Коршунов Санька все каникулы перед последним годом обучения в профессионально-техническом училище No8 проработал в Бегетском лесопитомнике. Пойти на эту малооплачиваемую и нудную работу его уговорила мать. Кроме того, она нуждалась в мужской помощи по неблагоустроенному дому. Вот и наседала каждый раз, когда Санька приезжал по выходным:
- Да, невелика копеечка, но хоть оденешься перед выпуском-то... Отец, сам видишь, болеет постоянно, братьям только на один сезон путёвки в лагерь дали, а их тоже одеть-обуть перед школой нужно.
Саша стопроцентно был уверен, что заработанное им сразу утечёт мимо его кармана: крышу давно пора ремонтировать, пол в сенях провалился, стены зимой промерзают до инея по углам. Сразу же после поступления парень упросил мастера устроить ему подработку на стройке разнорабочим, главным образом, мусор таскать. Это было запрещено, но мастер пожалел нищего поселкового парнишку. Так что двадцать рублей в месяц Санька всегда заколачивал. Но его родной дом - что бездонная яма: то одно нужно, то другое, а отец знай себе на больничных сидит.
А вот друг его, одногруппник и сосед по комнате Денис Шитиков, явился после каникул довольнёхонький, хотя родители его отправили ухаживать за полупарализованным дедом в чёртову даль. Старик твёрдо решил помирать там, где всю жизнь прожил. После поездки Денис весь год выносил мозг другу рассказами о чудесном кладе. Он так много трещал о нём, что Саня задал себе вопрос: не Денькины ли это выдумки, ведь старик-то, по его же словам, языком не шевелит.
Но сама мысль обогатиться, не вкалывая, оказалась очень прилипчивой. И Саня с Денькой провели весь последний год в училище, готовясь к походу. Денег, понятное дело, на экипировку не было. Они почти всё: и старые плащ-палатки, и сапоги-болотники, и компас, и туристический набор посуды - выпросили у однокурсников, которые проживали в городе. Им отдали старое и негодное, но у друзей руки откуда нужно росли. Они всё залатали и почистили. Вечерами, когда ребята пришивали к полотнищам плащ-палаток кожаные люверсы, вырезанные из старых сандалий, строгали шпеньки и обмётывали петли, думали, что бы спереть на стройке для разборной стойки и приколышей, Денис рассказывал:
- В первый и последний раз шаманский клад искали четыре года назад, в тысяча девятьсот шестьдесят шестом году. Целую экспедицию собрали. Причём в ней участвовал человек, который застрелил бандита, владевшего этим кладом. И, между прочим, сам это золото раньше видел!
- Да ну, - отмахивался Саша, - заколебали с этими экспедициями. То пропавшее золото Колчака ищут, то Каппеля. Говорят, что видели это богатство, но на самом деле его, наверное, нет и не было.
Но он возражал только для порядка. В его душе клад уже стал реальностью, овеществился и только и ждал того, чтобы его забрали Санька и Денька. Правда, для этого придётся пёхом тащиться через тайгу, искать по рукописной карте схрон, возможно, прятаться от таких же кладоискателей или даже участвовать в стычках с ними. Интересно же, чёрт возьми! Но Саша задал другу вопрос:
- Ну ладно, допустим, этот клад есть. Так почему же его не нашла экспедиция, в которой не только очевидец был, но и учёные сразу из двух университетов?
Денька, разрумянившись от своего знания и значимости, отвечал:
- Саша, это же не простой схрон. Шаманский! Мне дед подсказал, что помешало искателям. Это напущенный морок! Не забывай, кому клад принадлежал!
Санька всё равно никак не мог понять, отчего клад дался в руки только бандиту.
Денис сразу стал суровым, нахмурил брови, покусал губу и сказал:
- Жизнью клянись, что эту тайну не выдашь.
"Вот тебе на! - поразился Санёк. - То в тайгу зовёт, готовится к походу, другие тайны выбалтывает, а эту открыть боится... Точно, Денька водит меня за нос целый год!"
- Не стану жизнью клясться, - заявил Саша. - Она у меня одна. И в ней ещё есть мать и пятеро братьев.
Но у Дениса уже язык зачесался, и он выпалил:
- Этот бандит вовсе не бандитом был! А таким же шаманом! Оболгали его люди, которые за ним охотились. И достанется схрон только одним рукам! Родственному по крови человеку!
- Не тебе ли? - усмехнулся Сашка, с которого вдруг спало с наваждение от россказней товарища.
Но Денька поднял на него глаза родниковой чистоты:
- Мне. Но я с тобой обязательно поделюсь. Только уговор: не болтать, пока нас с тобой по какой-нибудь статье не засудили из-за веры в шаманов, и быть товарищами, как с первого дня в училище.
Тут Саша припомнил, как им, "тупой деревенщине", пришлось утверждаться среди городских ребят, сколько издевательств и подстав выдержать. К нему-то, здоровяку с чугунными кулаками и невозмутимым характером, цеплялись не так часто, как к Деньке, который и ростом не вышел, и характер имел слабый. Но, если честно, Санька бы просто подчинился трудным подросткам из детдомов, которые тоже жили в общаге, занял своё скромное место в их стае. И только из-за того, что приходилось вступаться за товарища, приобрёл стержень в повадках, лютость и хитрость. Погоняло Коршун он заслужил по праву. А Денька как был Шитей, так и остался.
И вот теперь бедняга Шитя хочет увлечь товарища приключением, где он главный. Ну что ж, пусть... Всё равно им с пятнадцатого августа выходить на работу в строительно-монтажные управления, Саше - в первое, Деньке - в третье. Коршун будет возводить городские дома, причём в бригаде, которая его знает уже три года. А вот Шитя пойдёт на промышленную стройку. И ничего лучшего, чем помощь при укладке арматуры в котлованы, ему не доверят.
Парни подписали обходные листы у кастелянши, получили в своих СМУ подъёмные - восемьдесят рублей, настоящее богатство. А вот в новую общагу не пошли - может, она им вовсе не понадобится. Купили по одеялу и, не устояв от соблазна, по новенькой болоньевой куртке. Форма и обувь из ПТУ осталась за ними, а остальное вообще неважно. И с тюками из плащ-палаток друзья отправились на вокзал. Денька жил в Заларях, но останавливаться дома не собирался. Планировал сразу отправиться через поля в тайгу. Билеты, конечно, друзья
взяли самые дешёвые, в общий вагон, в котором не полагалось спальных мест, не выдавалось ни белья, ни чая. За кипятком один раз сбегали в плацкартный.
Поезд тащился восемь часов, останавливаясь у каждого полустанка. Наконец ребята вышли в Заларях. Шитя сразу повернул в сторону от посёлка, на узкую дорогу обочь полей. Скоро их догнал пожилой мужичок на телеге с мешками дроблёнки, которую неторопливо тащила пегая лошадка. Денька поздоровался, стянув полотняную кепку. Саня, глядя на него, поступил так же.
- Туристы, штоль? - резко спросил мужик, и глаза его сверкнули остро и холодно из-под выгоревшей фуражки.
- Не, я до деда Шитикова, в Малиновый, - ответил Денис.
Саша удивился: он точно помнил, что друг называл совсем другое село.
- Так люди говорили, что Митяй Шитиков помер, - уже теплее сказал мужик. - Садитесь на мешки, подвезу. Только мне поворачивать раньше, на совхоз. До Малинового день ходу, ночевать в тайге придётся.
- Да люди чуть ли не каждый год говорят, что дед помер. Я в прошлом году всё лето у него жил, - сообщил Денька.
Мужик только хмыкнул, но ни слова не проронил. Часа через два он сказал:
- Слезайте. Я в совхоз сверну. Дорогу-то показать, или сами знаете?
- Спасибо! - ответил Денька. - Дорогу я знаю. Только мы через тайгу пойдём.
- Ступайте с Богом, - напутствовал их мужик и дёрнул вожжами.
- А почему ты сказал, что мы идём в какое-то Малиновое? - спросил Саша. - Сам же говорил, что в Ратово или Ратуново, не помню точно.
- Проверочка это была, - рассмеялся Денис. - Здесь у многих сёл и заимок другое название. Если ты старое название скажешь, значит, свой; а новое - чужой. А есть ещё и третье, тайное. Так здесь ещё с гражданской войны повелось. Но нам его говорить нельзя, чтобы не засветить свои планы.
Саша не сдержался:
- Чёрт знает что!
Оживившийся Денис ответил:
- Чертей ты настоящих не видел. Вот переночуем, по-другому заговоришь! И это... если отлить хочешь, давай в кусты топай. Зверь к дороге не сунется. А вот в тайге учует...
Сашка поинтересовался, считая всё сказанное другом тупыми байками:
- И что тогда будет?
- Цапнет за голую задницу и уволочёт в бурелом! - во всё горло расхохотался Денька.
- Для чего?!
- Сквасить и поесть всласть, - ответил уже без смеха Денис. - Да шучу я, шучу. Медведи сюда не сунутся.
- А почему?
- По кочану! - обозлился Денька. - Если я сказал, значит, так и есть. Видишь тропу? Она охотничья. По ней и двинемся.
Его друг в упор не увидел никакой тропы, только буйные заросли травы, каких-то растений с синими цветочками, словно нанизанных на один жёсткий тёмный стебель. А Денька шустро пошёл вперёд. Саша потащился следом, сбивая подобранной веткой синие венчики. Через несколько минут ходу деревья словно сдвинулись, между ними раскинулись опахалами папоротники. А потом и они исчезли, ноги стали утопать в многолетнем перегное из хвои и листьев чахлого ольховника. Вот тогда-то и стала видной охотничья тропа.
Парни прошагали не больше часа, когда в тайге стало сумрачно. Саша с удивлением посмотрел на часы: времени-то всего семь часов! Густой лесостой мешал июньскому солнышку пробиться сквозь переплетение мощных ветвей. Наконец они набрели на пятачок земли, свободной от стволов-великанов, со старым костровищем. Неподалёку лежала груда сушняка и брёвнышек.
- Здесь охотники, да и любые путники могут заночевать, - сказал Денис. - Скидывай поклажу, нужно набрать сушняка для костра.
- Так его вон сколько! - кивнул Саня на кучу дров.
- Это те, кто здесь раньше был, приготовили для других. Мы тоже должны позаботиться о тех, кто после нас придёт. Это закон в тайге, - с важностью бывалого человека сказал Денька. - Только далеко не отходи, заблудишься.
Ребята достали топоры, и таёжная тишина с редкими голосами ночных птиц наполнилась стуком. Уже в темени они перетащили нарубленное к месту ночёвки, и Денька показал своё мастерство разведения костра. Путники решили чай не кипятить, запить куски хлеба, посыпанные сахаром, водой из личной фляги Дениса - огромной, кое-где гнутой, с непонятными клеймами на крышке и дне. После оделись потеплее, постелили одеяла и надели плащ-палатки от ночной сырости. Саша сам не заметил, как заснул.
Проснулся от того, что замёрз, как синица в зимний мороз. Костёр давно прогорел. А по пятаку свободной земли стелился туман. Да такой густой, что ему не было видно товарища. Зато он заметил нечто странное, отчего глотка сжалась и он даже не смог позвать друга, только прохрипел что-то почти безголосо.
Туман был только на поляне, но ближе к деревьям ещё больше уплотнялся, местами тянулся вверх. А в кромешной мгле, где уже было нельзя различить даже ствола дерева, слабо светились голубоватым цветом... фигуры людей. Они то мелькали, то исчезали. И таким злом и ненавистью от них тянуло, что Саньку затрясло уже не от холода...
Сон это такой, что ли? Или, как их там называют, призраки, привидения? А может, души тех, кто когда-то погиб здесь?
- Видишь, пошли... поднялись, стало быть... - донёсся до Саши голос друга.
Но он был глухой, словно через слой ваты. И, что очень странно, в нём не было того ужаса, который колотил Саньку.
- Сань, ты спишь что ли?.. - спросил Денька.
- Не... - только и смог выдавить из себя перепуганный парень, а через минуту ему всё же удалось шевельнуть языком: - Кто это?..
- Чёрт знает, кто это... Но они не опасные, это факт. Дед про них говорил. Да и любой из местных так же скажет. Лишь бы человек вслед за ними не бросился. Тебе же хочется пойти за ними?
Тут Санёк уже оклемался и сказал:
- Я что, на идиота похож - за ними идти? Ну, струхнул малость, конечно. А откуда эти люди, или кто там они есть, поднялись?
- Это долго объяснять. Потом расскажу, как до деда доберёмся. Это хорошо, что тебя за ними не тянет. А я-то, как дурень, не спал, всё тебя караулил, чтобы перехватить, если за ними подорвёшься, - зевая, проговорил Денька.
Вдруг Санёк, до сих пор таращивший глаза в темноту, заметил, что последняя фигура, словно проглоченная ночной теменью, вновь замелькала. Сначала он, успокоенный другом, уже не стал пугаться, ну разве что немного зачастило сердце. Но светившийся гнилушкой дух или призрак засиял ещё ярче: он направился назад, к ребятам!
Санёк спросил:
- Денька, а почему один возвращается, а?
- Да тебе со страху блазнится... ну, у нас так говорят вместо "чудится" или "мерещится"... - начал бодро Денис, но потом его голос дрогнул, стал тише: - Вот ведь чёрт, и в самом деле... возвращается... Никогда про такое не слышал.
Меж тем фигура чуть утратился схожесть цвета с гнилушкой, приобрела отчётливость, но двинулась на ребят уже не бесшумно. Шелест прошлогодней хвои на земле создавал чёткое ощущение неторопливой поступи.
- Санёк, накрывай голову капюшоном и ложись ничком. Авось пронесёт мимо, - произнёс скороговоркой Денис и сам зашуршал прорезиненным брезентом.
Ребята выстелились на земле. Саша думал: "Друг надеется, что тварь пройдёт мимо... А она ведь точно нас увидела... Вот и сухие веточки под её шагами хрупнули... Может, всё же не заметит нас?.. Вот на кой хрен я с Денькой связался?.. Дома мать и братья, больной отец... Если здесь сгину, кто семье поможет?.. Точно, тварь уже возле углей костра топчется... Мамочки!.."
Но ночной гость медленно поплёлся назад.
Санёк услышал, как Денька приподнял капюшон и громко вздохнул-выдохнул, а потом завозился. Парни после пережитого страха тут же заснули.
Санёк очнулся оттого, что с края капюшона на нос пролилась вода, - видно, за ночь скопилась роса в складках брезента. Денис тоже проснулся, потёр глаза и хрипловато проговорил:
- Чай нужно ставить. А давай не будем: пока костёр разожжём, пока воду вскипятим. Если сейчас выдвинемся, то к обеду будем в Малиновом.
И ни слова о ночном происшествии! А у Саши к другу было много вопросов. Денька их предупредил:
- Всё обсудим дома, у деда. Тайга такое дело не любит, когда о её тайнах болтают. На-ка фляжку, попей воды, да и пойдём.
Санёк похлебал холодной, не потерявшей свежести воды и повертел в руках походную посудину:
- Ого, она ещё царского времени - с двуглавым ором! А вода в ней хорошо сохраняется.
Денька улыбнулся и стал хвастаться:
- Сохраняется, потому что фляга серебряная. Ты не смотри, что тёмная и гнутая. На клейма смотри: "О. КурлюковЪ" и женский профиль с цифрой восемьдесят четыре. Это означает, что её сделал мастер времён Александра Второго.
- Откуда такая вещь у тебя? - удивился Санёк.
- В прошлом году у деда подрезал. Она ему всё равно не нужна.
Санёк не захотел поверить другу:
- А про царя, мастера и клейма откуда знаешь?
Денис сурово ответил:
- Ну сколько раз тебе повторять? Все секреты - только дома. Не в тайге.
Саша разобиделся и молча зашагал за Денькой, полной грудью вдыхая смолистый воздух. Тропа пошла под уклон, потом снова выровнялась.
Денька сам прервал молчание:
- Сейчас будет ручей без названия. Мостик через него был плохонький и в прошлом году, а сейчас, наверное, вообще развалился. А за ним - черёмуховые заросли и бывшее село Малиновое.
Саня уже забыл про обиду и спросил:
- А как сейчас Малиновое называют? Ты же говорил, что у здешних сёл аж по три названия.
- Да никак сейчас не называют. Его как бы вообще нет.
И тут Саша поинтересовался:
- А дед-то твой хоть есть? Может, мы в гости к мёртвому старику идём? Недаром мужик вчера говорил, что Дмитрий Шитиков помер. Искали бы себе клад, а ты сюда потянул.
Друг резко к нему повернулся. Его обычное прозрачные синие глаза потемнели, уголок рта дрогнул от гнева:
- Мой дед помереть не может. Он всегда будет, пока его кто-нибудь не сменит на посту!
Саня подумал: "Чокнулся! С рассудка спрыгнул Денька Шитиков! И меня охмурил, заставил во всякую дребедень поверить!" Товарищ пошёл дальше побыстрее, потому что деревья стали совсем редкими, а таёжные травы сменились луговыми. Саша даже с места не двинулся. И быть бы между друзьями большой ссоре с неизвестными последствиями, если бы...
Если бы из-за дерева не вышел странный человек, которого даже бродяжкой или нищим было трудно назвать. Причём Саше он показался знакомым.
На кудлатой голове странника была надета странная выцветшая шапка с большущим козырьком, на костлявых плечах болталось нечто типа пальто, каких давным-давно не носили. Сашок такие только в учебнике истории видел, и назывались они вроде кафтаном. Из-под кафтана торчали простёганные вдоль штаны, всё в выжженых дырках, словно от угольков. Сапоги оказались не менее древними, но они не потрескались, а блестели от масла.
По старинному сибирскому обычаю ребята первыми сдёрнули с голов свои кепки перед пожилым человеком. А он прогудел:
- Доброго пути. Ручей разлился, вода мутная, а дно-то его каменистое, из крупных валунов. Вы бы шесты взяли, чтобы путь нащупать. Не ровён час, поскользнётесь да захлебнётесь.
Денис обернулся к товарищу, встретился с ним взглядом. Саня сразу понял, что Денька тоже вспомнил этого человека. Именно он, только светящийся, ночью направился к их лёжке у прогоревшего костра. Когда они снова перевели глаза на то место, где только что стоял странник, то увидели, что рядом никого нет! Ветерок, дунувший им в лица, принёс острый запах разрытой глинистой почвы.
Грянувшие выстрелы двух винтовок стали для парней ещё большим шоком. Они шустро скинули тюки с поклажей и попытались скрыть за ними хотя бы головы. Одна из пуль пролетела совсем близко от них, другая вонзилась в дерево, за которым, вероятно, скрылся незнакомец. Следующие залпы уже из четырёх винтовок раздались как раз от этого дерева, но стрелков не было видно. Ребята чихнули от порохового облака, а потом в испуге зажали носы. Погоня продолжилась дальше, выстрелы загромыхали уже далеко.
Парни вздохнули свободно только тогда, когда стихло эхо преследования.
- Это не по наши души... - с облегчением прошептал Денис.
Сане было так страшно, что он даже не стал думать, за кем гнались и кого хотели пристрелить невидимые злодеи. Он сказал:
- Денька, пошли отсюда скорее!
- За мной! - скомандовал Денис и утёр дрожавшими пальцами мокрый нос.
Очень скоро они вышли к бурливой речонке, которой стал разлившийся ручей. Без шеста, естественно, через него не перебраться - их же предупредили о каменистом дне. Ребята безжалостно срубили молодые двухметровые берёзки, близко подобравшиеся к воде.
- Один конец заостри, чтобы в песок втыкать, - сказал Денька.
Саша хотел сказать, куда бы Деньке лучше идти со своими советами, но промолчал. Ссора им не поможет разобраться, что за хрень тут творится. Только добавил, сунув шест в воду, а потом осмотрев его:
- Вода бурная, выше метра поднялась. Полные болотные сапоги начерпаем, а высушить их трудно. Нужно босиком идти.
Они сняли пэтэушные башмаки, сунули их в тюки, закатали по самый пах штаны и, осторожно ощупывая дно, вошли в воду. Ледяной холод сразу же укусил кожу, а через минуту ноги вообще онемели. Да ещё течением сносило. Но друзья, тыча шестами перед собой, пытались устоять и не стали отвлекаться на ощущения.
Наконец они перебрались через ручей, сделав изрядный крюк из-за обилия камней. К счастью, полдневное солнце так припекло, что онемение в ногах быстро прошло. Ребята отогрелись, чуток подсушили лыжные штаны - трико им пока было не по карману, а физрук не стал отбирать у выпускников старьё.
Денька вдруг поинтересовался:
- Санёк, а ты как осиные и пчелиные укусы переносишь?
- Больно, конечно, но ничего, терпимо. А что?
- Да в черёмухах у нас шершни. Если стебанёт один, то лучше боль перетерпеть и веткой отогнать, а то на запах мёртвого шершня целая кодла слетится. Придётся мчаться до Малинового так, как никогда не бегали.
- Понятно. У вас тут ночные призраки, стрельба, шершни... Больше ничего нет в запасе? А то я счёт потерял, сколько раз пожалел, что с тобой связался.
Денис очень обиделся и засопел. Санька поднялся и сказал:
- Ладно, друг-кладоискатель, пошли. Я в просвет черёмух уже какое-то строение вижу.
- Это часовня девятнадцатого века. Здешний купец построил в память о сыне, убитом на войне. Туда нельзя, всё может обрушиться, - всё ещё обиженно ответил Денька.
Они прошли большим лугом с жирующим пыреем к виднеющимся крышам, чёрным стропилам бывших домов, объеденным временем.
Денис сказал печально:
- Когда меня совсем малышом сюда привозили, на этом лугу пасся скот. В прошлом году ещё две семьи жили, коров и овец на луг выгоняли. Видать, съехали. Так что мой деда теперь здесь один...
"Жив ли ещё деда-то?" - подумал про себя Саша, выходя на большую улицу когда-то, видимо, зажиточной деревни. В дыры заборов виднелись большие сараи и сеновалы, добротные дома с заколоченными ставнями. Денька указал на избу деда, к которой вела тропинка, посыпанная речным белым песком с разноцветными камешками.
- Это я в прошлом году с подворья того купца взял, - сказал Сашин друг. - Давно присматривался и думал: а что это за гора у дома? Посшибал бурьян с вот такущими корнями - и Денис показал, какой величины были корни - увидел песочек речной с камешками да натаскал.
Он первым вошёл в незапертую калитку и крикнул:
- Деда, это я, Деня, твой внук, приехал!
Ему ответили тишина да жужжание огромной мухи. Ребятам стало не по себе, Саша даже стал принюхиваться, чтобы уже сразу уловить запах, который убивает всякую надежду на встречу. Денька ворвался в избу, чуть не вынеся дверь в сени, а потом и в помещение и неожиданно завопил зазвеневшим от радости голосом:
- Деда! Вот он я! А со мной Санёк, друг, про которого я рассказывал!
В сенях всё ещё пахло банными вениками, которых уже не было, а вот в пятистенке стойко воняло пылью. Санька сначала прочихался, потом разглядел на кровати с чёрным от грязи бельём плоское тело с задранной седой бородой, а рядом - своего друга на коленях, уткнувшегося в руку не то покойного, не то недвижного от немощи старца. Саша осторожно подошёл и глянул на кровать. Дед оказался в прямом смысле "кожа да кости". И только по движению рёбер и западанию кожи под грудиной можно было уловить слабое и очень редкое дыхание. Однако, когда чуть приоткрылись бледные губы в синеватых прожилках, Санька услышал звучный голос:
- Так это и есть твой верный кореш? Мелковат он для такого богатыря, каким ты его расписывал. Ну что ж, здравствуй, Санёк!
Парень даже огляделся: нет ли в доме ещё кого-нибудь, кто бы так громко говорил? Не этот же полутруп к нему обратился...
- Деда разговаривает не так, как все остальные, - тихо сказал Денька, прижимая руку старика с выпуклыми, как часовые стёкла, ногтями к щеке. - Его слова прямо тебе в голову идут, а воздух не сотрясают.
Раздалось старческое попёрхивание и смешок:
- Спасибо, внук... Не забудь ещё сказать, что я не ем и не пью, по человеческой надобности не оправляюсь...
Денька не понял насмешки деда и подтвердил: да, всё так и есть. Потом стал пересказывать новости о всей родне. А она у Деньки немаленькая: на каждый праздник он занимал у друга деньги и покупал стопку открыток. Саня меж тем осмотрел дом.
Это был обычный пятистенок, каких и в родном посёлке Сани полно. В них сени отделялись сплошной бревенчатой стеной. Далее следовала жилая комната с печью, потом горница. В Бегете их называли кухней и залой. На полу лежал слой пыли, похожей на войлок. Некрашеные доски пестрели "тропами", которыми передвигался Денька: от стола и лавки до печи, в горнице - к кровати деда и лавке с грудой одеял. В доме, казалось, стояли вечные сумерки. Так это же из-за занавесок! Полотнища ручной вязки выглядели пушистыми от вездесущей пыли. Потолок в горнице был равномерно тёмно-серый, а вот на кухне его дополняли сажевые разводы. Но почему друг не убрал эту слежавшуюся десятилетиями пыль? Саша прикинул, что, если придётся заночевать, он прекрасно устроится на кухонной лавке.
В горнице прозвучали слова деда:
- Благодарствую, внук Денис, теперь я всё о потомках знаю. Разжигай печь да пои гостя чаем. А то и поешьте поплотнее, ведь точно в лесу вас спугнули, напитать тело едой не дали.
- Откуда знаешь, деда? Ты же здесь лежишь, - удивился Денька.
- Да время нынче такое... На Святого Исаакия тайга всех отпускает, кому в земле не спится...
- Деда, а можно Сане всё рассказать? Он многого не знает, удивляется и сердится, - спросил внук.
- Говори. В тайге товарищество - святое дело.
Денька появился в кухне, и Саня, который привык к нищете, но, как и его мать, не терпел грязи, недовольно шепнул:
- Почему дом не прибирал? Смотри, какие тропы в пыли натоптал. Давай занавески снимем, вытрясем, а потом я их в щёлоке отстираю. Полы выметем да помоем. Чайник и посуду я вычищу песком.
Денька уселся на лавку и ответил:
- Эту пыль оставило время. Её нельзя трогать, потому что она и мой дед времени принадлежат. Помнишь, нам на уроках истории учитель говорил про гробницы каких-то царей? Вскрыли, и на людей хлынули беды, даже смерть.
- Иван Александрович про египетских фараонов говорил, - поправил друга Санёк, который очень хорошо учился.
И память у него была отличная, не как у Деньки.
- Дед разрешил тебе всё рассказать.
Но Саша оказался против всяких разговоров, когда в доме такая грязь. Он сказал:
- Ты набери воду из колодца. Или к ручью за ней сходи, если он пуст. Я почищу чайник и другую посуду, потом буду тебя слушать. Ты-то не фараон в пыли лежать. Давай хоть чуть-чуть уберёмся. Дед в горнице, но кухню-то можно помыть. Он же в ней не бывает.
Денька с недовольной рожей буркнул:
- Ну давай. Только провозимся долго, а могли бы уже сегодня в тайгу выйти.
- Дед-то не против, чтобы мы клад искали?
- Ещё в прошлом году он сказал, что у каждого свой путь. И настоящий человек его выбирает сам. Я вот выбрал клад найти и с тобой поделиться.
Саша, конечно, понимал, что Шитя, похожий на подростка, умом совсем дитя, нуждался скорее в защитнике и наставнике. Но он верил в чистоту намерений друга. Денька в Заларях несколько раз оставался на второй год в школе, а когда его наконец-то выпнули из неё, отправился в единственное место, где мог бы чему-нибудь выучиться - строительное ПТУ. Сам же Коршунов без проблем поступил бы в техникум, но побоялся, что после окончания вновь окажется в каком-нибудь посёлке. Стройка была его пропуском в городскую жизнь.
Санёк вытащил во двор казаны, сковородки и чайник, отправил Деньку, набравшего два ведра воды из колодца, на бывшее подворье купца за песком, разворотил слой слежавшейся золы в печке и принялся за работу. Денька подмёл, как умел, кухню, протёр шкафчик, расставил чашки, потом разжёг печку и поставил пузатый чайник на огонь. Работники так проголодались, что позволили себе вскрыть две консервных банки с рыбным "Завтраком туриста". И только сполоснув кружки, Саша сказал: "Ну, выкладывай, что тут творится, отчего по ночам люди шастают и невидимые стрелки неизвестно в кого шмаляют".
И Денька начал рассказ:
- Ты же знаешь, что край наш с древних времён разбойный. Но и богатый. В Сибирь даже император Александр Второй приезжал. До наших мест он вряд ли добрался. Однажды заболел его любимый конь, и деревенский парнишка шепотками и травками животинку вылечил. Император его наградил и денег дал, чтобы шёл парнишка дальше на север, мудрость и лекарство других народов перенимал. Все знают, кто на северах людей лечит - шаманы. Вот и стал царский посланник Великим белым шаманом. Не смог он принять веру северных народов в Верхний, Средний и Нижний мир. Но силы набрался необыкновенной. Только не получилось у него найти себе восприемника. Лишь одного человека он отметил, по имени Константин, который после революции всю родню потерял, но с одним не сумел расстаться - со свободой. Не захотел подчиниться новой власти. Вот он и стал хранителем шаманских сокровищ. Дед сказал, что это он нас предупредил о разлившемся ручье. А стреляли в него его враги. Сам понимаешь, что этих людей: и Константина, и его врагов - уже давным-давно на белом свете нет. Но кровь, пролитая в этих местах, не даёт покойникам стать землёю. Поднимаются они на день святого Исаакия... Ищут и ловят Константина, но всё поймать не могут.
Саша спросил:
- Значит, это его клад мы станем искать?
Денька кивнул, но друг ясно понял, что что-то внук полувысохшего старца чего-то не договаривает. И он поинтересовался, где товарищ взял карту. В городе Денька её не показывал, всё юлил, отговаривался тем, что у деда нашёл. Тогда Саша решил сегодня точно достать товарища - пусть кладоискатель предъявит карту. А ещё захотелось деревню осмотреть. И он предложил для начала:
- Давай прогуляемся по селу, которого вроде бы нет, но о нём местные знают и, похоже, сюда захаживают. Всё равно здесь ночевать придётся.
Денька долго отбрехивался, мол, не на что здесь глазеть, но согласился и предупредил: можно столкнуться со всякими вещами, от которых мозг современного человека может свернуться, как молоко в простоквашу. Но Саша неискренне над ним посмеялся: не могут люди из прошлого причинить им, живым и настоящим, вреда. Такой уж у него был характер - во всём докапываться до сути, не пасовать и идти до конца.
Деревенская улица вся заросла травой, которую очень любят гуси, ползучей, с крепкими стеблями и маленькими листочками. Поначалу Денька даже рассказывал, в какой избе жили знакомые ему с детства люди, а какие пустовали с самого начала.
- А вот здесь близняшки жили, Танька и Вадька, их бабка знахаркой была, она мне подвёрнутую ногу вылечила, - сказал Денис и указал на поваленные ворота, за которыми скрывалась изба с заколоченными окнами, с поросшей мхом крышей.
Саша ясно услышал сначала чьи-то стоны, а потом и причитания, толкнул друга локтем:
- Там кто-то есть...
- Никого там нету, - ответил Денис. - Здесь на каждом подворье приблазниться может что угодно: крики людей, выстрелы. Всё, что случилось с людьми раньше. Молчат лишь избы тех, кто недавно уехал или успел убраться до нападения банд, которые в этих местах лютовали. Хочешь, вон у той избы, которая совсем без изгороди, послушать, как убивали целую семью?
Саша ответить не успел. Он лишь увидел, как мир сначала качнулся, а потом вдруг ощутил себя в небе. Деревня Малиновое осталось далеко внизу. А его с одной стороны охватывал потрясающе красивый кровавый закат, а с другой - на него надвигалась ночь с бледными пятнышками звёзд. Ещё он ощущал ветер, слышал его свист под громадными крыльями, которые поднимали его в небо.
Очнулся лежавшим навзничь на траве. Уселся, ничего не понимая, потирая шишку на затылке.
Денька, который сидел рядышком на корточках, жадно глядя ему в глаза, спросил:
- Ну, что ты видел? В каком облике был?
Саша ещё раз подумал, что товарищ спрыгнул с ума, но оно и немудрено: проживи-ка всё детство в опустевшей деревне. И сказал:
- Ничего не видел, шлёпнулся просто от упадка сил. Мы ж с тобой за два дня один раз поели. Пошли в твою избу.
Таёжные сумерки быстро прикрыли деревню, как платок с дырочками-звёздами. Друзья добрались до избы деда в потёмках. Денька на кухне зажёг две керосиновые лампы, стал бросать на угли в печку новые полешки, поставил греть полупустой чайник.
Саша наблюдал за ним и напряжённо думал. Товарищ обещал объяснить всё у деда, но ещё больше запутал. Первой загадкой по-прежнему оставался его дед - не то живой, не то... совсем какой-то не такой. Но кто знает, как помирают таёжные долгожители? Старика явно навещал не только внук, иначе бы он отошёл в мир иной зимой, когда здесь минус зашкаливает. Просто вмёрз бы в постель.
А вездесущая пыль лежит везде из-за ленивого Деньки, его буйной фантазии, которая всегда позволяла ему объяснять свои недостатки. Если на него в училище орал мастер, то друг говорил: "На мастака сёдни лярва напала". Призраки в лесу тоже от их общей фантазии. Крики и стоны в деревне - оттуда же. А одетый по-старинному мужик... Вот его не объяснишь. Так, а сейчас нужно прессануть друга насчёт карты.
Но Денька сам выложил перед ним листок из тетрадки в клеточку. Саша посмотрел и захотел пристыдить товарища:
- Денис, это не старинная рукописная карта, а твои каракули с твоими же ошибками - ну посмотри: "пиривал" вместо перевала...
Но товарищ попытался отбиться:
- Да, я её сам начертил. Только вот глянь-ка...
И он чуток прикрутил винтики ламп, уменьшив освещённость, открыл дверцу в печке, отчего кухня озарилась сполохами, а огонь в ней заревел. И указал на потолок.
И Саша увидел, что разводы сажи и потёки грязи стали действительно напоминать карту: железнодорожная ветка, поля, дорога в тайгу, ручей, несуществующая деревенька. За нею - гора, достаточно пологая, но с перевалом, а затем скалистый обрыв. И снова гора. Слева - дороги к дальним сёлам, названия которых были на самодельной карте. Но их Санька даже запоминать не стал. Но нашлось и кое-что интересное. В когда-то побеленных досках обозначились повреждения, словно от пуль, попавших в потолок. И они чуть отдавали оранжевым, словно в них концентрировались отблески огня из печки. Саша предположил, что это и есть места, где может быть клад с шаманским золотом. На тетрадном листке Денька их вообще не отметил.
- Дед мне ни о каких картах не говорил. Я сам только в прошлом году догадался. Но дед сразу это почуял и мой путь одобрил, - шёпотом сказал товарищ.
- А почему места шаманских схронов на карте не отметил?
- Вот ещё. Их столько народу по тайге ищет!
Денька прибавил огня в лампах, закрыл печку, и парни напились чаю с сушками, решив выдвигаться завтра вместе с рассветом. Санёк улёгся на лавку, подложив под голову свою болоньевую куртку. В кухне тепло, желудок набит, чего ещё нужно для хорошего сна? И он заснул.
Во сне ему привиделось, что мимо проходит много народу. Но разбудило его гнусавое пение. Оно раздавалось из комнаты, где спали старик и его внук. Это было странно... Очень странно, словно бы сон продолжился. А Саня вообще-то в ответе за своего товарища. И он решился посмотреть, что же творится в горнице, хотя не на шутку испугался каких-то молитв из уст множества людей. Сам Саня ни одной не знал.
В горнице действительно было полно народу в чудной старинной одежде - женщин и мужчин с маленькими свечками в руках. Они гнусавили молитвы и, казалось, не замечали Сашу. А он в тревоге за друга стал расталкивать их в том направлении, где на лавке должен был спать Денька. И сразу наткнулся на него. Товарищ обнимался с мальчишкой, одетым в современные трикушки и рубашонку, и девчонкой в летнем платьице. Со слезой в голосе Денис спрашивал их:
- Что ж вы так рано ушли-то, а? А я думал, встретимся в Заларях...
Но девчонка строго сдвинула брови, закрыла Деньке рот рукой и подтолкнула его в сторону.
Друг ещё раз на них обернулся, вытер рукавом нос и стал пробиваться в самую толчею поющих людей. От запаха воска у Саши закружилась голова, заломило виски, но он во что бы то ни стало решил выдернуть друга из этой толпы. Только подумал, что эти люди точно не настоящие, как и мужик, встретившийся им возле ручья. Наконец он увидел Деньку, вцепившегося в сосновый гроб, в котором лежал старик, точь-в-точь похожий на деда товарища. Только рубаха без воротника была чистой и без махрушек на разлохматившейся горловине, как прежде. Руки старика покоились на полотняном саване.
Саша подумал: "Когда дед успел дуба дать? Ещё вчера с Денькой разговаривал".
Толпа завыла ещё громче, и вдруг покойник раскрыл бельмастые глаза, которые уже явно ничего не могли видеть. У Саши сердце ухнуло в живот и затрепыхалось там. Вот в эту минуту он позабыл от страха не только про Деньку, но и про свою семью, перевёл взгляд на тёмные лица людей, чуть освещённые желтоватым свечным светом. Он словно искал в них защиты от самого жуткого зрелища, которое довелось увидеть - очнувшегося покойника. Но все стояли, голося молитвы, будто ничего не произошло. Саня уже было подумал, что он сам с ума спрыгнул и снова бросил взгляд на гроб.
Покойник уже сидел прямо, точно подпёртый в спину палкой. И медленно поднимал руку с чёрными ногтями. Спина Саши вмиг стала мокрой, а на затылке, казалось, шевельнулись волосы. Больше, чем самого мертвеца, он испугался этой руки. Голоса молящихся стихли. Саша услышал прерывистое дыхание людей и ощутил страшное напряжение. Покойник кого-то хочет выбрать из толпы? Зачем? Утащить с собой, положить в гроб вместо себя? И тут же подумал: "Только бы не меня!.." Но высохший палец с выпуклым, как стекло часов, ногтем ткнул именно в него!
У парня так закружилось голова, что толпа, тревожный свет свечей слились в один водоворот, который затягивал его куда-то... Кто-то обнял его за плечи и потянул, повёл... Больше Саша ничего не запомнил.
В хмуром свете раннего утра глаза парня различили склонившуюся над ним заплаканную рожу Деньки.
- Чего ревёшь?.. - спросил Саня, тяжело ворочая языком.
Горло вообще напоминало пустыню Сахару сухостью и жаром.
Друг ответил:
- Да вот... Ночью узнал, что моих товарищей детства уже нет на белом свете. - Глаза Деньки беспокойно забегали, и он утешил Саньку: - Во сне увидел, во сне.
- И куда ж они... делись... - Язык никак не хотел подчиняться Сане.
Денька всхлипнул:
- Два года назад старый переезд над речкой Залари рухнул. Там воды-то всего ничего. Но грузовик перевернулся и людей накрыл. Двое или трое выбрались. А ведь четыре семьи на свадьбу ехали... Ты, Саня, поднимайся да собирайся. Я уже чайник поставил. Бутеров пожуём и пойдём к перевалу, потом на другую гору поднимемся. Там попробуем клад поискать.
Саша не решился поделиться своим ночным кошмаром. Может, он в Денькином сне побывал? Ведь обнимался же он, похоже, с Вадькой и Танькой, с которыми провёл детство в Малиновом... В любом случае, то, что приснится да привидится, не должно задерживаться в голове у человека. Так и в самом деле чокнешься. Но в горницу заглянул. Пыль на полу, кроме следов Деньки, оказалась на месте. И сам дед спал на кровати.
Парень решил не ограничиваться лёгким завтраком. Ещё неизвестно, когда придётся поесть. Он достал промасленную бумагу, в которую был завёрнут самый дешёвый колбасный плавленый сыр, вытащил очередную банку "Завтрака туриста". Денька повозился за печкой и с шумом выволок большой ящик, сколоченный из досок. Под мешковиной там оказалось много чёрных от времени вещей.
- Выбери себе что-нибудь на память... Я свою флягу здесь взял. В Малиновое мы точно не вернёмся, а по какой дороге выйдем из тайги, неизвестно. Да что скривился-то? Это серебро. Отчистишь, и оно заблестит, - сказал Денис.
- А почему его другие люди не забрали? Ведь сюда всё равно кто-то заходит, - поинтересовался Саша.
- Нельзя, вот и не забрали, - сухо ответил Денька, но так ничего и не объяснил.
Саша присел на корточки возле ящика. Какие-то блюда, кресты, кувшинчики, кружки, вилки, даже миска или маленький тазик. Он решил не рыться в этой рухляди, взять первое попавшееся, чтобы не обидеть друга - четыре суповых ложки, связанные верёвочкой.
- Это, однако, ложки купца. Здесь есть ещё офицерские ордена-кресты, портсигары, - заметил Денька. - Лучше их возьми. Откуда эти вещи взялись, я не знаю. Просто они в дедовом доме хранятся.
- Зачем мне они? А ложки матери отдам. Только я их прежде почищу, не пихать же грязь в поклажу? - возразил Саша.
Тут он немного слукавил. Как ни любил порядок и чистоту, хотел для начала убедиться, что тяжеленные ложки можно заставить заблестеть. Правда, он серебряных вещей, кроме фляжки друга, в руках не держал и не отличил бы их от оловянных, но всё же...
Денька возмутился, что это глупо - дорогое время на чистку тратить, но Саша на него не обратил внимания. Он с песком и золой потёр мешковиной ложки, прополоскал, и утреннее солнышко выбило из металла блики. Стало видно и клеймо с фамилией фабриканта, и цифры - восемьдесят четыре. По Денькиным словам, это действительно серебро. Саша прибрался на кухне, сунул ложки в поклажу. Друг в это время стоял на коленях у постели деда, видимо, прощался. Коршунов пошёл дожидаться его на улицу, на солнышко. В сенях прихватил лопаты.
Наконец Денька вышел из дома с красной распухшей рожей, утирая её, по обыкновению, рукавом.
- Что случилось? - спросил Саша.
Товарищ постоял с минуту, печально глядя на дом, потом проговорил:
- Я думал... всё время думал, что мой дед вечный... всегда будет... А сегодня он пить попросил и крест! Это значит, что помрёт...
С Сашиного языка чуть не сорвались гневные слова: "Какого чёрта в тайгу тащиться, если старик на последнем дыхании? Ну ты, Денька, точно чокнутый. Нужно рядом с дедом побыть до печального момента, а потом похоронить. Нельзя в такое время какой-то дурацкий клад искать!"
Но сказал он совсем не зло, а даже ласково, потому что жалел друга-недотёпу Шитю:
- Тогда давай задержимся. Дедушку похороним. И только потом, если не пропадёт желание, двинемся искать клад. Не знаю, как тебе, а мне после всего увиденного он уже не нужен. И грех на себя брать не хочу, оставив умирающего старика!
Денька, глотая слёзы, ответил убеждённо:
- Деда на своём посту почти полтора века продержался. А если понял, что его время вышло, значит, вместо него другой будет. И хоронить не нужно - земля сама возьмёт его тело.
Тут Саша не выдержал:
- Чёрт знает что! Задурил ты мне голову с этим кладом. Давай так: раз уж у тебя такое мнение о твоём деде... или прапрапрадедушке, то пройдём маршрут через перевал, покопаем и той дорогой, что к дальним сёлам, назад к железной дороге вернёмся. Ты отправишься в свои Залари, а я поеду к матери и отцу в Бегет. Осенью встретимся в общаге для строителей. И всё. Будем работать, семьям помогать. Жить, короче, как все нормальные люди. Сказки про клад оставим для мечтателей без труда найти богатство.
- А может, мы его найдём, - заупрямился Денька.
- Шагай уж, веди, - велел Санька, ругая свою привычку доводить любое дело до конца.
Парни подошли к калитке и, не сговариваясь, стянули кепки и поклонились дому.
Денис торопливо зашагал по бывшей улице Малинового, Саша пошёл следом. Ему вспомнился сон, в котором мёртвый Дмитрий Шитиков указывал пальцем на него. А Денька говорил своим друзьям, что они ушли рано. Получалось, что сон-то был вещим. Но не верить же в такую ерунду, как сны! И про какой дедов пост дважды упомянул его друг? Спрашивать не хотелось, потому что каждое объяснение товарища оборачивалось новыми загадками.
Денька внезапно свернул в заросли высоких трав между двумя домами. Вскоре начался подъём в гору, покрытую лесом. Спустя час ходу, то есть примерно через пять километров, парни подошли к перевалу. Саша понял, что он неверно представлял себе перевал как просто удобное место для перехода через гору. Оказалось, что это низинка между двумя довольно обширными холмами. И вот тут-то парню стало плохо. Снова земля и небо перемешались перед глазами. Но в этот раз Саша устоял и уселся спиной к стволу громадной лиственницы. Он закрыл глаза и увидел лес как бы сверху, словно он птицей парил в небе. Заметил троих мужиков с ружьями, костерок, шалашик. И снова понёсся над кронами сосен, верхушками редких елей и лиственниц. А потом всё исчезло.
Денька снова сидел на корточках перед ним. Он сразу же спросил:
- В чьём облике был? Что видел?
Саша ответил слабым голосом:
- Мне почудилось, что я какая-то птица. Увидел троих вооружённых мужиков, костёр и шалаш. И ещё... мне показалось, что через этот перевал нам идти не следует. Опасно. А почему ты меня второй раз про облик спрашиваешь?
Денька, как говорится, повесил нос от обиды. Но всё же ответил:
- В наших краях говорят, что человек, который по духу к лесному колдуну близок, может в любого зверя превратиться. Ну или птицу. Это шаманкой называется, чем-то типа болезни, которая человека в шамана превращает. А наша семья по крови близка тому Константину, о котором я тебе говорил. Вот я и думал, что сам смогу в эту болезнь впасть. И клад найти. А таким почему-то оказался ты...
Саня вспомнил ещё раз сон и сказал:
- Ничего хорошего в этом нету. Голова так кружится, что землю и небо не различаешь. И слабость сильная...
- Выпей-ка чаю из фляжки. Я ещё в него сахарку сыпанул, - живо откликнулся Денька, а потом добавил: - Может, у тебя в родове кто-то шаманствовал?
Саня с наслаждением похлебал чаю и ответил:
- Ерунда. Мои дед с бабкой рабочего сословия, перебрались в Бегет, когда лесопитомник открыли. Там и упокоились. И отец с матерью ремонтный молодняк леса выращивают. Ладно, идём дальше, хотя чувствую: нам другая дорога нужна. Опасность нас ждёт.
Они не прошли и километра, как тишину снова разодрали винтовочные выстрелы. Ребята сбросили тюки и укрылись за ними. Пальба стала яростнее. Эхо выстрелов заметалось над перевалом. Саша увидел, как брызнули куски коры с дерева, которое стояло совсем недалеко, как повалились отстреленные ветки сосен. И снова незримая погоня прошла стороной.
Они хотели было подняться и идти дальше, но появилось стойкое ощущение чьего-то присутствия. Ребята и голов повернуть не успели, чтобы оглядеться, как на них накинули мешки, обмотали по туловище верёвками. Раздались голоса:
- Берите их поклажу.
- Не вырвутся ли?.. Дедово ведь отродье...
- Не вырвутся.
И парней вслепую повели дальше, как телят на верёвке. Потом сильно толкнули так, что они врезались в дерево. Ещё и к стволу привязали за руки. Денька в опасности остался слабеньким Шитей, которого гнобили в училище, трясся и плакал, просил отпустить. А Саня словно закаменел. Пусть на его голове был плотный мешок, да не из реденьких волокон конопли, в который картошку ссыпают, а настоящий, фабричный, он всё равно видел, что с ними происходит, только как бы сверху. Трое мужиков с дробовиками развернули тюки из плащ-палаток и выпотрошили их поклажу, разбросали одежду и продукты. Фляжка с чаем и ложки очень заинтересовали одного из них, и мужик бросил их в свой рюкзак.
- Карта у них должна быть. Обыщите, - сказал этот любитель чужого серебра.