Необычная попутчица 2

  (рассказ с умыслом)

  продолжение

  Когда въехали в город, я спросил, куда её подвезти. Она молча указала поворот — во двор, на окраине, в районе, где я никогда раньше не был. Неоновых ламп не было, лишь старые тусклые фонари и темнота, закутанная в снежную пелену.

  Я свернул туда, куда она показала.

  Во дворе было тихо. Обычная многоэтажка, подъезд с облупленным домофоном. В окне подъезда — тусклый свет. Снег сыпал и сыпал, мягко, молча, как будто старался засыпать все живое в этом городе.

  — Сюда? — спросил я, остановившись.

  — Да. У последнего подъезда, — кивнула она.

  Я заглушил мотор. Некоторое время мы сидели молча.

  — Ну что, до свидания, — сказал я, глядя на неё с лёгким, сам не понял откуда взявшимся сожалением. — Приехали. Может… скажешь, как тебя зовут?

  Она повернулась, вглядываясь в меня и полутьмы, и буркнула:

  — Неважно.

  Потом надела туфельки, шевельнулась, открыла дверцу.

  — Наденешь хоть что-то? — спросил я, немного запоздало. — Мороз же.

  — Тоже мне, рыцарь, — хмыкнула она, уже стоя одной ногой на снегу. — Спохватился. А когда я замерзала у поворота — не особо жалел. Не бойся. Дойду. Я умею.

  Она выскользнула из машины. Дверь хлопнула.

  Она пошла — босыми ногами в туфельках — по свежему, хрустящему снегу. Голая. Прямо, гордо, не оглядываясь.

  Я думал, что она сейчас зайдёт в подъезд.

  Но нет.

  Она прошла мимо. По тропинке между сугробами, нырнула в переулок между домом и гаражами — туда, где даже фонари не светят.

  Я сидел, не шевелясь. Мотнул головой. Зачем? Почему не в подъезд? Видно, не хотела чтобы я узнал где она на самом деле живет, подумал я.

  Прошло минут десять. Снег на ветровом стекле начал наметать — дворников я не включал. Холод начал возвращаться в салон. Но девушки всё не было.

  Я вышел.

  Захлопнул дверь. Обошёл машину. Снег скрипел под ботинками. Переулок был узкий, петлял между стенами гаражей. Сначала я видел её следы — лёгкие, тонкие, с острыми шпильками, глубоко провалившиеся в свежий снег.

  А потом — они просто исчезли, постепенно засыпаемые снегом.

  Уперлись в забор. Глухой, высокий. За ним — темнота. И — ничего.

  Ни звуков. Ни движения. Ни малейшего намёка, куда она делась. Как будто снег просто… закрыл за ней дверь.

  Странно, подумал я, куда же она исчезла? Может где-то спряталась? Или проскочила между гаражами куда-то. Или перелезла забор и оказалась с другой стороны?

  Но зачем? И куда она пошла?

  Я постоял, вслушиваясь, вглядываясь, но переулок был пуст. И воздух стоял тишиной.

  Вернулся к машине. Сел. Завёл мотор. Машина вздрогнула, включился обогрев, и я снова поехал — уже к себе.

  Всю дорогу молчал. Только мысли крутились в голове.

  Кто она такая?

  Откуда?

  И была ли она вообще — по-настоящему?

  Я вернулся домой. Суета, дом, семья, хлопоты. Да, я женат. Не горжусь, но и не оправдываюсь. Слишком всё было странно, чтобы укладываться в мораль.

  Но иногда, ночью, когда жена спит рядом, и ветер шумит за окном… я вспоминаю ту ночь.

  И её. Голую. Дрожавшую на снегу.

  Глядящую мне прямо в глаза — как будто знала обо мне больше, чем кто бы то ни было.

  ***

  Прошло недели две. Жизнь шла своим чередом — работа, дом, дела. Всё привычно, всё как у всех. Но иногда, особенно вечером, когда возвращался по пустынной трассе, я ловил себя на том, что думаю о ней. О той самой незнакомке. Как она появилась — и исчезла. Без имени. Без следа. Без объяснений.

  Той ночью я снова ехал в тот район — другим маршрутом, через промышленную зону. Мороз был стабильный, около двадцати — у нас это не редкость. Снег сыпал мелкой крупой, не так сильно, как тогда, но всё же — напоминание.

  Я вёл машину почти машинально, глядя в лобовое стекло, когда заметил впереди затор. Машины, одна за другой, затормаживали, перестраивались, съезжали частично на обочину. Не резко — без паники. Но с осторожностью. Будто что-то там впереди мешало движению.

  Я не удивился. То люк провалится, то снег не почистят, то трубу прорвёт — обычное дело.

  Машина передо мной съехала в сторону, открыв обзор. И тут — мои фары осветили её.

  Она стояла прямо посреди дороги.

  Голая. Совсем. На этот раз — в туфлях на шпильке и… в тонких чёрных чулках. Бессмысленно, вызывающе, откровенно. Стояла, не прячась, не убегая, а показываясь. Ветер трепал её волосы, холод пробегал мурашками по коже. Но она стояла — как будто нарочно.

  Я нажал на тормоз, резко. Машина замерла в паре метров от неё.

  Щёлкнул замок двери. Опустил стекло. Высунулся.

  — Эй! — крикнул я. — Садись!

  Она обернулась. И вздрогнула — как от удара. Взгляд её поймал мой. Лёд — треснул.

  — Ты? — прошептала она. Голос дрогнул. Но не испугался.

  — Садись, — буркнул я. — Два раза не повторяю.

  И она — подчинилась. Обежала капот, распахнула дверцу и скользнула внутрь. Словно вовсе не мерзла. Словно ждала этого момента. Как будто всё это время стояла именно для меня.

  С порывом ветра в салон ворвался мороз, запах снега и острый, почти животный запах её тела. Она была вся в мурашках, но не дрожала — будто привыкла.

  Я отпустил тормоз. Машина двинулась. Некоторое время ехали молча. Я — глядя вперёд, она — будто слушая двигатель, как сердце.

  — Тебя что, опять парень высадил? — хмыкнул я. — Или самой… моча в голову ударила?

  — Моча, — фыркнула она. Потом обернулась, и взгляд её был уже другим. Почти игривым. Почти прежним.

  — Кстати… останови. Я… — она запнулась, как будто стеснялась, и закончила с лёгким вызовом: — …пописать хочу.

  Я усмехнулся.

  — Опять?

  — Ага, — кивнула она, — ну такая я. Спонтанная.

  — Ладно, — усмехнулся я, свернул с дороги, между домов, туда, где не было ни фонарей, ни людей, только тишина и сугробы. — Иди. Писай, раз уж приспичило.

  Она открыла дверь. Морозный воздух тут же хлестнул в салон. Сделала шаг — туфелька тут же провалилась по щиколотку в рыхлый снег, а затем соскочила вовсе. Девушка чертыхнулась, нагнулась, выудила туфлю из сугроба, не надела. Сняла и вторую — и, держа их в руках, босая, пошла по снегу, мягко ступая, словно это было совершенно обыденно.

  Она перешла сугроб, присела у кустов, повернувшись спиной, и — без всякой стеснительности — отпустила струю. В морозном воздухе пар взвился клубами. Сцена была такая… странная, естественная, беззастенчивая. Почти дикая. Она была как зверёк — свободный, живущий по своим внутренним ритмам.

  Вернулась она так же спокойно. Перешагнула сугроб, залезла в машину, устроилась на сиденье и только тогда надела туфли обратно. Выдохнула, закуталась в плед, посмотрела на меня. Тот самый взгляд — насмешливый, упрямый, с чем-то неуловимым, почти тёплым.

  — Ну? — спросил я. — И что это было? Ты так всегда, да?

  Она пожала плечами, не отрывая взгляда:

  — Да. Всегда. А иногда и не так. Как придётся. Я же говорю — я спонтанная.

  Я кивнул, не зная, что ответить. Пауза повисла неловкая.

  — Тебе чего-то не хватает? — спросил я наконец. — Ну… вообще. В жизни.

  Она усмехнулась. Не весело. Почти устало.

  — Мне всего не хватает, — сказала она тихо. — И сразу. Всё и сразу. Понимаешь?

  — Не совсем, — признался я. — Я же не психолог.

  — Вот именно, — хмыкнула она. — А мне, видимо, давно пора к такому.

  Она отвернулась к окну. Лицо её снова стало закрытым.

  — А, ясно, — протянул я, пытаясь как-то сгладить угол.

  — Что тебе ясно?! — резко обернулась она. Волосы взметнулись в воздухе. Голос сорвался. — Ничего тебе не ясно. Никому не ясно. Особенно таким, как ты. Думаете, если подобрали голую девку на дороге — теперь вы всё поняли?

  Я замолчал. Смотрел на руль. Слышал, как она дышит рядом — быстро, шумно.

  — Ну и ладно, — сказала она, уже тише. — Я такая. Это не лечится.

  Я кивнул. Медленно выжал сцепление, и машина снова тронулась.

  И вдруг мне показалось, что ночь стала темнее, но в салоне стало немного теплее. Только я не был уверен — от печки ли. Или просто от того, что она снова рядом.

  — Куда тебя сейчас? — спросил я, нажимая на педаль газа, когда дорога выровнялась.

  Она чуть покачала головой, глядя в окно.

  — Да никуда. Всё равно. Можешь высадить здесь. Сама пойду.

  — Так, босиком и голая? — спросил я, скорее из вежливости, чем от беспокойства. Просто… чтобы не молчать. — Ты так не простудишься?

  Я бросил взгляд в её сторону — не улыбалась. Просто констатировала факт. Как кто-то, кто прошёл столько холода, что уже не верит, что можно окончательно замёрзнуть.

  — А чего ты вообще добиваешься? — спросил я после паузы. — Что ищешь?

  Она нахмурилась, будто впервые услышала этот вопрос. Не от других — от себя.

  — Ну… — протянула она, задумчиво. — Мне хочется, чтобы… спасали, наверно. Чтобы кто-то остановился, подобрал, сказал: "ты не одна". Чтобы согрел не просто пледом, а собой. Любовью. Заботой. Чтобы не спросил "ты с ума сошла?", а просто... обнял.

  Она говорила тихо, почти шепотом. Смотрела вперёд. В никуда.

  — А для этого нужно обязательно замёрзнуть? — спросил я.

  Она оживилась, даже повернулась ко мне:

  — Ага! Вот! Ты понял. Ты, видно, догадливый.

  Я хмыкнул:

  — Ну, жизненный опыт. Наблюдательность. С годами прокачивается.

  — И много тебя… спасают? — продолжил я, уже тише.

  Она вздохнула. Глубоко.

  — По-разному. Иногда действительно греют. Иногда просто пользуются. Или… заставляют. Как ты тогда.

  Я замер. Сердце на мгновение стукнуло чуть сильнее.

  — Прости, — сказал я, неуверенно. — Тогда получилось глупо. Я… ну, не знал, как с тобой.

  — Забей, — отмахнулась она. — Я же сама нарвалась. Сама полезла. И мне, между прочим, тоже понравилось. Я же говорю — я… спонтанная. Живу по порыву. Иногда он влечёт туда, куда и не ждала.

  Я кивнул. Медленно.

  И на какое-то странное мгновение в машине стало по-настоящему тепло. Не от обогрева. От честности. От того, что она сказала вслух то, что другие носят всю жизнь внутри и боятся даже подумать.

  — Ладно, — сказал я примирительно, тем тоном, каким, наверное, говорят с большим ребёнком, которого не хочется ни обидеть, ни слишком всерьёз воспринимать. — Давай я тебя сейчас спасу. А ты на сегодня — закончишь.

  — Давай! — вдруг с радостью воскликнула она. Глаза вспыхнули. — Это подойдёт!

  — Что?

  — Останови!

  Я не успел спросить, зачем — просто резко ударил по тормозам. Машину занесло, ABS взвизгнула, колёса юзом пробежали по тонкой снежной корке. И прежде чем машина окончательно остановилась, она уже распахнула дверцу и выскочила наружу.

  Я только и успел увидеть, как её босые ступни коснулись снега. Она побежала вдоль шоссе — голая,

  Туфли, как я заметил, остались в машине — сдвинутые под сиденье. Даже не взяла.

  Она бежала свободно, не оглядываясь. Ветер трепал волосы, её спина мелькала в свете фар, плечи, бедра. Внезапно она свернула — в сторону, по узкой тропинке, ведущей куда-то в лесополосу. И исчезла — растворилась во мраке.

  Я выругался тихо. И вылез. Снег скрипел под ботинками, воздух обжигал лицо, шея ныла от порыва холодного ветра.

  — Спасать… — пробормотал я. — Сам пообещал, сам и страдай.

  Я шёл осторожно, оглядываясь, пока не увидел её.

  Она лежала на спине посреди поляны, в углублении между сугробами. Совершенно обнажённая, бледная в свете луны. Вокруг неё — тишина, снег, чёрные силуэты деревьев. Она терла себя снегом: грудь, плечи, живот. Движения были быстрыми, остервенелыми, резкими.

  Снег таял на её коже, превращаясь в капли, тут же замерзавшие вновь. Щёки горели, тело парило, как будто каждая порция холода делала её живее. Она запрокинула голову назад, и на её лице было выражение… не страдания — экстаза. Будто она сливалась с холодом, принимала его внутрь. Не как врага — как союзника. Как вызов.

  Я стоял, не зная, что делать. Она заметила меня, не переставая двигаться. Лишь бросила взгляд:

  — Ну? — прошептала она. — Раз уж обещал спасать — спасай.

  Я на секунду замер, не зная, что делать. Она лежала в снегу, обнажённая, раскинув руки, с отсутствующим видом, как будто достигла какого-то внутреннего финала. Но мороз стоял такой, что даже мои ноги в ботинках уже начали предательски промерзать — а она при этом, казалось, не чувствовала ничего.

  Решение пришло почти машинально. Я наклонился, подхватил её под спину и под колени. Она оказалась удивительно лёгкой, как будто и правда была создана не для тяжести, а только для ветра, снега и тонких чулок.

  Я поднял её на руки. Её кожа была ледяной, но податливой, расслабленной. Обнажённые руки свисали вниз, пальцы касались моего живота. Ноги болтались в воздухе, и каждый шаг по сугробам я ощущал, будто нёс хрустальную статуэтку.

  Она не сопротивлялась. Не смущалась. Только мягко прижалась лбом к моей шее, выдохнув — горячо, неожиданно интимно.

  Я шагал по снегу, тяжело, стараясь не споткнуться. В голове крутилась только одна мысль: «Вот только бы сейчас кто-нибудь не увидел. Или, не дай Бог, сфотографировал.» Скандал был бы тот ещё. Мужик несёт обнажённую девушку через сугробы на окраине города. Иди потом объясняй, что она сама.

  Добрался до машины, кое-как распахнул дверцу, и аккуратно уложил её на пассажирское сиденье. Её тело мягко изгибаясь опустилось в кресло. Я захлопнул дверь, обошёл машину, уселся на своё место, тяжело выдохнул. Ботинки насквозь промокли, брюки внизу — сырые, руки стыли. Я не знал, как она держится.

  И тут я обернулся к ней.

  И застыл.

  Она смотрела на меня — широко распахнутыми глазами, в которых не было ни тени холода, ни страха. Только изумление и восторг. Как у ребёнка, которому подарили долгожданную игрушку. Улыбка расплывалась по губам, грудь подрагивала от дыхания.

  — Молодец… — прошептала она. — Так меня ещё никто не спасал…

  И прежде чем я успел что-то сказать, она вдруг резко, с невероятной лёгкостью, переместилась — с сиденья через консоль, перелезая, как кошка, обнажённым телом прямо ко мне на колени.

  Её спина упёрлась в руль, и она уселась на меня, её тёплое тело прижимаясь к моему. Мы немного поласкали друг друга, мои руки скользили по её коже, вырывая у неё вздохи удовольствия. Её губы, мягкие и горячие, нашли мои, и мы погрузились в страстный поцелуй, наши языки переплетались в танце желания.

  Откинув спинку, мы перебрались на заднее сиденье, где было чуть посвободнее. Заниматься сексом в машине было довольно тесно, но мы сообразили, как найти подходящую позу. Я сел, расставив ноги в стороны, и спустил брюки. Она, голой попой, опустилась на меня, медленно насаживаясь на мой член. Её влажная, горячая киска обхватила меня, и я почувствовал, как её соки начинают стекать по моему члену, создавая мокрые, хлюпающие звуки. Она начала медленно двигаться, поднимаясь и опускаясь, её дыхание становилось всё более частым и тяжёлым. Каждое её движение сопровождалось хлюпаньем, её влага смешивалась с моей, создавая невероятное чувство мокроты и скольжения.

  Её возбуждение росло с каждой секундой, её тело дрожало от наслаждения. Она начала двигаться быстрее, её грудь подпрыгивала в такт её движениям, её соски твердели от возбуждения. Я чувствовал, как её мышцы сжимаются вокруг меня, её влага течёт всё сильнее, создавая ещё больше мокрых, хлюпающих звуков. Её стоны смешивались с моими, наши тела двигались в едином ритме, погружаясь всё глубже в пучину страсти. В этот момент, окружённые снежным пейзажем за окнами, мы были потеряны в нашем собственном мире, где существовали только мы двое и наше невероятное, животное желание.

  Она вскрикивала и стонала каждый раз, приподнимаясь и опускаясь на мой член всё глубже. Её голос, полный страсти и желания, эхом отражался в замкнутом пространстве автомобиля. "Аааа, ааа, ой, ой, ой, АААа!" — её крики становились всё громче и отчаяннее, смешиваясь с хлюпающими звуками её влажной киски, которая обхватывала меня всё крепче.

  Мы бурно кончили, почти оба разом, и она визгливо закричала, её голос эхом отражался в замкнутом пространстве автомобиля. Она закричала, и её киска сжималась вокруг меня, выжимая каждую каплю удовольствия.

  Потом она слезла с моего всё ещё торчавшего кверху члена, и неловко повернувшись, опустилась вниз, её лицо оказалось между моими ногами. Её язык, мягкий и горячий, начал обволакивать мой член, собирая каждую каплю её соков, которые смешались с моими. Она облизала меня тщательно, её язык скользил по всей длине, не пропуская ни одного миллиметра. Её движения были медленными и обдуманными, её дыхание обжигало мою кожу, создавая новые волны возбуждения.

  После того как она собрала все до последней капли, она подняла голову, её волосы были растрёпаны, а глаза горели удовлетворением. Она посмотрела на меня выразительно, как будто спрашивая: "Ну как я, а?"

  — Ты была великолепна, детка, — только и смог выдохнуть я, приходя в себя.

  — Большая практика, — небрежно ответила девушка, слезая с моих колен и оправляя волосы.

  Её голос звучал спокойно, но в нём сквозила лёгкая насмешка, как будто она знала, что её навыки не подведут.

  Я раскрыл дверцу и быстро пересел обратно на переднее сиденье, за руль, старясь не выпускать из салона больше тепла чем необходимо. Все равно, обернувшись я заметила как она поёжилась от порыва ветра ворвавшегося в салон с улицы.

  …Я завёл мотор, машина послушно тронулась с места. Мы ехали в тишине, не чувствуя неловкости — как будто всё между нами уже давно понятно. Только когда подъехали к новому дому, я спросил:

  — Домой? Только без фокусов, ладно?

  Она кивнула, устало, но с лёгкой улыбкой — на этот раз без дерзости, без игры. И правда показала путь: современная девятиэтажка с ярко освещённым подъездом, не таким уж и далёким от шоссе, но в другом районе, не там, где в первый раз.

  — Ну вот и всё, — выдохнула она, поцеловала меня быстро, почти буднично, и выскочила из машины.

  Я остался за рулём, смотря, как она перебирает босыми ногами в туфельках по снегу,

  Дверь подъезда захлопнулась за ней. Всё было бы вполне обычным, если бы не... что-то.

  Что-то меня не отпускало.

  Не включив фары, я подождал пару минут, потом открыл дверь, вышел и вошёл в подъезд следом. Не из недоверия — просто… хотелось знать.

  Пахло свежей краской, стены были недавно покрашены, под потолком гудели лампы. Вестибюль широкий, с новыми почтовыми ящиками и чистым кафелем. Ни души.

  Стойка консьержа, за которой никого не было. Консьерж или ушел спать, или в этом доме не было такого сервиса.

  Я прошёл мимо лестничной клетки к задней двери, что вела на другой выход, во двор. Открыл — хлынул мороз, метель в лицо. И тут… на свежем, нетронутом снегу — цепочка босых следов. Маленьких, женских. Они уходили прочь, и терялись в темноте между деревьями.

  У самой двери валялись её туфельки. Обе. А она... ушла босиком. Опять. В ночной город, в мороз.

  Я стоял, глядя ей вслед, пока следы не растворились в сугробах. Я вышел за дверь, и ещё долго смотрел на туфли. Будто они были частью чего-то большего.

  Кто она на самом деле? Зачем приходила и уходила? Почему раздетая? И почему не могла остаться?

  Я не знал. Но почему-то был уверен, что встречу её снова.