Аннотация: Отрывок одной из следующих глав создаваемой книги
- Ну что ж, - начала Тилли. - Времени у нас не так много, поэтому предлагаю перейти сразу к делу.
Ей почему-то тогда подумалось, что после этих слов Тилли - этак театрально - устроит просмотр метки, но та не стала переводить внимание на себя.
- Мы, - она не говорила "я", - собрались, чтобы составить делегацию к командующему для устного доклада о том, что происходит на нашем участке. Рапортов не писать, - Тилли вскинула руку, осаживая начавшийся ропот, - а именно прийти и рассказать всем вместе, подтверждая слова друг друга, чтобы он не принял сказанное за проблемы у нас в голове.
- Рапорт подадим коллективный, - объяснил Нолли, и в речи его не слышалось никакого акцента. "Я схожу с ума, - подумала она тогда, - враги мерещатся мне повсюду..."
- Да, - кивнула Тилли, и взгляды переместились на стол с лежавшей на нём бумагой для официальных обращений: стопкой чистых листов, отмеченных знаком Буквы.
- О чём писать? - спросил один с койки.
- О том же, о чём и докладывать, - ответил другой.
- А зачем? - упёрся тот. - Что тут такого...
- А что - нормально, по-твоему, - подала голос Велли, - когда сердце дрожит и удушье начинается? Согласен это терпеть?
- А мы что, можем тут что-то сделать?
- Вот это мы сейчас и выясним, - сказала Тилли. - Есть кое-что, что очень сильно, - она надавила на "очень", - меня волнует, но прежде чем расскажу, что именно, хочу, чтобы мы... - Тилли потупилась, вложив кулак правой руки в ладонь левой. - Чтобы каждый из нас... - вздох. - Поделился своими... - снова вздох. Она и вправду была взволнована. - Наблюдениями.
- Зачем? - снова спросил тот, первый.
- Чтобы не мяться, когда будем делать устное сообщение. Предлагаю сначала здесь, среди своих, рассказать, кому что известно о башнях и...
- Их культе, - подсказала Велли, и она прекрасно помнит, как вздрогнула тогда на слове "культ". А Тилли кивнула:
- Да, - и добавила: - Может, вы знаете больше меня.
- Вот и расскажи первой, - кинул тот, с койки.
- Хорошо, - приняла вызов Тилли. - Спрошу по-другому. Когда это началось?
- В мае, - ответил кто-то.
И повисло молчание. По лицу каждого было видно, что ему есть, что сказать, но никто не стремился.
Они стеснялись друг друга. Она тогда подумала: не будет же Тилли вызывать их, как училка к доске?
Наиболее посвящённой в эту тему она считала себя. И совсем недавно была сообщницей Тилли по молчанию. Но теперь той зачем-то понадобилось перестать молчать. Притом что о башнях - в этом она была абсолютно уверена - Тилли знала гораздо больше других. Другое дело, что из этого она могла позволить себе рассказать... "А я бы спросила её про Миниру... - думала она, слушая, как муха за спиной у Нолли бьётся в стекло, - ...и посмотрела, как она будет выкручиваться..."
Скрипнула ножка стула: Велли пошевелилась на коленках своей напарницы. И вдруг, глубоко вздохнув, встала - в точности как вызванная к доске. Её подружка сразу вытянула ноги - и Велли, шагнув в центр кельи, чуть не споткнулась о них.
- Началось летом, - сходу выпалила она. - В июне. После того как... - Велли облизнула губы. - Пропали. Двое. Но... - Она с шумом втянула воздух и уточнила: - ...моя напарница... - Велли глянула на неё, - говорит, что раньше... уже было. На 16 дней... А может, и ещё раньше. Может, оно тут было всегда!
"Путано излагаешь, милочка", - только успела она подумать. И тут Велли набрала воздуху в грудь и, сбиваясь от волнения и проглатывая слова, выложила всё, что обсуждалось на том, первом "совете", состоявшем из них двоих: и про монстра-людоеда, и про звук, "лишающий воли", и про запрещённый культ (проявив немалую осведомлённость в деталях) - и завершила свою пылкую речь вердиктом:
- Её не должно здесь быть!
На этих словах как плотину прорвало. Со всех сторон понеслись реплики: "Точно!" - "А тебе-то какое дело?" - "Если люди сбегают, Башня при чём?" - "Она их ест!" - "Что за чушь?!" - "Наша земля - наши порядки!" - "Да!!! Сразу надо было сносить!.." - "Да кто её тронет?!" - "У него договор! Он нас и слушать не станет!" - "А мне интересно, каким образом, если она так далеко..." - "Меня вообще не колышет..." - "Тебя не колышет, а меня так достало, что я хотел о переводе просить!" - "Чего тебя достало? Что в ухе жужжит?" - "Вот и попросим!.." Все наперебой бросились делиться "наблюдениями" друг с другом, забыв об устроительнице совета - а Тилли молчала, не то растерявшись, не то, наоборот, одобряя происходящее. Видимо, всё шло как надо. Башню называли кто "бревном в глазу", кто "мерзкой штукой" - а у неё, Ц-115, по спине бежали мурашки и холод собирался в груди: большинство участников совета с жаром высказывались за снос Башни. Она не ожидала такого прорыва враждебности к "мерзкой штуке" и неосознанно сжалась, как будто вся эта буря эмоций предназначалась ей лично.
Кто-то толкнул её:
- Что за "16 дней"? Эй! Слышишь - про какие 16 дней ты говорила?
Но она только молча опустила глаза. Никаких "16 дней" не было: ещё месяц назад она знала, что все воспринимали звук со своей собственной "периодичностью".
Велли тронула её за плечо:
- Скажи.
Пришлось встать. Все замолчали и уставились на неё. Она оказалась почти вплотную к Тилли, и на миг дыхание у неё перехватило: показалось, что в келье темно, а на столе мерцает свеча...
- Периодичность, - произнесла она хрипло, наблюдая, как Велли садится на её место. - Я думала... - и, сглотнув, продолжила чуть бодрее: - Первый раз я услышала это в мае.
- Да, - вполголоса подтвердил тот, кто говорил про май.
- Тридцать первого, в самый последний день. Точнее, вечер... Потом ничего не было 16 дней, - и замолчала, ожидая возражений. Никто с ней не спорил, и она заговорила увереннее:
- Второй раз был 16 июня. Когда... - она переглянулась с Велли. - Алла и новенький пропали без вести. В первый раз я подумала, что мне чудится. А тут решила: проверим, повторится ли оно снова. Это был... эксперимент. Попробовать отследить периодичность этого... явления. И оно повторилось - не через шестнадцать, а через восемь дней, 24-го, а потом сразу 27-го, как будто какой-то процесс ускорялся...
- Вот именно! - подтвердили сразу из трёх углов.
- А теперь оно там постоянно! - сказала Тилли. - И хотелось бы знать, было ли что-нибудь ещё раньше, поэтому желательно, чтобы среди нас были "старички"...
- Я "старичок", - сказал парень с западного участка. - Здесь с весны 87-го. Подтверждаю: ничего подобного раньше не было.
- А когда люди начали пропадать?
- С прошлого года.
- И тоже весной, - подхватил парень у шкафа. - С марта. А потом в мае.
Стало тихо. На пару минут воцарилось молчание - она, стоявшая рядом с Тилли, в это время украдкой высматривала, куда приткнуться. Чтобы не смотреть всё время в лица соратникам - и самой выйти из-под их взглядов, сесть и уставиться куда-нибудь в стену или в окно... Потом заговорила Тилли.
- Я баскиатка, - объявила она без всякой видимой связи. - Коренная, из тех, кто говорят на лимерийском. Этот язык, - Тилли стрельнула в неё взглядом, - мне почти родной. Знаком с детства. Я родилась в Баскии и до шести лет жила в... - Тилли остановилась, подыскивая слово. - В одном маленьком городке. Времени на усвоение местных традиций у меня было мало. Но... мои... - снова пауза. - Родители... - долгий, печальный вздох. - Были связаны со служителями культа Башни.
- Жрецами? - спросил кто-то.
Тилли кивнула - молча. Было ясно, что эту исповедь она продумывала заранее - но всё равно речь эта давалась ей так, словно была канатом, протянутым через пропасть, над которой ей предстояло пройти. И слушали её так же: внимали, разинув рот.
- Я говорю это, - объяснила она, - чтобы вы не спрашивали, откуда я знаю то, что скажу сейчас. - Тилли снова замолчала, словно чтобы убедиться, что в комнатке не может стать ещё тише. Потом в этой тишине зазвучал её голос:
- Башни - не храмы. А их культ - не суеверие неграмотных крестьян. То, что в них обитает, существует на самом деле. И оно невероятно опасно.
Тёплый грудной голос наполнял комнату, отдаваясь в сердце, кружа голову... Она словно вновь погружалась в сон - тот самый, о комнате, полной людей. Тилли стояла почти что вплотную к ней, переступая с ноги на ногу, касалась её то локтем, то бедром, - а она - та, кого Тилли называла подругой, - думала: "Она же просила меня молчать... А сама не молчит - и не молчала, раз этот совет созван. Я - не единственная посвящённая...".
- То, что здесь называли "монстром", - вещала Тилли, - не чудовище и не зверь, которого можно вообразить. Оно - безликая, бестелесная сила, подобная ветру или реке. Мощь её не сравнима ни с чем из того, что дано познать людям. Поэтому люди поклоняются ей - и мечтают овладеть этой силой...
Тилли говорила - а ей казалось, что она видит сон: люди набились в келью, в полумраке блестят их глаза... И среди них - Минира. "А как же Минира? - стучалась мысль. - Спроси о Минире", - но ей не хотелось ничего делать, как будто её воля была скована сном.
- Они создали башни для этого, - продолжала Тилли. - Их стены возведены, чтобы служить этой сущности телом. Башни привлекают её возможностью воплощения. Войдя в одну из них, эта сущность становится способной осуществить свою мощь, а хозяева башни - эту мощь использовать, обрушив её на головы врагов или вложив в созревание урожая. Так вот... - Тилли замедлила речь, стараясь придать вес каждому слову. - Когда... эта сущность... вселяется в башню... Та - начинает - гудеть.
И вновь - тишина. Ни слова, ни вздоха. Все уставились на докладчицу, как зачарованные. Сидели так неподвижно, что, когда один подал голос, ей показалось, что изображение не поспевает за звуком.
- Так она уже там, что ли?
- Именно, - подтвердила Тилли. - И не самовольно. Раз она в Башне, значит, кто-то что-то сделал для этого. Кто-то её... привлёк. Понимаешь?
- А чем её привлекают? Кровью?
- Нет.
- Гадалка говорила о крови! - ещё двое ухватились за слово. - Так она на это намекала? Что Аллу скормили этой... твари?
- Нет! Я не знаю, о чём она говорила! - попыталась отбиться Тилли, но она не сомневалась, что Тилли лжёт. Она отступила к окну и устроилась рядом с её напарником, наблюдая, как Тилли ведёт игру.
- Да, эта сущность пробуждается весной, вместе с силами природы, - говорила Тилли, - потому что сама такой силой и является, но ей не нужны жертвы! Она - дух...
- Но жрецы могут считать, что нужны! - воскликнула Велли. - Они убивают ради собственной кровожадности, за это их мерзкий культ и запретили! А ты... Ты с этой...
Она прекрасно помнит, что за ощущение возникло у неё тогда: среднее между ужасом и сдерживаемым смехом. Она уже предвидела, как Тилли грохнется с каната, когда ещё кто-нибудь заявит, что они с гадалкой заодно - и не понимала, рада этому или нет. Этот канат уже дрожал, как струна, и Тилли наверняка жалела, что пошла по нему, - но никто не успел опомниться, кроме Велли. Нолли, надо отдать ему должное, молчал - хранил нейтралитет.
- ...ты с этой женщиной... - глаза Велли превратились в щёлки.
В горле защекотало: "одной веры... Скажи: "ты с ней одной веры!"
Велли ощетинилась, как выгнувшая спину кошка. Она и Тилли сцепились взглядами, и взгляд Тилли молил: пожалуйста, Велли. Пожалуйста...
И тогда она, Ц-115, осадила свою бывшую напарницу, сказав громко:
- Велли, пожалуйста - не переводи общее в частное, - глядя той прямо в глаза, ясно давая знак не развивать тему.
И Велли этот знак приняла. Глаза её вспыхнули - но она поджала губки и замолчала. А Тилли пошла по канату дальше:
- Да, мы с этой женщиной знаем то, чего не знают другие. Но я говорю об этом, чтоб и другие знали!
Очко! Даже сейчас, вспоминая об этом, она едва сдерживает улыбку восхищения. Снова видит, как Тилли сосредотачивается на том, что собирается рассказать: сцепив пальцы рук, упирается в них подбородком, точно в молитве.
- Жертвоприношения ни при чём, они в культе Башни не практикуются и запрещён он не из-за них!
- Тогда почему их служителей называют жрецами? - спросил парень на койке.