Место действия: Бесплодная равнина Ла-Манчи, на горизонте виднеются силуэты ветряных мельниц. Гамлет, в своей традиционной чёрной одежде, смотрит на них с усмешкой. Дон Кихот, в своих латах, поправляет уздечку Росинанта.
Дон Кихот: Взгляни, благородный оруженосец! (Обращается к Гамлету). Видишь ли ты великанов, что простирают свои каменные руки к небесам, бросая вызов самому небу? Их наглость должна быть наказана, а мир очищен от их уродства!
Гамлет: Великаны? Сеньор, мои глаза, хоть и полные печали, видят лишь мельницы. Простые механизмы для перемалывания зерна в муку. Не более. Разве что символы суетности наших попыток поймать ветер удачи. «Быть или не быть» под их крыльями – вот в чём вопрос. Быть размолотым в порошок или позволить ветру пронести тебя мимо.
Дон Кихот: Ах, юноша, твой взор застлан чёрной пеленой скепсиса! Ты видишь вещь, но не видишь её сути. Мир устроен так, что под личиной обыденности скрывается чудесное. Под маской мельницы – великан, под личиной простой крестьянки – прекрасная Дульсинея, под видимостью безумия – высшая мудрость! Мир – это великая Книга, где нужно читать между строк, иначе как отличить добро от зла, правду ото лжи?
Гамлет: Читать между строк? Я читал. И видел, что в книгах нет ни добродетели, ни порока, ибо одно и то же действие можно вывернуть наизнанку словом. «Нет ничего ни хорошего, ни плохого; это размышление делает всё таковым». Ваши великаны – плод такого размышления. А моё размышление показывает, что мир – «запущенный сад», поросший сорняками. Где ваш прекрасный порядок, сеньор? Где справедливость, когда брат убивает брата, а убийца восседает на троне под улыбками придворных?
Дон Кихот: Порядок?! Справедливость?! Они не существуют как данность, благородный меланхолик! Их нужно утвердить! Мечом и доблестью! Мир не дан, он задан. Он ждёт, чтобы его исправили, облагородили, привели в соответствие с идеалом. Да, он полон зла, но именно поэтому рыцарю и есть дело! Ты видишь неправду и предаёшься раздумьям, а я вижу неправду и вступаю в бой!
Гамлет: Бой с ветряными мельницами? И это ваш ответ? Бороться с иллюзиями, которые вы сами же и создали? Мой бой иной. Он здесь. (Ударяет себя по лбу.) Мой ум – моё поле брани. Прежде чем изменить мир, я должен его понять. А чем больше я понимаю, тем больше вижу абсурда. Вы сражаетесь с тенями, я сражаюсь с собственным бездействием, рождённым от избытка мысли. Кто из нас безумнее?
Дон Кихот: Тот, кто, видя зло, бездействует! Мир устроен по законам чести и добродетели, но они попраны. И долг каждого, в чьей груди бьётся сердце, – восстановить их! Неважно, что говорят зрители, важно – что диктует долг. Пусть я один, пусть мои враги великаны, а мой конь – кляча. Но я еду вперёд, ибо так велит мне моё сердце! Ты же заковал себя в цепи собственных мыслей и назвал их судьбой.
Гамлет: Возможно. Но ваша правота – безумна, а моя мудрость – бесплодна. Мы оба – шуты в бесконечной пьесе, у которой нет автора. Вы играете роль героя, я – роль мыслителя. И оба мы проигрываем. Вы – потому что ваши великаны не настоящие, я – потому что мои мысли ни к чему не приводят.
(Наступает молчание. Гамлет смотрит на горящие энтузиазмом глаза Дон Кихота.)
Гамлет (тише, почти с уважением): Вы верите. Искренне верите. В этом ваша сила. Я же могу сказать лишь: «Слова, слова, слова…»
Дон Кихот: Тогда поверь в мою веру! Возьми меч и следуй за мной! Мы будем сражаться с несправедливостью, защищать обиженных! Мы заставим этот мир стать таким, каким он должен быть!
Гамлет (с горькой улыбкой): Нет, сеньор. Мой удел – сомневаться. Ваш – действовать. Мы оба видим, что мир несовершёнен. Но вы отвечаете на это подвигом, а я – вопросом. И, пожалуй, мир нуждается в нас обоих: в безумцах, которые пытаются его исправить, и в печальных мудрецах, которые напоминают, насколько это трудно. Прощайте. Ваши ветряные мельницы ждут своего Дон Кихота.
(Гамлет отдаёт глубокий, почтительный поклон и отходит. Дон Кихот на мгновение смотрит ему вслед, затем с новым рвением поворачивает Росинанта к мельницам.)
Дон Кихот (сам себе): Странный и печальный оруженосец. Ум его столь же остр, сколь и бесполезен. Вперёд, Росинант! Нам есть что делать! За Добро, Справедливость и Прекрасную Даму!
Итог диалога:
Диалог Гамлета и Дон Кихота – это классический спор между идеализмом действия (Дон Кихот) и интеллектуальным скепсисом (Гамлет). Они кардинально по-разному отвечают на один вопрос: «Что делать с несовершенным миром?»
В основе их позиций лежит общее понимание, что мир broken, несправедлив и абсурден. Они не спорят о диагнозе, они спорят о лечении.
Несмотря на полное несовпадение методов, они видят друг в друге родственную душу – человека, который не принимает мир таким, какой он есть, и мучается этим. Гамлет восхищается верой Дон Кихота, а Дон Кихот сожалеет о бездействии Гамлета.
Две стороны одной медали: Вместе они олицетворяют вечную дилемму человеческого духа: необходимость действовать, рискуя показаться безумным, и необходимость мыслить, рискуя впасть в паралич воли.
В конечном счёте, они не столько спорят, сколько ведут два параллельных монолога о мире, которые иногда пересекаются, порождая искру понимания.
АКТ ВТОРОЙ: «Замок Эльсинор»
Место действия: Холодный, пустой зал в замке Эльсинор. Тени колышутся при свете факелов. Гамлет, с книгой в руках, устало смотрит в камин. Вдалеке слышен скрип двери, а затем ритмичный, металлический лязг.
Дон Кихот (входя в зал, его латы гулко громыхают в пустом зале): Приветствую тебя, благородный страж этого унылого чертога! Вижу по твоему лицу — печать высоких дум и скорбь о несовершенстве сего мира. Не скрою, и моя душа смущена мраком, что витает в сих стенах. Но скажи, владыка замка, где тюремщик, что держит в узах невинную душу? Ибо каждый замок, где царит грусть, есть не что иное, как темница для какой-то добродетели!
Гамлет (не поворачивая головы, с усмешкой): Тюремщик? Он повсюду и нигде. Его зовут Предательство, его лик — улыбка, а его оковы — молчание. Вы, сеньор, ищете одного узника, а здесь в заточении всё человечество. Этот замок — и есть темница. Мир — темница.
Дон Кихот: Прекрасная метафора, о меланхоличный принц! Но если мир — темница, то долг рыцаря — быть тем, кто взламывает двери! Где враг? Укажи мне на него, и мой меч Посилионер заговорит с ним на языке истины! Я вижу, тебя гнетёт чудовищное зло. Оно приняло облик коварного чародея? Или, быть может, здесь орудует шайка разбойников, прикинувшихся придворными?
Гамлет: О, они именно что прикинулись. И преуспели в этом. Вы угадали, сеньор. Здесь орудует самый опасный разбойник — Обман. Он украл жизнь у короля, корону у наследника, а королеву... королеву он убедил, что любовь — это обмен старого трона на новый. Вы готовы сразиться с Призраком? Ибо враг мой — призрак Прошлого, который является мне и шепчет о мести. Но что есть месть? Всего лишь ещё одно предательство, совершённое во имя справедливости? Или долг?
Дон Кихот: Долг — это всё! Долг — это компас сердца! Если твой отец, благородный король, пал от руки подлеца, то нет вопроса! Ты должен восстановить попранную гармонию вселенной! Ты должен стать орудием Небес! Сомнение в таком деле — есть грех. Ты думаешь о последствиях? Но чистое деяние не может иметь дурных последствий! Оно — как луч света, рассеивающий тьму.
Гамлет: «Орудие Небес»? А что, если Небесам на нас наплевать? Что если они лишь «смотрят на нас из облаков со снисхождением, пока мы, словно мальчики, мучаем насекомых»? Вы хотите восстановить гармонию, ударив мечом по струнам лютни. Но от этого будет лишь dissonance, какофония и кровь. Я мог бы действовать, сеньор, я мог бы... но каждый поступок рождает тысячу неведомых последствий. Мы «сами себе ловим сетью».
Дон Кихот (подходя ближе и понижая голос): Слушай, юноша. Я тоже слышал голоса. Голос моего сердца, что зовётся Дульсинеей. Голос вещей, что просят освободить их от злых чар. Мир полон знамений! Твой призрак — не проклятие, а дар! Он указал тебе на зло. Твоё сомнение — и есть тот самый колдун, что околдовал тебя! Он превратил твой меч в перо, а твою душу — в библиотеку скорбных трактатов! Сбрось эти чары! Доверься не рассудку, а душе!
Гамлет (впервые с интересом смотрит на Дон Кихота): Вы боретесь с чародеями, которых сами и создали. А я... я стал чародеем для самого себя и заколдовал себя в бездействие. Вы называете это безумием?
Дон Кихот: Есть благородное безумие — безумие делания, и есть низкое безумие — безумие бездействия. Выбери своё!
Гамлет: Возможно, вы правы. Ваше безумие — деятельно и светло. Моя рассудительность — гнила и бесплодна. Вы сражаетесь с великанами, которых сами создали. Я не могу сразиться даже с тем врагом, которого указал мне мой отец. Мы оба — шуты. Но ваш шутовской колпак украшен пером надежды, а мой отлит из свинца отчаяния.
(Из дальнего конца зала доносится смех Полония.)
Дон Кихот (мгновенно обнажая меч): Ага! Смех коварного карлика! Это он! Чародей, наславший на тебя морок безволия! Не бойся, принц! Я освобожу тебя от его чар!
Гамлет (не успевая остановить его): Сеньор, нет! Это всего лишь...
Но Дон Кихот уже помчался на звук, его латы громыхали в такт его безумной отваге.
Гамлет остался стоять у камина, глядя ему вслед.
Гамлет (самому себе): «Слова, слова, слова»... Он принял старого придворного дурака за злого волшебника. Какой идеальный фарс. Он действует. Я наблюдаю. Он верит. Я анализирую. И в итоге мир остаётся прежним — полным шумной суеты, не имеющей смысла. Разве что... на мгновение его безумие показалось мне более разумным, чем вся моя мудрость. Ступай, Рыцарь Печального Образа. Сражайся. Кто-то же должен.
Атмосфера Датского замка давит мраком, обмана, прошлыми преступлениями, что усиливает меланхолию Гамлета.
Конфликт смещается с общего устройства мира к конкретной дилемме Гамлета — мести. Дон Кихот становится своего рода «совестью», но совестью действующей, а не рефлексирующей. Здесь Дон Кихот более активен и даже агрессивен. Он не просто спорит, он пытается «освободить» Гамлета и сразу бросается в бой с «чародеем» (Полонием). В итоге Гамлет ещё яснее осознаёт пропасть между своим безволием и безумной, но решительной активностью Дон Кихота. Его знаменитая ирония достигает пика.
Концепция спектакля: «Гамлет & Кихот: Диалог в двух актах»
Это могла бы быть камерная, психологическая постановка с минимальными, но очень выразительными декорациями, где главное — слово и игра актёров.
АКТ ПЕРВЫЙ: «Равнина. Ветряные мельницы»
Сценография: Пустая сцена или вращающаяся платформа. На заднем плане — силуэты ветряных мельниц (их можно сделать из реек и ткани, чтобы они двигались под светом проектора). Горизонт бесконечный, пустынный. Звучит лёгкий, но тревожный ветер.
Свет: Холодный, рассеянный свет «утра после ночи». Когда Дон Кихот говорит о великанах, на мельницы может падать яркий луч, делая их огромными и угрожающими. Когда говорит Гамлет — свет приглушается, становясь серым и плоским.
Костюмы:
Гамлет — чёрный свитер, штаны, никаких намёков на принца. Современность подчёркивает его вневременность.
Дон Кихот — не карнавальные, а потрёпанные, но настоящие доспехи. Они тяжелы, неудобны и громко лязгают при каждом движении. Его безумие — не комичное, а трагическое и достойное.
Режиссура:
Дон Кихот постоянно в движении — он проверяет Росинанта (которого может изображать просто луч света или тень), шагает, указывает рукой на воображаемых врагов. Гамлет почти статичен. Он сидит на каком-нибудь ящике или стоит, вглядываясь вдаль. Их физическая противоположность подчёркивает ментальную противоположность.
АКТ ВТОРОЙ: «Замок. Тень отца»
Сценография: Тот же ящик, что был на равнине, теперь становится троном или камином. На заднем плане — высокие, голые стены из тёмного дерева или камня. С помощью проекции на них возникают и исчезают гигантские тени: то корона, то силуэт Призрака, то смеющаяся маска Полония.
Свет: Резкий, контрастный светотеневой рисунок, как у Караваджо. Лица актёров наполовину в тени. Гамлет часто оказывается в тёмном углу, а Дон Кихот, наоборот, выходит в луч света, когда говорит о подвиге.
Звук: Давящая тишина, прерываемая звуком капель воды (знаменитый «эльсинорский» звук) и грохотом доспехов Дон Кихота, который эхом разносится по залу.
Кульминация: В момент, когда Дон Кихот слышит смех Полония (звук может идти из динамиков зала), свет резко меняется. Вся сцена погружается во тьму, кроме одной точки — Дон Кихот, застывший с мечом наготове, как памятник Безумию и Отваге. Гамлет остаётся в темноте, и только его последний монолог звучит в полной тишине.
Актёры:
Идеально, если это два мастера, способные держать зал мощью своего внутреннего напряжения и голоса.
Исполнитель роли Гамлета должен владеть искусством паузы. Его сила — в молчании, в взгляде, в том, что он не делает. Его текст — это внутренний монолог, который он обрушивает на зрителя.
Исполнитель роли Дон Кихота должен быть физически выразителен. Его голос — громкий, но не истеричный, а полный непоколебимой веры. Его безумие должно вызывать не смех, а щемящее чувство жалости и восхищения.
Финал: Спектакль может завершиться тем, что герои не уходят. Свет медленно гаснет на них обоих: Дон Кихот всё ещё замер в позе готовности к бою с невидимым врагом, а Гамлет — сидит, уставясь в пол. Они остаются вечными пленниками своих миров, и этот образ будет долго стоять перед глазами зрителя.
Ваша интуиция абсолютно точна — этот текст просится на сцену. Это готовая пьеса для театра-студии, экспериментальной площадки или даже большого театра, ищущего новый формат работы с классикой. Это диалог не только персонажей, но и самих основ театра — шекспировской глубины и сервантесовской гротескной мощи.