Михельсон
Танненберг

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками Типография Новый формат: Издать свою книгу
Оценка: 6.37*35  Ваша оценка:
  • Аннотация:
       Попаданец в генерала Самсонова, перед его принятием поста командующего 2-ой армией в июле 1914 года, перед наступлением в Восточной Пруссии. Начало Первой Мировой Войны 1914-1918 годов. Великая Война, как называли её тогда. А война... Война никогда не меняется!
      http://forum.amahrov.ru/viewtopic.php?id=9489
      http://forum.amahrov.ru/viewtopic.php?id=9539&p=8
      Автор - Михельсон
      Последняя прода была 07.12.2015.
      Нашёл случайно ссылку вот здесь - http://samlib.ru/i/isaew_a_w/popdanec22.shtml
      Начал читать, понравилось, но автор сильно много правил текст, и правки раскиданы по всей ветке форума. Поскольку последняя прода была в декабре 2015 года, взял на себя смелость собрать и увязать текст хоть как-то для удобного чтения. Очень жаль, что автор забросил свой труд, читать его очень интересно. Если у кого есть его контакты, сообщите пожалуйста автору, что его труд мною выложен на моей страничке Самиздата.

Танненберг

  
   http://forum.amahrov.ru/viewtopic.php?id=9489
   http://forum.amahrov.ru/viewtopic.php?id=9539&p=8
   Автор - Михельсон
   Последняя прода была 07.12.2015.
  

Вступление

  
   Интересно, все присутствующие на этом форуме имеют тайные мечты когда-нибудь тоже написать что-то, или нет? У меня такое желание было уже давно. Ещё до того, когда интернет стал достаточно массовым, и когда он появился собственно у меня. Просто тогда я не знал, что делать со своими мыслями, изложенными на бумаге. Ломиться в издательство мне казалось наивным - кто я такой, против маститых писателей, которые этому наверно учились? Но обнаружив в своё время этот форум, я всё чаще стал задаваться вопросом - а почему бы нет? Даже просто так. Написать, потренироваться в усидчивости, связном изложении своих мыслей на протяжении длительного повествования. Послушать, что люди скажут. С чего-то же надо начинать. А то так и останусь тихим мечтателем, бороздящем воображаемые океаны.
   Идей в голове бродило, конечно, много, посвящённых самым разным эпохам и странам. Как мне теперь стало понятно, я был не одинок ещё в те далёкие времена, когда Звягинцев не издал свою "Одиссею", а у многих уже появлялись мысли, как переиначить историю, переиграть то или иное событие. Занятие на первый взгляд бесполезное, но заставляющее перебрать множество фактического материала, и критически относиться ко многим событиям. В том числе и к событиям современности. Ведь корнями они уходят в прошлое. Но обычно все идеи носят довольно глобальный характер. И дело даже не в том, что они требуют более серьёзного изучения первичных источников. А в том, что их описание выливается в совершенно титанический труд, который втиснуть в рамки одного романа нереально. А я всё же сильно не уверен, что у меня хватит сил вот так сразу взять и написать несколько томов.
   Перед моими глазами на форуме было достаточно много примеров, когда не лишённые таланта люди взваливали на себя непосильную ношу на старте, и у них, как новичков, явно не хватало терпения. И, в общем-то, неплохие, а иногда даже замечательные сюжеты, оказывались брошенными и недоделанными, перемещаясь в архив.
   Поэтому я потратил некоторое время на осмысление нужной канвы произведения, чтобы оно было достаточно компактным по исходным условиям, имело неоднозначную оценку в истории, и вообще динамичный сюжет в силу выбранной эпохи и места действия. И остановился на Первой Мировой.
   Нет, поймите меня правильно, я и сам считаю занятием, по меньшей мере, неблагодарным переигрывать любые войны исключительно за счёт "гениальных" мыслей попаданца. Применительно же к Первой Мировой, чтобы нормально что-то поменять, надо начинать внедрение к аборигенам намного раньше, и менять в стране очень многое. Тогда это будет выглядеть хотя бы правдоподобно. Но такая задача слишком глобальна, о чём я говорил выше.
   Поэтому мною выбран стрессовый вариант, когда у ГГ нет особого времени на системные изменения, а всё преимущество заключается в после знании. И самое главное, в том, что именно в этот критический момент истории, даже незначительное вмешательство может изменить довольно много. Собственно теория МНВ в действии.
   Теперь несколько слов о предстоящем сюжете. Это самое начало войны, действия нашей армии в Восточной Пруссии. Действия, скажем прямо, крайне неудачные, в значительной степени, на мой взгляд, определившие катастрофические неудачи всей войны. И то, что немцы, из-за нашего раннего и неподготовленного наступления, вынуждены были снять с западного фронта три полновесных, четырёх дивизионных, корпуса, довольно слабое утешение. Напомню ситуацию вкратце. Для нашего наступления было создано две армии. Первая, под командованием Ренненкапфа, наступала из Литвы на Кёнигсберг. А вторая, под командованием Самсонова, наступала из Польши на север, примерно туда же. По замыслу ставки, они должны были окружить единственную немецкую армию в районе Мазурских озёр и разгромить её. Собственно большинство исследователей указывает на изначальную несостоятельность этого плана в принципе, потому что разрыв между нашими армиями был очень велик, действовали они, по сути, независимо друг от друга, а общая численность немецкой армии в регионе, с учётом ландвера, была существенно выше каждой их этих армий. А если учесть, что Восточная Пруссия обладала великолепной и густой сетью шоссейных и железных дорог, то немцы могли активно маневрировать своими войсками, сосредотачивая превосходящие силы против любой из наступавших армий. И громить их поодиночке.
   Но не всё так просто, как кажется на первый взгляд. Меня давно удивляло то, что несмотря на эти, казалось, очевидные вещи, наша Первая армия не только не была разгромлена сразу, а даже нанесла поражение немцам. Заставив их отступить, а немецкого командующего Притвица даже запаниковать, и заявить об отходе за Вислу. И это при том, что наша Вторая армия выступила позже, и на момент решающих сражений под Гольдапом на востоке, только пересекла границу. Притвица тут же сместили с поста, а на его место назначили Гинденбурга и демона этой войны Людендорфа. И эти люди не только не растерялись в новой обстановке, но и воплотили в реальность дьявольский план, результатом которого стал полный провал нашего наступления.
   Они оставили против первой армии символический заслон из двух дивизий, которые только отступали, обозначая своё присутствие. А всю остальную армию перебросили поездами на юг, против второй армии Самсонова. Вторая армия наступала, как могла быстро, подгоняемая ставкой, много дней. Обозы и артиллерия отставали. Но, тем не менее, её основные силы успели забраться довольно далеко на север, расходясь в разные стороны даже между собой. И неудивительно! После объявленной победы под Гольдапом по всем штабам прошло сообщение, что немцы панически отступают, и Самсонов собирался их ловить и перехватывать во время бегства! Не у кого даже мыслей не возникло, что немцы смогут перегруппироваться и ударить в другом месте. А они смогли!
   Но самое отвратительное в этой ситуации даже не то, что наступающие вразброд корпуса попали под мощный встречный удар. А то, что часть немецкой армии буквально на поездах заехала не только в левый фланг нашей армии, но даже в тыл. Заехали! Практически не встретив сопротивления. В результате два наших корпуса попали в окружение вместе с командующим армией. Да и остальные отступили не в лучшем порядке, сильно потрёпанные, потеряв большую часть артиллерии. Это был реальный разгром.
   Не менее интересна и судьба первой армии, продолжавшей долгое время оставаться в неведении и наступавшей на Кёнигсберг. Покончив с Самсоновым, немцы также оперативно сели на поезда, и отправились на встречу к первой армии, одновременно заводя полученные подкрепления с западного фронта в левый фланг и опять в тыл нашим. И сколько бы ни ругали Ренненкампфа, сколько бы ни хаяли нашу армию той поры, но когда вникаешь в детали этого этапа, просто удивляешься, КАК Ренненкампф ухитрился вывести армию из-под удара и спасти от окружения. Опять же на этом примере хотел бы отметить, что не так всё плохо было "в королевстве". Но наши отступили фактически на прежние позиции.
   В довершение картины хочу напомнить, что отступившие войска весь оставшийся год практически простояли на месте, а немцы, всё ту же армию, воевавшую под Гольдапом, разгромившую Самсонова, а потом вытеснившую Ренненкампфа со своей территории, так вот, всё ту же армию потом перебросили по железной дороге в Силезию, и уже оттуда предприняли наступление на Варшаву. У них правда ничего не получилось, но тот факт, что относительно небольшая армия, в сравнении с русской, противостоящей именно немцам, смогла весь год морочить нам голову, удерживая на месте - это просто удивительно.
   А потом настал 1915 год. На западе немцы перешли в глухую оборону, перебросив ударные части на восток. И настал БП 1915 года. Снарядный голод, худшая подготовка и общая слабость отмобилизованной русской армии сыграли свою роль, и фронт откатился до Риги и Минска, где он и оставался с небольшими изменениями до конца 1917 года. А дальше сами знаете что...
   Если честно, я не уверен, что даже если бы наша армия действовала более успешно, то у нас бы не было революции. Тем более многие считают, что предпосылки, конечно, были, но нам ещё и очень сильно помогли из вне. Правда, с источниками путаница, но это даже не важно. И дело не в том, как я отношусь к революции, причём к обоим. России были необходимы очень серьёзные перемены, что утверждается и демонстрируется почти всеми попаданцами. Но менять коней на переправе - хуже не придумаешь. Скорее всего, я этот вопрос оставлю за временными рамками намечающегося произведения. Возможно, даже повешу его в конце, выделив жирным шрифтом - пусть каждый сам решает. Но то, что судьба России МОГЛА сложиться по-другому, начни развиваться события летом 1914 года иначе - несомненно.
   Что для этого надо было? На самом деле немного. Как показывает анализ фактов, русская армия образца 1914 года была не так уж плоха. То есть в принципе шанс был. Вопрос в деталях. На мой взгляд, ключ лежит именно в неудаче Самсонова.
   Ещё раз повторю, изначально я вообще не собирался изображать из своего героя (по сути себя) великого полководца. Проблему можно решить намного проще. Это мы сейчас знаем, что немцы на самом деле не драпали за Вислу, а перегруппировывались. И это мы знаем, как лихо они катались по своим железным дорогам, перебрасывая по ним огромные массы войск. Про перегруппировку Самсонов вообще не знал, и шёл "ловить" немцев. А про железную дорогу если и догадывался, то не придал значения - драпают же. Что будет делать попаданец, даже далёкий от армии, окажись он в шкуре Самсонова? Правильно - всеми правдами и неправдами попытается замедлить продвижение своей армии, не допуская её растягивания и отставания артиллерии с обозами. Даже если получит нагоняй от командующего фронтом за медленный темп.
   И главное, ни в коем случае не уходить далеко на север от южной рокадной железной дороги, по которой немцы и заехали к нему в тыл. Дальше всё просто. Даже если в целом армия потерпит поражение, то не будет окружения, потому что немцы на том этапе очень неохотно отходили от своих железных дорог, по которым у них шло и снабжение. А охват через нашу территорию маловероятен - слишком медленно, и можно просто отступить дальше. Немцы всё равно не пойдут на юг, в Польшу, ведь на востоке вовсю резвится ещё одна наша армия, приближающаяся к Кёнигсбергу, и противопоставить ей нечего. А дальше наступает интересный момент - что они будут делать?
   Разгромить Самсонова не удалось, он перешёл к обороне и явно готов в любой момент пойти в контрнаступление. Ренненкампф двигается на Кёнигсберг, который или возьмёт с ходу, или, если укрепления ему покажутся достаточно сильными, то блокирует его небольшими силами, а сам двинется дальше на запад, заходя во фланг и тыл немецкой армии. Немцы могут попытаться поступить так же, как и в реальности. А именно - часть сил направить для сдерживания Ренненкампфа с фронта, а часть, причём существенную, по железной дороге между озёр во фланг и тыл русской армии. Но это у них получилось, когда Самсонов был разгромлен, а остатки его армии отступили на 100 км на юг. А когда он стоит у границы, и всего лишь потрёпан, но далеко не побеждён? Он очень быстро обнаружит, что против него стоит всего лишь незначительный заслон, и наверняка перейдёт в наступление. Перекроет железную дорогу, по которой немцы ушли в обход, и тогда уже часть немецкой армии окажется отрезанной от основных сил. Возможно, не сразу это почувствует, но в любом случае, ситуация возникнет очень сумбурная.
   И вряд ли немцы пойдут на такую авантюру. Скорее всего, поняв, что Самсонова разбить не удалось, они всё же отступят за Вислу. Тем более что это и так предусматривалось планом Шлиффена в случае необходимости.
   А в этом случае ситуация меняется очень сильно. Во первых, у наших не произойдёт подрыв боевого духа прямо в начале войны. Во вторых, будет сохранена получившая реальный боевой опыт целая армия, кадровая армия, без резервистов ещё, с нормальными офицерами, а не вчерашними юнкерами и отставниками. Не будет потеряна артиллерия. Но главное, что позиция по нижней Висле сильно спрямляет и сокращает фронт. А в этом месте делает его устойчивым. Все основные события смещаются южнее, в собственно Польшу. У наших был даже план наступления через Познань на Берлин. Здесь конечно уже сплошные домыслы, но даже если ничего не получится за весь 1914 год, то следующий год, 1915, будет встречен на принципиально других позициях.
   Да, я помню о всех проблемах русской армии, с которыми она вступила в этот год. В частности о снарядном и патронном голоде. Но даже с этим она ухитрялась обороняться полгода вполне успешно на гораздо более неудобной линии фронта. Основной её недостаток заключался в том, что над сражающимися войсками в Польше всегда нависала с севера Пруссия, в которую немцы могли совершенно внезапно перебросить войска и ударить во фланг. Они собственно это неоднократно и делали в течении года. Но то ли войск было мало, то ли у них просто не получалось прорваться через нашу оборону. Но факт тот, что нашим приходилось держать там огромную армию, укомплектованную такими дефицитными боеприпасами, которая фактически стерегла границу.
   И логика командования в той непростой ситуации в принципе понятна - они очень нервничали, когда на севере начиналось движение, потому что это грозило грандиозным окружением Варшавы. А если позиция идёт по нижней Висле, то активный фронт не только в два с лишним раза короче, но и держать его намного удобней. И мне кажется, что даже если в конечном итоге немцы и смогут достичь какой-то победы, то для русской армии это будет точно не БП, как в реальности.
   Но пока я разбирался в деталях всей этой стратегии, наткнулся на несколько очень любопытных фактов, обычно пропущенных в общих, обзорных источниках. И после этого понял, что в генерала поиграть всё-таки придётся, потому что упускать, согласно элементарной логике, такие подарки судьбы - натуральное преступление. Поэтому моё повествование будет не таким простым, как я описал выше. Ну и добавьте к этому извечный вопрос паникующего попаданца, который осознаёт, что он ПОПАЛ, и надо что-то делать. Волею авторского произвола я устраиваю заброс уже в август 1914 года в генерала Самсонова, когда казалось бы что-то изменить уже ничего нельзя в раскладах. Остаётся только действовать по ситуации. Но если подумать, то кое-что всё же можно сделать. Немного. Но это тоже поможет...
   Ну, и конечно, критические замечания приветствуются. Хотя перегружать текст технической составляющей не хотелось бы, но где-то это будет просто неизбежно - эпоха и специфика действия такая. Буду особенно благодарен за указание технических ошибок и подсказки в этой сфере.
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  

Пролог

  
   Анисимов Олег Сергеевич стоял на своём старом форде в унылой московской пробке. В субботу! Летом! Москва в это время обычно двигалась легко, но наверно что-то случилось. Или опять дорогу перекрывали впереди для высокопоставленного лица, или авария случилась. Но пробка была знатная. Водители нервничали, раздосадованные непредвиденной задержкой, но пока что никто не бузил. Кондиционер на малых оборотах исправно холодил воздух в кабине, а закрытые стёкла надёжно отгораживали внутреннее пространство от пекла снаружи. Тем не менее, настроение у Олега была отвратное. Потому что ездил он на работу, разруливать ЧП. Будучи начальником участка в мостостроительной организации, он отвечал за всё случившееся и даже не случившееся.
   Позвонили ему рано утром, и обрадовали тем, что при бурении свай под фундамент очередной опоры, наткнулись на сюрприз - неучтённую на плане трубу, из которой ударила фонтаном мутная жижа, быстро затопившая рабочую площадку. Естественно старший смены сразу позвонил ему, и намечался очередной разбор полётов с извечными русскими вопросами - кто виноват и что делать.
   Прибыв на место, Олег обозрел большую лужу, среди которой возвышался буровой станок, на котором, как Робинзон на острове, сидел грустный оператор. Вокруг лениво перемещались рабочие. Воняло вроде не сильно, поэтому сказать с уверенностью, что это за труба, было трудно.
   По известным телефонам начали обзванивать эксплуатирующие организации района, которые имели в своём хозяйстве трубы. Первой реакцией абонентов было отбрехаться и перенести разборку на понедельник, но график работ у мостовиков был жёсткий, и простой в два дня Олега не радовал. Поэтому он настаивал и грозил составлением протокола о отказе прибыть на место происшествия. Обещали быть.
   Первым приехал представитель водостока. Достал схему со своими коммуникациями, сверил с имеющейся на участке, и подтвердил, что это труба не его. Конечно, письменно подтвердил.
   Потом прибыли водопроводчики - молодые парень с девушкой на крутом Феррари, который пришлось оставить на стоянке у бытового городка, потому что перемещаться на такой машине по стройке было бы безумием. То же самое. Не наша, подпись в акте.
   Канализационщика ждали долго. Уже и звонили ему несколько раз, всякий раз получая ответ, что вот-вот будет, он уже рядом. Наконец, подпрыгивая на ухабах и стыках дорожных плит, к луже на приличной скорости подлетел довольно грязный уазик, из которого вылетел полноватый франт в костюме с галстуком и в белых туфлях. Прямиком направился к луже, поддёрнул штаны на коленях, присел, и потрогал воду рукой. Затем поднёс её к носу, и, расплывшись в довольной улыбке, громогласно объявил:
   - Не, не наше!
   - Точно? - Усомнился Олег. - Запашок какой-то затхлый.
   - Есть немножко. - Согласился представитель. - Но наше пахнет не так. Где подписать?
   Тяжело вздохнув, Олег протянул ему акт, где были описаны обстоятельства пробоя трубы, и следовали подписи представителей коммуникационных служб, признающих, что это не их сеть.
   А чья же тогда? В Москве дело обычное. Старая труба, уже исключённая из эксплуатации и почему-то не демонтированная. Возможно, что это вообще кусок трубы, в которой накопились грунтовые воды, и под давлением хлынули в пробой. Отсюда и затхлый запашок. Ну что же, надо откачивать, а там видно будет.
   Дальше звонок директору, рассказ о случившемся и предпринятых действиях. Никто не признался? Нет. Все в акте подписались? Все. Насосы поставил? Да. Долго откачивать будешь? А кто ж его знает, сколько там воды... Ну и так далее. Выразив восхищение мудростью начальства, и поблагодарив за участие в проблемах, Олег вытер вспотевший от жары лоб, и сделал напутствие старшему смены, что качать надо быстро, а бурить потом ещё быстрее. И поехал домой.
   Всё, выходной испорчен. Полдня псу под хвост. Нет, заканчивать надо с этой работой. Никакой личной жизни. Пора перебираться в контору на тёплое местечко, перекладывать бумаги и с умным видом изрекать очевидные истины для линейных работников. Льготный стаж он себе уже наработал, так что на пенсию пойдёт в пятьдесят пять лет, а вся эта нервотрёпка на участке уже надоела. Да и расти здесь дальше некуда. Самое время в свои-то сорок лет подумать о продвижении по служебной лестнице. Останавливало другое - нравы, царившие наверху. Сплошное лизоблюдство и подковёрные интриги. Всё же на участке была воля. Хотя в последнее время глупых бумаг становилось всё больше. На каждый чих бумага, на которую нужно собрать кучу подписей. И каждую такую подпись ставит раздувающийся от собственной значимости натуральный дармоед. Иногда он с плохо скрываемой брезгливостью наблюдал за начальственными обходами стройки, когда длинная вереница напыщенных людей в белых касках гуляла по участку, с важным видом кивая на десяток работающих монтажников. Вот уж воистину - один с лопатой, семеро с ложкой. И что же, стать одним из этих?
   Пробка была логическим завершением неудачно начавшегося дня. Деться отсюда было уже некуда, навигатор слишком поздно оповестил его о проблеме на маршруте, то есть тогда, когда он уже плотно встал. Оставалось только ждать. Мысли лениво перебегали с фривольно одетых женщин за стеклом, к очередному всплеску дискуссий на любимом историческом форуме.
   Наконец на встречной полосе началось какое-то движение, появились машины. Значит, есть надежда, что и его сторона скоро поедет. Олег даже вытянул шею, пытаясь разглядеть, что там впереди. Сбоку раздался противный визг сжигаемых покрышек, краем глаза он успел увидеть, как по встречке несётся спортивный БМВ, как его заносит, а колёса при этом продолжают бешено вращаться, испуская дым. И несло это чудо немецкого автопрома прямо на Олега. "Может, пронесёт?" - лениво подумал он. - "Нет, не пронесёт" - прозвучал в голове спокойный ответ. - "Чёрт!" - Мелькнула следующая мысль, и Олег вдавил педаль газа, сам с визгом стартуя, врезаясь в бампер стоящей в метре впереди машины и толкая её, пытаясь уйти из-под удара. Не ушёл. Правда, если бы он не газанул, то тогда удар пришёлся бы прямо в его дверь. А так всего лишь в заднюю. Но и этого хватило. Его форд крутануло и перевернуло. От резкого удара голова дёрнулась в сторону, в шее что-то хрустнуло... И выключили свет.
  
  
  
  
  
  
  

Глава 1

  
   Впереди были какие-то неясные сполохи. Ну да - свет в конце тоннеля. Говорят, что так светятся кости, идущих впереди, испуская фосфор. Это и есть конец? Такой незамысловатый и глупый, из-за какого-то придурка на навороченной тачке. И ведь шансов даже не было. Он и так сделал всё что мог. Иначе его бы просто превратило в отбивную на сиденье собственной машины. Впрочем, какая разница. Хруст в шее он помнил отчётливо. Или не всё сделал? Надо было стартовать раньше, и тогда он, возможно, успел бы сдвинуть впередистоящую машину дальше. Нет, вряд ли бы это принципиально что-то изменило. Там была секунда разницы. А толкать с места стоячую машину - это гораздо больше времени...
   Сполохи начали двигаться, смещаясь в сторону. Выходит, что этот тоннель ещё и не прямой, а петляет? А может это вообще лабиринт, из которого выходят только самые умные, которые сумели не заблудиться и выйти... Куда? В рай? А как же по делам твоим?
   Но в этот момент до слуха Олега донёсся ещё и какой-то равномерный стук. Два спаренных, промежуток, потом снова два спаренных. А тело ощутило плавное покачивание. Тело? Ощутило? Он где?
   - Тронулись, слава те господи. - Раздался в темноте с боку чей-то смутно знакомый голос.
   А ему вдруг стало невыносимо душно, он начал задыхаться. Сполох скользнул в сторону, и пропал. Пространство начало погружаться во тьму и Олегу стало невообразимо страшно, потому что он понял, что сейчас может снова умереть, и на этот раз по-настоящему или навсегда. Он рванулся вперёд, жадно хватая раскрытым ртом воздух... И сел.
   - Что с вами, Ляксандра Васильич?
   Олег повернул голову и разглядел в блуждающих бликах света чью-то вихрастую голову. "Васька" - мелькнуло в сознании. Внутри шевельнулось что-то тёплое по отношению к этому человеку. И тут же мозг взорвался от нахлынувшей на него информации, эмоций и мыслей. Потому что он явственно осознал, что здесь и сейчас никакой он не Анисимов Олег, а Самсонов Александр. А этот Васька не кто иной, как его денщик, верный соратник и товарищ, который неразлучен с ним ещё с Манчжурии. Его бросило в жар, голова шла кругом, и он с тяжёлым вздохом откинулся назад, кажется на подушку, потому что на осознание того, кто он теперь и как с этим жить, требовалось слишком много сил. Провалялся он так довольно долго, весь покрываясь потом, и даже не в состоянии сфокусировать на чём-то конкретном свои мысли, которые скакали, как взбесившиеся лошади.
   - Приснилось чаво? - Заботливо вопрошал Василий. Олег... Или Александр молчал. Потому что с одной стороны он прекрасно помнил, что только что сидел в машине на жаркой московской улице, а теперь...
   Теперь едет в поезде. И даже знал, куда и почему. И знал, что именно эта жизнь совершенно реальна и настоящая. А всё, что с ним случилось на московской дороге и до того... Сон? Привидевшееся будущее? Что-то слишком детально всё привиделось. Так не бывает. Он помнил слишком много людей из той, московской жизни, чтобы это могло присниться даже самому больному мозгу.
   Он помнил невероятное количество технических новинок, которыми пользовался там, в будущем или сне, которые даже в голову не приходили современным фантастам. Ну ладно бы одна-две, но столько? А главное, он помнил чувства, оставленные в той жизни. Чувства к женщинам, с которыми был близок, чувства к людям, с которыми его сводила жизнь. Чувства к рано ушедшим родителям. Значит, он спит всё же сейчас. Или бредит. Ведь он попал в аварию! Лежит сейчас наверно в коме, и воображает себе невесть что.
   Значит, он всё-таки ПОПАЛ в прошлое. Какое первое действие совершают все попаданцы? Тоже кстати нюанс. Вообразить, что в будущем вроде нормальные люди будут целыми днями сидеть за компьютерами и на специальных форумах обсуждать, как можно изменить прошлое, а главное в деталях представлять себе человеческие реакции, когда попадают туда - до этого надо ещё додуматься. Об этом даже Герберт Уэллс не писал. Итак, что там приписывает инструкция попаданца в таких случаях? Правильно - ущипните себя.
   И Олег-Александр ущипнул себя за крепкую ляжку. Ногу дёрнуло от сильной боли, он еле сдержался, чтобы не зашипеть. Покосился в сторону - Васька перестал обращать на него внимания, и мирно лежал на своей полке. Ну да, как же, перестал обращать внимание. Это уссурийский-то казак, бьющий белку в глаз, а в Манчжурии лично переловивший не меньше пары десятков японских шпионов? Просто делает вид, что не обращает внимания на раскудахтавшегося генерала. Исключительно из врождённой деликатности. А ведь это палево. Такой близкий человек под боком, знающий все бытовые привычки своего подопечного, вмиг раскусит подмену. Пресловутая инструкция настоятельно советует дистанцироваться в первую очередь от близких людей. Как от него избавиться? Следующая мысль, нехорошая, на автомате едва шевельнувшаяся ещё где-то в глубине распухшего мозга, даже не успела внутренне прозвучать, как была заглушена возмущением. Ты что, с ума сошёл? Это же Василий!
   Так... Следующий пункт - раздвоение личности. То есть шизофрения. Два человека в одном теле. Этому вопросу тоже посвящено немало строк. Но прислушавшись к себе, Олег-Александр не ощутил каких-то вопиющих противоречий. А они должны быть неизбежно. Потому что при симбиозе двух личностей из разных эпох возникает разность в оценке одних и тех же событий.
   Например, при виде полуголой девушки на улице, а как её ещё охарактеризовать, если на ней из одежды только короткая юбка и майка с открытым животом, человек двадцать первого века порадуется красивому зрелищу, а человек начала двадцатого, царский генерал, просто обязан брезгливо поморщиться. Это как, если допустить в двадцать втором веке победу всеобщей демократии с их моральными ценностями, то человек из начала двадцать первого века будет брезгливо морщиться при виде полуобнажённых и раскрашенных целующихся мужиков. Во всяком случае, русский человек. А вот хрен вам, а не такая демократия! Снова влезла мысль...
   Так, спокойно! Дышим ровнее. Некоторые признаки шизофрении всё же налицо. Что-то в сознании шевелится. Хотя, следует признать, что у Олега всегда был такой грешок, который можно было охарактеризовать, как беседы с самим собой. Иногда мысленные, где он как бы смотрел на проблему с разных сторон. Но иногда он терял над собой контроль, если находился в одиночестве, и начинал невольно жестикулировать в беседе со своим вторым, а то и третьим я. Правда, не сильно, так что, даже когда его кто-то заставал за этим занятием, то психом всё же не считали. Так может это всё же шизофрения? И она у него просто резко усилилась, и теперь он воображает себе невесть что? Ну да... Лёжа на больничной койке. А вместе с тем, ощущения поезда вполне реальны. Да и воспоминания уже из этой жизни столь подробны, что приписать их больному воображению невозможно. Слишком много очень личных, наверняка никому неизвестных спустя сто лет, нюансов. Да и чувства опять же. Они все имеют ту или иную эмоциональную окраску. И их очень много.
   Особенно к жене, с которой он, Александр, расстался совсем недавно, попрощавшись на перроне Кисловодска и отправляясь в путь. Дети... Не его дети, но за десять лет, что они вместе, он полюбил их всей душой. Ах, милая моя Екатерина Александровна, пишу вам это письмо... Отставить! Ты ещё не красноармеец Сухов. Хотя есть все шансы им стать. Если выживешь.
   Да... Хорошего впереди мало. Если не изменяет память, на дворе стоит двадцатое июля тысяча девятьсот четырнадцатого года. По юлианскому календарю разумеется, которым все в России того времени и пользовались, и который привычен для Александра Самсонова. Для Олега же, поднапрягшись, он всё же сообразил, это соответствовало второму августа. Кстати, в аварию он попал первого августа. Так что дни немножко не совпадают. А главное, что в аварию он попал в Москве, а сейчас находится в поезде, отъезжающему с путей Екатеринодара, который стал в будущем Краснодаром. То есть теория совмещённых объектов в пространстве и времени не подходит.
   Но дело даже не в этом. А в том, что жить ему, Александру Васильевичу Самсонову, осталось меньше месяца. Потому что началась война, которую позже назовут сначала Великой, а потом Первой Мировой. И он со своей армией очень скоро попадёт в окружение в Восточной Пруссии, и застрелится, чтобы не оказаться в плену. (Одна из версий гибели генерала Самсонова. Наиболее распространённая и тиражируемая многими писателями и историками). Понятно, что сейчас такой поступок выглядел глупо, но кто знает, в каком аду он окажется через месяц и какой выход для него окажется предпочтительней.
   А может просто смыться? Сойти на следующей станции, и затеряться в толпе... Да уж, генерал, затерявшийся в толпе. Тем более с его-то исполинским ростом. Но это уже дело техники, было бы желание. А вот желания, прислушавшись к ощущениям, он в себе как-то и не почувствовал. Острой болью кольнуло воспоминание о глазах жены, всего полдня назад провожавшей его в Кисловодске. Провожавшей на войну своего героя, богатыря и спасителя. И вот он, как мышь, ссутулившись, спешит затеряться в толпе, чтобы никогда больше не увидеть свою Катю, потому что он не посмеет прийти к ней, и признаться, что испугался смерти. Но ведь он не просто испугался возможной смерти, как она возможна для миллионов людей. Он испугался предначертанной смерти! Он знает, что погибнет там, в лесах Мазурии. Но как он это объяснит Кате, или вообще кому-то здесь?
   Хотя это шанс - прибыть в Варшаву, и начать всем рассказывать, что он из будущего, или у него было видение, и он знает всё наперёд. И пусть начальственные головы решают, верить ему, или нет. Поверят - хорошо. Всё пойдёт по-другому. Не поверят - упрячут в психушку, а это значит, что он почти наверняка останется жив... В отличие от миллионов других русских людей, погибших за свою страну. Как-то это всё же по-свински.
   Всё же интересно, почему он здесь. Если даже оставить в покое всю рефлексию по поводу шизофрении, то почему именно он, Олег Анисимов, оказался в шкуре генерала Самсонова, едущего на войну. Стоп! То есть ты уже принял, что именно ты, Олег Анисимов, перенёсся в тело Самсонова, а не наоборот - Самсонов погостил в твоём теле в будущем, а теперь вернулся, обогащённый твоим жизненным опытом и, главное, знаниями? Или это всё же... Опять стоп! Начинается каша в голове. Надо успокоиться и мыслить последовательно. В причинах и следствиях будем разбираться потом, время ещё будет. До Варшавы путь не близкий. Сейчас надо осознать своё место в жизни и выработать линию поведения на ближайшее время.
   Итак, кто такой Олег Анисимов? Обычный человек. Ну да, чего-то добился в жизни, начальник участка на стройке. Но при этом не стоит обольщаться и думать, что он какой-то не раскрывшийся гений, или упаси боже не признанный. В чём не признанный? В организации строительства? Даже не смешно. Что ещё он пытался сделать в жизни, что могло бы его выделять из других? Да ничего! Несколько неудачных романов с женщинами, две неудачные женитьбы. В тайных обществах не состоит, неглуп, но сказать, что блещет остротой мысли на форумах - было бы большим преувеличением. Форумах? Ну да, это его страсть - история и фантазии о её исправлении. Но это может быть уникально на общем фоне, но вообще-то на таких форумах тусуется много народа, с куда более светлыми головами и обширными знаниями. Про него точно нельзя сказать, что обладает подробными знаниями о какой-то эпохе, потому что интересы его были всегда многогранны, а значит слишком общими. Да, он временами начинал остро интересоваться событиями Первой Мировой и предшествующими им. Но потом охладевал к этой теме, отвлекался на более насущные проблемы жизни, а когда возвращался к истории, то погружался уже в другую эпоху. Да любой выпускник истфака даст ему сто очков вперёд, тем более работающий всю жизнь над этой темой. Люди работают с огромной массой документов на протяжении многих лет, а он только временами почитывал популярную литературу и изучал общедоступные документы. К тому же эпизодичность его интереса сделала эти знания расплывчатыми, он наверняка многое забыл.
   А кстати, перенос сознания не сделал его память абсолютной? Вроде нет. Во всяком случае, в памяти не начали всплывать таблицы и цифры, когда он попытался её напрячь. Значит, чуда не случилось, и голова его не превратилась в компьютер. Выходит, дело не в его каких-то особых знаниях и не в нём, как в уникальной личности.
   А может ли иметь к этому отношение авария? Лежит он сейчас в коме, подключённый к какому-то супер компьютеру, а его реакции изучают умные врачи. Может и мысли читают... Нет, бред. Ощущения происходящего слишком реальны. Он снова попытался себя ущипнуть, но передумал. Не работает. Он по-прежнему едет в поезде. В 1914-ом году. И по-прежнему знает, что он генерал Самсонов.
   Кстати, судя по всему, ход мыслей и общая реакция на происходящее у него всё же от Анисимова, человека двадцать первого века. Но, тем не менее, он, практически без каких-то противоречий ощущает себя и Самсоновым, прекрасно помня не только события, связанные с этим человеком, но и его чувства, его мысли, его оценки происходящего. Просто сейчас всё это отступило на второй план. Оно вроде есть, но никак не влияет на ход его беспокойных мыслей, как будто, так и должно быть, словно в порядке вещей проснуться, и понять, что ты успел пожить в будущем. Наверно так себя чувствовали люди далёкого прошлого, проходившие инициацию при взрослении. Выпил шаманского снадобья, зашёл в пещеру, провалялся там пару дней в бреду, а вышел обратно уже другим человеком, взрослым мужчиной, просто знающим, что и как надо делать в разных ситуациях. Только он и так уже взрослее некуда, пятьдесят четыре года как ни как... Или это у эльфов всяких такие штучки были...
   Стоп! Ты ничего не пил, и хватит об эльфах, а то крыша вообще поедет! А вот наложенная матрица сознания у Звягинцева - это уже теплее. Что-то такое у него было. Шульгин попадает в тело какого-то комиссара накануне ареста... Да? Звягинцев новый Жюль Верн и провидец в своём роде? Как рабочая версия, похоже, но не совсем так - он, Анисимов, испытывает слишком сильные чувства к людям, которых знает только Самсонов. А герои Звягинцева не страдали излишней сентиментальностью по отношению к аборигенам. А ему даже слово это произносить мысленно уже неприятно. Потому что назвать, даже мысленно, аборигенами Катю или Василия сродни предательству.
   Значит, или он оказался в теле Самсонова согласно какому-то замыслу... Оставим пока бесполезные метания на тему, чей это замысел... Или всё это нелепая случайность, шутка природы, причина которой совершенно непонятна. В любом случае, суть от этого совершенно не меняется. Он теперь генерал Александр Васильевич Самсонов, Туркестанский генерал-губернатор и командующий войсками Туркестанского военного округа, наказной атаман Семиречинского казачьего войска. Летом этого года поехал на Кавказские Минеральные Воды с семьёй отдохнуть от трудов праведных, поправить здоровье, хотя никогда на него не жаловался, в отличие от своего старого товарища, ещё по Николаевскому кавалерийскому училищу, Жилинского Якова Георгиевича. Который и направил ему две недели назад секретную телеграмму из Варшавы, где он пребывал в должности генерал-губернатора и командующего округом. В телеграмме недвусмысленно намекалось, что события в мире, в связи с Сараевским убийством, совершенно пошли вразнос, в воздухе ощутимо пахнет большой войной, и он, как командующий округом, хотел бы иметь у себя проверенных людей рядом, на которых можно положиться. Тем более, что и сам Самсонов много лет прослужил в штабе Варшавского военного округа, а после войны с японцами два года был его начальником. А значит, имеет представление о регионе, многочисленные связи с людьми. К тому же он, Самсонов, боевой генерал, имеющий опыт последней войны, а значит будет очень полезен в Польше, где скорее всего и развернутся основные события.
   Конечно, Самсонов тут же откликнулся. Тем более, что прятаться от войны было не в его характере. Он и на войну с Японией поехал, написав прошение перевести его на Дальний Восток, оставив тёплую должность начальника Елисаветградского кавалерийского училища и только что обретённую жену. А теперь снова война, которая обещает быть намного более страшной, чем предыдущая. И разве он может остаться в стороне? Правда, это был ещё не вызов в Варшаву, просьба была негласной, потому что в случае начала мобилизации, он, Самсонов, никуда не успеет выбраться из своего Туркестана. В завершении Жилинский советовал взять отпуск, и навестить хотя бы родное поместье под Елисаветградом, что не должно вызвать не у кого подозрений. Оставлять свой обширный край без присмотра, и незавершённые дела, которые никогда не кончались, ему конечно не хотелось. Но ставки были высоки, и Александр Васильевич передал дела своим заместителям, а сам с семьёй отправился сначала на Кавказ, на что его уговорили ничего не подозревающие дети. У них были летние каникулы, им хотелось путешествий и новых ощущений.
   Доехали поездом до Красноводска, оттуда пароходом в Баку, а уже оттуда в Кисловодск. Пока он завершал дела в Ташкенте, пока собирался с семьёй в дорогу, пока добрались до Кавказа, прошло двенадцать дней. Ещё во время сборов в дорогу он узнал о ультиматуме Австро-Венгрии к Сербии, выполнить который полностью, означало для последних попросту лишиться независимости. Теперь даже Самсонов, далёкий от центров политической жизни в своём захолустье, понял, что запахло войной. Но оставалась ещё надежда, что австрийцев удастся уговорить смягчить требования. Или они сами не решатся на войну. Ведь за Сербией явственно стоит Россия. Всё это заставило его поторапливаться.
   И вот, на третий день пребывания в Кисловодске, 19-го июля, он узнал, что Германия объявила России войну. Жилинский знал, где остановился Самсонов, и уже вечером от него пришла телеграмма, в которой он предлагал по согласованию со ставкой, ему занять должность командующего одной из армий. И настоятельно советовал поспешить.
   И на следующий день Самсонов, сердечно простившись с женой и детьми, прихватив с собой денщика Василия, взял билеты на поезд до Варшавы, и отправился в путь. Ночью, под Екатеринодаром, случилась явно непредвиденная расписанием задержка. Поезд простоял на путях почти два часа, очевидно пропуская вперёд эшелоны для мобилизации. И вот в этот момент всё и случилось, потому что он осознал, что теперь не только генерал Самсонов, но ещё и Анисимов из далёкого двадцать первого века...
   Что ему даёт после знание? Прежде всего, если пустить всё на самотёк, то свою гарантированную смерть меньше чем через месяц. Или позорный плен, в котором тоже можно отдать богу душу из-за не очень комфортных условий содержания. А вдобавок к этому, бесславную смерть десятков тысяч солдат, погибших из-за головотяпства командования, из-за их бестолковых, таких красивых на бумаге, планов. И из-за его, Самсонова ошибок. Возможно, что он тогда, в лесах Мазурии, и осознал свою личную ответственность перед людьми, которых он завёл в окружение. Свою ответственность перед Россией, её неоправданные надежды. Это сейчас он, получив прививку из двадцать первого века, относится ко всему с некоторой долей цинизма. И то не до конца. Потому что бездарную гибель целой армии простить себе очень трудно.
   Кстати, интересный момент. Чем он, Анисимов, по внутренним убеждениям отличается от Самсонова, кроме отношения к полуголым девушкам? Каких-то подлостей он никогда в жизни не делал, в интригах не участвовал, страну свою любил всегда, несмотря на поветрия в политической жизни. Ах, да - вера в царя и бога! Так и здесь всё не так однозначно. Сейчас он отчётливо понимал, что хоть и был по убеждениям монархистом, но вовсе не потому, что считал право на власть конкретных людей прямо святой. А потому что не видел другого способа управления Россией. Во всяком случае, в ближайшее время. Да, теперь он получил новые знания и понимание того, что можно и по-другому. Только суть от этого не поменялась. Даже сто лет спустя, чтобы Россия окончательно не развалилась, ей по-прежнему нужна крепкая рука. И неважно кому она принадлежит. Романову или человеку с другой фамилией. А вот сладкоголосых болтунов из Думы надо держать как можно дальше от реальных рычагов власти в виде своеобразного фона и буфера между вечно недовольной частью населения, у которых всегда кто-то в чём-то виноват, и настоящей властью. Хотя и польза от них может быть. Иногда, глядишь, и что-то дельное скажут среди общего бессмысленного потока слов. Опять же все на виду, заняты интригами друг с другом. Приглядывать за ними легче. Ну и бог конечно. Тут тоже всё нормально. Оба крещённые. Правда, Самсонов гораздо чаще обращался к нему, но сейчас-то он понял, что это было скорее по привычке, в силу воспитания, а не по внутренним убеждениям. Гораздо больше он верил всё же в силу человеческого духа и ясность ума, чем в божий промысел. Поэтому и здесь у них особых противоречий не было. Хотя конечно, и тот и другой понимали, что все под богом ходят. Но мотивация их поступков исходила не из того, что в Библии прописано, а из понимания отношений между людьми.
   Всю оставшуюся ночь Александр проворочался на своей полке. Он даже сам теперь затруднялся сказать, кто он на самом деле, но во избежание сумятицы в голове, решил олицетворять себя именно с Самсоновым. Тем более что начало светать, и он смог рассмотреть свою руку. Вне всякого сомнения, эта лапища принадлежала Самсонову.
   На соседней полке тихо лежал Василий - уссурийский казак тридцати пяти лет, которого он после японской войны взял к себе денщиком на смену старому дядьке Тарасу, ходившему за ним ещё с детства. Сейчас дядька Тарас доживал свой век в Ташкенте. Совсем старый стал. Куда его тащить было в путешествие? Да ещё и на войну. Да ничего, он всё поймёт, когда узнает. И помолится за своего воспитанника. Собственно теперь, главное хотя бы на первых порах вести себя с Василием, как раньше. Не сболтнуть чего-нибудь лишнего, не ввернуть какого-то нового словечка из века грядущего. А это в принципе должно быть не сложно. Философских бесед они никогда не вели друг с другом, о тайнах мирозданья не рассуждали. Поэтому, раз уж он обладает не только телом, но и мыслями Самсонова, опасности разоблачения со стороны Василия можно не опасаться, хотя и расслабляться, конечно, не стоит.
   Итак, что ему делать, чтобы на первых порах хотя бы остаться живым? Бежать? Нет. Теперь, немного успокоившись, такая мысль ему казалась нелепой. Он всё же генерал, с боевым опытом и знаниями хорошего генштабиста. Не так уж он и безобиден, чтобы покорной овечкой идти на заклание. Но после знание давило. Даже тех крох, которые он помнил из двадцать первого века о грядущей войне, хватало, чтобы понять - у России мало шансов. Чтобы их повысить, надо было попадать в эту эпоху не сейчас, а лет на десять, а то и двадцать раньше. А лучше тридцать, или...
   Хватит! Рефлексия ни к чему не приведёт. Он здесь и сейчас, и вручат ему армию, которая уже есть. И выкручиваться, и самому, и России, придётся с полученными на руки картами. И план военной компании ему навяжут тот, который составлен штабистами несколько лет назад и проработан до мельчайших деталей. Вплоть до того, какая лошадь, когда и куда повезёт свою повозку. Не говоря уж о эшелонах с войсками и боеприпасами.
   Старая истина гласит, что даже плохой план лучше его отсутствия. Есть правда другая истина, что плох тот план, который нельзя изменить. Но резкие перемены всегда вносят сумятицу, что в современной войне всегда приводит к плохим последствиям. Значит, играть придётся, прежде всего, по правилам. А если и менять их, планы или правила, то за счёт той степени свободы, которая всегда в них заложена при создании. Уж он-то, как выпускник Академии Генштаба, прекрасно знал, сколько в России всегда оставляли запаса на русское же раздолбайство. Значит, этим и надо пользоваться.
   В чём основная причина краха армии Самсонова? Прежде всего, в самом генеральном плане операции. Две армии наступали в Восточную Пруссию с разных сторон, имея между собой большой промежуток, никак не связанные между собой. А вот германцы, за счёт своей густой сети железных дорог, могли сосредотачивать против любой из них превосходящие силы и громить их поодиночке.
   Но с Первой армией Ренненкампфа у них это почему-то не получилось. Возможно потому, что позиция у него была на первых порах получше, и обойти его с фланга не вышло.
   А вот со Второй - получилось. Почему? Потому что она успела передовыми частями зайти слишком глубоко на вражескую территорию, сильно растянулась на многодневном марше, отставали обозы и артиллерия. А попали под концентрированный на флангах удар германцев, выгружавшихся прямо с эшелонов и сразу вступавших в бой. Кроме того, он помнил в общих чертах схему сражения под Танненбергом. Какой-то немецкий корпус прямо по железной дороге заехал ему чуть ли не в тыл, что и предрешило исход сражения.
   Может самим использовать железную дорогу в качестве линии снабжения? Ах, да - колея. У немцев, как и во всей Европе, другая колея. И наши вагоны по ней двигаться не могут. А переделка занимает время. В академии он это изучал, а после службы в Варшаве прекрасно помнил, что в Пруссию, до границы, идёт наша, российская колея. Кажется, пограничная станция там Млава. Вот в ней-то и делают все пересадку в немецкие вагоны. Так что если и прокатиться на поездах, то получится только до границы. А дальше всё равно пешком. А учитывая, что для переброски армии нужны сотни вагонов и куча паровозов, то затевать всю эту возню на плече меньше сотни вёрст довольно бессмысленно.
   Тем более, что районы развёртывания армий уже прописаны. Все грузы переправляются туда по расписанию, а начинать что-то менять, значит обрекать весь округ на жуткий бардак, который и так наверно возникнет, потому что где-то лошадь сдохла. Значит, не выйдет, хотя заметку в памяти про железную дорогу надо сделать, и при случае всё же обмозговать этот момент.
   А в целом, чтобы уберечь свою армию от разгрома, надо просто не спешить, как это и сделал в реальности Ренненкампф. Сколько его упрекали потом, что он двигался слишком медленно, не поспешил на помощь ему, Самсонову. Обвиняли даже в предательстве, мол, потому что он немец. Глупость какая. Уж он-то, Самсонов, прекрасно знал, что упрекать Павла Карловича в таком, может только дурак, или сам предатель. Потому что знаком с ним был ещё со времён Манчжурии. И хотя у них там и была крупная ссора, но всё же он относился к нему с большим уважением. Так вот, Ренненкампф не то чтобы не спешил, но двигался действительно медленно. Зато, когда он столкнулся с немцами, как всегда неожиданно, то всё у него было под рукой - и артиллерия, и снаряды. И когда его попытались окружить, то тоже ничего не вышло, потому что армия не была растянута, быстро среагировала на угрозу, смогла поставить эффективные заслоны на угрожающих направлениях, и выйти из-под удара. Хотя в этом конечно и немалая заслуга наших солдат, проявивших потрясающую стойкость в критической ситуации. Но одной стойкости всегда мало, если она не подкреплена патронами и снарядами.
   Но почему же он, Самсонов, вроде неглупый человек, сломя голову кинулся вперёд, наверняка понимая, что угрожающе растягивает свою армию? Этого Анисимов не помнил, а Самсонов знать пока что не мог. Значит, были какие-то соображения, заставляющие рисковать и идти вперёд. К тому же их давняя дружба с Жилинским могла его обязывать стараться выполнять указания штаба фронта. Или вера в Жилинского, как в товарища и видного военного теоретика. А тот в свою очередь, сидя в Варшаве, не видел, во что выливаются его приказы, поэтому подгонял исключительно исходя из общей обстановки на фронте и... докладов генералов, которые могли быть в чём-то приукрашены, выставляли их в более выгодном свете. На войне так часто бывает - и потери противнику приписывают намного большие, чем на самом деле. И тактическое отступление врага называют его полным разгромом.
   И это было не только в войне с Японией! Кое-что Самсонов помнил ещё со времён последней войны с турками. Везде одно и то же - каждый командир хочет казаться победителем несметных вражеских полчищ...
   А может, пользуясь дружбой, попытаться отговорить Жилинского от этого плана? И на что же? Может собрать основную армию в Варшаве, и оттуда двинуть единым целым на север, отрезая Кёнигсберг от остальной территории Германии. И вообще, левым флангом опираться на Вислу, а правый, заворачивая дугой. А на востоке прикрыться незначительными силами, которые в случае чего отойдут вглубь территории.
   Хм... Идея неплохая, только не прокатит. Нет, не реально. Потому что план запущен, войска направляются уже в указанные районы. Туда же идут тонны груза, организуются склады. Всё прописано. А если начинать что-то менять, причём это надо ещё детально проработать, то возникнет такой бардак, что наступление придётся отложить ещё на неделю, а может и на две. А это высокая политика, насколько он помнил. Всё это авантюрное наступление было устроено с одной целью - напугать германцев и заставить их снять как можно больше войск с западного фронта, потому что французы откровенно опасались, что они не выдержат первого удара немецкой военной машины.
   И как показали дальнейшие события, совершенно правильно опасались, они еле отбились тогда. И кто знает, может быть именно тех трёх корпусов, которые немцы сняли с западного фронта, им как раз и не хватило. Так что жертва русских была в стратегическом плане не напрасной. Обидно только, что этим жертвенным животным оказался и он сам - Самсонов. Интересно, понимал ли он тогда свою роль в истории? Но теперь-то он не хочет быть просто жертвой!
   Итак, в общих чертах план таков. Не спешить, не разбредаться, держаться кучно, и не уходить далеко на север. Усиленное внимание флангам, немцы в той войне очень любили по ним бить. В случае чего, даже отступить, но сохранить армию. А там посмотрим. Две армии, которые с каждым днём будут становиться всё ближе друг к другу, самим фактом своего существования доставят очень много неприятностей немцам...
   И успокоенный этими мыслями, он заснул на рассвете. А поезд катил по степи, приближаясь уже к Ростову-на Дону. За окном раскинулась бескрайняя степь, мелькали редкие хутора и станицы. А генерал Самсонов приближался к своей судьбе.
   Проспал он до полудня. И возможно спал бы так и дальше, если бы его не разбудил лёгкий шум. Открыв глаза, он увидел Василия, усаживающегося на свою полку. Наверно выходил из купе, а когда вернулся, то случайно слишком сильно хлопнул дверью. Ну да, Василий и случайно. Хлопнул. Дверью... Специально, зараза, хлопнул, давая сигнал генералу, что хватит дрыхнуть - день давно на дворе. Мало ли, что генералу ночью не спалось, а он это тоже наверняка знал. Всё равно из режима выбиваться не стоит. Зато следующей ночью он будет спать лучше.
   - Давно встал? - Спросил Александр своего денщика.
   - Ну, повалялся пару часов после рассвета. - Последовал ответ. - Всё равно делать-то нечего. Вот и смотрю в окошко. В сортир ходил. Извините, что разбудил, Александр Васильич. - И после секундной паузы. - С добрым утром.
   - И тебе того же. Только ведь день уже давно. Где мы, не знаешь?
   - Юзовку проехали недавно.
   - Нигде больше не стояли?
   - Вроде нет. В Ростове простояли немного. А так без остановок шпарим. Чайку будете, Александр Васильич?
   - Да, организуй-ка, братец. А я пока в сортир схожу. - И с этими словами Александр сел на полке и замер.
   "А если у меня с координацией что-то нарушилось?" - Мелькнула мысль. - "Сейчас встану, да как грохнусь на пол... Осторожней надо бы" - решил он. Медленно повернувшись, он аккуратно поставил босые ноги на пол. Одет он был в галифе и нижнюю белую рубаху. Китель висел на вешалке у стены. Начищенные сапоги, с вставленными в них портянками, стояли рядом. Нагнувшись, и прислушиваясь к ощущениям, он достал одну портянку и спокойно намотал её на ногу. Самсонов, конечно, прекрасно знал, как пользоваться этим архаичным предметом одежды. В принципе знал и Анисимов, потому что служил в таких частях, и в такое время, где выдавали ещё как раз портянки с сапогами. И кстати, ничего против них не имел - удобная вещь. Как и сапоги. Просто Анисимов, конечно, давно ими не пользовался, и от него ловкости рук было ожидать трудно. А вот Самсонов...
   Тело не подвело. Руки ловко намотали сухую и чистую ткань на ногу. Дальше заминки тоже не было, но внутри всё же возникло удивление. Потому что сапог был, конечно, сшит на заказ, вплоть до того, что у него были разные даже голенища, но и узок он был неимоверно. Даже одеть его просто так было трудно. Для этого существовали специальные крючья, которые цеплялись за ушки на голенищах. А чтобы нога легче входила в тесное пространство, то сапог изнутри посыпали тальком.
   Про то, как его потом снимать, лучше вообще не думать. Классическая сцена, где господин офицер сидит на стуле, а денщик тянет с него сапог, повернувшись задом, и при этом офицер ещё и упирается ему другой ногой в зад, вовсе не выдумка, и не издевательство над денщиком. А суровые реалии жизни, потому что по-другому снять столь "элегантную" обувь просто невозможно бывает. Зато, сидела, как влитая! Короче, чего только ради "форсу" не наденешь.... Ну да, портянка была чистая. И не было ни ставшего уже анекдотичным запаха, ни состояния стояния. С чего бы это? Он, как и всякий русский человек, довольно много внимания уделял чистоте своего тела. А вчера, купив билеты, успел сходить и в баньку с Василием. Времени на многочисленные заходы в парную не было, но помылись они в дорогу качественно. И одежду с собой взяли всю свежую. В том числе и смены нижнего белья с портянками. Так что ничего удивительного, что всё культурно пока что. Что-то будет дальше, когда они окажутся на фронте... Ну, да там, на природе, и запахи не так остро чувствуются. Переживём, не в первый раз.
   Обувшись, он накинул китель, не застёгивая, и отправился в туалет. Который все приличные люди называли здесь не иначе, как сортир. Вагон был спальный, пульмановский, первого класса. Публика здесь была состоятельная, но свободных мест было много. Наверно людей отпугнуло известие о войне, и в Варшаву ехали только те, у кого там был дом. Ну или очень надо. В сортире Самсонов, наконец, увидел свою физиономию в зеркале. Разглядывать себя в зеркале в купе, при Василии, он поостерегся. Мало ли какие эмоции отразятся на лице. А здесь можно было спокойно изучить себя.
   А собственно, что изучать? Он всё же Самсонов, во всяком случае, отчасти. И прекрасно помнил, как выглядит его отражение. Рога не выросли, третий глаз не открылся. А так всё то же самое. Высокий лоб, тонкий породистый нос, большие голубые глаза, аккуратно подстриженные тёмно русые волосы, на висках почти бритые, без всяких там чёлок и бакенбардов. Местами уже изрядно тронутые сединой. Ну и борода с усами конечно. Причём не бородка, а именно борода. Почти лопатой, только коротковатой. Он задумчиво почесал её, вспомнив почему-то про бич всех войн - вшей, и решил в ближайшем же будущем избавиться от этой пышной растительности на лице. Но конечно не здесь в поезде. Бритьё опасной бритвой в раскачивающемся вагоне может стоить если не жизни, то, во всяком случае, поцарапанной физиономии. Подождём до Варшавы. Интересно, это чьё решение - Самсонова или Анисимова? Или совместное, исходя из анализа знаний о будущем? Впрочем, не важно. Унитаза здесь, кстати, не было. Нужду справляли в дырку на полу, которая закрывалась специальной заслонкой. Конечно не сквозную, чтобы людям не задувало во все щели во время движения поезда. Там был какой-то хитрый извилистый ход. Заслонка закрывалась специальным рычагом.
   Вымыв руки и лицо, он вытер их полотенцем и пожалел о отсутствии зубной пасты. Хотя какой-то порошок у него с собой был в чемодане, он просто забыл его взять с собой. Ладно, потом почистим свои клыки...
   Поезд ехал по Малороссии, за окном мелькали колосящиеся хлебом поля, села утопали в садах, а на станциях толпились резервисты с вещмешками, ещё одетые в гражданское, но уже спешно собираемые со всей округи для отправки в районы формирования частей. Огромная страна собиралась с силами, чтобы вступить в страшную войну, доселе невиданную человечеством. А Александр смотрел на неё из своего купе, прокручивая в голове все известные факты, и мучительно думая, как избежать той участи, что уготована ему и армии, которой ему предстоит командовать. То, что изменить основные планы ему не под силу, он был уверен. Остаётся только маневрировать на месте, любой ценой сохраняя армию.
   Он бесконечно взвешивал различные варианты, напрягал свою память, пытаясь выудить из неё как можно больше информации. Но становилось только хуже, потому что часть этой информации была из художественной литературы, которой полностью доверять было бы, по меньшей мере, опрометчиво. Писатели они такие - ради красного словца, не пожалеют... вообще никого. Да и так называемые исторические источники, справочная литература - тоже не безгрешны. Тут замолчали, там акцентировали внимание, а там вообще сослались на мнение очевидца, который был, тем не менее, крайне пристрастен. Но продолжал думать, весь день, погружённый в свои мысли, иногда отвлекаясь на рассуждения о том, кто же он теперь такой, и почему с ним всё это происходит...
   В Киеве произошла большая задержка. Состав долго стоял где-то на подходах к станции, и Самсонов уже подумывал начать искать начальника поезда, как всё же дали зелёный свет. По большому счёту, железнодорожники пропускали поезда, следующие по назначению, а вот новые отменяли. Потом была задержка в Сарнах, немного постояли в польском Люблине, забитом войсками для австрийского фронта, но и там поезд пропустили. И, в конце концов, вечером четвёртого августа Самсонов добрался до Варшавы. Город, в котором он столько лет прослужил, встретил его бурлящей толпой и шумом. Сразу бросалось в глаза, как много стало военных. Выйдя на улицу, Самсонов взял извозчика, и отправился навстречу своей судьбе...
  

Текст, убранный автором по каким-то причинам

   В Киеве они встряли. Он это понял сразу, потому что все пути были забиты составами с войсками, ещё не переодетыми резервистами, и товарными вагонами с лошадьми и прочим армейским имуществом. В сгущающихся сумерках он выскочил из своего вагона, на ходу застёгивая мундир и подпоясываясь ремнём. Отыскал начальника поезда, поинтересовавшись у него судьбой поезда. Тот пока не знал, но предрёк, что скорее всего его задержат или вообще отменят дальнейшее следование. Во всяком случае в ближайшие несколько часов его точно не пропустят вперёд. Александр поблагодарил за информацию, и вернулся в вагон.
   - Собираемся. - Бросил он Василию. - Дальше поезд, скорее всего не пойдёт, поэтому добираться будем на перекладных.
   А что им собираться? У Василия вещмешок, да у него дорожный чемодан. Денщик нахлобучил папаху на вихрастую голову, закинул сидр на плечо, а в руку подхватил чемодан его превосходительства. Так и отправились на вокзал. К начальнику станции пробиться было не так просто. Его двери осаждались толпами разгорячённых людей, в основном весьма состоятельных, судя по одежде, и утверждавших, что именно они имеют право на особое к себе отношение, и именно им надо как-то помочь достичь цели своего пути. Вся эта галдящая на все лады толпа сдерживалась несколькими солдатами с винтовками и молодым штабс-капитаном, устало уверявшему их, что сделать ничего нельзя, война-с, мобилизация-с...
   - Постой-ка, брат, у окна. - Сказал Самсонов Василию. - А я пока попробую что-то выяснить.
   И с этими словами двинулся в сторону дверей, раздвигая могучим плечом возмущённо покрикивающих людей, и возвышаясь над ними на голову. Приблизившись к несчастному штабс-капитану, он встретился с ним глазами. Вид тот имел совершенно затравленный, наслушавшись наверно уже такого, что гореть ему в аду до скончания веков. Тем не менее, он подобрался, при виде генеральского мундира и отдал честь, представившись. Толпа вокруг притихла. Напустив на себя важности, Александр хорошо поставленным голосом громко поинтересовался:
   - Что за бардак здесь происходит?
   - Статские требуют пропустить их поезда, ваше превосходительство. - Отрапортовал штабс-капитан. Хотел что-то ещё добавить, в своё оправдание, но Александр его перебил.
   - Планы мобилизации предусматривают остановку гражданского сообщения по железной дороге в случае необходимости. И эта необходимость кажется, настала. - И обернулся, обводя мрачным взглядом толпу, продолжил он, повысив голос. - Или кто-то здесь считает, что его личные планы важнее судьбы отечества? - Добавил он, подпустив в тон угрозы.
   Ближайшие к нему люди отшатнулись, поглядывая снизу вверх на грозного генерала. Из задних рядов кто-то неуверенно пискнул:
   - Так ведь жена у меня в Житомире, детки малые.
   С другой стороны кто-то ещё заныл:
   - А у меня в Одесу корабль с грузом приходит.
   - Отставить! - Грозно рыкнул Самсонов. - А в России, если вы не в курсе, война началась. И если мы оставим железнодорожное расписание, как было, то очень скоро и к вам в Житомир, и к вам в Одесу, придут германцы. И тогда вы будете уже с ними разбираться, почему вас куда-то не пускают. А у них во всём порядок. А знаете почему? Потому что дела государственные всегда превыше личных. Или кто-то желает поражения России в этой войне?
   Народ подавленно молчал. Причём насчёт последнего вопроса была чистой воды провокация. И Анисимов, и Самсонов, прекрасно знали о настроениях части российского общества, отравленного пропагандой социалистов до такой степени маразма, что заставляло их желать поражения России во всём, чтобы стало хуже жить, а уж тогда слепая дубина бессмысленного и беспощадного народного бунта разрушит столь ненавистный им уклад жизни, и они начнут строить новый счастливый мир. Но дураков не нашлось. Все молчали, кто со страхом, а кто и со злостью поглядывая на возвышавшегося перед ними генерала.
   - Разойдись! - Приказал Самсонов. - Согласно законам военного времени, комендант станции имеет право применить силу, если возникнут беспорядки. Не заставляйте его это делать.
   Возникла пауза. Люди ошарашенно смотрели на Самсонова. Возможно, только сейчас многие окончательно поняли, что жизнь круто поменялась. Постепенно толпа начала расходиться. Сначала по одному. А потом повалила вся разом. Какая-то пожилая женщина в дорожном платье и чепце всё же подошла к нему, и робко спросила:
   - Неужели никого не пропустят?
   - Думаю, нет. - Ответил Александр, вложив в голос как можно больше сочувствия. - Вы же сами видите, что творится на путях. Войска собирают со всей России и перевозят на Запад. Это не меньше недели ещё будет продолжаться.
   Грустно вздохнув, барышня отошла. А Самсонов, обернувшись, встретился с благодарным взглядом штабс-капитана. Но высказать это вслух генералу он не решался.
   - Ну а меня-то пропустишь к начальнику станции? - Шутливо поинтересовался Самсонов.
   Штабс-капитан снова сделался несчастным, и спустя некоторое время выдавил из себя:
   - Они очень заняты, ваше превосходительство. Там сейчас такое творится, что даже не знаю, чем они смогут вам помочь. Сами же сказали, что поезда с войсками...
   - Так, а я кто? Разве не войска? - Хохотнул Самсонов. - Я же не на курорт еду, братец. А прямиком на фронт. Ждут меня там. И просить я не за свой поезд буду, а чтобы взяли куда-нибудь на военный эшелон.
   - Ну, тогда попробуйте... - Согласился штабс-капитан, отодвигаясь в сторону.
   В кабинете начальника станции действительно творился сущий дурдом. Несколько человек одновременно что-то кричали по телефонам, стрекотал без умолку телеграф. Машинистки ожесточённо барабанили пальцами по кнопкам печатных машинок. Начальник находился за огромным столом, обитом сверху зелёным сукном, и тоже кричал в телефонную трубку. Невысокий полноватый человек в очках, фуражка лежала на столе, открывая взору окружающих обширную покрытую потом лысину, которую тот постоянно вытирал платком. Несмотря на открытые настежь окна, в комнате было душно. Самсонову сразу захотелось расстегнуть воротник, но он сдержался. Направившись прямо к столу железнодорожного чиновника, он прихватил по пути бесхозный стул, и уселся на него, терпеливо ожидая, когда у бедолаги закончится разговор. Тот покосился на генерала, но разговор продолжил, доказывая кому-то на другом конце провода, что станция не может больше принять составов, потому что забита под завязку. Наконец, он положил трубку на аппарат, в очередной раз вытер лысину, и устало сказал:
   - Гражданские поезда дальше не пойдут. А пассажиров мы будем высаживать, освобождая вагоны для войск.
   - Я знаю. - Спокойно ответил Самсонов. - Но поскольку я тоже направляюсь на фронт, то обращаюсь к вам с просьбой - на какой эшелон мне лучше сесть, чтобы как можно скорее добраться до Варшавы. Меня там очень ждут в штабе.
   - Вы один? - Деловито спросил чиновник.
   - Нет, с денщиком. Вещей практически нет. Чемодан и вещмешок.
   Чиновник посмотрел на доску у стены, где помощники писали мелом время и номера прибытия и отправления поездов, пункты назначения. По мере их убытия, они стирали ненужное, и вписывали новые данные.
   - Через сорок минут с пятого пути отправится поезд до Варшавы. Найдёте там старшего и договоритесь, если у них есть места для вас. Больше ни чем помочь не могу, сами понимаете.
   - Спасибо, милейший. Вы мне очень помогли. Держитесь тут. - Сказал Самсонов, быстро встал и вышел.
   Забрав скучающего у окна Василия, он направился на поиск поезда. Выйдя на пятый путь, спросил у часового, где старший поезда, и отправился к нему. На соседней платформе грузился очередной состав. На удивление погрузка происходила организованно. Солдаты, построенные в колонну по двое, шли по платформе, держа на плечах винтовки и вещмешки. Шинели в скатках наискосок. У каждого вагона стояли разводящие, которые останавливали нужное количество людей около своей двери, и производили посадку. Всё шло на удивление быстро и без суеты. Солдаты похохатывали, о чём-то переговаривались, но в целом соблюдали порядок. Старшего поезда Самсонов опознал по погонам, представился ему, поведал о своей цели, и напросился в пассажиры. Тот не стал отпираться, потому что перед ним стоял генерал в форме, и действительно логично, что он едет на войну. И провёл его к вагону, где так же были офицеры. Это был обычный спальный вагон с верхними полками и боковыми местами. Тот самый, который позже станет именоваться плацкартным. У входа курили несколько офицеров, которые при виде генерала взяли под козырёк, убирая папиросы за спину.
   - Здравия желаю, ваше превосходительство. - Приветствовал старший из них.
   Присмотревшись к нему, Самсонов узнал кто это. Им оказался Гаврилица, которого он неплохо знал по службе в Варшавском округе, где тот заведовал передвижениями войск по железнодорожным и водным путям. Правда, Самсонов тогда вскоре отбыл в Туркестан, а вот Гаврилица остался на своей должности. Но близко он знаком с ним не был.
   - Здравствуйте, Михаил... - Сделал паузу Самсонов, пытаясь вспомнить отчество стоявшего перед ним человека.
   - Иванович. - Подсказал тот. - Как вы меня запомнили, Александр Васильевич? Столько лет прошло.
   - Наша память странная штука. Я иногда и солдат вспоминаю. Чего уж удивляться про офицеров, с которыми служил вместе. Возьмёте до Варшавы? - Перешёл он сразу к делу.
   - Конечно, возьмём. - Искренне ответил Гаврилица. - Тоже на фронт?
   - А куда же ещё. Нам ли, бывшим в Манчжурии, отсиживаться теперь по углам.
   - Это ваш денщик?
   - Да, и собственно все наши вещи. Как видите, путешествую налегке. Надеюсь, не стесню вас в пути.
   - Да, что вы, Александр Васильевич. Разве может об этом идти речь. Пойдёмте, я помогу сам вам устроиться...
   Полковник Гаврилица Михаил Иванович занимал ещё с тремя офицерами и двумя денщиками отдельное купе. Потеснились, спальные места всё равно были только на верху, так что прикорнуть можно было только сидя. Хорошо, что ехать относительно недалеко, значит, дорога не измотает сильно. Скоро выяснилось, что со своим 30-м Полтавским полком Гаврилица едет в Новогеоргиевск, через Варшаву. Куда потом направляется полк, он не знал, поскольку в предписании больше ничего не значилось. Дальнейшие инструкции он должен был получить на станции у штабного офицера, которым и сам когда-то был. Смысл такой поэтапной информации был понятен, чтобы люди раньше времени не разболтали кому попало куда конкретно они следуют.
   То, что узловые станции кишат иностранными шпионами, ни у кого не вызывало сомнений. А наша контрразведка как всегда ворон ловила. А Самсонов про себя отметил, что с той железнодорожной ветки полк скорее всего отправится к границе с Восточной Пруссией, потому что до австрийской границы оттуда далеко. А значит, скорее всего, будет входить в состав его Второй армии.
   И начал присматриваться к полковнику более внимательно. Тронулись, попивая чаёк порассуждали о грядущей войне, о возможных перспективах. Все единодушно жалели французов, на которых вот-вот должна обрушиться вся мощь немецкой армии. Многие военные прекрасно знали, что нам для мобилизации нужно не меньше сорока дней, а за это время союзников могут и стереть в порошок. Самсонов, конечно, помалкивал о известном ему заочно секретном плане, чтобы используя лишь часть войск нанести германцам неожиданный упреждающий удар. Ну как неожиданный. То, что войска двинулись к границе, конечно, не скроешь, но вот отреагировать на это движение в глобальном плане, подтянуть резервы и прочее, германцы точно не успеют. И ещё про себя подумал: "Всё же хорошо задумано, надо только не облажаться!"
   Вспоминая о днях былой службы, завели разговор о слабости нашей железнодорожной системы. У Самсонова вновь всплыла в голове идея о том, как можно максимально эффективно её использовать. И поэтому он прямо поинтересовался, остались ли в округе какие-нибудь части, специализированные на ремонте железнодорожных путей и переделки колеи под наш размер, потому что обычные сапёрные роты для этого мало подходят. Гаврилица идею сразу уловил, и рассказал, что как раз в бытность свою на должности, усиленно продавливал эту тему, но сформировать полноценные части для этого у него не получилось. Зато он создал запас необходимого инструмента, и главное, подвижного состава - лёгких дрезин на ручном приводе с платформами для рабочих и грузов. И что немаловажно, все они имели специальные отверстия на осях, для перестановки колёс с русского размера на европейский при помощи домкратов.
   - А людей-то где брать, если заниматься этим? - Спросил увлёкшийся Самсонов.
   - Обещали выделить железнодорожников из бригад путейцев. Составлен список мобилизации по дистанциям. Ещё год назад, когда я оставлял хозяйство приемнику, всё было в порядке. Не думаю, что за это время успели всё перетасовать. Тем более, что идея-то полезная. А вы какие мысли имеете по этому поводу, Александр Васильевич?
   - Очень конкретные мысли, потому что нам понадобится задействовать железные дороги на территории противника хотя бы для снабжения. Возить всё на лошадях для такой прорвы народу будет очень трудно. В Манчжурии мы действовали в основном вдоль железной дороги, и то проблемы были. А что будет здесь, если мы отойдём подальше? Поэтому я думаю, что ваши приготовления нам очень понадобятся.
   Потом речь зашла о вагонном парке. Самсонов и так помнил, в бытность свою начальником штаба округа, что поезда с многих польских дистанций в общих планах по мобилизации не задействовались. По той простой причине, что они однозначно понадобятся для осуществления местных перевозок между войсками, а если их хотя бы на время отдать в "общий котёл", то потом обратно не получишь, потому что там будет жуткий бардак. Но насколько он помнил, их было мало. Во всяком случае, с русской колеёй и к северу от Варшавы. То есть для подвоза боеприпасов ещё нормально, но для переброски войск точно недостаточно. И он поинтересовался у Гаврилицы, есть ли там скрытые резервы. Особенно по грузовым составам. Тот сразу понял, о чём речь, не смотря на витиеватость формулировки. И рассказал, что есть много вагонов под Глиноецком, где, как следует из названия, расположены глиняные карьеры и крупные кирпичные заводы. А ещё в Велишеве. Это совсем рядом с Варшавой, на берегу Нарева. Там песчаные карьеры, и тоже есть скопление товарных вагонов, правда в основном открытого типа. Какие-то составы в любом случае остаются приписанными к Варшаве. Какие-то к Плоцку, там тоже было довольно много заводов. Ну и так, по мелочи можно было наскрести.
   Но особенно ценной была наводка на строительство новой ветки от Плоцка, с левого берега Вислы, до Кутно. Под европейскую колею. Там можно было разжиться запасами рельсов и шпал, если они потребуются где-то для ремонта. Правда, это была частная железная дорога, которую строили на свои деньги местные воротилы. Но пользуясь военным положением эти запасы у них можно конфисковать под долговые расписки правительства. Самсонов всё это слушал и мотал на ус, уже прикидывая, сколько ему потребуется рельсов для строительства полевой погрузочной станции, путей так на восемь со стрелками.
   Поезд шёл почти без остановок. Немного постояли под Сарнами. Потом была пробка в польском Люблине, забитом войсками для австрийского фронта. Но и там всё как-то быстро рассосалось, и эшелоны с 30-м Полтавским полком и его обозами пошли дальше. Вечером 23-го июля (4-го августа) поезд прибыл, наконец, в Варшаву, правда, не на вокзал, а притормозил на каком-то разъезде на окраине. Самсонов, тепло простившись с офицерами, вышел из вагона прямо на железнодорожную насыпь. Принял чемодан у Василия, чтобы тот не свернул себе шею, прыгая с грузом, потом вернул ему эту почётную ношу, и, широко шагая, направился в сторону будки стрелочника, от которой шла какая-то дорожка. Следовало найти извозчика и выбираться отсюда в город. Его наверняка уже заждался Жилинский.
   Окончание убранного текста

Глава 2

   Поблагодарив извозчика по-польски, Самсонов вышел из пролётки напротив помпезного особняка генерал-губернатора. Велел Василию ждать снаружи, а сам направился мимо часовых, взявших под козырёк, внутрь. Там царила суета. По обширному холлу сновали туда-сюда люди, кто-то входил, кто-то выходил. Лица людей были озабочены.
   Самсонов прекрасно помнил, где находятся губернаторские апартаменты, если только за прошедшие семь лет здесь ничего не переделали, что вряд ли. А потому, не обращая ни на кого внимания, направился вверх по широкой лестнице на второй этаж. Генерал-губернатор заседал в конце коридора, где также был пространный холл для ожидающих своей очереди посетителей. По-прежнему не глядя по сторонам, он всё так же решительно направился к двери, сверкая генеральскими погонами. Часовые вытянулись, ожидавшие притихли, а Самсонов открыл дверь и шагнул внутрь. Это была приёмная, где было на удивление тихо. За столом сидел адъютант с холёным лицом и чистил пилочкой ногти. Самсонов даже хмыкнул про себя, отметив, что это, кажется, любимое занятие всех адъютантов. У окна на стульях расположились несколько ординарцев, тут же вскочивших и отдавших честь. Адъютант же покосился на него с недовольством, мол, что за нахал вламывается без приглашения к его превосходительству, но увидев генеральский мундир, да ещё незнакомое лицо, на всякий случай встал. Пилочка при этом упала на пол, тихо звякнув.
   - Яков Григорьевич у себя? - Небрежно поинтересовался Самсонов у растерянного адъютанта.
   - Да, но... - Ответил тот, явно набирая в грудь побольше воздуха, чтобы начать возражать.
   - Спасибо. - Всё так же небрежно бросил Самсонов, и двинулся к двери.
   - Он работает, у него важный доклад... - Затараторил адъютант.
   Самсонов не реагировал, быстро преодолев несколько шагов до двери и открывая её.
   В кабинете, за огромным столом заваленным бумагами, сидел Жилинский, и устало кивая, слушал какого-то подполковника, монотонно бубнившего ему что-то, читая по бумаге. На звук открываемой двери, Жилинский поднял глаза, а докладчик обернулся. При виде вошедшего, у Жилинского даже усы, до этого грустно висевшие на семь часов, подпрыгнули вверх, показывая теперь как минимум десять. В усталых глазах появились искры, и сам он стал как-то больше, даже не вставая со стула.
   - Александр Васильевич! - Воскликнул он радостно. - Ну, наконец-то! Рад, что вы так быстро добрались.
   - Спешил, как мог. - Ответил Самсонов. - Здравствуйте, Яков Григорьевич.
   А Жилинский тут же обратился к докладчику:
   - Так, в общем, передайте своему генерал-майору Порецкому (начальник 26-ой дивизии Второго корпуса), что лошадей у меня в Варшаве всё равно нет, и пусть как хочет, так и добирается до Августова, если выгрузился на другой станции, отдельно от обоза. Это приказ! А если он не соберёт свою дивизию в срок, то лишится должности.
   Подполковник подавленно согласился, развернулся и вышел.
   - Опять бардак? - Сочувственно спросил Самсонов.
   - В лучших традициях! - Подтвердил Жилинский. - Надо же так! Что-то напутали в предписаниях, и часть войск поехала не в Августов, а сгрузилась в Гродно. Причём обоза у них нет вообще. И солдаты голодные. Так явился ко мне проситель, минуя Орановского (начальник штаба Варшавского округа), чтобы я выделил им четыре эшелона и отвёз в Августов. Представляете, что будет, если четыре эшелона изъять из общего потока и пустить вне графика?
   - Ещё бы. - Согласился Самсонов. - Вся ветка встанет.
   -Так ещё и лошадей просил, фураж и провиант для солдат, оставшихся без оного. А где я им это сейчас возьму?
   - Может пешком пускай прогуляются? - Предложил Самсонов сходу. - Там вроде не так и далеко, если напрямки. За пару дней дотопают налегке, а питаются пусть сухпаем. Только поторопить надо, пока солдаты этот сухпай сидя на месте есть не начали.
   - Ох, вы правы, Александр Васильевич. Вот, что значит светлая голова человека, ориентирующегося в местных реалиях. - И с этими словами Жилинский позвонил в колокольчик. В кабинет влетел адъютант. Покосился на Самсонова, и изобразил на лице выражение ожидания.
   - Запиши телеграмму, Митя. - Распорядился Жилинский. Адъютант тут же извлёк откуда-то дощечку, к которой были прикреплены листы бумаги, и карандаш, приготовившись записывать. - Августов, начальнику 26-ой дивизии генерал-майору Порецкому. Организовать немедленное выступление частей, оказавшихся в Гродно, пешим маршем до Августова, используя сухие пайки. О пополнении запасов сухого пайка составить докладную записку, на имя начальника штаба фронта Орановского. Всё. Отправь это немедленно. Ступай.
   Адъютант развернулся и вышел.
   - А кому он подчиняется, этот Порецкий? - Поинтересовался Самсонов.
   - Должен войти со своей дивизией во Второй корпус Шейдемана, но тот ещё не прибыл на место, корпус не сформирован. Да и дальнейшее подчинение корпуса какой-то армии пока под вопросом. Вот и разгребаю сам этот бардак. - Пожаловался Жилинский. - А здоровье уже не то. Лихорадка всё чаще обостряется...- Добавил губернатор. (Лихорадку Жилинский подхватил на Кубе, где был наблюдателем во время американо-испанской войны, оставив после себя довольно толковый труд с анализом военных действий.)
   - Ну, ладно, а мне вы что уготовили? - Спросил Самсонов.
   - Вам? Командование Второй армией, для действий в Восточной Пруссии.
   - И... - Помялся Самсонов. - Как скоро?
   - Вы что-то знаете? - Насторожился Жилинский.
   - Догадываюсь. - Спокойно ответил Самсонов.
   - Это секретная информация. - Убавив голос, сказал Жилинский. - Наступление планируется ограниченными силами дней через десять, пока германцы не стёрли союзников в порошок.
   - То есть до завершения мобилизации? - Так же негромко уточнил Самсонов.
   - Да практически вообще не используя резервистов. - Подтвердил Жилинский. - Зато германцы от нас такого не ждут, и это будет для них пренеприятнейший сюрприз.
   - Да, пожалуй. - Сдержанно согласился Самсонов, сам при этом почему-то леденея внутри. Ведь всё шло, как по писанному. Практически не готовая армия бросалась очертя голову в непродуманное наступление. А он что, надеялся, всё будет по-другому? Так ведь он ещё ничего не сделал для этого. Только на поезде прокатился. Может быть слишком быстро, потому что неизвестно, сколько добирался сюда Самсонов в тот раз...
   - Надеюсь, вы согласны занять этот пост? - Спросил Жилинский, глядя в глаза.
   - Да, безусловно.
   - Вас что-то тревожит?
   - Нет. Ничего... В любом случае говорить о чём-то рано, пока я не разобрался в обстановке. Хотя потом может быть уже поздно...
   - Тогда устраивайтесь пока где-нибудь в гостинице, отдохните с дороги. А завтра, скажем так часов в девять утра, я жду вас на общем совещании, где будет оглашён приказ о вашем назначении, и вы примите командование армией. Займётесь подбором штаба, используя для этого штаб округа. Но должны ещё прибыть люди из Петербурга и тыловых округов. В общем, со временем освоитесь.
   - Несомненно. - Подтвердил Самсонов. - Разрешите идти?
   - Да, конечно. Рад, что вы прибыли. До свидания. - Тепло попрощался Жилинский.
   Гостиницу удалось найти с трудом. Варшава была переполнена прибывающими офицерами и генералами. Поляки тут же взвинтили цены, но мест всё равно не хватало. Гостиницу удалось найти где-то на окраине, основной контингент которой раньше составляли коммивояжеры и прочая публика средней руки. Номер обошёлся в втридорога, тем более, что это были апартаменты для новобрачных. Самсонов хмыкнул, услышав это, но от шуток воздержался. Хотя заметил, что Василия тоже давит смех. Кинув вещи в номере, они поужинали в общем зале на первом этаже. После сытной еды клонило в сон, и Самсонов, стаскивая сапоги и заваливаясь на широкую кровать под балдахином, пробормотал Василию:
   - Братец, постарайся меня разбудить часов в семь утра. - И отключился.
   Василий выполнил указание в точности, разбудив ровно в семь. Сам он спал, судя по всему, на кушетке, расположенной здесь же. У кровати стояли уже начищенные сапоги. Обувшись, Самсонов прошёл в туалетную комнату, где на полочке, рядом с раковиной, уже были разложены зубная щётка и баночка с порошком. Приведя себя в порядок, Самсонов почувствовал, как голова стала яснее, а мысли упорядочились. Столь ранний подъём он себе устроил, чтобы, во-первых, не выбиваться из привычного распорядка дня, а во-вторых, надо было озаботиться некоторыми приготовлениями, чтобы потом использовать их в своей армии, командование которой ему, судя по всему однозначно светит, вместе со всеми вытекающими из этого последствиями. Ну, и конечно, побриться! А то вид с бородой у него, безусловно, важный, но в походных условиях, да на жаре, которая стояла здесь, она будет очень мешать.
   - Слышь, Василий! - Обратился он к денщику, одевая китель. - А ты, какой бритвой пользуешься?
   Василий бороду брил, зато носил небольшие, лихо подкрученные, усы.
   - Златоустовской, Александр Васильич. А что?
   - И как, нормально?
   - Да, вполне, ежели за ней следить и рукой не дёргать. Хотя, золингеновская, конечно, получше будет. Заточку держит дольше, и бреет чище.
   - Бороду что ли сбрить? - Задумчиво проговорил Самсонов, разглядывая себя в зеркало и почёсывая растительность на лице пальцами.
   - Это зачем, Александр Васильевич? - Опешил денщик.
   - Да, надоела она мне. - Лениво продолжал Самсонов, пребывая в сомнениях.
   - Александр Васильевич, это, конечно, не моё дело, но с бородой вы настоящий генерал, а без неё совсем не солидно будет. - Начал увещевать его Василий.
   Самсонов стоял перед зеркалом, изучая своё лицо как бы с двух точек зрения. Своей прежней, для которой борода и усы были символом, и в которой были некоторые удобства - бриться не каждый день и от мороза неплохо защищает. И новообретённой, для которой это была помеха на лице, скрывавшая его черты, и тоже имевшей неудобства в виде застревавшей в волосах пищи, засаленности, и, как следствии, частой потребности в мытье, чтобы сохранять приличный вид. В походных условиях это было проблемой. Но тут он сообразил, что большинство приличных людей, виденных им на улице, носят или бороду, или усы. Кстати, если бороды не было, то усы могли быть просто роскошными. Веянье моды, и никуда от этого, похоже, не деться. С этим согласился даже Анисимов, грустно вздохнув внутри.
   - Ладно, уговорил, красноречивый! - Сказал он, и добавил, подражая народному говору. - Пущай растёт.
   - Ну, слава богу. А то без бороды вам нельзя, Александр Васильевич. Не поймут люди. - Обрадовался Василий. Хотя вполне возможно, что он просто не хотел возиться с бритвой, ведь скоблить генеральскую физиономию по утрам тогда бы точно предстояло ему.
   - Ну, что ж, остаёшься здесь для пригляду. - Подвёл итог Самсонов. - Если будем переезжать, то я за тобой кого-нибудь пришлю. - И отправился на улицу, где его ждала сегодня масса дел.
   Первым делом, он нашёл ближайший газетный киоск, и купил газету с кучей объявлений о продаже всего и вся, а так же пестревшей незатейливой рекламой начала двадцатого века. Затем взял пролётку, и отправился в центр, почитывая по пути объявления. А прибыв на место, зашёл в роскошную цирюльню, где ему сбрили начисто и бороду, и усы. Он сразу помолодел лет на десять. Правда, нижняя часть лица теперь была несколько светлее верхней. Да и чёрт с ней! Теперь, пока есть время до совещания, следовало нанести один визит вежливости старому варшавскому приятелю, который ему сильно задолжал. По большому счёту, Самсонов сам бы никогда не решился на это, предпочтя действовать официально. И скорее всего, ничего бы не добился. Но Анисимов, насмотревшийся лихих боевиков, просто требовал действия. А учитывая, что и сам Самсонов был не чужд авантюризма, теперь он был готов на многое.
   На улице он взял пролётку и отправился по адресу, который очень хорошо помнил. Большой особняк, украшенный барельефами, вполне соответствовал состоянию, которое наверняка нажил себе его владелец. А то, что хозяин не поменялся, Самсонов уже знал из газет. Извозчику и Василию велел обождать. У двери модный электрический звонок, на который Самсонов требовательно нажал. Открыл её здоровенный носатый тип в жилетке, пытливо изучавший бритое помолодевшее лицо Самсонова. Но всё же генеральский мундир сделал своё дело, и лишних вопросов ему задавать не стали.
   - Вам назначено? - Густым басом поинтересовался носатый.
   - Нет, но Израэль Соломонович будет очень рад встрече со мной. Мы давно не виделись. - И с этими словами Самсонов шагнул внутрь, заставляя носатого попятиться. Несомненно, если бы кто-то другой попытался так бесцеремонно вторгнуться в особняк, то его бы не пустили, вплоть до применения силы. Но рост Самсонова, и генеральский мундир на время парализовали волю слуги, и он отступил.
   Окинув взглядом обстановку, Самсонов сообразил, где находится кабинет хозяина и направился туда - по небольшой лестнице в несколько ступенек и налево, куда вела красная ковровая дорожка. Направо её не было. Носатый молча шёл следом. В холле суетилась служанка, смахивая невидимую пыль с мебели. В углу, на стульях, сидели ещё два мордоворота. Таких же носатых и смуглых, как и первый. В особняке наверняка ещё были люди, но сейчас их невидно. Двигаясь по коридору, Самсонов обрадовался его пустынности, хотя здесь и было ещё несколько дверей. Встретивший его в дверях слуга шёл следом, держась сзади.
   - Я сам найду его кабинет. - Мрачно обронил Самсонов на ходу.
   - Я всё же извещу Израэля Соломоновича. - Последовал ответ. - Как о вас доложить?
   - Это необязательно. - Попытался избавиться от навязчивого попутчика Самсонов. - Сделаю ему сюрприз.
   - И всё же, не стоит его отвлекать. - Не унимался носатый.
   Они вместе подошли к заветной двери, но слуга не успел её открыть, потому что Самсонов оттёр его плечом в сторону, и первым ввалился внутрь. Сзади вошёл носатый, виновато разводя руками. Там, за столом с телефоном, сидел Израэль Рабинович. Фамилия, так же мало говорившая о еврее, как Иванов, о русском. Но с этим типом у Самсонова были старые счёты. Будучи начальником штаба округа, он как-то случайно наткнулся на данные о массовом списании обмундирования для резервистов. Начал лично проверять - действительно, обмундирование пришло в негодность. Но по документам, этому обмундированию было положено храниться ещё многие годы! Начал трясти начальников складов, но условия хранения были самые, что ни на есть правильные. И даже перекрёстный опрос всех причастных не выявил массового нарушения условий в прошлом. Тогда он заинтересовался поставщиками. Сукно шло в основном с местных же фабрик - из Варшавы и Лодзи, и по условиям закупки классифицировалось как высшего качества, за что те и получали соответствующие деньги. Но прибыв на фабрики лично, он убедился, что и там всё в порядке! Сукно действительно было отменным! Тем не менее, оно каким-то мифическим образом приходило в полную негодность уже через несколько лет. Ему это было особенно обидно, поскольку он своими глазами видел, как в Манчжурию, на фронт, приходили партии обуви, у которой подошва отваливалась чуть ли не через несколько дней. А то и вовсе протиралась. Солдаты тогда как только не изголялись, чтобы уберечь свои ноги, и все дружно проклинали интендантов, привозивших такое дерьмо. А сами интенданты кивали на тех, кто привозил эту обувь. В общем тогда у Самсонова, как командира дивизии, руки оказались коротки, чтобы добраться до того жулья, что заведовало поставками. Но в Варшаве он, как гончая взял след, и намеревался добраться любой ценой до этих тварей. И вскоре выяснил, что централизованные поставки на склады проходили через контору этого самого Рабиновича. Причём так хитро, что даже название не везде фигурировало. Мелькнула мысль обратиться за помощью к жандармам, но побрезговал связываться с этой публикой, и попытался выяснить всё сам. И выяснил! Той же конторе принадлежало несколько небольших фабрик, которые гнали дешёвое сукно в огромных количествах, поразительно похожее по цвету на армейское. Не оставалось сомнений, что на каком-то этапе сукно просто подменяли, и качественное шло налево, возможно даже перекрашивалось, а дешёвое, по сути сплошной брак, шло на пошив обмундирования. Причём кто-то старательно следил, чтобы на одежду для регулярной армии шло хорошее сукно, а на склады для резервистов плохое. И стало ясно, что без пособников в интендантстве такую аферу провернуть было невозможно. Самсонов тогда не нашёл ничего лучшего, как заявиться на одну из фабрик этого Рабиновича, вызвать его туда же, и потребовать ответа, куда он девает своё сукно не на что негодное. А этот наглец, скромно потупив большие чёрные глаза, отвечал, что это его проблемы, как коммерсанта, найти сбыт на товар. Но раз он процветает, значит, всё получается. А для армии он осуществляет закупки исключительно качественного сукна. И боже упаси... Самсонов тогда не сдержался, и набросился на Рабиновича, тряся за грудки и обещая прибить собственноручно. Даже приставил пистолет к его голове, требуя ответа. И он последовал! Порядком струхнувший делец запел соловьём, называя такие фамилии, что Самсонову поплохело. А потом, пока он размышлял, что делать с этой информацией, его быстренько перевели в Новочеркасск, наказным атаманом Войска Донского. С повышением. И он понял, что его просто убрали, чтоб не мешался. И долго ещё скрипел зубами, но поделать ничего не мог.
   И вот, снова очутившись в Варшаве, он понял, что для воплощения своих идей, как спасти армию от разгрома, ему нужны деньги. То, что он не сможет их выбить из командования официально, не подлежало сомнению. Были, конечно, ещё и другие мысли, как получить желаемое, но начать он решил с пана Рабиновича. Заодно и поквитаться за своё тогдашнее поражение, и даже в некотором роде восстановить справедливость. Этот гад украл у армии деньги? Вот пусть и вернёт их армии. Сам!
   - Здравствуй, Изя. - Поздоровался Самсонов. - Узнал? - Спросил он, закрывая дверь.
   Лицо Рабиновича, сначала выражавшее недоумение, начало вытягиваться.
   - Вижу, что узнал. - Зловеще сказал Самсонов и прошёл в кабинет, усаживаясь на стул прямо перед столом. - За тобой долг, Изя.
   Рабинович сделал знак носатому и тот испарился.
   - О чём вы, ваше превосходительство? - Наивно захлопал глазками Рабинович, начиная приходить в себя.
   - О сукне, Изя. - Задумчиво проговорил Самсонов, кивая своим словам. - Всё о том же проклятом сукне.
   - Стоит ли вспоминать о том, что было так давно?
   - Ты хочешь сказать, что что-то поменялось?
   - Ну, в некотором роде... - Неопределённо промямлил Рабинович.
   - Что, сукно на складах стало хорошим?
   - Ну... Тоже в некотором роде.
   Самсонов понял, что этот хитрец начинает темнить.
   - Послушай, Изя. Ты в курсе, что война началась?
   - А как же! - Воскликнул собеседник.
   - И я здесь не случайно. К тому же ты наверно догадываешься, что раз я теперь полный генерал, то и власти у меня побольше. Впрочем, как и ответственности. И я по-прежнему буду отвечать за то, чтобы солдаты были одеты в нормальное обмундирование. Мои солдаты. Понимаешь, Изя?
   - Э-э-э... Александр Васильевич, я действительно поставляю на склады вполне сносное сукно. - Неуверенно проговорил Рабинович.
   - Вполне сносное? Это как?
   - Нормальное сукно. Из него шьют довольно неплохую одежду.
   - Значит, всё-таки продолжаешь мухлевать, только уже не столь нагло. - Утвердительно сказал Самсонов
   Рабинович молчал, опустив глаза.
   - Изя, пойми меня правильно. Речь теперь идёт не о каких-то абстрактных обязательствах, что на складах лежит обмундирование, которое годами никому не нужно и всё равно рано или поздно списывается. А о том, что тысячи людей вынуждены будут одеваться в барахло, сшитое из твоего дерьмового сукна. А ведь они идут на войну, рисковать самым дорогим, что у них есть - своей жизнью. И по твоей милости, им придётся делать это в каких-то обносках.
   - Ну, не такие уж там и обноски... - Робко возразил Рабинович.
   Самсонов тяжело вздохнул.
   - Знаешь зачем я здесь? - Спросил он, глядя прямо на собеседника. Рабинович явственно напрягся. - Чтобы восстановить справедливость. - При этих словах Рабинович втянул голову в плечи. - Нет, это не то, что ты подумал. По большому счёту твоя кровь уже ничего не изменит. Сукно не станет лучше. Но если ты вернёшь свои долги, то мне будет не так обидно.
   Рабинович с недоумением уставился на генерала.
   - Я предлагаю тебе сделку. Ты помогаешь армии прямо сейчас, а я сразу забываю о всех твоих прегрешениях в прошлом. Чтобы тебе было понятней, скажу честно. Нынешний генерал-губернатор - мой старый приятель. Не знаю даже, в курсе ли он твоих махинаций, у него пока было слишком мало времени, чтобы разобраться во всём. Но если ты вынудишь меня пойти на принцип, то я обращусь прямо к нему. И поверь мне, совершенно неважно, кто ещё участвует в твоих делишках. На этот раз я так быстро не уйду, а чтобы назначить формального главного злодея, много ума не надо. Как ты думаешь, кто большего всего подходит на эту роль? Неужели ты думаешь, что это будут люди в погонах? По моему будет вполне естественно, что им окажется бедный еврей, который к тому же слишком много знает. Возможно, ты даже до суда не доживёшь, и я здесь буду совершенно не причём.
   Рабинович подавленно молчал, внезапно осознав, что действительно находится в полной власти этого человека. Но что-то делать было надо. Разговор шёл о сделке? Ну, что же, это деловой подход. Это его стихия! Быстро справившись с растерянностью, он поднял глаза, и спросил:
   - Чем я могу помочь?
   - Армия остро нуждается в телефонах и кабелях. Они только относительно недавно достигли уровня, пригодного для использования на войне. Ты же помнишь, какие они раньше были? Годились только для того, чтобы поговорить с человеком в соседнем доме. (Первые телефонные аппараты имели дальность связи, на которой ещё можно было разобрать слова, в несколько сотен метров.) И наше руководство спохватилось достаточно поздно, чтобы насытить ими войска. Они конечно есть в армии, но очень мало. А я хочу, чтобы их было много. Очень много. И я считаю, что именно ты должен армии в этом помочь.
   - У меня есть несколько аппаратов, которые я могу пожертвовать для нашей доблестной армии. - С готовностью подхватил Рабинович. - Даже этот! - Воскликнул он, указывая на аппарат, стоявший на столе, с накладками из слоновой кости.
   - Нет, Изя. - Усмехнулся Самсонов. - Это слишком мелко. Нужно не несколько, а сотни. И сотни километров провода к ним.
   Глаза Рабиновича округлились, потому что запахло очень крупными финансовыми потерями. Телефонный аппарат в те времена был штукой недешёвой.
   - Но чтобы это всё же не выглядело чистым грабежом честного коммерсанта, - великодушно произнёс Самсонов, - армия тебе возместит затраты, выписав долговые расписки. Наверно, даже с процентами. Не спорю, выгода не столь для тебя очевидная, но подумай о том, что на другой стороне весов не только всё твоё имущество, но и твоя жизнь.
   Рабинович снова сник, прекрасно понимая, что эти долговые расписки будут погашены только после войны, и то не сразу. Мысль о том, что деньги будут возвращены, конечно, грела душу, но тратить-то их надо сейчас. И судя по всему немалые.
   - И сколько аппаратов вам нужно?
   - Чем больше, тем лучше. Даже если придётся скупить все телефоны в Польше. - На Рабиновича было жалко смотреть. - Но чтобы разговор был всё же предметным, давай попробуем определиться прямо сейчас. Я тут прикупил газетку с утра, в которой нашёл довольно много объявлений на интересующую меня тему. Несколько частных, где люди продают свои личные аппараты. Но особый интерес у меня вызвала вот эта реклама, некоего пана Комаровского, продающего аппараты любых моделей. Очевидно, это крупный поставщик. Давай прямо сейчас позвоним к нему, и узнаем, сколько аппаратов у него в наличии. А так же поинтересуемся, сколько у него есть кабеля к ним. - И с этими словами Самсонов потянулся к телефону.
   Рабинович отреагировал не сразу, но когда Самсонов уже взялся за трубку, встрепенулся, и остановил его:
   - Подождите. Так делать не надо. Если вы ему скажете, что хотите скупить все телефоны для армии, то он заломит цену. А это всё-таки мои деньги.
   - Но с чего-то же надо начинать?
   - Надо ехать к нему в магазин, и просто узнать, сколько стоит та или иная модель. Как будто вы хотите купить для себя телефон. А уже потом сказать, что берёте крупную партию, на которую он просто обязан сделать скидку. Ну, и с кабелем тоже самое.
   - Тогда поехали. - Сказал Самсонов.
   - Прямо сейчас? - Растерялся Рабинович.
   - Да, Изя. У меня очень мало времени, и с этой проблемой я должен покончить как можно скорее. По возможности перевалив её на твои слабые плечи. Ведь ты теперь тоже имеешь здесь свой интерес. В некотором роде... - Ухмыльнулся Самсонов.
   Рабинович зыркнул глазами, но от реплик воздержался. Нажал кнопку электрического звонка. В дверь тут же просунулся носатый.
   - Яша, подготовь машину. Мы с господином генералом покатаемся. - Распорядился Рабинович.
   Носатый тут же исчез, а Рабинович начал собираться, доставая разные бумаги из своего стола, и распихивая их по карманам пиджака.
   Когда они вышли из дома, то перед крыльцом уже стоял порыкивающий мотором мерседесс с открытым верхом. Самсонов забрал Василия и отпустил пролётку. Все вместе они уселись на мягкие кожаные сиденья и поехали к пану Комаровскому торговать телефоны. Магазин был неподалёку, в центре Варшавы, располагался в шикарном здании с большими стеклянными витринами. Едва войдя внутрь, они были тут же атакованы приказчиком, наперебой хвалившем свои товары. Товарный ряд был, по сути, представлен тремя моделями, имевших между собой очень мало отличий. Но вот их оформление, или, как сейчас бы сказали, дизайн, действительно впечатляли. Телефон уже стал, конечно, довольно массовым явлением, но всё же был принадлежностью только состоятельных людей. Поэтому его украшению уделялось довольно много внимания. И если сами аппараты производились немногочисленными заводами, то вот отделка осуществлялась, как правило, на месте. И зачастую под заказ. Рабинович довольно быстро выяснил, сколько стоят голые аппараты, без изысков. Что уже само по себе заставило скиснуть приказчика. Потому что по виду покупатели были состоятельными, а интересуются такой ерундой. Но когда у него спросили, сколько телефонов есть в наличии не только в магазине, но и на складах, то он даже завис на некоторое время. Потом быстро взял себя в руки, попросил обождать, и куда-то стремительно вышел. Вернулся он уже не один, а с невысоким улыбчивым господином. Только глаза у этого господина были очень внимательными, буквально просвечивающими собеседника насквозь. Но на Рабиновича такие штучки не действовали, а Самсонов был несоизмеримо выше этого не только морально, но и по росту.
   - Добрый день, панове. Я владелец этого магазина, Станислав Комаровский. - Представился вошедший.
   Самсонов с Рабиновичем тоже представились, вызвав немалое удивление на лице Комаровского - русский генерал в компании местного еврея... Нечасто такое встретишь.
   - Пан Комаровский, а сколько телефонных аппаратов вы можете продать вообще? - Начал Самсонов. При этом Рабинович нервно дёрнул щекой, давая понять, что так дела не делаются.
   - А сколько вам надо? - Вопросом на вопрос ответил Комаровский.
   - О, очень много. - Закатил глаза Самсонов. - Я думаю, что столько у вас нет.
   - И напрасно! - Возразил Комаровский. - Мой магазин единственный в Варшаве, не считая всякой мелочи, которые торгуют аппаратами в числе прочего барахла. Можно сказать, что телефонами Варшаву обеспечиваю я.
   - Нам надо тысячу аппаратов. - Выдал Самсонов с потолка. - Для начала. - Добавил весомо.
   Комаровский поперхнулся. Впрочем, как и Рабинович. Только причины у них были разные.
   - Ну, столько у меня, конечно, сейчас нет, но если вы дадите мне время, то я несомненно...
   - У нас нет времени. - Перебил его Самсонов. - Поэтому я и спрашиваю, сколько у вас есть аппаратов сейчас.
   - Ну, штук двести найдётся несомненно. Для вас имеет значение модель или внешняя отделка?
   - Совершенно не имеет. - Ответил Самсонов. - Главное, чтобы они работали.
   - А скажите, любезнейший пан Станислав, - начал издалека Рабинович, - чем отличается вот эта модель, от двух других?
   - О, пан Рабинович, эта модель принципиально отличается от них, - начал заливаться соловьём Комаровский, - потому что...
   Самсонов слушал их пикировку только первое время, прекрасно понимая, что Рабинович изо всех сил будет стараться сбить цену, хоть на копейку, а хозяин магазина соответственно не уступить. Он в это время разглядывал богато отделанные модели, прикидывая в уме, можно ли относительно безболезненно для материала, заставить отодрать его от аппарата, и купить его соответственно по обычной цене. Но в какой-то момент он понял, что у Рабиновича что-то пошло не так, потому что его лицо стало пунцовым, и кажется, ему даже не хватало воздуха. Подойдя поближе, он прислушался, о чём идёт речь. И сам обалдел от наглости Комаровского. Тот всё же понял, что происходит закупка для армии, и не только не собирался делать скидку на опт, но ещё и взвинтил цену в два!!! раза даже по сравнению с ценниками на витринах. Аргументируя это тем, что в связи с войной поставки аппаратов, скорее всего, прекратятся, и если у него выкупят сейчас весь товар без наценки за оформление, то ему просто нечем будет торговать дальше. Множество народу, зарабатывающего себе на жизнь украшением аппаратов, останутся без денег, а он не может обрекать их на нищенское существование. И его высокая цена объясняется лишь христианской заботой о людях, доверившихся ему. Рабинович уже явно испробовал все возможные заходы на этого барыгу, и Самсонов прямо чувствовал, как сердце того болезненно сжалось в предчувствии расставания с крупной суммой денег. В принципе ему было наплевать на переживания этого жулика, но поскольку это был его единственный источник финансирования задуманного, то были опасения, что денег на всё у несчастного Изи может и не хватить. Во всяком случае, свободных денег. И Самсонов пришёл ему на помощь.
   - Пан Комаровский, - вклинился он в разговор, - а вы в курсе планов правительства о конфискации стратегических товаров в пользу армии под долговые расписки?
   У Комаровского отвисла челюсть.
   - Н-нет... - Выдавил он из себя. - А разве телефоны являются...
   - Да, представьте себе. - Не дал ему закончить Самсонов. - С недавних пор являются. И приказ о конфискации в очень скором времени, несомненно, последует. Не знаю точно когда, это всё же сложная процедура, но он будет. А я, как патриот своего отечества, просто обязан буду проинформировать интендантов о том, сколько на ваших складах находится аппаратов. Поэтому, даже если вы начнёте потом уверять нас, что продали все до последнего, с вас потребуют отчётные документы на эти сделки. Всё это будет проверено. И не дай бог, хоть один телефон окажется не там, где вы сказали. А уж тем более окажется просто спрятанным. Думаю, после этого одним поляком в Сибири станет больше.
   Самодовольная улыбка с лица Комаровского быстро исчезла, уступив место выражению растерянности. А Самсонов перешёл к пряникам:
   - Только все эти действия последуют несколько позже, а телефоны армии нужны уже сейчас. Разумеется, мы не можем действовать так, как я описал, без необходимых постановлений, поэтому пришли к вам совершить именно покупку. А господин Рабинович является давним партнёром военного министерства, и мы прибегли к его услугам. - При этих словах Рабинович нервно сглотнул. - Но если вы не войдёте в наше положение, если вы не проявите должной степени патриотизма, то вынудите нас действовать по-другому. Правда, это произойдёт, как я уже упомянул, позже, что нанесёт непоправимый вред нашей армии, потому что хороша ложка к обеду. Следовательно, сейчас, пан Комаровский, у вас есть уникальный шанс не только проявить патриотические чувства к своей стране, оказав ей услугу, но ещё и хоть немного заработать. И если уж вас так тревожит судьба работников, занимающихся украшением ваших аппаратов, то вы можете проявить к ним христианское сострадание, выделив часть денег из прибыли, которую вы несомненно всё же получите.
   Глаза Комаровского забегали. Он явственно почувствовал, что загнан в угол и не находил путей к спасению.
   - Итак, - перешёл к финальной части Самсонов, - я вижу здесь на ценнике цифру в 27 рублей за аппарат без дополнительной отделки. Учитывая, что мы совершаем у вас оптовую покупку, то, мне кажется, что цена в 25 рублей за штуку будет вполне справедливой.
   - Но... - Попытался возразить Комаровский.
   - Кроме того, мы покупаем у вас и все остальные аппараты с отделкой, кроме тех, которые уже оплачены клиентами, по средней цене в 30 рублей.
   - Это грабёж! - Запротестовал Комаровский.
   - Вы же их всё равно потеряете, если не успеете продать до прихода чиновников от интендантства. Уж они-то точно не будут учитывать стоимость инкрустации. Ещё и заставят вас за свой счёт ободрать её... А то, что у вас не будет множества покупателей в ближайшее время, я думаю, вы и сами прекрасно понимаете. Значит, товар зависнет. А так, вы сразу получаете вполне неплохие деньги. И если хотите, то можете закупить следующую партию. Может, и успеете что-то ещё распродать. И самое главное, мы покупаем у вас весь телефонный провод, который есть в наличии. И возможно сделаем дополнительный заказ, если это не займёт у вас слишком много времени...
   Комаровский молчал, лихорадочно пытаясь сообразить - его пытаются нагло надуть, или всё же это удача, в первые же дни войны продать за вполне сносную цену абсолютно все свои товары, получив деньги. По всему выходило, что деваться ему всё равно некуда, а потому он горестно вздохнул, и предложил своим необычным покупателям пройти в кабинет.
   Состоялась покупка двухсот семи телефонных аппаратов и ста тридцати километров кабеля к ним, на что Самсонов сразу заметил, что этого очень мало, и надо срочно искать ещё. В любых количествах. Комаровский обещал подумать и поинтересовался, как скоро нужно осуществить необходимые поставки. Самсонов задумался, пытаясь вспомнить сроки начала наступления его армии, но точная дата в памяти не всплыла. Он помнил, что первые бои произошли в районе 17-го августа, но это на востоке, у Ренненкампфа. С другой стороны, Жилинский уже сейчас упомянул, что наступление начнётся дней через десять, а сегодня уже пятое число. Пару дней долой...
   - Не позднее 12-го августа. - Выдал он. - По григорианскому календарю. - Уточнил после паузы. (В русской Польше пользовались в основном именно григорианским календарём) - Кроме того, если к этому времени вы сможете достать ещё аппараты, то мы их тоже у вас купим. Израэль Соломонович оплатит их...- Самсонов сделал паузу, - по 26 рублей за штуку, разумеется, без всяких излишеств. - Рабинович вздохнул. - Ну а по какой цене вы их сами раздобудете, нас уже не касается. И самое главное! - Воскликнул Самсонов после небольшой паузы. - Учтите, что техническое состояние аппаратов будет проверено армейскими связистами. Постарайтесь удостовериться, прежде чем передавать их нам, что все они исправны. Иначе сами понимаете...
   Что там понимаете, Комаровский не знал, но то, что меры могут быть приняты крутые в связи с военным временем, он не сомневался. А ехать в Сибирь он не хотел.
   - И ещё, - спохватился Самсонов, - у вас кабель в каком виде хранится?
   - На больших катушках.
   - Вас не затруднит перемотать его на стандартные, которые используются связистами при прокладке трассы?
   - Это отдельная работа. К тому же сами катушки тоже стоят денег. - Неуверенно проговорил Комаровский.
   - Сколько?
   - Двести рублей.
   - Хорошо. - Согласился Самсонов.
   Рабинович в очередной раз трагически вздохнул и выписал ещё один чек.
   - Когда всё подготовите, известите Израэля Соломоновича. Он заберёт товары.
   - Да, конечно. - Подтвердил Комаровский, пребывая в тяжких раздумьях. Его обманули, или он всё же хорошо заработал?
   Когда Самсонов вышел на улицу, Рабинович поинтересовался у него:
   - Александр Васильевич, а почему вы сами не пошли к Комаровскому и не конфисковали у него всё необходимое?
   - Потому, Изя, - вздохнул Самсонов, - что сейчас этого сделать действительно нельзя. Нет ни постановления правительства, ни приказа военного министерства. И когда они будут - никому не известно. Боюсь, что они появятся только тогда, когда нас петух жаренный в задницу клюнет, и будет уже поздно. А мне эти телефоны нужны сейчас. И времени действительно мало. Поэтому ты можешь даже гордиться, что оказал столь значительные услуги России! Будь моя воля, я бы тебе ещё и орден дал, хоть ты и жулик законченный...
   Рабинович подозрительно покосился на Самсонова, не понимая, издевается тот над ним, или говорит серьёзно. А он и сам не знал, но на душе стало чуть легче, потому как кое-что уже сделано для того, чтобы грядущие события изменились. Если у него действительно получится насытить телефонами хотя бы свою армию, то это должно серьёзно повлиять на расклады. Впрочем, эти телефоны ещё надо получить, но вряд ли Комаровский станет хитрить и рискнёт его обмануть...
   Рабинович любезно подвёз его до вокзала, недоумевая, зачем генералу понадобилось ехать туда. Там Самсонов наказал ему собирать всё купленное на своих складах, и ждать официального гонца с расписками, после чего должна состояться передача имущества армии, которая, вне всякого сомнения, у Самсонова должна скоро появиться.
   После этого, он некоторое время послонялся по вокзалу, наблюдая за толпами прибывающих в Варшаву, изучил расписание поездов, которые ещё не были отменены. Как и следовало ожидать, поезда в северном направлении, на Млаву и Плоцк, ещё ходили. Для верности он даже прошёл на перрон, и уточнил это у железнодорожного рабочего. А это значило, есть что ещё "пограбить" в пользу своей армии. Удовлетворённый увиденным, он неспешным шагом отправился в сторону дворца губернатора, куда и прибыл как раз незадолго до начала совещания.
   На заседании штаба Северо-Западного фронта первым делом был зачитан приказ о назначении Самсонова командующим Второй армией. После чего он получил ордер с расписанием частей, входящих в неё. Потом началось формирование штаба, ядро которого составил штаб округа, но также были представлены и вновь прибывшие офицеры. Начальником штаба ему оставляли пока Орановского Владимира Алоизиевича, обязанности которого таким образом плавно перетекали из округа в армию. Генерал-квартирмейстером назначался Филимонов Николай Григорьевич. Человек, прибывший сюда недавно, а потому ориентировавшийся в делах округа пока что слабо.
   Вообще, штаб армии состоял из трёх управлений и пятнадцати отделов. Во главе каждого стоял начальник, имевший в подчинении многочисленных, или не очень, помощников, писарей, ординарцев и прочих. Сразу запомнить всех, или составить о них мнение было невозможно. Но вот начальника железнодорожного отдела, Самсонов постарался отметить для себя в памяти. Им был полковник Лядов. Человек уже немолодой, но ещё не расплывшийся, аккуратный, но без лоска. Трудно было ещё что-то сказать, но побеседовать с ним Самсонов решил в самое ближайшее время. Но самое главное, что сам Жилинский теперь отбывал в Волковыск, где планировалось развернуть штаб фронта, обещая держать связь по телеграфу.
   После представительской части, командующий фронтом сделал последнее напутствие лично. Скрывать не стал, что очень скоро готовится наступление в Восточную Пруссию с двух сторон. Их, Вторая армия, должна наступать из района реки Нарев на север, обходя Мазурские озёра с запада, и отрезая Кёнигсберг от основной части Германии. Из Литвы, с востока, туда же должна двигаться Первая армия Ренненкампфа. Вместе они должны окружить и разгромить единственную в регионе германскую армию, и желательно это успеть сделать до того, как противник опомнится и перебросит сюда войска с западного фронта. Хотя с другой стороны, именно это и являлось основной целью раннего, и чего уж там говорить, неподготовленного наступления, ослабив, таким образом, натиск германской армии на союзников французов.
   Всё было то же самое. Самсонов теперь это прекрасно знал, и ничего нового не услышал, тем более что главнокомандующий говорил о предстоящей операции лишь в общих чертах. У Самсонова даже возникли подозрения, что никакого детально проработанного плана на самом деле не было. А было просто руководство к действию. Идите, мол, туда-то, и там, как-нибудь да с божьей помощью, победите вражину. А возможно и был, просто сейчас командующий его, по понятным причинам, не излагал в подробностях. Закончив напутствие, Жилинский распустил совещание, сказав, что ему надо собираться. Офицеры и генералы начали расходиться, а Самсонов отправился вместе с Орановским, решив для начала подобрать себе адъютанта.
   Орановский Владимир Алоизиевич был мужчиной ещё не старым, всего сорок семь лет. С адъютантом Самсонов решил не мудрить. Можно было, конечно пригласить несколько человек, но что это даст, если он их раньше в глаза не видел. А составить правильное представление об их деловых качествах он всё равно не сможет из краткой беседы. Если Орановский не захочет дать ему толковых людей, то их не окажется и среди десятка кандидатов на должность, и нелепые смотрины ни к чему не приведут. Поэтому, осознав, что находится пока во власти начальника штаба, он решил просто попросить выделить ему кого-то на первое время.
   Орановский, судя по всему, оценил доверие, но на лице это почти не отразилось. Только холодные глаза чуть потеплели. Вызвал своего адъютанта, и велел найти некоего штабс-капитана Липского.
   Пока ждали, поговорили о разном. Самсонов поинтересовался, много ли офицеров перешло из штаба округа в штаб армии. Оказалось, почти половина, что было, в общем, неплохо, поскольку означало, что эти люди как минимум хорошо разбираются в обстановке. Об их личных качествах можно будет судить только, когда они начнут действовать.
   Явился кандидат. Ещё молодой, не больше тридцати, офицер, с небольшими щегольскими усами, подтянутый и с внимательным взглядом серых глаз. Впрочем, увидев генерала Самсонова, тут же принял вид "лихой и придурковатый", но в меру, не перебарщивая. Доложился по форме, со всеми "высокопревосходительство" Самсонову, и "превосходительство" Орановскому. Фуражку держал в согнутой руке.
   Начштаба поставил его в известность, что отныне он адъютант его "высокопревосходительства", и у него появился шанс проявить себя на этом поприще. Последовало уставное "рад стараться, ваше превосходительство". Новоиспечённого адъютанта сразу озадачили подбором ординарцев, которые и будут выполнять все несложные поручения по доставке документов и поиску нужных людей в лабиринтах штаба.
   Когда за офицером закрылась дверь, генералы начали осмысливать ситуацию и начали с состава армии. Картина была следующая. Её ядро составляли два корпуса, расквартированных в Варшавском военном округе и в мирное время. Это Шестой корпус генерала Благовещенского, который передислоцировался в район Ломжи, и Пятнадцатый генерала Мартоса, районом сбора для которого был Маков. С этими корпусами Самсонов должен был вступить в бой хоть сейчас, вздумай германцы начать наступление на Варшаву в первые же дни войны. И именно поэтому, ему сейчас не давали в подчинение Двадцать Третий корпус, имевший в своём составе гвардейскую дивизию. Этот корпус тоже квартировал в округе, но если вдруг потребуется выдвижение двух первых корпусов, то последний должен был остаться прикрывать город. А так, обещали потом передать его в армию.
   Ему на смену должен был прибыть Первый корпус Артамонова из Петербургского военного округа. А Тринадцатый корпус Клюева, прибывающий из Московского округа, должен пополнить ряды армии однозначно, и выдвинуться в район Остроленки. Ещё следовало иметь в виду Второй корпус Шейдемана, собиравшегося в районе Августова. Просмотрев его состав, Самсонов даже удивился, обнаружив, что этот корпус, в отличие от всех остальных, содержит в своём составе четыре дивизии, тогда как в других было по две.
   По замыслу командования, этому корпусу отводилась роль связующего звена между Второй и Первой армиями. Вот только как он это будет делать, оставалось непонятным, потому что расстояния были мало того, что велики, так ещё и местность была лесистой и с отвратительными дорогами. Последнее было как раз объяснимо. Ещё во время своей прошлой службы в Варшаве, Самсонов знал о генеральных планах войны против Германии. И они, на начальном этапе, были исключительно оборонительными. И в этом была своя логика, потому что время на мобилизацию у нас, было в несколько раз больше, чем у противника. А именно, сорок дней, против четырнадцати.
   Такая разница в сроках объяснялась, прежде всего, размерами стран. Россия огромна, и в сравнении с Германией, редконаселена. Даже просто перегнать эшелон по перегруженным железным дорогам из, например, Казани к западной границе, займёт гораздо больше времени, чем из Кёльна в Познань или Кёнигсберг. К тому же, густота сети железных дорог была несопоставима. Многие резервисты должны были добираться только до станций по нескольку дней, а то и недель. И только там садились на поезда, которые их везли к месту сбора своей части.
   В Германии же, все они оказывались на станциях в течение одного дня. А обычно через несколько часов. Поэтому германцы могли начать полномасштабное наступление по окончании мобилизации почти на месяц раньше. Таким образом, все расчёты долгое время исходили из обороны, и чтобы осложнить наступление противника, в приграничных районах принципиально не строили никаких новых дорог, облегчающих продвижение войскам. В России итак дороги были настоящим бедствием, а если ещё и специально пытались их ухудшить, то можно только догадываться, что там за кошмарная местность, по которой предстояло передвигаться не только солдатам пешком, но ещё и артиллерии с обозами.
   Полевая гаубица, весом в две с половиной тонны, на лошадиной тяге, да на раскисшей дороге - что может быть более эпичным! А в современной войне, как прекрасно понимал не только Самсонов, но и Анисимов, без артиллерии много не навоюешь. Ситуация изменилась только два года назад, когда все осознали, что за этот месяц германцы могут успеть нанести союзникам французам решающее поражение, и потом уже перебросить всю свою армию против России. Само по себе это, конечно, никого не пугало, потому что все были уверены - Россия выстоит. Но зачем тогда нужны союзники, если воевать будут всё равно поодиночке? Вот и появился в Генеральном штабе новый план, предусматривающий раннее наступление русской армии, задолго до завершения мобилизации.
   И тогда в Польше началось активное строительство не только шоссейных, но и железных дорог. Правда, за столь малый срок успели сделать немного. Поэтому в основном в приграничье картина оставалась по-прежнему дикая. Местность была совершенно не устроенная для передвижения крупных масс войск. Как чужих, так и своих.
   Но самое скверное, что перед этим Вторым корпусом не было направления движения, поскольку он, углубившись на территории Германии, упирался в цепь Мазурских озёр, имевших между собой лишь узкие проходы-дефиле, которые наверняка будут укреплены, и смогут удерживаться даже небольшими силами противника. Фланги наших наступающих армий он тоже прикрыть не сможет, потому что расстояния до них слишком велики, и проходят по такой местности, что путь будет очень долог.
   Но поменять что-то в этом раскладе было совершенно невозможно, потому что Жилинский пока сам не решил, кому будет подчиняться этот корпус - Первой или Второй армии. А район сосредоточения прописан в диспозиции, и войска уже начали движение туда, чему примером был эпизод с частями, выгрузившимися в Гродно, вместо Августова, когда Самсонов только прибыл в штаб. Орановский возражал, что целью этого корпуса является также защита наших коммуникаций, потому что вздумай германцы начать наступление от озёр, то смогут, спустя может и продолжительное время, выйти на нашу стратегическую железную дорогу Варшава - Белосток, и перерезать её. А это недопустимо.
   Самсонов не стал с ним спорить, потому что даже если сможет переубедить его, то менять диспозицию будет только хуже. Ведь это развалит хотя бы относительный порядок на железных дорогах, которые придерживаются определённого графика, и у которых движение эшелонов расписано. В общем, махнули на этот корпус рукой.
  
   0x08 graphic
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  

Карта с предварительным раскладом сил

  
   В итоге, оставалось четыре корпуса, которые точно должны были вступить в армию. Два уже на месте, а два будут вскоре переданы. Возможно три. А это уже сила. Надо только ей грамотно распорядиться.
   Основной проблемой были дороги. Особенно для Шестого и Пятнадцатого корпусов, которые наступали по совершенно дремучей местности, где были только местные грунтовки. Самсонов бывал в тех местах, и помнил, что почва там песчаная. С одной стороны, это хорошо, потому что даже после сильных дождей она не так ужасно раскиснет, как глинистая или чернозёмная. Но с другой стороны, там и дождь особо не нужен, потому что тяжёлые телеги будут вязнуть в песке даже в полную сушь. Что уж говорить про полевые гаубицы. Но и с этим ничего поделать было нельзя.
   План. Чёртов план! Который, даже если он неудачный, в общих чертах должен был выполняться. Всё утверждено, все грузы идут туда, выгружаются на прописанных станциях, и оттуда уже идут на повозках к складам, которые спешно возводят уже сейчас в районах сосредоточения. Значит, надо исходить из общих предписаний. Эти два корпуса, когда соберутся, должны двигаться к границе, согласно плану. Да, по бездорожью, да, теряя на этом много времени и сил. Но, насколько он помнил, они всё же преодолели эту полосу разрухи, что царила у нас, несильно отстав.
   А вот два других корпуса, оказывались в зоне железной дороги, идущей в нужном направлении. Но, тем не менее, в реальности для них так же остро стояли проблемы, связанные со снабжением, которое осуществлялось гужевым транспортом, и передвижением в целом. И Самсонов решил поинтересоваться, нет ли в планах упоминаний, про задействование железнодорожной дороги.
   - А смысл, Александр Васильевич? - Удивился Орановский. - В Германии колея всё равно другая, и пользоваться её железной дорогой мы не сможем, если они нам не подарят подвижной состав вместе с паровозами. Но это навряд ли.
   - Это точно. Даже если удастся что-то получить, то лучше на это не надеяться. Но насколько я понимаю, перешивка колеи не такая уж и трудная задача. Переставляют один рельс на два вершка (около 9 см), и готово. Разве что на стрелках повозиться, но в целом можно довольно быстро привести дорогу в годное состояние. Наверняка там есть свои нюансы, но вряд ли они неразрешимые. У нас есть железнодорожные части в округе?
   - Сейчас нет. Но я слышал, что планируется привлечение двух батальонов для ремонтных работ. Правда, не к нам, а к Ренненкампфу.
   - А почему нас обделили? - Воскликнул Самсонов.
   - Потому что у нас единственная ветка, и та в стороне от направления основного удара. Посчитали, что Ренненкампфу они нужнее.
   Офигеть! Вот это номер! Значит, германцы будут там кататься взад-вперёд по своим дорогам, подвозить подкрепления и боеприпасы, а нам предстоит всё на себе переть. И когда дело дойдёт до драки, то у наших уже язык будет на плече от усталости. С этим надо что-то делать...
   И с этими мыслями Самсонов попросил Орановского подождать, а сам буквально вылетел из кабинета, отправившись к Жилинскому с вопросом. К счастью, тот ещё никуда не ушёл, находясь в своём кабинете, и перебирал бумаги.
   - А, это вы, Александр Васильевич! - Сказал он, поднимая голову. - Решили посмотреть свой новый кабинет? Всё равно это ненадолго. Скоро вам предстоит перебраться поближе к войскам.
   - Яков Григорьевич, меня сейчас не кабинет интересует. - Ответил Самсонов, переводя дух. - Я тут посовещался с Орановским, и случайно узнал одну новость. Мою армию хотят оставить без железнодорожников?
   - О чём это вы? - Не понял Жилинский.
   - О двух железнодорожных батальонах, которые передаются Карлу Павловичу (Ренненкампфу).
   - Он наступает вдоль железной дороги, вот ему и дают в помощь специалистов. - Пожал плечами Жилинский.
   - Яков Григорьевич, у меня тоже железная дорога есть. А пути следования корпусов настолько плохи, что осуществлять за ними следом снабжение будет крайне затруднительно. Особенно, когда плечо доставки увеличится. А вот если бы мне удалось освоить ближнюю рокаду Зольдау - Ортельсбург, тогда я бы чувствовал себя гораздо уверенней. Но для этого как раз и нужны железнодорожники.
   Жилинский устало вздохнул. С него все что-то требовали. И сколько не дай, всё было мало. А где его взять, если нету? Вот и этот туда же, а ещё старый товарищ. Самсонов же, глядя на командующего, понял, что ничего не получит. Даже если тот пообещает. Скажет, что не получилось, сошлётся на непреодолимые обстоятельства и прочее. Нет, были бы эти батальоны под рукой, наверно отдал бы, возможно, что оба. Но они... где-то. Но пока Жилинский здесь, его надо на что-то растрясти. Потому что потом делать это по телефону или телеграфу будет намного труднее.
   - А в Варшаве у нас ничего нет? - Начал издалека Самсонов.
   - Нет. - Грустно ответил Жилинский. - Было бы, я бы вам сразу подписал приказ. - И задумался. А возможно просто держал паузу, ожидая, когда Самсонов уйдёт.
   Но тот не отставал:
   - А если провести мобилизацию среди железнодорожников?
   - Нельзя. У них бронь от армии.
   - Но мы же их не на фронт призываем? Они будут заниматься теми же делами, только по соседству. Например, продлением дистанции Новогеоргиевск-Млава. Можно даже в форму не одевать, а оформить их, как временно мобилизованных для ремонтных работ, что и будет соответствовать действительности. Только в начальники им дать несколько офицеров из управления путей сообщения, и разделить на роты, которые в документах именовать артелями. Это на первое время, а потом видно будет. Чего загадывать.
   Жилинский задумался. В принципе всё было нормально.
   - Ну, допустим. А если понадобятся ремонтные работы здесь, на месте?
   - А мы не всех подчистую заберём, а выборочно. Половину. Думаю, приличное число получится со всей Польши.
   - Можно попробовать. - Продолжал размышлять Жилинский. Наверно, он понимал, что Самсонов от него так просто не отстанет. Очевидно, у него была какая-то идея. - Вам это когда надо?
   - Сейчас. - Нажимал Самсонов.
   - Ох. - Устало выдохнул командующий.
   - И ещё инструменты нужны для работ. - Поспешно добавил Самсонов.
   - Какие?
   Самсонов задумался. В принципе там всё понятно - молоток, топор, лопата, лом-лапа, фаркопы... Может что-то ещё. Впросак бы не попасть. Надо посоветоваться со специалистами.
   - Я пришлю список через полчаса.
   - Хорошо. Но учтите, что людей вам дают временно.
   - Конечно, Яков Григорьевич. - Подхватил Самсонов. - Как только прибудут военные железнодорожники, я тут отпущу работников по домам.
   Жилинский, уже взявшийся за колокольчик для вызова адъютанта, замер с протянутой рукой, и с удивлением посмотрел на Самсонова. Раньше за ним такой наглости не замечалось. Да, они давно знакомы, но разве это значит, что можно так бесцеремонно ставить условия командующему? Или у него действительно появилась какая-то мысль?
   - Я надеюсь, вы не собираетесь менять направление движения армии? - На всякий случай поинтересовался Жилинский.
   - Ни в коем случае! - Заверил тот. - Буду двигаться в обход Мазурских озёр для поиска неприятеля и его разгрома совместно с армией Ренненкампфа.
   Жилинский некоторое время смотрел на Самсонова испытующе, но потом всё же взял колокольчик, и позвонил в него. Явился адъютант Митя, с неизменной дощечкой в руках, и замер весь во внимании.
   - Пиши приказ. Выделить во Вторую армию половину путейских рабочих с каждой дистанции, входящей в Варшавский военный округ, сроком на один месяц. Названия дистанций уточни по документам. Не помню я их все.
   - Может на два? - Вклинился Самсонов.
   - За два месяца, Александр Васильевич, сначала меня, а потом и вас, с потрохами сожрут. Я придумаю что-нибудь. В крайнем случае, продлим на неделю. Сейчас вам главное получить людей.
   - И инструменты.
   - Да. Пиши, Митя. Список необходимых инструментов прилагается. Всё. Оформи там, как следует, Александр Васильевич тебе потом список пришлёт с инструментами. Приложишь.
   - Будет сделано, Яков Григорьевич. - Сказал адъютант, и вышел.
   - Тогда я за списком. Спасибо вам, Яков Григорьевич.
   - Да, не за что.
   И Самсонов быстро вышел. Когда же вернулся в кабинет Орановского, то своего нового адъютанта там не застал. Наверно, ещё не подобрал ординарцев. Тогда он обратился к хозяину кабинета с просьбой, чтобы тот разыскал начальника железнодорожного отдела Лядова. Заодно появится повод присмотреться к нему повнимательней.
   Орановский, разумеется, сам никого искать не стал, а озадачил своего адъютанта. А тот позвонил по внутреннему телефону. Лядов был на месте, и обещал быть немедленно. И действительно, едва Самсонов успел пересказать своему начальнику штаба беседу с Жилинским, как полковник Лядов вошёл в кабинет. Доложился, получил команду вольно и разрешение "без чинов", и приготовился внимательно слушать.
   Самсонов в двух словах рассказал ему смысл своей идеи. А именно - раз ему не дают кадровые батальоны железнодорожников, то временно мобилизовать часть путейцев, поставить во главе их несколько офицеров штаба из отдела, и подготовить эту команду для ремонтных работ железнодорожного полотна и перешивки путей под русскую колею на территории Германии. Речь идёт о ветке, идущей от Млавы на север. То есть рабочие не уезжают к чёрту на кулички, а работают почти дома. Можно сказать на расширении дистанции. И то временно, пока не прибудет полноценная замена из кадровых частей. И соответственно возникает вопрос - что им для этого нужно иметь с собой, кроме молотка и лома.
   Лядов немного подумал, и ответил, что в принципе может выдать список, хоть сейчас, но важно знать, сколько прибудет людей. А для этого, ему нужно свериться с документами по дистанциям, чтобы приблизительно прикинуть количество рабочих, которых удастся привлечь. Его отпустили, но просили поторопиться, пока Жилинский не передумал или не уехал.
   Вернулся как раз через полчаса, и принёс список показать генералам. В своих расчётах Лядов исходил из того, что удастся привлечь около полутора тысяч человек. И в списках, кроме соответствующего количества инструментов, значилось четыре локомотива, пятьдесят пять дрезин и столько же открытых платформ для перевозки на этапах личного состава и инструментов. Кроме того пятьдесят крытых вагонов, именуемых в просторечье теплушками. Указывалось количество рельсов, шпал, болтов и костылей, которые нужны были для ремонта железнодорожного полотна на первое время. Особо были выделены детали для стрелочных переводов. Тоже на первое время. Самсонов пробежал всё это глазами, отметил про себя, насколько толково и быстро составлен список, и порадовался, что железнодорожник оказался, судя по всему, грамотным человеком. Значит, не всё так плохо. Хотелось, конечно, задать вопросы, зачем это, зачем то, но удержался, полагая, что время выяснить это ещё будет.
   - Что ж, - молвил он, - толково. Можно передавать генералу Жилинскому. Второй экземпляр у вас есть?
   - Нет. - Ответил Лядов. - Но думаю, что у его высокопревосходительства всё равно будут переписывать этот документ для каждой дистанции, попрошу сделать ещё одну копию. Только потом надо будет обязательно проверить, что там написали. Ошибка писаря может привести к серьёзным последствиям.
   - Хорошо, что вы это понимаете, господин полковник. - Отметил Самсонов. - Занимались где-то перешивкой?
   - Нет, не приходилось, ваше высокопревосходительство. Негде. Мы в Европе уже давно не воевали. Но много думал об этом, потому и список составил так быстро.
   - Тогда проследите за скорейшим составлением приказа, со всеми полагающимися приложениями, и займитесь сбором рабочих и всего необходимого. Слышали, что сказал командующий про наступление? В ближайшее время. Поэтому постарайтесь как можно скорее собрать хотя бы часть людей, из Варшавы и ближайших окрестностей, и создать из них работоспособные подразделения. И подберите туда офицеров из своего отдела, чтобы они осуществляли общее руководство и контроль.
   - Сделаю, ваше высокопревосходительство. Разрешите идти?
   - Идите.
   Когда за Лядовым закрылась дверь, Самсонов поинтересовался у Орановского:
   - Что вы можете сказать о нашем начальнике путей сообщения?
   - А что? - Насторожился тот. - Хороший офицер, у меня на него нареканий нет.
   - Я не про это. На меня он произвёл впечатление очень толкового специалиста. Даже глаза загорелись, когда речь зашла о переделке колеи и создании собственных подразделений.
   - Так это и понятно, Александр Васильевич. Одно дело рутиной заниматься и вагоны считать, чего никто не оценит, пока всё нормально, а другое, настоящей работой заниматься, где есть возможность себя проявить. К сожалению, ничего конкретного я о нём сказать не могу, потому что он здесь недавно, а в мирное время объём железнодорожных и прочих перевозок невелик. Крупных учений не было, поэтому и проявить себя ему было негде. Но в целом, я согласен с вами - офицер толковый и энтузиаст своего дела. Да, и его предшественник, полковник Гаврилица, был такой же. Вот про него могу с уверенностью сказать - работу любит. Он, кстати, сейчас командует полком в Пятнадцатом корпусе, и входит в нашу армию. Если нужда возникнет, то можно будет привлечь.
   - У него же ценз пропадёт.
   - Понятно, что просто так его дёргать не следует. Но если уж совсем нас припрёт, тогда вполне возможно.
   - Посмотрим. - Подвёл итог Самсонов.
   Дальше они прошлись по остальным управлениям штаба, вызывая начальников к себе и беседуя о состоянии дел. Генерал-квартирмейстер жаловался, что Варшава переполнена, и прибывающих офицеров негде селить. Интенданты стонали, что склады выгребают подчистую, а замена имуществу будет нескоро. Инспектор артиллерии был в полной растерянности, потому что уже было ясно, что такими темпами они точно не успевают перевезти в срок все снаряды для орудий, используя для этого исключительно гужевой транспорт. Ведь железная дорога была забита эшелонами, перевозившими имущество и войска из тыловых округов, а дороги были ужасны.
   Вызванные тут же начальники полевого дорожного управления, и управления транспортов армии, сетовали, что инженерные части заняты обустройством лагерей и временных складов в районах предварительного развёртывания, и ровным счётом ничего не делают для улучшения путей подвоза к этим районам. Доходило до того, что на бродах через мелкие ручьи скапливались огромные пробки из подвод, а каждую там приходится разгружать и проводить пустую, и груз переносить на руках. А вызванный следом инспектор инженеров, уверял, что люди у него итак пашут от зари до зари, и работа не кончается. После этого все присутствующие офицеры вошли в раж, и начали спорить, пытаясь перекричать друг друга. Самсонов слушал их некоторое время, а потом раздалось его громогласное "хватит". Все притихли.
   - Владимир Алоизиевич, а когда корпуса начали движение к предписанным местам дислокации? - Обратился Самсонов к начальнику штаба.
   - Второго августа. - Ответил тот.
   - А на основании чего?
   - Приказа командующего фронтом.
   - А кто должен был проследить за ходом выполнения этого приказа? Это понятно, что каждый начальник отдела выполняет свою работу, но, по-моему, очевидно, что возникают спорные вопросы, находящиеся на стыке сфер их деятельности. И кто в таком случае должен был проверить общий ход выполнения приказа, и принимать меры к устранению задержек?
   Орановский побледнел и сжал зубы. Понять его можно было. До сегодняшнего совещания он был, скорее всего, не в курсе планирующегося наступления в "ближайшее время", и рассчитывал, что до окончания хотя бы частичной мобилизации войска в любом случае успеют туда прибыть. А теперь по всему выходило, что в задержке, и возможном срыве наступления виноват он. С другой стороны, никто не мог дать гарантий, что немцы не попытаются устроить пробное наступление, исключительно с целью пошуметь. И как бы тогда выглядела армия, пехота которой собралась в одном месте, а обозы и артиллерия большей частью застряли где-то на дорогах?
   - Виноват, ваше высокопревосходительство. - Перешёл он на официальный тон и встал, вытягивая руки по швам. - Приму меры к исправлению ситуации.
   - Сядьте, пожалуйста, не на приёме рапортуете. - Спокойно сказал Самсонов. - Давайте уж, тогда вместе прикинем, что надо предпринять для ускорения доставки грузов. И будьте уверены, господа, что я лично проверю ход действий.
   Наступила пауза. Собравшиеся напряглись. Молчание нарушил Орановский.
   - Надо отправить команды сапёров для улучшения подходов к лагерям и далее, возводя там временные переправы, гати и улучшая плохие места на дорогах.
   - Тогда замедлятся работы по возведению лагерных построек. - Возразил Самсонов.
   - Поэтому, сапёров мы возьмём лишь небольшую часть. Остальную рабочую силу задействуем из линейного состава полков. Брёвна подносить, землю насыпать и прочую черновую работу. - Самсонов кивнул. - Для этого будут задействованы части, находящиеся на марше. Им будут отправлены сообщения, или по радио, или по проволочному телеграфу. Они выходят на связь каждый вечер и утро. В крайнем случае, задействуем аэропланы для сбрасывания сообщений.
   "Аэропланы" - отпечаталось в голове Самсонова. - "Надо будет разобраться с этими птицами, и посмотреть, что они из себя представляют". Всё дело в том, что вот аэропланов в своей жизни он ещё не видел. Только на фотографиях. Они получили распространение совсем недавно. В японскую войну их ещё не было, когда он служил в Варшаве - были, но не здесь. А когда он оказался в Туркестане, то там он их тем более не видел. А Анисимов знал, конечно, об их существовании, знал, что они очень широко использовались в Первую мировую, но назвать его знатоком этого дела, язык не поворачивался. В общем, разобраться с ними надо было. К тому же вертелись в голове слова - проверить, аэроплан.... Но потом.
   - Что ж, приемлемо. - Одобрил Самсонов. - Но думаю, это лишь часть мер. Какие полевые парки у нас сейчас в движении? - Обратился он к инспектору артиллерии.
   - Летучие и подвижные (обозные части, занимавшиеся подвозом боеприпасов, в Российской армии объединялись в полевые пакри). - Ответил тот.
   - То есть местные ещё даже не выдвигались? (Местные парки осуществляли подвоз боеприпасов непосредственно от складов, расположенных в тылу)
   - Нет. - Ответил офицер, проникаясь чувством вины.
   - Ну, с Шестым корпусом мы ничего поделать не сможем, он слишком далеко будет располагаться, поэтому просто попытаемся ускорить движение парковых колонн. А вот парки Пятнадцатого корпуса, думаю довести хотя бы до Варшавы. Мы сейчас пытаемся сформировать свои железнодорожные составы, которые будут обеспечивать исключительно нужды армии, и к тому моменту, как парки доберутся до Варшавы, сможем выделить что-то для них. Дорога в том направлении почти не загружена. Плюсы такого решения в том, что пути к городу намного лучше, а там и железную дорогу задействуем. Поэтому Владимир Алоизиевич проработайте приказ для изменения направления движения парков Пятнадцатого корпуса, и доведите его до личного состава.
   - Слушаюсь. - Сдержанно ответил Орановский.
   - И отдайте необходимые распоряжения командирам корпусов для содействия улучшению дорог на маршрутах. А вы господа, можете быть свободны, и займитесь ускорением продвижения парков.
   Оставшись вдвоём, Самсонов и Орановский помолчали, каждый думая о своём, после чего командующий встрепенулся, и произнёс, размышляя:
   - Так, кто у нас ещё остался. Давайте-ка побеседуем с нашим начальником почт и телеграфов. Может и у него какие несчастья есть.
   И вызвали его к себе. Это был полковник Севастьянов. На удивление, он был всем доволен. В последнее время полевые телеграфы и телефоны посыпались на него, как из рога изобилия. Ещё и рации подкинули, правда, мало. Всем своим видом Севастьянов напоминал сытого кота, что несколько настораживало Самсонова. Попросил перечислить на всякий случай количество технических средств.
   - Они закреплены за корпусами. - Начал Севастьянов. - Но я отслеживаю их состояние и факт наличия. Про Шестой и Пятнадцатый корпуса, которые уже вошли в состав нашей армии, могу с уверенностью сказать, что там всё соответствует штатам. А именно, каждый располагает двадцатью телеграфными и ста девяноста телефонными аппаратами. И порядка двухсот вёрст провода к ним.
   - Стоп. - Вклинился Самсонов. - С аппаратами действительно всё хорошо. А вот, с проводом... - и он помолчал, размышляя, - грубо говоря, получается, что на один аппарат у нас десять вёрст провода. Для налаживания связи внутри корпуса и со штабом армии действительно достаточно. А с соседями?
   - Утверждено по штатам. Что выдали, то и имеем.
   - А я вас и не виню, господин полковник. Но, на мой взгляд, этого мало. Поэтому, ставлю вам задачу - найти в ближайшее время ещё не менее пятисот вёрст провода для всей армии. И не пытайтесь сыскать их где-то все сразу. У вас всё равно ничего не получится. Тащите любыми партиями. Но не медлите. О результатах поисков докладывать мне ежедневно. Ясно?
   - Так точно. - Подобрался Севастьянов.
   - Дальше, что у вас ещё есть.
   - Кавалерийские дивизии. Каждая имеет в штате два облегчённых телеграфных аппарата, и девять телефонных. Тридцать километров провода к ним.
   - Ясно. А что с радиостанциями?
   - По одной в штабах кавалерийских дивизий, и корпусов. Одна у нас, в штабе армии.
   - Не густо, но хоть что-то. - Задумчиво проговорил Самсонов, вспоминая о массовых нареканиях на нашу связь в начале войны. В чём же была засада? Ах, да, в шифрах, которые германцы читали, как с листа. На девять станций? Хотя, если по ним шли как раз стратегические сведения, доклады о расположении войск и намерениях, то этого достаточно, чтобы противник был в курсе основных событий. - А шифрование передач вы применяете?
   - Безусловно, ваше высокопревосходительство. - Заверил Севастьянов.
   А в чём же дело? Разгадали шифр? Или украли? Если последнее, то тогда всё бесполезно, потому что кто шпион - неизвестно. И куда контрразведка смотрит? И вообще, где она? Да, над всей этой секретностью надо будет подумать потом. А этого полковника надо будет проверить как следует. Что-то всё у него слишком гладко.
   - Спасибо, господин полковник. - Закончил беседу Самсонов. - Можете идти.
   Так, основные вроде все, с мелочью пускай сам Орановский разбирается. Хотелось ещё вызвать главного контролёра, но решил побеседовать с ним с глазу на глаз, а значит завтра, когда появится свой кабинет. Со связью по радиостанциям надо что-то решать, но не сегодня. А вот...
   - Владимир Алоизиевич, а что у нас с авиацией?
   - Прибывает. Она распределена по корпусам, по шесть аэропланов. Те корпуса, что расквартированы в нашем округе, соответственно её имеют. Для остальных везут. Могу уточнить график прибытия.
   - Не надо, мы его всё равно не изменим. Может быть, потом поинтересуюсь, когда можно будет уже предметно о чём-то рассуждать. Насколько я понимаю, авиаотряд Пятнадцатого корпуса квартирует где-то поблизости от Варшавы?
   - Совершенно верно. Сейчас у них база на Мокотовском аэродроме.
   - Больше поблизости ничего нет?
   - Есть авиаотряд Двадцать Третьего корпуса, который нам обещали передать позднее, но сейчас они пока вне нашего подчинения.
   - А связь с командиром нашего авиаотряда есть?
   - Конечно. В их распоряжении есть телефон.
   - Тогда свяжитесь с ними, и уточните, готовы ли они принять сегодня командующего армии. А то вдруг командира нет на месте. А я туда хочу не просто так съездить, на аэропланы посмотреть, а плодотворно побеседовать.
   - Будет сделано. - Сказал Орановский и вышел к адъютанту.
   Через пять минут он вернулся, доложив, что командир штабс-капитан Вальницкий на месте и ждёт.
   - Вот и славно. - Сказал Самсонов, поднимаясь. - Выделите мне что-нибудь добраться туда.
   - Да. У нас есть Руссобалт, предназначенный как раз для командующего.
   - Тогда распорядитесь подать к подъезду. Прокачусь.
  

Глава 3

   Спал на новом месте, как убитый. Верный Василий снова разбудил его в шесть утра. Приведя себя в порядок, Самсонов направился первым делом в ближайшую ресторацию, где плотно позавтракал, и... отправился "на работу" в немного опустевший после отъезда Жилинского особняк.
   Жизнь здесь текла своим чередом. Менялась ночная смена дежурных офицеров, которые круглосуточно принимали донесения о прибывающих эшелонах, отправляли дальнейшие распоряжения согласно предписанию. Накопилась небольшая стопка бумаг, требующая решения или просто подписи командующего армией. Быстро разобравшись с ними, он вызвал к себе "завхоза" Филимонова. Тот явился с виноватым видом, сразу начав оправдываться, что ещё не подготовил доклад о состоянии имущества в ремонтных частях.
   - Я и не ожидал этого так скоро, Николай Григорьевич. - Успокоил его Самсонов. - Но всё же не затягивайте с этим, и главное, постарайтесь лично вникнуть в состояние материальной части. Это может оказаться очень важно. А сейчас я вызвал вас по другому поводу. Мне вчера удалось договориться о предоставлении в распоряжение нашей армии большого количества телефонных аппаратов и проводов к ним на основании долговых расписок военного ведомства.
   Филимонов внимательно слушал. Это была обычная практика, когда речь шла о добровольном предоставлении какого-то имущества. Так часто поступали даже в совершенно мирное время, приобретая таким образом чаще всего небольшие партии лошадей, повозок, фуража и продовольствия. Правда, методы убеждения на эту добровольность всегда были спорными, но деньги потом всегда возвращали. Речь шла, как правило, о небольших суммах. Хотя это и было всегда источником множества злоупотреблений. Совсем другое дело конфискация под долговые расписки. Для этого должен быть всегда приказ сверху. Но раз командующий смог убедить "предоставить"... то какие проблемы?
   - Выписать их следует на имя Израэля Рабиновича, который, насколько я знаю, тесно сотрудничает с нами в области поставок сукна. Вы в курсе этого? - При этих словах Филимонов заметно напрягся, а Самсонов понял, что точно в курсе. - Отправьте к нему доверенного человека, оформите документы и перевезите на наши склады. Возможно, будут ещё поставки, поэтому будьте готовы и к этому.
   - Да, я понял, Александр Васильевич. - Ответил Филимонов. - А разрешите вопрос?
   - Спрашивайте.
   - Зачем нам столько телефонов? Ведь в формируемых частях они и так имеются по пять штук на полк в составе команды связи.
   - Потому что, на мой взгляд, Николай Григорьевич, этого очень мало. Насколько я знаю, их практически нет в составе артиллерии. То есть они есть там, но только для командного состава. А корректировать огонь по ним намного удобнее, особенно если распорядиться с умом.
   - Но ведь есть команды сигнальщиков для этого?
   - Вы представляете себе, каково это стоять на видном месте в полный рост и размахивать флагами? Зачастую это видят не только свои, но и противник. И тогда его артиллерия бьёт в первую очередь по этому месту. А с телефоном можно спрятаться где угодно. Да и скорость передачи информации намного выше. Думаю, что во время войны все придут к пониманию этого, просто я решил немного опередить события. И ещё, думаю, не надо вам напоминать, что лишние разговоры на эту тему ни к чему. Телефоны и телефоны. Пусть лучше все считают это моей блажью, чем начнут делать выводы раньше времени. Понимаете о чём я?
   - Безусловно. - Подобрался Филимонов. - Разрешите идти?
   - Идите.
   После этого разговора, Самсонов погрузился в изучение списка частей, уже прибывших в районы дислокации. Пока что было негусто. Намечалось создание трёх корпусов, по две дивизии в каждом - Шестого, Тринадцатого и Пятнадцатого. Первые два разворачивались вдоль реки Нарев, к северо-востоку от Варшавы. Выдвигались они туда от железной дороги на Белосток, и до района развёртывания им предстоял путь в 50 километров. Естественно пешком, а всё имущество, везя на телегах. И их дальнейший путь также предполагался исключительно в пешем порядке, потому что в тех краях и обычные-то дороги были не очень хороши. А железных и вовсе не было.
   Самсонов с самого начала понял, что это наиболее слабое звено его создаваемой армии. Даже если эти корпуса успеют полностью собраться к сроку, то их движение к границе само по себе выльется в эпический подвиг, и основным препятствием будут разбитые дороги. До границы вроде не далеко, 40-50 километров, но это минимум два дня марша, а для обоза и артиллерии, все три. За это время они уже вымотаются, а надо ведь двигаться ещё и дальше.
   Но даже если всё получится с железной дорогой, а с ней пока ничего ясно не было, то менять район развёртывания, на ходу вносить изменения в расписание поездов и пункты доставки грузов - чистое безумие. Это породит полный хаос в округе. Значит, на эти корпуса он в ближайшее время рассчитывать не сможет, их всё равно, что нет. Остаётся только пятнадцатый корпус, который формируется в районе Макува, что недалеко от железной дороги на Млаву. А выгружались части этого корпуса, как правило, в Новогеоргиевске. В принципе не сложно их там и тормознуть, чтобы не разбредались. Но если с железной дорогой всё же ничего не получится, то его самоуправство будет вопиющим, поскольку он нарушит единую линию расположения частей, что вызовет их неравномерное продвижение к границе. Значит, пока ничего не ясно, следует подождать с нововведениями. К тому же на месте была только часть подразделений, в основном те, которые и так были расквартированы в Варшавском округе.
   Но уже прибыли и другие, из тыловых округов, как тот же Полтавский полк. Плюс к этому, здесь же, в районе Варшавы, была расквартирована Первая стрелковая бригада и Вторая полевая тяжёлая артиллерийская бригада. Последнее являлось особо ценным подарком штаба, но вот вывод её на боевые позиции своим ходом представлялся на редкость трудной задачей, поскольку в её состав входили такие монстры, которые на местных грунтовых дорогах после первого же дождя должны были гарантированно увязнуть.
   Ах, да - к нему переходили в подчинение отряды пограничной стражи на северном участке границы, но их было очень мало, а использовать их в качестве линейной пехоты теперь Самсонов считал просто кощунством, учитывая полный провал с разведкой в армии. Ещё планировалось развернуть где-то здесь же Двадцать Третий корпус, в составе Второй пехотной дивизии и Гвардейской дивизии. Но его части пока что даже на горизонте не показались. А с Гвардией ещё и проблем не оберёшься. Он прекрасно помнил об их своеволии на полях Манчжурии - туда пойду, сюда не пойду, а копать вообще не буду. Его, конечно, сия чаша тогда миновала, но он был наслышан о капризах высокородных отпрысков, служивших там.
   И конечно, кавалерия! К армии были приписаны целых три кавалерийских дивизии. Пятнадцатая и Шестая стерегли границу в районе Млавы, а Четвёртая напротив Турошанского леса, прикрывая фланг армии. Он уже видел раннее предписание Жилинского, согласно которому они должны были вести наблюдение за действиями неприятеля, и предпринимать активные вылазки на его территорию, производя диверсии и нанося всяческий убыток. Так что на границе сейчас наверняка весело, и никакого затишья нет, как он раньше думал. Так, надо бы проверить, кто здесь ещё рядом квартирует, или намечается к этому. И вдохновлённый этой мыслью, он направился в кабинет Орановского, решив, что если тому надо будет заглянуть в бумаги, то пусть он это лучше сделает на месте, чем бегает взад вперёд.
   Орановский работал с бумагами, делая пометки, что-то подписывая. Самсонов, проявляя деликатность, разрешил ему не вставать, поинтересовался, не сильно отвлекает ли, и задал вопрос в лоб - какие части ещё находятся в районе Варшавы, кроме гарнизона. Поскольку Владимир Алоизиевич ещё вчера был начальником штаба округа, то он, даже не заглядывая в бумаги, с ходу назвал Двадцать Четвёртую дивизию, состоявшую из Сибирских полков. Как их сюда занесло, и почему они здесь расквартированы - оставалось только догадываться. На основе этой дивизии планировалось развернуть Первый корпус, придав ему дополнительные части, которые уже на подходе. Но поняв, с какой целью Самсонов этим интересуется, Орановский его сразу огорчил, что в планах командования оставить пока этот корпус для прикрытия Варшавы, до прибытия других частей.
   "Логично" - думал Самсонов, шагая обратно по коридору, - "резерв никогда не помешает. Но что-то армия жидковата получается. Если ничего больше не добавят, то совсем грустно будет. Или если ничего не удастся выклянчить у Жилинского." Общение с начальником штаба оставило двойственное впечатление. С одной стороны, не вызывало никаких сомнений, что он высококлассный штабист. С другой, было ясно, что этот человек - ходячая инструкция. И если ему покажется, что Самсонов выходит за рамки своих полномочий, то не только начнёт возражать, но и без колебаний доложит куда следует. Мелькнула мысль постараться избавиться от него под благовидным предлогом, но Самсонов пока отодвинул её подальше, потому что на другой чаше весов было прекрасное знание реалий округа, а кого пришлют взамен неизвестно. (В реальности Орановского на этой должности вскоре сменил Постовский, тоже прослуживший немало в штабе Варшавского округа, но прибыв на место уже после начала наступления, не успел быстро разобраться в стремительно меняющейся ситуации, из-за чего увеличилась путаница в тылах армии. К тому же, он был человеком очень неуравновешенным, из-за чего ещё в бытность своей службы на Кавказе получил прозвище "бешеный мулла", хоть и был православным.)
   Теперь следовало подумать снова о связи. Зашёл опять к Филимонову, опять успокоил его, что пришёл не за железнодорожным имуществом, и попросил выделить кого-то из офицеров. Им оказался капитан Матвеев, человек средних лет, явно давно служивший при штабе, но застрявший в должности, потому что не набрал командного ценза. Уединившись с ним в кабинете, Самсонов начал ставить ему задачи. Узнать адреса всех технических училищ и ремесленных школ вокруг Варшавы, особенное внимание уделяя имеющим отношение к электротехнике. По возможности выяснить номера телефонов, по которым сам Самсонов мог бы связаться с их руководством. Так же раздобыть ему телефон ректора Варшавского университета, или его заместителя. А потом отправиться на склады округа, и лично перевернуть там всё вверх дном, составляя подробную опись резервных батарей для полевых телеграфов, радиостанций и телефонов. Обязательно выяснить, есть ли поставщики этого в Польше и где ещё могут находиться залежи этого дефицитного имущества. Аналогичную операцию следует проделать по поводу кабелей. Для решения этой задачи Самсонов разрешил ему привлекать любое количество людей, а чтобы капитан чувствовал себя уверенней, выдал ему бумагу за своей подписью. Отягощённый заботами, Матвеев удалился.
   Затем снова нахлынула текучка, но сказать, что был весь день очень занят, значило несколько преувеличить происходящее. В свободное время он предавался тяжким раздумьям по поводу предстоящего наступления. Изучал карты местности, великолепная подборка которых была в штабе. Вскоре появился Матвеев, выложил перед ним список учебных учреждений с техническим уклоном и номера телефонов руководства, если они у таких были. Список оказался не длинным, четыре ремесленных училища, два низших и два средних. Самсонов начал лично обзванивать абонентов, представляясь командующим армией и прося о личной встрече, цель которой он не может называть по телефону. Растерянные люди, как правило, сразу соглашались, недоумевая, зачем их заведения понадобились такому важному чину.
   Ректора Варшавского университета он оставил на десерт, понимая, что разговор может оказаться не простым. Но всё обошлось. Им оказался Александр Евгеньевич Лагорио, человек далёкий от политики, но страстный патриот России, принципом которого было не на словах, а на деле доказывать свою пользу стране. Можно сказать бессменный руководитель этого учебного заведения с непростой судьбой.
   Всё дело в том, что Польша в составе империи была вечной проблемой и незаживающей раной. В России поляков обычно жалели, сочувствуя в принципе их желанию обрести независимость, с пониманием относясь к их культуре. Но в ответ натыкались лишь на глухую стену непонимания, а то и откровенного презрения. Многие русские чиновники и люди, имеющие отношение к политике, в сердцах не раз говорили об этом никак иначе, как "проклятый польский вопрос". Среди поляков постоянно зрели заговоры, неоднократно выливавшиеся в восстания, горячо поддерживавшиеся из-за границы. Вся пресловутая конспирация и методы борьбы, были прекрасно отработаны и обкатаны ещё в девятнадцатом веке поляками. А русские социал-демократы потом только переняли уже готовую схему, включая террор.
   Дошло до того, что в России, во второй половине девятнадцатого века, слово поляк, прочно ассоциировалось со словами революционер и бунтовщик, хотя все и понимали, что это, по меньшей мере, не справедливо по отношению к целому народу. И это, конечно, так и было. Большинству простых поляков, даже во времена самых грозных восстаний, было глубоко наплевать на буйные фантазии своих предводителей, потому что их повседневная жизнь состояла из борьбы с совершенно другими проблемами. И не последнее место в числе этих проблем зачастую занимали как раз те люди, которые призывали "всех честных поляков" бороться с ненавистной Россией. Иногда доходило даже до курьёзов. Так, во время восстания 1860-х годов, губернатор Привисленского края Кауфман, одним росчерком пера подавил восстание на вверенной ему территории. Он просто силой своей власти ускорил процесс выхода крестьян из личной зависимости от помещиков, и наделяя их землёй, широко оповещая об этом население. И сначала повстанческие отряды лишились многих солдат, а когда шляхтичи, составлявшие ядро этого движения, попытались привлекать туда кого-то силой, то крестьяне сами сдавали своих бывших господ русским властям. Теперь они не могли себя чувствовать в безопасности даже в глухих лесах. Всегда находился какой-нибудь "янек", который хотел отомстить заносчивому барину за прошлые обиды, и указывал место, где прячутся повстанцы.
   Но с течением времени ситуация в Польше не стала легче. Среди состоятельных и образованных людей постоянно бродило плохо скрываемое недовольство, наслаивающееся на общие неурядицы русской жизни. И, конечно, Варшавский университет был одним из традиционных рассадников таких настроений. Причём, в немалой степени за счёт местной профессуры. Конечно, преподавательский состав всячески пытались разбавить выходцами из России, и по возможности лояльными к власти, но во время событий 1905-1907 годов Варшавский университет снова отметился, как центр беспорядков. Его даже хотели перевести в Новочеркасск, но всё же оставили на месте.
   Но Лагорио был сама любезность. Он внимательно выслушал просьбу Самсонова о встрече, прекрасно понимая, что это как-то связано с начавшейся войной, и обещался быть. И вообще, оказать всяческое содействие. Общую встречу назначили на завтра, на десять утра. Всё это Самсонов затеял с целью собрать под своё крыло как можно больше людей, понимающих в налаживании телефонной связи. И основную ставку решил делать на студентов, а может и кого-то из преподавателей. Но здесь, конечно, был нюанс. Всё дело в том, что наверняка большинство этих людей будут поляками, которые неизвестно как относились к России. Многие из них не входили в число призывных лиц, и приказывать им он не мог в принципе. Поэтому разговор обещал быть не простым. К тому же следовало озадачить преподавателей изготовлением батарей для телефонов, на базе своих лабораторий. Наверняка их возможности будут невелики, но и ему надо было не так уж и много. Возможно, придётся даже простимулировать их интерес деньгами, для чего надо будет озаботиться подтверждением своего кредита в местном банке. Да, он собирался оплатить эти расходы из своего кармана. И дело здесь даже не в патриотизме, а в том, что он прекрасно понимал, если у него сейчас ничего не получится, то ему вообще ничего уже не будет нужно. Не то, что деньги. Проблема была в другом, сейчас лето, и все студенты на каникулах. Собрать удастся далеко не всех. А те, кого удастся - в основном местные. А это Варшава...
   Потом ему на глаза попалась записка о придании армии воздухоплавательного дивизиона, который следовало распределить равномерно между формируемыми корпусами. Быстро сообразив, что ни о каком бомбометании и прочих изысках речи быть не может в эти времена, он понял, что это и есть его дальняя разведка, которая по всем известным ему источникам из будущего, оставляла желать лучшего. Стало ясно, что с этим надо разобраться лично, потому как что из себя представляют эти воздухоплаватели реально, было совершенно непонятно. Узнав о месте их дислокации, под Новогеоргиевском, он взял свою персональную машину и отправился туда.
   Водитель, в кожаной куртке и защитных очках, ждал уже в машине, когда Самсонов вышел на крыльцо, уселся на заднее сиденье открытой кабины, и велел трогать. Машина шла шустро в сравнении с тащившимися по булыжным мостовым извозчиками, но по ощущениям Самсонова, у которого были свежие воспоминания Анисимова, не больше сорока километров в час даже на прямых и свободных участках. Впрочем, на брусчатке трясло изрядно. Хотелось поговорить с шофёром, расспросить о свойствах и надёжности "чудо-техники", но тот был всецело поглощён дорогой, и отвлекать его Самсонов не решился. Да и кричать пришлось бы изрядно из-за ветра и шума. Поэтому он помалкивал, погрузившись в мысли о своей незавидной участи, которые снова начали одолевать.
   Теперь, когда он осознал случившееся, освоился со своим новым положением, и убедился, что всё идёт, как и предначертано, у него стали появляться суждения о смысле его трепыханий. Зачем это? К чему это всё приведёт, и добьётся ли он чего-то, даже если ему удастся одержать блистательную победу в предстоящей битве с очень сильным противником? Мелькали мысли о грядущих революциях и всех ужасах гражданской войны, связанных с этим. То, что революции возникли не на пустом месте - это было совершенно очевидно, и только прекраснодушные идиоты из будущего свято верили, что у них, таким образом, отняли сытую и благоустроенную родину. Кто отнял? О, тут было самое широкое поле для фантазий. Начиная от вечно во всём виноватых евреев, заговором мирового сионизма и масонства в придачу, против народа-богоносца, и кончая происками всех иностранных разведок вместе взятых. С другой стороны, если у вас паранойя, то это не значит, что за вами не следят. Так и здесь. Все эти, и ещё с десяток других сил, запросто могли приложить руки к обеим революциям, сначала наклонившим до опасного состояния монументальное здание Российской Империи, а затем и разрушившим его. "До основанья", так сказать. И за всеми этими теориями заговоров как-то теряется обычно из виду то, что жизнь большинства простых людей в России была не просто далека от сытой и благоустроенной, а даже чудовищно убога. И когда во время длительной и тяжелейшей войны эта жизнь, естественно, стала ещё хуже, то достаточно было даже не спичку поднести, а просто искрой брызнуть.
   И вся эта ситуация теперь у него ассоциировалась с глубокой и застарелой раной, которая начала воспаляться и гноиться. Безграмотный коновал в таком случае, недолго думая, просто и быстро отнимет ногу. А может и обе, на всякий случай. А опытный доктор начнёт лечить. Долго и терпеливо, сохраняя человеку плоть и кровь, полноценную жизнь.
   А кто он? Доктор, или модифицированный лейкоцит, запущенный в больной организм империи, в которой уже начались воспалительные процессы, и обязанный для начала справиться с внешними раздражителями, то есть войной, чтобы потом в относительно спокойной обстановке заняться лечением больного тела? А не много ли на себя берёшь, Анисимов? Кто ты такой, чтобы рассуждать о судьбах целой страны, и, чего уж там говорить, пожалуй, и мира? Ты обладаешь какими-то супер навыками? Какими-то сверх знаниями? Ты ведь убедился уже, что всего лишь обычный человек, не добившийся ничего особенного ни в той жизни, ни, скорее всего в этой. Хотя...
   Здесь-то ты уже добился многого, как Самсонов. Генерал-губернаторами кого попало не назначают. Значит, причина всё же в Самсонове. Или в его месте в этой жизни. Возможно, Самсонову и России не хватило самой малости, чтобы история пошла по другому варианту. И этой малостью стал Анисимов, каким-то непонятным образом оказавшийся в голове у Самсонова, и, что ещё более загадочно, как-то уживавшийся там с явно не стёртой личностью обладателя тела, давая ему хоть и скудные, но всё же знания из будущего. Значит, будем лечить? Но для этого сначала надо защитить страну.
   И все мысли о том, что делать в далёком "потом", надо выкинуть из головы, сосредоточиться на выполнении ближайших задач. Потому что, если он, вместе со своей армией, героически сгинет в лесах Пруссии, то последующие события его волновать уже не будут. Блистательная победа! Как же! Быть бы живу, а там посмотрим...
   К этому моменту, когда Самсонов выкинул, наконец, все посторонние мысли из головы, автомобиль въехал на территорию Мохотовского аэродрома. Дорога шла по краю лётного поля, чуть дальше виднелись ангары и навесы, под которыми стояли аэропланы. Аэропланы? Самсонов даже потряс головой, потому что был уверен, что они должны быть в эти времена с двумя крыльями, по типу знаменитого "куккурузника" - бипланами. Здесь же почти все были с одним крылом. Хотя общий вид имели довольно хрупкий и неказистый. И как люди на них летают?
   Когда машина подъезжала к строениям, из них начали выскакивать люди в форме, и строиться перед крыльцом небольшого здания. Самсонов вышел из машины, а к нему направился строевым шагом штабс-капитан средних лет. Доложился по форме, генерал поприветствовал "орлов", в ответ раздалось дружное "гав-гав-гав, ваш- выс-прев-дит-ство", и последовал дежурный диалог, о том, как им живётся и всё ли у них в порядке. После чего нижних чинов распустили, а с господами авиаторами Самсонов завёл задушевную беседу, прохаживаясь мимо момнопланов, стоявших под ближайшими навесами. Вальницкий пожаловался на техническое состояние машин, потому что были они изношены и ненадёжны. То, что они ненадёжны, Самсонов и сам видел, но чисто внешне, сравнивая их с самолётами будущего. Даже не современными. Крылья у этих машин поддерживались хитроумной системой растяжек, сходившихся к пирамиде над кабиной пилота. Точнее даже не кабиной, а лункой, куда он садился. Но что его больше всего удивило, так это полное отсутствие какого-либо оружия на них. Вообще! Не то, что пулемётов, даже карабина никакого приделано не было. О чём он и спросил.
   - А куда же его ставить, ваше высокоблагородие? - Удивился командир отряда. - Максим вообще тяжёлый очень, и ленту к нему держать надо. А даже если Мадсена поставить (ружьё-пулемёт Мадсена, по сути один из первых ручных пулемётов в нашем понимании), то пилот его на руках держать не сможет, занят, а наблюдателю и так тесно сзади. Куда ещё в руки что-то давать, кроме нагана?
   - Может сверху укрепить, на пирамиде? - Начал интересоваться Самсонов.
   - Если наблюдатель встанет, то он или аэроплан опрокинет, или сам выпадет.
   В голове у Самсонова это не укладывалось. Но если авиатор так говорит, значит, идея не самая лучшая.
   - А если пилоту укрепить перед собой оружие, а спусковой крючок тянуть за верёвку?
   - Там пропеллер спереди, он деревянный. И пули его быстро изрешетят.
   Самсонов задумался. Он точно знал, что в будущем стрелять вперёд пилоту ничего не мешало. И для этого вовсе не надо было устраивать кардинальную переделку самолёта, смещая пулемёт на ось винта или крылья. Да, на эти крылья не то что пулемёт не повесишь, а и дотрагиваться страшно. В голове всплывали смутные воспоминания про синхронизацию стрельбы пулемёта с вращением винта. Но это была лишь общая фраза, устройства он вообще не представлял себе. Но крутилось и ещё что-то. Вот только вспомнить он этого никак не мог. Как ещё защищали винт от пуль? Защищали? Точно! Пулеотражатель! Нехитрое приспособление, заключавшееся в том, что на лопасти крепились стальные накладки, со скошенными под сорок пять градусов углами. Пуля, попадая в них рикошетила. Интересно, насколько часто она в них попадала? Но если люди, проявляя традиционную изобретательность в убийстве себе подобных, это применяли, значит, процент был небольшой, иначе никто бы этим не занимался.
   Немного поколебавшись, Самсонов решил всё же поделиться своими воспоминаниями с авиаторами, преподнеся это в виде случайной идеи, которая ему только что пришла в голову. Что было, в общем, недалеко от истины. Авиаторы зависли на некоторое время, осознавая глубину генеральской мысли, но потом командир всё же отверг и её:
   - Вес очень большой будет. Аэроплан, или вообще не взлетит, или носом клюнет при посадке.
   Самсонов задумался, чувствуя, что они говорят немного о разных вещах. В лучшем случае. В худшем, авиатор просто не хочет ничего делать. Самсонов присмотрелся к нему. Вряд ли. Умное волевое лицо, обычно такие люди легко идут на нестандартные шаги и решения сложных задач.
   - Почему же? - Возразил Самсонов. - Разве пять фунтов веса (около 2 кг) так критично скажется на балансе самолёта?
   - Пять фунтов? - Удивился в свою очередь авиатор. - Вы же предложили винт усилить.
   - Но не весь же! Пулемёт вам надо закрепить прямо по курсу. А накладки сделать только в зоне рассеивания пуль. Думаю два-три вершка достаточно. Неужели ваши машины настолько неустойчивые?
   - Нет, конечно. - Смутился авиатор. - В самом-то деле. Правда, часть пуль пропадёт, но думаю немного. Можно даже посчитать сколько. Но всё верно! - Воспрянул духом командир авиаотряда. - Вот только где пулемёт взять.
   - Найдём. - Ободрил его Самсонов. - Поищем на складах. Не могут они все пропасть. Главное продумайте систему крепления и стрельбы. Накладки приготовьте. (Пулемёты Мадсена незадолго до войны были сняты с вооружения, в связи с переходом армии на новый тип патрона.) Сколько у вас машин?
   - Шесть, ваше высокопревосходительство.
   - Но я вижу здесь больше намного.
   - Это не наши. Часть Двадцать третьего корпуса, а остальные местной авиашколы и гатчинского филиала.
   - Тренировочные? И в каком они состоянии?
   - В плохом, ваше высокопревосходительство. Эти аэропланы ещё старее наших, летают на них часто. В общем, не помощники они нам.
   - А мастерская здесь есть?
   - Есть. Для ремонта в самый раз.
   - Отлично. Значит, изготовить крепления и накладки вы можете здесь?
   - Да, только у нас предписание от командующего корпусом передислоцироваться в район Макова.
   - Да, выдвигаться уже пора. - Согласился Самсонов. - Есть на чём?
   - Обещали выделить состав. Ждём.
   - Накладки хотя бы закажите. Думаю, прикрутить их вы и сами сможете. Так же, как и пулемёты установить. Если будут. И теперь о главном. Как только установите всё необходимое для стрельбы, с этого момента у вас появляется новая задача - противодействие воздушной разведке противника. Сбиваете всё, что летает без наших эмблем. На остальное не размениваетесь. - И заметив недоумённый взгляд Вальницкого, пояснил. - Не надо гоняться за вражеской пехотой, пытаясь кого-то застрелить. Думаю, с патронами у вас дело обстоять будет не очень хорошо, поэтому поберегите их. Да, и себя тоже. Аэропланов у нас, судя по всему, не очень много. А пара убитых вражеских солдат ничего принципиально не изменит. Задача ясна?
   - Так точно. - Подобрался Вальницкий, явно переполняемый новыми перспективами.
   - Вот, и славно. - Подвёл итог Самсонов. - Как только найдутся пулемёты, я оповещу вас об этом, и найду способ передать. На этом всё. Готовьтесь к переезду, и займитесь накладками.
   На том и расстались. Самсонов уселся в свой автомобиль, и помчался обратно в штаб, размышляя, что ещё он может сделать для спасения себя и своей армии.
   Вернувшись в штаб, он первым делом вызвал к себе интенданта, и озадачил его поиском пулемётов Мадсена с патронами к ним, на складах округа. И лишь когда тот уходил, спохватился, и попросил сделать запросы во все ближайшие крепости. Потом началась работа с горой бумаг, которые мужественно разгребал Орановский. Часть из них требовала внимания командующего, и Самсонов подключился к этой работе. Покончив с этим, он подошёл к большой обзорной карте на стене, где была изображена Польша и Пруссия, и погрузился в её изучение, мысленно прикидывая варианты действий. А уже вечером запросил начальника железнодорожного отдела Лядова, узнать, как у него дела. Тот прибыл усталый, но окрылённый, доложив, что разослал приказы о мобилизации по дистанциям. Следом уже были назначены партии солдат под начальством офицеров, которые завтра должны начать организовывать рабочих, собирать инструменты и подвижной состав, и направлять всё это к Новогеоргиевску, где есть хотя бы жилые помещения. Там же, на станции, предполагалось организовать склады имущества формируемых частей. Поблагодарив Лядова за расторопность, Самсонов поинтересовался, есть ли возможность собрать подвижной состав для перемещения отдельных частей армии и обозов.
   - Конечно, есть, ваше высокопревосходительство. - Подтвердил тот. - Многие дистанции, находящиеся за пределами основных маршрутов доставки, продолжают работать в прежнем режиме. Они специально для этого и оставлены, чтобы можно было их использовать для локальных перевозок.
   - И много здесь набрать можно? - Уточнил Самсонов.
   - Не очень. - Со вздохом ответил Лядов. - Но это смотря как искать.
   - В каком смысле? - Заинтересовался Самсонов.
   - Во многих депо есть резервы, особенно в Варшавском. Если их потрясти, то можно существенно увеличить количество вагонов и паровозов. Можно ещё попробовать задействовать дистанции к югу от Варшавы. Они не входят в зону ответственности нашей армии, но поскольку именно наш штаб преобразован, по сути, из штаба округа, то, воспользовавшись неразберихой с подчинением, можно что-то получить дополнительно. Главное не переступить некую грань, после которой неизбежно посыпятся жалобы в ставку.
   Самсонов посмотрел на собеседника с удивлением, одновременно проникаясь к нему уважением. Этот точно не из породы бюрократов, для него существует только дело, и ради него он готов переступать многие правила. Вообще, удивительно, почему всё так опрометчиво пущено на самотёк в планировании военных действий. Подумать только - война началась, а тут пассажиры под боком катаются, в гости друг к другу ездят. "А вдруг немцы?" (Довольно известная фраза из фильма "О чём говорят мужчины". И самое главное, что в реальности Россия потеряла довольно много поездов во время войны, потому что они так и не были вовремя выведены из приграничной полосы. Так же, как и не были толком задействованы.)
   - Вы широко мыслите. - Подбодрил железнодорожника Самсонов. - А что по товарным вагонам и платформам?
   - То же самое. Надо только поискать. Кроме того, есть товарные станции, некоторые из них частные, где вообще неизвестно что творится. Если туда нагрянуть неожиданно, то можно найти очень много вагонов. Например, в Глиноецке на кирпичных заводах и глиняных карьерах, или Велишеве на песчаных карьерах. Сказать о количестве сходу не берусь, но это может быть очень много.
   - Отлично! - Обрадовался Самсонов, потому что это решало много проблем, связанных с медлительностью переброски войск не только к местам дислокации, но и к фронту. - Как вас по имени-отчеству?
   - Александр Владимирович.
   - Вот что, Александр Владимирович. Завтра с утра зайдите к начальнику военных сообщений, а я распоряжусь, чтобы он выделил вам в помощь ещё офицеров. И начинайте искать любые вагоны и паровозы. Соответствующий приказ я издам. В нашей полосе ответственности в средствах не стесняйтесь, закрывайте всё сообщение по железной дороге, ну, а южнее, соответственно, осторожней, чтобы раньше времени не вызвать гнев ставки. И собирайте всё это в район Новогеоргиевска. Если будет не хватать людей, смело обращайтесь в любое время. На данном этапе вашу деятельность я считаю первоочередной.
   - Ваше высокопревосходительство, собрать-то можно, но я сразу могу сказать, что это будет очень много. Они просто не поместятся в Новогеоргиевске, и встанут на подъездных путях, мешая друг другу.
   - В Варшаве оставлять всё это опасно. Как мы отнимем, так и у нас отнимут, если всё это будет на виду. Надо куда-то спрятать от любопытных и завистливых глаз.
   Лядов задумался, понимая двойственность ситуации. Помолчали вдвоём, ища выход. Но поскольку Самсонов уже имел конкретные мысли на будущее, то первым предложил решение он:
   - Значит, нужна своя станция, где-нибудь к северо-востоку от Новогеоргиевска, но недалеко. А для этого нужны рельсы и прочее. И довольно много. Вопрос к вам, как знатоку местного хозяйства - где взять?
   Лядов немного подумал, и предложил:
   - Сейчас, в виду недавних изменений стратегии, строится новая ветка железной дороги от Плоцка, с левого берега Вислы, до Кутно. Строится она под европейскую колею, но нам главное рельсы и шпалы, которые мы уложим, как захотим. Строится она частными подрядчиками, поэтому проблем с конфискацией материалов не должно возникнуть. Не могу сказать сразу, какие там запасы, но даже если не будет хватать на нашу станцию, то можно разобрать часть уже имеющихся путей.
   - Как замечательно. - Обрадовался Самсонов, едва удержавшись, чтобы не потереть ладони.
   - А на сколько путей вы планируете станцию? - Задал вопрос Лядов.
   - Это будет точно не два пути. Надо подумать и посчитать, возможно, вместе с вами. Но в любом случае, берите по максимуму, потому что даже если что-то останется, нам это пригодится при восстановительных работах в Пруссии. Людей я вам дам и на это, привлечём кого-нибудь из других отделов, главное, чтобы среди них было хотя бы несколько ваших специалистов.
   - Нужны будут деньги. Конфисковать материалы можно, но вот разбирать и грузить их будет некому. Причём на разборку простых солдат ставить нежелательно. Проще нанять местных рабочих, но для этого им надо заплатить.
   - Ну что же, выделим вам из армейской казны средства. Главное скорость. Всё вроде. - Подвёл итог Самсонов. - Главное сами не пропадайте никуда, посылайте людей. Могут возникнуть новые вопросы, требующие обсуждения.
   - Конечно. - Подтвердил Лядов. - Постараюсь быть всегда в штабе.
   - Всё, ступайте, Александр Владимирович. Дел у вас невпроворот.
   И Лядов, не смотря на свалившуюся на него новую работу, ушёл довольный и преисполненный собственной значимости. Поглядывая на шелестевшего бумагами Орановского, Самсонов снова подошёл к карте. Теперь она выглядела для него несколько по-другому, и начали появляться конкретные идеи, как, не меняя формальных предписаний фронта, изменить суть планируемого наступления. Но по прежнему не хватало конкретных данных, когда оно точно планируется, и какие части к этому времени будут на месте. То, что Пятнадцатый корпус Мартоса надо вести не в Маков, а задержать где-то в районе железной дороги, чуть севернее Новогеоргиевска, это было уже ясно.
   Оставался вопрос с Первым корпусом, когда он прибудет, и с Двадцать Третьим, когда его передадут в распоряжение армии. И передадут ли вообще, потому что было неизвестно, что предпринял Самсонов в ситуации без вселенца в голове, чтобы заполучить себе и этот корпус. Посмотрев на часы, Самсонов понял, что уже поздно. Предаваться размышлениям можно ещё долго, но лучше на сегодня закончить, и отправиться спать в новые апартаменты, которые ему выделил квартирмейстер, Василий уже наверняка там.
   Уже поздно вечером он покинул свой штаб, отправляясь в ресторан поужинать. Варшава, переполненная военными, гуляла. В ресторане было шумно, играл оркестр, около которого танцевали пары новомодное танго. Хотя и ходили слухи, что для офицера императорской армии участие в таком танце предосудительно, ведь в нём дама недопустимо вульгарно "трётся брюхом о партнёра". Но в данный момент это господ офицеров, кажется, нисколько не смущало. Они прибыли на войну, и отдыхали. Постановление о сухом законе ещё не успело докатиться до границы. Или его попросту не выполняли. Поэтому здесь наливали. Правда, заведение было "приличным", и никто не буянил, офицеры пили в меру.
   С трудом найдя свободный столик, Самсонов уселся за него, сделал заказ подбежавшему вскоре официанту. Пока ждал, наблюдал за публикой. Беззаботность людей поражала. С другой стороны, а чего им грустить? Война хоть и объявлена, но серьёзных боёв не было ещё совсем. Ещё не потянулись длинные обозы с ранеными. Эти люди ещё ни в кого не стреляли, и в них ещё никто не стрелял. Они ещё не потеряли боевых товарищей, с которыми может час назад разговаривали. Люди ещё не знают, что их ждёт пока самая страшная война в истории человечества. И самая массовая. Им даже в голову не приходит, что скоро целые страны исчезнут с карты. В том числе и их собственная - Российская империя. Они ещё не понимали, что мир бесповоротно изменился, а впереди всех ждёт беспросветный кровавый хаос.
   Вдруг он почувствовал беспокойство. Как у всякого военного человека, это обычно было связано с опасностью. То самое чутьё, у Самсонова развитое неплохо. Он напрягся, внимательно поглядывая по сторонам, хоть сознание и утешало мыслью, что ничего страшного в центре Варшавы случиться не может. И вскоре он понял причину этого внезапно появившегося чувства - его буквально сверлили взглядом до боли знакомые синие глаза, мелькавшие за постоянно двигавшимися фигурами. Анастасия Полонская мало изменилась за те восемнадцать лет, что они не виделись, хотя годы и оставили свой отпечаток на её лице. Музыка исчезла, пары кружились в каком-то одним им ведомом ритме, а он сидел, прямой, словно гвоздь, и не сводил глаз с когда-то столь дорогого лица. И она тоже. Их глаза находили дорогу сквозь мельтешащих людей, и, несомненно, она тоже ничего не слышала, погружённая в воспоминания. Но вот по её красивому лицу пробежала тень, глаза заморгали, и она повернула голову в сторону. Вынуждена была повернуть, потому что к ней настойчиво обращался седой мужчина в пенсне, сидевший за тем же столом. Самсонов быстро опустил глаза. Очень кстати появился официант, принёсший еду и бокал вина. Кажется, никто не обратил внимания на их игру в гляделки, которая продолжалась, наверное, несколько секунд, за которые пронеслась целая вечность. Аппетит пропал, Самсонов вяло ковырялся в тарелке, стараясь не поднимать глаз, незаметно погрузившись в воспоминания...
   Это был последний год его первой службы в штабе Варшавского округа офицером. Хотя он и не знал ещё, что это так. Анастасия была прекрасной молодой женщиной, кружившей голову многим, но в свои двадцать лет так и не нашедшей избранника. Самсонов, тридцатисемилетний офицер, тогда ещё не женатый, прекрасно знал её, но старательно не обращал внимания на столь ветреную особу. И, как это часто случается в таких ситуациях, это её задело. К тому же, он всегда был видным мужчиной, поэтому мог и сам кружить голову женщинам, чем не однократно и пользовался. Но здесь он сразу понял, что шансов у него немного. Анастасия, в отличие от него, богата, вокруг неё всегда вилось такое количество поклонников, что Самсонову просто претило быть одним из многих. И он старательно не обращал внимания на неё.
   И дождался! Попав под массированный обстрел женских уловок и хитростей, чтобы привлечь его к себе. Но он держался, чем, кажется, привёл Анастасию в бешенство. Она сама устраивала "случайные и неожиданные" встречи, где бы он ни появлялся. Куда бы он ни пошёл, везде была она. Правда, в компании неизменных поклонников, но не было ни малейших сомнений, что они просто следуют за ней, как стадо баранов. Самсонов уже понял, что это такая игра, но своим принципам решил не изменять, и продолжал игнорировать Полонскую, находя даже некое извращённое удовольствие в своей непоколебимости. Однажды, он даже специально отправился в дешёвый кабак на окраине, где кроме вонючей самогонки и местного шмурдюка, именуемого вином, ничего не наливали. Поскольку о своём походе он известил кого надо накануне, то вскоре с удовлетворением увидел явившуюся в это убогое заведение Полонскую, вместе со сворой ухажёров. Его немало позабавило, как она морщила свой носик, стоя в растерянности посреди зала. Под всеобщий хохот сидящих здесь рабочих и мелких лавочников, она выскочила на улицу, поняв, что над ней таким образом пошутили. На какое-то время нелепые преследования прекратились, и Самсонов уже вздохнул было спокойно, но потом произошёл тот роковой случай на охоте.
   Он гнал зайца верхом, ориентируясь на лай борзых, и ушёл в сторону от остальных, надеясь срезать путь через неглубокую лощину, заросшую кустами. А когда преодолел её, то понял, что не один. Оглядевшись, он обнаружил скакавшую на него всадницу. Одну. Даже не разглядев ещё лица, он понял, что это Полонская, которой он не видел на начале охоты. И понял также, что прямо сейчас будет сцена.
   Она обвиняла его во всех смертных грехах, называла негодяем и бесчестным человеком. Что у него нет сердца, и он слеп... В гневе она была ещё прекрасней, чем обычно. Их лошади оказались совсем рядом, и единственное, чем он смог прервать этот поток обвинений, был жаркий поцелуй, лишивший Анастасию возможности ругаться. С охоты они уехали вместе, ни с кем не простившись. И уже в эту ночь были вместе. Нравы высшего общества уже тогда были не столь строгими, как это считалось официально, поэтому даже Самсонов не удивился, что Полонская не девственница. И ему это было абсолютно неважно, потому что после их бурных взаимных объяснений, он понял, что обрёл своё счастье. А известная ветреница перестала появляться в обществе своих поклонников, всегда находясь рядом с ним...
   И всё бы было ничего, если бы спустя пол года ему не предложили продолжить службу для набора командного ценза... Ну, конечно в Кушке! Этот крохотный городок среди пустынь на самом юге империи уже в те времена олицетворял собой место, куда законопачивали самых неугодных и провинившихся перед начальством. Самсонов сразу всё понял, тем не менее, как честный человек, сделал предложение Анастасии. Мысли об отставке, чтобы остаться в Варшаве частным лицом, у него даже не возникло. А вот Анастасия его буквально умоляла об этом. Обещала переписать всё имущество на него, сделать его полноправным владельцем поместий. Но Самсонов не мог принять такой дар. Он уверял Анастасию, что добьётся всего, ради неё, и станет генералом и даже генерал-губернатором, но сделает это сам. И если судьба направляет его в Кушку, при этих словах Анастасия дёрнула плечом, то значит это просто очередное испытание для них обоих, после которого обязательно последует взлёт...
   Анастасия отказала ему. И в Кушку он поехал, разумеется, один. Нет, он не был убит горем, о разрушенной любви, но пребывал в меланхолическом состоянии, равнодушный ко всему происходящему вокруг. Дальше произошла совсем нелепая история, потому что прибыв в Туркестан, он обнаружил, что место командира полка занято, и никто его не собирался освобождать, хотя и хотел бы. Покрутившись в Ташкенте при штабе, он ждал ответа на отправленный запрос в министерство. Вскоре пришло предписание, отправиться в Елизаветград, и принять под начало местное кавалерийское училище. Спустя семь лет, он встретил там свою Катю, взяв её в жёны, и обретя тихое семейное счастье.
   И даже когда он служил в Варшаве после Японской войны, он так и не видел Полонскую, хотя был в курсе новостей, что её муж, за которого она вышла вскоре после его отъезда, был замечен в беспорядках 1905-1907 годов. Его взяли жандармы, он долго находился под следствием, и отправили его в Сибирь надолго. А Анастасия стала обыкновенной "соломенной вдовой". Вроде есть муж, а на самом деле нет.
   И вот теперь, встретив её лицо среди прочих, в душе Самсонова всё перевернулось. Он не знал, как себя вести. Он даже не знал, кто тот мужчина, что рядом с ней. Может муж, вернувшийся из ссылки, может очередной ухажёр, а он получается снова изображает из себя того гордого и непоколебимого офицера, для которого Она, Анастасия, опять не существует... Аппетит пропал напрочь. Он почти ничего не съел. Но сейчас он точно знал, что если даст волю своим чувствам, то армия получит не командующего, а безвольную тряпку, которой не будет никакого дела до судьбы войны. А значит и его собственной! И он, как глупый баран, пойдёт на заклание! Неужели так всё и было? Поэтому он, талантливый штабист, допустил все мыслимые и немыслимые ошибки, и завёл свою несчастную армию в окружение? А когда осознал это, то не нашёл ничего лучшего, чем пустить себе пулю в лоб... Но возможно, его эмоции здесь ни при чём. И возможно, причина гибели армии лежит совсем в другом, о чём он даже не подозревает. Но в любом случае, тревожить старые раны не стоит. Впереди у него столько дел, что отвлекаться ещё и на выяснение отношений с пани Полонской, просто глупо... Осознав эту мысль, Самсонов залпом выпил вино, даже не почувствовав его вкуса, и решительным шагом вышел на улицу, не глядя по сторонам. Прости, Настя....
   Придя в свои апартаменты, он умылся, и завалился спать. Василий, чувствуя, что с ним что-то не так, молчал, и не пытался задавать вопросы. Самсонову какое-то время не спалось, но всё же усталость взяла своё, и он отключился.
  

Глава 4

  
   Следующий день начался с вселения в новый кабинет, с такой же большой обзорной картой на стене, как и у начштаба, с адъютантом Липским и ординарцами в приёмной. Жизнь налаживалась, и теперь можно было полноценно заняться руководством армии, которой, в сущности, ещё и не было. Лишь два марширующих где-то по дорогам корпуса, остальные, или ещё в поездах, или не включены в состав. Но в целом, список уже был, свои соображения по тому, как их использовать начинали обретать форму, и был план подготовительных мероприятий, призванных повысить способность армии воевать.
   Начал с вызова Лядова и главного казначея одновременно. В принципе, ничего такого в использовании финансов армии на оплату наёмных рабочих, не было. Это было сплошь и рядом, когда нанимали дополнительные подводы, чернорабочих и специалистов. И долговые расписки здесь не подходили, потому что одно дело отнять что-то у человека для нужд армии, совсем другое, заставить его работать. Давно пришли к выводу, что проще заплатить. Казначей, конечно, посопротивлялся немного для виду, но всё же уступил требованию командующего выделить полковнику Лядову круглую сумму наличными, с обязательством потом отчитаться в их использовании, а остаток вернуть. После этого Лядов отправился готовить команды для отправки на сбор рельсов в Плоцк, и на поиск подвижного состава, с подробным инструктажем.
   Следующий! Это был армейский связист Федосеев, начальник управления, который буквально вчера заливался соловьём, что всё у него прекрасно, и с довольно кислой миной ушёл искать дополнительные кабеля.
   - Как ваши поиски? - Поинтересовался Самсонов.
   - Ищем, ваше высокопревосходительство. - Просто ответил он.
   - А где? - Не отставал Самсонов. Федосеев замялся, стало ясно, что он ещё даже не почесался, или просто спихнул всё на подчинённых, и даже не удосужился поинтересоваться утром о результатах. Этого так оставлять было нельзя. - Вы вчера кому-то дали поручение? - Последовал наводящий вопрос.
   - Так точно. Поручику Архипенко. Результатов пока нет. - Доложился связист, не глядя на генерала.
   - Э-э-э... - Помедлил Самсонов. - Послушайте, любезнейший, Варшава очень большой город. Третий по величине в империи. Я в жизни не поверю, что здесь никто не занимается производством проводов, или хотя бы нет оптовых складов. Узнать в справочнике номер телефона магазина, торгующего соответствующими товарами, минутное дело. Выйти через него на адрес оптового склада, тоже недолго. И хотя бы поинтересоваться там о наличии проводов вчера можно было? Я уж не говорю про городской телеграф и все службы связанные с ним. Где сейчас ваш Архипенко?
   Федосеев растерялся, и энергично мотая головой, ответил:
   - Не знаю, ваше высокопревосходительство.
   "Вот тебе и армия!" - Пронеслось в голове у Самсонова. - "Простейшее задание выполнить не могут. А что дальше будет?"
   - Господин полковник, я недоволен вашей медлительностью. Нам действительно нужны дополнительные провода. И в последующем у меня для вашего управления будут ещё задания, не менее важные. И если вы с самого начала так невнимательно относитесь к моим заданиям, то что же будет потом? Война началась, а вы всё ещё пребываете во сне мирного времени. Даю вам время до полудня, сделайте хоть что-нибудь к этому времени. Оставьте все прочие дела, потому что это задание первоочередное. Выделите для поисков не одного офицера, а нескольких. В полдень жду от вас полного доклада о предпринятых действиях. Ступайте.
   Федосеенко ушёл. "Раздолбай! - Вынес вердикт Самсонов. - Типичная штабная крыса, только штаны просиживающий".
   Следующий. Так, побеседуем с интендантом. Спустя непродолжительное время тот явился.
   - Нашли что-нибудь? - Уже второй вопрос в эту тему.
   - Ищем, ваше высокопревосходительство. - Словно сговорившись со связистом, ответил интендант.
   - Вы что, издеваетесь? Может вы лично рылись на складах, выискивая пулемёты, и при этом вам никто там ничего не говорил? Неужели так трудно было хотя бы запрос послать?
   - Посылали, ваше превосходительство. - Начал пугаться интендант, видя, как Самсонов заводится. - Но ответа до сих пор не было.
   - Как это? Они что, не знают, есть у них пулемёты, или нет? Или вы не удосужились переспросить утром?
   И этот замялся, не решаясь соврать в глаза командующему. И вообще неизвестно, делал ли он этот запрос. Появилось желание достать наган, и поупражняться в стрельбе по мишени "бегущий интендант".
   - Бросайте все свои дела, и немедленно займитесь поиском пулемётов Мадсена. Свяжитесь со складами, отправьте туда своего человека, чтобы он там всё перерыл. Лично свяжитесь с комендантами крепостей в округе, и узнайте о наличии там этого оружия и патронов к ним, ссылаясь на меня. Как только закончите, немедленно доложите мне. Всё ясно?
   - Так точно! - Ответил, вытягивая рыхлое тело, интендант.
   "Сонное царство" - подвёл итог Самсонов. Что у нас дальше? Надо узнать, как там дела с продвижением полевых парков. И начинать надо с Орановского. Понимая, что человек он занятой, и для ответа ему могут понадобиться какие-то бумаги, Самсонов решил не вызывать его к себе, а самому направиться в гости. Излишней мнительностью по поводу своей персоны он не страдал, даже без Анисимова, и поэтому не видел ничего предосудительного в том, чтобы самому сходить к подчинённому.
   Орановский работал, на этот раз распекая кого-то по телефону. При появлении генерала встал, не вскочил, а именно встал, вытянув руки по швам. Самсонов разрешил ему продолжить, усевшись на стул и ожидая конца разговора. Вскоре он понял, что это был начальник Шестого корпуса Благовещенский, недовольный тем, что его пехоту задерживают на марше, заставляя помогать артиллерии и обозам. Интересно, откуда он говорит? Наверно, из какого-то городка, где есть телефонная станция. Возникло желание вмешаться, но Орановский вёл себя уверенно, и настоял на своём, совершенно справедливо ссылаясь на приказ командующего армией.
   - Чем он недоволен? - Спросил Самсонов, когда разговор закончился.
   - Задержкой. - Ответил начштаба. - Думаю, хочет побыстрее оказаться в Ломже, и в спокойной обстановке подождать отставшие части. Хотя, напрямую этого, конечно, не говорит.
   - Он разве не понимает, что активные действия могут начаться в любой момент, а без обоза и артиллерии грош цена его корпусу.
   - Понимает, но ещё не осознал всю серьёзность ситуации. А конкретных сроков я ему не называл, потому что и сам не знаю. Пришлось ссылаться на вас и высшие стратегические соображения.
   - Правильно сделали. Как у нас дела в целом с выдвижением частей?
   - Пятнадцатый корпус Мартоса развернулся, и следует на Варшаву. А эта дорога вполне в хорошем состоянии. Улучшений не требует. А вот Благовещенский возмущается. Ему пришлось разворачивать некоторые части назад, чтобы вытаскивать парковые обозы из грязи. При этом надо продумывать расположение полковых обозов, чтобы там всё не перемешалось. Вот и недоволен.
   - А сапёров двинули на помощь?
   - Да, но пока они дойдут, тоже время пройдёт.
   - А что слышно про движение других корпусов?
   - Ничего конкретного. Они растянуты по железной дороге. Я попробую сегодня уточнить, когда могут прибыть первые части, но это всё равно приблизительно. Железная дорога работает со сбоями. Зато есть сведения, что в Варшаву будут отправлять Первый Гвардейский корпус. Но вряд ли отдадут нам. Скорее всего это для новой армии, которую нацелят на Познань.
   - Это всё равно хорошая новость, Владимир Алоизиевич. Так, прикрытие Варшавы лежит на нашей армии, а с появлением Гвардии, можно будет переложить эту задачу на них. Следовательно, мы сможем получить больше войск.
   - Вы считаете, что их у нас недостаточно?
   - Даже не знаю. Вся беда в германских железных дорогах, которыми они могут пользоваться, а мы нет. И перешивка колеи здесь ничего принципиально не изменит, потому что дело это небыстрое. И как только мы углубимся на их территорию, они смогут предпринять глубокий обход, а точнее объезд, нашей армии, и ударить во фланг и тыл, перерезав коммуникации с тылом. Куда бы мы не шли, в каком бы порядке этого не делали. По идее, нам надо у каждого железнодорожного узла оставлять сильное прикрытие, а остальной массе войск двигаться дальше на север. Допустим, на один такой узел у нас ещё хватит сил. А на второй? И уж тем более третий? В идеале всё должно решиться в пограничном сражении. Но боюсь, что такого подарка нам противник не сделает. Поэтому и радуюсь каждой новой части.
   Командующий и начштаба стояли около большой карты и разглядывали её. Из России туда вела одна единственная ветка. Были ещё и другие конечно, но они были далеко. Зато территория Германии была вся расчерчена железными дорогами, образовывавшими неправильные прямоугольники с размером сторон двадцать-тридцать километров примерно. Как раз на дневной переход по прекрасным немецким дорогам.
   - С востока будет наступать Ренненкампф, и его направление для германцев намного опаснее. Не думаю, что они выделят против нас значительные силы, тем более достаточные для обходного манёвра.
   "Твои бы слова, да богу в уши" - подумал Самсонов. Он-то знал, что не только выделят, но и чуть ли не всю армию бросят, пока Ренненкампф будет шагать далеко на востоке.
   - А что им мешает? Темп продвижения наших армий будет очень невелик вместе с обозами. Оставят небольшой заслон, который будет сдерживать нашу кавалерию от стремительного марша, а когда будут подтягиваться основные силы, отступать. Так и будут пятиться, хоть до Кёнигсберга, который с ходу не взять. Времени более чем достаточно, чтобы перебросить всю остальную армию против нас по железным дорогам. И ладно бы в лобовое сражение, но вот фланги у нас действительно никуда не годятся. А если ещё и обозы отстанут? А из штаба фронта нас обязательно будут гнать вперёд, в этом весь смысл операции. Но может так статься, что мы лезем в пасть к дракону.
   Постояли, помолчали. Орановский возразил:
   - Но в этом случае, Ренненкампф быстро догадается, что против него оставлен лишь заслон и сообщит об этом в штаб фронта. Тогда будет напрашиваться вывод, что противник концентрирует силы против нас, и нам следует остановиться и подтянуть обозы, занять удобную позицию для обороны. Нападут - встретим, начнут ждать - мы тоже. А Ренненкампф будет продолжать движение, заходя во фланг и тыл германцам. Для них сближение наших армий очень опасно.
   Своя логика в этом была, вот только реальность опровергла все эти рассуждения.
   - Ладно, сейчас всё это лишь общие рассуждения, потому что мы не знаем даты наступления, и какими силами будем располагать к этому моменту. Но в целом, вы теперь понимаете, что нам каждый лишний корпус, как бальзам на душу?
   - Ещё бы. - Согласился начштаба.
   - Нам главное успеть силы собрать к началу наступления. Поэтому подгоняйте почаще корпуса. Раньше придут, больше отдохнут перед началом. И докладывайте мне каждый день об их продвижении.
   - Будет сделано, Александр Васильевич.
   Вернувшись к себе, Самсонов успел только немного поразмышлять о грядущем, как к нему тут же заявился интендант, с радостью поведавший о том, что пулемёты нашлись в Новогеоргиевской крепости.
   - А сколько? - Спросил Самсонов.
   Интендант стушевался, и признался, что не уточнял.
   - А ещё где-нибудь есть?
   Опять неизвестно.
   - Тогда продолжайте поиск, потому что неизвестно сколько их там, и смогут ли их выделить в необходимом количестве. Действуйте.
   Интендант убежал, а Самсонов попросил его соединить с комендантом Новогеоргиевска, которым оказался генерал Бобырь Николай Павлович. Пока соединяли, он пытался сообразить, а сколько же ему надо пулемётов? Ясно, что раздать их надо будет не только в Пятнадцатый авиаотряд, а во все остальные. Итак, сколько корпусов может оказаться в его армии? Шесть. Это с учётом того, что он сможет задействовать и Первый и Двадцать Третий. Если в каждом по шесть аэропланов, то выходит соответственно тридцать шесть. Плюс по два запасных, итого сорок восемь. Короче полсотни....
   Соединили.
   - Здравствуйте, Николай Павлович. Говорит Самсонов, командующий Второй армией. У меня к вам деликатная просьба.
   - Здравствуйте. - Раздался в ответ спокойный голос. - Я вас внимательно слушаю.
   - Я получил сведения, что у вас на хранении находится небольшая партия ружья-пулемёта системы Мадсена. Всё дело в том, что предстоящие боевые действия обещают быть очень мобильными, и мне, как командующему армией, очень бы хотелось получить для своих кавалерийских частей соответствующее оружие. А насколько я помню, ружьё-пулемёт как нельзя более подходит для таких задач. Во время своей прежней службы, я был немало о нём наслышан, как кавалерист, и очень жалею, что его так рано списали в крепости. Ведь запасы патронов были очень велики для них. - Самсонов умышленно не говорил собеседнику об истинной цели своей просьбы, потому что для крепостного генерала это значения не имело, а вот то, что он может разболтать о реальном предназначении, повышало шансы утечки информации. Да, и память подсказывала о не очень достойном поведении этого человека во время последовавших боевых действий (генерал-майор Бобырь в 1915 году не только сдал крепость немцам через десять дней, но и сам перебежал к ним).
   - Полностью с вами согласен, Александр Васильевич. - Ответил Бобырь. - Но поймите меня правильно, я бы отдал их вам, хоть все, но они доверены мне, и спрашивать потом будут с меня. Вот если прикажут из управления (крепостное управление), тогда забирайте.
   - Николай Павлович, вы же понимаете, что это долгая история. А пулемёты мне нужны сейчас. Может, будет достаточно моих гарантий? Вы же их передадите мне согласно прошению.
   - А ваши кавалеристы их потеряют, и что я отвечу?
   Это был тяжёлый случай. Было ясно, что Бобырь пулемёты не отдаст, уподобившись собаке на сене, и оставалась надежда, что удастся упросить Жилинского помочь. Попрощавшись, Самсонов вызвал адъютанта Липского, и попросил отправить телеграмму в штаб фронта про то, как не хватает нашим бравым кавалеристам этих ружей-пулемётов, которые всё равно лежат мёртвым грузом на складах крепостей, хотя предназначены прежде всего для полевой армии. Просил посодействовать любыми способами в убеждении коменданта Новогеоргиевска передать пулемёты армии. В завершении указывал на срочность этих мер, поскольку "сейчас всё решается на передовой". Про себя при этом отметил, что надо будет каждый день напоминать об этом Жилинскому, потому что тот может просто положить телеграмму под сукно.
   После чего генерал впал в задумчивость. Рассуждая логически, можно было предположить, что снятые с вооружения пулемёты были переданы на хранение во многие крепости. И если они оказались в Новогеоргиевске, то должны быть и в остальных. Оставалось дождаться результатов предварительных поисков интенданта, и повторить попытку. Но если все коменданты будут такими же верными стражами имущества, то у него, конечно, ничего не получится. Но попытаться однозначно стоит. Мелькнула мысль, что если удастся, то можно выпросить и больше, и действительно раздать лёгкие пулемёты кавалерии, но весь вопрос упирался в то, сколько к ним осталось патронов старого образца. И самое смешное было то, что патрон сам не поменялся, только пулю сделали из тупой остроконечную. Но это наверняка требует переделки механизма, которую в полевых условиях осуществить затруднительно. А какая была хорошая идея - пулемёт под винтовочный патрон. Только вот патроны теперь другие. И остаётся только искать залежи старых.
   Явился интендант, и подтвердил догадку, что пулемёты имеются во всех ближайших крепостях - Осовце, Ивангороде, Брест-Литовске и Гродно. Две последние, конечно далеко, и даже если удастся о них там договориться, то как их доставить сюда вместе с патронами по забитым войсками железным дорогам, непонятно. Но Самсонов решил начать с ближайших, и связался с комендантом Осовца, где комендантом был Шульман Карл-Август Александрович. Он с ним нигде не пересекался, и даже не слышал о нём раньше, но попробовать поговорить стоило. Попытался. Результат тот же. Комендант честно стерёг вверенное ему имущество, и просто так отдавать его в полевую армию не собирался. Ладно, бог с ним. Осталась последняя попытка, потому что все остальные крепости были довольно далеко, и доставка пулемётов из них по забитым войсками железным дорогам сама по себе будет долгой. Проще будет Жилинского достать со своей просьбой.
   Соединили со Шварцем, комендантом крепости Ивангород. Не тот, что напротив Нарвы, а который здесь, на Висле, выше по течению. Следует заметить, что эта крепость, в отличие от остальных крепостей в Польше, к началу войны была в очень плохом состоянии. Её почему-то решили упразднить в 1909 году, хотя от самой идеи крепостей армия не отказывалась.
   Идея, конечно, спорная. Это и сам Самсонов знал. Потому что ещё Наполеон доказал, что крепости надо обходить (и блестяще показывал, как это надо делать), и громить полевые армии, занимать столицы. А крепости потом сами сдадутся. И одно время наметилась стратегия отказа от крепостей. Но чем больше становились армии, чем смертоносней становилось оружие, тем сильнее растягивались боевые порядки войск, со временем обретая некое подобие фронта уже в современном понимании. А вот фронту обойти крепость не так-то просто. Тем более, что и крепости сильно увеличились в размерах, вынося на многие километры вперёд дополнительные форты.
   Таким образом, основная идея сторонников крепостей сводилась к тому, что за счёт строительства капитальных укреплений в стратегически важных точках, на которые противник будет вынужден выходить, можно малыми силами приковывать к ним значительные его соединения. А свои основные силы концентрировать в других местах для полевой обороны и последующего контрнаступления.
   В общем, крепости теперь были важны не сами по себе, а как опорные узлы на ключевых участках, обязательно встроенные в общую линию оборонительных позиций. И в принципе, здравое зерно во всех этих умозаключениях было, если бы не одно но. Как показала практика, их всё равно обходили, прорывая фронт в других местах, а потом окружая и принуждая к сдаче. На это, правда, сторонники крепостей всегда возражали, что строить их надо больше, чтобы обходить было труднее. И тут собственно и вылезало то самое но, которое было самым уязвимым местом во всей теории. Строительство крепостей с многочисленными фортами, разбросанными по округе, было очень дорогим удовольствием. И даже их содержание влетало в копеечку, потому что там концентрировалось большое количество артиллерии, которая всегда могла пригодиться в других местах. Поэтому, крепости вроде и были, но их было мало, чтобы реально сдержать наступление противника. Основной смысл пока сводился к тому, чтобы временно прикрыть, задержать противника на наиболее угрожаемых или важных направлениях. Но дорого...
   Возможно, упразднение Ивангорода было связано с тем, что он превратился в крупный железнодорожный узел, и даже большой промышленный город, и всё это мешало крепости. Но, тем не менее, ещё в прошлом году спохватились, начав спешно восстанавливать и приводить в порядок обветшавшие укрепления. Очевидно, командование что-то предчувствовало. Комендантом крепости был назначен энергичный полковник Шварц Алексей Владимирович. Личность довольно примечательная, Самсонов был немало наслышан о нём, как герое обороны Порт-Артура, даже попадались какие-то его статьи в военных журналах. Но лично он с ним знаком не был, поэтому рассчитывать на снисхождение особо не стоило.
   Поздоровались, представились. Самсонов даже немного замялся, не зная, как бы поделикатней подступиться к этому человеку.
   - Алексей Владимирович, я к вам с необычной просьбой. Можно сказать, вы моя последняя надежда.
   - Чем смогу, помогу, Александр Васильевич. - Ответил Шварц. И, уловив нерешительность в голосе генерала, добавил. - Я не буду сидеть, как собака на сене, на крепостном имуществе, если вы об этом. Мне очень хорошо известно, что некоторые вещи гораздо важнее в определённый момент в поле, чем в крепостях.
   - Ваша проницательность делает вам честь, Алексей Владимирович. - Обрадованно удивился Самсонов. - Перейду тогда сразу к делу. Мне очень нужны ружья-пулемёты системы Мадсена, которые, как я узнал, хранятся на складах наших крепостей, даже не числясь при этом на вооружении.
   - Да, есть такие. Зачем они вам, Александр Владимирович? Патроны для них уже не производят, а старые залежи, пригодные к употреблению, невелики.
   - Всё дело в том, что у нас сейчас складывается очень напряжённая обстановка на границе. Кавалерия с трудом справляется с выполнением своих задач, и эти лёгкие пулемёты им очень помогут. Разумеется, если есть к ним патроны хотя бы на первое время. Потом ситуация изменится, и думаю мне удастся найти выход. Я отправил уже запрос Жилинскому, но боюсь он загружен работой, и даже если даст ход моей просьбе, то пока она пройдёт через верх, потеряем много времени. А ложка дорога к обеду, сами понимаете.
   - Ещё как понимаю. - Горячо поддержал Шварц. - А сами, как думаете, Жилинский даст ход прошению?
   - Жилинский точно даст. Вопрос только в том, когда. А вот, что произойдёт выше, этого я вам сказать уже не могу. А обманывать не буду.
   - Спасибо за откровенность. - Ответил Шварц. - Думаю, я смогу вам помочь. Сколько вам нужно этих пулемётов по минимуму и на первое время?
   Самсонов задумался, понимая, что просить надо больше, потому что дадут всё равно меньше. Но со Шварцем, который ему даже по телефону нравился деловой манерой общения, хитрить не хотелось:
   - Пятьдесят штук меня пока вполне устроит. Что для этого нужно?
   - Думаю смогу вам вполне безболезненно выделить это количество. А чтобы эта передача имела хоть какую-то видимость законности для бюрократов, вы напишите мне официальную просьбу, ссылаясь на запрос Жилинскому. Я просьбу удовлетворю под личную ответственность. А когда придёт подтверждение от командующего, то я приложу его к вашей бумаге. Ну, а если не придёт, думаю, ничего страшного не случится. Война ещё и не такое списывала.
   - Вы мне очень помогли, Алексей Владимирович. Даже и не знаю, как благодарить. - Обрадовался Самсонов.
   - Не за что. Я уверен, что вы бы тоже помогли мне, в случае необходимости.
   - А что у вас с патронами? Остались?
   - Я прямо сейчас не могу вам сказать, но наверняка есть пригодные для использования. Где-то я их видел в документах. Посмотрю по старым нормам, сколько там положено было, и выдам в двойном размере. Если найду, конечно, нужное количество. Если нет, то уж не обессудьте.
   На том и попрощались. Самсонов тут же составил бумагу, расплывчато формулируя, куда конкретно ему нужны пулемёты - для мобильных частей. Потом задумался, как забрать груз. До Ивангорода больше ста вёрст. Гонять туда телегу долго. Пытаться забрать поездом, вообще может затянуться ещё больше. Железные дороги забиты эшелонами с прибывающими войсками и прочим имуществом. И если отправить в ту сторону людей с возвращающимся из Варшавы пустым поездом ещё можно было, то вот найти свободное место для груза и людей в попутном эшелоне в сторону Варшавы будет очень трудной задачей. А вклиниться в расписание с отдельным составом, или хотя бы прицепным вагоном, тоже проблема. И тогда у Самсонова мелькнула мысль про речной транспорт.
   Насколько он помнил, в распоряжении округа была небольшая речная флотилия, которая пока вряд ли задействована в активных действиях. Поэтому он вызвал к себе начальника военных сообщений, и, вручив ему прошение к коменданту Ивангорода, попросил изыскать способ доставить груз как можно скорее в Варшаву. От Варшавы же на север железная дорога свободна. Во всяком случае, движение по ней скоро должно оказаться целиком под контролем армии, и найти способ доставить пулемёты поближе к Макову, куда перебазируется Пятнадцатый авиаотряд, будет проще. Хотя, надо будет поменять место дислокации и авиаотряда. Например, в Цеханов, оставив его, таким образом, у железной дороги. В качестве напутствия для начальника военных сообщений рекомендовал задействовать речной транспорт, но если найдёт возможность сделать это быстрее, то он возражать не будет.
   Когда остался один, то снова отправился к Орановскому, чтобы тот выяснил, не убыл ли ещё авиаотряд, а если убыл, то чтобы отправил ему вслед гонца с приказом найти и оборудовать себе место недалеко от Цеханова. И чтобы они обязательно доложились после того, как прибудут на место. Начштаба возражать не стал, поскольку уже понял ориентированность командующего на железную дорогу, и в целом разделял его подход. Обещал всё устроить.
   Вернувшись к себе, Самсонов застал в приёмной Федосеева, начальника управления почт и телеграфов. По всему было видно, что внушение на него подействовало, и ему уже было что рассказать. Прошли в кабинет. И действительно, в Варшаве нашлись магазины, где можно взять провода для телефонов, а в пригороде обнаружилась небольшая электротехническая фабрика, изготавливающая кроме всего прочего и провода. И тут Самсонов, уже собравшийся было отправить команды солдат для изъятия стратегического товара по выявленным адресам, задумался. Что он делает? Понятно, что хозяевам будут выданы долговые расписки. Но они будут погашены только после войны. Это формально. Но он-то знал, этого "после" вообще не будет. Должно не быть. Теперь здесь есть он, претерпевший странные метаморфозы, и есть надежда, что в каком-то виде Россия уцелеет, и будет платить по своим долгам. В том числе и простым людям, у которых она что-то взяла. Вот вломятся его солдаты на фабрику, по сути, отнимут провода у хозяина. Каков бы он ни был, но на него работают люди, получают зарплату, на которую кормят свои семьи. А зарплата эта берётся в первую очередь с того, что продаются товары, которые производятся. И если он отнимает эти товары за бумажку с подписью, то зарплату они не получат. И что они тогда сделают? Или не выйдут на работу, или, того хуже, устроят стачку. Возможно с политическим подтекстом, провозглашая лозунги, начиная от "долой царя", и кончая "бей русских". И это в то время как армия будет сражаться на фронте. Выходит, он своими руками создаст дополнительные очаги недовольства, а то и зачатки революции. Значит, надо снова звать казначея, и выдавать деньги. Самсонов даже не сомневался, что о его тратах скоро будет известно и Жилинскому, и выше. Но по большому счёту, это пока мелочь - выплата рабочим на железной дороге. Когда про неё узнают, то, скорее всего даже не подадут виду. А вот то, что он начнёт скупать провода, уже насторожит, и заставит присмотреться. Да и казна армейская действительно не бездонная. И кто будет договариваться о цене? Понятно, что цену можно сбить, особенно за оптовую покупку. Но если пустить на это дело Федосеева, то можно даже не сомневаться, что часть денег неизбежно прилипнет к его пухлым ладошкам, а общая сумма может оказаться очень внушительной. Назначить кого-то другого? Кого? Человек должен не только разбираться в предмете покупки, но ещё и быть кристально честным. Такие наверняка есть, но он их не знает, а в душу ни к кому не влезешь. Самому поехать по магазинам и торговаться там? Дело даже не в престиже мундира, а во времени, которого всё же немного, а других дел куча. Вот уедет он, а тут "немцы пришли". Где генерал, спрашивают. А им в ответ - провода торгует у Изи Рабиновича.
   Ещё немного поразмышляв на эту тему, он всё же нашёл компромиссное решение.
   - Господин полковник, давайте поступим следующим образом. У вас список с собой?
   - Нет, ваше высокопревосходительство.
   - Тогда сходите за ним, и мы с вами предметно побеседуем по нему.
   Растерянный Федосеев ушёл. Отсутствовал он недолго, а когда вернулся, то Самсонов тут же вызвал к себе адъютанта. Взял список, убедился, что напротив каждого наименования есть адрес и номер телефона, вручил это Липскому.
   - Алексей Иванович, - обратился он к нему, - по этим адресам расположено четыре магазина, которые среди прочего торгуют телефонными проводами, нехватка которых наблюдается в нашей армии. Но конфисковать я их не хочу, чтобы не вызвать массового недовольства. Вопрос деликатный, на мой взгляд, и я бы хотел поговорить лично с их владельцами. Поэтому, свяжитесь с каждым из них, и первым делом невзначай поинтересуйтесь, сколько стоит погонная сажень этого провода, а потом представьтесь, от чьего имени вы говорите, и договоритесь об общей встрече на сегодняшний вечер. Чтобы подстегнуть их интерес, говорите прямо, что армия заинтересована в крупной покупке их товаров. Когда с ними закончите, то позвоните вот по этому номеру, это фабрика, которая производит в небольшом количестве провода. Найдите её хозяина и так же договоритесь о встрече, но на полчаса позже. И тоже подчеркните, что мы хотим сделать покупку.
   Липский внимательно всё выслушал и кивнул.
   - Разрешите идти? - Спросил он.
   - Да, ступайте.
   Федосеев растерянно хлопал глазами, внезапно осознав, как только что лишился приличного заработка.
   - А с вами, господин полковник, я хотел бы теперь обсудить другой аспект деятельности. Мне тут попалась радиограмма, о деятельности вчера нашей кавалерии в приграничных районах. И у меня к вам вопрос, почему этот доклад передан по радио, а не телеграфу?
   - Не могу знать, ваше высокопревосходительство. - Ответил Федосеев. - Наверно, им удобней отправлять донесения по радио. У них есть по одной станции в дивизии, а до телеграфа пока ещё доберёшься.
   - В каком смысле? Разве эти дивизии не в районе Млавы находятся? Неужели так трудно отправить гонца вёрст на десять до станции? А то эти радиограммы в эфире разносятся на сотни вёрст.
   - Так шифрованные же, ваше высокопревосходительство.
   - Понимаете ли, в чём дело, господин полковник. - Задумчиво вещал Самсонов. - Мне в своё время довелось беседовать со специалистами, и меня заверили, что шифры, используемые в нашей армии, не то, чтобы простые, но могут быть довольно легко раскрыты. Трудно сказать, сколько времени на это уйдёт у противника, но это может случиться в любой момент. - На самом деле Самсонов это просто знал, только не мог ему сказать прямым текстом об этом. Пришлось напускать тумана. - Разумеется, в данном послании не содержится ничего важного. Даже если германцы его прочитают, то ничего принципиально нового они не узнают, разве что уточнят наши потери. Но могут же быть и другие ситуации, а мы кричим на весь эфир о наших проблемах и намерениях. Что делать с шифром, я, конечно, не знаю, но вот обсудить с вами, как свести к минимуму количество радиограмм, я бы хотел. Телеграфные и телефонные станции переведены на военное положение?
   - Конечно.
   - Там выставлена охрана, есть дежурные связисты, которые занимаются передачей и соединением только военных сообщений?
   - Безусловно.
   - Так в чём же дело? Почему связь осуществляется через радио, хотя насущной необходимости в этом пока нет? Мы сами даём противнику материал для размышлений. И когда возникнет ситуация, где срочность будет иметь первостепенное значение, то он может и догадаться о содержании.
   - Исправлю, ваше высокопревосходительство.
   - Донесите это до всех командиров корпусов и кавалерийских дивизий. А я издам соответствующий приказ о том, чтобы радиосвязь использовалась только в экстренных случаях.
   - Будет сделано. Разрешите идти?
   - Да.
   Оставшись один, Самсонов перевёл дух, и устало посмотрел на стопку бумаг, требующих его внимания. Но прежде, чем заняться ими, взял чистый лист бумаги, и начал скрупулёзно выписывать на него свои начинания и фамилии людей, задействованных в этом. Голова начинала пухнуть от всего, и требовалось как-то упорядочить мысли. Завершив свой труд, он почувствовал облегчение, и принялся за бумаги. Едва успел с ними покончить, как зашёл Липский, и доложил, что прибыли хозяева магазинов. Самсонов велел позвать Федосеева, и приготовился к беседе. Армейского связиста он вызвал по двум причинам. Во-первых, вдруг что-то дельное подскажет, а во-вторых, чтобы лично убедился, что командующий не просто отнял у него хлеб, но и сам ничего не взял. Ну, и так, в качестве профилактики вороватых наклонностей.
   Вошли четыре человека, настороженно поглядывавших на генерала. Наверно, каждый из них понимал, что при желании он может попросту отнять у них всё, выдав взамен ничего не стоящие бумажки.
   - Здравствуйте, панове. - Обратился он к вошедшим.
   Они поприветствовали его в ответ, и Самсонов, сверяясь со списком, познакомился с ними, запоминая, кого и как зовут. Тем временем явился Федосеев, и Самсонов разрешил ему сесть, чтобы не стоял столбом.
   - Ходить вокруг да около не буду, панове, - начал он, - потому скажу сразу, что армии нужны дополнительные провода для телефонов и телеграфа. Первым моим позывом было их конфисковать под долговые расписки, но потом я подумал, что тем самым оставляю вас если не без куска хлеба, то, во всяком случае, без колбасы. И не только вас, но и ваших работников, которые суть простые люди, и на честный труд которых государство вправе рассчитывать. Равно, как и на законопослушность в эти непростые времена. Поэтому, я всё же решил осуществить покупку необходимого, пока в армейской казне ещё есть деньги. Потом они всё равно куда-нибудь уйдут, так уж лучше я их потрачу с пользой для дела. И в силу этого, рассчитываю на ваше понимание. Не пытайтесь на этом нагреть руки, тем более, что цена продажи нам известна, а за оптовую покупку положена хорошая скидка.
   - Сколько вы хотите получить, ваше высокопревосходительство? - Спросил высокий худой мужчина в очках.
   - Всего нам надо пятьсот километров провода, но поскольку у вас вряд ли есть такое количество, то мы просто купим всё. Сколько у вас есть?
   - Шестьдесят примерно. - Ответил спрашивавший.
   - А у вас? - Обратился Самсонов к остальным.
   У остальных было ещё примерно по пятьдесят.
   - В сумме, двести десять. - Подвёл итог Самсонов. - Уже неплохо. Сколько вы готовы уступить в цене?
   Начался торг, который всегда составлял суть таких сделок. Пошли жалобы, что дома дети голодные.... Как же, устриц давно не ели! Что пан генерал заставляет их идти на убытки и прочее. Самсонов в свою очередь давил на бедность армейской казны, и в конце пригрозил, что передумает, и попросту отнимет. В итоге сошлись на скидке в двадцать пять процентов. И под жалобные стоны "разорённых" коммерсантов, Самсонов подсчитал общую сумму, и вызвал казначея. Тот явился, когда они уже ушли, и, снова в присутствии Федосеева, казначей выписал ему требуемую сумму. В его глазах читалось удивление с непониманием. Связист так искренне хлопал глазами, глядя на Самсонова, что у того даже возникло сомнение, а может он действительно чего-то не понимает в этой жизни? Но он прогнал эти мысли, и попросил обоих задержаться, для беседы со следующим посетителем. Или просто для присутствия, чтобы потом не бегать туда-сюда.
   Фабрикант вскоре явился. Им оказался интеллигентного вида человек, но не в смысле "творческого", а рабочего. Глядя на него, в первую очередь и приходила в голову мысль, что это настоящий инженер. На делягу он меньше всего походил, и вообще, напоминал Юрия Соломина в роли Телегина. Умный внимательный взгляд, спокойное выражение лица. После приветствия, заговорили о деле. Самсонов опять прямо ему рассказал о своих потребностях, а также о том, что не хотел бы усугублять ситуацию в стране конфискацией товаров. Фабрикант оценил его благородство, и поинтересовался о нужном количестве.
   - Триста километров. - Ответил Самсонов.
   - Я могу вам сразу продать двести, а ещё сто в течение недели. - Ответил фабрикант.
   - Какова цена? - Поинтересовался Самсонов.
   Когда фабрикант озвучил цену, то Самсонов понял, что ничего не понимает в людях, а торговаться вообще не умеет, потому что цена была даже ниже, чем он выторговал у магазинов. Оспаривать цену не было никакого желания, поэтому он сразу согласился, услышав сдавленное шипение казначея. Ну, на то он и казначей, чтобы над златом чахнуть. Тут же выписали сумму, а фабриканта отпустили. Вслед уходящему Федосееву, Самсонов напутствовал, чтобы с отправкой людей за проводами не затягивал, как с их поиском. Тот, будучи в подавленном состоянии, вяло заверил, что выполнит со всем старанием, и удалился. Тяжёлый день подходил к концу, Самсонов в очередной раз переводил дух, попивая чай, заботливо принесённый Липским. Но допить не успел....
   Заглянул Лядов, доложился, что в Варшаве уже собрали часть рабочих, и завтра можно будет выдвигать их для намеченного строительства станции. Команда в Плоцк за рельсами отбыла, и появились первые трофеи по добыче вагонов и паровозов. Так, в Варшаве было успешно взято семь паровозов, сто пассажирских вагонов и пятьдесят товарных. Ещё обнаружено около ста двадцати пассажирских вагонов на дистанциях из Варшавы в Млаву, Рыпин и Липно с минимум шестью паровозами. И столько же на дистанциях из Плоцка в Варшаву, Рыпин и Липно. Команды для приведения их в район Новогеоргиевска высланы. В Велишеве ведут подсчёт вагонов. В основном там открытые полувагоны, которые можно, или переделать в товарные, соорудив крышу и дверь, или превратить в платформу. В зависимости от потребности. В Глиноецке также ведут подсчёт вагонов. Там разные. Есть полувагоны, есть обычные и платформы. Новостей из Плоцка и других станций ещё не поступало.
   - Отлично, Александр Владимирович. - Похвалил железнодорожника Самсонов. - Теперь можно подумать и о станции. Надеюсь на вашу помощь в этом.
   - Всенепременно, ваше высокопревосходительство. - Подобрался Лядов.
   Самсонов вызвал адъютанта и попросил привести начштаба Орановского, чтобы он тоже был в курсе. Может еще, что дельное скажет. Подождали немного, а когда тот пришёл, то Самсонов обрисовал ситуацию в целом:
   - Итак, нашей армии предстоит наступать на север в Восточную Пруссию. Часть корпусов находится слишком далеко от железной дороги, поэтому они будут вынуждены передвигаться своим ходом, таща за собой все обозы. Но часть должна будет оперировать в непосредственной близости от ветки на Млаву. И как показал первичный поиск составов, мы вполне можем облегчить им передвижение в этом направлении. Сначала я думал перевозить по железной дороге только грузы, но теперь склоняюсь к мысли, что надо и людей перевозить на поездах. И при этом надо обеспечить максимальную загрузку составов, потому что время в пути небольшое, а противник рядом. Если первая партия высадившихся будет небольшой, то возможно будет сразу уничтожена. Вот скажите, Александр Владимирович, сколько человек можно посадить в пассажирский вагон, учитывая, что их у нас уже довольно много, и надо их задействовать.
   - Там вагоны не спальные, а сидячие. Восемьдесят четыре человека помещается. (Те вагоны были двухосными и короче современных, в которых сидячих мест 108.)
   - Это если все сидят на сиденьях и могут ехать так довольно долго.
   - Безусловно.
   - От Новогеоргиевска до Млавы около восьмидесяти пяти вёрст, чуть больше двух часов езды. Как вы думаете, если усадить часть людей на полу и в тамбурах, там поместятся сто десять человек?
   - Вполне. Что с ними станется за два часа.
   - Это пол роты линейного состава, без учёта нестроевых. То есть два таких вагона перевозят роту. - Самсонов помолчал, давая собеседникам переварить информацию. - Соответственно восемь вагонов - батальон. Скажите, Александр Владимирович, сколько один локомотив потянет таких вагонов?
   - В принципе, до пятидесяти. Правда скорость немного упадёт.
   - Прекрасно. Значит, линейный состав полка поместится в тридцать два вагона, и для локомотива это будет некритично?
   - Абсолютно.
   - Да, ещё один вагон с пулемётной командой и связистами. Итого тридцать три, что тоже, думаю, роли не играет. Остаётся обоз. Владимир Алоизиевич, поправьте меня, если я ошибусь. В нём числится сто двадцать три повозки, включая двуколки, и двести шестьдесят четыре лошади. Значит, на повозки у нас идёт тринадцать вагонов, а на лошадей тридцать три. Обозников и прочих нестроевых в этом случае раскидываем поверх повозок, пару часов потерпят. В сумме получаем сорок шесть вагонов, что составит ещё один эшелон.
   - Вполне, - согласился начштаба.
   - Таким образом, - подвёл итог Самсонов, - смешанная группа из четырёх пассажирских и четырёх товарных эшелонов за один раз перевезёт дивизию. Насколько я понял из доклада Александра Владимировича, пассажирских вагонов мы для этого уже набрали, и даже с двойным запасом. Осталось прояснить дело с товарными, которых потребуется гораздо больше.
   - А где вы планируете осуществлять выгрузку? - Спросил Орановский.
   - Для начала в Млаве, а дальше, по мере продвижения и перешивки колеи, где придётся.
   - Люди-то, хоть в чистом поле сойдут, - возразил Орановский, - а вот для лошадей и телег платформы нужны. А их в Млаве всего две, и те небольшие. Или что-то временное надо сооружать. Значит вперёд надо сапёров запускать и ждать.
   - Ах, совсем забыл упомянуть. В Манчжурии в таких случаях разборные трапы использовали, которые и возили вместе с вагонами. Готовили их ещё где-то у нас в Сибири, и отправляли. Ничего сложного, брёвна, как направляющие, сверху небольшие щиты из досок или тёса, которые укладывают поперёк. Если насыпь существенная есть, то на конце ставят козлы, а уже с них до земли второй такой же трап собирают. Видел даже, как с насыпи в полторы сажени (3,24 м) разгружались. Надо будет сапёров после озадачить, потому что изделий этих нам понадобится много. И с артиллерией, кстати, то же самое. Только направляющие из рельсов. Ну, и место надо искать, чтобы насыпь была не очень высокая. Думаю, здесь это несложно, страна равнинная.
   - Точно, вспомнил, видел нечто подобное. - Подтвердил Орановский. (Он тоже побывал в Манчжурии, правда, под самый конец войны.)
   - Воды может не хватить. - Обронил Лядов.
   - Что простите? - Переспросил Самсонов.
   - Воды в котле паровоза не хватит на обратный путь. Её пополнять надо через восемьдесят-сто километров. Это не впритык, конечно, но для обратного пути не хватит. А в Млаве у нас нет такого маневрового пространства, чтобы одновременно прибывшие туда восемь эшелонов подошли к водоналивной башне. Пути-то дальше, за станцию, уже не под нашу колею. Там есть немного места для манёвра, но восемь эшелонов протолкать не получится.
   - Нужна дополнительная заправка в пути?
   - Да. В Цеханове, наверно. Он почти посередине. - Сказал Лядов. Но немного помолчав, спохватился. - Хотя.... У нас же будет два паровоза? Один в голове, второй в хвосте, чтобы не разворачивать их. Это, кстати, всё равно в Млаве сделать не получится, не говоря уж о других, более мелких станциях. Так вот, тогда, перед отправкой с нашей временной станции, в хвостовом паровозе тоже раскочегаривают топку, разводят пары, но давление не поднимают до рабочего, чтобы не срабатывал предохранительный клапан. За этим будет следить оставленный там кочегар. Потери воды, таким образом, не будет. А когда эшелон прибывает на станцию, он начинает активно кидать уголь в топку. За полтора часа, что разгружается эшелон, он точно успеет поднять давление до нужного уровня, и поезд двинется в путь. В головном же паровозе, который теперь становится хвостовым, также остаётся один кочегар, и он первое время вообще отдыхает, ждёт, пока котёл остынет. А потом, только поддерживает в нём минимально необходимое давление. Когда эшелоны прибывают на нашу станцию, и становятся по своим путям, то мы во всех паровозах пополняем запас воды, и начинаем активно топить снова в головном. Таким образом, мы сможем избежать дополнительной заправки в пути и остановок.
   - Отлично, Александр Владимирович. Вы ловко справились с проблемой, которую сами же и обнаружили. - Немного шутливым тоном похвалил железнодорожника Самсонов.
   - Да, уж. Всё решаемо. Надо только водоналивные башни у нас соорудить. - Ответил Лядов. - Восемь эшелонов, по два паровоза в каждом, это шестнадцать башен. Повозиться придётся.
   - Думаю, вы справитесь. - Подбодрил его Самсонов. - Дальше. У нас остаётся артиллерия. Что мы имеем в дивизии. Сорок восемь трёх дюймовок, с четырьмя лошадьми к каждой, что в сумме составляет сто девяноста две. С орудиями понятно - по одному на платформу, а для лошадей надо ещё двадцать четыре вагона. - Самсонов задумался. - Для одного эшелона много, для двух мало. Можно дополнить ящиками со снарядами, и рассортировать сразу в нужном порядке, чтобы при выгрузке не путались. Снаряды.... По двести сорок на орудие, это два зарядных ящика. (Зарядный ящик - это специальный короб на колёсах, в который запряжены лошади.) Значит, девяноста шесть ящиков под снаряды, и сто девяносто две лошади к ним. Под ящики десять вагонов, под лошадей всё те же двадцать четыре. Итого, имеем пятьдесят восемь вагонов, и сорок восемь платформ. А в сумме - сто шесть. Может всё же пополам поделить, Александр Владимирович? Потянут паровозы?
   - Тяжеловато будет, но потянут. Людей, я так понимаю, по вагонам и платформам рассадить.
   - Совершенно верно. Таким образом, артиллерия дивизии у нас помещается на двух эшелонах. Ну, и один на обоз. Всего три. Остаётся корпусное хозяйство, среди которого особо выделяется своим весом тяжёлый артиллерийский дивизион. (Содержал 12 152-х миллиметровых гаубиц.) С пушками всё просто - двенадцать платформ под них, и на семьдесят две лошади (по 6 на гаубицу) девять вагонов. А вот со снарядами...
   - Надо минимум по сто двадцать снарядов. - Напомнил Орановский. - А это по шесть ящиков на орудие.
   - Да, не меньше, - согласился Самсонов. - Итого получаем двенадцать лошадей к ящикам одного орудия, и сто сорок четыре на все. Это ещё восемнадцать вагонов под лошадей и семь под снаряды. Тридцать четыре вагона и двенадцать платформ, в сумме сорок шесть. Нормальный эшелон, вроде. Дальше их обоз. Это ещё двадцать вагонов. К ним не пристегнёшь, а для отдельного маловато. Что у нас ещё остаётся из первоочередного? Кавалерия. Шестьсот-восемьсот человек с лошадьми и хозяйством. Тут всё понятно. Два эшелона под лошадей, а линейный состав потребует максимум восьми пассажирских вагонов. Обоз кавалерийского полка разместится в двадцати вагонах, что составит хорошее дополнение к обозу корпусной артиллерии, и составит с ней один эшелон. Дальше всё ясно, две роты связистов разместятся в четырёх пассажирских вагонах (рота проводного телеграфа и рота искрового телеграфа), ну, и на штаб корпуса, наверно, достаточно восьми пассажирских вагонов. Под штабной обоз, и имущество связистов, думаю, двадцати товарных вагонов достаточно. В сумме, линейный состав кавалерийского полка, связисты и штаб со всем имуществом, составят ещё один эшелон. Последнее, это сапёрный батальон со своим обширным имуществом. Для них последний эшелон. Вроде всех посчитали?
   - Всех. - Подтвердил Орановский.
   Все цифры, с расшифровкой их составляющих, Самсонов всё это время выписывал на бумагу. Теперь было легче подводить итоги и составлять планы погрузки.
   - Итак, что мы имеем в итоге по дивизиям и корпусу. В четыре эшелона грузится пехотный состав дивизии, в четыре её обоз. Всего восемь. Набранное количество вагонов и локомотивов нам уже однозначно позволяет это сделать. Вопрос к вам, Александр Владимирович, со скольких путей их лучше грузить?
   - Лучше с восьми, но это потребует очень большой площади расчистки, и сильно удлинит подходы к основным путям за счёт дуги. И сами стрелки тоже требуют много времени на их сооружение, опять же детали стрелочных переводов в дефиците, а их изготовление в большом количестве затруднительно. Ведь каждый путь надо сделать с двумя стрелками, спереди и сзади. Поэтому, думаю, лучше будет ограничиться четырьмя путями, просто сделать их длиннее, под два состава с запасом. Полутора вёрст должно хватить. На первый состав заводить людей и грузы спереди, на второй сзади. И что немаловажно, промежутки между путями надо сделать большими, чтобы и орудия и телеги, в крайнем случае, там могли свободно разворачиваться. Не менее десяти саженей (21,6 м).
   - Может лучше вообще с одного пути это сделать? - Спросил Самсонов.
   - Можно и с одного, но если потребуется маневрировать эшелонами, менять их состав под другие подразделения, то на одном пути это делать будет очень затруднительно. Тут, чем больше путей, тем лучше. Но всё это увеличивает расход материалов за счёт дуги съезда, и усложняет работы из-за большего количества стрелок.
   - Хорошо, целиком полагаюсь на ваше мнение. Значит, по станции имеем длину путей, вместе со съездами, где-то в две версты (2,1 км), в ширину площадка, с учётом свободного пространства между путями, порядка пятидесяти саженей (108 м). На всём этом пространстве снимаем дёрн, и засыпаем песком с трамбовкой. Шпалы и рельсы укладываем без насыпи. Сейчас лето, паводка можно не опасаться. А когда настанет осень, эта станция нам уже ни к чему будет. Надеюсь. В любом случае, времени у нас мало, поэтому не до капитального строительства. Погрузка в вагоны осуществляется с земли, артиллерия, лошади и повозки с помощью трапов. Теперь давайте подумаем, где её лучше разместить. - И обратившись к карте, Самсонов указал карандашом на местность к северо-востоку от Новогеоргиевска, после впадения Вкры в Нарев. - Мне кажется, лучше вот здесь. И здесь же разворачивать прибывающие корпуса. Прежде всего, Пятнадцатый, а затем и остальные, когда нам их передадут. Рядом реки, местность ровная, лагеря устраивать удобно, воду для котлов тоже. Недалеко Новогеоргиевск и Варшава. А когда придёт время, грузим всё на эшелоны и перевозим во Млаву, где войска и начнут разворачиваться в боевой порядок для наступления. Дальше по ситуации, или наступаем на Зольдау, или ждём подхода Тринадцатого и Шестого корпусов.
   Орановский слушал, Лядов что-то записывал себе в блокнот.
   - Теперь по срокам переброски. - Продолжил Самсонов. Давайте посчитаем, чтобы представлять себе все плюсы и минусы. Допустим, погрузку начинаем на рассвете, в шесть часов. К этому моменту войска уже поели и выстроены перед эшелонами. С пехотой всё просто, грузится быстро, дивизия линейного состава занимает четыре эшелона. Следом четыре состава с её обозом. Будем исходить из того, что погрузку они осуществят в течение полутора часов, хотя, на станции без насыпи должны быстрее. Но поскольку это будет в первый раз, то наверно, полтора часа и будет. Семь тридцать. Время в пути - два часа. Девять тридцать. По прибытию на конечный пункт, со станции должна быть отправлена короткая телеграмма об этом, и здесь начинается погрузка в эшелоны второй очереди. В неё входят два эшелона с артиллерией дивизии, один эшелон с её обозом. Также в эту очередь входит эшелон с тяжёлой артиллерией, объединённый эшелон с обозом тяжёлой артиллерии и обозом кавалерийского полка, и эшелон с сапёрным батальоном. Всего шесть эшелонов.
   - Может вместо сапёров лучше штаб отправить? - Вмешался Орановский.
   - По идее вы правы, Владимир Алоизиевич, но в этом эшелоне находится линейный состав кавалерийского полка. А его лошади поедут в следующем этапе, и их здесь, в исходной точке, грузить будет некому. Поэтому, штаб пусть лучше подождёт.
   - Согласен. - Кивнул Орановский.
   - Итак, - продолжил Самсонов, - здесь погрузка, а в Млаве, соответственно, разгрузка, за время которой машинисты переходят в локомотив, прицепленный в хвосте. Ещё полтора часа - одиннадцать. Отправляются примерно в одно время, но без предварительной договорённости. А теперь главный вопрос, разминуться эшелоны должны в Цеханове, но хватит ли там места?
   - Скорее всего, хватит. - Ответил Лядов. - Это крупная станция, которую недавно усовершенствовали как раз на случай крупной переброски войск. Запасных путей там шесть, но два крайних довольно длинные из-за большой дуги съезда. Но нам же не нужно маневрового пространства, лишь бы эшелоны поместились. Я отправлю туда людей, чтобы выяснили или сделали замеры. Если понадобится, то удлиним немного, место там, насколько я помню, есть.
   - Замечательно. Ну, дальше смысл понятен. Пустые эшелоны заезжают на запасные пути, и ждут, когда пройдут гружёные. А затем следуют сюда. Расчётное время прибытия тринадцать часов. Когда первая очередь прибывает в исходную точку, то в неё начинается погрузка пехоты и обоза второй дивизии. Заканчивают в четырнадцать тридцать и отправляются. В Цеханове разминаются со второй очередью, прибывают в Млаву в шестнадцать тридцать. В восемнадцать часов заканчивают разгрузку и едут обратно. А здесь к этому времени уже загружены эшелоны со всем остальным хозяйством корпуса. Два эшелона с артиллерией второй дивизии, её обоз, два эшелона с лошадьми кавалерийского полка, и объединённый эшелон с линейным составом кавалерийского полка, двумя ротами связистов, штабом и их имуществом. Эта вторая очередь прибывает в Млаву в двадцать часов, и на этом переброску корпуса можно считать законченной. С шести до двадцати - четырнадцать часов, и корпус в полном составе переброшен непосредственно к зоне боевых действий и уже может влиять на ситуацию одним фактом своего присутствия. Мы ничего не упустили?
   Помолчав, Орановский согласился:
   - Основное всё, если какая мелочь и всплывёт, то думаю, можно исправить стараниями Александра Владимировича.
   - Тогда дальше. В двадцать часов эшелоны первой очереди уже на нашей временной станции, и могут приступать к погрузке следующего корпуса. Теперь не будем вдаваться в детали, и сразу посчитаем, что его переброска закончится через те же четырнадцать часов, то есть в десять утра на следующий день. Разве следует уточнить, что части, выгружаемые в Млаве в темноте, никуда не выдвигаются, а только отходят на некоторое расстояние от путей, чтобы освободить место для прибывающих следом. С рассветом начинают движение. И соответственно, если у нас в зоне железной дороги будет даже третий корпус, то мы закончим его переброску к исходу второго дня, в двадцать четыре часа. С учётом того, что движение он сможет начать только на рассвете, примерно в шесть утра, у нас на переброску полного состава трёх корпусов уйдёт двое суток, вместо трёх суток изнурительного марша. А для обозов и артиллерии, скорее всего и четырёх. В конце мы перебрасываем в Млаву ремонтные бригады железнодорожников со своим имуществом, и занимаемся перевозкой парков и провианта.
   Некоторое время все помолчали в раздумьях, после чего Самсонов подвёл итог их маленькому совещанию:
   - В любом случае, это только основной набросок. Наверняка всплывут ещё какие-то детали, которые потребуют дополнительного обсуждения.
   - Думаю, надо назначить начальников на каждый поезд, которые будут следить за его общим состоянием. - Добавил Орановский. - А на грузовые эшелоны ещё и хотя бы несколько солдат, которые должны следить за тем, чтобы после выгрузки убирали обратно трапы. И разрешение на отправку поезда, а также выдвижение на марш прибывшей части, должен давать начальник поезда. Если назначенные солдаты доложат ему о неубранных трапах, то начальник должен требовать исправления ситуации, и в случае неповиновения немедленно докладывать командованию. В общем, этот вопрос надо продумать заранее, и довести до сведения всех командиров. Я займусь этим, Александр Владимирович.
   Самсонов согласно кивнул.
   - И трапы надо бы изготовить с запасом. - Добавил Лядов. - На случай их утери, или поломки. Пусть здесь на временной станции и будет этот запас.
   - Тоже верно. - Подтвердил Самсонов.
   - И систему оповещения надо продумать. Я распишу в ближайшее время порядок следования и необходимые мероприятия. Нужны будут люди.
   - Я утвержу, нам это ещё не раз, думаю, пригодится. - Ответил Самсонов.
   Поговорив ещё о количестве нужных вагонов и локомотивов, пришли к выводу, что набрать их вполне реально. Поскольку был уже поздний вечер, то разошлись. А Самсонов, посидев немного в вечерней тишине, отправился ужинать. В прежний ресторан решил не ходить, опасаясь снова нарваться на пани Полонскую. Но проходя мимо парадного крыльца, в свете фонарей увидел стоявший невдалеке от входа стройный женский силуэт в длинном платье. Их разделяла дорога. На голове у дамы была шляпа с большими полями, отбрасывавшими тень на лицо. Черты разобрать было совершенно невозможно, но он был уверен, что женщина смотрит на него. И также был уверен, что это Полонская. Он почувствовал, как на душе заскребли кошки, а ноги сами сделали несколько шагов ей навстречу. "Остановись, идиот!" - Пронеслось в голове. Это подействовало отрезвляюще, и он встал, как вкопанный. Нет, так нельзя. Добром это точно не кончится. Не хватало ещё тут амуры крутить. А Катя? Чёрт, надо ей хоть телеграмму отправить. А лучше письмо написать. Успокоить, утешить, ободрить....
   Перед своим отъездом из Кисловодска, они договорились, что она поедет в своё родное поместье Акуловку под Елисаветградом. При мыслях о жене на душе стало спокойней, он снова обрёл в себе уверенность. Поправил фуражку, и размеренным шагом пошёл дальше. Совсем рядом с домом, где у него были апартаменты, он забрёл в небольшой ресторанчик. Внутри оказалось чисто и уютно, а на небольшой сцене нежным голоском пела молодая девушка что-то о неразделённой любви и вечных страданиях. Пела по-польски, но он хорошо знал язык. Нервы шалили. Подошедшему официанту он заказал сразу рюмку зубровки и солёной севрюги. А когда тот принёс, то заказал еду, и попросил бумагу с пером. Сутулясь за небольшим столиком при свете настольной лампы, он скрипел пером, выводя то самое, сокровенное - "дорогая моя Катенька". Разумеется, что ничего он ей не писал о своих заботах и проблемах, хвалил Василия за расторопность, упомянул, что хорошо устроился с жильём и у него много работы. Спрашивал, как дети, как сама себя чувствует. Интересовался общими знакомыми в Елисаветграде. И эти незатейливые строки придавали ему уверенности, и давали надежду, что он не зря живёт и старается что-то изменить в предначертанном судьбой. И себе, и России. Закончив писать, он подул на бумагу, потом отложил её в сторону и хряпнул зубровки, с удовольствием закусив сочным ломтиком рыбы. Дождавшись, когда чернила просохнут, сложил листок в четверо, и спрятал в нагрудный карман. После сытного ужина завалился спать в своей квартире, поведав Василию, что "лёд тронулся", и едва удержался от добавления про присяжных заседателей. Этого верный денщик точно бы не вынес.
  

Глава 5

  
   Утро седьмого августа было таким же солнечным, как и предыдущие. Время неумолимо тикало, отмеряя часы и минуты до того момента, как всё должно свершиться. Пока Самсонов приводил себя в порядок, Василий сходил на почту, и купил конверт. Пришлось немного подождать его. Затем тщательно запечатал письмо и вышел. По пути опустил своё послание в почтовый ящик.
   В штабе его ждала уже кипа бумаг от ночной смены. Все они проходили через различные должностные инстанции при штабе, и там уже стояли подписи его офицеров. Но на многих должна быть и его подпись. Можно было, конечно, подмахнуть не глядя, но и Самсонов, и Анисимов, прекрасно знали, что так обычно наживают себе много неприятностей. А в данном случае, не только себе, но и целой армии. Но это он будет смотреть потом, благо пометок "срочно" нигде нет, и никто персонально его внимания не требует. А значит, пока что можно заняться другими делами, более важными на его взгляд.
   Начать следовало с Лядова, как наиболее активного. Что у него за ночь произошло. Когда полковник пришёл, то доложил, что предполагаемые пассажирские вагоны на станциях обнаружены вместе с локомотивами. Паровозные бригады для них мобилизованы, и всё это в ближайшее время должно отправиться в Новогеоргиевск. Также, на запасных путях в Цеханове, Серпце, и в Варшаве, обнаружены опечатанные составы с грузами, предназначенными для отправки в Германию, но из-за объявленной войны остановленных. Таких составов в сумме обнаружено семь штук, в среднем по сорок вагонов. Что даёт двести восемьдесят товарных вагонов. Уже идёт поиск владельцев грузов. В Плоцке на боковых ветках, ведущих к заводам и фабрикам, обнаружено ещё сорок товарных вагонов, и шесть паровозов. В Глиноецке на кирпичных заводах и карьерах - сто товарных вагонов и семьдесят платформ. Плюс четыре паровоза. А в Велишеве, в районе песчаных карьеров, двадцать платформ и сто открытых полувагонов. И также четыре паровоза. Это всё не считая того, что было обнаружено на пассажирских маршрутах и на запасных путях Варшавы вчера.
   - Всего, - подвёл итог Лядов, - нами намечено к мобилизации тридцать три паровоза, триста сорок пассажирских вагонов, четыреста семьдесят товарных, девяноста платформ, и сто полувагонов.
   Самсонов записал к себе, потом достал листок со вчерашними расчётами, и сравнил. Пассажирских вагонов был явный избыток, более чем в два раза. По товарным, выходило почти в притык, что уже радовало. А вот платформ не хватало восемнадцати штук, зато полувагоны для перевозки, вроде, как и не нужны. Но не оставлять же....
   - Скажите, Александр Владимирович, а мы полувагоны можем переделать в платформы? - Поинтересовался он у железнодорожника.
   - Если своими силами, то только сняв стенки полностью, а борта сделав деревянными. А если с металлическими, то надо в Варшавское депо заводить, только там могут их порезать. Но это хлопотное дело.
   - А сами, как считаете, что лучше?
   - Лучше, конечно порезать. Но надо договариваться с депо.
   - Тогда начинайте. Если возникнут сложности, то я подключусь. А с подвижным составом, давайте его распределим. После озвученных вами цифр я и сам вижу, что всё это скопище в Новогеоргиевске не пометится. Надо распределять. Но из Варшавы забрать всё, нечего там делать нашему имуществу и мозолить глаза любопытным. А вагоны и паровозы распределяем по окрестным станциям - Насельск, Плоньск, может быть даже Цеханов, если уж там столько запасных путей. Пассажирских вагонов у нас остаётся сто сорок лишних. Но мы их не бросим, соберите их где-нибудь за Плоньском, и оставьте на путях. В случае надобности задействуем.
   - Конечно, мало ли что ещё случится. - Согласился Лядов.
   - Так, что у нас с добычей рельсов в Плоцке?
   - Реквизируем. - Ответил Лядов. Там строительство, оказывается, шло с двух сторон. От Кутно тоже путь стелили. На складах в Плоцке обнаружено материалов на чуть больше пяти вёрст пути, столько же в Кутно. И уложено уже около двадцати. Провели переговоры с подрядчиками, сегодня утром должны начать разборку уложенных рельсов. Свозить будут соответственно в Плоцк и в Кутно. Из Кутно забрать будет тяжело, надо отправлять поезд на Варшаву по европейской колее, потом перегружать всё это на другие платформы, и только тогда везти сюда. Из Плоцка можно прямо по реке доставить в Новогеоргиевск. Там баржи с паровыми буксирами есть.
   - То есть на начальный этап строительства временной станции материалы уже есть? Вопрос только во времени доставки.
   - Да, можно начинать готовить площадку, а там и материалы подоспеют. Во всяком случае, какая-то их часть.
   - Путейцы в Варшаве уже собраны?
   - Да, часть на месте. Около шестисот человек. Уже грузятся, наверно, в поезд для отправки в Новогеоргиевск.
   - Когда прибудут, дайте им отдохнуть, подготовьте инструменты, покормите сытно, а днём, отберите из них кого потолковей, может мастеров, и с кем-то из офицеров отправьте на место намеченной станции. Пусть сделают разметку и прикинут объём работ. Песок для трамбовки под пути будем брать из Велишева?
   - Да, все полувагоны, кроме намеченных для переделки, оставим пока там. И песок на них возить будем. Место тихое, никому в глаза не бросаются. И паровозы тоже. Охрану выставили уже.
   - И вот ещё что. Не усложняйте дело с опечатанными вагонами, а заберите их под расписку у коменданта, с указанием количества содержимого, и гоните все сюда. Выгрузим всё на склады в Новогеоргиевске, а если не получится, то соорудим что-нибудь сами рядом со своей станцией, и сложим там. А хозяева, если уж найдутся, пускай сами разбираются, что с ними делать.
   - Так и поступим.
   - Ну, что же, пока всё хорошо складывается. Не буду вас больше задерживать. Если появятся проблемы, сразу докладывайте мне.
   И Лядов удалился. Дальше круговерть событий подхватила Самсонова, и он постоянно кого-то вызывал, что-то узнавал, к нему приходили с докладами и сообщениями. Среди прочего, он убедился, что паровой катер отправился уже вверх по Висле в Ивангород за пулемётами Мадсена, команды за кабелями отправлены. Авиаотряд, наконец, отправился из Варшавы по железной дороге, и должен был высадиться в Цеханове, согласно новому предписанию, занявшись поиском подходящей площадки для аэродрома. Узнал, что Шестой корпус вообще застрял на месте, потому что ждёт подхода своих отставших обозов и артиллерии, выслав часть людей к ним на встречу. Сапёры начали сооружение гатей в низинах и небольших мостков через ручьи, вместо бродов. Пятнадцатый корпус быстро продвигается в сторону Варшавы, и к вечеру его головные части должны достигнуть её окрестностей. Двадцать Третий корпус уже был в ней, и стерёг её покой на западных окраинах, вместе с Пятой кавалерийской дивизией и Первой стрелковой бригадой, но эти части были вне подчинения Второй армии.
   Вечером снова зашёл Лядов, и пожаловался, что в Глиноецке был неприятный инцидент с местными владельцами кирпичного завода и карьеров. Те грудью встали на защиту своего имущества, собрали на станции людей и пытались помешать отправке вагонов и паровозов. Пришлось применять силу и стрелять в воздух. Обошлось выбитыми зубами, но начальник отряда весь испереживался, как бы чего не вышло. Самсонов заверил железнодорожника, что всё в порядке, а начальник отряда молодец. Место для станции наметили, заказали брёвна для опор водоналивных башен и лёгких трапов в Сероцке, которые, скорее всего, сплавят баржой по Нареву, задействовав какой-нибудь небольшой паровой буксир. Завтра приступят к работам. Подтягиваются путейцы из других районов. В конце Самсонов выразил желание лично побывать завтра на строящейся станции.
   А когда Лядов ушёл, в штаб заявился прямо с дороги командир Пятнадцатого корпуса генерал Мартос Николай Николаевич, и доложил, что его корпус располагается на ночлег под Варшавой. Это был среднего роста человек, с умным живым лицом, высоким лбом и воистину "донкихотской" бородкой. Самсонов похвалил его за скорость, и рассказал в общих чертах о своих ближайших планах. В том числе и начинающемся строительстве станции. И что именно рядом с ней и будет временный лагерь его корпуса. Сапёры уже там, но будут заняты на строительстве намеченного объекта и других работах, поэтому обустраиваться людям придётся самостоятельно. Выступать туда следовало уже завтра, чтобы к вечеру быть на месте. Максимум за два дня. Тогда у людей будет время на отдых, потому что командующий фронта торопит сбор армии. Мартос выразил своё понимание и отбыл к своему корпусу.
   Очередной тяжёлый день подходил к концу. Посидев немного в тишине, Самсонов отправился на квартиру, собираясь по пути заглянуть во вчерашний кабачок. Призрака Полонской ему нигде сегодня не попалось, а потому он спокойно поужинал, слушая задушевное пение всё той же певицы на маленькой сцене...
   Следующим утром ему доложили, что Пятнадцатый корпус уже выступил, и двигается в сторону Новогеоргиевска. Пулемёты Мадсена в Ивангороде получены в запрошенном количестве, и передан даже тройной запас патронов к ним. Катер идёт обратно. Кабеля собраны на складах округа под Варшавой, и осталось их только распределить по корпусам. Когда они будут. Баржа с материалами для путей уже загружена в Плоцке и начала движение к Новогеоргиевску, а отряд путейских рабочих, под предводительством своих мастеров и нескольких офицеров штаба приступил к расчистке места под временную станцию.
   Так... Надо бы туда съездить, глянуть, хоть одним глазком. Но сначала проверить, как дела у Шестого корпуса. Сходил к Орановскому, поинтересовался. Тот посетовал, что командира корпуса Благовещенского вообще найти не может, на связь выходят только командиры дивизий, и докладывают, что работы по улучшению продвижения обозов идут полным ходом. Но на движении корпуса вперёд это пока мало сказывается. Ну, этот Благовещенский дождётся!
   После этого решил всё же съездить на строительство станции, посмотреть, как там дела. А чтобы не скучно было, прихватил с собой Лядова, который и сам был не прочь прокатиться на генеральском руссобалте, и посмотреть, как идут дела на объекте. В последний момент ему в сопровождение, по настоянию Орановского, был выделен грузовик с отрядом конвоя.
   - А то ездите тут по окрестностям одни, мало ли чего. - Сопроводил словами своё решение начштаба.
   До нужного места было вёрст тридцать с небольшим, доехали туда за час. Это было слияние Нарева и Вкры, меньше чем в версте от моста через последнюю. Железная дорога там делала плавный изгиб, направляясь в Насельск. И был прямой, как стрела участок, версты в две с половиной. Вот вдоль него и начали делать площадку. Сотни рабочих срезали лопатами дёрн, который тачками отвозили пока просто в сторону, складывая в большие кучи. Наверно потом всё это перевезут куда-то подальше. Местность вокруг была ровная, как стол. Напротив строительной площадки пыхтел паровоз с товарными вагонами и платформами. Собственно, смотреть было ещё нечего. Работы только начались. Но Самсонов хотел зафиксировать это в памяти, чтобы потом было с чем сравнивать, когда начнёт интересоваться результатами. Нашёлся офицер, отвечающий за строительство, показывал, где что будет - пути, водоналивные башни, склады для угля и прочее. Самсонов обозревал окрестности, и понимал, что место действительно удачное. Для лета. С двух сторон реки, для размещения войск пространства достаточно. Леса, правда, мало. Вдоль рек шли небольшие заросли, и вдалеке виднелись рощи, поэтому надо будет организовать ещё и подвоз дров....
   Из этой благостной идиллии созерцания его вырвал негромкий возглас:
   - Чёй-то там висит в небе?
   Самсонов завертел головой, и вскоре где-то на северо-западе тоже увидел висящий в небе продолговатый объект, с чем-то вроде пары кабин внизу. Причём, по его понятиям, это где-то было уже довольно близко. Он сразу понял, что это германский дирижабль, неторопливо плывущий в сторону стройки и пыхтящего в чистом поле паровоза. Ясное дело, что такое скопление людей на открытом месте привлекло пилотов, и они решили посмотреть вблизи, чем там занимаются русские. В голове сразу пронеслись туманные воспоминания про то, что эти медлительные сардельки несли на себе довольно много груза, в том числе и бомбы. И Самсонов со всей ясностью осознал, что его гениальная идея может в один прекрасный момент накрыться медным тазом, потому что, если на станцию будут с завидной регулярностью сбрасывать что-то тяжёлое и взрывающееся, то её никогда не построят. А главное, что весь его замечательный и уютный лагерь для войск, будет здесь, как на ладони, и его тоже будут бомбить. В голове путались лихорадочные мысли про то, как сбить этого гада, чтобы он тут больше никогда не летал. Продырявить ему шарик? Так у него там такой объём, что одна дырка от пули ему вообще нипочём. И даже несколько. Ещё неизвестно, достанут ли до него пули. Потом, он вспомнил, что у дирижабля внутри водород, который вроде легко воспламеняется. Но вряд ли он загорится от обычной пули. Значит, нужны зажигательные, которых ещё не начали делать. (Ни Анисимов, ни Самсонов, не сообразили на тот момент, что для горения водорода нужна смесь с воздухом, причём определённой концентрации, на образование которой нужно время. Поэтому просто попасть в дирижабль зажигательной пулей недостаточно.)
   Между тем, сигарообразный силуэт приближался. К этому моменту все на площадке уже побросали работу, и стояли, задрав головы, разглядывая невиданное чудо. Хотя большинство слышало, конечно, о таком. А кто-то, может, и видел. Один раз. Но у Самсонова мелькнули совершенно другие мысли. Например, о том, как замечательно блестят его генеральские погоны на солнце, что неизбежно привлечёт внимание наблюдателей в кабине, и они наведут на него свои бинокли. И что же они тогда увидят? Ба! Да, это же целый русский генерал, камрады! А где наш пулемёт?
   Помня о том, что бегущий генерал в мирное время вызывает смех, а в военное панику, Самсонов негромко скомандовал всем окружающим:
   - За мной.
   И скорым, но всё же несуетливым шагом, направился под прикрытие ближайшей платформы. К счастью, с железными бортами. Следующим в составе был товарный вагон, и Самсонов приказал всему конвою, который ходил за ним, отойти под его прикрытие и не высовываться. А лучше вообще рассредоточиться вдоль состава. Нечего соблазнять противника скоплением народа. Повертев головой, он заметил у командира конвоя бинокль на шее. Зачем он ему, было не очень понятно, но он помнил из художественной литературы упоминание о страсти русских офицеров в начале войны обвешивать себя многочисленными блестящими цацками, независимо оттого, нужны они им, или нет, которые служили прекрасным ориентиром для вражеских стрелков. Кроме биноклей, в них входили даже монокли, хотя на зрение их обладатели и не жаловались. Но болтающаяся у нагрудного кармана стекляшка на дорогой цепочке, придавала её обладателю некоторую долю шика. К счастью, этот был без монокля. Подозвав его к себе, Самсонов отнял у него цацку, отметив про себя, что это не игрушка, а вполне годный полевой бинокль с дальномерной сеткой, и посмотрел на приближающийся аппарат. Знать бы, какого он размера - пронеслось в голове, тогда можно и расстояние прикидывать. Также он заметил, что из кабины торчат минимум два ствола пулемёта. Вот сейчас снизятся они, и как причешут из них по рабочим. Те разбегутся в разные стороны, и не факт, что соберутся обратно. Они работать сюда приехали, хоть и по мобилизации, а не кровь проливать. И про веру в царя и отечество им рассказывать бесполезно, потому что они все поляки, а у них итак в голове не пойми что.
   - Конвой! - Командным голосом прокричал Самсонов. - Рассредоточиться вдоль состава и открыть беглый огонь по противнику.
   Солдаты, те, которые ещё были за соседним вагоном, побежали в стороны, и вскоре захлопали первые выстрелы. Трудно сказать, сколько было до этого дирижабля. Тем более было неясно, попали ли вообще в него хоть раз. Рабочих это привело в чувство, они сообразили, что если стреляют отсюда, то, скорее всего, скоро начнут стрелять и оттуда. Побросав всё, они бросились в разные стороны. Соберутся ли обратно? Между тем, дирижабль всё же сделал плавный разворот, и стал набирать высоту, удаляясь от непонятной площадки, на которой люди ковырялись в земле. Картошку что ли выкапывали? Но почему под охраной солдат? Но на прощание пулемётчики всё же дали пару очередей по вагонам, за которыми стояли солдаты. Несколько пуль с глухим стуком ударили в дерево соседнего вагона, полетели щепки.
   Самсонов стоял в мрачной задумчивости, понимая, что появился новый фактор, о котором он совершенно забыл. Хотя и знал о его существовании. Мало того, что эта летающая сарделька может бомбы сбрасывать, она ещё и высмотреть всё сможет. Соответственно, ни о каких скрытых манёврах не может быть и речи. И если борьбу с авиацией противника он сразу начал продвигать, то вот с дирижаблями нет.
   Итак, первое, чем надо озаботиться, это узнать, есть ли зажигательные пули, и где их достать. Хотя, не мешало бы проконсультироваться со специалистами о методах борьбы. Насколько он помнил, у России тоже были дирижабли. А аэростаты и сам видел неоднократно. Значит, надо их найти, и поспрашивать, чего они боятся, и что им может навредить. А лучше убить. Хотя, вариант с зажигательными пулями лучше отложить пока. Он, как генерал, ничего о них не слышал, а значит, если они и есть, то неизвестно где, и на поиск уйдёт слишком много времени. А дирижабль может вернуться в любое время, и с грузом бомб. Интересно бы ещё узнать, сколько дирижаблей на восточном фронте у германцев. Значит, надо что-то решать прямо сейчас, чтобы уже максимум через пару дней организовать встречу. Что мы имеем? Имеем аэропланы, на которые вот-вот поставят пулемёты. Можно их выпустить? Вряд ли. Магазин маленький, если даже все тридцать пуль попадут в гондолу, то это всего тридцать крохотных дырочек, а она никак не меньше ста метров в длину. А может и все двести, кто её знает. Но очень большая. Вред, конечно, причинят, но то, что эта штука от такого не упадёт на землю, можно гарантировать. Да, и в ответ с неё стрелять начнут. А там несколько станковых пулемётов, на почти не качающейся базе. Посбивают соколов к чертям собачьим, с чем тогда на разведку летать? Но поговорить с Вальницким надо будет. Может что подскажет.
   Что ещё? Можно пулемётами с земли достать попробовать, если лететь невысоко будет. Но не факт, что в следующий раз всё будет также. Хотя, если они захотят именно побомбить, то наверняка опустятся и ниже. Никаких особых приспособлений для бомбометания ещё нет, в лучшем случае дырка в полу. А то и вовсе через борт кидают всякую гадость. А для этого надо снизиться, иначе метаемый предмет может улететь довольно далеко в сторону, сносимый ветром. А может, и нет. Куда-нибудь, да попадёт, если всё пространство будет усеяно войсками. Но как установить пулемёт, чтобы он стрелял так круто вверх? Не с рук же палить? Надо какую-то наклонную площадку. Вот только на что её установить? Можно соорудить узкий стол на высоких ножках, в нём посередине закрепить круглую деревяшку, и сделать такого же диаметра отверстие в днище площадки.... Ладно, чего голову ломать! Сапёры рядом, сообразят, как сделать так, чтобы площадка легко вращалась.... А если не снизятся? А просто будут летать и высматривать? Ох, непонятно, что делать...
   К этому моменту дирижабль уже достаточно удалился, чтобы даже самые азартные солдаты перестали стрелять. Рабочие, видя такое дело, всё же начали возвращаться назад, так и не успев добежать до кустов. А вот для начала, надо принять "первичные меры безопасности".
   - Ну, что ж, господа, - обратился Самсонов к окружающим, - вот нам и наука современной войны. Её новый фактор. Так, ваша задача, - продолжал он, обращаясь к офицеру, непосредственно ведавшему строительством, - обеспечить, прежде всего, безопасность людей. Назначьте несколько человек дежурных, чтобы они весь день наблюдали за небом. И при появлении, пожалуй, любого летящего аппарата, громко кричали "воздух", после чего, все бегут прятаться в окрестные кусты и рощи. Потому что в следующий раз, могут и бомбу сбросить. Завтра сюда должны прибыть первые отряды корпуса Мартоса, и тогда мы подумаем, как противостоять этим летающим сигарам. Всё ясно?
   - Так точно! - Ответил офицер.
   - Александр Владимирович, если у вас нет больше здесь дел, то давайте уже поедем обратно. Что-то меня заставил задуматься этот летающий предмет.
   - Да, конечно, - ответил Лядов. - Всё, что я хотел, уже увидел, со всеми поговорил.
   Все пошли к машинам. Конвой собрался в своём грузовике, потерь не было. Тронулись. Где-то ближе к Варшаве, вдалеке показались марширующие колонны корпуса Мартоса.
   - Останови. - Приказал Самсонов водителю.
   Машина остановилась, сзади грузовик с конвоем, а Самсонов сидел в задумчивости. Лядов недоумённо смотрел на генерала, а тот поймал новую мысль. Увидев колонны солдат, он вспомнил о пушках, у которых дальность стрельбы была восемь вёрст. Наверно, если стрелять вверх, то будет поменьше, но вставал другой вопрос, как задрать ствол на нужный угол. Если не изменяет память, то максимальный угол возвышения был в шестнадцать градусов, а это очень мало. На стол с площадкой её тоже не поставишь.... Сделать насыпь под наклоном? Это вариант. Или яму выкопать под станины, тогда лафет тоже задерётся вверх. Ладно, это уже детали, главное идею кинуть, и объяснить её важность.
   И окрылённый этой мыслью, Самсонов велел водителю подъехать к марширующей колонне. В её голове на лошади ехал подполковник, который при приближении генерала, отдал честь. Тоже самое сделали солдаты. Самсонов велел остановить машину, и спросил у офицера, где командир корпуса. Подполковник, конечно, точно не знал, но предположил, что недалеко от головы колонны. Поехали дальше вдоль плотных рядов солдат. Вскоре Самсонов различил и Мартоса верхом на коне, в окружении сотни конвоя. Машина остановилась, Мартос подъехал и отдал честь.
   - Есть разговор к вам, Николай Николаевич. - Сказал Самсонов, выходя из машины. - Пойдёмте, прогуляемся.
   Мартос спешился, отдал повод подскочившему ординарцу, и вместе с Самсоновым пошёл вдоль колонны.
   - У нас проблемы, Николай Николаевич. - Поведал Самсонов. - Я только что был на строительстве той самой станции, рядом с которой и будет располагаться ваш лагерь, и над этой местностью летал германский дирижабль.
   Мартос молча слушал, ожидая продолжения.
   - Он просто полетал над полем, опустившись довольно низко. Мои конвойцы даже постреляли по нему немного, но без видимых результатов. В ответ он дал две очереди из пулемёта, и удалился. И дело даже не в том, что он всё высматривает у нас в тылу. А в том, что в следующий раз, он может прилететь с грузом бомб.
   - Это будет уже большой проблемой. - Отреагировал Мартос, который был, несомненно, в курсе экспериментов по бомбометанию до начала войны, как в России, так и в других странах. - Не вступив ещё в бой, мы начнём нести потери. С другой стороны, вряд ли он рискнёт приблизиться к такому большому скопищу вооружённых людей. Сколь бы не был велик у него запас живучести, но если хотя бы несколько полков начнёт по нему стрелять из винтовок, то это однозначно заставит его повернуть.
   - Если он достаточно снизится для этого. У них потолок высоты огромный. Я точно не помню, но это несколько километров. Скученность на площадке будет большая, и что-то выцеливать ему совершенно не надо. Просто кинет несколько бомб с высоты двух вёрст, куда-нибудь, да попадёт. И так каждый день. Представляете, как это скажется на ходе строительства станции? Да, и на войсках тоже.
   - Очень плохо скажется. - Помрачнел Мартос. - И что вы предлагаете?
   - Пока, кроме пушек я ничего не придумал.
   - Но как же... - Начал Мартос, но Самсонов ему не дал договорить.
   - Наверно, надо сделать или наклонную насыпь для них, или яму под станины выкопать. Смотря, что легче, уж сами определитесь. И садить по нему шрапнелью. Разумеется, прикинув хотя бы приблизительно дистанцию по биноклю. Я первым делом попробую узнать его точные размеры, это должно облегчить задачу. Можно ещё для пулемётов наклонные площадки сделать, вращающиеся на столах. Там сапёры рядом, помогут. Но самое главное, что всё это надо расположить скрытно, по кустам и рощам. Может даже специально где-то нарубить веток, и укрыть позиции. А то могут испугаться супостаты, а нам надо лишить их такого средства разведки. И вообще, если он будет в последующем появляться в самых неожиданных местах, где к его встрече мы будем не готовы, то это нам сильно осложнит жизнь. А сюда, на станцию, он обязательно ещё наведается. Вот и будем ловить на живца.
   - Я понял, Александр Васильевич, но моя артиллерия начнёт прибывать туда только через два дня. А что-то и через три.
   - Где они сейчас?
   - Кто-то уже подходит к Варшаве, но сегодня только обойдут её и смогут отойти немного.
   - Сколько орудий вы сможете собрать к сегодняшнему вечеру около Варшавы?
   - Думаю, артиллерию одной дивизии. Особенно если поставить задачу непременно быть. Но зачем?
   - Пойдёмте, у меня есть идея, но надо проконсультироваться с нашим железнодорожником. Вы его знаете?
   - Лядова? Конечно. Как-никак в одном округе служим.
   И генералы направились обратно к машине.
   - Александр Владимирович, а вы не помните, сколько у нас вагонов запланировано под артиллерию дивизии? - Спросил Самсонов, когда подошли.
   Лядов достал блокнот, быстро пролистал его, и, найдя нужную страницу, ответил:
   - Сорок восемь платформ и пятьдесят восемь вагонов.
   - Вы сможете за сегодня сформировать два эшелона для их перевозки и подготовить к отправке в Варшаву?
   Лядов немного подумал, и ответил:
   - Да, смогу. Под обоз тоже?
   - А сможете?
   - Вполне. Куда доставка?
   - Лучше в Новогеоргиевск. На трапы ещё и материалов, наверно, нет. Пусть лучше сапёры рабочим помогают.
   - Значит подготовим.
   - Тогда поступим следующим образом, Николай Николаевич. Собираете к вечеру всю артиллерию, которую сможете, у Варшавы. Вместе с обозом. Чтобы она могла кратчайшим путём выйти на погрузочную станцию с утра. Там её заберут наши составы, и отвезут в Новогеоргиевск. В нём выгружаются, и следуют к месту лагеря. А вы к тому времени наметьте в округе огневые точки, и займитесь подготовкой к маскировке. После прибытия артиллерии, сразу начинайте готовить позиции для стрельбы в воздух. Может и не на все орудия, но на половину минимум. И с пулемётами подумайте. Штук двадцать расставьте по кустам. И вот ещё что. Выделите по одному офицеру и несколько солдат, и отправьте их в Насельск и Плоньск. Пусть засядут там где-нибудь на каланче, и наблюдают за небом целый день, меняясь. Как только заметят приближающийся дирижабль, сразу сообщают по телефону в лагерь. Там к вечеру, кстати, уже связь должна быть. В лагере я уже распорядился, чтобы оповещение наладили силами рабочих. Но лучше, замените их на солдат.
   - Сделаю, Александр Васильевич. - Ответил Мартос. - А может, и остальную мою артиллерию поездом заберёте?
   - Да, наверно так и сделаем. Только подготовьте подробный список, какие части у вас ещё там остались, и передайте господину полковнику. В зависимости от их состава, будут формироваться эшелоны. А гонца навстречу этим частям, отправьте прямо сейчас.
   - Исполню в точности. Не извольте сомневаться.
   На том и расстались. Лядова на "Руссобалте" Самсонов отправил обратно в лагерь, а сам забрался в кузов грузовика, где солдаты с готовностью потеснились, и поехал в штаб.
   Когда он вернулся в штаб, то сразу был огорошен свежей новостью - германцы выдвинули передовые части на нашу территорию, и уже заняли Липно и Рыпин на северо-западе, а Мышинец на северо-востоке. Подходят к Серпцу. Как всё сразу навалилось! Пограничники поспешно отступили, а небольшие кавалерийские разъезды тоже не могли оказать никакого сопротивления. По очень туманным сведениям, речь шла о силах в несколько батальонов. Скорее всего, ландвера. Про себя Самсонов облегчённо вздохнул, потому что буквально вчера из этих городков были уведены все составы и паровозы, мобилизованы паровозные бригады, находившиеся там. Опять же путейцы, набранные в ремонтные бригады. Если бы Лядов не подсуетился, то сейчас всё это богатство досталось бы противнику. (Что в реальности и произошло.) Интересно, насколько серьёзны их намерения? И есть ли что-то за этими первыми батальонами? В любом случае, он сильно сомневался, что германцы рискнут выдвигаться куда-то далеко от своих границ и своих же железных дорог. Сил у них в принципе немного, и отвлекать большие соединения, уводя их в пешем порядке по отвратительным дорогам, вглубь русской территории, было бы, по меньшей мере, опрометчиво. С другой стороны, пока они не углубились на нашу территорию хотя бы на два перехода, нет смысла посылать туда крупные силы, потому как ясно, что противник тут же отступит, завлекая наших на свои земли, где у него есть возможности для манёвра и быстрой концентрации превосходящих сил. Но прояснить это внезапное наступление надо обязательно.
   Самсонов попросил связаться с авиаотрядом Пятнадцатого корпуса в Цеханове, и Шестого, который вроде должен быть уже в районе Замброва, что недалеко от Ломжи. И когда связь с ними была установлена, потребовал совершить разведывательные вылеты в районы предполагаемого нахождения противника, изучить обстановку и оценить его силы.
   После этого, ему на глаза попалось донесение от Любомирова, начальника Пятнадцатой кавалерийской дивизии в районе Млавы. Очевидно, внушение, сделанное ему за радиограммы, подействовало, и теперь он отправил отчёт о своих действиях по телеграфу. Оказывается, наши тоже не сидели без дела, и ещё вчера, совместно с Шестой кавалерийской дивизией, прорвали заслоны на границе, и вышли к железной дороге Зольдау-Нейденбург, разрушив пять вёрст полотна, два каменных виадука и полустанок Шлевкен. В донесении указывалось, что части всё время подвергались разрозненным нападением отрядов противника, неся потери. Тем не менее, кавалерия встала на ночлег на германской территории (как будто это само по себе было достижением), а утром отступила в район Млавы.
   Самое главное, что отпугнуть вторгшиеся мелкие отряды было нечем. Даже имеющиеся в наличии корпуса были далеко от границы. Теоретически, можно будет попробовать посадить корпус Мартоса, или его часть, на поезда, и отправить в сторону Серпца разобраться с противником. Но Мартос сейчас марширует к станции, значит, грузить его в эшелоны можно будет только завтра. Но без станции сделать это будет затруднительно. Да и сами эшелоны не сформированы, вагоны разведены по разным местам. В общем, бардак в расцвете. Можно, конечно двинуть туда кавалерию, но во-первых, до того же Серпца довольно далеко оттуда, за день всё равно не успеют, а во-вторых, это оголит Млаву, ключевую станцию в планах Самсонова. Надо подождать, посмотреть, что на уме у германцев.
   Оставалось уточнить информацию по дирижаблям, что они конкретно из себя представляют. То, что это не просто воздушный шар с пропеллером, уже и так было ясно. Поэтому Самсонов отправился к Орановскому, и поинтересовался, где сейчас могут быть отряды наших воздухоплавателей, и есть ли с ними какая-то связь. Тот сразу сообщил, что реально связаться можно только с ротой управляемых аэростатов в Белостоке.
   Решив начать с них, Самсонов запросил связь с командиром. В принципе, ему повезло, потому что каких-то особо глубоких познаний ответы на его вопросы не требовали, и воздухоплаватель смог удовлетворить его любопытство. А именно, что длина германских цеппелинов составляет около двухсот аршин (чуть менее 150 м), диаметр около двадцати (15 м), и знал даже скорость полёта, достигавшую семидесяти пяти вёрст в час. По всему чувствовалось, что говорившему хочется пожаловаться на скудость нашего воздухоплавательного парка, но Самсонов не дал ему развить эту тему, начав интересоваться, как можно поджечь дирижабль. Выяснилось, что сделать это действительно не просто, даже если пуля ударится о металлический каркас и высечет искру, потому что опасный водород находится внутри внешней оболочки в специальных газовых отсеках, которых там несколько. И сам по себе там не загорится, потому что для этого ему нужно смешаться с кислородом, содержащемся в воздухе. В идеале, для этого надо повредить только газовый отсек, чтобы водород из него начал выходить, и скапливаться внутри внешней оболочки, смешиваясь с воздухом. И чтобы была достигнута нужная концентрация. Мало воздуха - не хватит, много - смесь слишком редкая. Но хуже всего, было то, что такую дырку сделать невозможно, потому что пуля или осколок, скорее всего, прошьют обе оболочки насквозь. И тогда водород, выходя из газового отсека, как более лёгкий газ, будет подниматься вверх. Если бы внешняя оболочка была цела, то он там бы скапливался, а поскольку там тоже будут дырки, то через них-то водород и уйдёт. К тому же, внешняя оболочка была снабжена системой вентиляции через специальные воздухозаборники спереди и клапана для стравливания опасной смеси, которая итак там могла образовываться, что и препятствует её образованию во внешней обшивке.
   Разумеется, разного рода досадные недоразумения иногда случаются, и даже без посторонней помощи дирижабли, бывало, горели. Но система безопасности постоянно совершенствуется, и таких случаев становится всё меньше. Таким образом, о поджоге газа, конечно, можно рассуждать, но в реальных условиях для этого нужно стечение очень многих факторов, и сделать это очень трудно. Поэтому единственным надёжным средством для уничтожения дирижабля, было нанесение ему очень большого количества крупных пробоин, чтобы из него вышло как можно больше газа, и он в конечном итоге упал. И то, это, скорее всего, произойдёт далеко не сразу. Просто может не дотянуть до границы. Были ещё, конечно, варианты критических повреждений кабины или двигателей, возникновения пожара от загоревшегося топлива, но это если только очень повезёт. Если так рассуждать, то можно и просто экипаж перебить, который никакой защиты в кабинах не имеет.
   Самсонов поблагодарил воздухоплавателя за обстоятельный ответ, и ушёл обдумывать информацию. Прежде всего, размер дирижабля, который позволит при помощи бинокля оценивать приблизительное расстояние до него, а, следовательно, момент открытия огня и время подрыва шрапнельных снарядов. Да, и для пулемётов с винтовками, чтобы раньше времени не начинать стрельбу и не спугнуть. Потом скорость движения. Хотя, она ещё наверняка зависела от ветра, но всё же есть на что ориентироваться.
   Так, если дирижабль летит на высоте километра, то пуля его достигнет через две секунды. А он за это время сместится на сорок четыре метра. Значит, если целиться в носовую часть, то теоретически попасть должны. В тонкости при наставлении можно не вдаваться, но если солдатам и артиллеристам на это указать, то шансы повысятся. Даже если стрелять на две версты, то суть не изменится. Всё равно своё длинное тело дирижабль за время полёта пули-снаряда не протащит мимо. Уже легче! А если ниже, то всё становится совсем просто. Вроде бы. Ну, и самое главное, это то, что поджечь его, кажется, действительно не просто.
   Значит, можно не ломать голову над этим. Хотя, мелькнула мысль, что аэроплан, стреляющий в него с прямого курса, в лоб, а не снизу вверх, как раз наделает в нём нужных дырок, каждая из которых будет прошивать все газовые отсеки насквозь, что существенно увеличит утечку. Только дырок нужно всё равно очень много. Сотни! Но будут ли германцы дожидаться этого? Могут ведь и довольно быстро уйти на высоту, недосягаемую для слабосильных аэропланов. В общем, решил пока ограничиться мероприятиями, которые в будущем стали именоваться системой ПВО. Самое главное, не забыть сообщить размеры и скорость дирижабля Мартосу, когда появится связь со станцией, чтобы он мог донести это до всех артиллеристов и офицеров. Ну, и чтобы солдатики не палили в воздух из винтовок почём зря, когда дирижабль ещё слишком далеко. А для этого указать, что стрелять можно только по команде ротного командира с биноклем, который определяет по нему нужное расстояние. А то патроны только пожгут без толку, а их, как "теперь помнил" Самсонов, очень скоро начнёт остро не хватать в армии.
   Вскоре пришли донесения от авиаразведки, вернувшейся с вылетов. На востоке, в Мышенце, обнаружены силы противника до двух батальонов пехоты. На западе, к моменту подлёта аэроплана, были замечены небольшие конные разъезды, удалявшиеся от Серпца. Станция на вид осталась целой. Остальные силы, примерно по полку, располагались в районах Липно и Рыпина соответственно лагерем. Других крупных сил на нашей территории обнаружено не было. Когда Самсонов попытался уточнить про наличие артиллерии, то ответили, что не заметили. Впрочем, это не значило, что её там нет. Могли и спрятать. А могли и в самом деле налегке быть, потому что скорость продвижения для пехоты, да ещё и по плохим дорогам, германцы продемонстрировали высокую.
   Значит, набег. Или с целью захватить вагоны, или повредить железную дорогу. Но какой смысл? Вряд ли противник не догадывается об общем направлении предполагаемых ударов. В Мышенце вообще нет железной дороги, редкостное захолустье. А Липно и Рыпин никак не могут считаться направлением главного удара. Возможно, таким образом противник пытается отвлечь наши силы и растянуть их вдоль границы. Надо бы поговорить на эту тему с Орановским, и наметить разные варианты действий, в зависимости от развития ситуации.
   С Орановским проговорили до вечера, вертя ситуацию и так, и сяк, тасуя пока немногочисленные свои силы. Сошлись на том, что спешить не стоит. А завтра день покажет. Озадачили авиаторов разведывательным вылетом на следующий день в прежние районы, и на том закончили своё совещание. И в конце заглянул Лядов, доложил, что эшелоны для артиллерии сформированы в Новогеоргиевске, и завтра с утра отправятся в Варшаву. На обратном пути видел снова Мартоса, скорее всего он засветло не дойдёт до станции. Но завтра утром точно будет.
   Очередной день подошёл к концу, и усталый Самсонов отправился ужинать в тихий ресторанчик около квартиры. Но в этот раз спокойно поужинать ему было не суждено, потому что призрак прошлого всё же настиг его, материализовавшись в виде пани Полонской из закрытой кареты прямо перед дверьми заведения. Странное дело, но он не испытал никакого трепета, как в прошлые разы. Голова оставалась ясной, мысли не путались. Он отчётливо осознал, что этого разговора было всё равно не избежать - Анастасия всегда добивалась своих целей, чего бы это ей не стоило. Маленький стойкий солдатик, которому всё нипочём. Польский солдатик. А это вносило свои коррективы. В конце концов, бегать и прятаться от неё сущее ребячество, лучше уж сразу объясниться, и не мучать ни себя, ни её. Она этого не заслужила.
   - Ты по-прежнему настойчива в достижении своих желаний. - Учтиво произнёс Самсонов, остановившись перед ней.
   - А ты не меняешь тактику, всё так же бегая от меня по разным кабакам. - Ответила она ему несколько ядовито. Свет фонарей не достигал до них, и черты лица разобрать было невозможно.
   - Но разве не будет предосудительным, что два семейных человека встречаются тайно вечерами в тёмном переулке. Ладно, я - генерал, тупой вояка. Но ты? Ясновельможная пани, марающая своё честное имя. Что скажут в обществе?
   Полонская помолчала немного, и ледяным тоном произнесла:
   - Я вдова.
   Час от часу не легче. Конечно, она и раньше-то не очень заботилась о сохранении добродетельности своего имени, а что ей теперь! Но насколько Самсонов помнил, её муж был арестован жандармами после беспорядков в Варшаве во время смуты 1905-1907 годов, и отправлен в Сибирь. Он даже не интересовался, на каторгу или на поселение, но надолго. Значит, там что-то случилось, и он не вернулся. И это не ожесточило Полонскую против русских? Или ей с самого начала было наплевать на своего супруга, и этот брак был чисто символическим? Или... её чувства к нему, Самсонову, настолько оказались сильны, что она переступила через все национальные принципы? А вот этот вариант уже самый неприятный, потому что порвёт ему всю душу и зародит глубокое чувство вины перед когда-то любимой женщиной. С другой стороны, разве у него был тогда выбор, далёкие восемнадцать лет назад? Он не мог оставить службу и стать обычным помещиком, живущим на средства жены. Даже если бы она действительно переписала имущество на него, то все бы знали, что он никто. Полковник, выскочка, сорвавший куш, и ничего более. Да, и не видел он для себя смысла в такой жизни.
   - Давно это случилось? - С искренним сочувствием спросил Самсонов.
   - Два года назад. - Чуть помедлив, ответила Анастасия. - Чахотка. И он сгинул в этой проклятой Сибири.
   Самсонов машинально отметил про себя, что было сказано всё же "в этой", а не "в вашей". Но возможно, это ничего не значит. Просто слова так сложились.
   - Мне жаль.
   Помолчали, словно отдавая память умершему, которого Самсонов даже не знал. Пауза затягивалась.
   - Настя, сейчас не время для выяснения отношений. Война началась, у меня куча дел, и я всё равно не смогу быть с тобой. К тому же, я женат, и для меня это не пустой звук. Очень скоро я должен буду покинуть Варшаву, и неизвестно вернусь ли вообще когда-нибудь.
   - Для тебя всегда абстрактные рассуждения значили больше, чем я! - Неожиданно яростно воскликнула Полонская, подавшись вперёд. - Что ты за человек! Война, служба. Зачем тебе всё это?
   Чёрт! Она даже не услышала фразы про жену, пропустила мимо ушей, настолько уверена в своей силе и влиянии на него! Она продолжает всё тот же давний спор, что важнее в жизни человека - долг и служба стране, или личное счастье. Она не понимала его тогда, и наверняка не простила ему этого выбора. И это терзало её все годы!
   - Потому что для меня это не абстрактные рассуждения! - Ответил он, невольно также повышая голос. - Для тебя всегда существовало только твоё "я", и даже меня ты выбирала, наверняка, как забавную игрушку, которая надоела бы тебе через пару лет.
   - Ты ничего не понял. - Севшим голосом сказала Полонская.
   - Да, где уж мне, тупому солдафону.
   - Не прячься за этими глупыми шаблонами. Ни я, никто другой, тебя никогда таким не считали. Какой смысл во всех твоих орденах и званиях, если ты с них ничего не имеешь? Что даёт тебе эта служба, что можно было бы потрогать руками? Почему ты не хочешь быть, как все?
   - Кто как все? - Удивился Самсонов. - Ты о чём?
   - Оглянись вокруг. Люди работают на себя, устраивают личное счастье, наслаждаются жизнью, а ты вечно куда-то должен ехать, чем-то жертвовать.... И мной в том числе.
   - Настя, я, конечно, понимаю, что Варшава большой город, но это ещё не весь свет. И даже не вся Россия. Тебя не удивляет, что здесь служит множество блестящих офицеров, очень привлекательных даже на твой взгляд, но которые без видимого сожаления потом отправляются туда, куда прикажут. И поверь, это бывают не самые приятные и цивилизованные места.
   - Ах, оставь. Это ваша русская привычка слепо повиноваться.
   Лучше бы она этого не говорила.
   - А поляк поступил бы по-другому?
   - Конечно. Если он только не заразился ещё вашей покорностью.
   - Поэтому у вас и нет своей страны. Каждый тянет одеяло на себя, и печётся только о своём личном счастье.
   - У нас нет своей страны, потому что вы, русские, растоптали её свободу! - Вскинулась Полонская.
   - Конечно, а потом дважды предлагали вам взять её обратно. Только вам эта свобода не нужна сама по себе, вам хотелось былого величия, и, разумеется, за счёт России. - Самсонов оставался спокоен. (Действительно, и Александр-1, и Александр-2, высказывались за предоставление независимости полякам. Разумеется в национальных границах. И это даже обсуждалось. Но самим полякам такая независимость была не нужна. Им хотелось кресов. А в кресах жили их "холопы", нынешние украинцы и белорусы. И, разумеется, мнения последних никто не спрашивал, но вот Россия на такое пойти уже не могла, считая это население своим исконным. После провала подобных обсуждений следовало очередное польское восстание.) - Вы всё равно не сможете удержать свою свободу с таким отношением к долгу и понятиями о государстве. Вас сомнут соседи. Не хотите говорить по-русски? Будете говорить по-немецки. Тебе нравится немецкий язык?
   Он по-прежнему не мог различить её лица, но слышал, как она судорожно хватает ртом воздух.
   - Ты... ты... всё такой же циничный негодяй, и годы тебя нисколько не изменили! - Наконец смогла произнести Полонская.
   - Настя, в старости люди редко меняются. А, как правило, становятся только хуже. Зачем тебе циничный и язвительный старик? К тому же русский.
   - Потому что я имела глупость полюбить его. И с годами эта дурацкая болезнь не прошла. И ты ещё не старик, я это в прошлый раз видела.
   Ну, чёрт побери! Как же ему было больно слышать эти слова! Гордая красавица Полонская, вот так запросто, спустя столько лет, снова признаётся ему в любви, а он, несмотря на все оставшиеся к ней чувства, вынужден искать способ, чтобы оттолкнуть её. И это понимание причиняет ему самому невероятные страдания. А главное, он не уверен, что сможет это сделать. Потому что свернуть Анастасию с выбранного пути очень трудно, и у него просто может не хватить на это сил. Однако что-то надо было делать. Стоять так на улице, и продолжать препираться, можно было ещё долго.
   - Ладно, я как раз направлялся ужинать, и вижу, что в этот раз у меня будет компания. Независимо от того, хочу я этого, или нет. Ты ведь всё равно... не отступишься. - И с этими словами Самсонов галантно подставил ей руку.
   - Конечно, не... отстану. - С победными интонациями ответила Полонская, и подхватила его руку. При этом она повернулась к свету фонаря, и Самсонов в очередной раз подумал, что она по-прежнему очень красива. А также осознал, что её-то лица он не видел всё это время, а вот его она прекрасно различала, всё заранее просчитав.
   Усевшись за столик, с тускло горящей настольной лампой, они долго молчали, изучая друг друга вблизи. О внешности Полонской можно было сказать почти по классику - ей было сорок, но выглядела она на тридцать, а при соответствующем освещении, на двадцать пять; она ходила только в те заведения, где освещение было соответствующим. (Э. Ремарк "Возлюби ближнего своего".) Правда, Полонской было тридцать восемь, но сути это не меняло. Сделали заказ с вином, посидели ещё.
   - Так и будешь молчать? - Тихо спросила Анастасия.
   - Я уже всё сказал. - В тон ей ответил Самсонов. - Тебе осталось это только осознать и принять. Сейчас между нами ничего невозможно, даже если бы я захотел. У меня весь день расписан по минутам. Потом скорый ужин, а ночью, извини, дорогая, но я должен спать. Потому что следующий день будет таким же насыщенным, если не хуже. И если в твоей красивой голове это до сих пор не отложилось, то повторяю, долг и служба для меня не пустые звуки.
   Немного помолчав, глядя перед собой, Полонская также тихо сказала, стрельнув глазами:
   - Хорошо хоть о жене больше не говоришь.
   - Для тебя это всё равно не имеет значения. К чему впутывать её имя. Видишь, я пытаюсь встать на твою позицию, быть эгоистом, и говорю только о своих желаниях. А моё желание сейчас, это выполнить свой долг. Считай это капризом.
   - Ты её не любишь. - Тихо сказала Полонская, сверля его взглядом. Самсонов внутренне вздрогнул, но постарался не выдать этого внешне. Кажется, не получилось, потому что Полонская слегка улыбнулась. - Ты просто женился, чтобы быть, как все, и хоть в чём-то утешиться.
   После некоторой паузы, Самсонов всё же нашёл слова:
   - У нас совершенно другие отношения. Боюсь, тебе их не понять со своим эгоизмом.
   Принесли вино, фрукты и сыр. Полонская сделала большой глоток.
   - У вас дети есть? - Спросила она.
   - Есть. - Ответил Самсонов, не вдаваясь в подробности. - А у тебя?
   - Сын. Учится во Львове.
   - Что за странное место?
   - Он сын осуждённого, в России ему было бы трудно поступить, а там у нас старый знакомый мужа, имеющий влияние. Помог поступить в академию.
   - Где он сейчас?
   - Там, конечно. Он оставался после учёбы на какие-то сборы, а потом эта война, и границы закрыли так неожиданно. Но Пилсудский, тот самый знакомый, передал весточку, и обещал присмотреть за ним.
   Самсонов вздрогнул. Всех деталей насыщенной биографии Пилсудского он, конечно, не помнил, но то, что это ярый враг России, знал наверняка. А также то, что именно под его началом формировались польские легионы в составе австро-венгерской армии. И ни капли не сомневался в том, что эти загадочные сборы вовсе не скаутские, а военные. И мальчик очень скоро может оказаться на фронте с оружием в руках. Господи, как всё переплелось.
   Как ни странно, но разговоры о детях снизили накал их беседы. Самсонов даже успел нормально поесть. Полонская, которая только пила вино, изредка заедая его сыром, немного захмелела, но в целом оставалась спокойной. В конце повисла снова пауза.
   - Мне пора, Настя. Я должен выспаться, потому что завтра нужна будет свежая голова.
   - Да, конечно, мой женераль. - Сказала она на французский манер с милой улыбкой. - Ты завтра придёшь сюда, или мне снова ловить тебя по всей Варшаве?
   Самсонов помедлил, но понимая, что этот вариант предоставляет ему самый лёгкий путь к отступлению на сегодня, ответил:
   - Конечно, приду. - И накрыл своей рукой чуть подрагивающую тонкую кисть Анастасии. - Пойдём?
   - Да.
   Оставив деньги на столе, Самсонов вывел Полонскую на улицу и проводил до кареты. Там, в тени деревьев, он слышал её взволнованное дыхание, ясно понимал, что она ждёт от него поцелуя. Но так же был уверен, что если сделает это, то сегодня он в свою квартиру не попадёт, а дальнейшие последствия даже боялся представить. Поэтому уверенно взял её руку, и поцеловал. Пожелав спокойной ночи, развернулся, и пошёл прочь. Всё время, что он шагал по тихой улице, он так и не услышал хлопка дверей кареты, или цокота копыт по мостовой. А это значило, что Полонская стояла на месте и смотрела ему вслед....
  

Глава 6

  
   Утро девятого августа встретило уже привычной стопкой бумаг на столе, известиями о том, что Шестой корпус Благовещенского, наконец, сдвинулся с места и подходит к Замброву, и до Ломжи ему осталось недалеко, а дороги улучшены сапёрами. В Новогеоргиевск уже доставлены пулемёты с патронами для аэропланов, там же начата выгрузка с баржи рельс и шпал из Плоцка. А в Сероцке начата погрузка леса на другую баржу, необходимого для строительства станции и изготовления трапов. Три эшелона отправились в Варшаву, чтобы забрать оттуда часть артиллерии Пятнадцатого корпуса, а сам корпус уже начал движение, и через пару часов должен начать прибывать в район временной станции, на которой приступили к засыпке выемки песком и его трамбовке. Туда же прибывали всё новые бригады мобилизованных путейцев.
   Вскоре пришло сообщение, что вернувшаяся утром авиаразведка обнаружила лишь уходящие обратно к границе отряды германцев. Значит, это был лишь набег, с целью пограбить железнодорожное хозяйство, или выманить пока немногочисленные части русской армии в сторону. В Серпце, куда уже вернулись наши кавалерийские разъезды, станция обнаружена неповреждённой, хотя там и побывал небольшой отряд германской кавалерии.
   После осмысления этих сообщений, Самсонов вызвал к себе начальника разведотдела Лебедева. И ничуть не скрываясь, спросил, что он знает на текущий момент о Пилсудском. Разведчик подоплёки интереса не знал, а потому спокойно поведал командующему, что это законченный негодяй, признанный специалист в ограблении банков и почтовых поездов, на нём крови больше, чем на любом разбойнике с большой дороги, а его боевая школа в Кракове выпускала массами подготовленных убийц и грабителей. При этом Самсонова даже передёрнуло, потому что он не представлял, что всё настолько плохо. А сейчас, как и следовало ожидать, Пилсудский формирует в Галиции и Кракове два польских легиона для участия в войне с Россией.
   Вторым вопросом к разведчику были дирижабли. По большому счёту Самсонова интересовало, сколько их вообще летает в этом районе. Точного ответа он не получил, но то что минимум два, разведчик гарантировал. Про перемещения войск он толком ничего не знал, потому что противник очень активно двигал их по железной дороге в разных направлениях, подобно тому, как карточный шулер тасует карты. Впрочем, это могло быть и следствием такого же бардака, как у нас, и противоречивых приказов командования. На том и попрощались.
   Зашёл в расстроенных чувствах Орановский, и поведал, что начали прибывать первые части Тринадцатого корпуса, но сгрузили их в Белостоке, вместо Малкиня-Гурны, и теперь бедным солдатикам вместо пятидесяти вёрст, придётся топать своим ходом сто тридцать до намеченного района дислокации, и когда они туда доберутся вообще теперь неизвестно. А самое ужасное выяснилось только теперь, потому что в железнодорожных предписаниях для всего корпуса значился именно Белосток. Орановский даже признал в этом свою вину, потому что несколько раз уже запрашивал железнодорожников о сроках прибытия корпуса, и ему их называли. Только он не уточнял, какую станцию они имеют в виду, потому что ему и в голову не могло прийти такое. В общем, классика - бардак. Вызвали Лядова, спросили, можно ли хотя бы остальные эшелоны направить к нужной станции, до которой около восьмидесяти вёрст. Тот, как всегда, подумал сначала, а потом сказал, что направить-то можно, но даже первая такая сдвижка собьёт весь график минимум на три часа, а дальше она будет только накапливаться, что посеет на железной дороге полный хаос, по сравнению с которым нынешний бардак покажется забавой. И свои эшелоны он туда пропихнуть не сможет в достаточном количестве из-за общей загруженности ветки. Есть риск, что она встанет.
   По всему выходило, что надо как-то выкручиваться. Посмотрев карту, они пришли к выводу, что место высадки корпуса менять не стоит, но направить его следует не в Остроленку, как следовало из последнего предписания, а в Ломжу, до которой всё же поближе. А вот многострадальный Шестой корпус, который к ней сейчас приближается, перенаправить в Остроленку. В этом был к тому же небольшой плюс, так как дорога на Ломжу была уже улучшена Шестым корпусом, значит, Тринадцатый будет по ней продвигаться значительно быстрей. Надо только указать в новом предписании, что двигаться они должны сначала по дороге на Варшаву, которая содержится в приличном состоянии, а потом сворачивали на проторенный Шестым корпусом путь. И, конечно, на Орановского возлагалось обязанность известить об этой перестановке командующего фронтом Жилинского, с изложением причин.
   Весь день прошёл в заботах, переговорах и работе с бумагами, а вечером пришло сообщение от начальника четвёртой кавалерийской дивизии Толпыго, который решил вновь выдвинуться к городу Бяла, чтобы расширить область разведки дивизии, так как германская завеса из пограничников и ландштурма задерживала отдельные эскадроны кавалерии, не давая им проникать вглубь территории. Выступив рано утром из Грабово с отрядом из четырнадцати эскадронов и сотен, двенадцатью орудиями и восемью пулеметами, русская конница без затруднений достигла городка Бельцонцен, где 4-й Донской казачий полк, с четырьмя орудиями и четырьмя пулеметами, составлявший авангард отряда, ввязался в пеший бой с германской пехотой, занимавшей опушку леса. Толпыго дал колонне основных сил отряда указание охватить правый фланг задержавшего авангард неприятеля. Вскоре колонна основных сил вышла во фланг противника, который был вынужден оставить позицию. Однако вскоре на левый фланг дивизии вышла германская пехота, выдвинувшаяся из Иоганнисбурга по шоссе. Кавалерия была принуждена к отходу. Но к этому времени, германская артиллерия успела пристреляться по позиции конной батареи, которую пришлось бросить, несмотря на геройские усилия (так было написано в телеграмме) артиллеристов и гусар. В итоге дня кавалерия отошла к Едвабно. Потери составили 35 человек убитыми и 84 ранеными, а также 59 лошадей было убито и 59 ранено.
   Всё шло своим чередом, события начинали набирать обороты. После этого Самсонову доложили, что установлена связь с площадкой временной станции, и начальник корпуса Мартос хочет с ним поговорить. Николай Николаевич заверил его, что почти весь корпус прибыл на место. Артиллерия одной дивизии уже в лагере, а второй выгружается, и скоро будет. Он наметил места установки орудий для стрельбы по дирижаблю, солдаты уже сооружают конуса для них из кусков дёрна, который остался после выемки с площадки. Конуса решил сделать круглыми, со скошенной вершиной, чтобы в случае надобности можно было разворачивать орудие в любом направлении. Крутизна склона в сорок пять градусов. Орудия будут установлены в зарослях кустарника и ближайших рощах, и дополнительно укрыты срубленными ветками. Всего оборудуется двадцать четыре позиции. Пулемёты установлены чуть дальше на вращающихся деревянных площадках с наклоном, которые посажены на вкопанный в землю столб. В общем, по заверениям Мартоса, уже завтра они могут встретить дирижабль, потому что сегодня над ними немного полетал германский аэроплан, но было это до обеда, и ничего интересного он увидеть ещё не мог, кроме большого скопления людей, которое и должно быть главной приманкой. Самсонов похвалил Николай Николаевича за расторопность, и попрощался до завтра, обещав заехать и посмотреть на всё.
   Потом связался с авиаторами под Цехановым, и потребовал, чтобы они как можно скорее установили пулемёты на свои машины, потому что летающие свободно над нашими позициями германские разведчики совершенно не входят в его планы. Но вот с дирижаблями просил быть поосторожней, и лучше пока за ними не гоняться. Командир отряда Вальницкий, заверил его, что завтра они обязательно закончат вооружение своих машин.
   Наконец, закончив с текущими делами, он вышел на улицу, пытаясь понять, как ему начать трудный разговор с Полонской. У входа в ресторанчик его опять ждала карета, из которой ему навстречу выпорхнула Анастасия. Именно выпорхнула, несмотря на свои тридцать восемь лет. Впрочем, фигура у неё была лёгкая, а любовь к верховой езде всегда придавала её телу определённую силу. Он даже опомниться не успел, как она чмокнула его в щёку, и, обхватив за руку, прижалась к его боку всем телом. Заняв свободный столик в ресторане, они снова принялись изучать друг друга. Это даже забавляло Полонскую, и она явно приписывала эту паузу смущению, которое должен, по её мнению, испытывать Самсонов. Возможно, это было и так, только она не подозревала о причинах. А Самсонов никак не решался испортить ей настроение. Но всё же собрался с силами, и спросил:
   - Настя, ты знаешь кто такой Пилсудский?
   - Конечно. Если ты о том, что жандармы имеют к нему претензии, то в этом нет ничего удивительного, потому что он был очень близок с моим мужем. Поэтому Юзеф и вынужден был уехать в Австро-Венгрию.
   - А насколько твой муж был с ним близок?
   - Какое это имеет значение сейчас. Всё это в прошлом.
   - Которое может тебя настигнуть. - Лицо Анастасии застыло, и Самсонов продолжил. - Ты знаешь, чем занимался твой муж?
   - Оставь в покое моего мужа. - Резко ответила она.
   - Хорошо. О нём не будем. - Сказал он, выдохнув. - Но вот про этого Юзефа, я обязан тебе сказать, что и раньше подозревал, а сегодня узнал достоверно. Мне это было сказано, конечно, в совсем негативном ключе, но некоторые вещи сомнению не подлежат. А именно, что твой Юзеф один из организаторов боевой школы в Кракове. А именно сейчас он сколачивает два польских легиона в Австро-Венгрии. И угадай, где эти люди будут воевать? - Полонская подавленно молчала. - А теперь немного подумай, и скажи, на какие такие сборы должен был остаться твой старший сын, которого этот заботливый человек должен опекать?
   Полонская побледнела, что было видно даже при тусклом освещении. На узком лице сияли огромные, расширенные глаза, в которых проступали слёзы. Наконец, она нашла в себе силы, и дрожащими губами произнесла:
   - Ты думаешь, он вступил в австрийскую армию?
   - Не просто в армию, Настя. Если бы это было так, то его ещё могли отправить стеречь какой-нибудь тихий участок границы на всякий случай. А он вступил в легион, который бросят в самую мясорубку, и именно против нас. Думаю, уже через неделю или две. - И немного помолчав, спросил. - У тебя есть связь с Пилсудским?
   Полонская словно не слышала его, глядя прямо перед собой. Но потом встрепенулась, и ответила:
   - Нет. Он же в розыске, в России последнее время не появлялся, но писал мне письма, всегда утешал. Такой галантный. Он и предложил мне в прошлом году помочь с устройством Алекса во Львове.
   - Алекса? Ты так и назвала своего сына?
   - Александр. - Сказала Полонская, посмотрев в глаза Самсонову. - Я назвала его Александр.
   Это смутило его, потому что напрашивались опять слишком лирические аналогии, которые нехорошо бередили ему душу.
   - То есть ты никого здесь не знаешь, кто может быть связан с Пилсудским? - Спросил Самсонов.
   - Да, знаю. Конечно, у него здесь обширные связи. Но это всё по старой памяти, я не слышала, чтобы он здесь появлялся в последнее время. А эти знакомые никогда не приходили ко мне с известиями от него. Может просто отправить телеграмму во Львов?
   - Настя, границы закрыты, телеграммы не отправляются через неё. Боюсь, что твоего сына теперь уже не вытащить оттуда. Да, и как ты себе это представляешь? Он же юнец, которому вскружили голову патриотическими сказками. Неужели ты думаешь, что он послушается мамочкиного оклика? Нет, он полон решимости поквитаться с "этими русскими" за обиды столетней давности. А то, что новые хозяева с ним только заигрывают, и совершенно точно не собираются выполнять свои обещания, ему и в голову не приходит.
   - Это твой сын. - Тихо сказала Полонская.
   - Что? - Переспросил Самсонов, хотя слова расслышал. Но уж больно дикий смысл был в них заложен.
   - Это твой сын, Саша. - Повторила чуть громче Полонская, сверля его своим пронизывающим взглядом. - Я понятия не имела, увижу ли тебя снова, поэтому и назвала его так, чтобы и он сам, и его имя, напоминали мне о тебе.
   Это Самсонова окончательно добило, и он устало откинулся на спинку стула, массируя лицо руками, взлохмачивая бороду, становясь похожим на огромного дикого медведя.
   - Какого чёрта ты мне ничего до сих пор не сказала. - Наконец произнёс он севшим голосом. - Я же был в Варшаве ещё семь лет назад. А ты даже не появилась.
   - А смысл? Ну, вот появилась я сейчас, а ты бегал от меня несколько дней, как в старые времена. Но тогда у меня ещё был муж, хоть у нас и были странные отношения. И что бы это изменило? Ты всё равно женат, меня сторонишься.
   - Настя, но про сына-то ты могла сказать? Это же наш сын!
   - Извини. Я слишком тебя ненавидела тогда, чтобы встречаться. А сейчас... Возможно, это от понимания своего одиночества. А тут ты. Весь такой блистательный и важный. Как и обещал, стал генералом.... Только не для меня. А я... теперь никому не нужна, даже собственному сыну, который такой же упрямый, как ты. И для которого абстрактные рассуждении о долге и стране значат гораздо больше, чем я. Только страну он выбрал другую. Видишь, не все поляки такие эгоисты, как ты говорил.
   Спорить на эту тему Самсонов считал сейчас неуместным, поэтому просто промолчал. Аппетит был безнадёжно испорчен, причём у обоих. Немного выпили вина, поговорили о возможностях как-то связаться с младшим Александром. Самсонов обещал подумать ещё, но честно признался, что официальных способов к этому не видит. Осталось только попробовать неофициальные, задействовав те немногие связи, которые можно найти в Варшаве. Но это опять же бесполезно, потому что эти люди сами находятся во враждебной системе. И даже если имеют связь по ту сторону границы, то уж точно не будут помогать.
   На улицу вышли оба в подавленном состоянии, молча брели к карете. На мостовой гулко раздавались шаги армейского патруля. Самсонов понял, что безнадёжно влип. Мало того, что эта женщина по-прежнему его волновала и влекла, так теперь ещё выяснилось, что она для него не просто страничка в прошлом, и у них действительно есть много общего. Самое время вежливо попрощаться, и оставить её одну убиваться своим горем, страхами за сына и одиночеством. А самому спокойно заняться делами армии, и выкинуть всё из головы. Но по своему складу характера, как раз теперь он и не мог оставить Полонскую. Здесь было всё вместе - и жалость, и чувство собственной причастности ко всему, и появившееся осознание ответственности за эту взбалмошную, но такую близкую ему женщину. Поэтому, остановившись у кареты в тени деревьев, он обнял её, прижал голову к груди, и сказал на ухо:
   - Пойдём ко мне. Тут совсем рядом, карету можешь отпустить.
   Ну, что тут сказать. Ничего конкретного он, конечно, не планировал. Всё могло пройти вполне мило и трогательно - слёзы в подушку, и забывшаяся тревожным сном Анастасия на его плече. Но Полонская решила утешиться по-другому, дав волю своей страсти, возможно, пытаясь забыться в ней, а может ещё почему-то. Кто их разберёт этих женщин. Самсонов был мужчина уже в годах, конечно, но кое на что был способен, и знал это. Но тут.... То ли чары Полонской так подействовали, то ли стресс и накопившийся адреналин, но он и сам себе удивился. Хорошо, что по приходе на квартиру, успел шепнуть Василию, чтобы разбудил в любом случае как обычно, не взирая ни на что....
   И верный Василий выполнил своё обещание. Как потом выяснилось, сначала он долго звал шёпотом своего генерала от двери спальни, а когда понял, что это бесполезно, то вошёл, и растормошил его за плечо, молча показав пальцем на часы, которые держал в руке. Самсонов, как мог аккуратно, высвободил свою руку из-под спящей Анастасии, и отправился приводить себя в порядок. А когда вернулся, застал её сидящей на кровати с взлохмаченными тёмно-русыми волосами, скрестив ноги по-турецки. На тело было накинуто одеяло, впрочем, оставлявшее открытой одну грудь. Больше всего ему не нравился взгляд...
   - Даже не думай. - Строго сказал он, стараясь не смотреть в её сторону, и начиная одеваться. - Если у нас с тобой перемирие, то это ещё не значит, что все остальные военные действия отменяются.
   Как же. Разве какие-то возражения могли остановить Полонскую! Проще остановить паровоз - поезд, стой! Раз-два. Самсонов услышал шелест, и шлепки босых ног по полу. Он как раз застёгивал штаны, когда горячие ладони легли ему на плечи поверх нижней рубахи.
   - Может война ещё подождёт немного? - Раздалось над ухом.
   - К сожалению, нет. И если я потеряю время, то ты можешь и не дождаться своего женераля из похода. Настя, всё, что я до этого говорил тебе про занятость, это не шутки, и не отговорки. Будь хорошей девочкой, и не мешай мне собираться.
   Конечно, она не отставала, продолжая вертеться рядом, пытаясь его приласкать, но Самсонов был сосредоточен, на провокации не поддавался, и завершил подготовительные мероприятия, успев обуть сапоги, накинуть расстёгнутый китель, и взять в руки ремень с портупеей. Решив больше не рисковать, задерживаясь в спальне, он совершил сложный манёвр из нескольких шагов в разные стороны, увеличивая дистанцию до Анастасии, и быстро направился к двери. Там обернулся, окинул взглядом стоявшую посреди комнаты, надувшую губы совершенно голую Полонскую - дьявольски хороша по-прежнему - и произнёс:
   - Я попробую что-то узнать по своим каналам про Александра. Вдруг что-то выяснится. А ужин, как обычно. Проголодаешься - приходи. - И вышел за дверь.
   Приводя себя в порядок перед зеркалом в комнате, он понял, что последняя фраза насчёт "проголодаешься", прозвучала несколько двусмысленно, но это вряд ли смутит Полонскую, даже если подумает так же. В зеркале он увидел отражение ухмыляющегося Василия.
   - Чё ты лыбишься? - Грозно спросил он. - Всё гораздо серьёзней, чем ты думаешь. Зная меня, мог бы догадаться, что это не просто блуд.
   Василий принял вид почтительный, но глаза по-прежнему смеялись. В целом, можно было не сомневаться, что он всё равно рад за своего генерала.
   Штаб встретил уже привычной суетой и стопками бумаг на столе. Просмотрев срочные, Самсонов вызвал разведчика Оладьева, сразу поинтересовавшись, есть ли у него каналы для связи со Львовом или Краковом.
   - Вы про Александра Гонсевского? - Невинно спросил разведчик. - Это фамилия его отца, два года назад умершего при неясных обстоятельствах в Ленске. - Пояснил он.
   Однако! Вот тебе и сонная разведка. Всё у них под колпаком, в том числе и собственный командующий.
   - Он что-нибудь успел натворить? - Спросил Самсонов деловым тоном, стараясь не показать своего удивления.
   - Нет. Случайно попал в поле зрения жандармов, поскольку очень уж влиятельные люди вились около его матери. Сам он, по молодости лет, ничего из себя пока не представляет, но можно с уверенностью сказать, что голову ему запудрили хорошо. Насколько я знаю, он уже вступил в Восточный легион, несмотря на свои семнадцать лет. За год, проведённый в военно-спортивном обществе Стшелец, его обучили основам военного дела. Так что это готовый солдат для австро-венгерской армии.
   Самсонов задумался. Всё, как он и предполагал. Вернуть его оттуда будет невозможно в ближайшее время. Во всяком случае, пока он не разочаруется в своих идеалах. Если это вообще когда-нибудь произойдёт. Чёрт! Хорошо хоть он не в германской армии. А то посылал бы генерал полки в атаку на своего собственного сына.
   - Спасибо вам, господин капитан. Вы развеяли мои сомнения. Вижу, что вернуть этого балбеса в ближайшее время невозможно.
   После этого разговора Самсонов отправился на площадку станции, взяв с собой конвой. Там работа кипела вовсю. Засыпка песком и трамбовка уже закончились, теперь дело было за путейцами, которые уже собрались здесь почти все, и их число доходило до полутора тысяч человек. Пути были размечены, по ним развозили шпалы и укладывали их на песок. От основного направления уже делали стрелочные переводы, а на некоторых участках укладывали рельсы. В стороне сапёры пилили брёвна для сооружения водоналивных башен, сооружали навесы для временного складирования угля, начали сколачивать щиты для трапов.
   Встретились с Мартосом. Он поведал о своих планах по ловле дирижаблей на живца. Совершенно верно, что такое скопление народа должно очень заинтересовать германцев, поэтому скорого визита можно было уже ожидать. Пушки были расставлены прежде всего в кустах вдоль рек, и неплохо замаскированы. Чуть дальше, в видневшихся рощах, были установлены шестнадцать станковых пулемёта на наклонных и вращающихся площадках. Они могли бить в воздух почти вертикально, поэтому предполагалось, что вначале подпустят противника в зону уверенного поражения артиллерией, и только потом откроют огонь. Ну, и пехота должна будет добавить из винтовок. Офицеры все проинструктированы, что огонь открывать только, когда расстояние будет не более полутора вёрст. Солдаты без команды стрелять не будут. Всего на противовоздушные позиции было установлено двадцать четыре трёхдюймовых орудия, и шестнадцать пулемётов.
   Назначенный Лядовым начальник станции, уверял, что вагоны рассредоточены по окрестным станциям, и уже начато формирование эшелонов в соответствии с выданным предписанием.
   Оставалось теперь нанести визит к господам авиаторам, и посмотреть, как у них дела с установкой пулемётов. Очень не хотелось пускать это дело на самотёк. Поэтому Самсонов снова сел в машину, и отправился дальше, в Цеханов. Далековато, конечно, ещё сорок с лишним вёрст, но съездить хотя бы раз надо, потому что потом на это времени точно не будет.
   И уже отъехав от станции, но ещё находясь на поле, он заметил внезапно забегавших людей вокруг рощ, где должны быть спрятаны пулемёты. Повертев головой, увидел вдалеке, словно зависший в небе дирижабль. Впрочем, это только казалось. Конечно, он двигается. Легки на помине! Велел водителю срочно возвращаться, и поставить машину как можно ближе к какому-нибудь вагону, чтобы она в глаза несильно бросалась. Доехали быстро, Самсонов выскочил из машины, и, сдерживаясь, чтобы не перейти на бег, направился к ближайшим кустам, постоянно оглядываясь на приближающийся дирижабль. По пути заметил, что немного в стороне ему машет рукой Мартос, расположившийся под небольшим навесом в густых кустах среди нескольких телефонных аппаратов. Все остальные солдаты оставались на своих местах посреди поля, задрав головы. Офицеры поглядывали на небо в бинокли. Своему конвою Самсонов велел спрятаться глубже в кустарник, а сам встал рядом с Мартосом.
   - Вот и дождались, Александр Васильевич! - Несколько возбуждённо сказал тот. Во всём чувствовалось возбуждение, но было это больше похоже на охотничий азарт, как у стрелков в засаде, ждущих, что на них сейчас выйдет стадо кабанов.
   - Да, только бы не упустить. - Задумчиво проговорил Самсонов.
   - Не должны. Столько стволов. Изрешетим!
   Минуты ожидания тянулись мучительно.
   - Сколько? - Спросил Самсонов.
   - Восемь. - Ответил Мартос, не отрываясь от бинокля. - Подпустим поближе, чтобы он миновал пулемётчиков, но ещё рано было метать бомбы, если они у него есть.
   - На какой высоте он идёт?
   - Трудно сказать. Не меньше версты, и, кажется, ещё поднимается. Понимает, что солдаты по нему стрелять начнут, опасается. Но от пушек никуда не денется.
   Теперь и сам Самсонов видел, что приближаясь, дирижабль набирает высоту, намереваясь пройти над поляной повыше. Если бы он хотел просто разведать обстановку, то наверно ему можно было уже и возвращаться, всё что нужно, он уже увидел. А если заходил на саму поляну, то значит, хотел сбросить несколько подарков. Обидно было только, что он окажется сейчас вне зоны досягаемости пулемётов, и останется только стрелять по нему из пушек.
   Дирижабль довольно быстро преодолел расстояние до намеченного Мартосом рубежа открытия огня, и он отдал команду. Телефонисты тут же продублировали её в аппараты, и через несколько секунд раздались первые выстрелы. В этот момент дирижабль находился на расстоянии меньше четырёх вёрст, и на высоте около двух. Ему оставалось пройти совсем немного до того момента, когда можно будет сбросить первые бомбы хотя бы на край лагеря.
   Но тут вокруг него начали вспухать белые облака шрапнельных снарядов, маленькие шарики полетели во все стороны, пробивая всё, до чего дотягивались - внешнюю обшивку, газовые ёмкости, кабины. Артиллеристы лихорадочно перезаряжали орудия и поправляли наводку. Дальше каждый стрелял по готовности, поэтому сначала раздалось всего несколько выстрелов, большая часть которых ушла явно мимо, но потом стали раздаваться другие. Огромная туша дирижабля плыла в облаках шрапнельных разрывов, не меняя курса, что и немудрено. Даже если четверть начинки снарядов проходила через него, разрывая обшивку, газовые ёмкости, пробивая борта алюминиевых кабин, то экипажу можно было только посочувствовать.
   Каждый такой снаряд содержал в себе двести шестьдесят круглых пуль, которые разлетались конусом на расстояние до пятисот метров вперёд. Поэтому артиллеристы подгадывали время их подрыва на дистанционных трубках с запасом - пусть лучше разорвётся сильно не долетев, всё равно достанет. Со стороны пехоты раздалось несколько разрозненных выстрелов, но офицеры быстро прекратили это безобразие, потому что дирижабль шёл слишком высоко. Вскоре, он, так и не повернув, вышел из зоны поражения орудий, и теперь проплывал прямо над лагерем. Все замерли в тревожном ожидании, что сейчас должны полететь бомбы. Но ничего не происходило. Скорость у него, судя по всему упала, в бинокль даже можно было различить отдельные крупные дыры, и это тормозило движение. Тем не менее, над большим лагерем он пролетел минут за пять, и вскоре отдельные орудия снова начали вести по нему стрельбу. Не всегда удачно, потому что снаряды взрывались в основном в стороне, но некоторые всё же рядом, осыпая монстра градом пуль. Самсонов видел вблизи несколько орудий, которые солдаты перенаправляли вручную. Для этого они заталкивали его на самую вершину, и там разворачивали в нужную сторону. Колёса рыхлили землю, закапывались вглубь, но стволы всё же смотрели теперь вслед удаляющемуся дирижаблю. Заряжали и стреляли, подправляя каждый раз подпрыгивавшее орудие вручную.
   С дирижабля вниз полетели какие-то предметы, раздались взрывы. Команда пришла в себя и пыталась избавиться от груза, в первую очередь от бомб. Но поздно! Им надо было это делать над лагерем. Впрочем, наверно, пока они пролетали над лагерем, и стрельба стихла, они как раз и приходили в себя. Следом полетели ещё какие-то предметы, но они уже не взрывались. Одновременно с этим, дирижабль начал медленный разворот, пытаясь уйти в сторону и отправиться к границе. Но, не смотря на все усилия экипажа, набрать резко высоту у них не получалось. Поэтому обстрел продолжался. Облака разрывов по-прежнему окутывали дирижабль, в основном не долетая, и посылая вслед рои пуль. Экипаж совершил ещё одну ошибку. Вместо того, чтобы прежним курсом уйти из зоны обстрела, он начал разворот в пределах досягаемости снарядов, всё это время получая дополнительные повреждения и теряя драгоценный газ, который выходил из тысяч мелких, и нескольких крупных дыр в газовых ёмкостях. С другой стороны, было ясно, что долго они не протянут, а разворот дирижабля практически на сто восемьдесят градусов, дело не быстрое, и они, таким образом, пытались сократить расстояние до границы.
   Спустя какое-то время Мартос взял телефонную трубку, и приказал сотне казаков отправиться вслед за уходящим дирижаблем, потому что уже было ясно, если там, в ближайшее время ничего так и не загорится, или не рванёт, то рядом он не упадёт. Но неминуемо должен, потому что в нём было такое количество больших дыр, что далеко ему тоже не уйти, и он явно начал терять высоту, не смотря на избавление от всевозможного груза. Пушки ещё немного постреляли ему вслед, последние выстрелы прозвучали, когда дирижабль уже удалился на расстояние более восьми вёрст.
   - Надо было больше орудий ставить! - С досадой сказал Мартос. - Живучий какой!
   - Да, попасть по нему оказалось не просто. - В тон ему ответил Самсонов. Ему тоже было жалко, что дирижабль ушёл. Хотя и оставалась надежда, что до границы он не дотянет. Но теперь уже ничего не поделать. - Вы вот что, - добавил он, - Если всё-таки казачки его догонят, то постарайтесь не распространяться об этом. И вообще, обо всём произошедшем здесь. Пропал дирижабль у германцев, и всё тут. Чем дольше они об этом знать не будут, тем выше шансы, что сюда и второй прилетит. Я поговорил с разведкой, и их, кажется, здесь всего два. Если ваши орлы их обоих ухлопают, то это здорово облегчит нам жизнь на какое-то время.
   - Понял, Александр Васильевич. Приму меры. А если пленные будут?
   - По-тихому переправьте их в штаб, и всё. А сами ждите следующих гостей. И сделайте выводы по результатам стрельбы.
   На этом эпопея с дирижаблем пока и закончилась. Оставалось только надеяться, что он упадёт где-нибудь, не достигнув границы, и казаки, настигнут остатки экипажа, не дав ему уйти.
   Наконец, Самсонов отправился в Цеханов к авиаторам. Ехать туда было несколько далековато, сорок с лишним вёрст, но если он не сделает этого сейчас, то потом точно не найдёт на это времени. А вопрос контроля за небом, как он теперь всё отчётливей понимал, являлся очень важным. Добрались чуть более чем за час. На дороге оказалось не так много ухабов, как он опасался.
   Аэродром нашли довольно быстро по имеющемуся описанию, застав там возбуждённых авиаторов, которые поведали ему душераздирающую историю. Оказывается, пролетавший дирижабль отметился и у них, сначала сбросив три бомбы на станцию, где он соблазнился большим количеством вагонов, а потом, пролетая низко над аэродромом, выпустил несколько очередей из пулемёта, ранив одного солдата охраны. Хотя аэропланов он видеть не мог, потому что они все стояли под навесами и в кустах. Стрелял просто так, по людям. Но командир авиаотряда Вальницкий был зол, потому что его, авиатора, заставили ползать на коленках в кустах. И теперь, когда пулемёты прилажены к аэропланам, он горел желанием поквитаться. Тогда Самсонов поведал господам авиаторам страшную историю о том, как только что артиллерия корпуса Мартоса стреляла по дирижаблю из двадцати четырёх пушек, несомненно, потрепала его, но он всё же не упал сразу, а величественно уплыл в сторону границы. Оставалась лишь надежда, что он всё же до неё не долетит, а наша доблестная кавалерия перехватит его экипаж. Из этого рассказа следовал очевидный вывод, что гоняться за дирижаблем с лёгким пулемётом, который к тому же имеет ограниченный запас патронов, занятие не только бессмысленное, но ещё и опасное. Потому что на нём пулемётов гораздо больше, площадка, с которой будут стрелять, качается гораздо меньше, и очереди оттуда будут лететь гораздо длиннее. А посему, охоту за дирижаблями Самсонов объявлял под запретом, и даже встреч с ними настоятельно советовал избегать.
   А вот дальше Самсонов перешёл на командный тон, и присутствующие подтянулись. Задача была следующая. Уничтожение авиации противника, на которой пока что нет пулемётов. А чтобы этим лучше воспользоваться, надо как можно дольше оставлять противника в неведении на счёт таковых у нас. Чтобы у них мыслительный процесс на эту тему активизировался как можно позже. Поэтому, стрельбу из пулемётов за линией границы или фронта, а также в непосредственной близи от неё, он пока что тоже запрещает. Зато всех, кто забрался достаточно далеко на нашу территорию, надо уничтожать обязательно. И ни в коем случае не допускать ухода обстрелянных германских аэропланов обратно. Если не уверены в результате стрельбы, то лучше вообще не стрелять, но раз начав, добивать обязательно, запоминать место падения аэроплана, и наводить потом туда отряд кавалерии, с целью поимки выживших пилотов. Впрочем, заверил Самсонов, кавалерия будет предупреждена об этом отдельно, и если видят поблизости воздушный бой, высылать туда заранее отряд. И самим авиаторам следует продумать систему перехвата вражеских аэропланов, которые могут всё же попытаться уйти к своим, будучи лишь слабо повреждены. Возможно, для этого следует поднимать в небо дополнительный аэроплан, который будет сразу устремляться в сторону границы, отсекая, таким образом, возможный путь к бегству. Поэтому, в районе аэродрома следует соорудить наблюдательную вышку, установить телефонную связь с наблюдателями корпуса на каланче в Цеханове, и иметь наготове каждый день минимум два аэроплана и пилотов к ним.
   Ну, и самое главное, именно этим авиаторам предстояло обкатать и отладить систему применения пулемётов Мадсена на своих машинах, чтобы потом к ним можно было направить представителей остальных авиаотрядов для получения оружия и рекомендаций по его применению. После чего Самсонов оставил преисполненных собственной значимости авиаторов, и отправился в Варшаву.
   Вернувшись в Варшаву, Самсонов снова вызвал к себе разведчика Лебедева вместе с начальником отдела почт и телеграфов Федосеевым, и задал им давно мучивший его вопрос - какого они мнения об устойчивости шифров, применявшихся при составлении радиограмм. Всё дело в том, что Самсонов теперь знал о том, что шифры будут вскоре вскрыты германцами, но естественно сказать об этом напрямую не мог. И была у него простая мысль, как сбить противника с толку, хотя бы на первое время и в масштабах своей армии. Положение осложнялось тем, что в наличии было пока всего два корпуса, с которыми можно было что-то затевать, а остальные, или были ещё в пути, или ещё не подчинялись Самсонову. Но подумать на эту тему предстояло уже сейчас.
   Разведчик заверил, что шифры в полном порядке, и он пока никаких опасений на их счёт не испытывает. Но Самсонов был настойчив, и продолжал делать упор на то, что имеет сведения от авторитетных людей о том, что шифры очень просты, и могут в любой момент быть вскрыты. Лебедев растерялся, не ожидая такого интереса командующего к довольно сложной теме. Решив, что следует ковать железо, пока оно горячо, Самсонов высказал пожелание, что надо бы заменить систему шифров хотя бы внутри своей армии, а передачу донесений в штаб фронта постараться свести к проводному телеграфу. Для чего использовать, прежде всего, систему имеющихся телеграфных линий и станций, и подключать к ним полевые станции, когда штаб армии находится в отдалении. Но это вряд ли, поскольку Самсонов не планировал удалять штаб от коммуникационных линий. Но всё равно, дополнительный запас проводов армией делался, что с готовностью подтвердил Федосеев.
   - Но позвольте, ваше высокопревосходительство. - Возразил Федоссев. - Это всё мы можем осуществить на своей территории. А как быть на территории противника? Если мы будем использовать существующую связь и станции, значит и он тоже. У них наверняка будут оставлены осведомители из местного населения, которые смогут, спокойно сидя в своём доме, передавать сведения о наших войсках и их передвижениях. Да, и обслуживающий персонал. У нас точно не хватит связистов, чтобы заменить его полностью.
   - А полностью и не надо. - Ответил Самсонов. - План действий, по организации проводной связи на территории противника, следующий. Сразу за авангардом колонны на марше, следует специальная группа, которая отслеживает положение телефонных проводов от последней станции. И просто режет их после каждого населённого пункта. Как только добираются до населённого пункта, где есть станция, то первым делом закрывают её, выпроваживая оттуда весь местный персонал. Может, оставляют одного, чтобы он, если понадобится под дулом револьвера, показал, где и что находится в хозяйстве. Всё! Станция находится под охраной всё время.
   С этого момента у местных жителей нет связи вообще! Тут же от этой станции отправляется несколько небольших конных команд, в составе каждой есть связист, который отслеживает телефонные провода. Одна команда идёт назад, восстанавливать свои же обрывы. Остальные идут в разные стороны по линиям от станции. Магистральные, идущие в другие города, оставляют, а все ответвления на местные улицы, и к домам, полностью обрезаются, и наматываются на пустые катушки - проводов для армии нужно много. Основная связь, таким образом, осуществляется по этим линиям, вплоть до Варшавы. Связь с частями, находящимися в стороне - по полевым телефонам, которые имеют также и выход на оставленные линии. Это сильно сократит расход проводов. Во всех населённых пунктах, где есть телефонные станции, обязательно оставляются небольшие гарнизоны, которые поддерживают работу узла связи и следят, чтобы местные чего-нибудь не восстановили.
   Кроме того, осуществляют патрулирование дорог. Команды-охотники за проводами рыщут по всей округе довольно долго, обирая её до нитки. Разве что в дома не ломятся. Таким образом, связи через фронт, принципиально нет. Она пропадает практически сразу, минут через пять-десять, как прошёл авангард. После прохождения войск она восстанавливается, но только для своих. Местные доступа к ней не имеют вообще. Даже если они как-то смогут сами подключиться к линии, то на станции их сигнал будет проигнорирован нашим дежурным связистом. А по входящему номеру, или направлению линии, будет отправлена команда казаков для разбирательства - кто там такой умный. Связь с колонной на марше так же осуществляется по полевому телефону, провод которого разматывается вдоль дороги от последней, уже занятой станции. Сам аппарат, или несколько, перемещается на автомобиле или повозке. Конечно, всё это ни в коем случае не перекроет полностью информацию для противника. Но очень сильно осложнит ему добывание сведений о продвижении нашей армии. Во всяком случае, информация будет поступать, как правило, с большим опозданием. Если вообще будет поступать. Есть возражения?
   Присутствующие молчали, переваривая услышанное. Подал голос Федосеев:
   - Это, конечно, не касается области моей деятельности, но, по-моему, такие крутые меры восстановят против нас мирное население.
   - Господин полковник, я вас уверяю, что местное население уже настроено против нас усилиями германской прессы и пропаганды. Вот, капитан Лебедев вам подтвердит, что на хлеб с солью нам точно можно не рассчитывать.
   Разведчик внимательно посмотрел на генерала, потом повернулся к Федосееву, и со значением кивнул. А потом сам спросил:
   - Ваше высокопревосходительство, но ведь наверняка будут возникать ситуации, в которых проводной связи не будет, значит, нам всё же придётся задействовать искровой телеграф.
   - Да, - согласился Самсонов. - Поэтому я хочу поговорить с вами о смене шифров, для общения между частями исключительно нашей армии. Я понимаю, что лезть с этими идеями сейчас к Первой армии или к штабу фронта бесполезно. Но для себя-то мы можем принять безопасное решение?
   - Вы всё же уверены, что секретность переговоров под угрозой?
   - Да. Полностью уверен. Может, не прямо сейчас, но очень скоро это будет так.
   - Но у нас нет специалистов, по составлению шифров. - Сказал Федосеев. После истории с покупкой проводов, он иногда поглядывал на Самсонова с несколько мистическим выражением, ожидая от него любых неожиданных действий. И Самсонов его не разочаровал.
   - Я знаю. Но есть один способ, идею которого я могу вам изложить прямо сейчас, а уж до ума её связисты сами доведут. Там всё с одной стороны очень просто, но с другой, разгадать текст будет невозможно.
   Все заинтриговано посмотрели на генерала.
   - Идея в следующем. Берётся практически любая книга, и буквы, содержащиеся в ней, используются для составления слов послания. Точнее, не сами буквы, а их порядковые номера в тексте. Например, нужна буква "а". Шифровальщик открывает книгу на первой странице, и начинает её обозначать цифрами. Первая, это номер страницы, вторая, номер строки, третья, номер слова в строке, и четвёртая, номер буквы в слове. Единожды её использовав, шифровальщик зачёркивает эту букву в тексте, и если ему нужна будет в следующий раз такая же буква, то у неё будет, как минимум, другая последняя цифра. А может, и две-три. Таким образом, мы полностью избежим повторов, и противник при всём желании не сможет вычислить закономерность использования сочетаний цифр. На следующий сеанс связи, страница, разумеется, переворачивается, во избежание путаницы. Способ очень простой, шифровальщикам достаточно понять принцип, и проявлять аккуратность. Но пока противник не узнает, что за книгу мы используем, и не получит её в руки, прочитать он ничего не сможет.
   После небольшой паузы, Лебедев спросил:
   - А какую книгу мы возьмём за основу?
   Самсонов немного задумался, чувствуя подвох и слабину в своих рассуждениях, но всё же ответил:
   - Любую. Главное, чтобы о её выборе знало как можно меньше человек. На всякий случай. - И после небольшой паузы добавил. - Может, обложку оторвать, титульный лист. Чтобы случайные люди ничего не узнали, и таким образом можно было минимизировать возможность утечки.
   - Ваше высокопревосходительство, - начал Лебедев, - то, что это книжный шифр, противник поймёт сразу же, как только перехватит первую шифровку и задумается над ней. Если задумается, конечно. Это довольно известный метод, хотя и трудно разгадываемый. И сразу же начнёт поиск книги. Это, конечно, трудоёмкое занятие, но может так статься, что она ему довольно быстро попадётся. Во-первых, они начнут проверку русскоязычных книг, которые можно достать в Германии. Их выбор там, разумеется, не такой большой, как у нас, но всё же они есть. И предсказать, что, по тем или иным причинам, может оказаться на книжных прилавках их магазинов, просто невозможно. У них может ничего не получится, или уйдёт на это слишком много времени, но исключать такую вероятность нельзя. Во-вторых, противник обязательно даст задание своей агентуре на поиск книг у нас. Причём, это может быть даже не механический и трудоёмкий поиск, а более творческий подход. Нам нужно минимум девять книг, но скорее всего больше, потому что, насколько я понял, составление шифровок будет занимать довольно много времени. И чтобы его уменьшить, надо сажать за это занятие одновременно несколько человек, снабдив их, соответственно, книгами. То есть, нам нужно, примерно три десятка. Покупка такой крупной партии однозначно запомнится продавцу в магазине, или его хозяину. Достаточно будет обойти магазины, и ненавязчиво поинтересоваться, не покупал ли кто в последнее время много книг за раз. И всё, ключ к шифру найден.
   - Действительно. - Согласился Самсонов. - Задача решается. Хоть и с другой стороны. - И после небольшой паузы, продолжил. - Но ведь можно закупить книги в нескольких магазинах небольшими партиями. Даже в разных городах.
   - Можно. Но это довольно трудоёмкое занятие, потому что книгу надо искать достаточно редкую, или лучше, непопулярную. И при этом убедиться, что она одного издания. Мало ли, размер шрифта другой, строки не совпадают, другая редакция текста. Обежать тридцать магазинов, и найти там книгу, удовлетворяющую всем требованиям, займёт довольно много времени.
   - И тем не менее, это сделает невозможным её находку через опрос продавцов. А наши шифры получат высокую степень защиты. На какое-то время. Потом, во избежание раскрытия, книгу придётся сменить. И, кстати! В нескольких магазинах можно будет устроить засады на любопытных, задающих столь странные вопросы. Заодно и агентов отловим.
   - Идея с засадами хорошая. - Согласился разведчик, и улыбнулся. - Но остаётся риск, что книга всё же попадётся противнику, в результате механического поиска. Причём в любой момент. И тогда, ситуация мало отличается от той, что мы имеем сейчас. Шифры вроде есть, но могут быть разгаданы.
   Неожиданно подал голос Федосеев, до этого молча слушавший:
   - Можно взять за основу какой-нибудь старый отчёт штаба округа по хозяйственной части. Тогда и искать ничего не надо будет, и с уверенностью утверждать, что противник не найдёт "книгу". Размножить его в нашей же типографии в нужном количестве, и раздать шифровальщикам.
   И Самсонов, и разведчик, с удивлением посмотрели на связиста. Такого полёта мысли от него они не ожидали. А между тем, решение снимало действительно много проблем.
   - Точно. - Согласился Самсонов, теперь с уважением глядя на связиста. - А сколько нам потребуется времени, чтобы распечатать такой отчёт, например, в тридцати экземплярах?
   - Сколько экземпляров, по большому счёту, без разницы. А вот, сколько там страниц, уже имеет значение. Набор текста занимает время. Надо уточнить в типографии. Но если время поджимает, то можно сделать пока небольшую распечатку на несколько десятков страниц. И пока они будут использоваться, напечатать что-то другое, уже в большем объёме. Нам когда это надо?
   - Вчера. - Ответил Самсонов классической шуткой из будущего. Но она понравилась присутствующим, они заулыбались. - Тогда поступим следующим образом. Вы, господин полковник, поинтересуйтесь в типографии, какой максимальный объём текста они смогут распечатать к утру двенадцатого августа. А вы, господин капитан, подберите прямо сейчас что-нибудь малозначительное из наших архивов, и передайте потом в типографию. А затем, вместе, проработайте подробную инструкцию по использованию книжного шифра. Идея там, конечно, простая, но нужна чёткая и недвусмысленная последовательность действий, во избежание путаницы. Думаю, она выйдет не очень длинная, и можно будет не отвлекать печатников, размножить её от руки. И тогда, двенадцатого числа начнём рассылку материалов в имеющиеся корпуса. Особенное внимание следует уделить Шестому, и прибывающему Тринадцатому. Возможно, для доставки задействовать аэропланы. Есть вопросы?
   Вопросов пока не было. Офицеры разошлись выполнять поставленные задачи.
   Весь оставшийся день Самсонов работал с бумагами, а вечером снова отправился ужинать в ресторан, ожидая встретить там Полонскую. И даже сам хотел этого. Ожидания его не обманули, недалеко от входа стояла всё та же закрытая карета, из которой ему на встречу вышла Анастасия. Заняв столик внутри, они, по уже установившейся традиции, некоторое время молча изучали друг друга. Первым начал Самсонов:
   - Я узнал про Александра. Гонсевского? Он носит фамилию отца?
   - Да, я не стала проявлять принципиальность в этом вопросе. - Спокойно ответила Полонская.
   - Он уже вступил в Восточный легион. И как подданный Российской империи, мог сделать это только добровольно.
   - Неужели его нельзя оттуда никак вытащить?
   - Как, Настя? Да, я могу задействовать тайные связи и отправить к нему людей. И что они ему скажут? Ваша мама о вас беспокоится? Он вступил туда добровольцем, значит, имеет свои убеждения, и наверняка взвесил для себя последствия. Возможно, твоя просьба, даже письменная, и доставит ему некоторые душевные переживания, но вряд ли заставит изменить своё решение. И хорошо ещё, если просто пошлёт куда подальше подателя послания, а может ведь и властям сдать. И чего мы добьёмся?
   - Я напишу ему о бессмысленности его поступка. Он должен меня послушаться!
   - Настя, ты могла бы уже понять, что в таких вопросах мужчины никогда не слушают женщин. Это бесполезно.
   После небольшой паузы, Полонская произнесла севшим голосом:
   - Что же делать?
   - Молиться Настя. Всем богам, каких только вспомнишь. Лишними они здесь точно не будут. На войне, конечно, гибнут люди, но не все. Как правило, часть из них остаётся в живых. А во время этого процесса, происходит очень серьёзное переосмысление жизненных ценностей. Особенно у молодых людей, которые поддались на чужие уговоры. Вот, на это, нам с тобой и надо надеяться прежде всего. - О том, что многие люди остаются после войны калеками, Самсонов предпочёл промолчать, чтобы не нагонять страхов и переживаний на Полонскую.
   Подошёл официант, и поинтересовался, что господа будут пить.
   - Водку. - Мрачно обронила Полонская. - Официант недоумённо покосился на Самсонова. Тот молча кивнул, и заказал на закуску стерлядь и маринованных грибочков.
   Полонская молча опрокинула стопку внутрь. Зрелище было пугающим и комичным одновременно. Изысканная аристократка, с благородными чертами лица, тонкими подвижными губами, влила в себя рюмку водки, не закусывая и даже не поморщившись. И продолжала неподвижно смотреть перед собой. Самсонов выпил тоже, не спеша закусил, и, видя её состояние, тихо сказал:
   - Грибочки отменные. Весьма рекомендую.
   Никакой реакции. Тогда он, презрев правила этикета, сам наколол гриб на вилку, и поднёс его ближе к Анастасии. Впрочем, освещение в заведении было "соответствующим", поэтому некоторые вольности за столами в глаза не бросались. Полонская молча взяла из его руки вилку, и съела гриб. А спустя несколько секунд, сказала:
   - Я сама поеду туда, и поговорю с Александром.
   Самсонов чуть не подавился стерлядью.
   - Ты с ума сошла? Как ты собираешься пересечь границу?
   - Обращусь к знакомым своего мужа. Как-то же они её пересекали раньше? Мне не откажут.
   - Настя, это было раньше. А сейчас война. Вдоль границы много войск, у них постоянные стычки, везде стреляют. Это пограничников можно было обманывать. Или даже договориться с ними. А сейчас там людей намного больше, и они совершенно не в курсе тех сложных отношений, которые существовали на границе до этого. Встретив подозрительного чужого человека, они в первую очередь выстрелят, а потом будут разбираться кто он такой. Точнее, кем он был, потому велика вероятность, что его убьют. Тебя может, и не тронут, но ты попадёшь сначала к армейской разведке, а потом, обязательно, и к жандармам. И я даже не знаю, чем всё это тогда кончится. А может, и ты сама поймаешь шальную пулю. Поверь, переход границы во время военных действий, это не самая лучшая идея.
   Полонская некоторое время помолчала, потом снова взялась за пустую рюмку. Самсонов, помедлив, налил даме, загодя пододвинув тарелку с рыбой. Потом налил себе. Не дожидаясь его, Анастасия лихо хлопнула водки, на этот раз поморщилась, и закусила рыбой.
   - Я подумаю над твоими словами. - Сказала она, прожевав кусок. - В любом случае, мне очень приятно, что ты теперь обо мне так заботишься. Даже не ожидала от тебя такого. Ведь тебе было бы очень удобно избавиться от моего надоедливого присутствия, отпустив через границу. Даже если я через неё перейду, то в любом случае вернусь не скоро. А за это время доблестный генерал успеет разбить всех врагов горячо любимой империи.
   - Не ёрничай, пожалуйста. Эта война затеяна не нами. Мы всего лишь защищаемся. (Формально Самсонов в этом прав. Именно Германия первой объявила войну России)
   - Какая разница. Вечно эта ваша политика и дурацкие игры. А у меня там сын, который собрался воевать неизвестно за что.
   - Может Пилсудский оставит его при себе, в штабе. Всё же не чужой человек.
   Но Полонская проявила редкий реализм:
   - Я думаю, что у него там таких "не чужих", как раз пол легиона, и все они в штаб просто не поместятся.
   Самсонов подбирал очередные слова, чтобы как-то утешить её и сбить с опасного настроя, но тут Полонская и сама переключилась на посторонние мысли.
   - У нас со Станиславом так и не было детей. А о том, что Александр не его сын, он знал с самого начала. И наверняка понимал, чей это сын.
   Самсонов молча слушал, замерев с вилкой в руке.
   - Когда ты убыл в свою Кушку, я была уже беременна, и вскоре это должно было стать заметным. У меня был выбор, или родить в тайне, удалившись в тихий уголок, или быстро выбрать жениха. Я выбрала последнее. Чтобы у ребёнка был официальный отец. Естественно, когда подошли сроки рожать, Станислав всё понял, но оставался вежлив и заботлив со мной. Но это навсегда сделало наши отношения символическими. До этого он совершенно не интересовался ни политикой, ни какой-то борьбой. Типичный светский повеса, которых было много. А потом начались тайные встречи, долгие отъезды, какие-то мрачные незнакомые люди. Он стал тратить много денег, чуть не разорил меня, в какой-то момент даже требовал продать часть земель. Я еле удержалась, чтобы не уступить. Была надежда, что такая жертва с моей стороны на дело, которое он считает важным, поможет нам сблизиться. Но начались эти дурацкие беспорядки в 1905-ом. Он пропадал по несколько месяцев, я понятия не имела что с ним, и где он. А потом, когда появился в очередной раз в Варшаве, его арестовали. Долго допрашивали, я носила ему передачи в тюрьму, видела, что с ним там сделали. Это было так ужасно.... Вскоре состоялся суд, его отправили в Сибирь на каторгу. Тебя уже не было в Варшаве, я снова осталась одна, ни кому не нужная. Только сын поддерживал во мне силы.... И напоминал о тебе.... Саша.
   И после небольшой паузы, она продолжила:
   - А теперь, последние два дорогих мне человека отправляются на войну, причём в разные армии, и будут стрелять друг в друга. Тебя я точно не смогу уговорить, не делать этого. А вот про сына... была надежда. Но ты и её у меня отнял. - Помолчав немного, она подняла на него блестящие от слёз глаза, и сказала: - Хоть сейчас меня не отталкивай, пока не отправился на свою дурацкую войну. Я хотя бы эти несколько дней, что нам осталось, побуду счастливой.
   Самсонов сглотнул ком в горле, положил вилку и выпрямился.
   - Я не оставлю тебя сейчас. Можешь быть уверена. - Веско сказал он.
   - Спасибо, Саша. - Ответила Полонская, и, протянув руку, дотронулась тонкими пальцами до кисти Самсонова. - Ты даже не представляешь, как важны для меня твои слова.
   Они сидели так довольно долго, сцепив руки на столе, и глядя в глаза друг другу. Потом, Самсонов всё же нарушил молчание, и сказал:
   - Надо поесть. А то назавтра сил не будет, а они мне сейчас нужны особенно. Да, и тебе было бы неплохо закусить.
   - Хорошо. - Покладисто сказала Полонская, и действительно съела немного рыбы.
   После ужина они пошли снова на квартиру к Самсонову, и это была ещё одна безумная ночь....
  

Глава 7

  
   На следующий день, одиннадцатого августа, Самсонов получил сразу два приятных известия прямо сутра. Во-первых, германский дирижабль, расстрелянный Мартосом, до границы так и не дотянул. Он рухнул где-то в тридцати верстах от неё прямо в лес. Потом, то ли там что-то само загорелось, то ли спасшийся экипаж его поджёг, но пламя было знатным, а дым виден на десятки вёрст вокруг, что и послужило прекрасным ориентиром для высланных в погоню казаков. Они шли налегке, лошадей не жалели, поэтому без труда отмахали к вечеру сорок вёрст, сначала держа направление туда, где скрылся дирижабль за деревьями, а потом на столб дыма. Достигнув места пожарища среди леса, они обнаружили свежие и наспех вырытые могилы, а также следы беглецов, которые тащили за собой раненых. Быстро догнав их, казаки окружили остатки экипажа и принудили к сдаче. После этого отряд намеревался двинуться в сторону железной дороги и Цеханова, до которого там было недалеко, но решил остановиться на ночлег. А на станцию отправили гонца, который и прислал телеграмму в лагерь Мартоса об успехе погони. Когда казаки с пленным экипажем достигнут Цеханова, их планировалось отправить в лагерь поездом. А самих пленных, под охраной в Варшаву, как и договаривались.
   А вторая новость заключалась в том, что в Варшаву начали прибывать по железной дороге передовые части Первого и Гвардейского корпусов. Насколько это ещё растянется было неизвестно, но сам факт их прибытия уже вселял уверенность. Это при том, что части Тринадцатого корпуса уже второй день маршировали в сторону Ломжи, хотя высадились ещё и не все. К счастью, в числе первых шёл сапёрный батальон, который в случае чего, мог подновить плохие места на дороге следования. А Шестой корпус уже начал скапливаться в Остроленке. В связи с этим, Самсонов отправил запрос Жилинскому, когда ему будут переданы остальные части для усиления армии? В частности Двадцать Третий корпус, и Первая стрелковая бригада, которые уже давно стоят под Варшавой. Ответа, естественно, следовало подождать, потому что такие вопросы в штабе фронта быстро не решались.
   А потом у Самсонова возникла другая идея, как ускорить выдвижение двух своих корпусов, оказавшихся в медвежьем углу, к границе. И он отправил им официальные телеграммы к месту дислокации, с приказом, как только туда прибудут сапёрные части, дать им день отдыха и отправить улучшать дороги по дальнейшему пути следования. Шестому из Остроленки на Вилленбург, не доходя вёрст десять до границы. А Тринадцатому из Ломжи на Оттельсбург.
   Ближе к вечеру пришло сообщение от авиаторов, что у них произошёл первый воздушный бой, в результате которого был сбит германский аэроплан, направлявшийся, очевидно, на разведку. Оба члена экипажа погибли. Пилот застрелен, а наблюдатель разбился при ударе о землю. Самсонов похвалил авиаторов, и поинтересовался, как вёл себя их аэроплан при стрельбе из пулемёта, и есть ли последствия. Вальницкий посетовал, что накладка на винте выдержит ещё максимум один бой, а потом её надо менять. А лучше сразу. Самсонов одобрил его намерение, и приказал сделать сразу крупный заказ в варшавскую мастерскую сразу на несколько сотен таких деталей, чтобы их было с запасом не только Пятнадцатому авиаотряду, но и всем остальным. А также советовал готовиться к приёму гостей. Пока что только из Шестого авиаотряда. После чего связался с последним, базировался он по прежнему в Замброве, и приказал отправиться его командиру, можно ещё с кем-либо из подчинённых, но на отдельном аэроплане, в Цеханов, для "получения ценных технических сведений и рекомендаций по их использованию". Сделать это надо было обязательно и завтра утром.
   А вечером, закончив основные дела, он направился ужинать, ожидая встречи с Анастасией. Но у ресторана не было уже привычной кареты. Полонской не оказалось и внутри. Какое-то время он ещё надеялся, что она придёт позже, а потому ел не спеша, но так никого и не дождался. Ему уж пришла в голову совсем мальчишеская надежда, что она дожидается его на квартире, но придя туда, не застал там никого, кроме Василия. Мелькнула даже мысль отправиться к ней в особняк, и попытаться узнать, в чём дело, но всё же взял себя в руки, и решил лечь спать, потому что если он ещё и начнёт бегать по ночной Варшаве в поисках своей... а кто она ему? Любовница? Какая разница! Но сейчас надо ложиться спать, а там видно будет. Несмотря на терзавшие его сомнения, уснул практически сразу. Сказалось то, что предыдущие ночи от его сна, стараниями Полонской, отнималось по несколько часов. Поэтому спал он, как младенец, и никаких снов не видел.
   Утром двенадцатого августа Самсонов, хотел уже было отрядить Василия в особняк Полонской, чтобы он там всё разузнал, как пришёл посыльный от неё, и принёс письмо. Испытывая странное волнение, Самсонов распечатал его, и прочитал.
   "Саша, я нашла способ перебраться через границу. Старые связи моего покойного мужа пригодились. Не всё так плохо, как ты описал, попасть на ту сторону ещё возможно. Я должна встретиться с нашим сыном, и попытаться убедить его не марать свои руки кровью в этой бессмысленной войне. Мне очень помогло твоё участие и доброта, не знаю, что бы я без тебя делала. Не пытайся меня преследовать, и помешать мне выполнить задуманное, будет только хуже. Я по-прежнему люблю тебя. И, да хранит тебя бог".
   Проклятье! Упрямая бестия! Она всё-таки полезла туда, и никакие уговоры её всё равно не остановили бы. Не всё так страшно, как же! Там через неделю начнётся то, что позже назовут Галицийской битвой. Войск там с обеих сторон больше миллиона! Хотя... западная граница с Германией-то свободна. И поезда до границы ещё ходят, потому что туда у него руки не дотянулись. Значит там и перейдут. А уже оттуда попасть в Австро-Венгрию для "своих людей" не проблема. Чёрт!
   Самсонов сидел на стуле, бросив письмо на стол перед собой, и нервно тёр лицо ладонями. Переживания за Полонскую терзали его душу, и он чувствовал свою частичную вину за всё случившееся. С самого начала. Но вскоре взял себя в руки, аккуратно сложил письмо и спрятал в карман. Дела не ждут!
   Дела действительно не ждали. С утра его ждала телеграмма от Жилинского, что Двадцать Третий корпус он получит, как только на месте соберётся хотя бы половина Гвардейского. А Первый корпус может использовать сразу, но только для прикрытия направления на Зольдау, и далеко вглубь территории противника заходить не должен. Но самое главное, что Жилинский хотел забрать у него начальника штаба Орановского, обещая "вскоре" прислать кого-то на замену. Это было уже слишком! Самсонов отправился в аппаратную к связистам, и отправил телеграмму, в которой уверял, что без Орановского, знающего все реалии Варшавского округа, с которым он уже неплохо сработался, вся подготовка армии встанет намертво, а наступление окажется под угрозой провала. И что замена ключевого человека в штабе армии, перед самым началом наступления, может иметь катастрофические последствия.
   После чего отправился к своему начштаба, решив посмотреть, как у него дела. Орановский, как всегда уже работал. На его плечах лежало бесчисленное множество мелких, но очень важных решений, без которых весь механизм армии может забуксовать. Как могло прийти в голову менять его сейчас?
   - Доброе утро, Владимир Алоизиевич. - Поздоровался Самсонов.
   - Здравствуйте, ваше высокопревосходительство. - Ответил начштаба, вставая.
   - Садитесь, пожалуйста. - Сказал Самсонов и тоже сел напротив. - Мне Жилинский телеграмму прислал. Хочет вас забрать к себе. Вы в курсе этого?
   - Про сегодняшнюю телеграмму нет, но знал об этом его намерении. Правда, сначала должен был быть назначен человек мне на замену, а я передать ему все дела в течение хотя бы пары дней. Но такое скорое решение для меня самого новость. Ничего не понимаю. Наверно, у Якова Григорьевича дела совсем пошли плохо, и он решил забрать меня раньше. - Перехватив озабоченный взгляд Самсонова, он добавил. - Нет, здесь не встанет всё колом, у меня хорошие помощники, но некоторые проблемы могут возникнуть, влияние и звание у них не то. Даже не знаю, что и сказать.
   - Я уже отправил ответную телеграмму, в которой уверил Якова Григорьевича, что это недопустимо.
   Орановский посидел немного в задумчивости, а потом ответил:
   - Знаете, Александр Васильевич, я поначалу не возражал против такого намерения. Перед отъездом Яков Григорьевич мне сказал об этом, только сроков не назвал. Сами понимаете, что служить при штабе фронта более почётно, чем при армии. Что я тут не видел? К тому же, я давно в курсе общих намерений нашего командования начать скорейшее наступление. Ничего конкретного, но само желание известно многим. И если честно, с самого начала сомневался в его успехе. Поймите меня правильно, я не испытываю по этому поводу физического страха. В конце концов, я штабной работник, и вряд ли в меня будут где-то стрелять. Но вот оказаться причастным к разгромленной армии мне, по понятным причинам, не хотелось бы. Но с вашим появлением кое-что изменилось. Вы настолько энергично взялись за некоторые направления подготовки, иногда вообще беря всё на себя, что я теперь несколько по-другому смотрю на ситуацию. И во мне борются два желания. Перейти к Жилинскому, и пересидеть всё в тишине, или оказаться непосредственно причастным к громким событиям, связанным с армией. Мне даже интересно, чем закончится вся эта авантюра с ранним наступлением, которое по-другому я и назвать-то не могу. И тем более интересно приложить к этому свою руку непосредственно.
   Орановский сделал небольшую паузу, о чём-то задумавшись.
   - И к чему же вы склоняетесь сейчас? - Спросил его Самсонов.
   - К тому, чтобы остаться. Но не уверен, что это от меня зависит. В любом случае, если я останусь при штабе армии, можете всецело рассчитывать на меня.
   И тут, как по заказу, Самсонова нашёл удивительно быстрый ответ от Жилинского, в котором он выражал своё понимание сложной ситуации в армии, но уверял, что общая обстановка в штабе фронта ещё хуже, наступление начнётся через несколько дней, и ему без проверенного человека, никак не обойтись, а потому требовал отпустить Орановского. Вот так вот - требовал отпустить! А если не отпустить? Но самое интересное было дальше, потому что офицер, принесший телеграмму, тут же достал следующую, которая была адресована самому Орановскому. В ней слова были подобраны другие, Жилинский по сути жаловался, как ему плохо, и просил Орановского побыстрее закончить дела, и отбыть в штаб фронта в Волковыск. Начштаба и командующий переглянулись, Орановский немного подумал, очевидно, взвешивая для себя последствия различных решений, и тут же продиктовал, прямо при Самсонове, ответную телеграмму. Из которой следовало, что оставить штаб армии он сейчас не может ни в коем случае, потому что её формирование находится на критическом этапе, и любая оплошность, могущая возникнуть из-за его несвоевременного отъезда, приведёт к полной остановке движения, и срыву сроков наступления. А ответственность за это ляжет, в том числе и на штаб фронта, в который он, Орановский, и перейдёт согласно приказу командующего. Таким образом, он не только сорвёт подготовку к наступлению, но и сам же окажется в числе виноватых в этом, причём, в любом случае. В конце просил выделить ему время для завершения неотложных дел в Варшаве.
   Командующий с начштаба снова переглянулись. Орановский имел вид человека, принявшего ответственное и судьбоносное решение, что было недалеко от истины.
   - Вам это могут припомнить. - Негромко сказал Самсонов, с интересом поглядывая на начштаба.
   - Могут. - Согласился тот. - В некотором роде, я только что выбрал лодку, в которой плыть дальше. И сделал это осознанно.
   - Надеюсь, что вы не ошиблись. - Подбодрил его Самсонов, и продиктовал следом свою телеграмму.
   В ней он целиком соглашался с неявным приказом командующего фронтом, уверял, что понимает серьёзность и важность работы, которая выпала ему. И успокаивал, что непременно "отпустит" Орановского, как только минует критический этап в формировании армии из вновь прибывающих частей. Связной офицер вышел, а два генерала немного посидели в тишине кабинета, размышляя.
   (В реальности, Орановского действительно забрали в штаб фронта примерно в это время. А обещанная ему замена, в виде Постовского Петра Ивановича, прибыла только девятнадцатого августа. Постовский незадолго до этого также служил при штабе округа, но после годового отсутствия ему нужно было хоть немного времени, чтобы сориентироваться в обстановке. А его не было, потому что нагнал он армию, когда она уже перешла границу и вела бои с противником. За свой неуравновешенный характер Постовский получил прозвище "Бешенный мулла".)
   Уладив на ближайшее время дела с начальником своего штаба, Самсонов занялся связью и шифрами. Армейский разведчик подобрал какой-то старый отчёт по ремонту казарменных помещений округа, кусок которого и был размножен в типографии в объёме двадцати пяти страниц. Совместно с Федосеевым, и привлечёнными шифровальщиками из штаба, они разработали подробную инструкцию по использованию нового шифра для нужд армии. Она, не смотря на свою подробность, уместилась на одном листе, который и был переписан от руки в нужном количестве, снабжена всеми необходимыми печатями, и также готова для передачи в штабы корпусов и кавалерийских дивизий. В отдалённые Тринадцатый и Шестой корпуса доставку решили организовать аэропланами из Цеханова. Для чего туда и был отправлен специальный курьер на мобилизованном автомобиле.
   Улучив свободный момент между неотложными делами, Самсонов занялся, наконец, накопившейся текучкой, и тут началось! Во второй половине дня начали поступать сообщения от кавалерии, расположившейся у границы, что германцы крупными силами начали наступление по направлению Млавы. Завязались первые бои. Самсонов требовал удерживать городок и информировать его обо всех изменениях немедленно. Тут же он поинтересовался, как дела на временной станции, строительство которой было уже практически завершено недалеко от Новогеоргиевска, и где располагался Пятнадцатый корпус. Его заверили, что все пути уложены, стрелочные переводы установлены, и заканчивают сооружение водоналивных башен, с прокладкой труб от ближайших рек. Ну, они там действительно совсем рядом. Дальше сообщения от границы сыпались одно за другим. Противник активно продвигался вперёд, применяя большое количество артиллерии. Наша кавалерия несла потери и отступала, яростно огрызаясь. Что делать? Начинать выдвигать туда Пятнадцатый корпус? Так станция ещё не готова для работы в полную силу. Грузить войска в Новогеоргиевске? Оттуда максимум по два эшелона можно отправлять. А это один полк и его обоз. Начинать перебрасывать хоть так?
   На этом этапе размышлений, пришло сообщение, что среди наступающих частей установлено присутствие Тридцать Шестой пехотной дивизии. Поскольку Самсонов уже имел беседу с разведчиком о предполагаемом составе противника, то знал, какая дивизия какому корпусу принадлежит. И всё время сопоставлял это с известными ему из будущего данными о том, кто и где отметился. Многих деталей он, конечно, не помнил, но твёрдо был убеждён, что после начала наступления его армии, ей должен был противостоять только один армейский корпус и многочисленные части ландвера. Номера этого корпуса только не помнил. Но с другой стороны, из сведений разведчика он знал, что упомянутая дивизия входит в состав Семнадцатого корпуса Макензена, а эту фамилию он помнил в связи с совсем другими событиями и совсем в другом месте. А именно в противостоянии с нашей Первой армией. Просто фамилия командира специфическая, не совсем немецкая. Хотя, таких там было много. Чего стоит один только фон Белов. И что же получается? Вместо того, чтобы концентрироваться, как и положено, на востоке против Ренненкампфа, этот корпус теперь пошёл в наступление на юг, против него, Самсонова? А ведь где-то ещё один корпус здесь же. Или у германцев всё перемешалось, и теперь он вообще не может рассчитывать даже на те крохи знаний, что удержались в голове? Но почему? Да, он вёл всё это время активную подготовку, перетряхнул расположение корпусов, но всё это так далеко от границы, что само по себе ещё ничего не значит. Он не отдал ещё не одного распоряжения связанного непосредственно с боевыми действиями. Кавалерия пока что сама по себе, выполняет ещё установку Жилинского о беспокоящих набегах и уничтожении коммуникаций. Пехота ещё только собирается, всё происходит в глубоком тылу. Почему всё пошло не так, как он помнил? Неужели сбитый чёртов дирижабль так повлиял на планы германского командования?
   Если у Млавы отметилась одна дивизия, значит где-то там же и вторая. Плюс ландвер. И плюс, согласно данным разведки, где-то неподалёку ещё и Двадцатый корпус Шольца. Неизвестно, принимает он участие в наступлении, или нет, но где-то рядом, и в случае чего поддержит. Блин! Два корпуса! А у него под рукой только один, остальные чёрте где. Так, спокойно. Всё это ещё далеко. До Варшавы германцам ещё топать и топать. А железную дорогу они задействовать не смогут, потому что колея другая. Ни паровозов, ни вагонов, они в Млаве не найдут. Ни одного. Надо прояснить обстановку, и для этого нужна авиация. Хотел отправить телеграмму, но передумал, и затребовал связь по телефону.
   Вальницкий уже был в курсе происходящего, доложился, что представители Шестого корпуса побывали у него, обрадовались новшеству, и, забрав причитающиеся им накладки на винты, пулемёты и патроны, отбыли в своё расположение. Самсонов поставил ему задачу, осуществить полёты вдоль границы и за неё вёрст на тридцать, и оценить количество задействованных в наступлении сил. Особое внимание просил уделить району к востоку от Зольдау, где должен располагаться Двадцатый корпус Шольца. И вообще поискать его. Низко не летать, чтобы не подвергаться обстрелу с земли, в воздушные бои там категорически не вступать, а аэропланы противника по-прежнему сбивать только в глубине свей территории.
   Дальше. Чем это всё может грозить? Для германцев дорога на Варшаву перекрыта вынесенными вперёд фортами Новогеоргиевска. Под их же защитой находится и временная станция. От Млавы до неё восемьдесят вёрст. Дорога там не самая плохая, но и не германское шоссе. Топать по ней придётся дня три, не меньше. То есть непосредственной угрозы, как бы и нет. И поразмыслив спокойно на эту тему, он пришёл к выводу, что на Варшаву германцы с имеющимися силами всё равно не пойдут. Если только этих сил у них внезапно не прибавилось. А откуда они могут взять дополнительные силы? Только сняв их с западного фронта. Или отменив их отправку туда. А с чего бы это? Какой-то активности русская армия пока не проявляла, для полноценной мобилизации ей надо дней сорок согласно планам. И это противник наверняка знает. С чего бы им тогда так нервничать, и отменять свой тщательно продуманный блицкриг против Франции? Неужели неуклюжие набеги русской кавалерии на территорию Восточной Пруссии вызвали такой переполох? Что-то здесь не так. Может это очередной манёвр, с целью выманить неподготовленную часть армии к границе и разбить её там? Может быть, но надо уточнить.
   Для этого Самсонов вызвал к себе разведчика, и поинтересовался, что ему известно о последних перемещениях войск противника, и не могли ли здесь оказаться дополнительные части. Лебедев уверял, что нет. Абсолютно в этом быть уверенным, конечно, нельзя, но на внезапное усиление Восьмой армии, которая и должна оборонять Восточную Пруссию, ничего до сих пор не указывало. И о переброске крупных воинских соединений в этом направлении ему ничего неизвестно. Значит, это очередной набег, только более крупными силами.
   Но была во всём этом и одна неприятная сторона. Потому что все свои расчёты по переброски войск он делал с учётом Млавы, как конечного пункта. А теперь её, судя по всему, придётся оставить. И где тогда высаживаться? В Цеханове. А до него всего сорок с небольшим вёрст. И теперь получается, что он угробил кучу сил и средств для переброски на это незначительное расстояние в течение двух дней, за которые войска и так его преодолели бы. А самое обидное, что, как только они подойдут туда, то противник тут же отступит, и придётся топать пешком дальше. И чего он добился? Да, ничего! Кроме ненужной суеты. Вот, обидно-то!
   (На самом деле, в общих раскладах практически ничего не изменилось. Это наступление корпуса Макензена на Млаву, действительно было. И городок заняли, оттеснив оттуда нашу кавалерию. Никакой быстрой реакции на это со стороны русской армии не последовало. А когда спустя несколько дней пришла в движение наша Первая армия на востоке, немцы быстро сняли свой выдвинувшийся вперёд корпус с позиций, и перебросили против неё. Там его действия в основном и описаны в большинстве обзорных источников. Для Второй же армии Самсонова принципиально ничего не изменилось, потому что, когда он, спустя много дней, подошёл к Млаве, её стерегли лишь незначительные части ландвера, которые тут же отступили, не ввязываясь в бой. Таким образом, эпизод с занятием Млавы немцами, обычно опускается в описании боевых действий, как малозначительный и не повлиявший на общий ход развития событий. И даже если попаданец Анисимов на него где-то натыкался, то благополучно забыл такую деталь.)
   Решив подумать об этом потом, Самсонов отправил сообщение кавалерии, чтобы они, ведя арьергардные бои, отступали, не неся напрасных потерь. А также проинформировал об этом штаб фронта. Вскоре пришло сообщение с западных границ, что противник, небольшими силами снова двинулся вперёд, и на этот раз занял Калиш и Ченстохов, приграничные города. При этом можно было с уверенностью говорить, что захвачены паровозы и вагоны, которые оказались на этих станциях. Вернулись авиаторы. По их наблюдениям, на Млаву наступает полноценный корпус, о составе они, конечно, не могли сказать ничего. А другой корпус действительно находится восточнее, и стоит лагерем вдоль своей железной дороги у Вилленсбурга и Оттельсбурга. То есть, достаточно далеко, чтобы не успеть оказать помощь быстро в случае надобности, но и не настолько далеко, чтобы им совсем пренебрегать. Также авиаторы хвастались, что сбили ещё два германских аэроплана, и клялись, будто сделали это далеко от границы.
   Едва Самсонов закончил этот разговор, как позвонил Мартос, и поведал, что прилетал ещё один дирижабль, на этот раз с запада. Но теперь его ждала более достойная встреча. Мартос посчитал, что артиллерия всё равно сидит без дела, и установил на позиции ещё двадцать четыре орудия, нацелив в небо, таким образом, пушки целой дивизии. Эту часть он поставил в дальних рощах к северу от лагеря, где раньше стояли пулемёты. Впрочем, все их он убирать не стал, а только половину, которую поставил в кустах у лагеря. На всякий случай. И эти меры оправдали себя. Дирижабль, заходя с запада, прошёл над крепостью Новогеоргиевска, и сбросил туда четыре бомбы, а потом заинтересовался большим лагерем в стороне. Шёл так же, как и в прошлый раз, довольно высоко, на двух верстах, чтобы не подвергаться риску обстрела из винтовок. Его также подпустили поближе, а потом с двух секторов попросту расстреляли. Артиллеристы уже имели некоторую сноровку по стрельбе вверх, разрывы шрапнели ложились более кучно, и их теперь было намного больше. Дирижабль быстро начал терять высоту, так что даже над лагерем проходил в пределах досягаемости ружейного и пулемётного огня. И не смотря на то, что этого уже не требовалось, Мартос не смог удержать солдат от ожесточённой пальбы по дирижаблю. Патронов пожгли кучу! Но изорванный в клочья аппарат очень быстро рухнул на землю, верстах в десяти от лагеря. Выживших среди членов экипажа не оказалось, а остатки дирижабля взяты под охрану. Мартос просил сообщить в штаб фронта об этом, чтобы выслали специалистов для их осмотра.
   Вечером Самсонов отправил телеграмму в штаб фронта о том, что Млава оставлена, и просил выделить ему дополнительные силы для организации контрнаступления. Ответа не было. Очевидно, Жилинский погряз в совещаниях с Верховным Главнокомандующим.
   А на следующий день, тринадцатого августа, Самсонов получил известие, что Млава действительно занята. Правда, противник осторожничал, опасаясь подвоха, и сделал это лишь утром. Доблестная кавалерия, получив приказ об отступлении, выполнила его столь рьяно, что остановилась лишь у Цеханова. Узнав об этом, Самсонов приказал немедленно выслать небольшие отряды снова на север, но в бой не вступать, лишь ведя наблюдение за противником с безопасного расстояния. И доложить о занимаемых им позициях. Также в тот район были отправлены аэропланы, для разведки и оценки количества войск.
   Вскоре пришла телеграмма от Жилинского. Да, не просто телеграмма, а целая директива, на основании аналогичного послания в штаб фронта от Верховного Главнокомандующего Великого Князя Николая Николаевича. В ней объявлялось о начале наступления для Первой армии с завтрашнего дня, четырнадцатого августа, а для Второй армии с шестнадцатого. Для этого ей передавался Первый корпус после его прибытия, 2-я пехотная дивизия из состава Двадцать Третьего, и 1-я стрелковая бригада. Это кроме уже имеющихся сил. Второй корпус Шейдемана, располагавшийся напротив озёр в Агустове и Осовце, также включался в состав Второй армии, и должен был прикрывать её правый фланг, а также служить для связи между ней и Первой армией Ренненкампфа. Больше никаких указаний не было, и что делать с противником, занявшим станцию на направлении движения армии, не говорилось.
   Уже что-то! До шестнадцатого числа армия по любому успеет собраться. Надо проверить в каком она состоянии сейчас.
   Пятнадцатый корпус Мартоса на месте, и полон сил. 2-я пехотная дивизия и стрелковая бригада - рядом, в Новогеоргиевске. Шестой корпус собран в Остроленке, выслал вперёд сапёров для улучшения дорог. Тринадцатый - собирается в Ломже. Одна дивизия полностью уже там, вторая на подходе. Сапёры также ушли вперёд. Ну, и совсем далёкий Второй корпус, состоящий из четырёх дивизий, по донесениям собран на своей длинной линии расположения, и в целом готов к наступлению. Вопрос - чего мы ждём? Пока Первый корпус соберётся? А надо ли? Противник вот он, уже на нашей территории, и чувствует себя пока что в явной безопасности. Силы достаточно крупные, но не настолько, чтобы противостоять целой армии. Другое дело, что армию он туда и не сможет перебросить, но даже если два корпуса, то можно и повоевать, ослабив неприятеля. Но проблема вся в том, что согласно расчётам по перевозке войск, даже в уплотнённом состоянии, за раз он сможет туда перебросить только одну дивизию. И пока туда доберётся вторая, то пройдёт слишком много времени. И эта дивизия будет уже разгромлена. Бить противника по частям, не вчера придумали, и германцы об этом прекрасно знают. А тут мы ещё и сами сделаем им такой подарок. Поэтому перевозку войск надо осуществлять на такой рубеж, до которого противник быстро дойти не сможет, даже если узнает об этом. И по всему выходило, следует вернуться к своей прежней мысли о том, что вся эта суета с железной дорогой оказалась пока что бессмысленной. В лучшем случае обозы подвозить.
   Так, пребывая в тяжких раздумьях о тщете своих усилий что-то изменить, Самсонов дождался сообщений от авиаторов и кавалерии. И выяснилось, что германцы выдвинули свои передовые позиции вёрст на шесть к югу от Млавы, заняв склоны высоких холмов, обращённых в нашу сторону. С воздуха там замечена и артиллерия, но поскольку противник тщательно маскируется, то сказать что-либо о его количестве было затруднительно. Довольно много войск оставалось в самой Млаве, расположенных вокруг неё лагерем. И дальше, в Зольдау, находилось довольно большое скопление, возможно около дивизии. Везде на подъездных путях замечено большое скопление вагонов. Положение Двадцатого корпуса Шольца на востоке было без изменений. Передовая линия расположения подтверждалась и кавалерией, наблюдавшей её в бинокль от небольшого городка Ступск, который не был занят противником.
   Итак, если подумать, то Семнадцатый корпус, похоже, расположился в районе Зольдау-Млава. Возможно, там ещё есть части ландвера, которые не удалось идентифицировать, но их должно быть немного, потому что они рассредоточены вообще вдоль всей границы. Однако, ведут германцы себя уверенно, выдвинув вперёд только одну дивизию, раз вторая осталась в Зольдау. Да, и чего им опасаться? Позиции у них выгодные, на возвышенности. В случае чего, вся дивизия быстро окажется там. Это если вперёд двинется кавалерия. А с ней они в любом случае справятся, потому что в обеих кавалерийских дивизиях линейного состава едва на шесть с половиной тысяч, и сорок восемь лёгких орудия. А в одной германской пехотной дивизии двенадцать тысяч человек и семьдесят два орудия, включая восемнадцать гаубиц по 105 мм. Против серьёзных сил они в любом случае драться не намерены. Едва завидев их, сразу отойдут. Могут ещё и станцию взорвать. А серьёзные силы в один момент туда не перебросишь к ним под нос. Собирать их в стороне - узнают, и успеют смыться. Тогда стоит ли суетиться, и гонять людей туда-сюда, если результат от этого будет всё равно нулевой? Проще подождать шестнадцатого числа, и не спеша двинуться согласно плану.... А что у нас со станцией?
   Запросил связь, а когда соединили, то с удовлетворением услышал, что станция полностью готова к использованию. Водоналивные башни сооружены, рукава к рекам протянуты, начата закачка воды и вскоре несомненно будет закончена. Большая часть вагонов уже собрана на путях, и можно начинать формирование эшелонов. Ага! Быстро закончив разговор, Самсонов вызвал к себе начштаба, железнодорожника и разведчика. Предстояло кое-что обсудить. Когда те прибыли, то решил высказаться о своих намерениях.
   - Господа, не буду ходить вокруг да около, а потому сразу скажу, что, на мой взгляд, противник подставляется. По данным авиаразведки и наблюдениям кавалерии с передовой, германцы удерживают Млаву силами одной дивизии. Возможно, при поддержке небольших частей ландвера. Ещё одна дивизия находится в Зольдау, и, конечно, может быть переброшена на помощь довольно быстро, но всё же это потребует времени. Вопрос весь в том, успеем ли мы опередить их в развёртывании. - И после этого окинул присутствующих внимательными взглядами.
   Первым голос подал Орановский:
   - Выгрузку придётся осуществлять на некотором удалении от их передовой позиции. Оптимально вёрст в двадцать, чтобы нас не застали врасплох. Пока накопим силы, пока дойдём, они уже всё поймут, и успеют отойти. Наступать дальше - значит подвергнуться риску удара превосходящих сил. А наращивать свою численность, снова терять время, и давать им возможность сманеврировать.
   - Всё верно, Владимир Алоизиевич. А если подвезти войска скрытно и поближе?
   - Как это возможно? В любом случае, паровозные дымы выдадут нас. Противник заинтересуется, и может даже нанести упреждающий удар, пока мы не развернулись в боевой порядок.
   - А ночью?
   - А куда они пойдут ночью в незнакомой местности? Разбредутся по округе, потом полдня собирать будем.
   - Это для пехоты местность незнакомая. А кавалерия там пасётся уже почти две недели. Идея следующая. Передняя линия обороны противника нам в общих чертах известна. Она даже очевидна, поскольку пролегает по склонам господствующих там холмов. Дозоры кавалеристов расположены перед ними, и утверждают, что дальше германцы пока что выдвигаться не собираются. Что и логично, зачем менять хорошую позицию, если наступать никто не собирается. У них на это просто нет сил. И я предлагаю воспользоваться уверенностью противника в себе. Для начала наметить рубежи развёртывания наших прибывающих туда сил и привязать их к дорогам, идущим в направлении примерно параллельном позициям противника. А потом, дать задание кавалерии с вечера, пока ещё светло, расставить вдоль этих дорог скрытые посты. Это-то они смогут? Не заблудятся? Вряд ли несколько человек, маячащих в отдалении, заставят германцев беспокоиться сразу.
   Но на всякий случай следует предупредить, чтобы на открытом месте не стояли. В принципе, много людей там не надо. Достаточно расставить эти посты на каждом перекрёстке маршрута. А войска со станции мы начинаем перебрасывать поздно вечером, чтобы эшелоны подходили туда однозначно в темноте. Конечно, на разумном удалении от позиций, чтобы не попасть под обстрел артиллерии в любом случае. В идеале это вёрст десять до первого эшелона. Высаживаются с использованием фонариков и факелов. Ночи сейчас лунные, погода ясная, и это отчасти облегчит нам задачу. Прибывших сразу встречают специальные провожатые из числа кавалеристов. И колонны уходят в направлении, указанном в предписании. Собственно, направления будет два - налево и направо. А потом, они только останавливаются в нужном месте, следуя вдоль цепочки постов, которые, напоминаю, стоят на каждом перекрёстке, и просто указывают направление на следующий такой пост. Ну и подтверждают, какая деревня позади, а какая впереди. Всё. Большего постовым и знать не надо. А командиры частей уже останавливаются согласно предписанию, или на нужном перекрёстке, или у нужной деревни. За ночь войска разворачиваются на рубежах для атаки, а с рассветом начинают штурм неукреплённых позиций на холмах. Основная часть дивизии противника находится всё равно в Млаве. Добежать на помощь не успеют. А заняв холмы, и расставив там корректировщиков, мы наведём огонь своей артиллерии на противника. Это общий ход действий. Разумеется, нам его сейчас надо будет детально проработать, хотя бы на начальную стадию развёртывания. А там посмотрим. И ещё одно. Часть кавалерии надо будет сразу, ещё сегодня, отправить на глубокий охват флангов. Причём демонстративно. Чтобы противник больше опасался за них, и даже оттянул туда часть сил. Думаю, что по два полка от каждой дивизии будет достаточно. Что скажете?
   Подчинённые переваривали поток генеральских мыслей. В принципе, ничего нового и необычного в ночных маршах и развёртывании на рубежах атаки не было. Не была новой и сама идея ночной атаки. Но вот переброска за ночь значительного количества войск по железной дороге с их выходом на рубежи, это было неожиданно. С другой стороны, для переброски всё было уже продумано, это просто немного удлиняло этап выхода.
   - С обозами будем перебрасывать? - Уточнил Орановский.
   - Нет, конечно. Это действительно сильно замедлит продвижение. Обозы подвезём чуть позже и отдельно, чтобы люди могли после боя поесть нормально. Независимо от того, удачный он будет или нет. Не получится, отступим. Получится, получим первую победу на свой счёт.
   - Тогда что повезём вместо обозов?
   - Артиллерию с запасом снарядов. Давайте прикинем, что у нас получается по переброске. Однозначно идут четыре эшелона с линейным составом дивизии. Остаются ещё четыре, которые мы можем загрузить чем-то. Это, конечно, артиллерия дивизии. Два эшелона. Третьим можно пустить тяжёлый артиллерийский дивизион. А вот четвёртым.... - Самсонов задумался, потому что выбор был не прост.
   - Можно штаб корпуса. - Предложил Орановский.
   - Можно, и он там будет полезен. Но в этом эшелоне у нас вагоны с линейным составом кавалерийского полка. А кто тогда будет здесь грузить их лошадей? Надо их куда-то перераспределить. Сколько там вагонов под них? - Спросил Самсонов у Лядова.
   - Восемь. - Ответил он, быстро справившись в своём блокноте. - Можно на следующем этапе пристегнуть их к какой-нибудь дивизии. Будет не тридцать три, а сорок один вагон. Нормально.
   - Что мы тогда грузим во вторую очередь? - Продолжил Самсонов.
   - Под артиллерию у нас больше платформ не остаётся. - Вставил Лядов. - Надо ждать возвращения отправленных эшелонов.
   - Значит обозы?
   - Да. Можем во второй очереди отправить обозы пехоты, четыре эшелона, обоз артиллерии, и объединённый обоз тяжёлого артдивизиона и кавалерийского полка. Сгружаем на месте, и отводим в поле подальше, чтобы они потом не мешались. Там они и ночуют.
   - Хорошо. Тогда следующим этапом у нас идёт вторая дивизия с пристёгнутыми к ней вагонами кавалерийского полка, два эшелона с артиллерией, и два эшелона с лошадьми.
   - Да. - Согласился железнодорожник. - А во вторую очередь отправляем обозы пехоты, четыре эшелона, обоз артиллерии второй дивизии, и сапёров.
   - Именно. - Согласился Самсонов. - Немного изменили порядок, но всё уложилось в два этапа. А это, как мы помним, занимает не более четырнадцати часов. Может, чуть меньше в нашем случае. Да, на месте выгрузки, надо будет установить полевой телеграф, и отправлять по нему сведения о прибытии или убытии эшелонов. В общем, первоначальный расклад именно таков. Теперь по месту высадки и рубежам развёртывания.
   И все подошли к большой карте.
   - Высадку предлагаю делать в селе Косины. До передовых позиций противника оттуда по прямой восемь вёрст. Артиллерия, наверняка стоит чуть дальше, поэтому, даже если всё провалится, и мы будем обнаружены, то своим огнём они нас не накроют. Зато, оттуда идут очень удобные для нашего развёртывания дороги в нужных направлениях. Вот вдоль них-то кавалеристы и должны будут расставить скрытые посты. Расстояние там будет приличное, опасений у германцев это вызвать не должно. Дальше, два полка налево, два направо. Артиллерия аналогично. Тяжёлый дивизион оставляем в центре. Разумеется, прячем артиллерийские позиции за рощами, садами и самими деревнями. Теперь по срокам. Высадку на месте, надо начинать часов в десять вечера. Значит, отправляться первые эшелоны с нашей станции должны в восемь тридцать. К этому моменту, они должны быть накормлены, и выстроены у путей. Итак, в десять на месте, в одиннадцать тридцать заканчивают высадку. В час ночи возвращаются назад, в два тридцать везут вторую дивизию, и в четыре привозят на место. В пять тридцать заканчивают разгрузку, но в это время уже начинает светать, и они никуда не успеют. Значит, собственно бой будет начинать только одна дивизия, и от её успеха будет зависеть всё остальное. Поэтому, рубежи для неё, нам надо наметить такие, чтобы она успела за... сколько там... шесть часов выйти к ним. С учётом того, что в темноте они будут двигаться всё же не очень быстро. Давайте это обсудим....
   И после этого, присутствующие углубились в обсуждение. Времени было мало, поэтому все спешили. Но с другой стороны, обсудить надо было расположение только одной дивизии по сути, а не целой армии, управились относительно быстро. После этого, Самсонов запросил связь по телефону с Любомировым, командовавшим кавалерией, и, дождавшись, подробно объяснил ему весь расклад. А чтобы он не путался, обещал сразу отправить телеграмму с указанием назначенных пунктов для развёртывания. Орановский сразу после этого ушёл составлять диспозицию для корпуса Мартоса, а Лядов список и порядок следования эшелонов. Всё завертелось, посыпались приказы и распоряжения, штаб пришёл в движение, забегали ординарцы и адъютанты. Продиктовав дублирующую телеграмму Любомирову, Самсонов перевёл дух, и уставился на карту - не упустил ли он чего? В глубине души шевельнулась мысль про Полонскую, которая, очертя голову полезла не понимая куда. Но заставил себя не думать сейчас об этом, снова сосредоточившись на предстоящей операции. А ведь авантюра!
   Немного подумав, он всё же решил не ограничиваться приведением в движение только одного корпуса. И следом отдал приказ о выдвижении в район Новогеоргиевска 1-ой стрелковой бригады. А 2-ой дивизии, которая уже была там, подготовиться к следованию с утра на временную станцию. После этого, отправил телеграмму в Шестой и Тринадцатый корпуса, чтобы они завтра тоже начинали движение в сторону границы, по ранее указанным маршрутам, которые уже готовят их сапёры. Правда, Тринадцатый корпус собрался ещё не весь, поэтому выступать следовало одной дивизии, а второй двинуться следом, когда соберётся. Ну, и Второй корпус Шейдемана завтра тоже должен был выдвинуться вперёд, чтобы заблокировать проходы между озёр, и лишить противника возможности там маневрировать. Таким образом, он начинал наступление раньше своего срока, но одновременно с Первой армией. Обстоятельства вынуждали его к этому. Впрочем, движение армии, пока она не пересекла границу, можно и приостановить всегда. Опять же, подождать обозы...
  

Глава 8

  
   Ближе к вечеру, когда приготовления к погрузке на временной станции шли полным ходом, Самсонов ещё раз отправил авиаторов на разведку, чтобы уточнили, нет ли каких существенных изменений на ближайших позициях противника. Зарядил на это дело также и 6-й авиаотряд, но его задача была просмотреть границу к востоку от Млавы. А потом связался с Мартосом. Тот уже получил подробное предписание, был бодр и полон энергии. Самсонову даже пришлось немного умерить его пыл, и убеждать, что если всё пойдёт не так, то лучше отступить, чем нести напрасные потери. Так же заверил его, что корпус не в одиночестве, следом готовятся к отправке и другие части. И вообще, вся армия начинает движение вперёд. Особое внимание просил уделить налаживанию связи между разворачивающимся корпусом, и штабом. А также чёткому взаимодействию, между пехотой и артиллерией. Проводов не жалеть, связь обеспечить бесперебойную. Мартос заверил, что всё сделает, лишь бы германцы их раньше времени не обнаружили.
   Затем ещё раз связался с Любомировым. Тот доложил, что по два полка от каждой дивизии отправлены в обход, каждый забрал с собой по шестнадцать орудий. Судя по поступившим донесениям, обошлось без крупных столкновений. Основные позиции обошли на приличном расстоянии, а дальше высылали малые группы на разведку, завязывая перестрелки с патрулями флангового прикрытия. Удалившись от основных позиций достаточно далеко в стороны, разогнали отряды бокового охранения противника, и двинулись дальше на север. Больше донесений не поступало, потому что в ту сторону провода тянуть они не будут, а радиостанций с собой отряды не имеют. Но первый этап задачи, судя по всему выполнен - кавалерия совершила обход и углубилась за позиции противника. Цель манёвра они понимают, присутствие своё должны обозначить вскоре, а в затяжной бой вступать не будут.
   На ночь Самсонов остался в штабе армии, регулярно получая донесения о ходе погрузки, отправлении и прибытии эшелонов. Вскоре, когда Мартос развернул свой командный пункт на месте высадки, начали поступать и первые донесения от него о выдвижении полков на рубежи. Самсонов пил чай стаканами, отмечал складывающуюся ситуацию на карте, и спать совершенно не хотелось.
   Всё что происходило в это время, он узнавал, разумеется, с некоторым опозданием. События разворачивались без его непосредственного участия. Но позже, когда всё завершилось, он смог восстановить довольно подробную картину происходящего по докладам и отчётам, предоставленным командирами частей, и рассказу самого Мартоса, который, по сути, и руководил боем.
   Первые эшелоны отправились по расписанию. Но их прибытие на станцию несколько растянулось по времени сверх ожидания. Потому что движение происходило в грубейшем нарушении основного правила железной дороги, один перегон - один поезд. А тут, сразу восемь эшелонов, следующих друг за другом. Они, конечно, выдерживали безопасную дистанцию, но машинисты нервничали, набирать скорость опасались, и прибавляли ходу только тогда, когда передний поезд начинал теряться из виду. Когда нагоняли, то снова притормаживали. Но в целом, возможно потому, что первый эшелон гнал на полную, опоздание было не слишком большим, минут пятнадцать для последнего эшелона. Выгрузка тоже проходила отнюдь ни как по нотам. В темноте это не самое простое занятие, хоть и луна светила хорошо, и фонариками, и факелами подсвечивали, но с сооружением трапов провозились долго. К счастью, на это был отведён щедрый запас в расчётах по времени, а насыпь под путями была небольшой, всего аршин (72 см). Обошлись короткими трапами. Эти сложности касались, разумеется, только артиллерии. Пехота высыпалась из своих вагонов довольно бодро. На месте их уже встречали провожатые из офицеров кавалеристов, которые быстро нашли своих подопечных, благодаря тому, что знали, в каком эшелоне по счёту, какой полк следует. Местность была удачная. Справа был пологий уклон вниз, дальше небольшой ручей, а слева, куда и производилась высадка, ровная хорошая площадка. Чуть в стороне дорога, которая и вела к первой цели высаживающихся войск селу Косины. Это село, а также расположенный дальше городок Ступск, и прикрывали место высадки от взглядов со стороны далёких позиций противника. К тому же, местность перемежалась садами и рощами, и можно было не опасаться, что за восемь с лишним вёрст кто-то ночью сможет разглядеть пятна света от фонарей и факелов.
   Пехота тронулась первой. Это была 6-я дивизия Торклуса. Муромский и Нижегородский полки двинулись на восток, а Низовский и Симбирский на запад. Там, с западной стороны, позиции противника не имели столь выраженного преимущества. Всё дело в том, что облюбованные им холмы, тянулись не перпендикулярно железной дороге, а наискосок, как раз в этой стороне уходя довольно далеко на юг. И германцы не рискнули так сильно удаляться от Млавы. Поэтому здесь их позиции спускались в низину, и располагались прямо по полям и между мелких ручейков, русла которых были окаймлены зарослями кустарников и ивы. А вот с востока, местность была просто великолепная для обороны. Холмы дугой опоясывали Млаву, открывая прекрасный вид на окрестности, и являя собой очень удобный естественный рубеж. Где-то на их вершинах даже был небольшой лес, узким языком спускавшийся в низину. Правда, его конфигурация была неудобной формы для сокрытия за ним батарей, но можно было не сомневаться, что где-то там они всё же припрятаны. Местами германцы вырыли неглубокие окопы, расположив в них в сумме около двух полков. Впрочем, особо упорно они оборонять Млаву не собирались, а для отражения возможной атаки кавалерии этого, на их взгляд, было достаточно. Почти половина дивизии просто стояла лагерем вокруг Млавы, ожидая дальнейших распоряжений из штаба.
   Но самое интересное в этой стороне, было то, что дорога, по которой начали выдвигаться наши полки, тоже описывала дугу, и более крутую, чем линия холмов, постепенно сближаясь с ними. В конце она упиралась в небольшую деревеньку Носажево, а потом, конечно, шла дальше, но край этой деревеньки довольно близко подходил к тому самому лесочку, который был кандидатом номер один на скрытое расположение артиллерии противника. Кавалеристы, расставляя вечером посты, даже не рискнули туда сунуться - уж очень близко дорога проходила от позиций противника. Из винтовки можно добить. А от окраины деревни до них и вовсе было рукой подать. Но тщательное наблюдение за ней, показало, что германцы в неё не ходили, да и сами позиции у них там одно название. Это было просто прикрытие. Правда, оставалось неясно, что у них припрятано в лесу и за ним.
   В общем, перспективное место, подходу к которому уделялось особое внимание. Последний пост был выставлен на развилке дорог, прячась в кустах. А дальше, пехота должна была просто топать по прямой в темноте. Сворачивать там было некуда. Дойдя до деревни, разведать ситуацию и решить, где занять позицию. От места высадки сюда было около одиннадцати вёрст, с учётом изгибов дороги.
   В общем, справились, и уже часа в два ночи, расположились на привал, спрятавшись за деревней, выслав на улицы патрули, а на окраины дозоры. Продвигаться дальше по дороге опасались, потому что она начинала подъём на холм, где позиций противника днём вроде не было замечено, но мог быть наблюдательный пункт. Уж очень место хорошее для присмотра за флангами. Только далеко.
  
   Следом двигалась артиллерия, рассредоточившись между садами и рощами, прячась за деревнями, и высылая вперёд и на фланги корректировщиков на скрытые позиции, которые разматывали за собой линии телефонных проводов. По одной батарее было оставлено в резерве, не разворачивая их в боевое положение. Эти орудия предполагалось выдвинуть на рубежи в зависимости от складывающейся ситуации. А возможно, просто двинуть вперёд, если удастся с ходу занять холмы или другие позиции.
   К моменту рассвета в Конопках уже выгрузилась вторая дивизия. Пехота выдвинулась прямо вдоль железной дороги за городок Ступск, под прикрытием тяжёлого дивизиона и двух батарей кавалерии. Остальная артиллерия подтягивалась от места высадки. Вся кавалерия готовилась начать движение на фланги, чтобы по возможности поддержать там нашу пехоту и осуществить охват.
   На хрупкой грани дня и ночи всё замерло в установившейся тишине. Птицы только раздумывали, начинать им петь, или ещё помолчать. Перед нашими солдатами вдалеке неясно начали проступать контуры холмов. Нижегородский полк, под командованием Мейпариани Захария Александровича, сосредоточился на окраине деревушки Носажево, прячась в высокой траве. Высылать разведку вперёд побоялись, потому что если бы она нарвалась на дозор германцев, то наверняка возник бы шум, который обязательно всполошил противника. Наступать полк должен был в двух направлениях. Это решил уже сам командир. Прямо на холмы основными силами, совершив быстрый бросок. И в сторону, куда уходила дорога, и где могли быть дозоры противника, а может и корректировщики вражеской артиллерии. Свои же пушки, он развернул прямо позади деревни, пряча их за домами. Корректировщики засели в огородах. С рассветом, возможно, переберутся на чердаки окраинных домов. А одну батарею предполагалось выдвинуть на холм справа, куда уходила дорога, и когда он будет занят пехотой.
   Пора. Мейпариани махнул рукой ближайшим офицерам, те подали сигнал своим солдатам. Поднимаясь из мокрой от росы травы, они молча, скорым шагом двинулись вверх по склону. За ними, волной поднимались остальные. Вскоре весь полк устремился наверх. Минут через пять уже можно было уверенно различать предметы вокруг, и солдаты, по команде офицеров, перешли на лёгкий бег. Вот, впереди показались темнеющие контуры леса. Вокруг только шелест сапог по траве, и всё более утяжелявшееся дыхание бегущих в гору людей. Казалось, что они так и добегут до самого леса, никого не встретив.
   Но вдруг впереди раздались чьи-то голоса, затем заполошный крик, и совсем рядом из травы повыскакивали люди в серо-зелёных мундирах. То тут, то там, отдельными группами. Было их немного, вскакивали они явно спросонья, не веря своим глазам. Но вот кто-то всё же нажал на курок, в рассветной тишине оглушительно прогремел выстрел, оборвавший чью-то жизнь. В ответ наши, не сговариваясь, дали дружный залп. Дальше скрываться не было смысла. Германцев, как косой скосило. Не всех, конечно, кто-то и сам упал, закрывая голову руками, понимая, что шансов нет. Кому-то просто повезло, и он лихорадочно передёргивал затвор. Всё это происходило на расстоянии шагов тридцати. Перестрелка быстро закончилась, цепи наших солдат захлестнули дозоры противника, и, оставив по несколько человек на окучивание пленных, двинулись дальше к лесу, который был уже совсем рядом. Оттуда тоже раздались выстрелы, вспышки которых хорошо различались в не до конца разогнанной тьме. А на фоне леса тем более. Наступающие стреляли в ответ на ходу, ориентируясь на эти вспышки. Как вдруг раздалась длинная очередь пулемёта, сразу скосившая человек десять. Остальные тут же попадали в траву, поднимались на колено, быстро стреляли в ответ, и тут же снова прятались. Где-то в стороне, тоже заговорил второй пулемёт, так же остановив атаку. Но полк подошёл уже очень близко к лесу.
   Два пулемёта, оказавшиеся здесь, имели теперь слишком узкий сектор обстрела. А промежуток между ними был достаточно велик. На края они вообще не доставали. Русские, как только пули переставали свистеть над головами, вставали на колено и стреляли, быстро сообразив, где находится пулемёт. Это очень мешало вести прицельную стрельбу, заставляя пригибаться и нервничать. В тех местах, которые не попадали в зону обстрела адской машинки, атакующие влетели в лес, сцепившись с засевшими там германцами.
   Перевес был однозначно на стороне наших. Сопротивление оказалось быстро подавлено, где пулями, где штыками, а где и просто прикладами. Некоторые из германцев, наверно, наиболее умные, или тонко чувствующие, успели убежать в заросли до того момента, как в них ворвались атакующие. Потому что остальных довольно безжалостно расстреливали в спину, мстя за те неприятные моменты, когда шли в полный рост, а по ним палили из-за деревьев. Пулемётчиков обошли с боков, убежать они, конечно, не успели. Впрочем, пленных оказалось довольно много.
   Правофланговый батальон вообще выскочил на расположение батареи, спрятанной за специфическим выступом леса. Батарея была действительно спрятана, находилась в лесу, и даже не приведена в боевое положение, потому что было неизвестно, куда ей придётся стрелять. Манёвры русской конницы в окрестностях, окончательно запутали германцев, и они держали артиллерию в походном положении, чтобы она могла в любой момент выйти на нужные позиции, и развернуться в нужную сторону. Правда, этот любой момент не подразумевал рассвет, и то, что наступающая пехота окажется прямо перед носом и откроет частый огонь из винтовок. Жидкая линия охранения здесь тоже была быстро смята, артиллеристы спросонья всё же попытались развернуть орудия между деревьев, или выкатить их на свободное пространство, но частые выстрелы и большие потери поумерили их пыл.
   Теоретически шансы у них были успеть развернуть несколько пушек, и сделать выстрел в упор, но это их точно бы не спасло. Поэтому, здраво рассудив, они, сначала по одному, а потом и всем скопом, бросились в лес. А им вдогонку азартно стреляли русские пехотинцы.
   Батальон, посланный по дороге вправо, на выступающий вперёд холм, действительно обнаружил там, в кустах, наблюдательный пункт корректировщиков под прикрытием взвода пехоты. После короткой перестрелки, всё было кончено. Путь к бегству пролегал по открытой местности, и оставшиеся в живых, в том числе и корректировщики, сдались. Сразу же был отправлен гонец вниз, к своей артиллерии, чтобы она быстро выдвигалась на холм, откуда открывается такой живописный вид.
   Это был, пожалуй, самый успешный эпизод утренней атаки. Потому что на остальных участках так близко, а главное, незаметно, подобраться к позициям противника не удалось. Полки, развёрнутые в центре, заняли свои рубежи ещё раньше, и в темноте, начали осторожно продвигаться вперёд по полям. Но там не нашлось столь явных ориентиров, по которым можно было бы оценить расположение германцев, как на правом фланге. Остановились на безопасном расстоянии, чтобы не выдать себя раньше времени. Артиллерия сзади, в укрытиях, стволы развёрнуты примерно в сторону противника. Корректировщики попрятались в кустах, установив связь по телефону с батареями. Когда начало светать, пехота так же молча двинулась вперёд. Им, конечно, помогло то, что с холмов внизу всё по-прежнему казалось серым, и их продвижение ещё довольно долго оставалось незамеченным. Но когда на востоке загремели выстрелы, германские дозорные не стали искушать судьбу, и тоже начали стрелять в нашу сторону. Началась стрельба в ответ, дозорные побежали. Но противник уже был разбужен, их передовые части быстро занимали позиции, разворачивалась артиллерия и пулемёты. И вскоре на нашу пехоту обрушился шквал огня, вынудив её залечь. К счастью, произошло это уже на довольно крутых склонах холмов. Поэтому, когда германские корректировщики всё же навели свою артиллерию на наступающих, то большинство снарядов летело мимо и дальше. Их пушки стреляли в лучшем случае с вершины, а то и из-за позиций за ней. Возникал эффект пресловутого "обратного склона", на который очень трудно попасть при навесной стрельбе. А ещё труднее рассчитать время подрыва шрапнели. Это наших и спасло. Фугасы рвались спереди и сзади, шрапнель в воздухе, но в основном пролетала мимо, параллельно склону. Конечно, были потери, но всё могло быть намного хуже. Вражеские пулемёты тоже чесали поверх голов. Но и высунуться было проблематично. Двигаться в таких условиях дальше означало выбрать верную смерть. А потому ждали.
   Тем временем, стало достаточно светло, наши корректировщики уже присмотрелись к холмам, и дали первые установки по телефонам. Сзади послышался грохот выстрелов 152-х мм гаубиц, с боков подключились трёхдюймовки. Часть снарядов ложилась на подсвеченные вспышками выстрелов позиции пехоты. Когда по ним пристрелялись, а делать это на склоне холма, обращённого в нашу сторону, было очень удобно, то перешли на шрапнель, которая начала косить там пехотинцев, независимо от того, лежали они, или стояли. Мелкие окопы спасали от неё не всегда, а высовывать голову наверх в таких условиях и вовсе не хотелось.
   А часть снарядов полетела сразу за сады и рощи, где хотя бы теоретически могли находится скрытые батареи. И иногда они их там находили. Постепенно, основной огонь нашей артиллерии начал переноситься всё в большей степени дальше, наугад нащупывая там вражеские орудия. Вскоре, на правом фланге наша пехота прошла насквозь небольшой лесок на холме, и вышла ещё на две батареи, стоявшие прямо за ним. Приблизиться не рискнули, потому что чуть в стороне рвались наши же снаряды, иногда цеплявшие расчёты противника осколками. Поэтому открыли винтовочную пальбу между деревьями, выбивая обслугу. Германцы вскоре сообразили, в чём дело, попытались было развернуть несколько орудий, но тогда именно по ним открылся наиболее ожесточённый огонь. В конце концов, противник бросил всё и побежал. По ним некоторое время ещё стреляли, но делать это из глубины леса было неудобно на большое расстояние. А выходить из него под огонь своих же снарядов совершенно не хотелось. К тому же, иногда они залетали и в лес, убивая своих. Впрочем, вскоре до артиллеристов дошло известие о том, что пространство за лесом очищено от неприятеля, батареи брошены, и огонь следует прекратить. Начали подтягивать и свои пушки на холм, выдвигая корректировщиков на край леса, откуда открывался хороший обзор на другие батареи противника, и на саму Млаву, откуда выдвигались на помощь своим остальные части дивизии.
   Хуже всего могло быть на левом фланге. Потому что там позиции противника между ручьями и кустами были установлены не чётко, и только по счастливому стечению обстоятельств на них не напоролись ночью. Но когда начали наступление там, то оказалось, что свой фланг вообще подставили под огонь небольшого отряда, оказавшегося в стороне. Это вызвало поначалу смятение в рядах наступавших, и крайний батальон отступил. Германцев такой поворот событий воодушевил, и они, потеряв из виду ретировавшийся батальон в кустах за ручьём, двинулись дальше, чтобы фланговым огнём смести следующий.
   Но наши далеко не ушли, оставив в зарослях наблюдателей, которые обнаружили, что противника всего две роты. Тут же сообщили об этом своему командиру, который опять двинул батальон вперёд. И теперь уже противник попал под неожиданный фланговый огонь, бросил свой пулемёт и побежал. В целом, события на этом фланге разворачивались примерно так же, как и в центре. Вскоре наступление было остановлено артиллерийским огнём, пехота залегла. Здесь был другой нюанс. Её было довольно трудно засечь в таком положении, потому что местность была сильно заросшая кустами и рощами, прорезана долинами нескольких ручьёв, вдоль которых росли и высокие деревья. И сказать наверняка, где залегли русские, было довольно трудно. Поэтому германцы стреляли можно сказать по площадям, что конечно, наносило вред, но опять же, всё могло быть намного хуже. А вскоре, подключилась и наша артиллерия, заставив попрятаться в окопы вражескую пехоту, и сильно беспокоя близкими разрывами орудийную прислугу. Но здесь её огонь был тоже малоэффективен, потому что корректировщики мало что видели.
   На правом фланге к тому времени уже образовалось некое затишье. Спешащие туда наверх по пологому склону подкрепления из Млавы, ещё не вошли в зону поражения. На кромку леса уже вышли наши корректировщики, но артиллерия ещё не подтянулась. Лошади выбивались из сил, затаскивая орудия на крутой холм, им помогали люди. Ситуация для германцев, наверно, ещё не была ясна до конца, поэтому их пушки, уже нацеленные сюда, не открывали огня. Возможно потому, что пехота так и не высунулась из леса. Но вскоре, за ним были установлены орудия, задрав стволы вверх, и начали пристрелку. Прежде всего, по артиллерии, которая была для корректировщиков, как на ладони. Противник начал стрельбу в ответ. К этому времени батальоны на краю леса успели выкопать небольшие лунки, в которых и прятались. От шрапнели это практически не спасало, гораздо больше защищали деревья, которые и принимали на себя большую часть смертоносных пуль. А вот германская артиллерия была накрыта довольно быстро. Орудия замолкали, потому что прислуга была выбита. Наша пехота воспрянула духом, из леса выкатили, наконец, подтянувшиеся пулемёты, и открыли огонь по приблизившемуся противнику. Те послушно залегли, огрызаясь в ответ редкими выстрелами, и короткими перебежками двинулись дальше, под прикрытие спасительных кустов вдоль ручья, протекавшего примерно в полуверсте перед лесом.
   А наша артиллерия, теперь перенесла свой огонь на другие батареи, которые отсюда, с боку, были видны корректировщикам. Вскоре и в центре огневые точки противника были подавлены, германская пехота боялась высунуть голову из окопов, потому что по ним изредка всё ещё постреливали шрапнелью. Это, наконец, позволило нашим основным силам снова пойти в атаку. Когда они приблизились к окопам, то пушки по ним стрелять перестали, пехота сделала короткий рывок, и прежде чем противник успел сообразить, в чём дело, уже свалилась к нему на голову. Правда, сюда тоже спешила подмога из Млавы, но её продвижение с самого начала было сильно затруднено тем, что периодически они попадали в зону обстрела нашей артиллерии, которая стреляла по германским батареям. Да, и подарки, которые летели наугад, за холм, тоже мешали продвижению.
   Поэтому, к моменту, когда окопы в центре были заняты, германская подмога располагалась в виде сильно разбросанных фрагментов на большом пространстве от занятых позиций до Млавы. Люди продвигались короткими перебежками, надеясь, что в этот момент не раздастся близкий взрыв. А когда по ним начали стрелять ещё и спереди, особенно из пулемётов, то вся эта масса людей вынуждена была залечь. Те, кто находился сзади, ещё не поняли, что произошло из-за большого расстояния, и продолжали двигаться вперёд, пока не натыкались на прильнувших к земле товарищей, и не начинали слышать свист пуль над головой.
   На левом фланге ситуация была очень сумбурной. Между долин ручьёв, идущих в почти меридиональном направлении, небольших рощ и зарослей кустарника, завяз наш полк. По нему продолжали иногда постреливать уцелевшие пушки, спереди вела огонь пехота. Наши солдаты прятались в низинах и зарослях, укрывались за ними, рассредоточившись по довольно большой площади, и продолжая нести потери. Кто-то начал окапываться при помощи сапёрной лопатки, пытаясь хоть немного уберечь себя от свистящих вокруг пуль и осколков. Но и германцам было не до жиру. Несмотря на то, что огонь нашей артиллерии был здесь очень не точен, различные подарки, в основном в виде шрапнели, постоянно прочёсывали пространство за кустами. Корректировщики почти не видели позиций противника, просматривая их лишь фрагментами, а остальное домысливали. За какими кустами спрятана германская артиллерия, было вообще непонятно. А кустов этих здесь было очень много. Но когда в центре удобные позиции тоже были заняты нашими корректировщиками, а к холмам подтянулись тяжёлый дивизион и артиллерия второй дивизии, то всякое сопротивление на левом фланге было быстро подавлено. Правда, наступающая пехота довольно долго приходила в себя, прежде чем смогла собраться для атаки. Но когда всё же сделала это, то сценарий был примерно тот же, что и в центре. Вновь усилившийся, после затишья, обстрел окопов вынудил попрятаться в них пехоту, наш полк быстро вышел на рубеж последнего броска, а когда всё стихло, осуществил его. Противник оказал лишь слабое сопротивление, подавленный численным превосходством посыпавшихся в окопы солдат Симбирского полка.
   А дальше началась плановая зачистка местности, на которой были разбросаны остатки германской дивизии, бросившейся было на помощь своим товарищам на передовой, но так и застрявшим на полпути к ним из-за эпизодического обстрела нашей артиллерии. А на ближних подступах ещё и пехоты.
   Ситуация была для них хуже не придумаешь. Многие уже понимали, что бой проигран, но как выйти из него, не представляли. Потому что ни вперёд, ни назад они двигаться не могли. Какое-то количество солдат собралось в самой Млаве, прячась за домами. Это был небольшой резерв, и убежавшие со своих позиций пехотинцы и артиллеристы с правого фланга в самом начале утренней атаки. Было ещё два батальона, отправленных вчера вечером на прикрытие позиций против нашей кавалерии, явно обозначившейся на удалённых подступах в стороне. Но они тоже вели, хоть и вялый, но всё же бой, и просто так отступить не могли. Как позже выяснилось, командующий 36-й дивизией Констанц фон Хайнецциус, уже собирался отдать приказ горнистам трубить отход, потому что связи со многими частями, разбросанным по склонам холмов не было, и только так можно было дать понять людям, что надо просто спасаться.
   Но в этот момент ему как раз доложили, что к станции подходит долгожданная помощь в виде 35-й дивизии от Зольдау. Такое быстрое их появление было обусловлено тем, что Макензен сумел в сжатые сроки погрузить её на эшелоны, расположенные поблизости, напихав туда людей, как селёдку в бочку. Поезда, пыхтя дымами, подъезжали к платформам, и начинали выгружать пушки, лошадей и зарядные ящики. Ничего лишнего. Сзади остановились эшелоны с пехотой, которая сыпалась, как горох, прямо на землю, и строилась в колонны под руководством своих командиров, для марша на позиции. Хайнецциус, верхом на коне, бросился на станцию, чтобы быстрее ввести Макензена в курс дела, и указать ему угрожаемые направления. Выдвигаться на восток было бессмысленно, там всё простреливалось русской артиллерией давно оседлавшей господствующие высоты. По центру не было хороших позиций, и эта местность тоже простреливалась. Единственной возможностью что-то изменить, было разворачивать дивизию в западном направлении, и охватить потрёпанный фланг русских на изрезанной ручьями местности, и попытаться таким образом отвлечь их внимание от прижатых к земле людей на склонах холмов. Макензен с этим согласился, и отдал приказ выступать...
   Всё это прекрасно наблюдалось нашими корректировщиками и пехотой с вершин холмов. В смысле, не объяснение между генералами, и даже не процесс выгрузки прибывшей дивизии. А обилие паровозных дымов, и мелькавшие совсем вдалеке вагоны между деревьями и домами. Последнее многие офицеры наблюдали в бинокль. Сама станция была полностью скрыта домами и деревьями, но что там, и в её окрестностях происходило, догадаться было нетрудно. Вся беда в том, что в этот момент ни одна пушка не могла бы достать туда, хотя на батареи и посыпались донесения, что наблюдается прибытие подкреплений. На правом фланге выдвигать артиллерию ещё ближе, даже ставить её перед лесом, было бессмысленно. Всё равно не доставали. А в центре предстояло затащить её сначала на крутые склоны холмов, перед которыми она сейчас и располагалась. Артиллеристы не стали ждать особого распоряжения, тут же собрали свои пушки, и повезли их наверх. А на левом фланге расстояние было самое короткое, но совсем на пределе, а главное, их корректировщики совершенно не видели куда стрелять. Но всё же большая часть артиллерии снялась с позиций и двинулась вперёд, намереваясь для начала форсировать хотя бы один ручей, что конечно, должно было занять довольно много времени.
   На центральных холмах наши артиллеристы успели развернуть свои орудия в тот момент, когда германцы уже давно выступили на запад. Голова ближней колонны уже была вне досягаемости, зато в зону накрытия попадала середина, и хвост, который только показался из-за деревьев. И эта колонна целиком состояла из артиллерии. Пушки, зарядные ящики, сотни лошадей, люди....
   Отчего германцы двинулись именно по этой дороге, можно было только догадываться. Нет, это была не самая ближняя дорога, и проходила она достаточно далеко. Возможно, они так и не поняли, что русская артиллерия уже стоит под самыми холмами, а видеть они её, конечно, не могли. Возможно, просто очень спешили, и пошли кратчайшим путём, пытаясь уйти со станции, надеясь, что успеют. Выгрузку они провели действительно очень быстро, и также быстро выступили. Ни одна армия мира не смогла бы сделать это в таком порядке и без малейших задержек. Но вот... не успели полностью уйти. Пехота шла в том же направлении, но по более дальней дороге. Потому что выгружалась она не на станции, а как раз дальше. И пошла в сторону своего развёртывания по ближайшей дороге, которая была сейчас действительно безопасной. К слову сказать, если бы артиллерия попыталась пойти по ней же, то не смогла бы быстро на неё выйти, все подходы были забиты людьми в густых колоннах....
   Наши артиллеристы расставили свои орудия вдоль гребня холма, некоторые даже выкатывали их на ту сторону, по сути, на открытые позиции. И если бы у германцев была поблизости хоть одна батарея, готовая к стрельбе, то им бы не поздоровилось. Но азарт был настолько велик, что они презрели опасность, зато теперь сами прекрасно видели, куда надо стрелять. И понеслась! Сначала пристреливались фугасами, столбы разрывов от которых были очень хорошо видны. Но вскоре стало ясно, насколько это бесполезно. Стрельба велась таким количеством орудий, что разобрать, где и чей разрыв было невозможно. Вскоре артиллеристы плюнули на это занятие, и зарядили шрапнелью. На дороге, по которой двигалась колонна противника, начался ад. Несмотря на большое количество промахов, людей и лошадей косило пачками. Началась паника. Кто-то успел проскочить вперёд, выйдя из зоны обстрела, кто-то, в самом хвосте, повернул назад, скрываясь за деревьями и домами. Основная же масса, угодившая в зону обстрела, бросилась прямо через поле на север. Кто-то пытался утащить с собой и орудия, зарядные ящики. А кто-то просто бежал туда, спасая свою жизнь. Причём, из-за того, что обстрел был очень неточным, накрывалась довольно большая площадь, и спасающиеся ещё долго попадали под град осколков разрывающихся в небе снарядов.
   Это был разгром! Мартос, получив донесения об этом, отдал приказ на общее наступление. Пехота поднялась в атаку, снося со склонов полностью деморализованные остатки 36-дивизии германцев. Те из них, кто был подальше от переднего края, быстро поняли ситуацию, и бросились бежать. Но артиллерия с правого фланга, притихшая было и не участвовавшая в обстреле колонны, перенесла огонь на задние ряды, чтобы не зацепить своих. Вперёд бросили кавалерию. Все четыре сотни 2-го Оренбургского казачьего полка. На флангах пошла вперёд кавалерия обеих дивизий. Обгоняя пехоту, они рубили бегущих, оставляя жизнь упавшим на землю и бросившим оружие. На левом фланге, прикрываясь зарослями вдоль ручьёв, и кустами, которые так мешали нашим корректировщикам, два полка 15-ой кавалерийской дивизии выскочили на ту самую часть артиллерии, что успела уйти вперёд из-под обстрела. Они уже и так поняли, чем всё кончается, и, обнаружив какую-то дорогу в северном направлении, спешили уйти под защиту пехоты. Но не успели. Вылетевшие из-за зарослей вдоль ручья драгуны Переяславского, и уланы Татарского полков, налетели на них вихрем, и порубили в капусту, не дав ни малейшего шанса подготовить орудия к обороне. Возможно, если бы к своей артиллерии на помощь спешила пехота, то полного истребления и не случилось бы, но к этому моменту из Млавы от Макензена уже пришло сообщение об общем отступлении. И пехота дисциплинировано повернула на север, уходя через поля к видневшемуся вдалеке лесу и границе за ним. Ни о какой погрузке на эшелоны не могло быть и речи. Поезда в спешном порядке уходили со станции пустыми. Даже сам Макензен не рискнул садиться в них. И уходил вместе со своим штабом верхом на лошади, двигаясь узкими переулками в северном направлении, и подальше от железной дороги, чтобы случайно не попасть под обстрел русской артиллерии, оказавшейся на удивление подвижной.
   Та часть германской артиллерии, что спряталась от обстрела в Млаве, так и не успела из неё выйти, как была настигнута казаками, и принуждена к сдаче. Большая часть пехоты 36-й дивизии, была либо уничтожена, либо попала в плен.
   Исключение составляли только два батальона, ушедшие вчера далеко в стороны, отгонять надоедливых русских кавалеристов, и взявших с собой по одной шести орудийной батарее. Весь день там происходили странные действия, потому что русские кружили у них перед носом, иногда завязывая перестрелки мелкими группами, на которые было даже жалко тратить снаряды. Ничего особенного не происходило, но канонада со стороны Млавы всех тревожила. В конце концов, и эти батальоны получили приказ об отходе на север, но сделать это оказалось не так просто. Потому что, как только они двинулись в том направлении, русские начали проявлять не свойственную им до сих пор настойчивость, и нападали на арьергард уже крупными силами. Впрочем, по-прежнему быстро отступая, как только на них обращали внимание. Так продолжалось, пока их не подловили, наведя на огонь остановившейся артиллерии. Они понесли существенные потери, и некоторое время не тревожили отступавших своими наскоками, но продолжали идти следом. Преследование прекратилось только, когда батальоны ушли через границу.
   А вот 35-я дивизия почти не пострадала. Почти, потому что вся пехота осталась абсолютно целая, не сделав даже ни одного выстрела. Но вот артиллерия.... У Семнадцатого корпуса больше не было артиллерии. Орудия 36-й дивизии были уничтожены или захвачены русскими во время утреннего штурма и последующего обстрела позиций у Млавы. Кроме двенадцати орудий на дальних флангах, которые так и ушли через границу, где их уже не преследовали. А артиллерия 35-й дивизии попала под ужасный обстрел на дороге, и была либо брошена, либо разбита. Та часть, что успела уйти из-под обстрела, либо была окружена в Млаве, либо настигнута русской кавалерией во время отступления. Исключение составили лишь девять орудий, которые удалось каким-то чудом вывезти из-под того обстрела на север, и они, уже под защитой пехоты, так и смогли уйти. Самое плачевное для германцев было то, что пропала и вся артиллерия корпуса, состоявшая из шестнадцати 150-мм гаубиц.
   Нашим войскам, конечно, тоже досталось. Но в значительно меньшей степени. В двух кавалерийских дивизиях, в основном за время предшествующих боёв за Млаву, было потеряно в общей сложности до пятисот человек убитыми и ранеными. Пехота недосчиталась намного больше. Основные потери пришлись на левый фланг, который и наступал неудачно, из-за сложной местности, и под огнём вражеской артиллерии находился дольше всех. Симбирский полк потерял около тысячи человек убитыми и ранеными. В центре, во всех полках, что находились там, включая и 8-ю дивизию Фитингофа, потери не превысили и семисот человек. А правый фланг, которому армия во многом и была обязана победой, потерял всего триста человек убитыми и ранеными. Артиллерия потери имела незначительные. Противник, конечно, пытался иногда перенести огонь на неё, тоже наугад, лишь предполагая, где она прячется, но больше его всё-таки занимала наступающая пехота. Поэтому, артиллеристы отделались потерей тридцати человек убитыми и ранеными, и одним разбитым осколками орудием.
  

Глава 9

   Сообщение о победе Самсонов получил в три часа дня. Спать к этому времени хотелось зверски, не помогал даже самый крепкий чай. Сказывалось и то, что нервное напряжение отпускало. Рядом над картой клевал носом Орановский. Да, надо отдать какое-то распоряжение на закрепление рубежей, и всем спать. Можно только догадываться, что чувствуют сейчас солдаты. Мало того, что ночь не спали, так ещё и пробегали полдня. Хотя они, возможно, перед утром всё-таки подремали пару часиков. В общем, надо как-то подвести итоги.
   - Владимир Алоизиевич, первый бой за нами. Если вспомнить последнюю историю, то такое редко бывало. Обычно, мы сначала кровью умываемся, а потом начинаем бить супостатов.
   Начштаба встрепенулся, посмотрел на Самсонова красными глазами.
   - Всё? Они отступили?
   - По донесениям Мартоса, не просто отступили, а бежали. Только пятки сверкали. И это германцы! Можно гордиться. - И после небольшой паузы добавил. - Теперь надо определиться с желательными рубежами, потому что пока мы там не соберём сил побольше, никуда мы дальше не пойдём. Есть мысли по этому поводу?
   Орановский посмотрел на карту, но видно было, что он уже выпал из реальности. Можно, конечно, пустить всё на самотёк, и предоставить решать это Мартосу, но тот сейчас тоже чувствует себя, наверно, не лучшим образом. А поэтому, раз Самсонов имеет ещё в себе силы, надо как-то закрепить результаты дня.
   - Предлагаю далеко не ходить, и занять оборону по реке Млавка. До неё от окраин станции версты три с половиной. На западе она при этом забирает довольно сильно к югу, но это нам сейчас и неважно. Главное рубежи чтобы были надёжные.
   - А если германцы нас подопрут на этих рубежах? Как дальше двигаться будем? - Начал включаться в ситуацию Орановский.
   - Тогда... - помедлил Самсонов, - здесь вот какой-то ручеёк, можно и по нему оборону занять. А край упереть в лес на холмах за селом... как оно... Липовец-Касцельны. Опять же, артиллерию там прятать удобно. А на востоке... Да, тоже по Млавке, она тут совсем мелкая. И заворачивать по ней. Фланг вывести на водораздел с Ожицем. А там видно будет. Всё, ступайте, отправьте последнюю диспозицию Мартосу и спать! А я отправлю ему поздравление, да, пусть готовит списки к наградам.
   Орановский ушёл, а Самсонов начал отдавать последние распоряжения. Надо было ещё убедиться, что все части, намеченные к перевозке, соберутся на временной станции, которая выполнила-таки своё основное предназначение, позволив неожиданно и в кратчайшие сроки перебросить крупные силы практически к линии соприкосновения с противником, и нанести ему чувствительное поражение.
   А ведь сегодня уже четырнадцатое. Ренненкампф тоже начал своё наступление. И судя по всему, в противоборство с ним вступит уже меньше сил, чем... пожалуй можно смело говорить... в той реальности. Потому что теперь Самсонову удалось направить события уже по другому руслу. Спать завалился на диване в кабинете. Адъютанта попросил разбудить себя через три часа. Сон был хоть и крепкий, но всё же видения какие-то через него пробивались - карты, стрелки на них, самолёты, как в старых, или будущих, фильмах, летящие над этой картой, и рисующие за собой проделанный маршрут. А где-то в уголке исчерканного листа, в перспективе маршировали колонны полков со штыками над головами и знамёнами, на которых угрожающе раскачивался чёрный тевтонский крест. Потом всё это заслонило старое лицо в прусском шлеме-шишаке, и со зловеще сверкающим моноклем под седыми бровями.... Но Самсонов послал их всех далеко, потому что очень хотел спать, и перевернулся на другой бок. Но ему и там спать не давали, всё вокруг тряслось, сначала, будто в поезде на полном ходу, потом, будто он вцепился в пулемёт, и его сотрясает от дикой отдачи, а потом... он понял, что его трясёт за плечо адъютант Липский, и уже довольно громко приговаривает:
   - Ваше высокопревосходительство, ваше высокопревосходительство....
   - А? - Вскинулся Самсонов.
   - Уже семь вечера. - Облегчённо проговорил Липский.
   Самсонов резко сел, потирая лицо руками.
   - Спасибо. - Поблагодарил он.
   Несмотря на то, что сон был короткий, и перемежался дурацкими виденьями, чувствовал он себя вполне сносно. Пришла поздравительная телеграмма от Жилинского, а следом от самого Главковерха Ник Никича (Великий Князь Николай Николаевич, Верховный Главнокомандующий). Про нарушение сроков наступления пока никто не говорил. Ну, да - победителей не судят. Теперь не зарваться бы, и не подставиться где-то.
   Справился по телефону, как дела в Млаве. Дежурный по штабу корпуса ответил, что предписанные рубежи заняты, войска отдыхают. На временной станции заканчивала погрузку 1-я стрелковая бригада, 2-я дивизия уже отбыла вместе со всей артиллерией и обозом. Радостная новость - Первый корпус наконец-то собрался весь в Новогеоргиевске, и теперь его можно забирать. Вроде обещали. Отправил телеграмму Жилинскому с заверениями, что продолжит службу верой и правдой, а потому просил отдать прибывший корпус. А в ответ тишина. Чего и следовало ожидать. Ну, что же, главное напоминать об этом почаще, и желательно аргументировать убедительно.
   А потом, Самсонов подумал-подумал, и решил вызвать представителей основных отделов, чтобы сообщить им... в голове крутилось про "пренеприятнейшее известие"... но, наверно, "радостную" новость. Спустя минут двадцать все собрались, многие спросонья. И Самсонов озвучил созревшее решение, что штаб армии перебирается в Млаву, как передовую базу своих войск. В Варшаве оставался представитель из отдела дежурного генерала, и несколько человек из других управлений, в основном транспортных. Начальнику почт и телеграфов наказывалось обеспечить бесперебойную связь по существующим линиям от Млавы через Варшаву со штабом фронта. А также с другими корпусами, наступающими в стороне, и имеющими выход проводной связи только на Варшавский тракт. Готовиться к этому событию можно начинать уже сейчас, но основные сборы можно перенести и на утро. Лядову, как главному по железной дороге, предписывалось подать в Варшаву к двенадцати часам дня небольшой эшелон, на котором штаб армии и отправится поближе к передовой.
   Вечером Самсонов всё же отправился ночевать на квартиру, а по пути зашёл, наверно, в последний раз, в ставший чем-то по особому дорогим ресторанчик. Конечно, застать там Полонскую он даже не надеялся, и намеревался спокойно поужинать и лечь спать. Но его планам не суждено было сбыться, потому что вскоре к нему приблизился там некий субъект в статском костюме, и представился:
   - Здравствуйте, ваше высокопревосходительство. Разрешите представиться, Сергей Иванович Рукавицын, корреспондент Русского Слова. Знаю о всех запретах и военной тайне, но не сочтите за труд, ответьте хотя бы на несколько вопросов, пока вам не принесли заказ.
   Первой мыслью у Самсонова, было послать этого бумагомарателя куда подальше, и даже в грубой форме. Мало того, что он собирался испортить ему последний ужин, так ещё и действительно нарушал запрет начальника штаба Ставки Янушкевича, о недопущении в армию журналистов. Но в последний момент нечто удержало его от этого. В голове быстро пронеслись мысли о ситуации с освещением прессой тех или иных событий, о том, как меняются настроения в обществе под влиянием этих публикаций, как злит простых людей неизвестность и неуклюжая официальная пропаганда. А официальная пропаганда, она всегда неуклюжая. Такое у неё свойство. За редким исключением. И как ловко этим всегда пользуются наши противники, у которых и языки подвешены почему-то хорошо, и выворачивают они всё наизнанку, да так ловко, что кажется, будто это и есть настоящая правда. А тут вот стоит перед ним обычный репортёр, который из вполне патриотических убеждений уже оказался близко к передовой, и наверняка полез бы на неё, если бы не запрет. Послать его сейчас, а он ведь всё равно что-нибудь напишет, в стиле, что пока наши солдаты проливают кровь на фронте, генерал Самсонов набивает своё брюхо ананасами и рябчиками, сидя в варшавском ресторане. И ведь не соврёт в этом ни разу! Вопрос весь в том, как подать такую новость. С другой стороны, если ему сейчас что-то наговорить обнадёживающее, то глядишь, он и успокоится, и напишет, опять же, то, что скажет ему сам Самсонов, и в благожелательном ключе.
   - Присаживайтесь, чего уж там. - Махнул рукой Самсонов.
   - Благодарю-с. - Просиял репортёр, потому что наверно, даже не надеялся на такое, и решился на этот шаг от отчаяния.
   - Позвольте сначала я спрошу? Как вы меня нашли? - Поинтересовался Самсонов равнодушным тоном, откидываясь на спинку стула.
   - Я весь день пытался что-то узнать в штабе, но меня, конечно, никуда не пускали. И разговаривать со мной никто не захотел, ссылаясь на вашу суровость.
   Вот как! Оказывается, он в глазах своих подчинённых, уже суров. Интересно, кто так успел перепугаться. А репортёр между тем продолжил:
   - А поздно вечером, я случайно увидел вас, и пошёл следом. А потом решился на эту дерзость. Вы даже не представляете, что сейчас творится в Москве (Русское Слово было московской газетой, одной из самых дешёвых и доступных). Народ жаждет знать о своих героях, вступивших в битву за свободу России. А эта ужасная секретность...
   - А вы знаете, что творилось в прошлую войну, господин Рукавицын? Когда во всех газетах печатались подробные сводки с фронта, какой полк и сколько людей потерял, что у него не хватает снарядов, что начался падёж лошадей. Японцам даже шпионы были не нужны. У них в штабе просто выписывали наши газеты, и читали.
   - Я слышал об этом, но тогда был ещё молод. Конечно, это слишком. И я не буду у вас выспрашивать секретные сведения. Но скажите хоть что-то!
   - Что желаете знать, господин репортёр?
   Рукавицын немного помолчал, и задал вопрос:
   - Вчера вечером недалеко от Новогеоргиевска наши войска активно грузились на поезда. Они отбывали на фронт?
   - И когда вы об этом узнали? - В свою очередь задал вопрос Самсонов.
   - Сегодня утром. Поэтому и пытаюсь что-то выяснить. Начались боевые действия?
   - Совершенно верно. Отбывали на фронт. Вы же знаете, что германцы заняли приграничные районы?
   - Да, все знают, что телефонная связь с Млавой прервалась, и она занята противником.
   Самсонов подумал немного, и решил порадовать репортёра.
   - Вот туда войска и отправились. И сейчас я вам скажу то, что кроме как в штабе никому ещё неизвестно. Мы не просто заняли Млаву, а нанесли сокрушительное поражение целому германскому корпусу. Враг попросту бежал. Слава этой победы целиком принадлежит командующему нашим Пятнадцатым корпусом Николаю Николаевичу Мартосу, который будет, безусловно представлен к награде. Так же, как и многие его храбрые офицеры и солдаты.
   Репортёр лихорадочно записывал данные карандашом в блокнот.
   - А вы можете что-то рассказать о самом ходе этого боя?
   Самсонов снова подумал, "вспомнил", насколько важны для простых людей хоть какие-то детали, и поведал в общих чертах то, что ему было известно, с фамилиями и полками, которые отличились. Вроде ничего секретного, что было бы неизвестно и самим германцам, он не сказал. Но на фоне общей закрытости военной информации той поры, это была настоящая бомба. Зачем ему это надо было? Просто он уже решил, сделать для себя такого прикормленного журналиста, который будет писать то, что нужно ему, Самсонову. А для этого, разумеется, с ним надо делиться информацией.
   - И ещё у меня к вам будет просьба. Как вы сами понимаете, режим закрытости для журналистов ещё никто не отменял, поэтому давайте договоримся с вами так. Вы не упоминаете в репортаже моего имени, ссылаясь на слова неких участников сражения, а я буду впредь делиться с вами свежей информацией, и даже возьму вас с собой поближе к передовой. Оформлю вас там, как вольноопределяющегося. Но свобода передвижения у вас там будет всё равно сильно ограничена, и главное, уж извините, останутся некоторые темы, о которых вам писать будет действительно запрещено. Это мы оговорим отдельно. Ну, и для вашей же безопасности, вам придётся отправлять свои письма в редакцию под каким-то псевдонимом, чтобы жандармы не вышли на вас слишком быстро. Они это всё равно, конечно, сделают через редакцию, но будем надеяться, что к тому времени что-то поменяется в отношении к прессе. И постарайтесь всё же не написать чего-то "секретного", чтобы реально к вам не могло возникнуть претензий. Договорились?
   - Всё выполню в точности, как вы сказали, ваше высокопревосходительство. - Просиял репортёр. - Когда зайти за документами?
   - Завтра, голубчик. Прямо с утра и заходите, а то опоздаете.
   И окрылённый работник пера и бумаги умчался на улицу. А Самсонов поел, наконец, нормальной пищи, и отправился спать.
   Утром Самсонову на глаза попался подробный доклад о потерях. В принципе, они были невелики в сравнении с германскими. Но поскольку там было подробно расписано, сколько выбыло так или иначе из строя офицеров и рядовых, то эта статистика его насторожила. Например, в Симбирском полку, понёсшем наибольшие потери, из семидесяти восьми офицеров не могли продолжать участвовать в дальнейших боевых действиях по причине ранения или смерти двадцать девять человек, что составляло более трети. Тогда как нижних чинов менее четверти. То есть на лицо был явный перекос. И так по всем частям. Убыль командного состава была гораздо больше в процентном отношении, чем рядовых. Оно, конечно, понятно, что война хорошее время для продвижения по служебной лестнице, как за счёт свершения подвигов, так и просто из-за того, что командирские должности в армии быстро освобождаются из-за смерти предшественников. Но понимая, что это только первый бой, а впереди, и очень скоро, их последует ещё множество, Самсонов со всей очевидностью осознал, что так его полки останутся без офицеров. Конечно, их место быстро займут уцелевшие унтера, кого-то пришлют из резерва. Но сейчас он теряет кадровых офицеров, и замена будет вовсе не равноценная. В голове пронеслись обрывки воспоминаний о том, что читал про Первую Мировую. Как армия быстро лишилась значительной части своего офицерского корпуса, а пришедшие ему на смену, не обладали уже тем объёмом знаний и навыков, что погибшие люди. Конечно, они учились на ходу, но процесс этот оплачивался большой кровью, и стоил армии очень дорого. И такая тенденция не сегодня возникла. Это было ясно ещё в японскую войну. Но тогда Самсонов не придавал этому особого значения, воспринимая, как неизбежное зло. А сейчас, в связи со странными изменениями, произошедшими с ним в последнее время, смотрел на всё иначе, поневоле заглядывая на перспективу, сравнивая с событиями из будущего. И было ясно, что офицеров надо беречь. Впрочем, как и людей в целом. Но вот как это сделать в масштабах армии, он пока не представлял. А потому, машинально собираясь к переезду, крутил ситуацию и так, и сяк, гадая, с чего бы начать.
   В Млаву прибыли в три часа дня. И первым делом Самсонов отправился к Мартосу на беседу. В окрестностях уже навели некоторый порядок, похоронив убитых и собрав основную часть богатых трофеев. Шли молебны в полках за упокой павших. Командующего Пятнадцатым корпусом он застал вполне бодрым, и воодушевлённым недавней победой. Поговорили о ходе боя, уточнив некоторые нюансы, завели речь о добытом у германцев имуществе. Прежде всего, это были пушки. Часть из них досталась вообще неповреждёнными, часть требовала незначительного ремонта, который можно было осуществить или подручными средствами, или с использованием деталей с других орудий, сильно пострадавших. В целом, можно было подвести итог, что к нам попало 12 тяжёлых гаубиц калибром в 150 мм, 17 лёгких гаубиц в 105 мм, и 44 пушки по 77 мм. Остальные имели серьёзные повреждения, и их восстановление в полевых условиях, скорее всего, невозможно. А зная общую численность артиллерии германского корпуса, можно было сделать, на основании подсчёта трофеев, вывод, что противник бросил или потерял здесь всю свою тяжёлую артиллерию, и большую часть лёгкой, уведя с собой только девятнадцать орудий в 77 мм из ста восьми штатных. Естественно, на поле боя оказалось много снарядов. Также к нам в руки попало одиннадцать вполне исправных станковых пулемёта. Остальные, либо унесли, либо были разбиты осколками. Ну, и винтовки, которые продолжали собирать и подсчитывать. Особый интерес представляли патроны, которые были, конечно, собраны и при пулемётах, но их на поле боя оказалось всё же не очень много. А вот, если дополнить их винтовочными (основной пулемёт германской армии, тот же Максим с небольшими изменениями, MG-08, использовал винтовочный патрон "маузер" 7,92 мм), то боезапас получался очень приличный. Поэтому патроны собирали с особой тщательностью, шаря по сумкам убитых, и собирая их со всей округи. Досталось также и большое количество телефонов, проводов к ним, и прочего имущества для связи. Лошадей было мало. Несчастные животные были в большом количестве перебиты при обстреле, а остальных германцы увели с собой.
   Самсонов сразу предложил не спешить с отправкой трофеев в тыл, выдвинув идею об их использовании, чем вызвал поначалу недоумение Мартоса. Пришлось развить мысль.
   - Николай Николаевич, вас не смущает тот факт, что германский корпус превосходит нас по общему числу орудий в полтора раза? А по количеству гаубиц более чем в четыре? Я, конечно, понимаю, что русский солдат своим героизмом способен преодолевать многие препятствия, но последние войны, которые вела империя, показывают, что зачастую этого недостаточно. А в современной войне, где успех зависит в значительной мере от технических средств, этот героизм может и вовсе оказаться напрасной жертвой.
   Мартос немного помолчал, и, как умный человек, не стал говорить про высочайше утверждённые планы и штаты, потому что прекрасно понимал, наша артиллерия против германской, действительно слаба. А потому ответил вопросом:
   - А что вы предлагаете?
   - Предлагаю попытаться воспользоваться хотя бы частью свалившегося на нас богатства.
   - Людей-то, где брать, Александр Васильевич? К орудиям кого попало не поставишь, там наводчики нужны, офицеры, хотя бы двое на батарею, корректировщики. Остальных-то ладно, можно набрать из пехоты да обозников. Но этих где взять? Надо отправлять запрос в штаб фронта, обосновывать. А дальше, вы же сами понимаете, бумажная волокита растянется на многие недели.
   - В этом вы, безусловно, правы. Но я вот подумал тут на досуге, и пришёл к выводу, что можно попытаться обойтись своими силами. У нас же есть запасные наводчики в батареях на каждое орудие? Понятно, что они не просто так там числятся. На войне случается всякое, и в артиллерии могут быть потери. А орудие без наводчика - мёртвое орудие. Поэтому, снимать их всех ни в коем случае нельзя. Но если, к примеру, взять с каждой батареи по одному, то это будет не столь критично. Ну, будет у нас на восемь орудий по семь запасных, разве это повлияет так сильно на её боеспособность? Допускаю, что возможна ситуация, когда именно этого одного и не хватит. Но это всё же редкость. Если батарею накроют прицельным огнём, то тут уже ничего не поможет. Хоть по десять запасных там сидит. А убыль от случайных разрывов всё же не очень велика. Зато это нам даёт возможность задействовать двенадцать трофейных орудий за счёт трёхдюймовок, и три за счёт гаубичных расчётов, только в вашем корпусе.
   - Насколько я понимаю, их баллистика несколько отличается от наших орудий, и пригодны они будут, разве что для стрельбы прямой наводкой. Да, и так, наверняка есть нюансы в использовании. Разбираться надо.
   - С баллистикой вы правы, конечно, но наверняка в трофеях можно найти таблицы для стрельбы из этих пушек. Хороший артиллерист их должен помнить, но для этого ему надо хотя бы изредка освежать в памяти такие цифры. И ему нужна шпаргалка. Обязательно где-то есть такая. Кстати, не нашли?
   (Основной параметр таблиц для стрельбы из орудия, заключался в данных, на какой вертикальный угол надо поднять ствол, чтобы снаряд улетел на расчётное расстояние. Каждый вид орудия имел свою траекторию полёта снаряда, даже если у них одинаковый калибр. Траектория зависела от многих факторов, включая мощность стандартного заряда, нарезку в стволе, и многое другое.)
   - Я как-то не поинтересовался. Думал, мы их в тыл отправим.
   - А я думаю, что они нам нужнее. Немедленно отдайте команду, чтобы поискали.
   - Но у них расстояния наверняка в метрах указаны, а наши артиллеристы привыкли всё считать в саженях.
   - Ну, это-то не проблема, Николай Николаевич. Сколько метров в сажени не тайна за семью печатями, сказать точную цифру офицерам, раздать им в руки по таблице, и пусть сидят умножают. Не так уж и много там пересчитывать. За пару часов управятся.
   - А со снарядами, что делать? Вы же понимаете, что такие эффектные победы с богатыми трофеями будут не всегда. Значит, снаряды скоро кончатся.
   - Когда-то они, безусловно, кончатся, но у нас уже есть запас. Пригодна к использованию примерно половина орудий, но снаряды-то остались и от тех, которые разбиты. Ну, да, там боекомплекты не полные на некоторых, потому что противник на передовой тоже стрелял, и в некоторых местах успел извести существенную часть запаса. Но в целом, считать, что снарядов у нас на два полноценных боя. Вообще, тут можно использовать два подхода. Первый, это набрать расчёты, натренировать их, лишь на часть орудий. Например, на половину, или на треть. Тогда комплекты с незадействованных, составят для них хороший резерв. Но это в целом незначительно усилит артиллерию нашей армии, и не даст нам явного преимущества. А можно пустить в дело всё же все орудия. Тогда запасов хватит в лучшем случае на два полноценных боя, но это позволит нам достичь в их процессе заметного превосходства. А значит, позволит надеяться на следующую партию трофеев. Хотя бы в виде снарядов.
   - Согласен. Но время!
   - Поэтому, не стоит его терять! Надо задействовать хотя бы то, что возможно. Составить таблицы пересчёта саженей в метры, погонять сформированные расчёты в стрельбе, потратив на это какое-то количество снарядов. Не думаю, что для опытных артиллеристов будут серьёзные препятствия в освоении новых орудий. Может наводиться будут только чуть медленнее.
   - Вроде так, но надо ещё и их самих послушать.
   - Так давайте этим и займёмся прямо сейчас.
   Мартос посмотрел на командующего, и, оценив степень его напора, согласился. Объявили общий сбор командиров дивизионов корпуса. Заодно пригласив сюда и представителей 2-й дивизии, которая уже располагалась в окрестностях. А пока ждали, Самсонов завёл с Мартосом другой волновавший его вопрос. О потерях среди офицеров.
   - Знаете, - сказал Самсонов, - я тут подумал, что ещё два таких успешных боя, и пехота вашего корпуса останется вообще без офицеров. А если бой будет не таким удачным, то гораздо раньше.
   - Почему? - Насторожился Мартос.
   - Вы же видели списки своих потерь?
   - Конечно. Я сам подписывал рапорт.
   - Вас ничего не насторожило? - После паузы, решив не устраивать театральных сцен и сэкономить время, Самсонов продолжил. - В целом, убыль офицеров превышает убыль солдат почти в два раза. А в нынешней войне без офицеров много не навоюешь. Мы очень быстро получим неуправляемую массу людей, которые превратятся попросту в пушечное мясо.
   - Но позвольте, Александр Васильевич, офицер не может руководить подразделением из-за спин солдат. Он должен личным примером и мужеством являть им образец действия.
   - Но современные средства вооружения представляют первейшую угрозу именно для тех, кто идёт впереди. Прошли, к сожалению, суворовские времена, когда офицер мог безнаказанно шагать в первых рядах и пулям не кланяться. Потому как в те времена пуля была действительно дура, а скорострельность была вообще несопоставима с современной. Сейчас, офицер, храбро шагающий впереди, представляет из себя прежде всего хорошую мишень. И на кого он тогда оставляет своих солдат?
   - На своих заместителей и помощников. Для того они и даны ему.
   - Я думаю, что они все очень быстро кончатся. И останется только уповать на храбрость солдат, которые, несмотря ни на что, всё же дойдут до цели, но понесут огромные потери. А знаете почему? Потому что ими не кому будет руководить. Просто потому, что не кому будет вовремя отдать приказ о том, что в этой ситуации следует залечь и переждать обстрел артиллерии, или пулемёта. И это, как вы сами понимаете, некий идеальный случай, где абсолютно все солдаты беззаветно храбры и готовы умереть. Кстати, может, и действительно умрут все, так и не выполнив задачу. Потому что задача солдата, и офицера, если уж на то пошло, не в том, чтобы самому умереть, а в том, чтобы победить противника. А сделать это может, естественно только живой человек. А может, как раз залягут, повинуясь инстинкту самосохранения. И кто их тогда поднимает в атаку, когда это нужно будет? Хорошо, если найдётся признанный лидер из унтеров, который ещё и сообразит это в нужный момент. А если нет? Да, что я вам объясняю, вы же сами прекрасно понимаете, что часть без офицеров, это не часть. И заметьте, речь идёт о кадровых офицерах, прекрасно обученных, имеющих опыт. Это наша элита, которую следует вообще-то беречь. А кто придёт им на смену? Вчерашние юнкера и старые отставники?
   - Но как можно гнать людей вперёд, самому прячась за их спинами? И как солдаты будут относиться к такому офицеру? Умом я вас понимаю, Александр Васильевич, но как это всё людям объяснить? Они же обучены по-другому. Можно ввести новую тактику, но ей учить надо, тренировать людей.
   - Может вы и правы в чём-то, но надо что-то придумать, как уменьшить гибель офицеров. И поверьте, говорю я это не из жалости к ним даже, а именно, как командующий, который озабочен тем, что его армия быстро потеряет боеспособность. Солдат мне тоже жалко, но без руководства офицерами они погибнут ещё быстрее. Надо что-то придумать на этот счёт, может действительно не вводить резких перемен, выпустить какую-то методичку, издать приказ, в конце концов. Пусть солдаты даже на меня ворчат, что я чего-то там такого удумал. Но если это поможет нам хотя бы уменьшить потери среди офицеров, то я думаю, армия от этого только выиграет.
   Тем временем начали собираться артиллеристы. Проходили по одному и группами, представлялись и рассаживались на стульях в кабинете Мартоса. Николай Николаевич, не мудрствуя лукаво, занял то же самое помещение, в котором ещё вчера располагался германский штаб. К сожалению, ничего интересного среди немногих оставленных вещей обнаружить не удалось. Зато не пришлось никого выселять из помещения, прежние хозяева так и не успели в него вернуться. Когда все собрались, то Самсонов озвучил свои идеи по усилению армии трофейными орудиями, сразу прояснив ситуацию с тем, откуда брать расчёты для них. Офицеры поразмышляли над этим, прикидывая в уме все недостатки и достоинства, и в целом согласились, что такая прибавка к огневой мощи их дивизий будет очень кстати. С учётом артиллеристов 2-ой дивизии, в которой насчитывалось ещё 48 трёхдюймовок в шести батареях, можно было набрать расчёты на двадцать одно орудие. Потом господа офицеры ещё подумали, и пришли к выводу, что можно выделить и по два расчёта с батареи на такое замечательное мероприятие, и клялись, что боеспособность основных частей от этого не пострадает. Но всё же решили не делать этого, чтобы снарядов осталось побольше в запасе, и вернулись к первоначальному варианту. Самсонов с Мартосом переглянулись, и согласились с дружным порывом подчинённых. Но потом все вспомнили про лошадей, которых досталось в существенно меньшем количестве, чем нужно для транспортировки самих орудий, зарядных ящиков, и обширного имущества прилагаемого к орудиям. Своих лошадей отдавать никто не хотел. Это имущество, за которое старались держаться. Пришлось подумать Самсонову, и он вспомнил, что в его обширном армейском хозяйстве, существенно сократилась длинна транспортных перевозок. Теперь, вместо того, чтобы долго и нудно везти грузы через пол Польши на лошадях, они проделывают большую часть этого расстояния по железной дороге. То есть, как минимум обозы второй очереди, предназначенные для того же Пятнадцатого корпуса, и 2-ой дивизии, вообще не задействованы. А это сотни лошадей и приписанных к ним людей. Учитывая, что эти люди с лошадьми в новых батареях будут заниматься в основном тем же самым, то есть перевозкой различных грузов, то это проблем вызывать не должно с их организацией. Ну, а недостающих подносчиков снарядов предполагалось набрать всё же из пехоты. Там и люди здоровее, и к звуку выстрелов более привычные, а также к риску.
   Подводя итог, назначили ответственных за формирование новых батарей, адаптацию обнаруженных таблиц стрельбы для использования нашими артиллеристами, набор желающих для новых батарей и формирование обозной части. В последнем Самсонов лично собирался поучаствовать, чтобы обозники легче расставались со своим драгоценным имуществом. Ну, и понятное дело, что надо было составлять обширную петицию в штаб фронта на пополнение артиллерийских штатов, новых обозников и лошадей. Пока там это всё рассмотрят, пока утвердят, пока найдут, времени пройдёт изрядно. В целом, выходило, что можно снабдить расчётами 21 орудие. Четыре тяжёлых гаубицы, восемь лёгких, и девять по 77 мм. В этом случае за снаряды к ним в ближайшее время можно не опасаться.
   Когда артиллеристы ушли, то Самсонов завёл речь о трофейных пулемётах. Мартос заранее со всем согласился, понимая, что это точно лишним не будет. Для этого намечалось выделить на каждый по запасному наводчику из полковых команд, и за каждым закрепить по три добровольца из обычных пехотинцев, которых и предстояло в кратчайшие сроки обучить премудростям стрельбы из пулемёта. Предварительно, конечно, самим разобравшись в нём. Потому что там тоже были свои нюансы. Ну, и попрактиковаться в стрельбе из них. После курса обучения, запасные наводчики должны были вернуться в свои части. В общем, здесь всё будет не скоро, но делать надо уже сейчас.
   Тем временем Орановский присмотрел здание для временного штаба армии. Точнее даже не одно, а несколько, стоящих рядом. Когда Самсонов туда заглянул, в нём навели уже относительный порядок, и там можно было жить. Ещё передвигаясь по улицам, он заметил, что вокруг летает даже несколько германских аэропланов, высматривая расположение наших войск. Впрочем, держались они достаточно высоко, сверху ничего не кидали, поэтому солдаты относились к ним в целом спокойно. Никто по ним даже не стрелял. Мелькнула мысль вернуться, и попросить Мартоса задрать несколько орудий вверх и шугануть их, но потом решил ограничиться звонком по телефону. Николай Николаевич внимательно выслушал его, и согласился, что это безобразие надо прекращать, обещал принять меры. Так же, договорились, что во всех полках будут созданы службы для наблюдения за небом, и обо всех замеченных ими вражеских аэропланах они будут сообщать своим дежурным зенитчикам, а так же в штаб, откуда эти сведения будут передаваться в авиаотряды, которые находятся ближе всего к летающим разведчикам. После этого Самсонов связался с Цехановым, где по-прежнему оставался 15-й авиаотряд, и, услышав бодрый голос Вальницкого, сказал ему поначалу только одно слово: "Можно". Тот на удивление сразу всё понял, даже уточнять не пришлось. Заодно пообещал штабс-капитану, что теперь-то его спискам про отличившихся в воздушных боях, будет дан ход наверх. Правда, по-прежнему просил, чтобы о способе и оружии, с помощью которых это было выполнено, он лично, и его орлы, пока не распространялись. Эти разговоры с командующим он брал на себя.
   И если честно, то пока не знал, как решить такой неоднозначный момент. С одной стороны, то, что не удастся хранить вечно в тайне незамысловатый способ, которым авиаторы стреляли через плоскость вращающегося винта, можно было не сомневаться. Но чем дольше противник не будет об этом догадываться, чем дольше он будет не в курсе, что опасность для него представляют именно наши аэропланы, тем больше мы их сможем сбить. Даже когда они поймут, что их сбивают именно наши лётчики, а не какое-то чудо оружие неизвестно откуда стреляющее, ещё будет оставаться наше преимущество в воздухе. Разумеется, если германцы не придумают чего-то своего оригинального и столь же эффективного. Но поскольку наш способ на самом деле невероятно прост, то стоит просочиться лишь малым слухам об этом, хоть чему-то, что может дать верную подсказку, и наше преимущество в воздухе исчезнет в течение буквально нескольких дней. И начнётся серьёзная борьба на равных, победит в которой в конечном итоге тот, у кого лучше промышленность. А это, к сожалению, не Россия. Поэтому Самсонов и оттягивал, как мог любые разговоры на эту тему с вышестоящим начальством. Всё было просто - чем больше народу знает об этом, тем больше шанс утечки секретной информации. Конечно, дело было вовсе не в том, что он не доверял лично Жилинскому. Но ведь тот, командующий фронтом, и обязан заботиться о всех вверенных ему войсках. Значит, надо как-то позаботиться о том, чтобы Жилинский проникся серьёзностью сохранения секрета.
   И тогда Самсонов решился на составление целого послания. Сев за стол в небольшой комнате, которая заменяла ему теперь кабинет, он взялся за бумагу и перо, и написал текст телеграммы. В ней он поведал Жилинскому, что штабс-капитаном Вальницким была разработана оригинальная система, при помощи которой можно стрелять из пулемёта прямо по курсу через плоскость вращающегося винта аэроплана. Суть системы описывать не стал, ограничившись лишь упоминанием. После практического применения он, Самсонов, лично убедился в результативности этих мер, поскольку сбито уже три вражеских аэроплана. Сохраняя строжайшие меры секретности в отношении новинки во вверенных подразделениях, он теперь решил поведать об этом нововведении командующему, для чего просил и его максимально сохранить эту тайну от любых возможностей её распространения. Даже подключив к этому контрразведку. Но для обмена опытом с другими авиаторами он настоятельно просил выслать представителей, разбирающихся в таких вещах, в расположение армии и бесед с командиром авиаотряда. Следом шла просьба представить штабс-капитана Вальницкого, а также авиаторов, отличившихся в воздушных боях, к награде.
   После этого Самсонов отдал пространный текст адъютанту с наказом отправить его в штаб фронта. А уже вскоре, спустя примерно час, Самсонов услышал стрельбу над Млавой. Выйдя на небольшой балкончик, посмотрел в небо, и ничего не увидел. Все германские аэропланы, как ветром сдуло. В отдалении ещё слышались редкие раскаты артиллерийских выстрелов, где-то стрекотали пулемёты короткими очередями. Чуть позже, к нему зашёл начальник разведки Лебедев, и рассказал о своих изысканиях по поводу привезённого с собой репортёра "Русского Слова" Рукавицына. Успокоил командующего, что тот в принципе чист, не считая поверхностного знакомства с некоторыми творческими личностями, позволяющими себе высказывания в недовольном тоне о российских порядках. Но учитывая, что среди этой публики только ленивый не проходился в своих пассажах на подобные темы, считал его вполне благонадёжным и тем, за кого себя и выдаёт.
   А вечером, вместе с докладом авиаторов о ещё двух сбитых аэропланах, пришло известие, что на ближайшей германской железной дороге, идущей от Лаутенбурга к Зольдау, и дальше на Нейденбург, наблюдается большое скопление войск противника и выгрузка их из эшелонов. А это значило, что появился новый противник, скорее всего долгожданный Двадцатый корпус Шольца. Но возможно, привезли что-то ещё. При этом Вальницкий признался, что ещё два вражеских аэроплана ушли, и догнать их оказалось невозможно для наших машин с изношенными моторами. Ну, вот, собственно, и конец тайны. Теперь враги знают, куда деваются их воздушные разведчики и чего им надо бояться. Но это всё ерунда, поскольку он, похоже, разозлил своим дерзким наскоком противника, и за него теперь брались всерьёз. Разумеется, он мог отступить, и спокойно удалиться обратно к Варшаве. Он был уверен в том, что германцы за ним далеко не последуют, но выглядело бы это как-то неправильно. А для того, чтобы выработать правильную реакцию на эти известия, предстояло попытаться оценить силы противника.
   Начать решил снова с разведчика. Заодно позвал и Орановского. Когда они собрались в его кабинете, то Самсонов озвучил свои опасения:
   - Авиаторы докладывают, что против нас собираются новые силы. Кто это может быть?
   Первым нарушил молчание Лебедев:
   - Это однозначно Двадцатый корпус Шольца, но могут и кого-то ещё подтянуть.
   - Кого например? - Спросил Самсонов.
   - Ума не приложу. - Честно ответил Лебедев. - Никаких сведений я ещё не получал по своим каналам. Перебрасывать корпуса с востока германцы не рискнут, потому что уже наверняка знают о наступлении нашей Первой армии Ренненкампфа. Появление каких-то крупных сил с западного фронта мы бы обязательно обнаружили. Хоть какие-то сигналы бы были, пусть и не подтверждённые. А этого нет вообще. Может они усиливаются дополнительными частями ландвера?
   - Подождите. Какими частями ландвера? - Решил уточнить Самсонов. - Вы мне ранее докладывали, что они все собраны у границы, распределены вдоль неё, и поэтому наша кавалерия не может преодолеть их заслоны.
   - Вот теперь-то они и могут собрать их в кулак, чтобы бросить против нас. - Продолжал настаивать на своей точке зрения Лебедев. - В любом случае, я могу что-то сказать определённо, только, когда поступят новые донесения от моих агентов.
   - А если они опоздают? Я уж не говорю, если они что-то вообще пропустили. У нас всего полтора корпуса здесь собрано. Окажись мы против значительно превосходящих нас сил, и нам отомстят за вчерашнее поражение.
   - Ландвер против наших корпусов не выстоит. У них артиллерии мало, да и подготовка не та, что у армейских и резервных частей. - Подал голос Орановский
   - Да, только учтите, что этой самой артиллерии в корпусах у них существенно больше, чем у нас, и если они просто немного усилят ей свой ландвер, то нам не поздоровится.
   - Возможно. - Согласился начштаба. - Но делать выводы пока рано. Надо действительно собрать побольше данных.
   - Надо. - Согласился Самсонов, но его грызло беспокойство. Он чувствовал, что здесь что-то не так.
   То, что теперь всё пойдёт по-другому, можно было уже не сомневаться. Фактический разгром целого армейского корпуса германцев радикально изменил ситуацию. Теперь можно было даже не надеяться на то, что какие-то знания о предстоящих событиях ему помогут. Противник вынужден учитывать новые реалии, и будет реагировать иначе. Главным остаётся только одно, его армии по-прежнему не стоит спешить с наступлением, не уходить далеко на север, чтобы встретить там сконцентрированный удар германской армии. Потому что, когда они начнут переброску большей части своих сил с востока на юг, против него, то очень легко смогут зайти и в тыл, и во фланг, прямо по железной дороге.... Чёрт!!! А с чего это он взял, что они будут чего-то ждать? В той реальности они практически оголили свой южный фронт против него, собрав сначала все силы против Ренненкампфа. Но это потому, что тот первым перешёл границу, раньше на два дня. А потом, когда разбить нашу армию на востоке не получилось, точно также оголили свой фронт против неё, и перебросили все силы на юг, нацелив все силы против той армии, которой он сейчас и командует! Так что же получается, он спровоцировал удар всей германской машины против себя раньше срока?
   - Владимир Алоизиевич, напомните мне, какими силами располагает противник в Восточной Пруссии.- Изменившимся голосом попросил Самсонов своего начштаба. - Хотя бы те, о которых нам известно.
   Орановский настороженно посмотрел на побледневшего командующего, и начал перечислять:
   - Это Семнадцатый корпус Макензена, который мы вчера здорово потрепали. Он отошёл к Зольдау. Неподалёку, в районе Оттельсбурга находился Двадцатый корпус Шольца. Он, судя по всему, перебазировался сюда же, располагаясь против нас. Последний армейский корпус, Первый, под командованием Франсуа, располагается где-то на востоке, прикрывая там направление на Кёнигсберг. В этом ему помогает Первый резервный корпус фон Белова и единственная кавалерийская дивизия. Есть ещё 3-я резервная дивизия, но она расположена на охране проходов между озёр, и её вряд ли оттуда снимут.
   - Это всё? А ландвер?
   - Достоверно известно о 6-й ландверной бригаде, но она тоже у озёр. А 70-я бригада находится прямо перед нами, в Зольдау. Несомненно, есть другие формирования, но мы о них толком ничего не знаем. Так относительно крупные силы находятся в Страсбурге, Лаутенбурге и Нейденбурге, но что это за части, и каков их состав, нам точно не известно.
   Самсонов погрузился в свои мысли. Вот же оно! На востоке у германцев сейчас два корпуса. Что им мешает оставить там для дальнего прикрытия один, а второй перебросить по железной дороге сюда. Скорее всего они в той реальности так и поступили, и это при том, что Ренненкампф уже довольно далеко зашёл на территорию Восточной Пруссии. А сейчас, он даже не пересёк границу ещё. А он-то, Самсонов, стоит прямо на ней. И силы у него сейчас точно также разбросаны. Бери и бей частями. Всё повторяется! Отступить? Сохранив тем самым армию. Или попробовать сыграть от обороны? По информации из будущего, эта эпоха характеризовалась тем, что хорошо подготовленная оборона была для наступающих практически не преодолима. Но времени для её подготовки мало. К тому же у него нет сил на прикрытие флангов. Если его догадки верны, то германцы превосходят нашу армию в численности очень значительно, и просто обойдут со всех сторон. Хотя, это займёт у них довольно много времени, а оно будет играть в этом случае на нас. Шестой и Тринадцатый корпуса, выдвинувшиеся от Остроленки и Ломжи соответственно, уже второй день на марше, и завтра, к концу дня точно выйдут к границе, прикрыв хотя бы правый фланг. И противник, скорее всего, знает об этом, или догадывается, а поэтому будет спешить разбить его жалкие полтора корпуса до того, как подойдут остальные. Ах, как жаль, что он до сих пор не получил подкреплений. Что делает Первый корпус в Новогеоргиевске? Кого он там стережёт? Сейчас всё решается здесь!
   - Господа, - начал глухим голосом Самсонов, - я считаю, что противник начал переброску какого-то корпуса с востока.
   - Но они оголяют таким образом свои позиции там! - Воскликнул Орановский.
   - Оголяют. - Согласился Самсонов. - Но чем это им грозит? Ренненкампф ещё до границы не дошёл основными силами. Ну, пересечёт он её, займёт несколько городов. До жизненно важных центров и железнодорожных узлов ему далеко. Они ни чем не рискуют в ближайшие несколько дней. А мы уже здесь, причём подставили им часть своих сил. Они могут поступить с нами также, как мы вчера поступили с ними. А именно, разбить нас здесь до подхода основных сил.
   - Вы предлагаете отступить? - Удивился Орановский.
   - Вообще-то, это было бы самым логичным решением. Но я склоняюсь к мысли оказать сопротивление. И сыграть от обороны. Глухой обороны. А для этого максимально использовать оставшееся время для серьёзного укрепления наших позиций. Прежде всего, вырыв глубокие окопы полного профиля. А если успеем, то ещё и противошрапнельные укрытия. Да и позиции надо будет немного изменить, всё же отведя полки полностью за реку Млавка, особенно на нашем левом фланге. Правый же, просто загнув дугой внутрь. И главное, я хочу обратиться к Жилинскому с решительной просьбой, немедленно выделить мне, хотя бы временно, Первый корпус. Для чего организовать его срочную переброску сюда по железной дороге. Но это уже, как вы сами понимаете, будет головная боль полковника Лядова. Поэтому, вы, Владимир Алоизиевич, немедленно приступайте к составлению диспозиции к новым рубежам обороны, и сопроводите их обязательным приказом по углублению окопов, потому что те неглубокие ямки, что роют обычно наши солдаты, при сильном обстреле, тем более из тяжёлой артиллерии, их совершенно не спасут. Поэтому, копать, копать, и ещё раз копать. Завтра лично проверю. И ещё, нашему интенданту надо озаботиться поиском новых помещений для штаба. Здесь нас обязательно накроют, поэтому с утра переберёмся в Ступск.
   0x08 graphic
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  

Общий расклад сил на утро 16 августа 1914 года

Глава 10

   Первым делом, после совещания, Самсонов отправил телеграмму Жилинскому с пометкой срочно, и настоятельной просьбой скорейшего ответа, по проводному телеграфу, где требовал подкреплений в виде обещанного Первого корпуса, уже собравшегося в Новогеоргиевске. В своём послании командующему фронтом он указывал, что находится со штабом на границе, и наблюдает концентрацию перед собой превосходящих сил противника. А дальше он откровенно лукавил, выдавая свои догадки за достоверные сведения разведки. А именно, что против него переброшены крупные силы из восточной части Пруссии - или Первый армейский корпус Франсуа, или резервный фон Белова. А чтобы хоть как-то успокоить Жилинского, обещал в случае угрозы Варшаве отправить обратно необходимое количество войск по железной дороге в кратчайшие сроки для защиты города.
   Пока ждал ответа, лихорадочно соображал, как можно ещё усилить защиту позиций. Вспоминал всё, что помнил из войны с японцами, и из будущего. В принципе, хорошо закопавшиеся войска сами по себе представляли для противника труднопреодолимую преграду. Правда, времени у него было немного для создания глубоко эшелонированной обороны, но кое-что можно ещё успеть. Первым делом, это отвести основную часть войск немного назад, и вторую линию устраивать позади. Желательно скрытно от глаз противника, но это уже от местности зависит. В первой же линии расположить только небольшой заслон, останавливающий передовые отряды, и вызывающий огонь вражеской артиллерии на себя. В идеале, таких линий должно быть вообще несколько, но на это точно нет времени. Успеть бы две сделать. А когда вражеские батареи обнаружат себя, попытаться накрыть их ответным огнём. Во всяком случае, ту часть, которая окажется в пределах досягаемости. Ну и пехоту потрепать, пока она нащупывает наши рубежи. Это в общем виде, конечно, но даже понимание этих принципов много даст. Всё дело в том, что теперь он знал о разрушительной силе тяжёлой артиллерии. Знал и то, что совсем скоро, уже на следующий год, именно эта её разновидность начнёт играть решающую роль в войне. Что именно при помощи тяжёлых орудий будут ровняться с землёй самые мощные оборонительные позиции. Но там количество стволов будет доводиться до совершенно чудовищных размеров, порядка двухсот на километр фронта, намеченного для прорыва. Сейчас, конечно, масштабы были намного скромнее. То, что германцы не будут собирать в единый кулак всю наличную тяжёлую артиллерию, он даже не сомневался. А если поставят в одном месте гаубицы одного корпуса, то это будет только сорок восемь орудий. То есть, подходя формально, можно утверждать, что этого мало, чтобы стереть его позиции в порошок. Но как только он представлял себе результат стрельбы даже этого количества по узкому участку фронта, то его посещало чувство неуверенности. Гаубицы использовали в основном снаряды фугасного типа, в отличие от обычных пушек, стрелявших, как правило, шрапнелью. И эти фугасы, весом по сорок килограмм каждый, выворачивали огромные пласты земли. Когда они взрывались рядом с окопами, то попросту обваливали их стенки, погребая заживо сидящих там людей. Конечно, они потом выкапывались оттуда, если не были контужены. В общем, Самсонов откровенно опасался германской тяжёлой артиллерии, и просто так подставлять своих солдат под их огонь не хотел.
   Итак, линия обороны. Основные позиции проходили по реке Млавка, которая текла с северо-востока на юго-запад километрах в пяти от станции и перпендикулярно железной дороге. По этой же небольшой речушке, метров 10 шириной, легко преодолеваемой вброд, проходила и граница. Слева от путей занимала оборону 2-я дивизия Двадцать Третьего корпуса, защищая участок около восьми километров. Первая линия неглубоких окопов была вырыта на небольшом удалении от поймы, чтобы они не наполнялись водой, и проходила вдоль узкой полосы леса. Основные силы из них теперь уходили, и оборудовали себе позиции за лесом, километрах в двух, на поле перед Млавой, и оставляя перед собой свободное пространство до километра шириной. Зона ответственности дивизии заканчивалась напротив небольшого ручейка, впадавшего в речку с запада, и тянувшегося в почти широтном направлении. Вдоль него тоже проходили наши старые позиции, на которых Самсонов и хотел оставить небольшое прикрытие, которое вызовет на себя огонь германской артиллерии. Но теперь линия обороны полностью смещалась за Млавку, которая после впадения ручья забирала ещё больше к югу, и там должна была располагаться 1-я стрелковая бригада. Фронт у неё был длинный, целых пять километров, но это была особая бригада, потому что состояла из четырёх полков. Только артиллерии в ней было, кот наплакал - всего три батареи. Но чтобы дойти до этих позиций, противнику предстояло преодолеть большое расстояние, и была надежда, что к тому моменту или что-то изменится, или подойдёт подкрепление. Обход этой позиции был затруднён бесчисленным количеством ручейков, впадавших в Млавку ниже по течению, и затрудняющих движение. Да и за позициями бригады тоже протекали ручьи, за которые можно в случае чего отступить, а с ходу их не преодолеешь под огнём. Собственно это и было угрожаемым направлением, на которое германцы могли выйти, совершив глубокий обход. Благо, что сил для этого у них было предостаточно. Сделают они это, скорее всего минуя крупный лесной массив, расположенный чуть западнее. Это направление должна контролировать 15-я кавалерийская дивизия, но ясно, что крупных сил она не сможет удержать в виду своей малочисленности. Но если сможет организовать удачную засаду, и накрыть противника своей артиллерией, то это здорово замедлит его продвижение и приведёт в расстройство.
   Справа от железной дороги все позиции занимал Пятнадцатый корпус Мартоса. Сначала они также шли вдоль Млавки, которая была здесь совсем мелкая, на северо-восток. Дальше речка загибалась на восток и юго-восток, и линия обороны повторяла в общих чертах её контур, хотя она и не представляла здесь из себя какого-то препятствия. А когда русло терялось, позиции взбирались перпендикулярно на склоны пологого холма, выходя на его вершину, и своим флангом упирались в небольшое болото за ним, из которого брала начало другая речушка, Ожиц, текущая на север. Здесь все позиции смещались назад на разное расстояние, местами оказываясь вообще в большом лесном массиве неправильной формы, который покрывал собою высокий холм.
   С этой стороны фланг линии обороны прикрывала 6-я кавалерийская дивизия, которой также ставилась задача в прямой бой не вступать, а устраивать засады и неожиданные обстрелы войск направляющихся в обход, с целью их задержки.
   Резерва как такового не было. В его роли выступал Первый корпус, если его вообще выделят. А если нет, то останется только пострелять немного и насколько это возможно отступить, пока не стало слишком поздно. Хотя была ещё надежда на Шестой корпус, который находится уже неподалёку. Самсонов и ему отправил телеграмму, чтобы поспешили и приняли немного влево, не особо оглядываясь на обозы, но не забывая тянуть за собой артиллерию. Была надежда, что он успеет к концу дня выйти в район сражения.
   Артиллерию предполагалось частично оставить на старой линии, но поменяв сами позиции, наверняка сегодня замеченные авиацией противника. А другую часть, состоявшую в основном из гаубиц, заранее отвести подальше, и готовиться к обстрелу старого места обороны, которое будет оставлено. После этого артиллерия должна объединиться за новыми позициями. Вообще, Самсонов собирался задействовать авиацию по полной, в основном опять же для противодействия воздушной разведке противника. Но не факт, что она будет успевать заткнуть все дыры. Поэтому следовало отдать распоряжение по тщательной маскировке батарей хотя бы до боя, чтобы прятались в окрестных кустах и лесах.
   Мелькнула мысль про закладку фугасов и установку мин на угрожаемых направлениях. Но покопавшись в памяти, он не нашёл в ней ярких воспоминаний об этих приёмах обороны на начальном этапе войны. Решил посоветоваться с корпусным инженером. И тот подтвердил его догадки. Взрывчатки было мало, детонаторов и запалов тоже. Бикфордовы и детонирующие шнуры тоже в небольших количествах, достаточных лишь для подрыва конкретных объектов, но не для опутывания ими позиций. Хотя мысли о вреде противнику были, но бессистемные. Самсонов уже собрался было начать объяснять, что и как на его взгляд надо сделать, но понял, что это надолго. И максимум чего он добьётся, это нанесение символического вреда противнику, но зато подаст ему же хорошую мысль, как осложнить жизнь русским. Собственно, это вечная дилемма всех идей прогрессорства. На не подготовленной материальной основе внедрять новые идеи, которые будут очень быстро подхвачены врагами. А поскольку у них, как правило, материальная база лучше, то они начинают очень быстро опережать в этом нас. Результат в таких случаях оказывается плачевным.
   В принципе, всё противостояние с германцами можно было свести к планомерному отступлению, с неожиданными засадами и обстрелами артиллерией наступающих колонн. А что, выслать часть сил вперёд, пускай устроят перед основными позициями труднопроходимое предполье? Нет, не получится. От русла Млавки до станции Зольдау всего 15 километров. И уже сейчас тот берег кишит дозорами противника из ландвера, не принимавшего участия в предыдущем сражении. До железной дороги, где выгружаются прибывающие корпуса чуть дальше, но не принципиально - ну, 20 километров. И двигаться вперёд наши свободно не смогут. Да, и когда? Уже завтра утром германцы начнут движение к нам навстречу. Затягивать это не в их интересах. Они прекрасно понимают, что через пару дней два наших корпуса на правом фланге выйдут на ихнюю железную дорогу, и перекроют её, заходя во фланг. Может отступать от Млавы? Это вариант, но что-то подсказывает, что противник дальше не пойдёт. Зачем германцам идти дальше на юг сейчас? Да, они обороняются, наступая. Но на своей территории, где у них есть густая сеть железных дорог, и свобода манёвра. Вон как быстро они перебросили против него целый корпус с другого конца провинции. Уходить от них, не покончив хотя бы с одной нашей армией, они не будут ни за что. А это значит, что отступив, он просто снова подарит им Млаву и удобные позиции на холмах вокруг неё, которые противник на этот раз как следует укрепит. Оставит там небольшие силы прикрытия, а основные перебросит против Ренненкампфа. И как там всё сложится на этот раз совершенно не понятно, потому что история уже другая. Какие тайные пружины будут приведены в действие его лихим наскоком, неизвестно.
   А собственно, чего он боится? Вся история Первой Мировой войны буквально кричала о том, что хорошо подготовленная оборона была для пехоты практически непреодолима. Правда, это включало в себя как минимум колючую проволоку, которой у него пока нет, и несколько, а не две, линии окопов. Хотя и сами по себе глубокие траншеи являются надёжным укрытием от артиллерийского огня, хотя и не давали абсолютной гарантии неуязвимости. Но, во-первых, у германцев нет времени долго утюжить нашу оборону, а во-вторых, он попытается использовать другое своё преимущество - пока имеющееся численное превосходство, и скорее всего, попытается обойти с флангов крупными силами. Вроде авиаторы докладывали, что уже сегодня отдельные колонны выдвинулись от железной дороги в нашу сторону. Это и есть, наверное, части, предназначенные для охвата наших позиций, и скорее всего это ландвер. А что мы о нём знаем? А знаем мы, что это, в принципе, неплохо обученные люди, прошедшую службу в армии от пяти до восемнадцати лет назад. Но у них есть крупный недостаток. Офицерами они комплектуются по остаточному принципу, и у них мало артиллерии - две шести орудийные батареи на бригаду. Или, попросту говоря, одна батарея на полк. (В некоторых частях ландвера в начале войны артиллерии вообще не было, как, например, в 20-й бригаде, находившейся у Страсбурга.) Поэтому, когда противник, после непродолжительного обстрела наших позиций, пойдёт в атаку, его будет, чем встретить. А тут Самсонов тоже хорошо помнил, что пулемётный огонь из траншей по наступающей пехоте является очень надёжным сдерживающим средством, и противопоставить этому нечего на данном техническом уровне развития.
   И наконец, пришла телеграмма от Жилинского, в которой тот всё же выделял Первый корпус в армию Самсонова, но отдельно оговаривал, что дальше окрестностей Зольдау он его отводить не должен без разрешения из штаба фронта. А большего сейчас и не требовалось. Тут же отбили телеграмму в Новогеоргиевск командиру долгожданного корпуса Артамонову, с требованием немедленно выдвигаться на временную станцию, до которой было семь вёрст, и готовиться к ночной погрузке. То, что слово "немедленно" имеет символическое значение, Самсонов очень хорошо понимал. Корпус расположился в окрестностях крепости лагерем, и сняться в одночасье не сможет. Но пусть поторапливаются. Потом нашли Лядова, которому следовало отправлять эшелоны обратно, и готовиться к крупной многоходовой перевозке с акцентом на первоочередную погрузку боевых частей, а уже потом обозов.
   Всё. Необходимые распоряжения отданы, новые рубежи обозначены. Окапывание на позициях предстояло организовать своими силами с привлечением сапёрных батальонов и даже железнодорожников. Для этого они уже сейчас, вечером, выдвигались на наиболее угрожаемые позиции перед Млавой, чтобы ускорить эти трудоёмкие работы. Кроме того, сапёры должны были помочь артиллеристам в расчистке посреди лесных массивов площадок для стрельбы. А из поваленных деревьев соорудить над орудиями укрытия от шрапнели. Но чтобы солдаты не вымотались вконец, всё это сопровождалось приказом прекратить земляные и строительные работы после полуночи, а с раннего утра продолжить.
   Утро следующего дня, 16 августа, обещало жаркий день. Даже ночь не принесла прохлады. Но была неожиданная и довольно приятная новость. Василий, ночевавший теперь в штабе, в соседней каморке, вернулся с утренней прогулки, и в старых добрых традициях приволок шпиона. На этот раз немецкого. Что и неудивительно, японцев здесь искать трудно. Хотя, какой он немец? Поляк. Местный, из Млавы. Как сказал денщик, он заприметил его ещё вчера, намётанным взглядом выцепив из снующих в отдалении людей. Как он это делал, можно было только догадываться, но результат всегда был неизменным. После короткой беседы в интимной обстановке наедине с казаком, тот пел соловьём, и о том, кто его послал, и кто его менять должен в нелёгком труде наблюдения за штабом, и куда надо передавать сведения. Своевременно приглашённый на эту исповедь Лебедев только успевал записывать. Теперь не оставалось сомнений, что здание штаба армии окажется под прицелом германских орудий, как только будет в их зоне досягаемости. И штаб корпуса тоже. Надо срочно менять их расположение. Лебедев, не теряя времени, отправил по выявленным адресам команды солдат, радостно ожидая свежую порцию сведений.
   Следом пришло известие, что Первый корпус начал погрузку на станции в уже ожидавшие его эшелоны. А это значит, что через три часа одна дивизия начнёт выгружаться у границы. Самсонов решил проветриться накануне сражения, а заодно и взбодриться. Велел подать коня покрепче, вскочил на него перед крыльцом, и в сопровождении казаков конвоя понёсся осматривать позиции. Солдаты уже рыли землю. На первой линии людей осталось мало, поэтому они только углубляли отдельные места, где и должны были пересидеть обстрел. Им даже связь не проводили. Потому что для её надёжности, провода следовало хорошо углубить в землю, дабы они не были перебиты интенсивным обстрелом. А запланированное отступление с этих позиций должно было начаться, как только противник пойдёт в атаку. И оно могло быть столь стремительным, что телефонные аппараты там наверняка бросят. Нечего разбазаривать имущество.... Тут же сапёры подтаскивали короткие брёвна, которыми перекрывали участки траншеи, насыпая сверху земли и прикрывая дёрном. От прямого попадания снаряда это, конечно, не спасёт, но от шрапнели гарантированно. Вторую линию рыли с ещё большим усердием.
   - Ничего, ребятушки, - подбадривал солдат генерал, - землица она для нас всегда родная была. Она вас и прикроет и спасёт. Копайте глубже, да поспешайте. Близко уже германцы, скоро из пушек лупить начнут. И чем глубже вы зароетесь сейчас, тем больше из вас живых останется.
   Стегал коня и нёсся дальше. Снова останавливался, говорил с солдатами, просил быть терпеливыми, и обещал, что отдохнут под обстрелом, который будет длиться долго. И гнал коня дальше. Всё, конечно, не объехал, но посмотрел достаточно, чтобы появилась уверенность - успеют. С утра обстрела быть не должно. Зато в небе появились германские аэропланы. С холма, на котором он как раз находился в тот момент, и где старательно зарывались в землю корректировщики, готовя и перекрытие, и маскировку для себя, открывался красивый вид на окрестности. Неподалёку как раз крутился и наш летательный аппарат, но только один. Смело бросился наперерез противнику, его поддержали несколько пушек, давших выстрелы вверх, пока он был достаточно далеко. Один вражеский аэроплан сразу как-то вильнул в сторону, потом начал клевать носом, и пошёл вниз. Сзади тянулся чёрный шлейф копоти. Надо же, как удачно! То целые батареи палят вверх без толку, то сразу несколькими выстрелами подбивают аэроплан. Выровняться он так и не смог. Пламя разгоралось всё сильнее, и подбитый аэроплан рухнул где-то западнее Млавы. Второму противнику очень не понравились разрывы шрапнели рядом, к тому же он видел печальную судьбу своего товарища, а потому он круто развернулся и направился обратно. Наш аэроплан шёл ему наперерез, и в какой-то момент они оказались довольно близко друг к другу. Германец начал разворачиваться к нему хвостом, раздался треск очереди в небе, потом ещё, и ещё, и наш лётчик резко увёл свою машину в сторону. Самсонов заинтересованно смотрел в небо, наблюдая воздушный бой вживую. И тут до него дошло - наверняка противник после вчерашнего открытия о наличии пулемётов на наших аэропланах, установил их себе. И судя по всему в положение назад. Значит, до пулеотсекателей на лопастях винта ещё не додумались. Какое-то время наш лётчик пытался догнать противника, но тот был чуть быстрее. В общем, постреляли немного на дальних расстояниях, и разошлись без явного результата. Но больше самолётов противника в небе не появлялось в ближайшее время.
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
Оценка: 6.37*35  Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"