Посадка "Арес-7" прошла три дня назад, мягко, почти невесомо, будто гигантский стальной цветок опустился на рыжую пыль в предгорьях кратера Джезеро. Марс встретил землян так, как и должен был: величественным, морозным безмолвием и оранжевой меланхолией бесконечного горизонта.
Командир экспедиции, Алексей Воронин и биогеолог Лина Чжоу, вышли на поверхность уже на следующий день. Первые шаги по чужой планете, мгновения, которые войдут в историю, но для них это была прежде всего работа. Развернуть модуль жизнеобеспечения, проверить системы, установить буровую платформу "Гео-Марс-3".
- Лина, доклад по O₂-циклическому блоку.
- Блок-3 в норме. Уровень регенерации 98,2%. CO₂ - 0,4%.
- Хорошо. Передаю в ЦУП.
Пауза. Двенадцать минут молчания, время, за которое сигнал доходит до Земли и обратно.
- ЦУП подтвержден. Просят уточнение статуса термостабилизации бурового модуля.
- Термостабилизация включена. Температура окружающей среды: минус 42. Внутри модуля: плюс 18. Коронка прогрета.
- Передаю.
(Ещё пауза.)
- ЦУП разрешает запуск "Гео-Марс-3" в 14:30 по бортовому. Ты готова?
- Готова. Только проверь анкерные захваты. Вчера при посадке один из них дал микросдвиг.
- Уже проверил. Компенсировано.
- Отлично. Тогда я иду на платформу.
- Держи канал открытый. И не отключай телеметрию, даже если "всё стабильно".
- Как будто я когда-то отключала.
Этот компактный автономный комплекс являлся вершиной инженерного достижения. Маленький, но упорный, с высокопрочной буровой головкой из карбида вольфрама, способной вгрызться на пять метров в марсианский реголит. Он стоял теперь в нескольких десятках метров от жилого модуля, вцепившись опорами в грунт, и тихо гудел, начиная свою медленную одиссею вглубь марсианской истории.
Скафандры нового поколения, "Орион-М", казались хрупкими, но были прочнее стали. Композитные суставы в плечах и коленях дарили почти земную свободу движений, а визор с антизапотевающим покрытием и ИК-фильтром превращал суровый пейзаж в чёткую, почти кинематографическую панораму. Воздух в шлеме пах стерильным пластиком.
Сегодня была очередь Лины работать у буровой. Алексей контролировал системы модуля и готовил ровер к первому длительному выезду. Лина, стоя у платформы, чувствовала под ногами лёгкую, едва ощутимую вибрацию. Она смотрела не на буровую мачту, а на экран планшета, закреплённого на предплечье. Цифры бежали ровными строчками, складываясь в геологическую летопись планеты.
- Как там наш "крот"? - раздался в наушниках спокойный голос Воронина. - Не жалуется?
- Работает как часы, - ответила женщина, не отрывая взгляда от данных. - Глубина, четыре и две десятых метра. Прошли слой окисленной пыли, вышли в плотную, слоистую глину. Плотность резко выросла.
- Глина - это хорошо?
В голосе Алексея не имелось праздного любопытства. Он знал ответ, но хотел услышать его от неё, просто желал разделить этот момент предвкушения.
- Это идеально, - выдохнула Лина. - Это значит, мы на дне. На дне древнего озера. Повышенное содержание гидратированных минералов, монтмориллонит, гекторит... Это не просто грунт, Алекс. Это архив. Миллиарды лет назад здесь находилась вода. Не ручей, не сезонная лужа, а настоящее озеро. Возможно, оно существовало столетиями.
- Лина, у тебя рост вибрации на третьем подшипнике, - перебил её Воронин.
- Вижу. Компенсирующая подача. Снижаю обороты на 7%.
- Подтверждаю. Температура мотора?
- 63 градуса. Внутри.
- Хорошо. ЦУП прислал уточнённую модель плотности грунта для этой зоны. Глубже 4,5, возможен слой кремнистого сланца или уплотнённой смектитовой глины. Будь готов к резкому сопротивлению.
- Принято. Уже вижу изменение импеданса.
- Если бур заклинит, не форсируй. Активируй режим обратного хода.
- Знаю, Алекс. Ты мне говорил трижды в симуляторе и каждый раз в полёте.
- Я скажу четвёртый, если понадобится.
Женщина молчала, на секунду представляя, как над этим самым местом когда-то плескались волны под другим, более плотным небом. Её воображение, подпитанное данными спектрометров и геологическими картами, на мгновение оживило прошлое и увидела не розовую, а бледно-голубую дымку, что нависала над водой. По дну, прямо под её ногами, стелились бархатистые маты цианобактерий, а в толще воды кружились мириады одноклеточных водорослей, основа целого мира. Тишина в эфире длилась несколько секунд.
- Продолжай, Лина. Я верю, ты найдёшь то, за чем мы прилетели.
Пальцы в перчатках пробежались по сенсорной панели. Бур продолжал медленно погружаться в историю. Три с половиной миллиарда лет тишины, слой за слоем. Каждый миллиметр керна, это тысячелетия. Что они скрывают? Остывшую геологию? Или нечто большее?
На глубине 4,7 метра сигнал вибрации на её планшете внезапно изменился. Ровное гудение сменилось прерывистым, более высоким звуком. На графике сейсмодатчиков появился резкий всплеск. Бур наткнулся на некую неоднородность. Лина замерла. Сердце пропустило удар и тут же забилось быстрее.
- Алекс, у меня что-то есть.
Голос женщины был тихим, сосредоточенным.
- Плотность изменилась. Наткнулись на прослойку. Даю команду на извлечение керна.
- Принято. Готовлю шлюз.
Двадцать минут ожидания показались целой вечностью. Лина смотрела, как подъёмный механизм медленно, миллиметр за миллиметром, извлекает из скважины драгоценный груз, тонкую цилиндрическую колонку глины, заключённую в стерильную капсулу.
- Почти всё.
Когда эта самая капсула наконец легла в приёмный лоток, Лина бережно, словно неся величайшую святыню, подняла её и направилась к модулю.
Внутри, в стерильной чистоте лабораторного отсека, женщина поместила капсулу в перчаточный бокс. Манипуляторы вскрыли контейнер. Вот он, столбик тёмно-серой, плотной глины, свидетель эпохи, когда у Марса была вода. Лина отделила тончайший срез с той самой глубины, где дрогнул бур, и поместила его под объектив электронного микроскопа. Увеличение x500.
Она склонилась к окуляру, и мир сузился до маленького светящегося круга. И в этом круге было то, что заставило её забыть, как даже дышать.
Это не были окаменелости в привычном смысле. Не камень. Это было нечто более тонкое, почти чудесное. В идеально сохранившемся срезе глины, спрессованном быстрой седиментацией и защищённом от времени отсутствием кислорода, виднелись микроструктуры. Цепочки. Удлинённые, сегментированные формы, повторяющие очертания крошечных червей. Молекулярные слепки. Углеродные и серные соединения выстроились именно там, где когда-то лежали тела, повторяя их форму с невероятной точностью. Длина, от двух до восьми миллиметров. Можно было различить даже признаки первичной полости, псевдокоэля.
- Господи...
Ничего подобного на Земле не существовало. Но аналогии были очевидны. Примитивные нематодоподобные организмы, которые когда-то извивались в тёплом иле древнего марсианского озера.
- Алексей... - и её голос внезапно сорвался, превратившись в шёпот.
Она откашлялась и попробовала снова, стараясь говорить громче, но он всё равно дрожал.
- Лёша, иди сюда. Быстрее.
Воронин вошёл в лабораторный отсек через несколько секунд, уже без шлема. Его встревоженный взгляд остановился на лице женщины.
- Что случилось?
Лина не ответила. Она просто молча указала на главный экран, куда выводилось изображение с микроскопа. Мужчина приблизился, вгляделся и замер.
- Что это... - пробормотал он, щуря взгляд. - Кристаллическая структура? Какой-то неизвестный минерал?
- Смотри на спектрометр, Алекс, - обрёл твёрдость голос Лины. - Смотри на химический состав.
На соседнем экране бежали столбцы данных. Азот. Фосфор. Органические кислоты. И пик там, где его не могло быть. Невероятный, оглушительный пик.
- Хитиноподобный полимер, - прошептал Алексей, не веря своим глазам. - Лина, этого не может быть...
- Это не геология, - закончила она за него.
Глаза женщины блестели от слёз, которые она даже не пыталась утереть.
- Это биология, Лёша. Понимаешь? Это биология! Мы нашли их.
Он снова посмотрел на экран, на эти призрачные силуэты, застывшие в глине на три с половиной миллиарда лет. В голове не укладывалось. Не просто микробы. Не одноклеточная жизнь. А сложные, многоклеточные организмы. Животные.
- Они жили здесь, - тихо, почти благоговейно произнёс мужчина. - Когда Марс был синим.
Воронин потёр щёку, пытаясь осмыслить открытие. Потом спохватившись, произнёс:
- Нужно распечатать образец по протоколу "Панспермия-Альфа".
- Уже инициировала. Капсула в изоляторе класса 5. Воздух откачан, давление: 10⁻⁶ мбар.
- Отправил запрос на экстренную сессию с ЦУПом.
Довольно длительная Пауза. Алексей слегка дрожащими руками набрал код на панели.
- Связь установлена. Передаю: "Арес-7, приоритет "Омега". Внешние структуры соответствуют критериям внеземной биосигнатуры уровня 4 по шкале ИКИ-2035". Повторяю: уровень 4. Требуется консультация биоэксперта и разрешение на углубленный анализ".
Долгая пауза: 30 минут.
- ЦУП решил. Ответ: "Подтверждаем приоритет. Все операции с образцом приостановить. Дальнейший анализ, включая биохимические испытания и извлечение из изолятора класса 5, запрещен до получения дополнительного разрешения. Ждите инструкцию".
- Они не верят, - тихо сказала Лина.
- А кто бы поверил? Впрочем, тогда давай пришлём им это.
Мужчина и женщина счастливо улыбнулись друг другу, представляя лица тех, на Земле, когда увидят полученные данные.
- Хорошо.
Она нажала кнопку сообщения
- полный пакет. Изображение, спектр, химический профиль. Пусть смотрят.
Лина медленно кивнула, не в силах оторвать взгляд от экрана. Целая биосфера, рождённая и умершая здесь, в этом озере, когда на Земле жизнь только делала первые робкие шаги. Эти существа, возможно, питались бактериальными матами, что покрывали дно. Может, они были детритофагами, как их далёкие земные "родственники" энхитреиды. А может, безжалостными хищниками своего микромира. Но главное, они были. Жизнь не была уникальной драгоценностью Земли. Она вспыхнула и здесь, в марсианских озёрах, когда Солнце было моложе, а у планеты ещё хватало сил удерживать атмосферу и воду.
- Мы были не одни, - прошептала Лина, и её слова эхом отозвались в оглушительной тишине модуля. - Никогда не были одни.
Алексей закрыл глаза. В воображении перед ним развернулся иной Марс, совсем не мёртвый, покрытый пылью, а живой, дышащий. Над кратером Джезеро висело плотное небо цвета тусклой бронзы. Атмосфера в десятки раз гуще нынешней, насыщенная CO₂, азотом и водяным паром. Вода в озере холодная, слабощелочная, богатая растворённым железом и кремнезёмом. Дно, мягкое, илистое, усыпанное мелкими обломками базальта и покрытое плотными матами цианобактерий, чьи строматолиты уже начали строить первые биогенные структуры.
В этой тишине, на границе света и тьмы, извивались они, крошечные, прозрачные, не больше ресницы. Их тела, лишённые пигментов, мерцали в рассеянном свете молодого Солнца. Они ползли по илу, фильтруя органические хлопья или поедая бактериальные колонии, ощупывая мир примитивными хеморецепторами.
У берега, где вода встречалась с вулканическим пеплом и глинистыми отложениями, ветер гнал рябь по поверхности, а в прибрежных лужах пузырились газы. Метан, возможно, продукт древней микробной жизни. Всё это существовало недолго по меркам Вселенной, всего несколько сотен миллионов лет. Но этого вполне хватило, чтобы жизнь не просто мелькнула, а оставила свой след, не в камне, а в химии, в форме, в памяти глины.
Позже, заполняя бортовой журнал экспедиции, Лина выведет своей рукой строчки, которым суждено будет войти во все учебники истории:
"Жизнь - правило, а не исключение. Мы пришли не как первооткрыватели, а как археологи в чужой забытый мир".
- Ты думаешь... - медленно отвела взгляд от экрана Джоу, - могли ли они добраться до Земли? Через метеориты?
Алексей задумчиво провёл ладонью по краю лабораторного стола.
- Теоретически, да. Удары астероидов выбрасывали марсианский реголит в космос. Некоторые обломки достигали Земли. Мы, как ты знаешь, находили их в Антарктиде. Если в них были споры или устойчивые цисты... Возможно, они пережили перелёт. Но...
Он покачал головой.
- Скорее всего, эти "черви" слишком сложны для панспермии. Наверное, жизнь возникла независимо. И если она вспыхнула здесь и у нас - значит, она может вспыхнуть в любом другом месте, где есть вода, энергия и время.
- Тогда где ещё? - спросила женщина, почти шёпотом.
- Европа, - ответил он без колебаний. - Подо льдом. Океан, солёный, тёплый у дна, с гидротермальными источниками. Энцелад, те же условия, плюс выбросы водяного пара с органикой. Титан... Там метановые озёра, но химия настолько чужая, что жизнь, если есть, будет не похожа ни на что земное. А может, и в облаках Венеры, кто знает?
Он посмотрел на неё.
- Мы не первые. И, скорее всего, не последние. Наступит час, и уже не мы, но наши потомки узнают... Найдут...
А за иллюминатором, под нереальным розовым небом Марса, ветер гнал потоки пыли по высохшему дну древнего озера, того самого, где когда-то, в тёплой воде, извивались крошечные черви, не знавшие, что спустя миллиарды лет их химические следы станут доказательством жизни для высоких двуногих пришельцев с далёкой синей планеты.