Жара стояла несусветная. Всё живое попряталось в своих жилищах от нещадно палящего солнца и кусачих слепней. Лучи солнца прожигали всё на своём пути. Не видно было птиц, собак, кошек. Казалось, что всё вымерло. Плавился асфальт на дорогах, над которыми, поднимаясь, кружил раскалённый воздух. В такое время впору находиться только в прохладной пещере или же в полуподвальном магазинчике под названием "Погребок", в неболшом, уютном баре которого можно выпить бокал холодного пива.
- Интересно бы знать, как в такой зной в Древнем Египте строили известные всем пирамиды, построенные из каменных огромных блоков?- спросил Титова бармена
- Точно не знаю, не присутствовал при их строительстве, - ответил, улыбаясь, бармен. - Зачем нам это знать?
- Я человек любознательный, мне всё интересно знать, - рассмеявшись, произнёс Титов.
- Всё невозможно знать.
- Да, но это не даёт нам основания не стремиться к познанию.
- In vino veritas, - произнёс, хохоча при этом, бармен с узкими глазками на жирном лице. - Конечно, конечно! - воскликнул довольный бармен, знающий хоть что-то на латинском языке, пересчитывающий помянутые денежные купюры.
- Особенно, что при этой истине в баре пополняются деньги в кармане, - сказал Титов, многозначительно посмотрев на бармена.
- В свою очередь, хочу задать вопрос вам, любознательному, а фараоны любители ли были выпить вино или же пиво? - спросил бармен.
- Точно не знаю, не присутствовал при этом, переигрывая до этого сказанную фразу бармена. Но, как пишут исследователи, египетские фараоны, проводя религиозные праздники, любили пить вино, готовя его из фиников, - ответил Титов. - Пиво тоже любили, И пили его в бокалах, которые были вдвое больше, чем этот, что в моей сейчас руке. Не думаю, что фараон Тутанхамон злоупотреблял спиртными напитками, хотя бы потому, что был ещё молод и страдал болезнями. Впрочем, Александр Македонский, его почти ровесник, живший намного позднее Тутанхамона, частенько напивался до пьяна.
- Вы присутствовали при этом? - язвительно спросил бармен?
- Нет, к сожалению, но согласился быть рядом с ним. Это я читал в жизнеописаниях Плутарха.
- Спасибо за инфу. Закажу себе литровые бокалы.
- Но следует учесть, что пиво в Древнем Египте было отменное.
- Какое вы сейчас предпочитаете?
- Замечательное было когда-то чешское пиво "Дипломат", "Будвар", румынское "Бухарест", но только не немецкое. а сейчас очень ценю мексиканское пиво "Corona", произведённое только в Мехико. Впервые я пил его в Уругвае.
- Но пьёте в данное время другое пиво, - заметил бармен.
- А у вас есть то пиво, что я перечислил? - улыбаясь, спросил Титов.
- Пардон, предлагаем то, что есть.
Поблагодарив бармена за пиво, Титов вышел из бара. К своему удивлению увидел пасмурное небо, стало свежо. Редко, но так бывает в жизни. С небес посыпались крупные капли дождя, переходя во внезапный ливень, что, как ни странно, обрадовало Титова. Он всегда принимал природу такой, какой она есть. Ему вспомнился тот ливень, с мощным ветром вблизи Атлантического океана. Что интересно, стихия никогда его не страшила. Более того, она, как красивая цыганка с чарующими глазами, притягивала к себе. Титов зашёл в первый остановившийся автобус, не зная куда он едет, сел в свободное место. Когда автобус двинулся, он, закрыв глаза, вспомнил себя в разные периоды жизни, в которые не хотелось возвращаться, потому что много упустил в ней, многого не совершил, что должен был сделать. Нет, он не винил сам себя, понимая, что такова его судьба. Он смотрел на рядом сидящих пассажиров, на тех, кто входил в автобус, кто выходил, думая, что у каждого из них тоже своя судьба, у кого успешная, у кого незавидная, хотя всё это настолько относительно, что не поддаётся точному определению.
Дождь барабанил и барабанил по крыше автобуса, а когда закончился, наступила ночная темнота. Титов вышел из автобуса одним из последних пассажиров. Тьма была кромешная. Он постоял немного и двинулся к едва видимым очертаниям большого дерева, где сходил по маленькой нужде. Глаза привыкли к темноте, стали просматриваться контуры одноэтажных домов, они возникали перед Титовым неожиданно, как из небытия, из другого, таинственного мира, около одного из которых росла развесистая ива. То, что мне и надо, признёс он вслух. Раздвинув руками ветки ивы, опустившиеся до самой земли, он бухнулся на траву, вытащил из спортивной сумки джемпер, решив в этом уютном месте пробыть до утра. Ему вдруг показалось, что он когда-то был уже здесь. Всё может быть, усмехнувшись, сказал сам себе Титов, лишь бы не было проблем с головой. Так, с улыбкой на лице, он и заснул.
Проснувшись рано-рано утром, когда солнце ещё не взошло, а небесный свод висел над ним бледной синевой, Титов подумал, что один на планете, один в этом мире, что нисколько не страшило, ибо ему почти никого не хотелось видеть, особенно тех, кого знал раньше. Но жизнь такова, что рано или поздно люди встречаются на жизненном пути, их невозможно не замечать, так или иначе с ними приходится в той или иной мере взаимодействовать. Титов обладал способностью быстро, на клеточном уровне чувствовать, определять необходимость дальнейшего пребывания с ними. Вот и сейчас, выйдя на дорогу, чтобы первым попавшимся транспортом добраться домой, он увидел едущего на велосипеде незнакомца. Остановив его знаком поднятой руки, он поинтересовался, во-первых, где находится, во-вторых, как ему быстрее выбраться отсюда, в каком направлении ехать. Пока велосипедист объяснял, Титову достаточно было понять, что перед ним стоит прекрасный человек, которых он встречал не так уж и много: в его глазах излучалась теплота и неподдельная приветливость, что редко, как ни странно может показаться, встречается в людях. Через два-три часа Титов, наконец, оказался у себя в доме, который всегда боготворил, возвращаясь после своего отсутствия. Близкие ему люди спрашивали его, зачем он уезжает в далёкие экспедиции, если так привязан к своему дому? На это Титов отвечал, что с каждой поездкой он убеждается ещё больше в неотразимом влечении к своему дому, открывая дверь которого, он попадает в свой родной мир. По-настоящему ценится свой дом, говорил он, если вынужден на некоторое время покинуть его. Он мог, конечно, не провести ночь где-то на окраине большого города, но ему хотелось по возвращению ещё раз получить радость оказаться в родных стенах. Титов чувствовал свою вину перед домом за то, что вынужден был оставлять его одного. Наверняка, думал он, что дому тоже было грустно, тоскливо без него. Дом для Титова это миропорядок, это теплота, уют. Дом, каждая вещь в нём для него это больше, чем Вселенная. Одна только большая картина на стене, на которой вечерний закат солнца с отсвечивающим светом волн Средиземного моря, остров Горрити напоминает Титову важную, красивую часть его жизни. И дорогие его сердцу цветы: бабочки - Оксалис (Кислица), с марганцево-фиолетовыми лепестками, и фикус, и стопка бесценных книг, среди которых уникальное издание ещё в двадцатых годах прошлого века, пятитомник, "Курс Русской Истории" профессора В. О. Ключевского, замечательная книга "Робинзон Крузо", умопомрачительный двухтомник, автор которого гениальный Henry Miller, и уникальнейшее издание "НОВЫЙ ЗАВЕТ",напечатанный на тончайшей папиросной бумаге, с тысячными пояснениями и комментариями, и линолеум на полу, и даже тусклая лампочка в туалете, и диван, полный забытых, стёртых временем странных снов, и ложечка для обуви, и широполая коричневая шляпа с большими полями, бывавшая с ним во всех его экспедициях, а ныне лежащая в шкафу и ожидающая, вместе с губной гармошкой, новых странствий, есть свидетельства, отражение удивительной жизни Титова. Каждая из этих вещей перестала со временем быть просто вещью, став сущностью его личности. Но при всём этом он понимал, что у него много изъянов, от которых пытается избавить себя. Одним из немногих достижений Титов считал то, что с юношеских лет никого не слушал, а поступал по велению своего сердца, идя наперекор общепринятым представлениям, хотя и признавал, что совершал на этом тернистом пути ошибки. Важным своим достижением он считал, что, начиная с шестнадцати лет, занимался постоянно физическим самосовершенством и интеллектуальной работой, что ему очень помогало в жизни, несмотря на то, что был всё же ленивым человеком. Но это, как говорят исследования современной психологи, является показателем больших умственных способностей человека.
Уже в солидном возрасте Титов стал замкнутым, не доверяя почти никому свои мысли, чувства, ощущения. Но при этом считал, что всегда надо оказывать помощь, при возможности, людям, попавшим в беду, даже если они незнакомые. Однажды он нашёл около одного бара паспорт неизвестного ему молодого человека. По адресу в паспорте Титов нашёл дом и квартиру его владельца. Дверь открыл мужчина лет сорока пяти. Получив паспорт из рук Титова, он был безмерно благодарен, предлагая деньги за это. Титов не стал, разумеется, брать их, сказав, что рад был помочь ему, отсекая таким образом многих для него проблем, и стал прощаться с ним. Мужчина предложил, назвавшись Вадимом, отвезти его на машине домой, тем более, что едет в ту сторону. Проезжая по дороге, он рассказал, что этот паспорт его сына, который подвержен употреблению наркотиков, связался с дурной компанией, где была и его девушка, и ещё несколько раз поблагодарил Титова, попросив его номер телефона. А через два дня Вадим, позвонив ему, сказал, что они с женой желают Титову вручить презент за его благородный поступок. Титов поблагодарил, но от подарка отказался, считая, что любой порядочный человек незамедлительно, найдя паспорт, отдал бы безвозмездно его владельцу, а те, кто берёт деньги за это, являются мерзавцами, которых, к сожалению, развелось сейчас очень много, и,пожелав Вадиму всех благ, попрощался с ним. Больше он с Вадимом никогда не встречался.
Продолжая меньше контактировать с незнакомыми людьми, Титов шёл навстречу к тем, кто был интересным для него. Последним из таких был Сулейман, морской биолог, с кем он познакомился в одной из своих экспедициях. Несмотря на то, что тот жил и работал за рубежом, между ними было хорошее взаимопонимание. У обоих было такое ощущение, что они очень давно знакомы. Сулейман тянулся к Титову не только, потому что оба когда-то занимались боксом, но и за то, что тот проявлял признательность к биологу, делясь в свою очередь своими познаниями. Ведя уединённый образ жизни, Титов ценил своих немногочисленных приятелей, как и любил свой дом, любил ходить по немноголюдным улочкам, ведущим к нему, избегая оживлённого проспекта. На этих полупустынных улицах витала тёплая аура, не было пролетающих мимо легковых и грузовых машин, ходили тихие, спокойные люди, живущие в небольших домах, на этих улицах пробегали знакомые дружелюбные собаки, кошки, часто посещающие заброшенное здание. Здесь не было неоновых реклам, ресторанов, кафе, ночью светились тусклым светом уличные фонари, но эти улицы, как и его дом, как и абрикосовое дерево, растущее рядом с ним, которое в прохладное, в холодное время бережно утепляли молчаливые люди, излучали теплоту, миропорядок, больший, чем Вселенная, так близкий сердцу Титова.