такой край, давай продадим еще что там из посуды. Или половицы на дрова, можно и с "холодным" полом жить, зимы здесь сиротские.
Ага, как же, еще хватило бы этого, да с учетом того, что "по-срочному" продавать... Опять же, не дело, разорять дом, в который собираешься привести хозяйку.
Добило парня предложение вообще на время забыть про Нину.
- Ежли любит, так поймет, и все равно с тобой будет. А нет - так зачем на неё что нужное, что потом негде не достать, тратить, самому потом не хватит.
Тут Александр не выдержал, сорвался.
- Не может помочь, так не мешай!
Только после этого старик замолчал, обиженно покосился, сел лицом к стене, уткнул голову в ладони. И потом, когда отошел от отповеди, весь день горестно вздыхал, поглядывая на внука побитым несправедливо котейкой.
Вечером, смиряясь, махнул рукой. Буркнул себе под свисающий клюкой морщинистый нос.
- Ладно, будь что станет. По-крайней мере, от этого еще никто не умер
И перекрестил в дорогу. Хуже точно не будет, а вдруг чем-нибудь, да христианский Бог поможет?
Шел Монделе до Тюленьего залива вдоль самого берега. По вылизанный морем гальке шагать всё глаже и приятнее, чем в мелкой, по колени, тундровой поросли путаться да ямки выглядывать, перепрыгивать. Оно еще и полезнее - вдруг какой свежий топляк попадется, или еще что море подарит? На крайний случай, выброшенные прибоем мотки водорослей подальше оттащить, пускай пока сохнут. Если ничего более ценного не попадется, хоть их домой на растопку на обратном пути притаранить.
Денек выдался пригожий.
Местное солнышко, по словам помнивших родную звезду, покрупнее родного и с фиолетовым отливом, пробилось сквозь почти постоянно висящие над экваториальным поясом планеты облака. И теперь ласкало теплом и светом соскучившуюся по нему после пусть условной, но все же зимы, природу. Куропатки возбуждено курчали, шмыгая по пробивающейся травке, подымая в небо стайки насекомых, которых тут же атаковали, хватая добычу на лету. Океан неспешно катил к берегу крупные ленивые валы, и казалось что это не вода, а мышцы, перекатывающиеся под кожей у мускулистого силача. Волны облизывали песчаный берег, откатывались, оставляя пенные шапки, лохмотья буро-зеленых водорослей, прочий непонятный поднятый со дна мусор.
- Море, море, мир бездонный, пенный шелест ... - вспомнилась слышанная когда-то песенка, и Монделе стал её горланить ломающимся звонким тенором, далеко разносящимся по округе.
На сердце было легко и радостно, как в предвкушении праздника или долгожданного подарка.
Александр был уверен - всё делает правильно. Поскольку никаких иных вариантов нет, значит, верным является единственный оставшийся путь.
А там...
Будь, что будет.
Фигурка менга на вершине лысого холма увиделась издалека, колдун словно встречал гостя, зная, что тот обязательно заявится. Скорее всего, так и было. Говаривали, что шаман может командовать местными животными и птахами, которые ему сообщают о всех передвижениях поблизости. Потому-то его врасплох и не застать.
Низенький старик, по плечо невысокому Саньке,. Тощий, по внешности - типичный раскосый азиат. От привычных чукчей и коряков не отличить, если не знать заранее.
Морщинистый уж чрезмерно, правда.
Будто лицо ему специально ножами резали, причем глубоко и часто.
Единственное, что его выделяло - глаза.
Темно-бурые, но в зрачках иногда как будто искорки проскакивают.
И радужка интересная.
Вроде бы оба ока почти коричневые, но справа колер поглубже, так что еще немного, и можно было бы считать разноглазым.
- Зачем пришел? - русский язык колдун знал. Однако здороваться не стал, сразу перешел к сути визита. - Что принес, чего хочешь?
Парнишка выдохнул.
Еще не поздно отступить.
Просто развернуться, и уйти.
И...
Как потом в глаза Нине смотреть?
И переживать, метаясь по поселку, когда она в кино вместе с Гариком пойдет?
Да еще, не дай Бог, на коленях у него сидеть будет, обниматься?
Ну уж нет!
- День добрый, - степенно приветствовал хозяина юноша. Вежество, да к старшим, да к таким, от кого чего-то хочешь, дело обязательное. Кашлянул. - Манок нужен. Для рыб. И прочих обитателей моря. Универсальный. То есть такой, чтобы им любой мог пользоваться.
- Я знаю все ваши слова. - поморщился колдун. - Их у вас очень много. И очень много лишних. Манок - это дорого. За это не железо, леска или ткань. Это - только орсен. Дыхание, по-вашему. Часть его. Тебе поделиться ничем не грозит, даже лучше, спокойнее жить будешь.
- Я знаю. - покорно кивнул Александр. - Так как?
- Пойдем. - согласился шаман. - Я вижу, тебе надо и ты отдаешь добровольно. Потому всё у нас получится. Это быстро.
Притолока над дверью, даже скорее лазом в полуземлянку нависала низенько, потому даже старик внутрь пробирался, согнувшись чуть ли не вдвое, землянину же туда пришлось залазить в буквальном смысле на четвереньках.
Но внутри, несмотря на отсутствие окон, было светло.
Бугристые каменно-земляные стены отсвечивали лилово-серыми всполохами от непонятной плесени, да так ярко, что можно было разглядеть даже трещинки на глиняной чаше, выставленной на вытоптанный до блеска пол в центре хижины.
- Садись, - кивнул менг. Сам присел на корточки с другой стороны.
Поднял посудину, казавшуюся огромной в его хилых, словно птичьи, лапках.
Повертел, внимательно рассматривая со всех сторон.
Спросил, - кровь, слюна или семя?
- Что? - не понял юноша.
- Мне нужно в кромех, - кивнул шаман на плошку, - твои слюна, кровь или семя. Все равно что, но разное количество. Слюны много, чтобы с четверть кромеха заполнилось. Крови или семени чуть-чуть. Мне всё равно. Что отдаешь?
- Ну..., - смутился Александр. Слюну, конечно, не жалко, но разве её столько наплюешь? Семени ... ну, совсем такое неудобно.
- А крови сколько? - спросил жалобно.
- Совсем чуть-чуть, - успокоил менг. - Буквально, по-вашему, пять капель. Рана сразу затянется, успокойся, болеть ... и этого, заражения по-вашему, не будет.
Улыбнулся, вспоминая заковыристое слово пришлого народа,
Менг быстро накрыл мозолистую пятерню парня своей сухонькой лапкой.
Чуть кольнуло.
Вниз брызнула багровая струйка.
- Всё! - объявил старик.
Монделе быстро глянул на руку. Пореза не было. Как и следов крови.
- Всё? - переспросил он. - Совсем, что ли?
- Сейчас я это выпью, - кивнул шаман на посудину, по непонятной причине уже наполовину заполненную чем-то красно-коричневым, исходящим дымком, пахнущим соленым, притом сладко-приторным, раздражающим и будоражащим дыхание.
- И всё. - закончил старик. Протянул манок, похожий на выточенный из кости свисток, изображающий лосося.
Глянул раздраженно и голодно, показалось, что глаза его сверкнули хищно-алым. - Уходи! Ты свое получил, за дыхание заплачено, мы в расчете.
Уже в спину добавил.
- Больше ко мне с этим не приходи. Ты уже поделился орсеном, больше нет. Если что надо, приноси на обмен посуду или, лучше, пластиковые бутылки.
- Ладно, - согласился Санек.
Вылез из похожей на могилу, или скорее, склеп, вроде так раньше нечто похожее называлось, землянки.
Глянул кругом, прислушался к себе. Вроде бы ничего не изменилось.
А манок вот он, в руке.
Солнышко, правда, спряталось за огромной темной тучей, видимо, решив, что хватит баловать природу. Тундра и океан тонули в полумраке, смазавшем всё горизонты так, что казалось, будто мир от прежде безбрежного сузился до сферы, в которой до любого края всего лишь несколько шагов. Но в душе было так покойно, словно Монделе дремал на своей лежанке под потолком, на втором ярусе, и все происходящее-окружающее ему снилось, пробиваясь размывающимися очертаниями сквозь туманную дымку.
Фигурка лосося была вычурной, и казалось, мерцала тем же лилово-серым, что стены в убежище шамана.
Расставаться с ней не хотелось.
Да и глупо это выглядело - отдавать такой амулет за пустяшное развлечение!
Если Гарик решит потратиться - пускай он Нину в видеосалон и ведет. От нее не убудет. А не решится на такое - вообще хорошо. Тогда Саня вместо кино девушку по берегу прогуляет, расскажет о своих планах на жизнь.
Манок он рыбакам таки предложит. Но взамен они возьмут его в команду вместо хромого Виктора Сторгова. От того все равно на путине толку мало. Притом, чтобы выделили три доли. Одну стандартную, и две - как владельцу амулета. Который гарантирует возвращение с уловом в каждом рейсе, причем обильным - кратно больше среднего.
Монделе был уверен - согласятся. Не дураки же они. Сторга, конечно, жалко. Но всем, свои семьи кормить нужно. Своя рубашка ближе к телу. Понятно, какой выбор артель сделает.
В результате у Александра вдобавок к жилью добавится солидный гарантированный доход.
А у Сенина что есть? Комната в общаге, где он с матерью ютится, да подай-поднеси, слесарь-подмастерье в гараже? Да накоплений с полсотни рублей, из которых он как раз половину за кино и отдаст.
По сравнению с Монделе - ни о чем.
Притом дед долго не протянет, год-два, помрет, и останется девушка хозяйкой в собственном частном доме. Одном из лучших в поселке. Это, она тоже, наверняка, понимает.
Так что ...
Все нормально складывается.
А окажется девица глуповатой, зафордыбачит, тоже не беда. Это у неё выбор только из двух вариантов, потому как старшаки уже всё семейные, а остальные подростки вообще мелюзга, на три-пять лет моложе. У Санька как раз возможность подождать есть. Пока другие девочки подрастут. Та же младшая сестренка Нины, к примеру.
Так что...
Парнишка прислушался к себе. Девушка ему по-прежнему нравилась. Но уже не так по глупому, крышесносно, как еще утром. И при условии, что она поведет себя разумно, как и следует хорошей, понимающей супруге.
Все правильно, точно рассчитано.
Так оно и будет.
Александр зашагал по бережку к дому, поглядывая на успокоившееся, только мелкая рябь по воде море.
Вспомнились, мелькнули и сразу забылись слова прежде любимой песни о море.
Однако, петь не хотелось.
**
Шаман провожал взглядом паренька до тех пор, пока тот не скрылся за здоровенным камнем, почти скалой. И потом за ним приглядывал, но уже глазами шныряющих над уснувшим морем горластых чаек. Мало ли, вдруг спохватится, вернется, и тогда лучше на время исчезнуть, дабы избежать претензий и разборок.
Однако, юноша целеустремленно брел к дому. Именно брел, чуть подволакивая ноги, склонив по старчески голову и уткнувшись взором в точку на песчано-гравийном берегу метрах в трех впереди себя.
Что неудивительно. Выпил его колдун огонь его души до донышка, той грани, за которой люди начинали болеть, быстро стареть и умирать, а такого менг пока не хотел.
Еще не хватало, чтобы приходить к нему перестали.
Рано еще.
Сначала разобраться надо, как в поселковых детей своих соплеменников подселять, вытесняя разумы хозяев. А вот когда, мало-помалу, бОльшую часть поселка удастся захватить, тогда прочих и нагнем.
Именно такие планы были у старого, прожившего в разных телах сотни жизней аборигена в отношении заброшенных на его землю неведомой силой чужестранцев.
А пока он копил их дыхания, надеясь, что со временем разберется в сущностях и сути неведомых, но крайне богатых и по-своему умелых пришельцев. Оболочки которых неизбежно станут пристанищем для тех родственников менга, которые пока томились в тушках нерп, тюленей, моржей, ожидая, когда для них появится возможность занять тело неспособного сопротивляться вторжению ребенка.
Пока эта задача не решалась.
Самый легкий путь, через перекрестные браки, что позволяло почти мгновенно вселяться в младенцев-метисов, не прошел. Совместных детей не получалось.
Потому-то менгам и пришлось пойти более длинным путем. Но у того, кто не ограничен пределами одной жизни, времени достаточно.
- Я еще успею вселиться в твоего с этой девицей сына! - глухо пробормотал себе под нос колдун, припадая сухими блеклыми губами к чаше с кровью младшего Монделе.
Александр же именно в этот момент запнулся.
И неосознанно перекрестился.
Лучше всего, конечно, избегать сделок с непонятными и, скорее всего, темными силами.
Но даже в этом случае остается шанс на спасение.
Только как это, самому, понять?