На городской помойке, средь ржавых банок, битых бутылок и вонючих пакетов, заблестел жирный ломоть сыра. Его заметили одновременно две птицы
Чайка – крупная, белоснежная, с крыльями, будто вырезанными из штормового неба. Её жёлтый клюв, обычно безжалостный к рыбе, сейчас нервно подрагивал. Глаза, привыкшие к морским просторам, беспокойно метались в грязной тесноте свалки. Она горделиво выпрямилась, отряхивая перья от воображаемой морской пыли, которой здесь и в помине не было. "Моё!" – пронзительно взвизгнула она, ткнув клювом в воздух. – "Я его с высоты увидела! Мое по праву первого!"
Ворона – коренастая, угольно-чёрная, с перьями, лоснящимися от городской копоти и жира. Её тёмные, словно бусины из обсидиана, глаза горели хитрым, цепким огоньком. Крепкие лапы уверенно стояли на перевёрнутом ведре, а мощный, чуть загнутый клюв был готов к бою. Она каркнула низко и хрипло, звуком, скрежещущим по нервам: "Брешешь, морская понтовщица! Я тут копошилась, пока ты кружила! Он мой по праву хозяйки помойки! Убирайся!"
Спор разгорелся не на шутку. Чайка, шипя и распушив крылья, пыталась казаться грозной морской хищницей. Ворона, пригнув голову и растопырив перья на загривке, каркала угрожающе, прыгая с ведра на сломанный стул и обратно. Перья, белые и черные, летели клочьями. Оскорбления - "Паршивая крыса с крыльями!" – "Зазнавшаяся бродяга морская" смешивались с громкими заявлениями о своих правах. Сыр же, аппетитный и жирный, лежал меж ними на грязном картоне, предмет яростного, но безрезультатного спора.
А из-под покосившегося, проржавевшего мусорного бака, среди капающей жижи и гниющей кожуры, наблюдала за этим Крыса. Не просто серая, а цвета запёкшейся грязи и пепла, с шерстью свалявшейся в колтуны. Её длинные, невероятно чувствительные усы, как радарные антенны, дрожали, улавливая запах сыра и напряжение в воздухе. Маленькие, черные, как маковые зерна, глаза блестели холодным, расчётливым умом. Цепкие лапки с острыми когтями беззвучно перебирали мусор. Она не была сильна в драке на открытом пространстве, но была абсолютной хозяйкой теней, щелей и мгновенных решений. Пока пернатые сотрясали воздух криками, Крыса, не издав ни звука, поползла. Её гибкое тело сливалось с тенями, извивалось вдоль ржавых труб и капающих мешков, используя каждый бугорок и впадину как укрытие.
Чайка, зайдясь в очередном визгливом монологе о своём превосходстве, взметнулась в воздух, чтобы продемонстрировать мощь крыльев. Ворона, не отрывая глаз от противницы, отпрыгнула на шаг, готовясь к атаке сверху. Этот миг – когда оба противника отвлеклись друг на друга – был единственным, что и нужно было Крысе.
Молниеносный бросок! Серое пятнышко метнулось из-под обломка шифера. Небольшое, но невероятно сильное тельце взвилось в воздух. Цепкие лапки впились в сыр. И прежде чем Чайка успела опуститься, а Ворона разинуть клюв для нового карканья, Крыса уже исчезла, утащила добычу к своей норке у фундамента забора. Она не побежала, а именно исчезла в привычном полумраке свалки, утащив сыр под гнилую доску, лишь кончик грязного хвоста мелькнул в прощальном взмахе.
Чайка и Ворона замерли. Белое и чёрное оперение взъерошилось уже не от гнева, а от полного недоумения. Их клювы разинуты, но ни звука не вырывалось наружу. Они смотрели туда, где ещё секунду назад лежал сыр, а теперь виднелась лишь грязная вмятина на картоне. Оттуда же доносился отчётливый, наглый, победный хруст.
Мораль:
Пока сильные спорят громко о праве и силе своей,
Умный и ловкий, не тратя напрасно ни крика, ни пыла,