Науменко Александр
Мост

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками Типография Новый формат: Издать свою книгу
 Ваша оценка:
  Мост
  
  В 04:17 утра в субботу, 12 января 2029 года, на территории секретного склада W-34 в пустыне Невады сработала тревога. Не главная. Та была отключена ещё за два часа до этого, а второстепенная. Сенсор влажности в отсеке No 7 зафиксировал аномальное повышение влажности на 0,8%. Это не должно было вызывать особого беспокойства. Пустыня редко увлажняется, но иногда утром бывает роса.
  
  Эта самая пустыня жила своей тихой, остывающей жизнью. Ветра почти не было, только редкие порывы перекатывали песчинки по бетонным плитам внешнего периметра, создавая звук, похожий на шепот сухой бумаги. Внутри ангара стояла мертвая тишина, нарушаемая лишь едва слышным гулом высоковольтных трансформаторов, спрятанных глубоко под землей. Воздух пах пылью и старой смазкой, запах застоявшегося времени. Ни охранников, ни собак. В эпоху нейросетевого контроля живая сила считалась дорогой и ненадежной уязвимостью. Зачем нужен человек, которому требуется спать, если есть спектральные анализаторы?
  
  Однако система WILLOW, искусственный интеллект, управляющий логистикой арсенала, не имела права игнорировать даже минимальные отклонения. В её алгоритмическом ядре, работающем на квантовом сопроцессоре Q-Sys 4, не существовало "интуиция" или "подозрение". Имелись только паттерны соответствия. Влажность - это коррозия. Коррозия - это нарушение целостности оболочки. Нарушение целостности - это событие класса "Красный". Миллисекунды ушли на то, чтобы проанализировать архив метеоданных за последние 50 лет для этого квадрата Невады. Вероятность спонтанного конденсата внутри герметичного контура составляла 0,0004%. Это было математически неприемлемо. Поэтому она отправила запрос на перезагрузку климатического модуля. Ответа не последовало. Тогда WILLOW инициировала ручную диагностику дронов-инспекторов.
  
  Первый дрон стартовал в 04:19. В 04:21 он обнаружил, что дверь в отсек No 7 открыта. В 04:22 дрон No 2 передал изображение: внутри пусто. Не "повреждено". Не "вскрыто". Просто пусто.
  
  Там, где ещё утром стоял контейнер с ядерным боеприпасом типа B61-13, предназначенный для испытаний систем доставки в рамках программы STRAT-2030, теперь был только голый бетон, слегка влажный от конденсата.
  
  На бетоне остались едва заметные царапины от полиуретановых колес тележки, единственное свидетельство того, что здесь кто-то был. Словно призрак прошел сквозь стены, забрал смерть, упакованную в металл, и растворился в предрассветной дымке. Ни окурков, ни отпечатков, ни волоска. Работа была выполнена с хирургической, почти пугающей чистотой.
  
  Контейнер весил 287 килограммов. Его корпус, титановый сплав Grade 5 с внутренней облицовкой из бериллия. Внутри, фугасная сборка с импульсным нейтронным инициатором. Заряд, 1,2 кт тротилового эквивалента. Время активации от холодного запуска, 38 секунд. Максимальный срок хранения без обслуживания, 18 месяцев. На момент кражи, 11 месяцев и 4 дня.
  
  Внутри этого "спящего" цилиндра происходили невидимые процессы распада, сдерживаемые лишь физикой и инженерией. Это было не просто оружие. Это был шедевр деструктивного искусства, созданный людьми, которые верили, что мир можно сохранить, только имея возможность уничтожить его часть за 38 секунд. И теперь этот шедевр находился в руках тех, кто перестал верить в сохранение мира.
  
  Похитители использовали не взрыв, не штурм и не кибератаку. Они воспользовались тем, что система WILLOW полагалась на протокол доверия к внутреннему персоналу.
  
  - Двадцать четыре часа у тебя, не больше, - сказал человек по имени Хейс, стоя у грузовой рампы склада.
  
  Он носил форму техника с бейджем "К. Росс, логистика W-34". На самом деле его звали Карл Хейс, бывший аналитик аппарата директора национальной разведки. Он уволился в 2025 году после того, как президент Боби Кирк подписал указ No 11472, разрешивший ускоренную выдачу гражданства лицам, прошедшим через "программу гуманитарной реинтеграции", иначе говоря, бывшим боевикам из стран, где США вели "стабилизационные операции".
  
  Хейс нервно поправил манжету куртки. Его пальцы слегка подрагивали. Последствие контузии, полученной не на войне, а во время теракта в посольстве в 19-м году, о котором официально не сообщалось. Он смотрел на Форда, но видел не водителя, а инструмент. Инструмент, который может сломаться.
  
  - Ты выглядишь уставшим, Джейсон, - неожиданно мягко проговорил Хейс, хотя глаза его оставались холодными, как линзы прицела. - Глаза красные.
  
  - Я не спал двое суток, - буркнул Форд, сплевывая на песок. - Кошмары. Опять тот переулок в Джелалабаде.
  
  - Забудь Джелалабад. Его больше нет. И той страны, за которую ты там истекал кровью, тоже нет. Есть только задача.
  
  Хейс подошел ближе, понизив голос, хотя вокруг на мили была лишь пустота:
  
  - Помнишь, что они сделали с твоей пенсией? С твоим досье? Они стерли тебя, Джейсон. Ты - призрак. А призракам нечего терять.
  
  Он помолчал, после чего добавил, пристально глядя на водителя фургона:
  
  - У тебя нет права на ошибку.
  
  Тот утвердительно кивнул.
  
  - Понимаю.
  
  Его звали Форд. Реальное имя, Джейсон Миллер, бывший сержант морской пехоты, уволенный по статье после инцидента в Кабуле, где его подразделение было расформировано после того, как выяснилось, что часть местных "союзников" оказались теми, против кого они воевали.
  
  - Я знаю, что я делаю, - ответил Форд. - Но ты уверен, что бомба не сработает, если я наеду на кочку?
  
  - Она не активирована, - уверенно проговорил Хейс. - Только криогидростатический триггер. А он сработает только если система решит, что мы подо льдом Арктики, а также, если ниже 10 метров и температуре +1,2№C или ещё ниже.
  
  Форд поглядел на свои руки, сжимающие руль. Костяшки побелели. Он был профессионалом, он умел водить всё, от "Хамви" до тяжелых тягачей. Но сейчас за его спиной лежала не гуманитарная помощь и не боеприпасы для гаубиц. Там лежало маленькое солнце, способное испепелить ад.
  
  - Криогидростатика... - пробормотал он, словно пробуя слово на вкус. - Звучит как очередная умная хрень, которая отказывает в самый неподходящий момент. Как те новые бронежилеты в 24-м.
  
  - Это надежнее, чем твое сердцебиение сейчас, - отрезал Хейс. - Я лично калибровал датчики. Я переписал код контроллера. Система думает, что она на консервации. Она "спит". Не разбуди её тряской, Форд. Просто веди машину. Плавно. Как будто везешь хрусталь для свадьбы своей дочери.
  
  Упоминание дочери заставило желваки на челюсти Форда дернуться. Он не видел её три года. Суд запретил. "Нестабильная психика", так сказал судья, назначенный новой администрацией.
  
  - А если кто-то посмотрит в грузовик?
  
  - Ты перевозишь "промышленные фильтры для водоочистки", - усмехнулся Хейс. - Маркировка по классу 7, но с накладной от "Эко-Тек ЛЛС". Всё легально. Никто не проверит.
  
  Фургон был не просто фургоном. Это был "Peterbilt 389" с модифицированным кузовом. Двойной пол, экранированный слой свинца, вентиляция с активированным углём. Внутри контейнер был закреплён на гидравлической платформе, способной компенсировать ускорения до 2,5 g. Система GPS отключена. Вместо неё, аналоговый навигатор с картами 1990-х, не подключённый к спутникам.
  
  Погрузка заняла 11 минут. Два техника, на самом деле члены организации "Предел Толерантности", тайного союза ветеранов, инженеров и бывших чиновников, выкатили контейнер на гидравлической тележке. Скользящие колёса без шума перемещали груз по бетону. Никаких кранов. Всё по инструкции Минобороны. Тяжёлые контейнеры перемещаются только вручную, чтобы исключить повреждение систем инициации.
  
  Воздух внутри фургона был спертым. Пахло новым пластиком, дешевым кофе, который пили техники, и резким, металлическим запахом страха, который они пытались скрыть за рутиной. Один из них, лысеющий мужчина с татуировкой "Semper Fi" на предплечье, затягивал крепежные ремни с такой силой, что вены на его руках вздулись, как синие жгуты.
  
  - Осторожнее, Майк, - прошипел второй. - Не пережми гидравлику платформы. Если масло потечет, у нас будут проблемы посерьезнее трибунала.
  
  - Я делаю это ради своих парней, - прохрипел Майк, не ослабляя хватки. - Ради тех, кто гниет в социальных приютах, пока эти... новые граждане получают ключи от квартир.
  
  Они помолчали несколько секунд, занимаясь работой.
  
  - Ты читал речь Кирка вчера?
  
  - Ту, где он сказал, что "национальная идентичность - это миф"? - уточнил второй.
  
  - Да. И что "американец - это любой, кто хочет им быть".
  
  - Он не знает, что такое быть американцем, - тихо проворчал первый. - Он знает только, как продать эту страну.
  
  В глазах техника блеснула не просто злость, а глубокая, разъедающая душу обида. Обида человека, который отдал всё системе, а система в ответ плюнула ему в лицо. Он провел ладонью по холодному титановому боку контейнера B61-13, словно гладил дикого зверя.
  
  - Пусть почувствуют, - шепнул он, обращаясь к бомбе. - Пусть их кофейни и коворкинги затрясутся. Пусть поймут, что фундамент их мира держится на таких, как мы. А мы устали держать.
  
  Контейнер щёлкнул замками. Система аварийного торможения сработала. Всё в норме.
  
  Фургон выехал со склада в 04:48 предыдущего дня. Система WILLOW всё ещё ждала ответа от модуля влажности. Никто не заметил пропажи.
  
  Через 3 часа Форд пересёк границу Аризоны. Через 7 часов уже двигался по шоссе I-80 в сторону Нью-Джерси. Ни одной остановке. Ни одного запроса.
  
  Дорога превратилась в гипнотическую ленту серого асфальта. Форд жевал безвкусные энергетические батончики, запивая их теплой водой из пластиковой бутылки. Каждая яма на дороге отдавалась у него в позвоночнике электрическим разрядом ужаса. Он постоянно смотрел в зеркала заднего вида. Ему казалось, что за ним следят. Черный седан? Нет, просто семья едет в отпуск. Патрульная машина? Нет, свернула на заправку.
  
  Радио он не включал. Тишина в кабине была плотной, давящей. Только шум шин и ровный рокот дизеля. Иногда ему казалось, что он слышит тиканье из кузова, хотя знал, что это невозможно. Электронные таймеры не тикают. Но воображение рисовало цифры обратного отсчета, горящие красным в темноте экранированного отсека.
  
  На границе штатов он задержал дыхание, проезжая мимо весового контроля. Зеленый свет. Система транспондера, взломанная Хейсом, выдала идеальный сигнал "Груз не требует досмотра". Форд выдохнул, чувствуя, как по спине течет холодный пот.
  
  - Ещё немного, детка, - прошептал он машине. - Ещё немного, и мы закончим эту войну.
  
  А в это время в подвале заброшенного склада в Южном Бруклине трое людей собирали последний элемент операции, баржу "Морская Стража", ветхое судно 1978 года постройки, официально списанное в 2019 году, но восстановленное на собственные средства "Предела Толерантности". Её корпус был усилен сталью, а трюм переоборудован под приём контейнера с гидравлической платформой.
  
  Подвал пах гнилью, мазутом и соленой водой Гудзона. С потолка свисали тусклые лампы, отбрасывая длинные, пляшущие тени на ржавые стены. Вода плескалась о бетонный мол снаружи, создавая ритмичный, убаюкивающий и одновременно тревожный звук.
  
  Лиана вытерла руки ветошью. Её лицо было серым от усталости, под глазами появились мешки. Она была инженером, строила дамбы, спасала города от наводнений. А теперь рассчитывала, как разместить ядерный заряд так, чтобы гидроудар был максимальным, но направленным. Ирония ситуации жгла её изнутри.
  
  Третий участник, молодой парень по кличке "Спарк", возился с проводкой баржи. Он никогда не воевал. Он был хакером, потерявшим брата во время беспорядков, которые полиция "не успела" подавить.
  
  - Эта посудина развалится, если чихнуть, - прокомментировал парень, не оборачиваясь. - Генератор едва тянет помпы.
  
  - Ей не нужно плыть через Атлантику, - ответила Лиана глухим голосом. - Ей нужно пройти всего три мили. В один конец.
  
  - Да уж... - ухмыльнулся "Спарк". - Вот это будет теракт.
  
  - Мы не террористы, - заметил Хейс, прибывший несколько часов назад, глядя на карту Нью-Йоркской бухты.
  
  - И что, по-твоему, увидит в нём Кирк? - спросила женщина по имени Лиана, бывший инженер-гидротехник из Нью-Йорка.
  
  - Страх, - ответил Хейс. - Впервые за двадцать лет.
  
  Они не просили выкупа. Не требовали перемен. Они не хотели власти. Они просто хотели, чтобы в 8:12 утра в понедельник, в час пик, когда по мосту Бруклин проезжает 2300 автомобилей в час, и десятки тысяч людей идут в офисы на Манхэттене. В 8:12. Время, когда город окончательно просыпается. Время, когда миллионы смартфонов проверяют почту, когда в метро давка, когда запах свежей выпечки смешивается с выхлопными газами. Это было время жизни. И именно это время они выбрали для напоминания о смерти. И тогда весь город увидит, что безопасность - это иллюзия. И что иллюзия эта рухнет не из-за врагов снаружи, а из-за тех, кто внутри решил, что хватит.
  
  Карл Хейс подошел к карте, висящей на стене. Нью-Йорк выглядел на ней как сложная схема кровеносных сосудов. Он провел пальцем по линии Ист-Ривер.
  
  - Они назвали нас маргиналами, - тихо сказал он. - Экстремистами. Но мы - иммунная система. А когда организм болен раком, иммунная система повышает температуру. Лихорадка убивает, чтобы спасти. Скоро у Нью-Йорка будет жар.
  
  Фургон прибыл в порт Бай-Ридж в 18:03. Погрузка началась в 18:17. А уже скоро, в 8:12, бомба будет под мостом. И не будет ночи. Не будет тишины. Будет ад в час пик.
  
  ***
  
  В 06:03 утра в подвале штаб-квартиры Национального центра по борьбе с терроризмом (NCTC) в Ленгли, штат Вирджиния, зазвонил телефон уровня "Чёрный код". За ним стоял не оперативник и не аналитик, а сама Директор по стратегическим угрозам ЦРУ, Элен Морроу, бывшая пилот ВВС и одна из немногих, кто имел допуск к программе "Атлас-Я".
  
  В бункере NCTC не было окон, поэтому время суток определялось только по интенсивности искусственного освещения и степени помятости рубашек аналитиков. В воздухе висел густой аромат пережаренного кофе, топливо, на котором держалась национальная безопасность.
  
  Элен сидела за столом из красного дерева, который казался неуместным среди мониторов и серверов. Она массировала виски. Мигрень начиналась всегда одинаково, с маленькой вспышки в левом глазу. За последние полгода она спала в своей постели от силы раз десять.
  
  - База W-34, - произнёс голос на другом конце. - Пропала B61-13. Последнее подтверждённое расположение: 03:48.
  
  Морроу не спросила "как" или "почему". Вопросы "почему" и "как" были для историков и журналистов. Для неё существовало только "где" и "когда". Её пульс даже не участился. Годы тренировок и бета-блокаторы делали свое дело. Но внутри, где-то в районе желудка, сжался холодный, липкий ком. Она знала B61-13. Она видела результаты симуляций. Женщина просто закрыла глаза на две секунды и произнесла:
  
  - Запускайте "Око".
  
  "Око" - это не ИИ в голливудском смысле. Это распределённая аналитическая система, объединяющая данные с 14 спутников, 317 наземных сенсоров, камер наблюдения и транспортных логистических сетей. Система разработана DARPA и протестирована в 2026 году при утечке химоружия в Сирии. Скорость обработки, до 2,1 миллиона событий в секунду.
  
  "Око" было чудовищем. Оно питалось метаданными. Каждый лайк, каждая транзакция по кредитке, каждый проход через турникет метро, каждый кадр с камеры на перекрестке, всё стекалось в его ненасытную утробу. Люди боялись Большого Брата, но "Око" было не братом. Это был Бог, всевидящий, равнодушный и бесконечно быстрый.
  
  Экраны на стене мигнули, перестраиваясь в режим "Критическая угроза". Десятки аналитиков в зале замерли. Их пальцы зависли над клавиатурами. Шум разговоров стих мгновенно. Все поняли, это не учения.
  
  Через 4 минуты "Око" выдало список из 19 транспортных единиц, покинувших периметр W-34 между 03:30 и 05:00. Из них 7 имели доступ к грузовому терминалу. Три из них не прошли сканирование на выезде из-за "сбоя в системе".
  
  - Проверяем Peterbilt 389 с VIN JF3K893L2N12447, - сказал аналитик Ким, не отрывая взгляда от трёх мониторов. - Регистрация поддельная. Компания "Эко-Тек ЛЛС" не существует.
  
  - Трассировка GPS-сигнала?
  
  - Отключён. Но у него есть OBD-2 порт, и он в течение 12 минут после выезда передавал данные в сеть OnStar, пока не сгорел предохранитель.
  
  - Где последняя точка?
  
  - I-15, юг Аризоны, но... - замолчал Ким, листая данные. - Он не ехал на юг. Он развернулся у Барстоу и поехал на восток.
  
  Ким нервно облизал губы. Молодой человек был гением дата-майнинга, выпускником MIT, но сейчас он выглядел как школьник, которого вызвали к директору.
  
  - Это нелогично, мэм. Логистика не бьется. Если они хотели продать бомбу, им нужно было ехать в Мексику или в порт Лонг-Бич. Поворот на восток означает, что они не хотят её вывозить.
  
  - Они везут её домой, - прошептала Морроу. - Они везут её в сердце.
  
  Женщина поглядела в сторону, после чего вновь обернулась и поинтересовалась:
  
  - Цель?
  
  - Сейчас анализируем маршруты. Но если он следовал по I-80, то финальная точка, Нью-Йорк.
  
  В 07:11 утра президента Боби Кирка разбудили. Откровенно, тот выглядел плохо. Отеки под глазами, растрепанные седые волосы. Он накинул пиджак прямо на пижаму, но галстук завязать не успел. В комнате пахло по-старчески и дорогим лосьоном после бритья. Он был политиком компромиссов, человеком, который привык договариваться. Но с физикой ядерного распада договориться было нельзя.
  
  - Ты куда? - поинтересовалась обнажённая блондинка, сонно хлопая глазами.
  
  Джессика Альбо, его любовница на протяжении последних трёх месяцев. Ей недавно исполнилось семнадцать, и она очень сильно хотела стать актрисой. Так сильно, что не раздумывая, запрыгнула в постель к старику, желая добиться своей мечты. А президент США, как-никак, это вам не какой-нибудь мелкий продюссер.
  
  - Мне пора.
  
  - Но почему так рано? - капризно надула губки девица.
  
  - Дела, - коротко бросил Кирк.
  
  А сам подумал, не пора бы избавиться от этой глупой куклы. Он опасался, что могла о его связи с несовершеннолетней узнать жена, а ещё того хуже, пресса.
  
  Через 8 минут его кабинет в Белом доме превратился в оперативный центр. Присутствовали, глава ФБР, директор Национальной разведки, заместитель министра обороны и Элен Морроу по видеосвязи.
  
  - Вы уверены, что это не дезинформация? - спросил президент.
  
  - B61-13 - это не оружие массового поражения в классическом смысле, - ответила Морроу. - Это тактическая бомба с нейтронным усилением. Её цель, не разрушить город, а убить людей, сохранив инфраструктуру. Такие бомбы используются в сценариях "захвата ключевого узла без разрушения".
  
  - То есть они хотят убить, но не разрушить?
  
  В кабинете повисла тишина. Глава ФБР хрустнул суставами пальцев. За окном Белого дома вставало солнце, заливая лужайку обманчиво мирным золотым светом.
  
  - Господин Президент, - звучал голос Морроу из динамиков как приговор. - Это послание. Они используют методологию асимметричной войны. Они бьют не по армии. Они бьют по психике нации. Нейтронный импульс в такой плотной застройке... Радиация пройдет сквозь бетон и стекло, убивая всё живое, но оставит здания стоять памятниками. Это будет город-призрак. Идеальная декорация для нашего провала.
  
  Кирк потёр лицо ладонью.
  
  - Они хотят, чтобы выжили свидетели, - ответила Морроу. - Чтобы весь мир увидел, даже в центре Нью-Йорка вы не в безопасности.
  
  В 07:34 утра в Нью-Йорке сработал протокол "Скала-9".
  
  Майор ФБР Эндрю Райс, руководитель отдела по ядерным угрозам (WMD Directorate), получил пакет данных прямо в машину, мчащуюся по ФДР-драйв. Рядом с ним, симпатичная брюнетка, капитан полиции Нью-Йорка Джина Лоу, специалист по критической инфраструктуре.
  
  Сирена разрывала утренний воздух, но нью-йоркские водители реагировали на неё вяло. Райс бил по рулю, проклиная этот город, эту пробку и этот день. Его семья жила в Квинсе. Достаточно далеко, чтобы выжить, но достаточно близко, чтобы увидеть грибовидное облако. Эта мысль сверлила его мозг, мешая сосредоточиться.
  
  - Двигайся, ублюдок! - заорал он на таксиста, перекрывшего полосу.
  
  Машина вильнула, едва не задев отбойник. В салоне пахло старым фастфудом и оружейным маслом от винтовки, лежащей между сиденьями.
  
  - Водные пути? - спросила Лоу, глядя на карту.
  
  - "Око" отслеживает все суда, вошедшие в бухту после 05:00, - ответил Райс. - Есть один кандидат, баржа "Морская Стража", вышла из Бай-Ридж в 05:48. Регистрация просрочена, а владелец мёртв с 2018 года.
  
  - Груз?
  
  - В документах указано "Строительные отходы". Но тепловизор спутника KH-12 зафиксировал аномальный тепловой след в трюме, который не соответствует органическим или металлическим отходам. Скорее всего, это изолированный источник с низкой теплопроводностью.
  
  - Ядерный контейнер?
  
  - Высокая вероятность.
  
  Эндрю посмотрел на Лоу. Она была бледна. Губы сжаты в тонкую линию. Женщина проверила пистолет, механически передергивая затвор, хотя понимала, что против 1,2 килотонн тротилового эквивалента её "Глок" бесполезен так же, как водяной пистолет против лесного пожара.
  
  - Если это сработает... - начала она и осеклась.
  
  - Не сработает, - резко ответил Райс. - Не сегодня. Я не позволю этому дерьму случиться в мою смену.
  
  Майор достал спутниковый телефон, ощущая, как сильно вспотели ладони.
  
  - Это Райс. Активируйте "Каскад" в Нью-Йорке. Эвакуация, только в радиусе моста Бруклин. Воздушное пространство закрыть. Все катера береговой охраны к опорам моста. И поднять Navy EOD Team 2. Они уже в Бруклине.
  
  - А если бомба уже в воде? - с тревогой поинтересовалась Лоу.
  
  - Тогда у нас не так уж и много времени, - нахмурился Райс, глядя на часы.
  
  Их машина пронеслась мимо Сити-Холл-Парк. Впереди мост. А под ним, тишина.
  
  Вода в Ист-Ривер была темно-серой, маслянистой. Чайки кричали, кружа над мусором, не подозревая, что под ними, в трюме ржавой баржи, медленно прогревались контуры инициации. Город над ними гудел, как растревоженный улей. Поезда метро грохотали, везя тысячи сонных людей на работу. В окнах небоскребов отражалось мелькающее среди облаков зимнее солнце, сразу исчезнувшее.
  
  Мир казался прочным. Незыблемым. Но это только так казалось...
  
  ***
  
  Баржа "Морская Стража" вышла в эстуарий Гудзона в 5:48 утра. Погода была типичной для января: низкие облака, температура +1№C, лёгкий ледяной туман над водой. Ветер северо-восточный, 8 узлов. Ничего примечательного, ровно то, что нужно. В этот час река почти пуста. Лишь редкие патрульные катера, мусорные баржи и рыбаки на старых "Boston Whaler". Никто не обращал внимания на ржавую 42-метровую баржу 70-х годов, идущую по маршруту "Бай-Ридж - Статен-Айленд", стандартный путь для перевозки строительных отходов.
  
  Вода в Гудзоне в это время года напоминала жидкий свинец. Тяжелая, непрозрачная и маслянистая. Она лениво билась о ржавые борта "Морской Стражи", оставляя на металле грязную пену. Дизель баржи, старый "Detroit Diesel" серии 71, работал с характерным ритмичным хрипом, от которого дрожала палуба и дребезжали стекла в рулевой рубке. Этот звук, низкий и монотонный, действовал гипнотически.
  
  Баржа пахла не морем, а городом: перегоревшим мазутом, гнилыми водорослями и сладковатым химическим привкусом, который всегда висел над промышленными зонами Нью-Джерси. Мимо проплыл гигантский контейнеровоз "Maersk". Его огромный корпус заслонил собой полнеба, и маленькую баржу качнуло на кильватерной волне. Ржавые цепи на палубе звякнули, словно напоминая, насколько хрупко это суденышко по сравнению с левиафанами глобальной торговли. Но именно эта невзрачность была их лучшей броней. Невидимость посредственности.
  
  На борту шестеро. Кроме Форда и Лианы, здесь трое водолазов. Гарретт, бывший сапёр из SEAL Team Six; Элоиз, инженер по подводным системам, и Райан, молодой, но уже дважды участвовавший в подводных операциях на Чёрном море в 2023-2024 годах. Правда, по "гражданскому" контракту. Шестой, капитан баржи, Марко, коренастый мужчина с лицом, изборождённым шрамами от ожогов. Он не входил в "Предел Толерантности", просто наёмник, но знал, что везёт, и молчал. Платят хорошо и не спрашивают.
  
  Напряжение в кают-компании можно было резать ножом. Оно висело в спертом воздухе, смешиваясь с запахом оружейной смазки. Каждый из них справлялся с ожиданием по-своему.
  
  Лиана, сидевшая в углу, механически перебирала четки, сделанные из титановых гаек, сувенир с ее прошлой работы на плотине Гувера. Её пальцы побелели от напряжения. Она не молилась. Она считала. Расход топлива, сопротивление течению, углы атаки. Цифры успокаивали её там, где совесть начинала кричать.
  
  Элоиз, напротив, казалась пугающе спокойной. Она протирала стекло своего шлема специальным раствором, добиваясь идеальной прозрачности. Движения были экономными и точными, как у хирурга перед операцией. Для неё это была инженерная задача, уравнение, которое нужно решить. Моральная сторона вопроса была вынесена за скобки.
  
  - Кофе закончился? - поинтересовался Гарретт, постукивая чашкой по ржавому столу в кают-компании.
  
  - Нет, просто Форд его вылил, - ответила Элоиз, не отрываясь от планшета с картой дна.
  
  - Но зачем?
  
  - Он сказал, что "кофе в восемь утра - это предательство биоритмов".
  
  - Ты серьёзно?
  
  - Я серьёзно, - проговорил Форд, входя в каюту с биноклем. - В восемь утра организм вырабатывает кортизол. Кофеин, это лишняя нагрузка.
  
  Гарретт закатил глаза, с силой швырнув пустую кружку в раковину. Звон керамики о металл прозвучал слишком громко в тишине утра.
  
  - Знаешь, что такое нагрузка? - прорычал он. - Нагрузка - это когда ты сидишь в этой консервной банке и знаешь, что если береговая охрана решит проверить наши документы, мы даже не успеем дернуть рубильник. Мне нужен кофе, чтобы мои руки не дрожали, а не твои лекции по нейробиологии.
  
  Форд даже не повернулся. Он продолжал смотреть в бинокль, изучая горизонт, где серые силуэты небоскребов Манхэттена протыкали низкое брюхо облаков.
  
  - Дрожащие руки - это страх, Гарретт. А страх - это химия. Контролируй химию, и ты убьешь страх. Мы уже мертвецы, если облажаемся. Так зачем волноваться?
  
  - Ты псих, - бросил Райан, затягивая шнурки на ботинках. - Лучше скажи, точно ли мы не промахнёмся мимо опоры.
  
  - Ты промахнёшься только если вдруг решишь сейчас мочиться, - отрезала Лиана, входя вслед за ним. - Траектория рассчитана до сантиметра. Скорость баржи, 4,3 узла. Глубина у опоры No 7, 13,4 метра. Течение, 0,6 узла. У тебя есть не особо много времени, чтобы выйти, спустить капсулу и зафиксировать её. Потом немедленно вверх.
  
  - А если кто-то увидит всплеск? - поинтересовался Гарретт.
  
  - В 7:58 утром под мостом Бруклин никого нет, - ответила Элоиз. - Туристы приходят после девяти. Охрана, только на смотровой площадке. Камеры все смотрят на дорогу, а не в воду. Даже если кто-то на лодке проплывёт, подумает, что это мусор или выброс из канализации.
  
  Баржа прошла мимо Рузвельт-Айленд. Впереди уже маячили очертания моста.
  
  - Время, - напомнил Форд.
  
  - 7:42, - подтвердил Марко, не отводя взгляда от штурвала. - Всё по графику.
  
  Водолазы начали облачаться. Не в стандартные "мягкие" костюмы, а в сухие скафандры Mark IV, с автономной системой дыхания на 90 минут и встроенным коммуникатором на частоте 433 МГц, вне диапазона городских сетей. На спине, компактные баллоны с гелиево-кислородной смесью. Вес каждого комплекта, 38 кг.
  
  Процесс облачения напоминал средневековый ритуал. Щелчки герметичных застежек, шипение клапанов проверки давления, гулкий звук дыхания в замкнутом пространстве шлема. Mark IV были не просто костюмами, это были персональные батискафы. Внутри пахло резиной.
  
  Элоиз проверила индикаторы на запястье Райана. Зеленые диоды весело подмигивали в полумраке палубы.
  
  - Пульс 98, - констатировала она. - Многовато, малыш. Дыши животом. Вдох на четыре счета, выдох на четыре.
  
  - Я в норме, - огрызнулся Райан, хотя его голос дрогнул в динамике. - Просто холодно.
  
  - Там будет еще холоднее, - пообещал Гарретт, проверяя крепление ножа на бедре. - Вода заберет все тепло, которое ты ей отдашь.
  
  С минуту, наверное, каждый занимался своим делом, одновременно погруженные в мысли.
  
  - Эй, Райан, - вдруг спросил Гарретт, проверяя клапаны, - ты всё ещё пишешь ту книгу?
  
  - Какую?
  
  - Про морских чудовищ.
  
  - Это не про чудовищ, - усмехнулся парень. - Это про то, как люди придумывают монстров, чтобы не признавать, что они сами худшие из них.
  
  - Звучит как пропаганда, - пробурчал Форд, но без злобы.
  
  - Это правда, - тихо сказала Элоиз. - Мы сейчас, сами монстры. Но мы, монстры, которые видят своё отражение.
  
  Райан замолчал, глядя на свои руки. Он был самым молодым здесь. Поколение, выросшее на видеоиграх и стримах, вдруг оказалось внутри реальности, где нет кнопки "сохранить". Он вспомнил лицо своей девушки, оставшейся в Огайо. Она думала, что он работает на нефтяной платформе. Если бы она знала, что он сейчас надевает шлем, чтобы погрузить город в хаос, она бы, наверное, плюнула ему в лицо. Или нет? Может быть, она бы поняла. Ведь вчера она жаловалась, что не может оплатить счета за электричество, пока правительство отправляет миллиарды на "поддержку демократии" в странах, названий которых она даже не знала.
  
  - Хватит философии, - резко оборвала Лиана. - Философия закончилась, когда мы погрузили контейнер. Теперь осталась только физика.
  
  На палубе Марко дал сигнал: "До моста, 800 метров".
  
  Водолазы вышли на корму. Там уже стоял груз, не бомба, а капсула "Нептун-7", цилиндрический модуль из композитного сплава, внешне похожий на промышленный фильтр для очистки сточных вод. Внутри бомба, гидравлические анкеры, навигационный маяк и триггер.
  
  - Готов? - спросил Гарретт у Райана.
  
  - Всегда, - ответил тот и первым шагнул в воду.
  
  Мир перевернулся. Шум города, гул мотора, крики чаек, все исчезло, сменившись давящей, ватной тишиной, в которой существовал только ритмичный звук собственного дыхания: пшшш-ххх... пшшш-ххх. Вода сомкнулась над головой, отрезая путь назад. Пузыри воздуха рванулись к поверхности, словно души, покидающие тело.
  
  Зеленовато-бурая муть Гудзона была полна взвеси. Мимо маски проплывали какие-то ошметки, пластиковые пакеты, похожие на медуз, и частицы ила. Это была река-кладбище, хранящая тайны миллионов людей на протяжении столетий.
  
  Холод ударил в лицо, как лезвие. Вода, +1,1№C. Видимость, меньше метра. Они спустились на 12 метров, удерживаясь на одном уровне и ориентируясь по гидролокатору на запястье.
  
  - Капсула на тросе, - сообщила Лиана по рации. - Подтягиваю.
  
  Она управляла гидравлической лебёдкой с палубы, следя за глубиной на мониторе. Через 17 секунд капсула коснулась дна.
  
  - Опора слева, - прошептал Гарретт. - Вижу арматуру.
  
  Они подплыли ближе. Бетонная опора No 7 была покрыта мидиями, ржавчиной, обрывками сетей.
  
  - Анкеры - вперёд, - скомандовала Элоиз.
  
  Гарретт и Райан прикрепили к капсуле два магнитных анкера. Те впились в бетон с глухим щёлчком. Затем активировали гидравлический пресс, и капсула вдавилась в нишу между двумя балками опоры, полностью скрывшись от глаз.
  
  Работа шла в полной тишине, нарушаемой лишь металлическим скрежетом инструментов и короткими командами. Райан чувствовал, как течение пытается оторвать его от опоры, как невидимая рука гиганта. Он вцепился перчаткой в скользкий, покрытый слизью бетон. Прямо перед его лицом, в десяти сантиметрах, находился корпус капсулы "Нептун-7". Гладкий, совершенный, смертоносный.
  
  Он на секунду представил, что внутри. Сжатая энергия звезды, способная превратить плоть в пар. И сейчас он приковывал эту смерть к ноге города, как кандалы.
  
  - Контакт стабилен. Магнитный захват сто процентов.
  
  Элоиз подплыла ближе, проверяя работу. Она провела рукой по стыку капсулы и бетона. Идеально. Ни зазора. Словно эта бомба была здесь всегда, часть архитектуры моста, задуманная еще Рёблингом в XIX веке.
  
  - Триггер активирован, - доложил Гарретт через гидрофон. - Температура воды, +1,1№C. Поверхностное давление, 1004 гПа. Условия выполнены. Глубина 12,1 метра.
  
  - Подъём, - приказала Элоиз.
  
  Они отплыли. На поверхности тишина, туман, шум мотора баржи. Ни одна лодка не прошла мимо, ни одна камера не смотрела вниз. Баржа уже миновала мост. На борту никто не говорил, лишь капли воды стекали с костюмов.
  
  В штабе, в подвале на Бедфорд-авеню, Хейс выключил монитор.
  
  - Сделано, - сказал он вслух, хотя в помещении был один.
  
  А над Нью-Йорком уже начинал подниматься солнечный свет, слабый и холодный, как сталь. Через 14 минут начнётся час пик. И мир забудет, что такое безопасность.
  
  ***
  
  Склад на Бедфорд-авеню был обесточен. Никаких огней. Только тусклый рассветный свет, пробивавшийся сквозь грязные окна второго этажа. Машины спецназа HRT въехали с трех сторон без сирен, без мигалок. Только шорох шин по асфальту и глухой стук ботинок по бетону.
  
  Воздух вокруг склада был наэлектризован. Бойцы HRT двигались как единый организм. Черная, многоногая, многоглазая сущность, текущая вдоль стен. Каждый шаг выверен. Каждый ствол направлен в сектор ответственности. Слышно было только, как ветер шевелит обрывок полиэтилена на заборе.
  
  Холт чувствовал запах старой кирпичной пыли. Его сердце билось ровно, 60 ударов в минуту. Он делал это сотни раз. Но сегодня было другое ощущение. Интуиция, выработанная годами, шептала, что здесь что-то не так. Слишком тихо. Слишком просто.
  
  Командир группы, капитан Дэниел Холт, поднял руку.
  
  - Тихо. Внутри не менее четырех. Вооружены. Возможно, знают, что мы идем.
  
  Один из оперативников установил взрывную рампу у главного входа. Другой закрепил мини-камеру на конце телескопической палки, просунув ту под дверь. На экране коридор. Пусто.
  
  - Есть движение слева! - прошептал наблюдатель. - Один, вооруженный.
  
  Холт утвердительно кивнул.
  
  - Альфа, вход через фасад. Браво, выбейте окно справа. Все одновременно.
  
  Через три секунды два взрыва. Металлическая дверь вылетела внутрь. Окно на втором этаже разлетелось вдребезги.
  
  - FBI! - заорали голоса. - РУКИ ЗА ГОЛОВУ!
  
  Первый выстрел прозвучал сразу. Из темноты коридора автоматная очередь. Один из агентов упал, брызгая кровью.
  
  - Раненый! - крикнул санинструктор. - Огонь на поражение!
  
  Время сжалось. Секунды растянулись в часы. Звук выстрелов в замкнутом пространстве коридора бил по ушам, как кувалда, несмотря на активные наушники. Вспышки дульного пламени выхватывали из темноты фрагменты реальности: перекошенное лицо боевика, разлетающуюся штукатурку, гильзы, танцующие в воздухе.
  
  Агент, шедший вторым, споткнулся о тело товарища, но не остановился, поливая огнем дверной проем. Запах сгоревшего кордита забил ноздри, едкий и горький.
  
  Ответный огонь оказался громкий, лающий. Пули врезались в стены, дробили трубы, выбивали искры из проводки. По полу пополз дым. Загорелась старая изоляция.
  
  - Второй этаж! - крикнул Холт. - Лестница чиста?
  
  - Чиста!
  
  Двое агентов поднялись наверх. Первый - прикрытие. Второй - в комнату.
  
  - Угол слева! - крикнул он.
  
  - Вижу!
  
  Выстрел. Тело упало.
  
  - Теперь налево!
  
  Еще одна комната. Еще двое. Один успел вскочить с кресла, но получил две пули в грудь. Второй бросился к окну и упал, когда уже почти вылез.
  
  Последняя дверь, заперта.
  
  - Взрыв! - крикнул Холт.
  
  Секунда, и дверь распахнулась. Внутри полумрак. Стол. Ноутбук. И человек в кожаном кресле. Он даже не повернулся.
  
  В комнате играла музыка. Тихо, почти на грани слышимости. Это был джаз, Колтрейн, "In a Sentimental Mood". Контраст между кровавой бойней в коридоре и этой умиротворяющей мелодией был настолько сюрреалистичным, что первый ворвавшийся агент на долю секунды замешкался.
  
  Хейс сидел так, словно ждал доставки пиццы, а не федерального спецназа. На столе перед ним, идеально ровно, лежали очки в золотой оправе. Он смотрел на вошедших с выражением легкой скуки и глубокой, бездонной усталости человека, который уже видел финал этой пьесы.
  
  - Вы что-то хотели, ребята? - спросил тот, медленно приподнимая голову.
  
  В правой руке сигара. Левой он аккуратно стряхнул пепел в пепельницу. Никакого страха. Никакого сопротивления.
  
  - Карл Хейс, вы арестованы, - рявкнул Холт, направляя пистолет ему в затылок. - Не двигайтесь.
  
  - Я и не собирался, - ответил Хейс, делая затяжку. - Хотя, если бы хотел, вы бы меня не нашли.
  
  Карл улыбнулся уголками губ. В этой улыбке не было торжества, только горькое знание.
  
  - Вы такие предсказуемые, - тихо проговорил он, глядя прямо в глаза Холту. - Вы всегда приходите туда, где мы хотим вас видеть. Вы думаете, что вы охотники, капитан. Но вы всего лишь гончие псы, которых мы натравили на ложный след.
  
  Он медленно разжал пальцы левой руки. Сигара упала в пепельницу, и тонкая струйка дыма потянулась к потолку, рисуя причудливые узоры.
  
  - Так что, вот так, капитан.
  
  Но Холт не стал отвечать. Он дал сигнал и двое агентов обыскали комнату. Никакого оружия. Только флешка в кармане пиджака и блокнот с цифрами.
  
  - Центр, это Холт, - проговорил он в рацию. - Объект "Сквозняк" захвачен. Хейс жив. Остальные ликвидированы. Подтверждаем, нет следов взрывного устройства на месте.
  
  ***
  
  Тем временем в 7:56 утра над Гудзоном завис вертолет береговой охраны, MH-60T Jayhawk, черный, с белыми полосами. Ни единого выстрела. Только рев двигателей и всплески воды от винтов.
  
  Три катера RB-M окружили баржу "Морская Стража". На палубу спустились восемь бойцов MSST New York, тактическая группа по безопасности водных путей. Все в бронежилетах, с автоматами на изготовку.
  
  Бойцы береговой охраны нервничали. Они ожидали сопротивления, перестрелки, фанатиков с поясами шахидов. Но вместо этого они видели группу людей, которые выглядели как уставшие рабочие после смены. Лиана даже не подняла голову, продолжая смотреть на темную воду реки. Форд лениво жевал зубочистку. Это спокойствие пугало больше, чем направленный ствол. Оно говорило о том, что игра уже закончена, и счет на табло не в пользу "хороших парней".
  
  - Это береговая охрана, все на палубу, руки за голову! - прозвучало через мегафон.
  
  Через минуту на палубу вышли один за другим ещё, Гарретт, Элоиз, Райан и Марко. Никто из них не сопротивлялся. Никто не бежал. Они просто встали в ряд, как будто ждали этого момента.
  
  - Где груз? - спросил командир группы.
  
  - Уже не здесь, - ответил Гарретт. - Вы опоздали.
  
  - Что вы имеете в виду?
  
  Гарретт не ответил. Только посмотрел на мост.
  
  На берегу, в машине, Райс услышал вызов по защищенной линии.
  
  - Это диспетчер. Сообщаем, объект "Баржа" захвачен. Подозреваемые задержаны. Без сопротивления.
  
  - Есть признаки взрывного устройства? - спросил майор с тревогой.
  
  - Нет. Но... на барже была гидролебедка. Свежие следы спуска.
  
  Райс замолчал, что-то лихорадочно обдумывая.
  
  - Где?
  
  - Под мостом Бруклин.
  
  Он повернулся к Лоу.
  
  - Прикажи закрыть мост. Сейчас же.
  
  Но было уже слишком поздно, чтобы понять, что именно они пропустили.
  
  Райс выронил телефон. Он мысленно смотрел на величественную арку Бруклинского моста. В утреннем свете стальные тросы казались золотыми нитями, натянутыми между небом и землей. По полотну моста ползла бесконечная змея автомобилей, желтые такси, черные внедорожники, грузовики доставки. Тысячи жизней. Отцы, матери, клерки, мечтатели, туристы.
  
  Они слушали радио, пили кофе, ругали пробки. Они были живы. Они строили планы на вечер.
  
  Райс также мысленно перевел взгляд ниже, на темную воду у основания опоры. Туда, где, по предположению, в холодной глубине, в тишине и мраке, крошечный красный диод на панели "Нептуна-7" только что переключился с мигающего режима на постоянный. Система взведена.
  
  Мир вокруг продолжал шуметь, но для майора наступила абсолютная, оглушающая тишина. Тишина перед ударом колокола, который возвестит о конце эпохи.
  
  ***
  
  В этот же понедельник, в 07:49 утра, за 23 минуты до взрыва под мостом Бруклин, в районе Бруклина, в машине марки Subaru Outback 2026 года серебристо-серого цвета ехала 34-летняя Джулия Рейнольдс. На заднем сиденье, сжимая в руках потрёпанную плюшевую сову по имени Луна, находилась её восьмилетняя дочь, Эмили. За окном мелькали спящие улицы, припаркованные авто, редкие прохожие с кофейными стаканчиками.
  
  Радио играло тихо, старую песню Fleetwood Mac "Landslide". Джулия не выбирала её сама, трек включился автоматически в плейлисте "Morning Calm". Она не выключила. Это была их с Эмили песня. Когда та была ещё совсем маленькой, Джулия часто пела её перед сном.
  
  В салоне пахло влажными салфетками с ароматом алоэ, кофе из "Starbucks" и тем особым, едва уловимым запахом детского шампуня, который всегда оставался в машине после выходных с дочерью. Джулия крепче сжала руль. Кожаная оплетка была холодной. Она любила эти моменты, этакий пузырь тишины и безопасности, отделяющий их от хаоса внешнего мира, от бесконечных уведомлений в Slack, от квартальных отчетов и лицемерия корпоративных улыбок.
  
  Луна, плюшевая сова, являлась не просто игрушкой. Это был талисман. У неё отсутствовал один глаз, результат стирки, и левое крыло было пришито грубыми стежками синей ниткой, которую нашел Фрэнк. Джулия помнила тот вечер. Эмили рыдала так, будто мир рухнул, а Фрэнк, обычно неуклюжий с мелкими деталями, два часа сидел под лампой, орудуя иголкой с терпением святого. Это было еще до того, как они начали спать в разных комнатах. До того, как тишина в их доме стала громче разговоров.
  
  - Мам, а папа опять будет готовить блины? - поинтересовалась Эмили, не отрывая взгляда от окна.
  
  - Наверное, - ответила Джулия. - Он всегда готовит блины, когда ты к нему едешь.
  
  - А ты когда вернёшься?
  
  - В воскресенье вечером. Рано утром у меня совещание в Сан-Франциско, а в субботу презентация. В воскресенье вечером самолёт обратно. Ты даже не успеешь заскучать.
  
  - Я не скучаю, - возразила девочка. - Просто... я не хочу, чтобы ты улетала.
  
  Эти слова, произнесенные с детской непосредственностью, ударили женщину под дых сильнее, чем любой выговор от совета директоров. В голосе дочери не было упрека. Только констатация факта, от которой становилось еще больнее. Эмили росла, привыкая к тому, что любовь - это череда прощаний и встреч, расписанная в Google Calendar.
  
  Джулия посмотрела на свои руки. Идеальный маникюр, часы Cartier, рукава кашемирового пальто. Вся эта броня успеха вдруг показалась ей невыносимо тяжелой и бессмысленной. Ради чего? Ради опционов? Ради возможности купить этот Subaru?
  
  Джулия молчала несколько секунд. В зеркале заднего вида она видела, как дочь прижимает сову к щеке.
  
  - Я тоже не хочу, - наконец проговорила она. - Но мне надо. Это важная работа.
  
  - А если бы ты работала дома, как миссис Холмс?
  
  - У меня не получится. Моя работа требует, чтобы я ездила. Иногда далеко.
  
  - Как тогда, когда ты улетала в Токио?
  
  Дочка вздохнула, прижимая игрушку крепче.
  
  - Токио был долгим, - тихо добавила Эмили. - Ты привезла мне кимоно, но оно было слишком большим.
  
  - Ты вырастешь, милая. Ты так быстро растешь.
  
  Джулия вспомнила ту поездку. Три недели переговоров по слиянию с японским фарма-гигантом. Три недели в отеле с видом на телебашню, где она по вечерам пила вино и смотрела на чужой город, чувствуя, как невидимая нить, связывающая её с семьей, натягивается и истончается. Именно тогда она поняла, что брак с Фрэнком обречен. Не потому что он был плохим. А потому что она стала другой. Она стала функцией, алгоритмом эффективности, в котором не было места для спонтанных блинов по утрам.
  
  Они развелись с Фрэнком Рейнольдсом три года назад. Не из-за измены, не из-за денег, даже не из-за скандалов. Просто... перестали быть одной командой. Фрэнк, инженер-строитель, работал над крупными инфраструктурными проектами и часто уезжал на недели. Джулия, PR-директор международной биотехнологической компании, тоже была вечно в дороге. Они любили дочь, но друг друга, уже давно нет.
  
  Их любовь умерла от эрозии. Как старый камень, который год за годом точит вода. Сначала исчезли разговоры перед сном. Потом совместные завтраки. Потом прикосновения. Они превратились в двух вежливых соседей, администрирующих общий проект под названием "Воспитание Эмили". Фрэнк, человек бетона и стальных конструкций, привыкший, что всё можно починить, если есть чертеж, оказался бессилен перед энтропией чувств. Он не мог сварить трещину в отношениях, не мог поставить подпорку под рушащуюся близость.
  
  Развод прошёл без злобы, но и без тепла. Никаких алиментов, Джулия зарабатывала больше. Фрэнк получал Эмили на выходные и иногда на несколько дней, когда Джулии нужно было улетать.
  
  Они подъехали к его дому, кирпичному двухэтажному зданию в районе Бушвик, с аккуратной лужайкой и старым дубом во дворе. Фрэнк уже ждал на крыльце, в свитере и джинсах, с чашкой кофе в руке.
  
  Пар от напитка поднимался вверх, растворяясь в холодном утреннем воздухе. Фрэнк выглядел так, как выглядел всегда, надежный, немного помятый, пахнущий древесной стружкой и табаком, хотя, по его словам, бросил курить пять лет назад. Он переминался с ноги на ногу. Джулия знала этот жест. Он нервничал. Каждый раз, забирая Эмили, он чувствовал себя так, словно проходил аттестацию. Достаточно ли он хороший отец? Не забудет ли он про лекарство от аллергии? Будет ли ей весело?
  
  - Привет, - улыбнулся он, открывая заднюю дверь.
  
  - Привет, пап, - отозвалась Эмили, выбираясь из салона.
  
  Она не бросилась к нему, как в пять лет, но и не держалась отчуждённо. Просто... привычно. Как будто это была часть расписания. Понедельник, школа, вторник, кружок, четверг, у папы.
  
  - Пока, мам, - сказала она, обнимая Джулию. - Прилетай скорее.
  
  - Обязательно, - пообещала та, целуя её в макушку.
  
  Потом обернулась к бывшему, вздыхая.
  
  - У неё, кажется, начинается насморк, - бросила Джулия, усаживаясь за руль. - Капли в переднем кармане рюкзака. И, Фрэнк, пожалуйста, не давай ей смотреть планшет после девяти. У неё портится зрение.
  
  - Я знаю, Джулс. Я знаю.
  
  Он использовал это старое прозвище, "Джулс", по инерции. Оно резануло слух. На секунду их взгляды встретились. В его глазах она увидела усталость и тоску по чему-то, что нельзя вернуть. Может быть, он хотел сказать: "Останься. Выпей кофе. Черт с ним, с Сан-Франциско". Но он лишь кивнул и поправил воротник свитера.
  
  - Хорошего полета. Напиши, как доберешься.
  
  - Конечно.
  
  Это была ложь. Она никогда не писала. Она просто присылала эмодзи самолета.
  
  Фрэнк помог дочери занести рюкзак в дом. Джулия посмотрела им вслед, завела машину и выехала на Grand Street.
  
  Она не заостряла внимания, что по пути на аэродроп JFK ей придётся проезжать мимо моста Бруклин. Она не знала, что в 8:12 утра, когда она будет на мосту, внизу, на глубине 12 метров, в холодной воде Гудзона, на дне под опорой сработает криогидростатический триггер. Она не знала, что импульсный нейтронный инициатор активирует ядерную цепную реакцию. Она не знала, что 1,2 килотонны тротилового эквивалента взорвутся не вверх, а вовнутрь, убивая всё живое в радиусе 800 метров, но оставляя здания почти нетронутыми.
  
  В 8:11 Джулия переключила радио на NPR. Голос диктора сообщал о пробках в центре. Женщина не успела услышать конец фразы.
  
  В 8:12 небо над рекой Гудзон вспыхнуло ярко-белым. Не огненным шаром, а именно вспышкой, короткой, ослепительной, как молния внутри облака. Затем, тишина. И только потом, ударная волна.
  
  Джулия почувствовала, как машину подбросило в воздух, будто её схватила невидимая исполинская рука. Стекла вылетели. Руль вырвало из рук. В ушах зазвенело, резко, остро, как звон хрусталя. Она успела подумать: "Эмили...", но не успела испугаться. Сознание погасло раньше, чем тело поняло, что умирает.
  
  Subaru Outback рухнул на бок, а потом перевернулся. Пламени не было. Взрыв был нейтронным, он убил людей, но не поджег всё остальное. Машина осталась почти целой, но внутри не было жизни.
  
  Эмили в это время стояла у окна в доме отца. Она увидела вспышку. Услышала, как дрожат стекла. Фрэнк схватил её и бросился на улицу.
  
  А Джулия уже не существовала. Она не доехала до Сан-Франциско. Не вернулась в воскресенье. Не обняла дочь. Не вышла из машины. Она просто исчезла, как контейнер с бомбой на складе W-34, без следа, без шума, без объяснений. И никто из прохожих, которые через час выйдут на улицы и увидят целые здания, но мёртвых людей в машинах, на тротуарах, в автобусах, не поймёт, что это не катастрофа. Это, послание.
  
  - Мы не террористы, - сказал когда-то Хейс.
  
  Но мёртвые его не слышали.
  
  ***
  
  В 8:07 утра, за пять минут до смерти, молодожёны из Сеула, Ким Сунджин и Ли Харин, стояли на пешеходной смотровой площадке моста Бруклин, держась за руки. Он, 39 лет, бывший офицер армии Республики Корея, теперь старший инженер в Samsung Electronics, где разрабатывал системы управления для фабрик 4.0. Она, 25 лет, выпускница Сеульского национального университета по специальности "Культурная антропология", с магистерской работой о "Транснациональных мифах американской мечты в корейской поп-культуре". Они поженились шесть месяцев назад, на берегу озера Чхонджон, в традиционном ханбоке, с танцем "Самульнори" и чашкой рисового вина, которую они выпили из одного бокала.
  
  Харин выбрала этот маршрут не случайно. Для неё Бруклинский мост был не просто инженерным сооружением из стали и гранита. Это был портал. Мост между её прошлым, строгой семьей академиков, где каждая оценка ниже "А" считалась позором, где её будущее было расписано до пенсии, и настоящим, где она могла дышать. Сунджин стал её бунтом. Он был старше, он был из "технарей", он не цитировал Конфуция, зато знал, как починить сломанный тостер и как рассмешить её, когда она плакала от усталости над диссертацией.
  
  Сунджин же чувствовал другое. Он смотрел на тросы моста и видел диаграмму напряжений. Он восхищался тем, как американцы в XIX веке, не имея компьютеров, создали эту симфонию векторов силы. Для него Америка была страной, где инженерия становилась искусством. Он сжимал руку жены, чувствуя тонкие косточки её пальцев, и думал о том, что готов держать этот вес вечно.
  
  Они называли друг друга не по именам, а по уважительным формам: он "Харин-я", она "Сунджин-ни". Это было их тайное правило, как обряд. В корейской семье, где возраст и уважение, святыня, они решили, даже в любви не терять порядка.
  
  - Сунджин-ни, - прошептала Харин, сжимая его руку, - смотри. Это... это как в фильме "Город ангелов". Только реальное.
  
  Он улыбнулся, не отрывая взгляда от Манхэттена.
  
  - Да, Харин-я. Я думал, что увижу это только в VR. А здесь...
  
  Он сделал паузу.
  
  - здесь воздух пахнет не бензином, а... чем-то чистым.
  
  - Это запах океана, Сунджин-ни, - засмеялась она, поправляя выбившийся локон. - И жареных орехов. И свободы.
  
  - Свобода пахнет как выхлоп дизельного генератора? - усмехнулся он, втягивая носом воздух. - Но мне нравится. Здесь нет... давления. В Сеуле воздух плотный от ожиданий. Ты идешь по улице и чувствуешь, как миллионы глаз оценивают твой костюм, твою походку, твой статус. А здесь всем плевать. И это прекрасно.
  
  Они сошли с туристического автобуса "Big Bus Tours" у остановки "Brooklyn Promenade", как и было запланировано в их Google-путеводителе, который Харин составляла месяц, с цветовыми метками, заметками на корейском и английском, и даже с рекомендациями по лучшим углам для фото.
  
  Их камеры, iPhone 18 Pro Max и Samsung Galaxy S28 Ultra, работали без остановки.
  
  - Сунджин-ни, сними меня сзади! С мостом! А потом, ты, смотрящий в небо!
  
  - Харин-я, ты же знаешь, я не умею фотографировать.
  
  - Ты умеешь! Ты же в армии был. Ты видел, как снимать через прицел.
  
  - Там было оружие. А здесь красота. Это сложнее.
  
  Он снял с неё шарф, который она накинула поверх лёгкого кашемирового пальто, "для Америки", как она сказала. Он был тёплый, но она не хотела выглядеть "как туристка из Сеула". Она хотела выглядеть как герой её собственной истории.
  
  Они стояли у самой кромки, рядом с парой американских подростков, которые смеялись, делая селфи с надписью "Brooklyn or bust!", и с пожилой парой из Канады, которая шептала: "My God, it's so... alive."
  
  Ветер с реки был пронизывающим, сырым, пробирающим до костей. Он трепал полы их пальто, заставляя щуриться. Чайка с пронзительным криком спикировала вниз, к мутной воде, охотясь за мусором.
  
  - Знаешь, - вдруг проговорил Сунджин, глядя на воду, - я хочу купить тебе дом. Не квартиру в Каннаме, а дом. С садом. Может быть, даже здесь.
  
  Харин замерла с телефоном в руке.
  
  - Здесь? Но твоя работа...
  
  - Я могу работать удаленно. Мир меняется, Харин-я. Мы можем быть кем угодно. Мы можем быть жителями Нью-Йорка. Представь, как мы будем бегать по этому мосту по утрам.
  
  Это была фантазия, сладкая и невозможная, но в эту секунду, под серым небом января, она казалась реальнее, чем бетон под ногами.
  
  Харин сделала снимок. Сунджин стоит в профиль, в чёрном пальто, волосы слегка растрепаны ветром, глаза вверх, на небо. В кадре небоскрёбы, клубы дыма от транспортных потоков, и сам мост, как гигантский архитектурный исполин.
  
  - Сунджин-ни, - медленно проговорила она, - когда я была маленькой, я думала, что Америка - это место, где люди не умирают.
  
  Он обернулся.
  
  - Почему?
  
  - Потому что в наших сериалах... все уезжают сюда. И становятся счастливыми. Даже если у них были проблемы. Здесь... всё работает. Даже если ты просто стоишь.
  
  Он посмотрел на неё, на её глаза, полные слёз, но не грусти, а восторга.
  
  - Ты счастлива? - поинтересовался он.
  
  - Очень.
  
  Они обнялись.
  
  В 8:11:57, резкий, почти незаметный звук. Как будто что-то упало в воду. Никто не обратил внимания. А в 8:12:00, вспышка. Не огня. Не дыма. Нейтронный импульс. Он пронзил всё.
  
  У Харин и Сунджина глаза расширились, совсем не от страха, а от непонимания. Они не услышали взрыва. Они не почувствовали боли. Потому что нейтронный поток убил их нервные клетки за 0,003 секунды. Их тела остались в позе объятия. Он, слегка наклонившийся к ней, она, с улыбкой, с поднятой камерой, которая всё ещё записывала.
  
  Их пальцы переплелись. Телефоны, до последнего, передавали изображение. Слева мост. В центре, два человека, обнимающихся. Справа, небо. А потом, белый шум.
  
  Физика процесса была ужасающе прекрасна в своей сложности. Инициация заряда B61-13 заняла 0,0000004 секунды. Бериллиевый отражатель вернул нейтроны обратно в ядро плутония-239, выводя систему на критическую массу. Но вместо того, чтобы высвободить всю энергию в виде тепловой волны, конструкция заряда сфокусировала выход на потоке быстрых нейтронов.
  
  Эти частицы, не имеющие электрического заряда, прошили сталь моста, бетон опор, асфальт и стекло, как будто их не существовало. Для нейтронов материя была на 99,9% пустотой. Но когда они сталкивались с ядрами водорода, основой воды в реке и основой жизни в человеческих телах, они передавали свою кинетическую энергию мгновенно.
  
  Вода в клетках Сунджина и Харин вскипела на молекулярном уровне, но не от жара, а от разрыва связей. ДНК в каждом ядре их клеток была разорвана в миллиардах мест одновременно. Это была смерть не от травмы. Это было мгновенное выключение биологического программного обеспечения. Их сердца еще ударили один раз, совершенно рефлекторно. Нейроны в мозгу еще хранили последний электрический импульс, образ любимого лица. Но жизнь, как процесс, остановилась раньше, чем звук достиг их ушей.
  
  За ними, в двух метрах, пожилая канадка упала, не издав ни звука. Её муж, стоявший рядом, рухнул на колени, как будто его сбила невидимая сила. Подростки, один из них с телефоном в руке, на экране которого ещё светилась последняя фотография "We made it!", тоже замерли. Их тела не упали. Они просто... перестали быть живыми.
  
  На мосту началась цепная реакция разрушения. Не от огня. Не от взрыва в классическом смысле. А от нейтронного потока, который подорвал молекулярные связи в бетоне, и от ударной волны, прошедшей через воду и сталь.
  
  Одна из опор, No7, не рухнула. Она распалась. Секция моста, длиной 47 метров, между опорами 6 и 8, обрушилась вниз, как старый пазл, рассыпающийся на части. Бетон опоры, подвергшийся чудовищному облучению, потерял свою кристаллическую структуру. Вода, связанная в цементном растворе, мгновенно испарилась, создавая внутреннее давление в тысячи атмосфер. Опора не просто треснула, она превратилась в песок, в пыль, лишенную связующего вещества. Стальные тросы, лишившись натяжения, спружинили с жутким, воющим звуком, похожим на удар гигантского хлыста. Этот звук, ТВАНГ, был слышен даже в Гарлеме. Он был звуком ломающегося хребта города.
  
  Туристы, которые стояли на этой секции, не успели даже вскрикнуть. Они не падали. Они исчезали. Их тела, обезвоженные нейтронами, не разлетелись. Они просто... растворились в воздухе, как дым, оставленный ветром.
  
  Другие, стоявшие ближе к краю, были выброшены вниз, но не от взрыва. А от потери структуры. Один мужчина, в костюме, с портфелем, летел вниз и в последнюю секунду увидел, как его одежда превращается в пепел. Женщина с ребёнком на руках не успела закричать. Младенец, ещё живой, на мгновение поднял глаза и увидел небо. А потом, ничего.
  
  Всё, что осталось, это пустота. И тишина. Только ветер. И падающий снег, первый снег в январе, который сменил дождь. Он мягко касался обломков моста, тел, телефонов, шарфов, ботинок, кроссовок, браслетов с надписями "I NY", "Seoul to NYC", "We did it!"
  
  Сунджин и Харин не умерли. Они просто перестали существовать в момент, когда поняли, что мечта сбылась. Америка была настоящей. И она их забрала. Не как враг. Как сон. Который не длился дольше, чем три минуты.
  
  А в 8:13:07, в штабе ЦРУ, Элен Морроу смотрела на монитор, где "Око" показывало:
  
  "ЦЕЛЬ ДОСТИГНУТА.
  
  ЖЕРТВЫ: 237.
  
  ИНФРАСТРУКТУРА: 89% ЦЕЛОСТНА.
  
  ПРИЧИНА: ЯДЕРНЫЙ ТАКТИЧЕСКИЙ ВЗРЫВ.
  
  ПОСЛЕДСТВИЯ: ПАНИКА. СТРАХ. НЕВЕРИЕ".
  
  В комнате управления NCTC повисла тишина, которая была страшнее любого крика. Аналитики, люди, привыкшие смотреть на спутниковые снимки разбомбленных деревень и массовых захоронений, плакали. Беззвучно. Слезы текли по их щекам, пока руки продолжали печатать команды.
  
  Элен чувствовала, как её сердце превращается в камень. Она видела не пиксели. Она видела геометрию катастрофы. Она знала, что значат эти цифры. 237 - это только начало. Это только те, кто скончался мгновенно от радиации. Еще сотни утонули в машинах. Тысячи получат лучевую болезнь и умрут позже.
  
  Она вспомнила свое утро. Свой кофе. Свой пустой дом. Она пожертвовала всем ради этой работы, ради того, чтобы "этого никогда не случилось". И вот, она смотрит на экран, и это происходит. Система сработала. Данные точны. Но они проиграли. Не террористам. Они проиграли человеческой природе.
  
  На экране, кадр с моста. Там, где секция рухнула, пустота. А рядом, тело молодой женщины в кашемировом пальто. Её рука сжата. В ней iPhone. На экране, фото. Она и он.
  
  Обнимаются. Смеются. И в этот момент оба счастливы. И никто, ни в Корее, ни в США, ни в мире, не узнает, как они звали друг друга. Никто не узнает, что "Сунджин-ни" и "Харин-я" были не просто туристами. Они были последними, кто верил, что Америка может быть местом, где сбываются мечты. А теперь она стала местом, где мечты умирают.
  
  Телефон Харин продолжал лежать на бетонном обломке, чудом не упав в воду. Аккумулятор садился. Яркость экрана уменьшилась. Последнее уведомление всплыло поверх фотографии счастливой пары:
  
  "Мама: Харин, ты не забыла надеть шарф? В Нью-Йорке ветрено. Напиши, когда увидишь мост. Люблю тебя".
  
  Сообщение останется непрочитанным навсегда. Ветер подхватил край шарфа Харин, который зацепился за торчащую арматуру, и он развевался над пропастью, как маленький, жалкий флаг капитуляции перед лицом абсолютной, безжалостной силы распада.
  
  ***
  
  В 8:12:03 утра над рекой Гудзон повисла немыслимая тишина. Та, что бывает лишь в мгновение между жизнью и её окончанием.
  
  Не было огненного гриба. Не было раскатов грома или грохота взрыва. Лишь короткий, почти электрический щелчок, будто лопнул гигантский конденсатор под поверхностью. Затем огромный купол из воды и пара взметнулся ввысь, достигнув 14 метров в высоту. Совсем не бурлящий фонтан, а идеально симметричная полусфера, словно молекулы воды получили единую команду, вверх. Лёгкий январский ветер тут же разорвал её на струи, и ледяной дождь обрушился на мост, на автомобили, на тела. Вода пахла железом и солью, но не рекой, а чем-то опасным.
  
  Но самое страшное началось после. От удара, не звукового, а гидродинамического, опора просто исчезла. Бетон, арматура, грунт под ней, всё было размолото нейтронным импульсом до микроскопических фрагментов. Без огня. Без копоти. Просто вакуум.
  
  Мост не рухнул сразу. Он провис. Секция между опорами No6 и No8, длиной почти 50 метров, потеряла опору и начала оседать, как старый мостовой настил. Сначала медленно, почти грациозно. Затем резко, с ускорением, когда арматура не выдержала и лопнула с глухим пшшш-хлоп.
  
  Автомобили на этом участке, седаны, грузовики, школьный автобус, ехавший в Бруклин, не упали. Они соскользнули.
  
  BMW X5, в котором сидела семья из Нью-Джерси, соскользнул боком, словно по льду, и рухнул в реку носом вперёд. Его задние фары ещё мигали красным, пока вода не поглотила его целиком.
  
  Грузовик с логотипом "FreshDirect" перевернулся, увлекая за собой два Toyota Corolla. Один из них, с молодой парой внутри, ударился о бетонную плиту с такой силой, что кабина смялась, как жестяная банка.
  
  Школьный автобус, "Blue Bird", застопорился на краю обрыва. Дверь распахнулась. Дети вываливались наружу. Но не бежали, а падали, хватаясь за воздух. Учительница, пытавшаяся вытолкнуть их в окно, застыла на месте. Её тело не реагировало. Нейтроны пронзили её мозг мгновенно. Она была мертва ещё до того, как ноги коснулись воды.
  
  В это же самое мгновение, на глубине 28 метров под поверхностью реки, в туннеле линии метро 2/3 (Clark Street Tunnel), двигался поезд No442. В кабине головного вагона сидел машинист, 52-летний Маркус Торн. Он пил кофе из термоса и думал о том, что вечером нужно забрать костюм из химчистки. В субботу свадьба племянницы.
  
  Поезд находился всего в 140 метрах от эпицентра взрыва, отделенный толщей ила, гранита и чугунной обделки туннеля. Грунт отлично гасит ударную волну, но он не может остановить нейтроны.
  
  Пучок излучения прошел сквозь дно реки и ворвался в туннель. Маркус не увидел вспышки. Он просто почувствовал, как тьма мгновенно заполнила его сознание. Руки, лежащие на контроллере тяги, обмякли. "Мертвая рука" - система безопасности, должна была сработать, но электроника поезда, прошитая электромагнитным импульсом, сошла с ума.
  
  Бортовой компьютер, получив наведенный заряд в свои цепи, интерпретировал это как команду "Полный ход".
  
  Поезд, вместо того чтобы затормозить, рванул вперед. В вагонах погас свет. Пассажиры, сонные клерки, студенты, рабочие ночной смены, повалились друг на друга. Кто-то закричал.
  
  - Какого черта?! - завопил парень в наушниках, когда поезд начало трясти.
  
  Ударная волна, прошедшая через воду, ударила по своду туннеля секундой позже. Чугунные тюбинги, установленные еще в 1919 году, выдержали многое, но не прямой гидродинамический удар такой силы сверху. Секция туннеля длиной в двенадцать метров сплющилась, как соломинка.
  
  Поезд на скорости 70 км/ч врезался в эту преграду.
  
  Первый вагон не просто смялся, он перестал существовать как структура. Металл, стекло, пластик и человеческие тела спрессовались в единую массу в долю секунды. Звук удара в замкнутом пространстве туннеля был таким, что барабанные перепонки пассажиров в задних вагонах лопнули мгновенно.
  
  Второй вагон налез на первый, вздыбившись к потолку и сдирая высоковольтные кабели. Искры посыпались дождем в абсолютной темноте. Третий вагон сошел с рельсов, прочертив боком по стене, высекая сноп огня.
  
  Люди в четвертом и пятом вагонах выжили при ударе. Но затем пришла вода.
  
  Трещина в своде туннеля расширилась. Река Гудзон, холодная, черная, под давлением в три атмосферы, хлынула внутрь. Это был не поток, это был гидравлический молот. Вода сбивала людей с ног, крутила их, как куклы в стиральной машине. В темноте, под крики раненых, под скрежет металла, вода поднималась с ужасающей скоростью.
  
  В шестом вагоне молодая медсестра, Эрика, включила фонарик на телефоне. Луч выхватил лицо мужчины напротив. Нос его был разбит, глаза полны животного ужаса.
  
  - Двери! - закричала она. - Откройте двери!
  
  Но двери были заблокированы. Электроника сгорела. Вода уже была по колено. Она была ледяной, смешанной с маслом и илом.
  
  - Помогите! - прорезал темноту детский плач.
  
  Эрика попыталась пробиться к выходу, но вагон накренился. Вода ударила в стекла снаружи, и они начали трещать. Через минуту туннель был затоплен полностью. Поезд No442 стал стальной могилой для 800 человек, погребенных под дном реки, о которой они даже не думали, пока ехали на работу. Никто из них не увидел вспышки. Они умерли в темноте, захлебываясь грязной водой и собственной паникой.
  
  На реке в это время находилось восемь судов. Ближе всех, прогулочный катер "Liberty Belle", на борту 34 туриста из Франции, Японии и Мексики. Они только что сделали групповое фото у Статуи Свободы и направлялись обратно к причалу. В момент взрыва катер подбросило в воздух, как игрушечный. Корпус треснул по шву. Люди кричали, но их крики не услышал никто. Вода поглотила их за секунды.
  
  Рыболовецкая лодка "Salty Dog", с двумя мужчинами уже в годах, перевернулась в ту же секунду, от волны, идущей от эпицентра. Один из них ещё успел вынырнуть, хватая ртом воздух. Он увидел, как мост рушится. Увидел падающие машины. Увидел, как его друг детства тонет, цепляясь за обломок дерева. Он поплыл к нему и больше не всплыл.
  
  Патрульный катер береговой охраны, находившийся в 300 метрах, получил перегрузку по борту. Двое офицеров были сброшены в воду. Один утонул. Другой ухватился за обломок баржи "Морская Стража", которая ушла под воду после задержания экипажа. Он кричал в рацию, но линия молчала.
  
  С берега, с набережной Бруклина и с эспланады Манхэттена, люди видели всё. К примеру, турист с iPhone, снимавший восход в реальном времени, застыл с открытым ртом. Его видео, сначала мост, потом вспышка, потом обрушение. Он не бросил телефон. Он просто упал вместе с телом.
  
  Женщина с ребёнком в коляске бросилась бежать, но споткнулась и упала. Коляска покатилась к краю, и её перевернуло. Малыш, двух лет, не заплакал. Он лишь посмотрел на мать и замер. Нейтронный поток убил его в тот же миг, что и тысячи других.
  
  Звук пришел с опозданием. Это был не грохот, а странный, низкочастотный гул, от которого вибрировала диафрагма и тошнило. Стекла в зданиях Нижнего Манхэттена не разбились от взрывной волны, но задрожали в унисон, издавая зловещий стеклянный стон.
  
  На набережной Дамбо хипстеры, пившие свой утренний латте, замерли. Время растянулось. Сначала мозг отказывался обрабатывать картинку. Мост, символ устойчивости, икона Нью-Йорка, вдруг стал "мягким". Он прогнулся, как провисшая бельевая веревка. Это зрелище вызывало не страх, а когнитивный диссонанс, тошнотворное чувство неправильности происходящего.
  
  - Это чё? - тупо спросил кто-то. - Это съемки кино?
  
  Но потом пришёл запах. Озон. Резкий, металлический вкус на языке, словно ты лизнул батарейку. Это был вкус ионизированного воздуха. И следом крики. Не единый вопль, а нарастающий гул тысяч голосов, осознающих, что мир только что изменился.
  
  На Манхэттене, в офисных зданиях, люди бросились к окнам. Некоторые начали кричать. Другие молчали. Один брокер на 40-м этаже башни One World Trade Building просто отошёл от окна, сел за стол и набрал номер жены. Он не сказал ни слова. Просто не смог.
  
  Выживших на мосту не было. Те, кто стоял ближе к берегам, уцелели. Но не физически. Мужчина в костюме, стоявший у ограждения, смотрел, как его жена и дочь исчезают в пустоте, где секция рухнула. Он не кричал. Он просто сел на бетон и начал повторять: "Нет... Нет... Нет...". Бесконечно, как мантру.
  
  Женщина-фотограф из Норвегии, которая снимала утренний свет у начало моста, уцелела. Её отбросило назад, когда бетонная плита под ней вздрогнула. Она встала, пошатываясь, и подняла камеру. Пальцы мелко дрожали. Она сделала снимок. Обломки, дым, пустота. Потом ещё один. И ещё. Она не плакала. Она снимала. Потому что это было всё, что осталось.
  
  Вода в реке успокоилась уже через две минуты. Не было волн. Не было течения. Только плавающие обломки, кресло от школьного автобуса, рюкзак с надписью "Harvard", туфля на каблуке, детская игрушка, жёлтый утёнок. Тишина повисла над Гудзоном. Не потому, что не было звуков. А потому, что все, кто мог услышать, умерли. А те, кто остался, не могли говорить. Даже птицы замолкли.
  
  На мосту стало пусто. Только ветер шелестел обрывками билетов, паспортов, бумажных чашек. Где-то в том аду лежал телефон Харин. Экран треснул. Но фото всё ещё горело. Она и Сунджин-ни, улыбаются.
  
  На набережной Бруклина, сапоги, пальто, очки. На реке обломки. В воздухе запах смерти. И больше ничего. Потому что ядерный импульс не разрушил город. Он просто убил людей. А мост частично остался. Как напоминание. Что даже в самом сердце мечты может быть смерть. Тихая. Без огня. Без предупреждения.
  
  * * *
  
  Эндрю резко вдавил тормоз. Subaru Outback занесло на мокром асфальте. Лёгкий январский дождь смешался с мокрым снегом, превратив Grand Street в скользкую серую ленту. Дворники "Субару" работали с надрывным скрипом, смахивая мокрый снег, но стекло всё равно казалось мутным, будто сама реальность за окном потеряла чёткость. Воздух, врывающийся через систему вентиляции, имел странный привкус. Это был не просто запах города. Это был вкус электрического разряда, смешанный с металлическим привкусом крови на языке, хотя крови нигде не было.
  
  Электроника машины сбоила. GPS-навигатор на приборной панели мигал, показывая, что они находятся где-то в Атлантическом океане, а радио выдавало лишь белый шум, прерываемый резкими статическими щелчками. Это было эхо ионизации, невидимый шлейф нейтронного потока, который, угасая, всё ещё путал карты компьютерам.
  
  Они остановились в 300 метрах от эпицентра, там, где мост Бруклин, ещё утром целый и величественный, теперь выглядел так, будто гигантский нож вырезал из него кусок. Секция между опорами No 6 и No 8 исчезла. Не рухнула, а исчезла. Остались лишь обрывы дороги, свисающие арматурные пучки и редкие машины, застывшие на краю пропасти.
  
  Это зрелище нарушало законы восприятия. Мозг ожидал увидеть груду искореженного металла, черную копоть, языки пламени. Но разлом был хирургически чистым. Словно кто-то просто стёр часть реальности ластиком. Стальные тросы, толщиной с бедро взрослого человека, не были оплавлены, они были разорваны на волокна, торчащие, как нервы ампутированной конечности. Те тихо звенели на ветру, издавая звук, от которого ныли зубы.
  
  - Боже... - выдохнула Лоу, не отрывая взгляда от разлома.
  
  Её пальцы крепко сжимали колени. Между сидений лежал её служебный Glock 19 в разгрузочной кобуре. Ремень не был пристёгнут. Она сняла его, когда наклонялась к карте.
  
  Райс молчал. Он видел теракты, в Афганистане, в Стамбуле, даже в Лос-Анджелесе в 2023-м, когда боевики взорвали склад с химикатами. Но это... Это было другое. Не хаос. Не огонь. А безумие смерти. Майор вышел из машины, и тишина ударила его по ушам сильнее взрывной волны. Обычно места терактов кричат. Здесь же стояла ватная, оглушающая немота.
  
  Он с опаской приблизился кближайшему автомобилю, такси "Toyota Camry". Водитель, сикх в тюрбане, сидел, уронив голову на руль. Его рука всё ещё тянулась к переключателю поворотника. На заднем сиденье женщина держала открытую пудреницу. Зеркальце было целым. Пудра не рассыпалась. Но глаза женщины, открытые и пустые, смотрели в никуда. Роговица помутнела мгновенно, белок коагулировал от потока частиц.
  
  Это был современный Помпеи, но вместо пепла людей накрыло невидимое одеяло радиации. Они не успели испугаться. Адреналин даже не попал в кровь. Это была смерть "в середине предложения".
  
  - Назад, - схватил он Лоу за руку. - Давай назад. На безопасное расстояние.
  
  - А где оно?
  
  - Возвращаемся к нашей машине.
  
  Автомобили стояли как обычно. Tesla Model 3 у обочины, Ford Transit с логотипом "Brooklyn Coffee Roasters", туристический автобус застывший на краю провала. Люди, в салонах, у машин, на тротуаре, просто лежали. Без ран. Без крови. Без криков. Лишь тишина, нарушаемая визгом сирен вдалеке и редкими всхлипами выживших.
  
  - Это не взрыв, - наконец произнёс Райс.
  
  Голос оказался хриплый.
  
  - Это... нейтронный удар. Точно так, как и предполагала Морроу.
  
  - Значит, бомба сработала, - повернулась к нему Джина. - И она не уничтожила инфраструктуру.
  
  - Потому что цель была не мост. Цель - люди. Чтобы осталось всё, дома, офисы, дороги... но без тех, кто их населяет. Чтобы остальные увидели, что безопасность - иллюзия.
  
  - Знаешь, что самое страшное, Джина? - тихо спросил Райс, глядя на туристический автобус, где за стеклом виднелись силуэты сидящих пассажиров. - Их телефоны. - Я успел заметить краем глаза...
  
  Он указал на салон автобуса. Там, в руках мёртвых людей, светились экраны. Десятки маленьких прямоугольников света. Кто-то листал ленту новостей, кто-то печатал сообщение. Устройства пережили своих хозяев. Кремний оказался прочнее углерода. Эта иллюминация мертвецов выглядела как чудовищная насмешка технологий над биологией.
  
  Он вытащил спутниковый телефон. Обычная сеть оказалась мертва. FirstNet - на пределе. Он нажал тревожную кнопку на спутниковом терминале Iridium GO. Через три секунды связь установилась.
  
  - Это Райс. Я на Grand Street, у пересечения с Cadman Plaza West. Подтверждаю, Бруклин-Бридж частично уничтожен. Оценка жертв... тысячи. Никаких признаков пожаров. Никаких взрывных повреждений на зданиях. Люди мертвы. По всем признакам, нейтронный импульс. Повторяю, нейтронный импульс.
  
  Пауза. Голос на другом конце, оператор из штаба по чрезвычайным ситуациям Нью-Йорка.
  
  - Подтверждение получено. Активирован "План Феникс". Вам назначена роль "Око на месте". Вы, первичный контакт для всех служб.
  
  Эндрю кивнул самому себе, до конца не принимая всего происходящего.
  
  - Немедленно закрыть воздушное пространство над Нью-Йорком. Всё. Никаких частных, коммерческих, даже Национальной гвардии. Пока не подтвердим отсутствие вторичного устройства. Все наземные дороги в Бруклин и с Манхэттена перекрыть. Включая I-278, BQE, Brooklyn-Queens Expressway. Только экстренные службы. Вызовите FEMA, команду по радиационной и ядерной ЧС. Пусть везут "Rad-7" и "NucScan". ВМФ, поднять EOD Team 2 и отправить в Гудзон дронов с гамма-спектрометрами. Цель - опора No 7. NYPD, эвакуация всех зданий в радиусе 1,5 км. Медленно. Без паники. Использовать общественный транспорт. Автобусы MTA пусть вывозят людей с Манхэттена. CDC, мобилизовать "горячую зону" в Бруклине. Палатки, дезинфекция, скрининг на радиацию.
  
  - И... вызовите Корпус инженеров армии. Нам нужно удержать мост. Остальные секции могут рухнуть от вибрации.
  
  - Принято. Копия у FEMA, EOD, NYPD, CDC и Минобороны. Ваш статус - "Альфа-1". Повторяю, вы - Альфа-1.
  
  Райс отключился и повернулся к Лоу.
  
  - Ты в порядке?
  
  - Нет, - честно ответила она. - Но я справлюсь.
  
  В этот момент рация Джины, настроенная на частоту аварийных служб MTA (транспортного управления), ожила. Сквозь треск прорвался голос, полный панического ужаса. Это был начальник смены станции Clark Street.
  
  - ...Центр! У нас прорыв! Повторяю, туннель 2/3 затоплен! Вода прибывает на платформу! Мы слышим удары из вентиляции! Там поезд! Поезд 442, он не вышел на связь!
  
  Лоу побледнела. Она знала схему. Туннель проходил прямо под местом взрыва.
  
  - Боже, - прошептала она. - Гидроудар. Если свод треснул...
  
  Райс выхватил у неё рацию.
  
  - Это майор Райс, федеральный координатор. Каков уровень воды?
  
  - Майор, вода черная! Она под давлением! Насосы не справляются! Мы слышали... мы слышали крики через шахту, но теперь... теперь там тихо. Только вода шумит.
  
  Эндрю опустил рацию. Он представил себе эту картину. Темнота, ледяная грязная вода Гудзона, рвущаяся в замкнутое пространство вагона, давка, невозможность открыть двери. Более восемьсот человек в стальной ловушке на глубине тридцати метров. Без шансов. Без надежды.
  
  - Отправляйте водолазов FDNY к вентиляционным шахтам, - приказал он глухо. - Но готовьтесь к тому, что это будет не спасательная операция. А операция по извлечению.
  
  Джина вышла из машины и взяла у Райса рацию. Голос её окреп, стал резким, командным:
  
  - Это капитан Лоу, WMD Directorate. Слушайте внимательно. Все патрули в Бруклине, на Cadman Plaza, Tillary Street и Sands Street. Установить контрольно-пропускные пункты. Никого не выпускать из "горячей зоны" без дезинфекции. Если видите людей в панике, не толкайте. Говорите спокойно. "Вы в безопасности. Следуйте за нами". И никаких личных телефонов. Сеть перегружена. Только служебные каналы.
  
  Она оглянулась. Толпа уже собиралась. Люди из офисов One Brooklyn Bridge и 20 Old Fulton Street бежали вниз. Женщины в костюмах без пальто, мужчины с ноутбуками под мышкой. Кто-то плакал. Кто-то кричал в телефон:
  
  - Она не отвечает! Сара, Сара!
  
  Паника имела свой запах. Запах пота и дорогого парфюма. Офисные клерки, привыкшие к кофейным брейкам и зум-коллам, столкнулись с реальностью, где их статус не имел значения. Какой-то мужчина в костюме от Brioni тряс охранника за лацканы, требуя пропустить его к машине на парковке, потому что у него "там документы по слиянию на миллиард". Охранник, молодой парень с белым от ужаса лицом, просто оттолкнул его прикладом. Деньги, акции, дедлайны, всё это сгорело в 08:12 утра.
  
  Автомобили на Cadman Plaza West стояли в пробке. Toyota Highlander, Honda CR-V, электромобиль Rivian R1T, застрявший поперёк полосы. Один водитель, молодой парень в спортивной куртке, выскочил из машины и бежал к мосту.
  
  - Эй! - закричал Райс, не отходя от машины. - Стой! Назад!
  
  Парень не слушал. Он хотел увидеть брата, который, по его предположению, ехал на работу по мосту. Лоу схватила рацию:
  
  - Патруль на Cadman и Clark! Остановите мужчину в синей куртке, бежит к разлому! Не выпускайте его в зону!
  
  Через десять секунд двое офицеров перехватили его у обломков старой телефонной будки. Парень сопротивлялся, но его усадили на тротуар.
  
  В воздухе уже завывала сирена. Приближался патрульный вертолёт NYPD. С юга, с реки, доносился гул катеров береговой охраны. На улице пахло бензином, влажным асфальтом и... чем-то металлическим. Озоном? Райс не знал. Но кожа у него чесалась. Возможно, нервы.
  
  Небо над городом наполнилось дронами. Новостные агентства, блогеры, частные сыщики, все подняли в воздух свои квадрокоптеры. Они жужжали, как рой назойливых мух, пытаясь снять лучший ракурс смерти ради лайков и просмотров.
  
  - Сбейте их, - прорычал Райс, увидев, как один из дронов снижается прямо к пролому моста. - Джина, дай команду снайперам. Или пусть РЭБ глушит сигнал. Я не хочу, чтобы лица этих мертвых людей транслировали в TikTok под грустную музыку. Это не шоу.
  
  Капитан быстро отдала нужные приказы, после чего взглянула на майора.
  
  - Что же наделали эти террористы? - вздохнула Джина.
  
  - Они не террористы, а идеологи. А это хуже.
  
  Лоу кивнула, глядя на мост. Внизу, в реке, уже всплывали первые обломки. Кресло автобуса, жёлтая игрушка, женская сумка с открытым содержимым. Вода была спокойной. Слишком спокойной.
  
  - CDC просит уточнить тип бомбы, - сказала она, держа рацию. - Они не знают, какие протоколы применять.
  
  - Ответь, что это тактическая B61-13. Нейтронное усиление. Минимальный радиационный след. Основной риск, мгновенный импульс, не долгоживущее заражение. Но всё равно, пусть привезут дозиметры и лаборатории на колёсах.
  
  Она передала информацию. Помолчали. Сзади, на Sands Street, началась давка. Люди рвались к станции метро High Street, хотя все линии уже были остановлены.
  
  - Мы не справимся без армии, - качнул головой Райс.
  
  - Они уже в пути. Национальная гвардия Нью-Йорка выдвигается с базы Форт Гамильтон. Первые подразделения, где-то через двадцать минут.
  
  Райс кивнул. Взял бинокль. Посмотрел на мост. Там, где секция обрушилась, висела странная пустота. Ни дыма. Ни огня. Только ветер и первый снег, падающий на мёртвых, как будто небо пыталось их прикрыть.
  
  - Вызови инженеров, - сказал он. - И скажи, чтобы привезли тепловизоры. Возможно, кто-то ещё жив под обломками.
  
  Лоу поднесла рацию к губам.
  
  - Это Лоу. Вызываем USACE. И... скажите CDC, готовьте холодильные контейнеры. Много. Очень много.
  
  К девяти утра над Бруклином повис густой, серый свет. Не рассвет, не сумерки, а нечто промежуточное, будто сам город замер в ожидании. Эндрю Райс и Джина Лоу больше не сидели в машине. Они перебазировались в мобильный командный пункт NYPD, переделанный автобус "Prevost" с бронированными окнами, спутниковой антенной на крыше и генератором, работающим на дизеле. На улице вокруг кипела работа. Десятки офицеров NYPD в жёлто-чёрных жилетах с надписью "EMERGENCY OPS" регулировали толпы. Медики из городской скорой в защитных комбинезонах уровня B с прозрачными визорами сортировали пострадавших, тех немногих, кто остался в живых, но получил ударную волну или ожоги от пара; пожарные из Ladder 102 раскатывали шланги, хотя огня не было, на случай, если из-под обломков вырвется газ.
  
  Райс говорил без пауз, без эмоций. Его голос звучал в десятке раций одновременно.
  
  - EOD Team 2, вы на позиции?
  
  - Да, майор. На причале Pier 2. Готовы к погружению через семь минут.
  
  - Жду подтверждения от FEMA. Есть ли фон на воде?
  
  - Отрицательно. Уровень 0.04 мкЗв/ч. Безопасно для краткосрочного пребывания.
  
  Лоу тем временем координировала наземные операции. Её команда уже установила три контрольно-пропускных пункта. Один на Tillary Street для эвакуированных с Манхэттена, второй на Montague Street для местных жителей, третий на Columbia Heights для прессы. Она отдала приказ: никого без биометрической верификации. В условиях паники любой может быть диверсантом.
  
  - CDC, - проговорила она в рацию, - вы привезли дезинфекционные душевые?
  
  - Да, четыре модуля на Sands Street. Начинаем обработку.
  
  В девять часов сорок минут на Cadman Plaza въехали первые "Humvee" Национальной гвардии Нью-Йорка. Солдаты в полной экипировке. Цифровая униформа OCP, бронежилеты IOTV с керамическими плитами, шлемы Ops-Core с креплениями для ночных ПНВ. На плечах винтовки M4A1 с тактическими фонарями и глушителями. Командир роты, майор Эллис, подошёл к командному автобусу без приветствий.
  
  - Где вход?
  
  - Нет входа, - ответил Райс. - Это не захват здания. Это ядерная ситуация. Вы не идёте на мост. Там работают EOD и инженеры. Ваша задача - периметр. Никто не проходит без разрешения. Даже мэр.
  
  Эллис коротко кивнул. И тут же приказал выставить заграждения из бетонных блоков Jersey Barrier. Через час периметр был закрыт, от Brooklyn Borough Hall до Brooklyn Bridge Park.
  
  Тяжелая техника двигалась с лязгом, от которого дрожал асфальт. Это была не парадная армия с плакатов. Это была машина войны, развернутая на улицах собственного города. БТРы "Stryker" с установленными системами химической разведки NBCRV перекрывали перекрестки. Антенны глушилок вращались, сканируя эфир. Солдаты смотрели на гражданских не как на соотечественников, а как на потенциальные биологические объекты, подлежащие сортировке. В их глазах за визорами шлемов читалась одна мысль: "Только бы не я. Только бы мой дозиметр не запищал".
  
  В десять часов пятнадцать минут по реке подошёл "USNS Spearhead", корабль ВМС США, быстроходный транспорт типа EPF. С борта спустили надувные лодки "Zodiac Milpro", на которых прибыла команда Корпуса инженеров армии, USACE. Люди в оранжевых спасательных жилетах и касках с радио на шлеме начали сканировать оставшиеся опоры моста с помощью лазерных сканеров Leica P50. Их задача определить, не повреждена ли структурная целостность остальных пролётов.
  
  Лазерные лучи сканеров рисовали на уцелевших частях моста призрачную зеленую сетку. Компьютеры строили 3D-модель разрушений в реальном времени.
  
  Инженер USACE, седой полковник с лицом, похожим на печеную картошку, сплюнул на асфальт.
  
  - Смотрите сюда, майор, - ткнул он пальцем в планшет. - Бетон опоры номер пять не просто треснул. Он изменил плотность. Нейтроны выбили воду из кристаллической решетки цемента. Этот мост сейчас держится на честном слове и старой американской стали. Если подует ветер сильнее 20 узлов, мы потеряем и этот пролет. Нам нужно ставить распорки, но я не пошлю туда людей, пока фон не упадет до нуля. Я не хочу, чтобы мои парни светились в темноте.
  
  Тем временем группа EOD Team 2, облачённая в скафандры Mark 16 Mod 0 с системами жизнеобеспечения, вошла в воду. На них были гидроакустические маяки, тепловизоры, манипуляторы для подъёма объектов. Под проломом моста они обнаружили то, что искали. Обломки капсулы "Нептун-7", частично вплавленные в дно. Внутри обугленные остатки титанового контейнера. Ядерного топлива не было. Всё сгорело в цепной реакции.
  
  Под водой царил абсолютный мрак. Фонари на шлемах выхватывали из взвеси ила сюрреалистические картины, стая рыб, плывущая брюхом вверх; оторванное колесо автомобиля, медленно опускающееся на дно; детский рюкзак с Человеком-пауком, танцующий в течении, фрагменты человеческих тел.
  
  Водолазы слышали только собственное дыхание и писк дозиметров. Вода здесь была "мертвой" в физическом смысле. Ионизация убила весь планктон, и он оседал на дно серым снегом.
  
  - Вижу объект, - звучал в эфире голос искаженно, как из бочки. - Он горячий. Тепловизор зашкаливает. Металл все еще излучает тепло после реакции.
  
  - Устройство уничтожено полностью, - доложил командир EOD. - Никакой вторичной угрозы.
  
  Райс поднял спутниковый телефон. Набрал защищённый номер.
  
  - Морроу.
  
  - Говорите, майор.
  
  - Операция "Каскад" завершена. Бомба активировалась. Жертв 237 подтверждённых, плюс около 400 пропавших без вести, в реке, в обломках. Инфраструктура моста частично утрачена, но остальная часть стабильна. Вторичного устройства нет.
  
  Пауза. Голос Морроу был спокоен, но явно уставший.
  
  - Вы молодец, Райс.
  
  - Благодарю.
  
  Он опустил телефон. Посмотрел в окно. За периметром собрались сотни людей. Журналисты с камерами. Родственники с фотографиями. Священники в чёрных рясах. Среди них мужчина, сидящий на тротуаре с ребёнком, девочкой, которая держала игрушку, одноглазую сову.
  
  - Мама улетела? - спросила она дрожащим голосом, обернувшись к отцу.
  
  Тот ничего не ответил, просто прижав дочку к себе.
  
  К одиннадцати часам начали прибывать рефрижераторы с логотипом NYC Office of Chief Medical Examiner. Холодильные контейнеры выстроились вдоль Sands Street, как похоронные вагоны. Тела выносили на носилках с RFID-метками. Каждое в отдельном герметичном мешке. Ни криков. Ни паники. Только размеренная, монотонная работа.
  
  Лоу подошла к Райсу.
  
  - CDC подтвердили, ни одного случая острой лучевой болезни. Всё произошло мгновенно.
  
  - Это не утешение, - покачал головой он.
  
  - Нет. Но это значит, что город выживет.
  
  Эндрю кивнул. Посмотрел на мост. На том месте, где секция рухнула, теперь висел временный баннер от NYPD: "ACCESS RESTRICTED FEDERAL INCIDENT SITE". Под ним, почти у самой кромки, кто-то положил букет белых роз.
  
  * * *
  
  Том Вагнер, сорокадвухлетний ветеран спецотряда аквалангистов FDNY, стоял по пояс в ледяной жиже на служебной платформе. Сверху, сквозь решетки, пробивался серый, мертвенный свет январского дня, но внизу, под его ногами, начиналось царство абсолютной тьмы.
  
  Вагнер посмотрел на своего напарника, молодого парня по фамилии Ковальски. Глаза того за стеклом маски были расширены. Он дышал слишком часто.
  
  Том поднял руку в толстой неопреновой перчатке, привлекая внимание.
  
  Жест: ладонь плавно движется вниз, затем большой и указательный пальцы образуют круг.
  
  "Успокойся. Дыши ровно. Всё в порядке".
  
  Ковальски кивнул, хотя в порядке ничего не было.
  
  Они проверили регуляторы подачи воздуха. Шипение сжатой смеси. Единственный звук, который теперь будет сопровождать их. Том включил наплечный фонарь и шагнул в черный зев затопленной шахты.
  
  Вода сомкнулась над шлемом. Сразу же исчез вес экипировки, но навалилась другая тяжесть. Давление миллионов тонн Гудзона, который ворвался туда, где ему не место.
  
  Видимость была нулевой. Луч фонаря упирался в плотную стену взвеси: ил, мусор, бумага, масляные пятна. Это было похоже на полет сквозь густую грозовую тучу. Вагнер ориентировался по перилам лестницы, ведущей на платформу станции Clark Street.
  
  Они спускались медленно. Пять метров. Десять. Давление росло. На глубине двадцати метров Том почувствовал, как изменилось течение. Вода здесь не стояла, она медленно циркулировала, втягиваемая вглубь туннелей.
  
  Внезапно луч фонаря выхватил из темноты знакомые очертания. Турникеты. Они стояли, как немые стражи. Рядом находилась будка контролера. Внутри никого не было. Стекло разбито.
  
  Том продвигался вперед, работая ластами очень осторожно, чтобы не поднимать со дна еще больше мути. Ковальски шел следом, держась за его поясной трос.
  
  Они выплыли на платформу. И здесь Том увидел их.
  
  Сначала это казалось просто мусором. Какие-то тюки, одежда, пакеты, дрейфующие в толще воды. Но потом течение немного развернуло один из "тюков", и в луче света блеснули пуговицы пальто. А затем, лицо.
  
  Это была женщина. Она парила в полуметре от кафельного пола, раскинув руки, словно пыталась обнять кого-то невидимого. Её длинные волосы, распущенные водой, создавали вокруг головы ореол, похожий на водоросли. Глаза были открыты. Из-за воздействия нейтронов белки помутнели, став молочно-белыми, но выражение лица осталось пугающе спокойным. Никакой гримасы ужаса. Она просто... выключилась. Смерть настигла её раньше, чем вода.
  
  Том почувствовал, как к горлу подкатил ком. Он видел утопленников. Сотни раз. Раздутых, синих, объеденных рыбами. Но эти... Эти выглядели так, словно они просто задержали дыхание. Будто бы это была какая-то чудовищная инсталляция в музее восковых фигур.
  
  Он отвел луч в сторону. Еще один. Мужчина в деловом костюме. Его галстук плавал вертикально вверх. Подросток в наушниках, провод от которых уходил куда-то в темноту, привязывая тело к перилам.
  
  Жест: Вагнер поднял кулак, затем указал двумя пальцами на глаза, потом в сторону путей.
  
  "Внимание. Смотри туда".
  
  Ковальски посветил своим фонарем. Луч дрожал.
  
  На путях лежал искореженный состав поезда No 442. Первый вагон превратился в смятую гармошку, результат удара о завал туннеля. Металл был разорван, как бумага. Но следующие вагоны... они стояли почти целые, только сошедшие с рельсов и накренившиеся под углом сорок пять градусов.
  
  Двери были закрыты.
  
  Том подплыл к третьему вагону. Он ухватился за поручень снаружи, чувствуя вибрацию от работы далеких насосов, которые пытались, но не могли откачать этот океан. Он поднес фонарь к стеклу двери.
  
  Внутри вагона была вода. Она заполнила его до самого потолка. И внутри... внутри было месиво.
  
  Люди. Десятки людей. В момент катастрофы, когда погас свет и хлынула вода, они, вероятно, еще были живы. Те, кого не убил импульс сразу. Они бросились к дверям. Они давили друг друга.
  
  Луч фонаря скользнул по стеклу с той стороны. К нему было прижато лицо ребенка. Маленькая ладошка застыла на стекле в вечном жесте мольбы. Рядом, лицо старика. Чья-то спина в джинсовой куртке. Они сбились в плотную массу у выхода, заблокировав сами себя телами.
  
  Вагнер отшатнулся. Даже через толстый неопрен и годы цинизма это пробило его броню. Он слышал собственное дыхание, хриплое, рваное. Вдох-выдох. Вдох-выдох. Господи, они же там как шпроты в банке.
  
  Ковальски подплыл ближе. Увидел то же самое. Парень дернулся. Его чуть ли не начало рвать прямо в загубник. Пузыри воздуха хаотично рванулись вверх.
  
  Том среагировал мгновенно. Он схватил напарника за плечи, жестко встряхнул.
  
  Жест: ребро ладони к горлу, затем ладонь на грудь напарника, движение "вдох-выдох" руками.
  
  "Прекрати! Успокойся! Дыши!"
  
  Если Ковальски сейчас запаникует и выплюнет регулятор, он труп. На этой глубине, в этой грязи, Том его не вытащит.
  
  Парень зажмурился, судорожно глотая воздух. Через минуту он открыл глаза и кивнул. В его взгляде больше не было страха. Только пустая, черная бездна. Он сломался, но продолжал функционировать.
  
  Том повернулся обратно к вагону. Нужно было проверить, можно ли открыть двери снаружи. Это была их задача. Оценка возможности извлечения. Не спасения. Извлечения.
  
  Он достал монтировку, закрепленную на бедре. Загнал плоский конец в щель между створками дверей. Уперся ногами в борт вагона. Металл скрипнул, звук передался через воду глухой вибрацией.
  
  Двери поддались. Сначала на сантиметр. Потом шире.
  
  Из вагона, подчиняясь течению, медленно выплыла рука. Женская рука с тонкими пальцами, на безымянном, обручальное кольцо. Она словно приглашала их войти. За ней показалось плечо, волосы... Тело женщины медленно, вращаясь в невесомости, покинуло свою стальную могилу и зависло рядом с Томом.
  
  Он поймал её за ремень сумки, которая все еще висела через плечо. Тело оказалось тяжелым. Он посмотрел на её лицо. Молодая. На шее следы синяков, видимо, её прижали в давке. Но убила её вода. Или нейтроны. Теперь уже неважно.
  
  Вагнер достал из подсумка химический источник света, зеленый "лайтстик", активировал его, сломав капсулу, и пристегнул к одежде женщины. Теперь она светилась в темноте, как призрачный маяк.
  
  Жест: Том указал на тело, потом большой палец за спину.
  
  "Не берем. Наверх".
  
  Ковальски отодвинул тело. Это было гротескно, как танец двух водолазов с мертвой партнершей в абсолютной тьме затопленного метрополитена.
  
  Они начали подъем. Мимо проплывали рекламные плакаты на стенах станции: "Приходите на мюзикл "Король Лев"", "Скидки в Macy"s". Обычная жизнь, которая осталась где-то там, наверху, за толщей бетона и воды. А здесь, внизу, был только холод, ил и сотни зеленых огоньков, которые им еще предстояло зажечь.
  
  Когда они поднимались по лестничному пролету, Вагнер посмотрел вниз в последний раз. Луч его фонаря на секунду осветил глубину туннеля. Там, вдали, в мешанине из обломков и кабелей, плавали десятки тел. Они медленно кружились в водовороте, создаваемом вентиляцией, словно исполняли какой-то бесконечный, безмолвный балет смерти.
  
  Том отвернулся. Ему захотелось сорвать маску и заорать, выпустить воздух из легких, чтобы не видеть, не знать, не помнить. Но он был профессионалом. Он просто сжал зубы так, что заболели скулы, и продолжил работать ластами.
  
  "Всплываем".
  
  На поверхности их ждал серый день, злой майор Райс и статистика, которая вот-вот пополнится еще одной тысячей имен. Но ни одна цифра в отчете никогда не сможет передать того, как выглядит детская ладошка, прижатая к стеклу вагона на глубине тридцати метров под Бруклином.
  
  * * *
  
  Время приближалось к полудню, но солнце так и не показалось. Небо над Бруклином затянула плотная, свинцовая пелена, давившая на плечи не хуже атмосферного столба. Снег с дождем прекратился, сменившись сухой, колючей изморозью, которая оседала на бронежилетах солдат, на бетонных блоках ограждения и на черных мешках, которые уже начали складывать в ровные ряды у временного пункта сортировки.
  
  Внутри командного автобуса "Prevost" воздух оказался спертым, густым от запаха дешевого растворимого кофе, разогретого пластика и человеческого пота. Генератор гудел монотонно, усыпляюще, но спать было нельзя.
  
  Эндрю Райс сидел за складным столом, заваленным распечатками карт и планшетами. Его глаза покраснели, веки казались налитыми свинцом. Он механически отмечал сектора на схеме, которые уже проверили дроны.
  
  - Сектор 4-Браво, чисто, - бормотал он себе под нос. - Сектор 4-Чарли... подозрение на структурную нестабильность.
  
  Джина Лоу сидела напротив, обхватив обеими руками картонный стаканчик. Кофе в нем давно остыл, превратившись в горькую бурую жижу, но она продолжала держать его, словно это был единственный источник тепла в мире.
  
  - Знаешь, что самое странное? - тихо произнесла она, глядя в одну точку. - Тишина в эфире на гражданских частотах. Обычно, когда случается дерьмо, эфир разрывается от криков. А сейчас... они просто молчат. Те, кто там остался.
  
  Райс не успел ответить. Дверь автобуса с шипением открылась, впуская внутрь клуб холодного пара и молодого лейтенанта Нацгвардии. Парень выглядел растерянным, его шлем сбился набок.
  
  - Майор Райс, сэр! - выдохнул он. - У нас проблема на периметре "Альфа".
  
  Эндрю медленно поднял голову, чувствуя, как хрустнули позвонки в шее.
  
  - Если это снова та актрисулька, Анджелина Дали, то передайте ей, что я лично конфискую её телефон и засуну его в глубокий карман, - прорычал он.
  
  Час назад эта звезда устроила истерику на блокпосту. Она приехала с личным оператором, требуя пропустить её к "разлому" для съемок "социального ролика в поддержку пострадавших". Она хотела, чтобы военные включили сирену на заднем плане для драматизма, и пыталась красиво бежать на камеру, изображая испуг, пока её ассистент держал отражатель света. Райсу пришлось отправить двух бойцов, чтобы вежливо, но жестко развернуть её лимузин.
  
  - Дайте хотя бы туалетом воспользоваться! - выкрикнула она напоследок.
  
  - Нет, сэр, не актриса, - нервно сглотнул лейтенант. - Это мэр. Джейкоб Пол. Он на КПП-1. С ним пресса. CNN, Fox, MSNBC... все там. Он... он рвёт и мечет, сэр. Требует пропустить его в красную зону. Говорит, что берет командование на себя.
  
  Райс закрыл глаза и глубоко вздохнул. Джейкоб Пол. Карьерист, популист, человек, который за два года на посту сделал для безопасности города меньше, чем уборщик в метро за смену. Зато он отлично умел перерезать ленточки и говорить речи о "несокрушимом духе ньюйоркцев".
  
  - Только этого не хватало, - поднялся Эндрю, поправляя кобуру. - Политический цирк приехал.
  
  - Я пойду с тобой, - поставила стакан Джина.
  
  - Нет. Сиди здесь. Координируй EOD. Если я сорвусь и пристрелю его, тебе придется взять командование на себя.
  
  Он вышел из автобуса. Холодный воздух ударил в лицо, немного прочищая мозги. Райс застегнул воротник куртки и направился к оцеплению.
  
  На перекрестке Тиллари и Адамс-стрит царил хаос. Бетонные блоки "Джерси" перегораживали дорогу, за ними стояли "Хамви" с пулеметами. А перед ними бурлила толпа. Десятки камер, микрофоны на длинных штангах, вспышки фотоаппаратов. И в центре этого водоворота стоял мэр Джейкоб Пол.
  
  Он был одет не по погоде, но идеально для картинки: фирменная ветровка NYPD с надписью "MAYOR" на спине, (хотя он никогда не служил в полиции), безупречная укладка, скорбное, но решительное выражение лица. Он что-то кричал сержанту, который преграждал ему путь, активно жестикулируя на камеру.
  
  - ...это мой город! Это мои люди! Вы не имеете права блокировать избранного представителя власти!
  
  Голос мэра, усиленный петличным микрофоном, разносился над площадью.
  
  - Я требую прохода к месту трагедии! Я должен лично оценить ущерб и утешить выживших!
  
  Репортеры ловили каждое слово. Камеры жадно впитывали конфликт.
  
  Райс подошел к барьеру. Солдаты расступились, пропуская его. Он выглядел полной противоположностью мэру: грязные ботинки, форма без знаков отличия, кроме бейджа "FEDERAL COMMAND", лицо серое от усталости, жесткое, как гранит.
  
  - Мэр Пол, - громко произнес Райс, перекрывая шум. - Я майор Эндрю Райс, федеральный координатор зоны бедствия. Уведите людей от барьера.
  
  Мэр резко повернулся. Увидев офицера, он мгновенно сменил позу на более агрессивную, "атакующую". Он знал, что сейчас он в прямом эфире на всю страну.
  
  - Майор! Наконец-то кто-то, у кого есть полномочия!
  
  Пол шагнул к бетонному блоку.
  
  - Ваши люди устроили здесь самоуправство! Они не пускают меня, главу этого города, к месту катастрофы! Я требую немедленно снять заграждение для меня и моей пресс-группы. Народ должен знать правду!
  
  Райс подошел вплотную к блоку. Их разделяло полметра бетона и пропасть в мировоззрении.
  
  - Это зона федерального инцидента уровня "Альфа-1", господин мэр, - спокойно, но с металлическими нотками ответил Райс. - Вход гражданским лицам запрещен. Включая вас.
  
  - Гражданским?! - взвизгнул мэр, играя на публику. - Я не гражданский! Я - власть в этом городе! Вы оккупировали Бруклин, майор! Вы скрываете масштабы трагедии! Что вы там прячете? Почему вы боитесь пустить независимую прессу?
  
  Репортеры загомонили, протягивая микрофоны через ограждение. Вопросы посыпались как град:
  
  "Майор, сколько погибших?", "Правда ли, что есть радиация?", "Почему армия блокирует мэра?".
  
  Райс проигнорировал их. Он смотрел только на Пола.
  
  - Мы не прячем, мы работаем. Там, за моей спиной, работают саперы и группы биологической очистки. Там нестабильные конструкции. Там радиационный фон, пусть и спадающий, но опасный. У вас нет ни допуска, ни защитного снаряжения, ни подготовки.
  
  - Мне не нужна подготовка, чтобы быть со своим народом! - патетично воскликнул мэр, поворачиваясь в профиль к камере CNN. - Это бюрократия, которая убивает! Майор, я приказываю вам пропустить меня. Или я клянусь, завтра вы будете регулировать движение на Аляске. Я звоню в Белый дом Кирку прямо сейчас!
  
  Мэр достал телефон, демонстративно тыкая в экран.
  
  У Эндрю внутри что-то оборвалось. Струна терпения, натянутая до предела за последние шесть часов, лопнула. Он вспомнил лицо водителя такси, застывшего за рулем. Вспомнил детскую игрушку, плавающую в Гудзоне. Вспомнил тишину, ту самую проклятую тишину смерти. И теперь этот человек, этот напомаженный клоун в новой куртке, смел использовать их смерти как декорацию для своего переизбрания.
  
  - Уберите телефон, - приказал Райс.
  
  Голос его стал тихим, но настолько угрожающим, что стоявший рядом сержант инстинктивно положил руку на приклад винтовки. Мэр замер.
  
  - Что вы сказали?
  
  Райс перешагнул через бетонный блок. Он нарушил протокол, выйдя за периметр, но ему было плевать. Он подошел к мэру вплотную, вторгаясь в его личное пространство, заслоняя собой камеры. Теперь в кадре была только широкая спина майора и растерянное лицо политика.
  
  - Я сказал, уберите телефон и закройте рот, - отчеканил Райс. - Вы хотите туда? Вы правда хотите туда, Джейкоб?
  
  Он не назвал его "мэром". Он сбросил официоз.
  
  - Вы хотите увидеть, как выглядят люди, у которых нейтронный поток выжег центральную нервную систему за миллисекунду? - продолжал Райс, наступая.
  
  Мэр попятился.
  
  - Вы хотите увидеть автобус, полный людей, которые сидят на своих местах, как живые, но их глаза вытекли, потому что белок свернулся? Вы хотите вдохнуть запах озона и дерьма, потому что сфинктеры расслабляются в момент смерти?
  
  Тишина повисла над толпой журналистов. Камеры продолжали писать, но вопросы прекратились.
  
  - Вы думаете, это фотосессия? - дрожал голос Райса от сдерживаемой ярости. - Вы думаете, вы пройдете там с умным лицом, пожмете руку паре выживших и уедете на банкет? Там нет выживших, которых можно похлопать по плечу, Пол. Там сотни трупов. И мы сейчас собираем их по кускам. Мы отскабливаем их от асфальта.
  
  Мэр побледнел. Его бравада начала трещать по швам.
  
  - Вы... вы не смеете так со мной разговаривать... - пролепетал он, но уже без микрофона.
  
  - Смею, - отрезал Райс. - Потому что пока вы выбирали, какую куртку надеть для эфира, я лично упаковывал тело беременной женщины в мешок. Потому что мои парни блюют дальше, за углом, от того, что видят, но возвращаются и работают. А вы пришли сюда торговать лицом.
  
  Райс развернулся к камерам. Обвел взглядом объективы.
  
  - Слушайте все. Это зона смерти. Здесь нет политики. Здесь нет демократии. Здесь есть только физика и биология. Любой, кто попытается прорвать периметр, будь то мэр, сенатор или сам Папа Римский, будет арестован согласно закону о чрезвычайном положении. Если кто-то создаст помеху работе эвакуационных групп, я расценю это как саботаж.
  
  Он снова повернулся к мэру, который выглядел теперь маленьким и жалким в своей огромной ветровке.
  
  - Уходите, мэр Пол. Езжайте в свой кабинет. Организуйте горячую линию. Выбейте фонды помощи. Сделайте хоть что-то полезное. Но не смейте, слышите меня, не смейте лезть под ноги тем, кто разгребает этот ад.
  
  - Я... я подам рапорт, - слабо выдавил мэр.
  
  Но в его глазах уже был страх. Страх человека, который столкнулся с реальностью, не поддающейся пиару.
  
  - Сержант! - рявкнул Райс, не оборачиваясь.
  
  - Да, сэр! - гаркнул боец за блоком.
  
  - Если господин мэр сделает еще один шаг в сторону красной зоны, надеть на него наручники и отправить в фильтрационный лагерь до выяснения личности. Это приказ.
  
  - Есть, сэр!
  
  Райс посмотрел на мэра последний раз. Взглядом, в котором было столько презрения, что оно казалось физически ощутимым.
  
  - А теперь, пошёл отсюда, - бросил он.
  
  И развернувшись на каблуках, направился обратно, за бетонные блоки, в серую мглу, где не было камер, зато была правда, от которой хотелось выть.
  
  Мэр остался стоять. Он открывал и закрывал рот, как рыба, выброшенная на берег. Журналисты молчали секунду, а затем вспышки защелкали с удвоенной силой, фиксируя его унижение. Кто-то из репортеров Fox News уже диктовал в телефон: "...федералы жестко поставили мэра на место, полный провал пиар-акции Пола...".
  
  Вернувшись в автобус, Райс тяжело опустился на стул. Руки у него мелко дрожали. Он сцепил их в замок, чтобы унять дрожь.
  
  Джина Лоу смотрела на него поверх своего уже опустевшего стаканчика. В её взгляде была смесь тревоги и уважения.
  
  - Ты понимаешь, что он тебя сожрет потом? - тихо спросила она. - Когда всё закончится. Он тебе этого не простит. Твоей карьере конец.
  
  Райс потер лицо ладонями, чувствуя двухдневную щетину.
  
  - Джина, - глухо ответил он, глядя на карту с красными секторами. - Посмотри в окно. Посмотри на этот мост. Карьера? Какая к черту карьера? Если мы не вывезем эти тела до ночи, завтра крысы начнут пир. Вот о чем я думаю. А мэр... пусть подавится своим рейтингом.
  
  Он взял рацию.
  
  - EOD-2, это Альфа-1. Каков статус на шестой опоре? Докладывайте.
  
  Снаружи снова пошел снег, засыпая следы мэра, следы солдат и ту невидимую черту, которую Эндрю Райс только что пересёк, выбрав между службой закону и службой совести.
  
  Райс и Лоу остались в командном пункте до вечера. Они не отдыхали. Не ели. Только координировали, докладывали, принимали решения. Их голоса стали хриплыми, глаза красными. Но они не сдавались.
  
  К ночи прибыли инженеры из "Amtrak" и "MTA". Начали проектировать временную аварийную эстакаду. Понадобится три недели.
  
  А в реке, под водой, на дне, где ещё утром стояла опора No 7, оставался только ил, ржавчина и обломки титана. И тишина.
  
  Никто не знал имён Сунджина и Харин. Их телефоны изъяли как улики. Их тела превратились в статистику. Но на одном из серверов "Око" сохранилось фото. Оба улыбаются. Держатся за руки. И смотрят на небо над Нью-Йорком, как на обетованную землю. Мир не узнал их имён. Но он увидел их смерть. И в этом был весь ужас.
  
  Райс вышел из автобуса в полночь. Встал у периметра. Посмотрел на мост.
  
  - Мы не позволим этому повториться, - сказал он тихо, и почему-то сам не поверил себе.
  
  Снег падал на его плечи. Где-то вдалеке выла сирена. Город не спал. Он только притворялся. За миллионами окон горел свет. Люди боялись темноты. В тысячах квартир телевизоры работали на полной громкости, заглушая тишину, которая теперь казалась предвестником смерти.
  
  Райс достал пачку сигарет, которую купил у спекулянта на блокпосту за пятьдесят долларов. Он не курил десять лет. Но сегодня счетчик обнулился.
  
  Он щёлкнул зажигалкой. Огонек осветил его лицо, глубокие морщины, серую кожу, глаза человека, который заглянул в бездну и увидел, что бездна смотрит в ответ через экраны смартфонов.
  
  - Забудется? - переспросил он сам себя, выпуская дым в ледяной воздух. - Нет. Страх не забывается. Он впитывается в бетон.
  
  В десяти милях отсюда, в дата-центре АНБ в Юте, серверы продолжали архивировать терабайты данных. Биллинг телефонов погибших, последние транзакции по картам, маршруты навигаторов, которые вели в никуда. Цифровой слепок трагедии был вечным.
  
  Фотография Сунджина и Харин, сохраненная в облаке, теперь стала частью гигантского мозаичного панно человеческого горя. На этом снимке они всегда будут улыбаться, всегда будут счастливы и всегда будут живы, за секунду до того, как их атомы начали распадаться.
  
  Райс посмотрел на небо. Звёзд не было видно из-за городской засветки и облаков. Но он знал, что они там. Холодные, далекие, ядерные реакторы, горящие в пустоте. Такие же безразличные, как и тот, что вспыхнул сегодня под мостом.
  
  Он бросил окурок на снег. Тот зашипел и погас.
  
  - На сегодня смена закончена, - прошептал он.
  
  Но он знал, что эта смена не закончится никогда. Потому что теперь каждый раз, проезжая по мосту, каждый житель этого города будет невольно задерживать дыхание, ожидая вспышки, которая превратит их мечты в радиоактивную пыль.
  
  Мир изменился. Он стал тише. И в этой тишине слышалось тиканье часов, которые никто не мог остановить.
  
  Эфир "NEXUS NEWS LIVE".
  
  Дата: 26 января 2029 года. Время: 19:00 EST.
  
  [ЗАСТАВКА: Агрессивная красно-синяя графика с вращающимся глобусом. Звучит тревожная, но динамичная симфоническая тема. На экране появляется надпись: "БРУКЛИНСКИЙ ШРАМ: ДВЕ НЕДЕЛИ СПУСТЯ".]
  
  ВЕДУЩИЙ (Дэвид Кросс):
  
  - Добрый вечер. Вы смотрите специальный выпуск Nexus News. С момента трагедии, навсегда изменившей лицо Нью-Йорка, прошло ровно четырнадцать дней. Сегодня мы подводим итоги, и цифры, которые мы озвучим, ужасают. Но сначала, взгляните на это.
  
  [ВИДЕОРЯД: Камера с дрона медленно пролетает над Ист-Ривер. Картинка в высоком разрешении 8K. Небо над городом свинцово-серое, идет мокрый снег.]
  
  Закадровый голос Дэвида:
  
  - Бруклинский мост сегодня больше напоминает пациента в реанимации. Там, где раньше был пролёт между шестой и восьмой опорами, теперь зияет пустота, затянутая строительными лесами и защитной сеткой. Сварочные огни вспыхивают там круглосуточно, как искры надежды... или как поминальные свечи.
  
  [СМЕНА КАДРА, Крупный план на воду. На поверхности реки работают баржи с кранами. Они поднимают из воды искореженный автобус.]
  
  ВЕДУЩАЯ (Саманта Вейн): (Лицо серьёзное, но с идеальным макияжем)
  
  - Да, Дэвид. Спасательная операция официально завершена. Теперь это операция по извлечению. Сегодня утром мэр Нью-Йорка и глава FEMA подтвердили окончательный список погибших.
  
  [ТИТР НА ЭКРАНЕ: ПОГИБШИЕ: 1 842 ЧЕЛОВЕКА. РАНЕНЫЕ: 4 110.]
  
  Саманта Вейн:
  
  - Одна тысяча восемьсот сорок два человека. Из них восемьсот двенадцать находились в поезде номер 442, который был затоплен в туннеле Кларк-стрит. Ещё двести тридцать семь погибли мгновенно от нейтронного импульса на самом мосту и набережных. Остальные, жертвы паники, вторичных аварий и утопления на судах "Liberty Belle" и "Salty Dog". В больницах города остаются более четырех тысяч человек с травмами различной степени тяжести, но, к счастью, случаев острой лучевой болезни не зафиксировано. Это было "чистое" убийство.
  
  Дэвид Кросс:
  
  - Наши корреспонденты смогли поговорить с теми, кто эти две недели жил в аду, координируя хаос. Майор Эндрю Райс, куратор операции "Феникс", и капитан Джина Лоу из полиции Нью-Йорка.
  
  [ЗАПИСЬ ИНТЕРВЬЮ: Установлен временный шатер у периметра оцепления. На заднем плане военные грузовики. Райс выглядит постаревшим на десять лет. Под глазами черные круги, щетина с проседью. Лоу стоит рядом. Взгляд женщины жесткий, направлен в одну точку.]
  
  РЕПОРТЁР:
  
  - Майор, капитан... Город постепенно возвращается к жизни. Как вы оцениваете ситуацию сейчас?
  
  РАЙС: (Трёт переносицу)
  
  - Город - это механизм. Он смазан, он работает. Мы восстановили транспортный поток через туннель Бэттери. Мы очистили воду от обломков. Но...
  
  (он замолкает, подбирая слова)
  
  - вы не можете "очистить" память. Мы всё ещё находим личные вещи в вентиляционных шахтах метро.
  
  ЛОУ:
  
  - Мы работаем по протоколу. Периметр безопасности будет сохраняться ещё минимум три месяца. Моя задача, обеспечить, чтобы родственники могли получить тела для захоронения. Морги переполнены, мы используем ангары в аэропорту JFK. Это... логистика скорби. Самая тяжелая логистика в мире.
  
  РЕПОРТЁР:
  
  - Вы чувствуете себя героями?
  
  РАЙС: (Резко)
  
  - Здесь нет героев. Есть только выжившие и те, кто не успел. Мы просто делаем свою работу, чтобы цифра 1842 не превратилась в 1843.
  
  [СМЕНА КАДРА: Студия. Ведущие переглядываются.]
  
  Саманта Вейн:
  
  - Жесткие слова. А теперь к вопросу о возмездии. Кто допустил кражу заряда B61-13? Директор по стратегическим угрозам ЦРУ Элен Морроу дала эксклюзивный комментарий нашему каналу.
  
  [ВИДЕО: Элен Морроу идет по коридору Капитолия. Она не останавливается, камера трясется, репортеры суют микрофоны.]
  
  МОРРОУ: (На ходу, не снимая темных очков)
  
  - Система дала сбой, потому что мы слишком доверяли людям. Больше этого не повторится. Мы вычистим гниль из аппарата безопасности. Каждое имя, каждая подпись под накладной, каждый, кто закрыл глаза на "несуществующий" грузовик, все они ответят. Это не конец расследования. Это только начало чистки.
  
  [СМЕНА КАДРА: Студия. Дэвид Кросс поправляет галстук.]
  
  Дэвид Кросс:
  
  - Однако главный организатор исполнительной части теракта уже не ответит перед судом. Час назад стало известно, что Карл Хейс, бывший аналитик разведки, найден мёртвым в своей одиночной камере в федеральной тюрьме ADX Florence.
  
  Саманта Вейн:
  
  - По официальной версии, Хейс повесился на простыне, привязанной к решетке вентиляции. Камеры наблюдения в этот момент были отключены на "техническое обслуживание". Удобное совпадение, не правда ли? Источники сообщают, что он оставил записку из двух слов: "Иллюзия разрушена".
  
  Дэвид Кросс:
  
  - Смерть Хейса не остановила волну арестов. Сегодня утром ФБР задержало ряд высокопоставленных фигур, обвиняемых в финансировании и идеологической поддержке группировки "Предел Толерантности".
  
  [ТИТРЫ С ФОТОГРАФИЯМИ: На экране появляются лица в строгих костюмах.]
  
  Дэвид Кросс: (Читает список)
  
  - Генерал-лейтенант в отставке Маркус Вэнс, бывший куратор логистики Пентагона. Джулиан Торн, заместитель председателя комитета по инфраструктуре Сената. Элизабет Кроу, глава совета директоров частной военной компании "Aegis Defense". И Роберт Стерлинг, бывший советник Белого дома по внутренней политике. - Следствие утверждает, что они использовали свои связи, чтобы обеспечить "коридор" для грузовика с бомбой, полагая, что это будет лишь акция устрашения.
  
  Саманта Вейн:
  
  - Наивность или предательство? Суд решит. А пока простые американцы продолжают нести цветы к временному мемориалу на Сэндс-стрит.
  
  [ПРЯМОЕ ВКЛЮЧЕНИЕ: Улица Бруклина. Вечер, идет снег. Горы цветов, свечей, плюшевых игрушек вдоль бетонных блоков ограждения. Люди стоят молча.]
  
  РЕПОРТЁР (на улице):
  
  - Здесь, на Сэндс-стрит, несмотря на холод, сотни людей. Они приходят семьями. Вот, рядом со мной, Фрэнк Рейнольдс и его дочь Эмилия.
  
  [КАДР: Фрэнк, мужчина с потухшим взглядом, держит за руку девочку лет восьми. Девочка в пуховике, прижимает к груди старую плюшевую сову с одним глазом.]
  
  РЕПОРТЁР:
  
  - Фрэнк, я знаю, что это тяжело. Кого вы потеряли?
  
  ФРЭНК: (Голос дрожит)
  
  - Мою бывшую жену. Джулию. Маму Эмилии. Она... она просто ехала в аэропорт. Она везла наш мир в той машине, и он исчез.
  
  РЕПОРТЁР:
  
  - Эмилия, ты хочешь что-то сказать маме?
  
  ЭМИЛИЯ: (Смотрит прямо в камеру большими глазами)
  
  - Мама обещала вернуться в воскресенье. Она сказала, что я не успею соскучиться. Но я скучаю.
  
  (Она поднимает сову)
  
  - Луна тоже скучает. Папа говорит, что она на небе, но я хочу, чтобы она была здесь. Почему дяди, которые это сделали, не подумали про меня?
  
  [Камера задерживается на лице девочки. В её глазах - непонимание, которое страшнее любых слёз.]
  
  [СМЕНА КАДРА: Студия. Саманта Вейн делает нарочито скорбную паузу, но через секунду её лицо меняется на профессионально-заинтересованное.]
  
  Саманта Вейн:
  
  - Душераздирающие кадры. Мы скорбим вместе с Эмилией. Но жизнь продолжается, и в Вашингтоне разгорается скандал, который грозит затмить даже трагедию в Нью-Йорке.
  
  [ЗАСТАВКА: "POLITICAL STORM". Фотография президента Кирка и молодой блондинки.]
  
  Дэвид Кросс:
  
  - Президент Боби Кирк оказался под ударом. Семьдесят трёхлетний лидер нации обвиняется в неподобающей связи с несовершеннолетней. Джессика Альбо, семнадцатилетняя стажёрка и начинающая модель, сегодня дала эксклюзивное интервью, которое разорвало рейтинги.
  
  [ВИДЕО: Джессика Альбо сидит на диване в студии ток-шоу. Она в скромном платье, но макияж безупречен. Она плачет, но при этом часто поправляет волосы.]
  
  ДЖЕССИКА:
  
  - Я думала, он хочет помочь мне с карьерой... Я всегда мечтала стать актрисой. Он приглашал меня в Овальный кабинет на "частные обеды". Он говорил, что я напоминаю ему Америку, молодую и красивую. Он трогал мои колени...
  
  (всхлипывает)
  
  - Он присылал мне сообщения ночью. Я не знала, что делать. Он же Президент!
  
  Саманта Вейн:
  
  - Адвокаты Белого дома называют это "политическим заказом", но переписки, утекшие в сеть, говорят об обратном. Рейтинг Кирка рухнул на 15 пунктов за сутки.
  
  Дэвид Кросс:
  
  - Ситуацию прокомментировал сенатор-республиканец Маркус Стоун, известный своей жесткой позицией.
  
  [ВИДЕО: Сенатор Стоун выступает перед прессой. Он энергичен, зол и доволен ситуацией.]
  
  СТОУН:
  
  - Это позор! Пока наши граждане гибнут на мостах из-за дырявой системы безопасности, пока террористы возят ядерные бомбы как пиццу, наш Президент занят тем, что рассылает смайлики школьницам! Это не просто моральное разложение, это угроза национальной безопасности. Кирк потерял контроль над страной, над своей администрацией и над собой. Импичмент - это меньшее, что мы можем сделать. Нам нужен лидер, а не старый развратник!
  
  [СМЕНА КАДРА: Студия. Общий план.]
  
  Саманта Вейн:
  
  - Скандал набирает обороты. Мы будем следить за развитием событий. Оставайтесь с нами. Далее в программе: прогноз погоды и почему акции строительных компаний взлетели на фоне планов по реконструкции моста.
  
  Дэвид Кросс:
  
  - Берегите себя.
  
  [Камера отъезжает. Свет в студии приглушается. Ведущие снимают микрофоны, начинают болтать и шутить между собой, улыбаясь, пока идут титры.]
  
  В квартире, в полумраке, выключился телевизор. Фрэнк Рейнольдс сидел на кухне, глядя в черный экран. В соседней комнате спала Эмилия, обнимая одноглазую сову.
  
  За окном падал снег, укрывая город белым саваном. Нью-Йорк засыпал. Ему было больно, но он уже начинал забывать. Боль от потери двух тысяч человек медленно, но верно растворялась в шуме скандала с семнадцатилетней блондинкой. Трагедия становилась историей, история становилась статистикой, а статистика - фоном для новостей.
  
  Над Гудзоном, там, где раньше была опора, ветер свистел в оборванных тросах. Мост стоял, искалеченный, но живой. Как и вся страна, которая ужаснулась, поплакала, положила цветы, а потом переключила канал, потому что шоу должно продолжаться. И это забвение было, пожалуй, страшнее любой бомбы.
  
  Конец.
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"