Грубый Корнеев в машинный зал не заходил. Он впирался. Вот и сейчас.
Сашка было решил,что Витька пришёл за шефом - Хунта как раз сидел, соединившись с Алданом проводами, и хищно шевелил усами, бродя разумом в чертогах единиц и нолей. Но Корнеев прямо сказал:
- Заняты твоим шефом, - кивнул Сашка на Хунта, но приятель даже и не глянул в ту сторону.
- Мне бы с твоей головы начать. Голова-то у тебя голова.
Он достал из нагрудного кармана сложенный листок и помахал в воздухе:
- Знаешь, что пишут? Уникальное явление. Человек говорит по радио. Только ни радио, ни человека нет. Призрак в горах Памира. Как ему ответить, вот вопрос.
- А призракам отвечать точно надо? - уточнил Сашка.
- Если они спрашивают, закончилась ли война, то да. Обязательно. Нельзя с призраками так, если это... Такие призраки.
- Значит, какой-то боец... Подожди, линия фронта же далеко была. Или это откуда тебе написали?
- Это мне написали, - раздельно сказал Корнеев, - с Памира, из Таджикистана. Линии фронта там не было. А вот фронтовики бывали.
В комнате будто сквозняком дунуло.
- Значит, какой-то советский боец...
- Женского полу и говорящий по-испански, - дополнил Витька.
- Точно по-испански?!
Корнеев мотнул головой в сторону шефа:
- Да я уж отличу, даже если русскими буквами записать.
- Так а как её тогда поняли?
- Она повторяла свой вопрос по-русски и по-английски.
Алдан зажужжал, щёлкнул и начал выдавать длинную ленту с перфорацией. Хунта снял провода и потянулся к распечатке. Корнеев тут же сунул свою бумажку ему под нос.
- Что это? - резко и недовольно спросил Кристобаль Хозевич, упираясь взглядом в бумажку. Корнеев ткнул пальцем туда, куда, по его мнению, должен быть посмотреть шеф. Тот посмотрел. - Откуда это у вас?
- Там в остальном письме сказано, - пояснил Корнеев. Сашка через голову Хунты тоже вчитался.
- Если она призрак, то ответить мы ей не можем, - заметил он.
- Не можем, значит, не будем пытаться, - холодно откликнулся Хунта. - Поедем и сделаем.
- Как?
- Она использует технику. Значит, отвечать надо так же. И вы, Привалов, едете со мной.
- А я? - напрягся Корнеев.
- Пригодитесь.
Он отвернулся и стал просматривать ленту, которая всё лезла и лезла из ЭВМ.
Понятно, что уже назавтра Привалову оформляли командировку, а он оформлял дубля - не оставлять же каждого, кто ещё припрётся или просто придёт в машинный зал, на девочек. Они уже одной текучкой были заняты по горло. Девочки-девочки, а все они работали в НИИЧАВО дольше Сашкиного, и всю возню с побочными задачами логично отдали ему.
Собирался и Витька, и, вероятно, Хунта (надо ли как-то отдельно собираться было Кристобалю Хозевичу, всегда был большой вопрос). По слухам, его осаждал с утра Ойра-Ойра. Он упирал на свой обширный опыт общения с женщинами. Хунта предлагал не мериться с ним опытом общения с женщинами. Они выражали друг другу уважение, как учёным, и тут же Хунта сообщал, что ещё один магистр на месте будет лишним, а Роман взывал к его научной совести, и всё повторялось с начала, пока Хунта не потерял терпение.
Чуть позже Ойра-Ойра попытался взять в оборот Корнеева, уговаривая повлиять на шефа. Но Витька послал его, куда подсказывала Витьке природная грубость.
Всем было велено собраться за городом, на пустыре, в одиннадцать ноль-ноль утра. Должно быть, мощная магия, решил Привалов. Места для такой бывало надо много.
Но в одиннадцать пятнадцать на пустырь приземлился обычный советский самолёт. Втянул в своё железное чрево трио магов - и взлетел, прощай, Соловец!
XXII.
Знакомство с Таджикистаном Привалову запомнилось тем, что земля приняла его жёстко: в самолёте укачало, и через пару шагов прочь Сашка просто рухнул на каменную площадку.
- Слабак, - сказал зелёный Витька.
Хунта достал из воздуха сигару и затянулся.
- Позвольте, товарищи, - прокашлялся принимающая сторона, долговязый и совсем молодой парень. Он был в гордом одиночестве, но зачем-то с плакатом "Добро пожаловать, гости дорогие!" Из-под пиджака ослепительно белым сияла сорочка, с лацкана глядел значок комсомольца, а голову украшала расшитая тюбетейка. Акцент в речи был мягким, певучим. - Товарищи, разрешите вас поприветствовать...
- Я всё, что ли? - спросил пилот, выглядывая из кабины. Хунта оглянулся, махнул сигарой.
- Ну, тогда всё я , - повторил пилот, закрываясь. Самолёт неспешно растаял в воздухе.
Принимающая сторона улыбнулся неловко, словно потеряв нить беседы.
- Что хочу сказать, товарищи, - попытался он продолжить неуверенным голосом. Витька, всё ещё зеленей травы, решительно подошёл к нему, отнял плакат и крепко пожал руку:
- Физкультпривет!
Парень вдруг обрадовался и стиснул Витькину руку сразу двумя своими:
- Горячий, значит, физкульт! Курбонов! Очень рад! Товарищи! В рамках торжественной встречи наши ответственные лица подготовили наш приветственный таджикский национальный обед! Прошу к столу!
Витька деловито сообщил:
- До обеда объект. А обед мы будем на ужин. Так ведь, Кристобаль Хозевич?
Хунта снова взмахнул сигарой, и стороне пришлось смириться.
- На объект, - сказал он, - надо ехать на ослах. Неблизко объект. Там геологи стояли.
- Веди к ослам, - предложил Корнеев.
- Голос будет в двенадцать ноль-ноль завтра днём. Рано выезжать, товарищи.
- Всегда в полдень? - живо обернувшись, спросил мэтр.
- Всегда, - уверенно отвечал Курбонов. - Уже месяц слушаем.
- Месяц, - повторил Хунта с таким выражением, что парень бросился оправдываться:
- Мы решали, куда писать письмо. Когда решили, сразу написали.
- Запомните, молодой человек, - холодно произнёс маг. - Где бы вы ни услышали просьбу о спасении жизни, вы должны её принять как руководство к действию. Немедленному. Только так и должно поступать мужчине.
Уши Курбонова запылали, а лицо стало таким несчастным, что ясно было - дело не только в стыде.
Он вёл магов неровной тропой, стиснутой камнями, и рассказывал:
- Геологи оставили вещи, сказали, консервация, и велели не трогать. Мы не трогали! Мальчики решили посмотреть. Только посмотреть! Не хотели ничего брать. Стали смотреть, там рация. Включили рацию, там девушка. Выключили рацию, а девушку слышно! И на другой день пришли, тоже слышно. На третий не слышно, но пришли рано. Как стало двенадцать, снова она.
- А почему думаете, что призрак? - уточнил Привалов. - Может ведь и магнитная аномалия быть.
- Ты, Сашка, дуб дубом, - отозвался Корнеев.
- Она её найти просила. Говорила, что у неё есть еда и её успеют спасти, - продолжил Курбонов. - Думали, геолог. Или эта, спортсменка.
- Альпинистка, - подсказал Привалов.
- Да. Но она про войну спрашивала. И песни пела несоветские. На русском, а несоветские.
- Старорежимные, что ли?
- Нет вроде. Как будто не старые. Но там как будто... целовались и хотели больше целоваться.
Он показал на нарядный строй таджиков на краю селения. Перед строем стояла школьница в парадной форме, держала поднос, покрытый куском ткани, а на подносе - большую пышную лепёшку, щедро усыпанную чем-то белым и блестящим.
- Хлеб да сол! - Звонко сказала девочка, делая шаг вперёд и вытягивая поднос перед собой.
XXIII.
Привалов, опустившись на колени, осмотрел рацию. Пощёлкал так и этак тумблерами. Рация молчала.
- Батарея сдохла, - подытожил он. - Ловить она без новой батареи ничего не будет.
- А ловит, - сказал Курбонов и поглядел на часы на запястье. - Вот через двадцать минут услышите.
Ожидали молча. Корнеев отжимался, коротая время. Хунта, сложив руки на груди, созерцал горные виды. Привалов глубоко дышал - насыщал кровь кислородом. Его здесь явно не хватало. Курбонов нервно бродил по площадке.
В двенадцать ноль-ноль эфир зашуршал. Это была не сама рация - воздух. Трещал, шуршал - и превратился в женский голос, усталый и от усталости немного детский:
- Hallo, hola, привет всем, кто слышит.
Каждую фразу она повторяла на двух языках: начинала с английского, переходила на испанский и русский.
- С вами Лили-Сусанна. Есть кто-то живой? Я жду помощи. Мне нужна помощь. Я заперта с запасом еды, я могу дождаться помощи.
Про войну она не сказала ни слова. Объявила:
- Приём!
И выждала паузу.
Корнеев и Привалов оба глядели на Хунту. Хунта - на горы. Курбонов - на всех по очереди.
- Сегодня я спою вам пару песенок, как и всегда...
Лили-Сусанна принялась петь. Ничего рокенролльного в её голосе не было - немного путаясь в мотиве, она грустно напевала песенку, где повторялось слово "кьеро". В конце песни повторила сообщение - и снова пауза после слова "Приём".
В этот момент Хунта резко обернулся, в два шага оказался у рации, щёлкнул тумблером и сказал в неё:
- Слушает Кристобаль Хунта. Приём.
С той стороны помолчало, вздохнуло со всхлипом и отозвалось:
- ¿Diego? Diego, ¿estás vivo? (Ты жив?)
Это имя произвело на Хунту впечатление, которого Привалов и Корнеев никак не ожидали. Он окаменел. Ненадолго, но заметно - словно киноленту заело в проекторе. Потом снова щёлкнул, ответил по-русски:
- Я определённо жив. Просьба доложить обстановку.
- Диего, а Мария? Она в порядке? - перешла на русский и женщина в эфире.
- У меня сейчас нет информации, - уклончиво ответил Кристобаль Хозевич. Привалов и Корнеев переглянулись, а он продолжил официальным тоном:
- Просьба доложить обстановку.
- Ты меня вытащишь?
Хунта ответил после паузы:
- Я безусловно приложу все усилия.
Она хотела что-то ответить, но заплакала. Сквозь всхлипы спросила:
- Что мне делать? Я готова.
Хунта раздумывал, поводя глазами.
- Диего? Приём?
И тут странное случилось с его голосом. Он стал мягким. Нет, не так: он стал тёплым. И тоже не так. Но это определённо был другой голос. Хунта заговорил по-испански, и если бы кто-то знал испанский на этой площадке, он бы понял, что сказал маг вот что:
- Cariño, ¿confías en mí? Милая, ты мне доверяешь?
Она ответила твёрдо:
- Sí. Да.
- En ese caso, hasta mañana. Me pondré en contacto. (Тогда до завтра, выйду на контакт). Конец связи, отбой.
Хунта щёлкнул тумблером. Воздух молчал.
- А почему она вас назвала Диего? - спросил простодушный Привалов. Кристобаль Хозевич посмотрел на него, и взгляд его твердел на глазах. Обычным своим голосом он ответил:
- Не меня, Алехандро. Того, кого она любит.
XXIV.
- Надо было, - сказал, растягиваясь на постели, Витька, - взять с собой Ойру-Ойру. Он такого Хунту ещё не видел.
- Никто такого Хунту ещё не видел, - отозвался Сашка, растягиваясь тоже. - Чудеса, да и только. Ты понял, что он сказал этой Сусанне?
- Я испанский не учил. Только слышал. То, что говорил при мне Хунта, тем дамочек не утешают. Без перевода понятно, знаешь.
С Корнеева после контакта с неизвестной как будто слетела вся грубость. Или, наоборот, поверх неё наросло что-то тонкое, нежное, налёт необычной задумчивости.
- Мария, - продолжал он рассуждать. - Вот о ком женщина первым делом спросит? Значит, у неё ребёнок, дочка есть. Ну, была. О которой она волнуется. А дочка, может быть, уже сама давно мама. Или даже бабушка.
Привалова тоже охватила та же смутная, нежная печаль.
Что чувствовал Хунта, сказать было трудно. Он был занят своими мыслями и остался ходить по самолётной площадке - такое бывало, когда мэтр обдумывал задачи. С ним на всякий случай остался Курбонов, которому Сашка мог только посочувствовать. Хунта мог болтаться от пропасти к скалам всю ночь, не отвлекаясь на сон и ужин. А мог и по скале начать расхаживать.
После недолгого молчания, когда каждый думал о своём, Корнеев задал главный мучивший их вопрос:
- Твои версии?
Привалов оживился:
- Участница гражданской войны. Нет, жена участника. Он смог её выслать в Советский Союз, а дочь должна была выехать отдельно, на детском пароходе. И она не знает, что война давно закончилась.
- И лучше ей тогда не узнать, чем, - мрачно отозвался Витька. - И что не все пароходы дошли.
- Не все?
- Франкисты разбомбили два или три.
Сашка вздрогнул. Версия казалась ему самой убедительной, но именно о ней теперь думать и не хотелось.
- Ну, а что у нас вообще есть? - вопросил Корнеев. - Испанский. Знает русский. Говорит по рации. Для неё война - это вчера. Закончилась ли она сегодня - без понятия.
Оба поневоле вспомнили портрет Курбонова-отца: чёрно-белый снимок в главной комнате, на стене, перечёркнутый чёрной лентой. Отец на этой фотографии был не старше своего сына сейчас.
- Самое странное, - продолжал Корнеев, - тут вот что...
- Как Хунта среагировал на "Диего"?
- Нет, это не самое. Самое странное, что призрак там что-то ест. Призраки не едят, нет таких призраков. Музыку играют, рыдают, поют - кстати - и танцуют, в окна заглядывают. Они не считают запасы еды.
- В Ленинграде, - вспомнил Привалов, - видели привидения, которые хлебушка просят.
- Просят. А не едят и не растягивают запасы.
Подумав, Сашка согласился.
- Так если не призрак, то что?
- Временная аномалия. Вывалилась в темпоральный карман, тут время идёт, а там - ползает.
- Тогда её можно выдернуть... Наверное.
- Вот Хунта и бегает, понимаешь? Вычисляет, как.
Сашка попытался представить, как неизвестная Сусанна вываливается из тридцатых - последнее, что видела - в шестидесятые. ЭВМ, спутники, портреты Гагарина. Никаких новостей о войне - фестивали и слёты молодёжи. Мини-юбки.
И... Франко, победивший в Испании.
Хунта с утра был так же изящен, как всегда, свеж и благоухающ. Разве что взгляд - тяжелее обычного.
Курбонов за столом клевал носом, но поста не оставлял. Он даже успел переодеться в новую кипельно-белую сорочку и побриться.
Приятели поглядывали на мэтра, надеясь, что ему захочется поделиться планом действий. Но Кристобаль Хозевич хранил молчание.
Над столом хлопотала Курбонова-мать, строгая, немного грузная женщина в ярком костюме. Она действовала так деловито, словно задалась целью нафаршировать гостей овощами, фруктами, лепёшками - до полного обездвиживания. Отказать ей было очень трудно - так сурово она начинала глядеть на каждое "нет", так настойчиво подталкивать миску обратно. Приятели отвалились от стола еле живые, и только Хунта встал легко: он словно и не заметил большинство подложенных ему кусков.
Всё же он сфокусировал взгляд на хозяйке и вежливо пробормотал благодарность. Но весь путь до площадки с рацией проехал в молчании. Верхом на осле он выглядел, как другие не смотрятся на скакунах.
- Одиннадцать сорок, - отметил он, прглядев на солнце в небе. - Время собирать камни, кабальерос.
Корнеев, не спрашивая, принялся буквально стаскивать камушки на площадке к рации.
- В смысле собирать, Кристобаль Хозевич? - счёл нужным уточнить Привалов. Хунта кивнул на Витьку. Сашка тоже посмотрел на него - и покорно присоединился. Мэтр оглянулся на Курбонова - и парень, поглядев в ответ испуганно и растерянно, тоже взялся за камни.
- Одиннадцать пятьдесят пять, - объявил Хунта. - Через пять минут, кабальерос, ваша стратегическая задача - взять в руки по камню и найти, где заканчивается звук голоса.
- Сусанны? - уточнил Привалов.
- Естественно, - процедил мэтр. - На этой границе надо разложить камни. В идеале должна получиться непрерывная линия. Полагаю, правильная окружность. Задача достаточна проста в исполнении для человека с руками и ушами, не так ли, милейшие? Не умудритесь её провалить.
XXV.
В двенадцать ноль-ноль воздух вокруг рации тихо затрещал, и Хунта взялся за тумблер.
- Estoy aquí, cariño, (Я здесь, милая) - отозвался он, явно пытаясь смягчить голос - но так же явно нервничая.
- ¿Qué tengo que hacer? ¿Dónde estás? (Что мне делать? Ты где?)
- Quizás estoy cerca. Y tú, ¿dónde estás? (Похоже, я рядом. А ты где?)
Он всё же справился с голосом - обычная жёсткость смягчилась до просто твёрдости. Комсомольцы вокруг бродили, то поднимая, то укладывая на землю камни, то двигаясь к краям площадки, то возвращаясь к горке у рации.
- En el observatorio. En el Pamir. (В обсерватории. На Памире.)
- Muy bien. También estoy en Pamir. (Очень хорошо. Я тоже на Памире.)
- ¿Y me encontrarás? (Ты найдёшь меня?)
- Probablemente. Escucha, qué necesitas hacer. Necesito tu voz. Haré las preguntas más sencillas. Y tú responde. ¿De acuerdo? (Возможно. Слушай, что тебе надо сделать. Мне нужен твой голос. Я буду задавать простые вопросы. А ты отвечай. Ладно?)
- Bien. (Хорошо)
- Bien. (Хорошо)
Хунта огляделся - камни явно начали выстраиваться в подобие круга. Пока что - пунктиром. Молодёжь была занята, и не поняла бы ни вопросов, ни ответов, даже если бы разговор шёл по-русски.
- ¿Tu color favorito? (Твой любимый цвет?)
- Rojo. (Красный)
- ¿Tu canción favorita? (Любимая песня?)
- La bicicleta, de Shakira y Víves. (Велосипед, Шакиры и Вивеса)
- ¿El día de nuestro encuentro? (День нашего знакомства?)
- Eh... ¿un día de trabajo? (Э... рабочий?)
- ¿El año en que nos conocimos? (Год нашего знакомства?)
- Dos mil catorce. (Две тысячи четырнадцатый)
Он не запнулся ни на секунду - выдержал ту же крохотную паузу, что перед остальными вопросами.
- ¿Tu poeta favorito? (Твой любимый поэт?)
- Don Federico. (Федерико Гарсиа Лорка)
- ¿Su poema favorito? (Его любимые стихи?)
- Romance de la luna, luna. (Романс о луне, луне)
- ¿El color de los ojos de María? (Цвет глаз Марии?)
- Son negros. (Чёрные)
- ¿Mi nombre completo? (Моё полное имя?)
Круг становился всё отчётливее.
- Cristóbal Diego Junta Sánchez. (Кристобаль Диего Хунта Санчес)
- ¿Tu nombre completo? (Твоё полное имя?)
- Lili-Susana Múnсachi. (Лили-Сусанна Мункачи)
- ¿Qué año es ahora? (Какой сейчас год?)
- Dos mil veinticinco. (Две тысячи двадцать пятый)
Круг получался почти что на всю площадку.
- ¿Cuánta agua más tienes? (Сколько у тебя ещё воды?)
- Aquí en el almacén hay de todo: agua y raciones militares. (Тут на складе всего хватает: и воды, и армейских пайков)
- ¿Es esta una base militar? (Ты на военной базе?)
- Sí. ¿Esto te ayudará a encontrarme? (Да. Это поможет меня найти?)
- Probablemente. ¿Sabes dónde están los otros? (Возможно. Ты знаешь, где остальные?)
- Se oyó una sirena y una luz destelló. Empecé a tener mi ataque habitual. Perdí el conocimiento. (Была сирена и мигал свет. У меня случился мой обычный припадок. Я потеряла сознание.)
- ¿Puertas, ventanas? (Двери, окна?)
- Todo está cerrado. Parece que hay piedras afuera. No hay electricidad. Enciendo el generador de emergencia. Una vez al día. Al principio, me sentaba con el celular. Pero no había conexión. Como si no hubiera satélites en el cielo. Luego se quedó sin batería y, en la oscuridad, lo rompí. ¿Diego?
(Всё закрыто. Кажется, снаружи камни. Электричества нет. Я включаю аварийный генератор. Раз в день. Сначала я сидела с телефоном. Но соединения не было. Словно ни одного спутника в небе. Потом он разрядился, а в темноте я его разбила. Диего?)
Парни уже заканчивали.
- ¿Cómo ahora hablas conmigo? (Как ты сейчас говоришь со мной?)
- Había radios aquí. Enciendo una una vez al día. (Тут рации были. Я включаю одну раз в день.)
- Bien. (Хорошо).
Корнеев, Привалов и Курбонов закончили и встали за рацией, глядя вопросительно.
- Cariño, escucha. (Милая, слушай)
- ¿Sí?
- Mañana estarás conmigo. Prepárate. Ponte en contacto como siempre. Necesitaré tu voz. Además, tendrás que correr. ¿De acuerdo?
(Завтра ты будешь со мной. Приготовься. Выходи на связь как всегда. Мне будет нужен твой голос. Ещё приготовься, придётся бежать. Ладно?)
- Sí.
- Hasta mañana. (До завтра)
- Hasta mañana, Diego.
Кристобаль Хозевич повернул тумблер - холодный, пассивный, мёртвый. Жест был для него самого, не для рации. Воздух щёлкнул и опустел. Маг упёрся взглядом в Курбонова:
- Мне нужен будет стол из колеса. Колесо как стол. Чтобы стояло на ножке и вращалось. Здесь, с самого утра. Задача ясна?
- Да... Нет...
В объяснения пустился Витька, размахивая лапищами:
- Колесо, тележное, понимаешь? С арбы.
- Понимаю.
- На ножке должно стоять. Как зонтик. Зонтик видел?
- Да.
- Только само держаться. И крутиться. Вот так его руками крутить, понимаешь?
- Теперь понимаю. Завтра утром здесь колесо, на ножке, и чтобы можно крутить, - Курбонов повторил Витькины пассы.
Хунта, отвернувшись, разглядывал круг из камней. Идеально ровный. Широкий. Хорошая зона контакта.
- Кабальерос, по коням, - удовлетворённо заключил он и пошёл к привязанным ослам.
XXVI.
Курбонов с толпой подростков с утра превратил два колеса в крутящийся столик на широком основании прямо на стоянке геологов. Пожалуй, столько помощников ему не требовалось - скорее, он не смог их прогнать.
- Недурно, - похвалил Хунта, осмотрев результат. Он был хищно возбуждён и подтянут ещё больше обычного. Привалову с Корнеевым он велел творить зеркала: поменьше, для крепления на обод и спицы колеса, и большие, двухметровые, расставить вдоль круга камней.
На колесе, поставленном возле рации, получился настоящий зеркальный лабиринт - Хунта расставил сверкающие прямоугольнички крайне замысловато.
- Тут прямо сверху площадка, там палатка стояла, - и повёл всех по уступам скалы прочь. Компания ещё рассаживалась по краю верхней площадки, когда воздух в круге затрещал. На этот раз голос Лили-Сусанны слышал только Хунта. Для наблюдателей он говорил с кем-то не только невидимым, но и неслышимым.
- ¿Hola? ¿Diego?
- Estoy aquí, - ответил сразу подобравшийся маг и положил одну руку на обод колеса. - ¿Estás lista?
(Я здесь. Ты готова?)
- Sí.
- Escucha lo que sucederá. Hablemos un poquito, necesito tu voz. Entonces todo a tu alrededor parecerá empezar a romperse y a moverse. Como si vieras muchos espejos. No tengas miedo. ¿Tienes algo con qué vendarte los ojos?
(Слушай, что сейчас будет. Мы немножечко поговорим - мне нужен твой голос. Потом вокруг всё как будто станет биться и сдвигаться. Как будто смотришь во множество зеркал. Не пугайся. Есть чем завязать глаза?)
- Sí, - после заминки, отвечала женщина.
- Está bien. Cuando todo empiece a moverse, apaga la radio y cúbrete los ojos.
(Хорошо. Когда всё начнёт двигаться, выключай рацию и завязывай глаза.)
- Bien.
- Y entonces corre, corre inmediatamente, no te detengas ni un segundo. Es cuestión de vida o muerte. Corre hacia mi voz. ¿Está claro?
( А потом беги, беги немедленно, не задерживайся ни на миг. Это вопрос жизни и смерти. Беги на мой голос. Понятно?)
- Está claro.
Она не колебалась, ни следа от прежних всхлипов и слабости.
Хунта начал медленно раскручивать колесо. Зеркальца засверкали на полуденном солнце.
- Cariño, ¿qué crees que pasó cuando sonaron las sirenas?
(Милая, как думаешь, что произошло? Когда были сирены.)
- No lo sé. Tenía miedo de que fuera un ataque nuclear.