* * *

   Плетётся мысли канитель, насквозь прошив собой рассудок.
   Мятежный разум в темноте свивает жизнь в размеры суток.
   Уже в закат моя звезда, сверкнув пропеллером влетела.
   Так покидает навсегда душа безжизненное тело.

   Вот, скачут - внутрь заглянуть - деви'цы в беленьких халатах.
   Эх, не успел перетянуть я их парней в лосей сохатых.
   "Похоже, бабник был примат", - сказал, смешок разбавив матом,
   Весёлый парень (вот же, гад) студент-патологоана'том.

   Ищи изъян у обезьян!... Лежу, терплю, раз это нужно.
   За час закончилась резня, живот зашили, скоро служба.
   Ни папироски, ни вина... Тут мойщик мой размял фаланги,
   И, ледяной струёй звеня, вдруг причастил меня из шланга.

   Чуть затянулся ритуал - сердечный божий одуванчик
   В слезах пилил материал на мой еловый чемоданчик.
   Вообще-то славный гробовщик, но доску спёр таки для ранчо,
   И всё ворчал: Лежишь - молчи, ты получил задаром дачу.

   Гримёр навёл последний шарм, вписав меня в шикарный облик.
   Народ, молитву соверша, в платки выдавливает сопли.
   Мелькнул рассвет, и вот, ни зги. Затихли песен отголоски,
   За вечным праздником тоски течёт в пески мой юмор плоский.

   С пол-тонны весом тяжесть век застывшим взглядом подпираю.
   Веду себя, как человек, пока несут к воротам Рая.
   В висках великая тоска - ни баб, ни выпивки, ни соски,
   И жёстко, и постель узка, и непросушенные доски.


   Нарва. ......