Вздувшееся тело сизого оттенка запуталось в зарослях рогоза у самого берега. Покачиваясь на волнах, будто утлый челн, севший на мель, труп ещё не успел приманить окрестных падальщиков и выглядел вполне целым. По крайней мере с одной стороны.
Игнат спустился по пологому склону на берег, оставил на земле охотничий карабин и пару подстреленных часом ранее рябчиков, а после зашёл в воду. Он осторожно перевернул тело, чувствуя, как необычайно легко отходит серая кожа от костей и мяса, а нутро мертвеца распирает от наполняющих его газов. И хотя труп с избытком напитался влагой, всё ещё узнаваемы были черты лица, распущенные русые волосы и женские формы под розовой кофточкой.
Имя утопленницы немедленно всплыло в памяти Игната - Леночка Журавлёва, ветреная красавица из пятого дома, что стоит на окраине посёлка, - объект вожделения всех местных парней, ревностно оберегаемый цербером-супругом Георгием, приставленным к ней с недавних пор семьёй.
Игнат желал её, как и многие. Как не желать красоту столь цветущую и манящую? И пусть отныне померк блеск очей её, а кожа посерела и покрылась слизью, но разве это всё ещё не она?
Поколебавшись, Игнат провёл ладонью по раздавшимся щекам утопленницы, очертил синие губы, впитав кончиками пальцев мертвецкий холод тела. Ещё недавно за такое муж Леночки сломал бы ему руку своим плотницким молотком, который всегда носил на поясе для инструментов, а теперь Игнат был волен, наконец, коснуться этой красавицы, не опасаясь за свои хрупкие кости.
Никаких свидетелей, никаких сожалений.
Его рука скользнула за воротник женской кофты и нащупала обёрнутую вокруг горла верёвку с оторвавшимся разлохмаченным концом. Выше по течению реки, Игнат знал, стоит старый мост. Под ним глубина достаточная: если кто сбросится с камнем на шее, не всплывёт, покуда верёвка не перетрётся. А уж после наполненный газами труп непременно поднимет и отнесёт как раз сюда, на излучину, в густые заросли рогоза.
И эта маленькая тайна, которой самоубийца ненароком поделилась с Игнатом, пришлась ему по душе. Сколько восторженных идей роилось теперь в его голове.
Оттянув тело на мелководье и забросав для надёжности ветками ивняка, Игнат подхватил карабин, подстреленную дичь и поторопился домой, пока солнце не успело провалиться и увязнуть в дымке горизонта.
Возвратился он уже с тачкой, бережно обернул утопленницу в брезентовый саван, стараясь не повредить кожу, так и норовящую слезть, словно змеиный выползок, и повёз Леночку к себе, ощущая, как сердце замирает от восторга в груди.
Старенький покосившийся дом Игната, стоящий далеко за околицей в полном уединении, ей, конечно же, не понравился бы, явись она сюда по собственной воле. Леночка Журавлёва была из тех девушек, которые привыкли, что им достаётся всё лучшее за их красоту. Честно ли получать больше, чем другие, лишь оттого, что выиграл в генетическую лотерею? Игнат так не считал. Он вот, пока был хилым болезненным подростком с россыпью оспин на лице, получал одни тумаки и оскорбления в поселковой школе. Леночку же наверняка даже ни разу не сталкивали веселья ради в заболоченный пруд за школьным забором. И посмотрел бы он на того, кто решится на такое. Толпа поклонников вмиг лишила бы идиота зубов под заливистый смех Леночки, накручивающей на пальчик локон.
Но вот покорительница сердец одна, без свиты, во владениях Игната, и он отныне для неё - царь и бог. И ни слова неодобрения или презрения не может сорваться с её неживых губ.
Чтобы освободить место, Игнату пришлось отодвинуть несколько канистр с химическими реагентами и переставить стеллаж с чучелами птиц. Чёрными стекляшками глаз тетерева и куропатки с подставок наблюдали за тем, как Игнат укладывал на полу утопленницу, разворачивал брезент и, установив свет, жадно изучал попавший к нему в мастерскую экземпляр.
Нависнув над телом, источающим гнилостно-речной запах, он скользил взглядом по оплывшей фигуре Леночки, а вслед за взглядом скользили его пальцы, изучая запретное. Она была холодна, но его внутренний жар согревал их обоих в этот вечер.
Однако их слияние казалось Игнату недостаточным. Он жаждал большего и точно знал, как это получить.
Раньше ему не доводилось работать с таким материалом, как человеческая кожа, но, будучи таксидермистом с многолетним стажем, Игнат предположил, что принцип не должен сильно отличаться от выделки тех же шкур.
Обдирать утопленницу оказалось восхитительно легко, даже ничего не пришлось подрезать - хватило рассечь живот, кисти и стопы, да аккуратно поддеть лицо вместе со скальпом - Леночка словно сама охотно расставалась с собственной кожей. Соль вытянула из неё лишнюю влагу, следом Игнат очистил внутреннюю сторону от мездры, оставил материал томиться в пикельном растворе. Когда всё было готово, он любовно промыл и просушил будущее изделие, повесил его сушиться на манекен, чтобы сохранить форму.
Расчленённые куски туши Игнат сжёг в печи, отчего весь его небольшой дом оказался пропитан приятным запахом жареного мяса. Аромат ничуть не уступал дичи, готовящейся на вертеле. Жаль, неуловимо отдавал тухлятиной.
Торжественный показ был устроен для достойнейшей безгласной публики через несколько дней, поздним вечером. Головы косуль и кабанов в полумраке взирали с деревянных щитов на Игната, натягивающего чужую кожу на своё хилое голое тело. Скалилась пара соболей с декоративной еловой ветви, пока чучельник набивал пустые женские груди ватой, чтобы ласкать их с упоением. Крысиная стая на угловом столе, навострив пергаментные уши, слышала каждый вздох и стон, что возносился к закоптелому потолку.
Игнат был близок к пониманию абсолютного счастья. Он таял в нежных объятьях чужой кожи, плотно облегающей его. Сперва это было холодное непривычное касание, но вскоре жар тела согрел оболочку изнутри. И Игнат безостановочно гладил свой мягкий, выделанный, наполненный живым теплом костюм, с которым ему уже не хотелось расставаться.
Никто и никогда не был с Леночкой ближе, чем он. Игнат буквально заполнил собой каждую частичку её тела, чем не мог похвастаться ни один из её ухажёров и даже муж. Это было практически полное слияние, единение с неумирающей красотой.
И всё равно этого было недостаточно. Игнат разглядывал отражение в напольном зеркале, испещрённом тёмными пятнами повреждённой амальгамы, и всё ещё видел там, под лоскутьями кожи, себя. Худощавого, желтокожего, с впалым животом. Человека, казалось, состоящего не из плоти и костей, как другие, а вытканного из ядовитых химических паров и духа смерти, пропитанного копотью людского презрения.
А так хотелось хотя бы раз увидеть там кого-то иного.
Изогнутая цыганская игла сама легла ему в руку, и Игнат под взорами десятков свидетелей принялся зашивать себя в чужую кожу. Он штопал разрезы на ступнях и кистях, с помощью которых изначально отделял кожу от плоти. После грубыми стежками стянул длинную прореху на брюхе и под конец взялся перед зеркалом сшивать лицо со скальпом.
Когда лёг последний стежок и новая оболочка села как влитая, пусть вздохнуть глубоко больше и не представлялось возможным, Игнат через глазные щели с трепетом воззрился на собственное отражение.
Так вот каково это, оказаться в чужой шкуре. Почувствовать себя кем-то иным. Кем-то красивым, молодым, лишённым уродств. Тем, кого на улице провожают восхищёнными взглядами. Кого любят просто за сам факт его существования - как все в посёлке любили Леночку.
Она ведь с самого детства не знала другой жизни. Росла под тёплым крылышком любящей семьи, купалась во внимании и подарках поклонников. Получала всё что душе угодно, стоило лишь улыбнуться или пошире раздвинуть ноги. Даже когда родственники насильно выдали её замуж, сделали они это, чтобы получше устроить её жизнь, из благих побуждений - позаботились о дорогой дочке сполна. И мужа выбрали работящего и непьющего - плотника Георгия. Пусть вспыльчивого да любящего пускать кулаки в дело по малейшему поводу, ну да кто не без изъяна...
Игнат же сам о себе всегда заботился. Сам всему учился. Ничего ему в жизни просто так не досталось - всё через боль, пот и унижения. А почему? Потому, что родился слабым? Что болел много и вырос уродом? Что оказался недостоин хоть чьей-нибудь любви?..
В этом мире, где внешность определяет судьбу человека, разве обладание второй кожей - не верх мечтаний?
У Игната вот она теперь была. Он мог позволить себе забыть собственное лицо, на время прикрыться пепельной маской и предаться волнующим мечтаниям о том, какой была бы его жизнь в новом обличье.
В стройные шеренги его мыслей вдруг вклинился посторонний звук. Входная дверь задрожала под градом ударов, а через пару секунд к ним присоединился зычный мужской голос:
- Э, Чучело! Открывай, разговор есть!
Голос трудно было не узнать, даже не видя лица. Муж Леночки Журавлёвой, в чьей коже замер перед зеркалом Игнат, стоял на улице и желал увидеться с хозяином дома.
- Чучело, я знаю, ты в хате! Свет горит, дым из трубы валит! - с недовольным рычанием воскликнул Георгий, продолжая барабанить в дверь. - Отворяй!
Игнат похолодел, только представив, что будет, если его увидят в чужой коже. Он бездумно потянулся её снять и сразу вспомнил, как не так давно сам зашил себя внутрь. Бросился было к столу за портняжными ножницами, но плотник в гневе стал бить дверь ногами:
- Ты что там, совсем оглох?! - Судя по звукам, старенькая дверь долго бы не выдержала подобного напора.
Игнат был вынужден отказаться от идеи с ножницами. Он сорвал с кровати засаленную простыню, обернулся ей на манер римской тоги и выскочил в сени, всем телом прижавшись к двери, будто это могло бы остановить супруга Леночки, реши тот войти.
- Я спал... дремал! - припав чужими губами к дверной щели, жалобно запричитал Игнат. - Поздно уже...
- Дело есть. Впусти меня, надо потолковать, - чуть успокоившись, заявил Георгий.
- Не... не могу! Приболел я, - на ходу принялся выдумывать Игнат, чувствуя, как потеет от волнения в кожаном костюме. - То ли от птицы какой заразу подцепил, пока потрошил, то ли что... Заразишься ещё.
Пренебрежительно скривившееся лицо собеседника Игнат смог представить, даже не открывая дверь. Ремесло чучельников вообще редко кто уважает, хотя, кроме них, никому ведь больше не подвластно сберечь красоту в её первозданном виде на долгие годы, сохранив от влияния времени.
- Ладно, болезный, сиди в хате. Только скажи мне, жену мою, Ленку, не видал в последние дни, а?
- Не видал, - сглотнув, ответил Игнат. - Случилось что?
- Ага, случилось. Убежала куда-то, дурища, пока меня дома не было. Повздорили с ней чутка, так она, никому в семье слова не сказав, сбежала. Я думал, проветрится, вернётся. Ну так несколько дней уже прошло, а её всё нет. Хожу вот теперь по хатам, людей спрашиваю, не видал ли кто. Да без толку. Как сквозь землю провалилась.
- Вот как...
- Всё не может никак в толк взять, что замужняя она теперь! Всё ветер в голове гуляет, да через рот вылетает. Что ни слово - то поперёк моего, хотя собственного ума у неё, дай бог, с горошину! И вот должен я эти её выходки терпеть?! Расхаживать тут по посёлку до ночи, выискивать её, в какую нору забилась, кому из подружек опять плачется о несчастной жизни?!
Георгий понемногу распалялся, и Игнат поспешил его успокоить:
- Не должен. Всё верно, не должен ты ничего. Иди домой да отдохни как следует, а поиски оставь эти. Сама вернётся. Да и куда ей деваться-то от мужа, от дома? Вернётся баба.
Слова его, однако же, произвели на раздражённого супруга противоположный эффект.
- Тебе-то откуда знать, как бабы себя ведут, Чучело? - фыркнув, воскликнул по ту сторону двери муж Леночки. - У тебя, поди, ни одной бабы-то в жизни не было. Всё с чучелами своими возишься, трупы зверей обдираешь, сидя тут в леске как отшельник. Как был со школы урод больной, таким и остался... Не тебе мне советы давать!..
- Замолкни! - неожиданно для себя самого взъярился Игнат. В любой другой день он пропустил бы обидные слова мимо ушей, как делал обычно, но не сегодня. Сегодня чучельник впервые примерил на себя чужую кожу и чужую жизнь. Это обличье придало ему смелости, а деревянная преграда двери между ним и обидчиком - уверенности. - Не смей так обо мне говорить! Может, лицом я и не вышел, но в остальном не хуже любого другого. Не хуже даже тебя! Дом свой содержу в порядке, прокормить себя ремеслом и охотой способен. И бабу имел!..
Последнее он практически выкрикнул, сразу же испуганно замолк и закрыл себе рот ладонью - не хватало ещё сболтнуть, чью именно бабу. За дверью воцарилось удивлённое молчание. Плотник явно не ожидал такого от прежде тихого и смиренного чучельника.
- Ладно... Ты, вижу, не в духе что-то сегодня. Из-за болезни, наверное... Пойду я, пожалуй.
Игнат различил, как зашелестела трава под ногами Георгия, удаляющегося прочь от дома. Чучельник дождался, пока стихнут шаги во дворе, и только после этого вернулся в тускло освещённую комнату, вновь встав перед зеркалом. Лишь тогда он позволил себе облегчённо выдохнуть.
Прежний он никогда не посмел бы так дерзить плотнику! Но вот он впервые не смолчал, и в его груди искрилось и сияло подлинное удовлетворение от собственного поступка. Он доказал себе, что не слаб. И сумеет доказать это и всем остальным!
В зеркале, где отражался Игнат, завёрнутый в простыню, на периферии внезапно возникло чьё-то бледное лицо. Игнат в ужасе развернулся, чтобы увидеть, как к оконному стеклу снаружи прижимается супруг Леночки, умудрившийся бесшумно подкрасться обратно к дому.
В следующую же секунду взор плотника застила кровавая ярость, а оконное стекло со звоном осыпалось дождём сверкающих осколков.
- Я так и знал! - взревел обманутый муж, молотком кроша остатки стекла по краю рамы. - Сразу почуял неладное - больно дерзкий на язык он стал! Да и какую ещё бабу Чучело мог иметь, никто бы ему во всём посёлке не дал, кроме тебя, потаскухи такой! Что, шкура, ещё не на всех членах в округе поскакала, решила до последнего урода опуститься?!
Он запрыгнул внутрь домика, и стекло на полу заскрипело под его тяжёлой поступью. Игнат, не сразу осознавший, кого именно видит в нём вторгшийся в дом Георгий, собирался было в тот же миг во всём признаться, но плотницкий молоток сломал ему челюсть быстрее, лишив дара речи и дюжины зубов. Примерив чужую кожу, не был он готов примерить с ней и чужую смерть.
- Это всё твоя мать твердила, что с тобой что-то случилось! А я-то знал! Я-то с самого начала подозревал, что ты к любовнику ломанулась, когда я тебе нос разбил! Но больше ты, сука, меня не обманешь! Больше ни к кому ты бегать не будешь! И без того долго позорила меня! Ещё не хватало, чтобы народ в посёлке пронюхал, с кем моя жена трахалась у меня за спиной!..
В приглушённом свете Георгий видел перед собой лишь распущенные русые волосы блудной жены, лежащей под ним, фрагменты её обнажённого тела, не прикрытые простынёй, и без устали работал молотком, вымещая злобу, копившуюся столько дней.
Молоток поднимался и опускался. Впивалась сталь в новую обретённую кожу Игната, без жалости рвала её на клочки, обнажая старое неизменное нутро.