Летняя ночь дышала жаром, отдавая земле накопленное за день тепло. Воздух был густым и сладким от запаха скошенных трав и цветущей липы. Над деревней раскинулось потрясающее зрелище – чёрный бархат неба, усыпанный мириадами бриллиантов. Млечный Путь стелился широкой, слегка мерцающей рекой, разрезая темноту. Ярче всех сиял Юпитер, неподалёку красновато подмигивал Марс, а высоко в зените пылал оранжевый Арктур – страж летнего неба.
Иван Семёнович, седой, ещё крепкий старик, сидел на скрипучей садовой скамейке, запрокинув голову. В его глазах, отражался весь этот небесный собор.
«Серёжа!» – окликнул он внука, который устроился на ступеньках крыльца, уткнувшись в планшет. «Бросай свою игрушку! Выгляни-ка! Такого неба давно не было! Млечный Путь – как будто кто-то молоко разлили! А Юпитер – вот он, видишь? Огромный! А вон тот красноватый – Марс. И Арктур высоко… Прямо сказка!»
Серёжа, пятнадцатилетний подросток, с чёлкой, спадающей на глаза, неохотно оторвался от яркого экрана. Взглянул куда-то вверх, мимо указательного пальца деда, и тут же опустил глаза обратно.
«Угу, красиво», – пробормотал он без тени интереса. Пальцы его уже снова заскользили по планшету.
Иван Семёнович поморщился. «Чего ты там ковыряешься? Небо-то живое над тобой!»
«Звёздное небо, дед», – Серёжа повернул планшет. На экране, на фоне искусственно-чёрного «неба», сияли идеально ровные точки-звезды. Юпитер был обозначен ярлычком и цифрой. «Смотри, круче любого твоего настоящего». Он провёл пальцем – и «небо» на экране плавно поплыло влево, звезды сместились. «Вот тебе Марс. Вот Арктур. А вот Млечный Путь…» Он увеличил масштаб, показав на сероватую размытую полосу на дисплее. «Можно хоть до туманности Андромеды дотянуться. И никаких комаров».
Иван Семёнович подошёл, заглянул в мерцающий прямоугольник. Там было чисто, стерильно. Ни дуновения ветерка, ни запаха земли, ни треска кузнечиков. Звезды – холодные, безжизненные пиксели. Юпитер – просто яркая точка с подписью. Млечный Путь – бледная тень того великолепия, что раскинулось над их головами.
«Серёж… – голос деда дрогнул. – Да разве ж это оно? Вот же оно, настоящее!» Он снова ткнул пальцем вверх, где Арктур пылал живым огнём. «Попробуй сопоставить! Вон Арктур – самый яркий вон там! Найди его на своём… на этом…» Он не нашёл слова.
Серёжа лишь фыркнул, не отрываясь от экрана. «Зачем? Здесь все точнее. И удобнее. И видно, что где, без всяких «вон там». И облака не мешают. Я могу им управлять». Он снова провёл пальцем, заставив цифровые созвездия кружиться в немыслимом танце. Реальность над головой оставалась неподвижной, вечной, безразличной к его жесту.
Иван Семёнович замер. Гул ночи – стрёкот цикад, далёкий лай собаки, шелест листьев – вдруг стал оглушительно громким на фоне этого молчаливого разрыва. Он смотрел на внука, чьё лицо освещалось только холодным светом экрана, отбрасывая синеватые тени. Мальчик был здесь, но его внимание, его восхищение, его «здесь и сейчас» были там, в этом плоском мире за стеклом, где звезды подчинялись движению пальца.
Дед медленно опустился на скамейку. Его восторг, его желание поделиться чудом – разбились о стеклянную стену планшета. Он снова посмотрел вверх. Млечный Путь казался ему теперь бесконечно далёким и одиноким. Юпитер холодным. Арктур – просто звездой. Магия ночи испарилась, оставив лишь пустоту и горькое осознание: они смотрели на одно и то же небо, но видели совершенно разные миры. Один – бескрайний, таинственный, дышащий вечностью. Другой – управляемый, удобный, лишённый запаха и ветра, мир по ту сторону экрана.
Серёжа, увлёкшись, добавил на своё «небо» искусственный метеоритный дождь. Яркие полосы прочертили экран.
Иван Семёнович вздохнул. Звук был похож на шелест увядающего листа. Он больше не звал внука. Он просто сидел, глядя в подлинное, немое, бесконечно прекрасное и бесконечно далёкое теперь небо, слушая, как тикают электронные метеоры в наушниках мальчика. Пропасть между ними, между их мирами, казалась в эту звёздную ночь шире и глубже, чем чёрный Большой провал, разделяющий Млечный Путь.