Эйдельберг Майк
Тридцать три несчастья

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками Типография Новый формат: Издать свою книгу
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    В советские времена десантники в ДШБ носили сапоги с разрезом, который зашнуровывался перед прыжками с парашютом. В рассказе под одну крышу сведены истории, произошедшие на самом деле в разное время в одной из таких ДШБ. Имена изменены. Номер военного билета - мой личный, уже тот, который я получил в Армии Обороны Израиля.
   Тридцать три несчастья.
  
   В тот день Фридриху явно не везло. Оркестр только встал, чтобы отыграть утреннюю гимнастику - специальную музыку для сопровождения физических упражнений, проводимых на плацу десантно-штурмовой бригады сразу после подъема, как он успел поссориться сразу с несколькими сослуживцами по оркестру. Уже отслужив больше года, он продолжал спать на верхнем ярусе казарменной кровати, и, вскочив этим утром по команде "подъем", он стал ногой на руку своего соседа ярусом ниже. Тот не на шутку на него разозлился и наговорил всего, что о нем думает. Уже спускаясь из казармы на плац, он нечаянно проткнул своей тубой (а именно отскочившей и торчащей наружу пружинкой, возвращающей один из клапанов) большой барабан, за что получил порцию нецензурной брани со стороны барабанщиков - двух братьев-близнецов, владеющих одними и теми же ударными инструментами. Они оба играли на ударных инструментах и понимали друг друга так, будто они были не двое, а один музыкант. Если бы они поменялись инструментами (в данный момент большим и малым барабанами), то звучание оркестра не изменилось бы ни на тон, ни на удар. Оркестр уже был на плацу и играл музыку для пробежки, когда вдруг туба Фридриха начала издавать не те звуки. Снова отскочила та самая злосчастная пружинка, и полутоновый клапан, нажимаемый средним пальцем, застрял в нажатом положении, что тут же вызвало недовольное ворчание командира отделения оркестра срочной службы, состоящего в основном только из солдат и ефрейторов, исключая Виталия, который и командовал этим отделением, его плечи были отягощены сержантскими погонами. Сразу после того, как утренняя гимнастика была отыграна, Виталий подошел к Фридриху и сказал: "Слушай, Штольц. Инструмент то приведи в порядок, а то на построении это заметит уже сам Папа Ухов" - так они называли дирижера оркестра майора Ухова. Вернувшись в казарму, Фридрих в первую очередь занялся неисправным клапаном, из-за чего не успел до блеска начистить сапоги. Но это было еще не все: на завтраке на него кто-то опрокинул целый чайник чаю - прямо на штаны, из-за чего он стал выглядеть так, будто помочился в штаны.
   Сразу после завтрака Фридрих вернулся в казарму, чтобы сменить обмундирование, что заняло не менее двадцати минут, так как пришлось разыскивать старшину оркестра прапорщика Каца. Тем не менее, к началу утреннего построения бригады на плацу он успел. Дирижер оркестра майор Ухов, пробежавшись глазами по оркестрантам, вдруг остановил взгляд на нечищеных сапогах Фридриха: "Где твоя немецкая опрятность, Штольц?" - заметил он. Никогда прежде он еще не видел Фридриха в нечищеных сапогах, и это показалось ему донельзя странным. Утреннее построение началось как обычно с исполнения встречного марша. Строевым шагом на плацу шли на встречу друг другу дежурный по части майор Зубов и командир бригады полковник Кравчук. Когда они встретились посреди плаца перед всей построенной десантно-штурмовой бригадой, то майор Зубов, отдавая честь, отрапортовал: "Товарищ Гвардии полковник. Разрешите доложить. Десантно-штурмовая бригада к утреннему построению готова". Затем прозвучал гимн СССР, было поднято знамя, после чего комбриг сказал пару слов об особенностях предстоящих учений, о прыжках с парашютом, которые намечались на этот день, и представил бригаде нового офицера, недавно прибывшего в их часть откуда-то из Забайкальского Военного Округа, который получил назначение на должность начальника артиллерии, взамен недавно переведенному на службу в штаб округа в связи с повышением в должности и чине: "Позвольте представить вам подполковника Загорского". Черный цвет петлиц и околыша фуражки особого энтузиазма у бригады не вызвали. Сине-погонная братия как всегда не выражала излишнего почтения другим цветам пагонов. Тем не менее, у артдивизиона снова появился командир. Вдруг на плацу появился пес, которого все хорошо знали. Он принадлежал начмеду полковнику Ахремчику. Его пес следовал за ним повсюду, если полковник не запер его дома, а именно в этот день он его не запер. Ни для кого не было секретом, что Ахремчик любил пригубить что-нибудь покрепче и иногда делился этим со своим лучшим другом, верным псом Филей. И Филя, учуяв запах алкоголя от кого бы то ни было, садился напротив его и начинал смотреть ему в глаза. На этот раз этим кем-нибудь оказался сам командир бригады полковник Кравчук. Кравчук сделал шаг в сторону. Пес также сместился в ту же сторону. Затем полковник сделал еще один шаг. Туда же последовал и Филя. "Полковник Ахремчик, убрать с плаца собаку", - скомандовал комбриг. Начмед чуть ли не бегом выскочил на плац и взял пса на поводок. Всем уже было известно, что за день до того комбриг что-то праздновал, а этим утром конечно похмелился. Рутина утреннего построения десантно-штурмовой бригады подходила к концу. Оркестр играл марши - один за другим, пока мимо подиума, на который в последствии поднялся комбриг, должны были пройти целых четыре батальона, артдивизион, которым в дальнейшем должен был командовать подполковник Загорский, и батальон спецподразделений, в котором кроме развед- и диверсионной роты были еще, рем- и медрота, рота химической разведки, связи, материального обеспечения, взвод особого отдела и оркестр. Оркестр уходил с плаца последним. Когда оркестр поравнялся с подиумом комбрига, то у военного дирижера майора Ухова вдруг заметно изменился шаг. Он захромал. В этот момент ноги оркестрантов начали пинать каблук, оторвавшийся от одного из ботинок дирижера. Фридрих вдруг почувствовал облегчение. "Не одному мне везет сегодня", - ехидно подумал он.
   Через сорок минут на том же плацу была укладка парашютов перед предстоящими прыжками. В этот день прыгала вся бригада, в том числе оркестр, "особисты" и "штабные крысы" (как за спиной называли писарей и бухгалтеров). Раскладывались купола, распутывались стропы, проверялись замки, взводились "приборы", вдевались кольца, завязывались контровки, повсюду ходили вэ-дэ-эсники и проверяли укладку, ремонтировали замки, если это было необходимо и заставляли заново укладывать парашюты, если что-нибудь в уложенном "куполе" могло показаться подозрительным.
   После обеда три "шестерки" по очереди салились и поднимались в воздух. Три с лишнем тысячи человек, четыре десантно-штурмовых батальона, артдивизион и "спецы" почти до самых сумерек наполняли собой салоны "Ми-6", которые скорее были не салонами, а большими сараями или коровниками.
   Этот "корабль" уходил со связистами и оркестрантами. Все было как обычно. Через большой "язык", высунутый через отвалившиеся створки рампы под хвостом вертолета, колонной по четыре заполнили салон почти полсотни человек с парашютами за спиной. Рассаживаясь на четыре скамьи, вмещающие по двенадцать человек, все пристегивали камеры вытяжных куполов к карабинам толстых брезентовых фал, свешенных с четырех натянутых под потолком тросов. Когда "язык" рампы поднялся, а створки сомкнулись, движки вертолета зажужжали натужней, массивное тело "шестерки" качнулось и оторвалось от земли. Оркестр выходил в левую дверь, а связисты - в правую. До парашютного полигона было еще двенадцать минут лёту.
   Недавно прибывший в часть подполковник Загорский стоял на наблюдательной вышке уже два с половиной часа. В этот день ему решили показать, как проходит учебное парашютное десантирование. Погода была ясной, ветер - терпимым. Каждые восемь минут пролетал вертолет, оставляя за собой хвост из еле заметных точек, над которыми впоследствии раскрывались белоснежные купола парашютов. В его расположении была большая бинокулярная зрительная труба, через которую он мог лучше рассмотреть отделение от вертолета. Он не понял, почему, но один из отделившихся солдат, покачивающийся на стропах под раскрывшимся куполом парашюта, на одну ногу был бос. С его левой ноги свисала портянка, но это продолжалось недолго. Она слетела с его ноги и начала парить в восходящем потоке воздуха, поднимающемся от разогретой солнцем земли. Через пару десятков секунд в полуметре от него раздался оглушительный удар...
   Когда Загорский увидел рядом с собой нечищеный солдатский сапог, он понял, что произошло. Дежурного по полигону офицера рядом с ним не было. Загорский не заметил, как тот куда-то удалился, ничего ему не сказав. На металлическом стуле вместо него был поставленный на рупор мегафон. Загорсский взял мегафон, нажал на курок и дунул в микрофон, чтобы убедиться в том, что он работает, а затем задрал рупор в небо.
  
   Фридрих должен был выйти из вертолета четвертым. Когда вся их "скамья" встала, то пол под ними немного подался вниз, в чем не было ничего непривычного. Сигнал в большинстве вертолетов не работал. Выпускающий подал сигнал рукой, и пошел первый из сидевших на этой скамье. Это был один из братьев-барабанщиков, кажется, тот, которому Фридрих утром проткнул барабан. За ним еще двое, и вот, наконец, он. Он подошел к зияющей дыре дверного проема, за которым не было ничего - только небо и что-то с трудом различимое на далекой земле. Выпускающий легонько коснулся его плеча, и он сделал шаг в пропасть. Фридриха захватил поток воздуха, перемешанного с керосиновым перегаром, извергаемым вертолетными двигателями. Он с нетерпением досчитал до трех и вырвал из лямки кольцо. Через секунду-другую над ним уже был раскрывшийся купол. Только какая-то необъяснимая прохлада защекотала его лодыжку. Он глянул на свои ноги: на одной из них не было сапога, а через секунду с нее слетела и размотавшаяся портянка. "Вот, черт", - подумал Фридрих. - "Я не затянул на сапогах шнурки..." Земля медленно приближалась. Он уже гадал: стоит ли искать потерявшийся в воздухе сапог или нет, как незнакомый голос, усиленный мегафоном, начал вещать: "Солдат, потерявший сапог, поднимись на наблюдательную вышку... солдат, потерявший сапог, поднимись на наблюдательную вышку..." Он уже забыл о трепете перед приземлением, когда оставляемая им тень, постепенно становясь все больше и больше, скользит по земле, которая без нее кажется плоской, а с тенью непредсказуемый рельеф начинает выглядеть еще более угрожающим. Или, еще страшнее, когда в пасмурную погоду тени нет, и рельеф становится очевидным лишь в последнюю секунду перед тем, как ноги ударятся о твердую поверхность, после чего можно не устоять на ногах, и вдобавок сильный порыв ветра подхватит непогашенный купол и потащит тебя по земле, может быть сотню метров, а, может быть, и две, пока не соберешься разумом, чтобы как-нибудь все-таки погасить купол, схватившись лишь за одну из фал, отпустив остальные три, а затем пару недель или даже больше каждый встречный будет тебя останавливать и спрашивать: "Кто тебя так отделал?"
   Фридрих сложил парашют в сумку, кинув в нее снятый с правой ноги второй сапог, и направился к наблюдательной вышке, находящейся в самом начале полигона. До нее было не менее чем триста или даже четыреста метров - почти четверть часа ходу по камням и песку, по колючей траве, босяком. Он бросил сумку у крутых ступенек и начал подниматься наверх. Какой-то внутренний голос ему подсказывал, что разговор будет не из приятных, но у него не было выхода, от предстоящего разговора все равно было бы не уйти.
   Фридрих босыми ногами стоял на бетонном полу наблюдательной площадки. Он не знал: нужно ли отдавать честь, если на тебе нет обуви, или нет. Из-под козырька фуражки с черным околышем его сверлили два серых глаза, и это, как ему показалось, продолжалось целую вечность. "Ты что, сынок, убить меня захотел?" - Фридрих даже не искал ответа. Он стоял и молчал. Напротив его него стоял подполковник в форме с петлицами непривычного цвета, на которых вместо привычных парашютиков с крылышками рисовались маленькие пушечки, и держал в руках сапог - его сапог, сапог Фридриха Штольца. Офицер заглянул внутрь сапога. Под кромкой голенища были аккуратные, выведенные хлоркой буквы: "Ф. Штольц", и цифры: "4724028". "А что, если в плен попадешь, солдат? Так о тебе и спрашивать ничего не надо". Фридрих подумал о том, что у него в части подписано все и у каждого, иначе неподписанные вещи быстро находят себе нового хозяина. Офицер отдал сапог в руки Фридриху. "С одним солдатом этой части я уже знаком... обуйся и марш отсюда, рядовой Штольц".
   Фридрих мог только предположить, чем ему может грозить такое знакомство. А пока он осознал лишь одно: в этот день удача улыбалась немногим.
  
   Майк Эйдельберг. 2008г.
  
  
  
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"