Необычная попутчица

  (рассказ с умыслом)

  Меня зовут… ну, пусть будет Алексей. Возраст? Сорок с чем-то, неважно. Работа — тоже не главное, какая разница, кем ты был, если однажды мир вдруг перевернулся в самую обыкновенную зимнюю ночь? Это случилось в прошлом году, в феврале — ближе к концу месяца, когда зима на пределе своей власти, и всё кругом будто замерло в ледяном безмолвии.

  Мне тогда пришлось по делам съездить в один дальний район — черт знает куда, на самый край области. Назад возвращался уже вечером. Снегопад разыгрался такой, что видимость упала почти до нуля. Ветер хлестал снежными потоками, как кнутами, дорогу замело так, что местами приходилось угадывать, где заканчивается обочина. Я вел свой «Toyota Land Cruiser» осторожно, почти крадучись, боясь застрять или сойти с трассы в какой-нибудь кювет.

  Фары едва пробивали вперед белесую круговерть, дворники лихорадочно скребли стекло, будто и сами нервничали. В салоне было тепло, гудела печка, пахло кофе из термоса и немного озоном — от подмерзшего обдува. Я свернул с проселочной дороги, надеясь наконец выехать на основное шоссе — там хотя бы снегоуборочная техника ходит, и дорога более-менее чистится.

  И вот, когда я уже плавно выходил на развилку, случилось то, что заставило меня буквально выжать тормоз в пол.

  В потоке завывающего ветра и снежной пыли, в свете фар возникла фигура. Женская. Одинокая. Почти нереальная.

  Она стояла у края дороги, на высоком снежном отвале. И — Боже правый — была совершенно голая.

  Нет, я сперва решил, что мне это показалось. Может, это рекламный щит с дурацкой инсталляцией. Или плод воображения — я ведь не спал толком, и день был напряженный. Но нет. Это была она. Живая. Настоящая.

  На ногах у девушки были туфли на тонких шпильках — открытые, вечерние, абсолютно не для снега. Через просвет между тонкими ремешками было видно: пальцы ног подмерзли, но каждый ноготок аккуратно выкрашен — винно-красным лаком. Контраст почти болезненный: нежная женская кожа и грязноватые сугробы, морозный ветер и обнажённость, в которой не было даже намёка на защиту — ни белья, ни платка, ни шарфа.

  Она оглянулась, увидев мой притормозивший внедорожник, и резко развернувшись бросилась к нему, как будто это была ее последняя надежда.

  Переступала через снежные холмы осторожно, как по битому стеклу. Шпильки проваливались в рыхлый снег, она спотыкалась, размахивала руками, чтобы удержать равновесие. Иногда оглядывалась — будто боялась, что я сейчас поеду дальше. Потом вдруг побежала, насколько позволяли её замерзшие ноги и нелепая обувь.

  Ветер трепал её коротко стриженные, тёмные волосы. Лицо — бледное, с алыми пятнами на щеках, тонкими губами, судорожно сжатыми, и глазами… Глазами, в которых отражалась только одна эмоция — отчаянная, почти животная мольба.

  Она добежала до машины, прижалась ладонями к стеклу двери. Дыхание тут же запотело на стекле, она открыла рот, что-то сказала, но я ничего не услышал — только увидел, как дрожат её губы.

  Я почти механически нажал на кнопку стеклоподъёмника, и в салон тут же вломился резкий морозный воздух. Я непроизвольно поёжился — даже несмотря на то, что был в тёплой парке. А она… голая. Совсем. Под -20, да ещё с пронизывающим ветром и колючим снегом, бьющим в лицо — да тут за минуту можно задубеть.

  Девушка стояла, дрожа, с прижатыми к груди руками. Её соски были твёрды, как стеклянные бусины, а кожа покрыта мурашками, будто каждая пора пыталась закрыться от холода. Она посмотрела на меня, задержав взгляд. Глаза у неё были тёмные, чуть скошенные, и в этот момент — абсолютно беззащитные.

  — Пустите сесть, — выдохнула она почти беззвучно, едва шевеля губами. Голос у неё был глухой, осипший, словно она провела на этом морозе уже добрых полчаса.

  Я кивнул и нажал кнопку блокировки дверей. Щёлкнул замок, и она, не теряя ни секунды, неловко распахнула дверь, метнулась внутрь, и захлопнула её за собой — резко, как будто отрезая себя от того ледяного ада снаружи. Её колени дрожали, она судорожно пристегнулась, пальцы едва слушались, потом опустила руки на бёдра и сделала глубокий вдох. Я почувствовал, как по салону растекается слабый запах её замёрзшего тела, ветра и… чего-то парфюмерного, очень лёгкого, с цитрусовыми нотками.

  — Довези до райцентра, — проговорила она быстро, глядя прямо вперёд, будто мы были в такси.

  Тон у неё был такой… как бы сказать… будто она уже заплатила, и теперь просто требует услугу. Ни «пожалуйста», ни «спасибо», ни малейшего смущения.

  Я молча посмотрел на неё. В голове звенело: кто она такая? Откуда взялась? Почему голая — и почему такая гордая?

  — Довезу, — сказал я спокойно, не отводя взгляда с её лица, — но не просто так.

  Она чуть повернула голову. Моргнула.

  — В смысле? — голос стал настороженным.

  — Минет. — Я сказал это ровно, не повышая голоса. Просто и спокойно, как ставят условие: «если бензин оплатишь».

  Она уставилась на меня так, будто я только что заговорил на суахили. Несколько секунд просто сидела, ошарашенная.

  — Чего?! — выдохнула она наконец. — Ты... серьёзно?

  — А ты как думаешь? — Я усмехнулся, слегка повернув руль, как будто собирался уже тронуться с места.

  — Я… ты в своем уме?! Я тут чуть не сдохла на морозе, а ты мне такое!

  — Ну, ты же не просто замерзала. Ты стояла на трассе, голая, в босоножках. Вечер. Ветер. Снег. Это не совсем обычная прогулка, согласись. — Я чуть наклонился в её сторону. — Скажи честно, ты знала, что кто-нибудь остановится?

  Она отвела взгляд. Напряжённо сглотнула.

  — Это не твоё дело.

  — Может, и не моё. Но ты же в моей машине сейчас. А я не спасатель. И не твой рыцарь. — Я усмехнулся. — Так что, либо мы едем с… бонусом, либо я высаживаю тебя обратно на развилке. Выбирай.

  Она стиснула зубы. Щёки её вспыхнули, но не от стыда — от злости. Пальцы её вжались в ткань сиденья, но она молчала. Я видел, как она борется с собой.

  — Сволочь, — выдохнула она наконец. — Просто ублюдок.

  — Зато честный, — сказал я. — В этом мире ничего просто так не бывает. Даже доброта.

  Она снова повернулась ко мне. Во взгляде — не страх, не мольба, а холодное, колючее презрение. Губы дрогнули.

  — Нет, — произнесла она твёрдо, отрезающе. — Я не шлюха.

  Опустила руки на колени, выпрямила спину, словно давала понять: ни на миллиметр не уступит. Даже дрожа, даже синея от холода.

  Я усмехнулся.

  — Ну тогда и не повезу, — пожал плечами. — Хочешь — выходи.

  Стекло с её стороны всё ещё было опущено. Ветер швырял в салон ледяные комья снежной пыли. Тёплый воздух, который с таким трудом нагнала печка, моментально вытягивался наружу. Я почувствовал, как стынет лицо и пальцы. А она — сидела босоногая, с обнажённой кожей, с мурашками по телу, с подрагивающими плечами. Но не проронила ни слова.

  Мы сидели молча, в напряжённой тишине, где слышно было только, как выл ветер, скреблась в стекло метель и потрескивали пластики панели от перепада температур. Между нами стоял немой вопрос: чья воля крепче?

  Она первая нарушила молчание. Голос у неё дрогнул, но звучал всё ещё твёрдо.

  — Мы поедем?

  Я покачал головой.

  — Нет. Пока не сделаешь — не поедем. И вообще, мне уже пора. Так что давай, будь добра… — я медленно потянулся к дверному замку, — выходи.

  Я не был чудовищем. Просто... хотел её проучить. За этот тон, за командную подачу. За то, что вбежала в мою машину и сразу стала диктовать условия, будто ей весь мир что-то должен.

  Она выдохнула сквозь зубы и выругалась — резко, зло, по-настоящему грязно:

  — Мудак. Мерзкий, самодовольный урод. Чтобы тебя на трассе к чертям закрутило.

  И, не глядя, потянула ручку двери. Хлопок, ледяной ветер — и вот она снова снаружи.

  Тонкие туфельки провалились в снег, ступни тут же побелели, как в муке. Она даже не оглянулась, гордо шагнула в сторону от машины и снова встала у поворота, туда, где шоссе терялось в снежной пелене.

  Я не отъехал.

  Просто сидел и смотрел. Из интереса. Да и, по-честному, с тревогой. Такая не простоит долго — не в этом холоде. Подозревал: пять минут максимум — и сама вернётся. Гордая, да. Но кожа — не пальто.

  Она делала вид, что меня не замечает. Смотрела в темноту, куда должны были появиться фары машин. Тело у неё дрожало всё сильнее. Она то приседала, то обнимала себя руками, будто старалась согреться движением. Но снег сыпал беспощадно. Лип к коже, к волосам, к ресницам. Ветер закручивал вихри у её ног, подолгу не отпуская.

  Прошло минут пять. Ни одной машины. Только ночь, и мы — вдвоём, по разные стороны от стекла.

  И вдруг, откуда-то из темноты — фары. Чёрная «BMW X5», крадучись, вынырнула из метели, как хищник. Притормозила. Подрулила к обочине.

  Я напрягся.

  Номера были залеплены грязью. Ни региона, ни цифр не разобрать. Из салона — глухая музыка, приглушённый бас, как гул пещеры. Задняя дверь приоткрылась — девушка даже не колебалась. Шаг. Ещё шаг. Она споткнулась, чуть не упала, но вскочила и юркнула внутрь машины. Дверь захлопнулась.

  Свет фар выхватил силуэты внутри. За рулём — мужчина с короткой стрижкой и сигаретой в зубах. Справа — второй, в капюшоне. Сзади мелькнул третий — крупный, в меховом жилете. Все трое смотрели на неё, а потом — на меня.

  Один из них, кажется, усмехнулся. Или показалось.

  Машина стояла. Секунду. Другую. Может, ждали, что я подойду? Или просто хотели, чтобы я понял — её больше нет. Как вещь, которую ты выкинул, а кто-то подобрал.

  Я не шевелился. Не знал, что делать. В горле стоял ком. Чувство было мерзкое — липкое, как мокрый снег под воротник. Что-то внутри подсказывало: всё пошло не так.

  И тут вдруг дверь BMW с хлопком распахнулась. Девушка вывалилась наружу. Как будто не вышла, а вырвалась.

  Я не сразу понял, но... её держали. Несколько рук. Они в последний момент потянулись к ней, но она успела выскользнуть, сбежала, поскользнулась и рухнула прямо в снег.

  Дверь за ней тут же захлопнулась. Машина рыкнула, фары метнулись в сторону, и, взвизгнув шинами, «бэха» рванула прочь, к развилке, и исчезла в снежной круговерти — как зверь, слившийся с тенью.

  Я всё ещё сидел. Руки сжали руль так, что побелели костяшки пальцев.

  Она поднялась. Медленно, неловко. Отряхнулась. Вся была в снегу, на плечах, на волосах. Кожа — синюшная. Она даже не прикрывалась больше. Только шла. Шла ко мне, по занесённой трассе, пошатываясь.

  Я не двигался. Только следил.

  Я открыл дверь. Не сказал ни слова.

  Она влезла внутрь и снова села на пассажирское сиденье, с трудом, тяжело дыша. Придвинулась ближе к обдуву. Руки лежали на коленях — она даже не тёрла их, не пыталась согреться. Просто сидела. Тихо.

  — Поехали, — прошептала она. Голос был сиплым, едва слышным.

  Я молчал. Несколько секунд смотрел на неё. А потом кивнул. Передвинул рычаг в "Drive", фары прорезали снежную мглу, и мы двинулись вперёд, в ночь, в снег, вдвоём. Внутри машины было тепло, но между нами — глухо, как за стеной.

  — Почему ты вернулась? — спросил я, не глядя на неё, ведя машину сквозь снежную мглу.

  — Потому что ты… по сравнению с теми — просто ангел, — тихо ответила она.

  Я усмехнулся краем губ. Нехотя, но всё же — приятно было это слышать.

  — И ты не боишься, что я тебя тоже… заставлю? — спросил я, бросив на неё взгляд.

  Она отмахнулась, чуть повела плечом, не отрываясь от решётки обогрева.

  — Нет. Я сразу поняла, что ты не такой. — Голос у неё был усталый, но спокойный.

  Я пожал плечами. Повернул руль, выбираясь из заметенного участка.

  В салоне повисла тишина. Только скрип дворников, да глухой гул мотора. Она сидела, почти свернувшись, подставив обмороженные ступни потоку тёплого воздуха, и едва слышно выдыхала облачка пара.

  — Как тебя вообще занесло сюда? — спросил я спустя минуту. Не столько из любопытства, сколько чтобы заполнить молчание.

  — Парень бросил, — выдохнула она нехотя. — Решил, что я переспала с его другом. Вот и решил… «наказать». Высадил здесь, голую, на морозе. И уехал.

  — А ты правда переспала с его другом? — спросил я, почти беззлобно. Просто… прямо.

  Она повернулась, и уголки её губ чуть приподнялись. В глазах — впервые за всю дорогу — мелькнули живые огоньки, что-то дерзкое, колючее, весёлое и упрямое.

  — Ага, — усмехнулась она. — А тебе-то что? Тоже будешь мораль читать?

  Я хмыкнул, качнул головой.

  — Нет. Просто спросил.

  Она замолчала, но в лице осталась лёгкая насмешка. Как будто ей даже полегчало — быть собой, без оправданий. Снова опустила руки к ногам, растирая ступни.

  — Он всё равно был мудак, — сказала она тише. — Просто не думала, что до такого опустится.

  — А ты — не думала, что замёрзнешь насмерть?

  Она не ответила сразу. А потом, почти шепотом:

  — Я думала, что мне всё равно.

  Мы ехали молча. Мотор гудел ровно, колёса шуршали по укатанному снегу, сквозь стекло фары выхватывали вихри метели и редкие обочины. В салоне было тепло, но между нами всё ещё тянулась тонкая нить молчания — не враждебная, скорее... напряжённая. Каждый думал о своём, не пытаясь заглушить эту тишину словами.

  И вдруг она повернулась ко мне и, неожиданно резко, будто спохватившись, бросила:

  — А ну, останови.

  Голос — как команда. Безапелляционно, коротко.

  Я бросил на неё озадаченный взгляд, но невольно сбросил скорость.

  — Чего?

  Она усмехнулась, в глазах — вызов и искра:

  — Покажи, что у тебя там… в штанах.

  Прежде чем я успел что-то сказать, она протянула руку и, смеясь, смело прижалась ладонью к моему бедру, чуть ниже. Уверенно. Горячо. Сквозь джинсы.

  Сердце глухо бухнуло в груди. Вот так девушка, мелькнуло в голове.

  Я вырулил на обочину и остановился. Машина встала, немного качнувшись на неровностях снега. За окнами ревел ветер, метель не стихала, но внутри… внутри стало тише, глуше, теплее — как будто пространство вокруг нас сузилось до объёма этой машины.

  Мы молча переглянулись. Её лицо уже не было напряжённым. На нём — полуулыбка, лёгкая хищная тень, и какой-то странный отблеск — не то игра, не то жажда.

  Я нажал на кнопку, спинка сиденья откинулась назад с негромким щелчком. Она сделала то же самое. Потом, не сговариваясь, мы одновременно перелезли назад — туда, где можно было лечь.

  Салон наполнился теплом и близостью. Пространство стало тесным. Её колени коснулись моих бёдер, грудь — моей груди. Пальцы оказались в моих волосах. А мои — на её спине, холодной, покрытой гусиной кожей, с каплями растаявшего снега.

  Её волосы щекотали мне живот, губы скользили по коже — сначала через ткань, потом ближе, когда джинсы были расстёгнуты, и воздух в салоне стал гуще, теплее.

  Я тороплив расстегнул молнию, приспустил брюки, и раз — мой член уже оказался у нее во рту. Я затаил дыхание.

  Всё происходило медленно, со вкусом, как будто это был не просто акт — а что-то личное. Или... возвращённое.

  Когда она взяла у меня в рот, я тихо выдохнул. Её губы были горячими, нежными, а язык — живым, умелым, знающим. Она не смотрела на меня — полностью сосредоточилась на том, что делала. И это было не унижением, не уступкой, а… выбором. Волей. Даже вызовом.

  Я провёл рукой по её затылку, по шее — она не отстранилась. Только вздохнула, глубже погрузившись в ритм, который задавала сама.

  Когда я достиг пика, мои бедра рванулись вперёд, и я взорвался в её рот. Она жадно проглотила всё, не пропустив ни капли, её губы и язык продолжали работать, выжимая из меня каждую каплю удовольствия. Её глаза сияли, когда она подняла их, полные гордости и удовлетворения, её губы блестели, растянутые в удовлетворённой улыбке.

  — Понравилось? — спросила она, поправляя волосы, проведя пальцами по влажным прядям с каким-то будничным изяществом, как будто только что не творила ничего из ряда вон выходящего. Голос её звучал легко, почти игриво.

  Я взглянул на неё краем глаза, заводя двигатель. Мотор глухо загудел, и в салоне снова стало вибрирующе тепло.

  — А то, — усмехнулся я. Вышло немного неуверенно. Почти... по-мальчишески.

  — Вот видишь, — сказала она, снова откинувшись на спинку сиденья. — Что девушка может сделать… если ты ей нравишься.

  Я замолчал. Не знал, что сказать. Или не хотел. Где-то внутри всё ещё отдавался отголоском её вкус, её дыхание, мягкий тяжёлый ритм движений. Но куда больше — сидело ощущение, что я не до конца всё понял.

  Таких девушек, подумалось мне, не оставляют просто так на обочине, голыми. Или я очень наивен, или в этой истории что-то не сходится. Слишком много тумана, не только за стеклом, но и внутри неё.

  Мы снова двинулись с места. Машина плавно покатилась по занесённой дороге. Фары выхватывали снежные вихри, дворники лениво счищали стекло. В салоне повисла тишина — глухая, спокойная, и в то же время странно напряжённая. Почти уютная, но с каким-то посторонним оттенком.

  Она сидела рядом, всё так же голая, не смущённая, не стараясь прикрыться. Просто… сидела. Повернув лицо к стеклу. На скулах — розовый оттенок от мороза. На губах — усталая, почти довольная полуулыбка. Будто весь этот вечер — был её выбором. Или её игрой.

  Я вёл машину. Периодически бросал на неё взгляд. Не знал, кто она. Знал только одно: рядом со мной сейчас — не просто случайная девчонка с обочины. А человек, способный обернуть ночь в жар, даже когда за окном — минус двадцать и мёртвая тишина зимнего леса.

  ***