Аннотация: Про веселую девушку Дашу которая любит гулять в купальнике даже зимой. (Извращенная фантастика)
Глава 1. Снова на снегу
Утро выдалось удивительно ясным. Солнце резало глаза, отражаясь от снега так, что казалось — весь мир залит холодным серебром. Я стояла у окна, прислонясь лбом к стеклу, и смотрела на искрящийся двор. Белые сугробы, голые деревья, промёрзшие качели, и свежий, нетронутый следами снег. Щёки чесались от нетерпения. Я буквально чувствовала, как мороз зовёт меня, как будто шепчет: "Ну же, выходи..."
Я чувствовала что почти выздоровела. Говорили что бронхит? Тьфу. Ерунда. Температура уже спала, голова была ясной, и хотя кашель ещё время от времени напоминал о себе — мне казалось, что я полностью здорова. Или просто слишком сильно хотелось на улицу. Мама ушла на работу, и я сразу же знала, чем займусь.
Я не стала рисковать снова с купальником — после прошлого раза все таращились, как будто в цирке. Да и не хотелось, чтобы кто-то снова начал фотографировать или снимать на телефон. В этот раз — красиво, но проще. Я выбрала свои короткие обтягивающие джинсовые шортики, те самые, с чуть рваными краями, и тонкую голубую маечку на тоненьких бретельках. Она была такого цвета, как небо в ясный зимний день. Волосы оставила распущенными — пусть слегка намокнут от снега. Ну и, конечно, босиком. Без этого — это была бы уже не я.
Когда я открыла дверь подъезда, изнутри сразу повеяло холодом, но настоящий удар ждал меня снаружи. Я быстро спустилась по ступенькам, ступая босыми ногами по серым плитам лестницы. Они были ледяными, и я каждый шаг ощущала до кончиков пальцев. Мурашки побежали по ногам, по спине, словно кто-то дотронулся холодной рукой к коже. Последняя ступенька, рывок — и я выскочила наружу.
Мороз ударил в лицо как пощёчина. Я остановилась на месте, затаив дыхание, и просто… чувствовала. Ветерок пробежался по моим открытым плечам, приподнял край маечки, и под неё тут же заползли крошечные льдинки холода. Ноги мгновенно провалились в снег. Он был мягкий, рассыпчатый, но обжигающе холодный. Я ахнула — не от страха, от восторга. Это то самое, за чем я скучала, лёжа дома под одеялом.
Я сделала шаг… второй… Тело вздрогнуло, ноги начинали быстро краснеть, дыхание стало частым. Снег налипал между пальцами, холод проникал выше и выше. Грудь покрылась мурашками, соски проступили сквозь тонкую ткань. Было дико холодно. Я дрожала, и внутри что-то сжималось от смеси ужаса и удовольствия. Я обхватила себя за плечи, но не остановилась.
Прохожие начинали оборачиваться. Первый был дедушка с тростью. Он просто застыл, уставившись на меня, и потом сказал:
— Девочка, ты что, из ума выжила? Ты себе всё на свете отморозишь!
Я хихикнула, закусив губу от холода.
— Не бойтесь, я уже привыкла!
— Да ты же кашляешь! — крикнул он мне вслед. — Говорю тебе, потом локти кусать будешь!
Я шла, стараясь не обращать внимания на зябкость. Кожа на ногах уже почти не чувствовала снега, но тело мелко трясло. Каждое дуновение ветра, даже самое лёгкое, проходилось по спине, как ледяной шёлк. Казалось, даже волосы начали мерзнуть — они уже были усыпаны мелкими снежинками. Я чуть пригнулась, снова обхватила себя руками и ускорила шаг.
Около автобусной остановки стояла компания подростков. Парни засвистели, когда я проходила мимо.
— Ого, девочка, у тебя подогрев встроенный? — усмехнулся один.
— Или мозгов нет? — вставил другой.
— Смотри, а то ноги отвалятся — босая же совсем! — добавила девчонка из их компании.
— Ноги у меня как у моржа! — громко сказала я и весело фыркнула. — Не отвалятся. Проверено!
Дальше — ещё хуже. Ветер усилился. Он хлестал по ногам, пробирался под маечку, дул в уши, и я начинала дрожать всё сильнее. Я чувствовала, как холод буквально вползает под кожу, проникает внутрь. Кашель вернулся — я сдерживала его как могла, но время от времени всё же накатывал — глухой, глубокий. Я отходила в сторону, прикрывалась рукой и снова шла.
И вот, на углу улицы, я увидела знакомые силуэты.
— ДАША?! — закричала Катя, махая мне рукой. — Ты опять?! Да ты чокнутая!
— Ну хоть носки бы надела, — добавила Лера, разглядывая мои ноги. — Или ботинки! Тут же лёд!
— Так кайф же, — сказала я, улыбаясь и стуча зубами. — Пошли в парк?
— Ты вся дрожишь! — Катя с укором посмотрела на меня. — Ну ты же ненормальная. Ты ещё и кашляешь!
— Подумаешь, — я подняла голову. — Главное — настроение!
Мы пошли вместе. Я шла между ними, босиком, вся дрожа, но ощущая странную гордость. Я всё ещё могу. Я снова на снегу.
Глава 2. Прогулка в парк
Мы шли по тротуару, протоптанному среди высоких сугробов, и я чувствовала, как снег хрустит под моими босыми ногами. Он был уже немного примят, но всё равно ледяной — особенно у бордюров, где капало с крыш и подмерзало. Я шла прямо по снегу, между лужами и коркой льда, и чувствовала, как ступни немеют всё сильнее, но... в этом была своя магия. Я всё равно улыбалась.
— Ну ты даёшь, — бормотала Катя, постоянно косившаяся на мои ноги. — Они у тебя синие уже.
— Они у меня всегда синие, когда я счастлива, — хихикнула я.
— Нет, серьёзно, ты же и так ещё кашляешь, — вмешалась Лера. — А если снова заболеешь?
— Тогда я хотя бы буду знать, что не зря. Представляете, я теперь почти как снежинка! — и тут же закашлялась, но снова рассмеялась. Мне было не остановиться.
Парк был почти пустой. Лишь пару мамочек с колясками, несколько детей на горке, да пожилая пара, медленно шедшая вдоль дорожки. Воздух здесь казался ещё холоднее, особенно в тени деревьев, где ветерок гулял свободно. Я зашла на центральную аллею и вытянула руки в стороны, как балерина, ощущая, как мороз щиплет за кожу, проникая сквозь майку. Спина покрылась мурашками, волосы цеплялись за лицо, и щёки горели от холода.
— Она что, с ума сошла?! — крикнула девочка лет восьми, указывая на меня и таща за руку своего младшего брата. — Мама, смотри! Тётя без ботинок!
— Не тётя, а Даша, — ответила я и подмигнула. — И да, без ботинок, так веселее.
Мама девочки посмотрела на меня в полном ужасе, потом наклонилась к детям и, думая, что я не слышу, прошептала:
— Не смотрите на неё. Она просто... особенная.
— Особенная! — обрадованно закричал мальчик. — Я тоже хочу быть особенный! Можно я тоже без ботинок?
— Нет, нельзя! — строго сказала мама и потащила детей прочь.
Я повернулась к подругам и покачала головой, смеясь:
— Вот так, девчонки, рождаются легенды.
— Ты реально как из фильма — "Холодное сердце", только ещё более отбитая, — буркнула Катя, но было видно, что ей весело. Лера достала телефон и начала меня фоткать, причём с таким азартом, будто снимала звезду.
Я покорно следовала командам. Стояла, раскинув руки, а снег мягко ложился на мои плечи, цеплялся за волосы, застывал между пальцами на ногах. Всё тело дрожало — уже не от радости, а от реального холода. Зубы начали стучать, будто клавиши пианино. Я чувствовала, как пальцы на ногах теряют чувствительность, как под майкой кожа становится влажной от инея. Но я не сдавалась. Я была королева этого дня.
— Эй, девушка! — окликнул меня мужчина в пуховике, проходя мимо. — Вы что, снимаете клип какой-то?
— Можно сказать, жизненный, — ответила я с улыбкой. — "Выжить на морозе: часть вторая".
— Ну вы и экстремалка! — он покачал головой. — Себе ведь всё отморозите. Особенно вот это, — он махнул рукой куда-то в район бёдер. — Зачем?
— Потому что холод — это весело, — пожала я плечами. — Пока вы кутаетесь, я живу!
— Тоже мне, Снежная Мэй! — бросил он напоследок, уходя.
Мы ещё долго гуляли по парку. Девчонки взяли по стаканчику кофе в уличной лавке, а мне купили какао. Я прижимала тёплый стакан к ладоням, и от этого чувствовала, насколько они уже закоченели. Я не хотела говорить, но пальцы начали побаливать. Всё тело было на грани, каждая мышца дрожала. Но в этом была особая эйфория. Я чувствовала себя героиней. Лёгкой, дикой, настоящей.
Пусть смотрят. Пусть не понимают. Я такая. Я — Даша. И я люблю зиму.
Глава 3. За забором
Мы гуляли с Катей и Лерой почти час. Сначала смеялись, потом хихикали сквозь зубы, а потом всё чаще молчали, поджимая губы. Даже они, в своих куртках, шапках и тёплых ботинках, начали зябнуть.
— Пожалуй, на сегодня хватит, — сказала Лера, кутаясь плотнее в шарф. — У меня пальцы в варежках уже не шевелятся.
— А у меня нос отпал, — буркнула Катя, глядя на свои покрасневшие руки. — Дашка, ты как вообще ещё живая?
Я только улыбнулась. Я замёрзла. Нет — я продрогла до костей. Меня трясло, ноги почти не чувствовали поверхность — я словно ступала по облаку холода. Но внутри всё кипело. Странным образом мне было весело. Так весело, как будто я сбежала с уроков и целый день гуляю по крышам. Я чувствовала себя свободной, непокорной, настоящей.
Когда мы собрались уходить, Лера накинула на меня свой шарф:
— Вот, держи. Просто заверни шею. Не выебывайся.
Я сдалась. Немножко. Только шарф. Остальное — пусть всё как есть. Мы шли по дорожке к выходу, и я всё ещё босиком шагала по снегу. Сильный мороз кусал ноги, но я упрямо шла, оставляя за собой следы и улыбаясь.
Мы обнялись на прощание, девчонки пообещали скинуть фотки и побежали к остановке. А я осталась стоять на углу. Воздух был стеклянно-прозрачным, мороз покалывал ноздри, снег искрился в уличных фонарях. Домой… не хотелось. Ну зачем? Там тепло, там ругань, там тапки и мамины приказы. А здесь — зима, тишина, я.
Я свернула в знакомый переулок, куда никто обычно не заглядывал. За старым деревянным забором был пустырь, поросший кустами и заваленный снегом. Я откинула засов, прошмыгнула внутрь и тут же захлопнула калитку. Здесь я была одна. Только я, снег и мороз.
Сначала я просто стояла, прислушиваясь к тишине. Сердце всё ещё стучало быстро — от холода, от радости, от ощущения тайны. Я сделала несколько шагов по нетронутому снегу. Он был мягкий, чуть скрипел, как будто пел мне песню. Я опустилась на колени, и снег тотчас облепил мои голени, прилип к бёдрам. Ткань шортов мгновенно промокла, и я зажмурилась от сладкого озноба.
Вот оно. Моё счастье.
Я стояла одна за забором, в этом безлюдном уголке зимы, где даже ветер, казалось, дышал тише. Здесь не было ни глаз, ни голосов — только я и снег. Мороз обвивал тело, как невидимый покров, пробирался под майку, прилипал к коже, играл на ключицах. Всё дрожало, каждый нерв был оголён.
Мне вдруг стало тесно в одежде. В этом лёгком, но всё равно сковывающем наряде. Я подняла руки и через голову стянула майку — влажную, прохладную, прилипшую к коже. Освобождение было почти резким. Холодный воздух ударил по груди, и я вздрогнула — не от страха, а от мощного ощущения живости.
Соски были напряжены, обледеневшие, будто из стекла. Я положила на них руки, ладони тоже уже окоченели, и первое прикосновение было почти нечувствительным. Но потом — как ток: холод, боль, и за ней — сладкое чувство полной открытости. Тело отзывалось дрожью, не только от холода, но от самой ситуации. Никто не видел, никто не знал, а я была здесь, одна с зимой.
Я водила пальцами по коже, ощущая, как она грубеет под налётом инея, как тепло изнутри борется с морозом снаружи. Иногда прикосновения были еле заметными, а иногда — как ледяной укол. Боль, восторг, искристое наслаждение — всё переплеталось. Я не сдерживала ни звуков, ни дыхания. Просто стояла в этом поле белизны и холода, среди сугробов, с ледяными губами и пылающими глазами.
Я была как стихия. Такая, как и хотела быть.
Я легла на бок, потом на спину — снег обжигал кожу, прикасался, как ледяные губы. Я засмеялась в голос, лёжа в сугробе, и глядела в серое небо, по которому плыли лёгкие облака. Снег попадал в волосы, на грудь. Всё тело дрожало. От кончиков пальцев до живота. Но я не хотела вставать. Наоборот — хотелось ещё, глубже в зиму.
Я перекатилась на живот и начала растираться снегом. Руками схватила пригоршню снега и провела по рукам, по плечам. Потом — по шее, по груди. Это был холод невыносимый, волнующий, вкусный. Кожа покрывалась мурашками, грудь напряглась, дыхание стало коротким и резким. Я потерла ноги, босые ступни — снег прилипал к ним, потом отваливался пластами. Всё тело горело от холода.
— Ха! — закричала я в небо, без причины. Просто потому что могла. Просто потому что мороз резонировал внутри меня.
Потом я замерла. Прислушалась. Где-то рядом по улице проехала машина. Там ходили люди, слышались гудки и шум вечернего города. Но здесь, за забором, я была одна. Я снова взяла горсть снега и прижала к лицу. Холод обжигал, как лёд, но я не отнимала руку.
Я взяла горсть снега и начала медленно растирать им свои бедра, чувствуя, как ледяные кристаллы тают на моей коже. Холод проникал глубже, и я зажмурилась от сладкого озноба. Мое дыхание стало частым и прерывистым, а сердце билось быстрее. Я чувствовала, как мое тело начинает трепетать от возбуждения.
Мои руки скользнули ниже, к самой чувствительной части моего тела. Я взяла еще одну горсть снега и начала медленно растирать им свою щелочку. Холод был невыносимым, но в то же время волнующим и вкусным. Я закричала от неожиданности и удовольствия, чувствуя, как ледяные кристаллы тают на моей коже, вызывая новые волны наслаждения.
— Ох! — вырвалось у меня, когда я почувствовала, как холод проникает глубже. Мое тело напряглось, и я начала двигать бедрами, ощущая, как снег тает и стекает по моим ногам. Каждое прикосновение было как удар током, и я не могла сдержать вскрики и стоны.
— Ааа! — закричала я, когда волна наслаждения прокатилась по мне. Мое тело дрожало и трепетало, а я продолжала растирать снегом свою щелочку, чувствуя, как холод и возбуждение переплетаются в одном мощном ощущении.
Я чувствовала, как мое тело начинает напрягаться, и я знала, что оргазм близок. Я ускорила движения, растирая снегом все быстрее и сильнее. Холод обжигал мою кожу, но это только усиливало мое возбуждение.
Тогда я взяла комок снега и засунула его прям себе в разгоряченную мокрую дырочку. Это была моя любимая кульминация! Меня обожгло холодом там, изнутри, в горячей дырочке. Я закричала, когда волна наслаждения прокатилась по мне, и я почувствовала, как мое тело дрожит от мощного оргазма.
— Ооо! — вырвалось у меня, когда я почувствовала, как волна наслаждения отступает, оставляя после себя сладкое чувство удовлетворения. Я лежала на снегу, ощущая, как холодный воздух касается моей кожи, и наслаждалась последними отголосками своего дикого и сильного оргазма.
***
Глава 4. Обратно, по снегу
Наконец я поняла — всё. Хватит. Ещё немного — и я реально превращусь в ледышку. Уже не было ни зуда, ни боли — только глухой, плотный холод, который словно забирался под кожу и заполнял собой всё изнутри. Как будто я стала не телом, а слепком из снега и инея.
Я с трудом разогнула замёрзшую спину и медленно поднялась. Мои движения были тяжёлыми, словно в воде. Снег сваливался с меня пластами — густой, пушистый, налипший на грудь, на живот, между лопатками. Кожа была как стекло — бледная, местами красная, местами почти белая. Но внутри… внутри всё горело. Я чувствовала восторг. Чистый, искристый, как будто я побывала на самом краю мира и вернулась оттуда другой.
Вот это да… Вот это безумие. Вот это — по-настоящему. На грани.
Я отряхнулась, сильно дрожа, но улыбаясь. Затем подняла свою майку. Она была тяжёлая от инея, почти хрустела в руках, холодная как лёд. Я натянула её через голову, и на мгновение показалось, что в тело вонзились тысячи иголок. Но я уже знала этот укол — и даже наслаждалась им.
Я пошла.
Точнее — поплелась, пошатываясь, едва передвигая ноги. Ступни не просто замёрзли — они стали как чужие. Я почти не чувствовала их, а когда чувствовала — это была тупая, тянущая боль. Босые, синевато-белые, они скользили по заледенелой мостовой, прилипали к заснеженным пятнам, спотыкались о лёд. Каждый шаг был усилием. Я прикусывала губу, чтобы не выть, и одновременно смеялась внутри: это и есть счастье? может быть, да…
В ушах звенело. Всё вокруг стало чуть глухим — как в пустоте. Маечка трепетала от ветра, казалось, она и сама вот-вот взовьётся в воздух, оставив меня голой посреди улицы. Ветер хлестал по животу, пробирался в каждый миллиметр, шуршал по плечам, по пояснице. Волосы липли к щекам. Лицо жгло, как от ожога. Но я шла. Шла к дому.
Переулок кончился, и я вышла на главную улицу. Люди, конечно, снова оглядывались. Кто-то с тревогой, кто-то с изумлением, кто-то с раздражением. Но я не видела их — я будто шла через стеклянный сон. Только я, холод, и этот путь домой.
Вот такая я. И я не жалею.
***
Я шла по улице босиком, в своих шортах и майке, раскрасневшаяся, промёрзшая до костей, но абсолютно счастливая. Прохожие смотрели с удивлением, кто-то качал головой, кто-то ворчал:
— С ума сошла, совсем что ли?
— Придатки себе отморозит!
— Да где её мать?
А я только улыбалась и шагала дальше. Ну что они могут понимать? У них свои заботы, у меня — зима, свобода и лёгкость в теле, несмотря на то, что пальцы на ногах почти не двигались. Ветер развевал майку, снег хрустел под босыми ступнями, а я чувствовала себя живой, как никогда.
Дом был уже рядом. Я быстро, хоть и чуть покачиваясь, поднялась на четвёртый этаж, стараясь не залипнуть на холодных ступеньках. Руки дрожали, волосы в инее, в ушах звенело — но я всё ещё улыбалась.
Нажала на звонок. Через пару секунд послышались шаги, щёлкнул замок, и дверь открылась.
На пороге стояла мама.
Она посмотрела на меня — босую, промёрзшую, в тонкой майке — и выдохнула:
— Даша… ты опять? Ну заходи уже, пока совсем не заледенела…
Я молча проскользнула внутрь, всё ещё улыбаясь. Да, я замёрзла. Да, возможно, снова заболею. Но оно того стоило. Ещё как.
***
Дверь открылась, и мама сразу застыла на пороге, глядя на меня с выражением, в котором смешались ужас, усталость и уже почти привычное "ну вот опять…"
— Даша?! — воскликнула она, обводя взглядом мои босые ноги, мокрые шорты, обледеневшую майку. — Ты... Ты что, снова?!
Я стояла на пороге, с взъерошенными волосами, покрытая инеем, ноги красные, губы дрожат, но я улыбалась так, будто вернулась с отпуска на Мальдивах.
— Мам, всё нормально, я просто... погуляла немного, — сказала я, пытаясь звучать как можно беззаботнее.
— Немного?! Ты вся синяя! — мама всплеснула руками. — Заходи быстро, пока не превратилась в сосульку!
Она отступила в коридор, уже на ходу снимая с вешалки полотенце и включая свет в ванной.
— Сколько градусов на улице? Минус двадцать?! Босиком! В одной майке! Ты что — из стали?!
— Почти, — шепнула я, проходя мимо неё, оставляя за собой мокрые следы на полу. — Изо льда.
— Ещё шутки шутит... — пробормотала она, закрывая за мной дверь. — А потом опять с температурой тридцать девять и кашлем до потолка!
Я только засмеялась. Да, будет ругань, будет тёплая ванна и чай с мёдом, будет "ты себе что-то отморозишь!" — но всё это позже. А пока… я дома. Я сделала это.
И всё равно, несмотря на мамину панику — я была счастлива.
***
Мама буквально вытолкала меня в ванную, не давая даже снять мокрую майку самой. Всё делала быстро, строго, но по-своему заботливо: скинула с меня одежду, включила воду, проверила температуру рукой, щёлкнула по крану.
— Садись. Немедленно. И не пытайся вылезти, пока сама не скажу, — бросила она и вышла, хлопнув дверью, но не со злостью — просто не знала, как иначе остановить моё упрямство.
Я медленно опустилась в воду. Она сначала казалась почти горячей, хотя, наверное, была просто тёплой. Кожа обжигалась, ноги сводило от перепада температуры. Я втянула воздух сквозь зубы и замерла. Казалось, будто всё тело охватило боль — не резкую, а тупую, пульсирующую, тяжёлую. Но потом — постепенно — стало отпускать.
Я лежала, погружённая почти по подбородок, закрыв глаза. Вода омывала плечи, грудь, бедра, ступни, которые всё ещё не отзывались нормально. Кожа постепенно розовела, дрожь утихала, дыхание становилось ровнее. Мир вокруг стих. Только лёгкий шум воды и пар, поднимавшийся от поверхности. Я ощущала, как будто меня собирают обратно из кусочков тепла.
Ванная запотела, зеркало стало матовым, на стекле капли. А я просто лежала. Не думая. Только чувствовала.
Не знаю, сколько времени прошло — может, пятнадцать минут, может, сорок — но когда мама снова заглянула в ванную, я уже чувствовала пальцы на ногах и даже немного тепло внутри.
— Ну что, жива? — спросила она, мягче, чем прежде. — Пора выходить.
Я кивнула, и она принесла мне большое пушистое полотенце, а потом — моё любимое одеяло в клетку, которое пахло домом. Я завернулась в него с головой и, пошатываясь, вышла из ванной, оставляя за собой тёплый пар и лёгкие следы на полу.
В комнате уже стоял поднос — чашка с чаем, две ложки мёда, варенье и пара печенек. Мама сидела рядом, молча, с усталым, но тёплым взглядом. Я опустилась на диван, укуталась крепче и обхватила чашку обеими руками. Тёплая керамика казалась чудом. Первый глоток — и в груди стало по-настоящему тепло.
— Вот сумасшедшая, — тихо пробормотала мама, проводя рукой по моим волосам. — Но всё равно моя.