Голос раненого был приглушённым, но вполне различимым. Его ноги подкосились, он упал на землю. Саламар первым бросился к нему. Другие рабочие также не оставались в стороне. Но раненый на все попытки помочь отрицательно поворачивал головой, настойчиво указывая за спину.
- Сперва... помогите Кевиру...
Саламар посмотрел туда, куда указывал бедняга. Дело было плохо. Кевира несли два его товарища. Его руки свисали до самой земли. Движения не было заметно. Когда его положили на землю, Саламар первым делом попытался нащупать его пульс. Но его не было. Саламар уже приготовился попытаться завести его сердце. Но едва ладони коснулись груди, как стало понятно - спасать уже некого. Кевира трижды поразили пули. И, как мог понять Саламар, одна из них попала точно в сердце.
- Он мёртв...
Тихо произнесённые слова Саламара в мгновение ока разлетелись среди рабочих. Всё больше народу собиралось вокруг трёх выживших парней. Самые молодые и быстрые побежали по баракам в поисках знавших медицинское ремесло людей. Саламар внимательно осмотрел тех, кто нёс Кевира. У них не было серьёзных травм, но было видно, что они недавно побывали в драке.
- Что произошло?
Один из работяг ответил:
- Едва мы вышли с кабака, как наткнулись на троих жандармов. Те, видать, тоже пришли за пивком и девичей лаской. Вот только до нас они сразу докопались. Мол, что делаем за пределами завода? Устроили досмотр, потребовали деньги в уплату штрафа. А как поняли, что мы не собираемся ничего платить, решили вывернуть наши карманы самолично. Мы воспротивились, началась потасовка. Когда проучить кулаками нас не вышло, один из ублюдков достал револьвер. А затем... - парень молча кивнул на Кевира.
- Револьвер? В городе? Жандармы совсем ахерели? - возмутился Флай.
- Как будто их что-то сдерживает! - ответил ему Седрик.
- Так или иначе, мы должны его унести. Флай, помоги мне! - сказал Саламар, поднимая тело Кевира.
- К пастырю несём?
- Раз мёртв, то сразу к нему. Надеюсь, наш святоша ещё не спит!
Весть о произошедшем стремительно разносилась по баракам. Пока Саламар и Флай тащили до небольшой деревянной церквушки с двумя башенками безжизненное тело Кевира, на улицу выходило всё больше народу, с опаской и интересом глядя на разворачивавшуюся картину. Вместе с остальными вышел и священник, упитанный мужчина лет шестидесяти в полностью чёрной мантии с вышитым на ней белым кругом, в котором пересекались горизонтальная и две диагональные полосы. Глядя на тело, которое несли к нему, он задумчиво теребил свою длинную седевшую бороду.
- Отец Флавий! - крикнул Саламар. Священник быстро спустился по деревянным ступеням к ним, подошёл к убитому и положил свою ладонь на его лоб.
- Давно я не видел убитого пулями. Да спасут его душу Небесные Люди! Несите его в церковь, а после идите себе спокойно. Хоронить будем завтра.
Затем он обернулся к толпе, пришедшей посмотреть на то, что произошло.
- В смерти нет такого интереса, который вы хотите в ней найти. Наш друг погиб, но не стоит смотреть на него так, как вы делаете это сейчас. Попрощаться вы сможете завтра, перед сожжением. А сейчас, дети мои, идите к себе. Сон вам сейчас важнее!
Саламар и Флай, следуя указаниям священника, занесли Кевира в церковь. Пройдя освещённый притвор, они вышли в центральную часть храма. Тусклый свет от настенных свечей едва освещал расписные стены, на которых были изображены шестнадцать "Небесных Людей" - шестнадцать божественных созданий, которым поклонялись два тысячелетия.
- Кладите его на лавку и стяните с него эти тряпки, не медлите! - произнёс священник. Саламар и Флай в точности исполнили его распоряжение.
- Он твой, Отец - произнёс Флай, когда последняя тряпка была ими сорвана. После чего он развернулся и направился в сторону выхода. Саламар направился было за ним, но голос пастыря его остановил
- Останься, Тим. Мне нужна твоя помощь.
Саламар кивнул Флаю, после чего тот ушёл. Флавий же готовил специальный погребальный раствор, смешивая различные ингредиенты. Саламар много раз наблюдал, как это делают разные священники. Но за работой Флавия он был готов смотреть постоянно. Каждое движение отточено до идеала, каждый ингредиент точно выверен, каждое слово тихой молитвы произносится в нужный момент. Таинство, мало кому из верующих известное. В конце молитвы Флавий поднял руки над головой, прижав друг к другу ладони. После чего развёл руки в разные стороны и повернулся к Саламару.
- Мне нужна небесная вода. Принеси её из дальней комнаты!
Саламар не первый раз помогал священнику с покойниками, потому без лишних слов направился в небольшую комнатку, располагавшуюся позади позолоченного алтаря. Открыв слегка поскрипывавшую дверь, он вошёл в освещённую тремя свечами комнату. Небесной водой называли освещённую жидкость, добытую из дворового колодца церкви. Она не использовалась для питья никогда. Только для ритуалов. Хранилась она в большой деревянной чаше с резной окантовкой. Узор чаши символизировал души тех, кто уходил в мир иной, а вода должна была очистить их от грехов, дабы перед судом Небесных людей усопший представал в блеске своих добродетелей. Саламар аккуратно взял чашу и вышел из комнаты, стараясь не пролить ни капли. Священник с благодарностью принял чашу, добавил в неё раствор и принялся окроплять безжизненное тело. Обряд сопровождался произнесением молитвы.
Саламар молча стоял в стороне, наблюдая за действием. Флавий исполнял свой обряд верно. Он повторял это таинство тысячи и тысячи раз. Сперва окроплялась голова усопшего, затем его руки, грудь, а последними - ноги. Последним действием он поставил так называемую "печать" - кончиками двух пальцев, обмакнутых в раствор, священник оставлял две точки на лбу. После чего Флавий отошёл от тела на пару шагов.
- Давно не провожал сражённых пулями. Что с беднягой стряслось? - обратился он к Саламару.
- Точно не знаю. Парни притащили его с дырками в груди. Сказали, что сцепились с жандармами, и в стычке один достал пистолет.
Флавий хмуро оттянул свою длинную бороду.
- Оружие дарует ощущение власти. Особенно, если ты в завоёванной стране. Лишь бы кто-то ещё не решил сотворить это снова.
- Если жандарма не накажут свои. Тогда это станет уроком для всех.
- Ты же сам в это не веришь, Саламар! И знаешь, доранцы своих не сажают, даже если те сотворят что-то гораздо ужаснее. Три года назад мне не удавалось отпевать всех, кого они убили, а наши печи не успевали сжигать убитых.
- Да, тогда многие стали пеплом! - с нескрываемой грустью произнёс Саламар.
- Не только тогда. Ты же часто вспоминаешь тот день, как его не стало?
Саламар схватился за левое запястье, унимая дрожь.
- Постоянно. Все пятнадцать лет. Я хочу найти того урода, который отправил его на эшафот! И того, кто выбил табуретку из-под ног!
- О мести мечтают многие. Доранцы здесь уже двадцать лет, и с ними у многих свои счёты. Даже слуги Небес из Левора всё чаще противятся их приказам и вводящимся поборам. Что уж говорить про остальных. Я слышал, бедняков снова разогнали?
- Так писали в газетах - ответил Саламар, вспоминая прочитанную Флаем статью.
- Каждый день молюсь за них.
Саламар посмотрел на тело Кевира.
- Когда его будут развеивать?
- Ты наши обычаи знаешь. Завтра с утра сожгут, а вечером его прах полетит над рекой. Хочешь проститься?
- Мы не были слишком знакомы. Но он был общительным парнем. Многие хотели бы сказать его душе прощальные фразы.
- У них будет возможность.
Саламар и Флавий ещё немного постояли молча, смотря на павшего.
- А теперь иди! Я здесь всё остальное закончу! - проговорил Флавий, снова направляясь к столу. Саламар развернулся и вышел из церкви.
Саламар просто направился спать, не обращая внимания на болтовню соседей, которые всё ещё обсуждали произошедшее. Тема всё ещё не сходила с уст работяг. Все стремились расспросить раненого, которого в то же время перематывали. Саламар тихо лёг на свою лавку, набитую сеном, после чего очень быстро уснул.
Но следующий день стал для всех неожиданным.
В семь утра, как обычно, первая смена колонной направлялась на работу. Лишь раненый остался в лазарете у второго барака. По пути следования всё было достаточно спокойно. Но Саламар прекрасно видел, что жандармов сегодня дежурило несколько больше, чем обычно. Да и атмосфера среди работяг витала тяжёлая. Многих вчерашнее возвращение не отпускало. То тут, то там работяги шёпотом переговаривались, выясняя, кто из жандармов причастен к смерти Кевира. Но, разумеется, никто не мог его знать наверняка.
Когда колокол возвестил о начале рабочего дня, в цехах началась привычная суета. Заработали станки, полетела вниз металлическая стружка. Грохот телег с перевозимыми заготовками был оглушительным. Саламар быстро поделился тем, что знал, с Вогелом, когда тот подошёл проверить работу его станка. Брань последнего была слышна на весь цех и поддерживалась многими одобрительными возгласами.
Работа шла своим чередом пять часов, но затем со стороны улицы послышался далёкий топот. Саламар, закончив работу над последней заготовкой, обернулся и посмотрел на улицу. Со стороны моста поднималась пыль. Промелькнула до боли знакомая синяя униформа.
- Солдаты! - в цехе прозвучал крик. Сразу после него большинство работяг отошло от станков. Появление на территории завода солдат однозначно было событием, привлекавшим всеобщее внимание.
Колонна солдат стремительно входила на территорию предприятия, строясь на центральной площади, неподалёку от расстрельной стены. Ровные коробки из примерно пятисот солдат, как показалось Саламару. Две роты. Два расшитых золотом капитанских мундира, которые ярко выделялись на фоне простых солдатских мундиров. Но больше внимания привлекали чёрно-фиолетовая форма городской жандармерии. Жандармы и офицеры собрались в центре построения и стали что-то обсуждать. Они указывали на цеха. Один из офицеров повёл рукою прямо на стрелковый цех.
- Они тут представление устроили? - спросил Флай.
- Поняти не имею - отрезал Саламар.
А представление, между тем, продолжалось. Пехотинцы, получив указание от командиров, разделились повзводно и побежали к цехам. Саламар, словно заворожённый, глядел на приближавшихся солдат. С соседнего цеха послышались крики. Никто не понимал, что вообще происходит.
А затем ворота отворились. Внутрь ствольного цеха ворвалось двадцать солдат.
- Всем! Прекратить работу и на выход! Живо! - кричал один из них, яростно жестикулируя руками. Его крик перебивал привычный гул цеха.
Солдаты быстро разошлись по цеху, тычками и пинками подгоняя рабочих на выход. На спины самых медленных обрушивались удары прикладов.
- Вы чего творите, ублюдки?! - крикнул один из работяг в лицо солдатам.
- Захлопни пасть, леворская свинья! - ответили ему сразу два солдата.
В суматохе Саламар, Флай и Вогел лишь чудом смогли друг друга не потерять, и вышли они из цеха быстро. Солдаты и подоспевшие жандармы криками приказывали выйти на площадь между цехами и построиться там. Рабочих продолжали подгонять всем, чем могли. Жандармы на площади следили за тем, чтобы построения были ровными, постоянно поправляя ничего не понимающих работяг. За происходящим в полном безмолвии наблюдали офицеры, всё ещё стоявшие в центре. Саламар, оказавшийся в первом ряду, внимательно смотрел на них. Его внимание привлёк чертовски полный офицер жандармерии с серебряной нашивкой на правом рукаве и большого креста на треть груди. Он спокойно потирал свои перчатки, высоко задирая голову, потрясая внушительным вторым подбородком.
Когда все были выгнаны на площадь, на завод на минуту опустилась тишина. Рабочие с опаской озирались вокруг, пытаясь понять, что происходит. Солдаты, завершив расстановку, встали позади работяг, закрывая все возможные выходы с площади.
Полный офицер, поправив чудом не трещавший на его теле мундир, сделал шесть шагов вперёд, грозно оглядывая рабочих. Саламар невольно поёжился от его сурового взгляда. Можно было не сомневаться, что он пришёл сюда не объявлять благодарность за проделанную работу. Он откашливался, прочищая горло перед речью.
- Всем внимание! К вам обращается начальник Леворской городской жандармерии, генерал-майор юстиции Вильсон! - прозвучал громкий голос одного из офицеров, который стоял позади. Громкость его голоса была такой, что все на заводе должны были в тот момент его услышать. Полковник легким кивком поблагодарил его и снова обернулся к рабочим. Ещё раз прочистив горло, он начал свою речь:
- Друзья мои! Прошу простить за то, что мы прервали ваш рабочий день. Мы не хотели того, говорю вам от всей души. Мы всегда уважали работяг Левора, дающих нашей великой Империи оружие для поддержания справедливости и порядка в стране и колониях. Вы делаете всё, и за это вам безграничная благодарность Императора Велизария и его верных подданных!
На несколько секунд генерал замолчал, обводя взглядом рабочих. Он удовлетворённо улыбался, глядя на растерянных людей, которые не понимали, зачем все эти слова. Выдержав паузу, жандарм продолжил:
- Однако, как бы ваш труд не был велик, среди вас есть те, кто хочет ввергнуть нас в анархию. Долгой войны им не хватило, чтобы понять всю бессмысленность их борьбы! Они, уроды, настраивают нас против леворцев, пытаясь убедить во всеобъемлющем характере их восстания! Будь то националисты или анархисты-революционеры, они готовы на любую подлость, чтобы навредить нашей с вами стране! Вчера банда разбойников из четырёх человек напала на наш патруль и серьёзно ранила офицера Фьеросса. Сейчас он со множественными ранениями лежит в госпитале! Ответным огнём наши герои ликвидировали одного из нападавших. Но его сообщники скрылись. И, скорее всего, они скрылись среди вас. Если вы знаете, кто вчера нападал на наш патруль, немедленно выдайте этих мразей!
Гробовое молчание было ответом командиру жандармов. Генерал злобно шевельнул своими усами, после чего вернул себе амплуа "друга рабочих", широко улыбнувшись.
- Возможно, вы боитесь расправы за то, что сдадите преступников! Даю генеральское слово, что вы не только будете вознаграждены за помощь в нашем деле, но и окажетесь под полной защитой корпуса жандармерии! Не бойтесь!
Но вновь молчали ряды рабочих, безмолвно смотревших на упитанного генерала. И из-за этого гнев главного жандарма постепенно стал пробиваться за внешнее спокойствие.
- Будьте благоразумны! Если сейчас мы не получим зачинщиков вчерашнего нападения, то мы будем вынуждены применить к вам жёсткие меры, которые предусмотрены законодательством. Решайте! Пострадают они? Или же вы? - произнёс он, раздуваясь и краснея от злости. Но всё было бестолку. Никто не отзывался. Тогда генерал подозвал к себе одного из офицеров-армейцев, тихо сказал ему что-то, а тот взял под козырёк, и жестами указал солдатам идти к рабочим. Генерал продолжал:
- Согласно постановлению "О противодействии сопротивлению" великого императора Бренера, в случае проявления актов террора за каждого убитого имперского солдата должны быть убиты десятеро представителей враждебного народа, а в случае ранения - пятеро. Ваше нежелание выдать мятежников я расцениваю как поддержка акта мятежа, а значит, вы и сами являетесь преступниками. Сейчас солдаты выберут пятерых из вас, которые искупят кровью вашу непокорность!
Над строем рабочих пролетел яростный гул. В адрес генерала посылались все проклятия, которые только были известны. Его назвали трусом, убийцей, сволочью, и тысячей других наименований всего за минуту. Возмущённый генерал жестом дал команду солдатам, и те пошли к рабочим. По трое солдат направлялись к коробкам цехов. Одна из троек шла прямо к Саламару. Он мог лишь смотреть на то, как солдаты приближались прямо к нему. Саламар глядел прямо в глаза одному из доранцев, мысленно принимая то, что его сейчас расстреляют. Когда солдаты подошли, он закрыл глаза, ожидая, когда его выдернут из строя и поведут к стенке. Но солдаты вытянули его соседа справа, девятнадцатилетнего паренька, который попал в цех неделю назад, и Саламар даже не успел запомнить его имя. Парень пытался отбиться, но солдаты крепко держали его за руки, а один из них нанёс сильный удар в солнечное сплетение, чтобы его успокоить. Вскоре пятерых рабочих выстроили в линию у расстрельной стены. Напротив них стояло двенадцать солдат расстрельной команды, заряжавших свои винтовки.
- Я даю вам последний шанс спасти этих людей! Те, кто вчера напал на наших защитников правопорядка, должны немедленно выйти сюда, или выведите их сами! И тогда справедливая кара последует, а не коллективная. Решайте! Вы дадите убить невинных? Или же убить виновных?
Но ропот рабочих не дал генералу закончить. Они продолжали посылать ему оскорбления, и вид генерала становился всё злее и злее. Подождав пару минут, он в последний раз обратился к людям.
- Вы сделали ваш выбор. Принимайте последствия!
После этого генерал жестом указал исполнителям приговора, чтобы они приступали. Послышался очень громкий голос командира расстрельной команды:
- Заряжай!
Затем он взял паузу, пока солдаты заряжали винтовки.
- Целься!
Саламар понимал, что случится сейчас. И понимал, что сейчас он ничего сделать не сможет, в бессилии сжимал кулаки. Он не сводил глаз с генерала, отдавшего приказ. Как же ему хотелось, чтобы эта свинья была там, у расстрельной стены. Но он здесь, самодовольно улыбается, глядя на своё бесчинство.
- Пли!
Двенадцать выстрелов слились в единый залп, скосивший тех петярых несчастных. Они издали последний крик от боли, после чего упали на землю. Затем послышались одиночные пистолетные выстрелы - сержант добивал их контрольными выстрелами.
Толпа потрясённо стояла, окончательно онемев. Генерал довольно улыбался, глядя на убитых. Затем главный леворский жандарм обратился к оставшимся на площади.
- Это послужит вам уроком. Мы не желаем, чтобы дальше гибли люди, потому призываю вас не слушать мятежников и преподать им урок, если они будут пытаться сделать что-либо против нашей страны. Надеюсь, виновников вчерашнего нападения мы скоро узнаем. Или вы сами устраните их ради своей же безопасности. А теперь прошу меня простить - не хочу отвлекать вас от вашей работы! Хорошего вам дня, работяги!
Его слова после совершённого казались Саламару абсолютно омерзительными. Но теперь проклятий в спину уходившего с площади генерала никто не кидал. Тихая ярость кипела в потрясённых рабочих, но она сдерживалась солдатами, что вели их назад, в цеха. Саламар повернулся вместе со всеми, но на мгновение он посмотрел на здание заводоуправления, которое располагалось недалеко от ствольного цеха. В окне второго этажа этого кирпичного дома стоял человек. Саламару бросилась в глаза знакомая одежда. Он горько усмехнулся. Подумал, что Пауль смотрел с отличной трибуны.
Рабочие вскоре вернулись в цеха. Разговоры до конца дня мало кто вёл.