Ребекка.

Рассказ написан по мотивам реальных событий. Все имена и фамилии персонажей использованы подлинные. Любое совпадение с реально существующими людьми и ситуациями является намеренным. Автор оставляет за собой право на художественную интерпретацию некоторых фактов и диалогов, мыслей персонажа.

Многие вещи не вошли в рассказ, дабы не затягивать. Кое-что изменил для удобства сюжета.

АКТ I: Трагедия

До

Осень в Калифорнии часто не уступала лету. Двадцать девятое сентября две тысячи двадцатого года клонилось к вечеру, окрашивая небо над Уэстлейк-Виллидж в теплые, пастельные тона. В этом безмятежном свете растворялась идиллическая картина. Нэнси Искандер, мать четверых детей, гуляла со своей семьей. Воздух наполнял детский смех и ощущение абсолютного покоя. Одиннадцатилетний Марк уверенно катил на своем скейтборде, а его младший брат, восьмилетний Джейкоб, весело крутил педали самоката. Младшие, Закари и Вайолет, держались поближе к матери. Они подошли к широкому, хорошо обозначенному пешеходному переходу на Триунфо Каньон Роуд, последнему рубежу перед домом.

Марк, не так быстро! с притворной строгостью крикнула Нэнси. Ты уедешь от нас в соседний город, пока мы перейдем дорогу!

Марк, мастерски развернувшись на скейтборде, подъехал обратно к семье. Лицо мальчишки сияло от гордости.

Мам, я просто разогреваюсь. Я видел в парке, как ребята делают такой трюк, смотри!

Он попытался подпрыгнуть вместе с доской, но скейт лишь неуклюже стукнулся о землю. Все рассмеялись.

Почти получилось, чемпион, подбодрил его Джейкоб со своего самоката. А мы когда будем ужинать? Я голодный!

Скоро, милый, ответила Нэнси, нежно взъерошив его волосы. Дома нас ждет паста, твоя любимая. Нужно только перейти эту дорогу. Посмотрите, какой закат сегодня. Будто кто-то разлил по небу персиковый сок.

Она остановилась на мгновение, вдыхая теплый воздух. Маленькая Вайолет в коляске что-то пролепетала на своем языке, показывая пальчиком на небо. Закари, державший маму за руку, прижался к ее ноге.

Мам, а можно после ужина посмотреть мультик про ниндзя? спросил Марк, подкатываясь ближе.

Если домашняя работа сделана и в комнате будет порядок, то можно, с улыбкой ответила Нэнси. А теперь давайте, мои гонщики. Последний рывок, и мы дома. Джейкоб, будь осторожен. Марк, рядом со мной.

Это были последние слова, сказанные в их маленьком, идеальном мире. Последние мгновения безмятежности, пронизанные любовью, запахом калифорнийской осени и обещанием вкусного ужина.

В это же самое время, в нескольких милях оттуда, в прохладном полумраке модного ресторана, заканчивался другой, совершенно параллельный мир. Мир Ребекки Гроссман. 57-летняя светская львица, соосновательница престижного Фонда ожогов Гроссман и жена известного пластического хирурга, сидела напротив своего любовника, Скотта Эриксона.

Эриксон, бывшая звезда бейсбольной лиги MLB, чья карьера давно закатилась, с восхищением смотрел на свою спутницу. На столе стояли пустые бокалы из-под Маргариты. Их было больше двух на каждого.

Еще по одной? лениво протянул Скотт, пытаясь поймать взгляд официанта.

Нет, милый, ответила Ребекка, и в ее голосе прозвучали нотки скуки и нетерпения.

Она бросила на него быстрый, оценивающий взгляд.

Поехали ко мне. Питер в отъезде, мы будем одни.

Тон не предполагал возражений. В нем сквозило высокомерие человека, привыкшего, что мир вращается вокруг собственных желаний. Ребекка Гроссман жила в коконе из привилегий, богатства и общественного признания, который, как ей казалось, делал ее неуязвимой. Она смотрела на Эриксона не как на равного партнера, а скорее как на очередную дорогую игрушку, призванную развеять ее скуку.

Гонка до дома? с азартом предложил Скотт, зная ее страсть к скорости и риску.

Ребекка усмехнулась. Это было именно то, что ей нужно. Укол адреналина, ощущение власти не только над человеком, но и над машиной, над дорогой, над самой скоростью.

Ты же знаешь, что твой черный гроб никогда не обгонит моего жеребца, бросила она, поднимаясь из-за стола. Но можешь попытаться.

Они вышли на парковку, где их ждали два мощных немецких зверя. Ребекка села за руль своего ослепительно-белого Mercedes-Benz GLE 43 AMG. Эриксон, в свой черный Mercedes. Моторы взревели, нарушив вечернюю тишину, и два автомобиля сорвались с места, устремляясь навстречу трагедии.

Точка невозврата

Дорога превратилась в их личный гоночный трек. Ребекка вцепилась в кожаный руль. Глаза горели азартом. В зеркале заднего вида маячили хищные фары черного Мерседеса Эриксона. Он шел вровень, но на очередном повороте она резко выжала педаль газа, и ее белый GLE 43 AMG с ревом вырвался вперед.

Она громко, заливисто рассмеялась. Этот смех, отражаясь от стекол автомобиля, звучал почти безумно. Весь мир за пределами ее водительского кресла перестал существовать. Не было ни ограничений скорости, ни других машин, которые приходилось опасно обгонять, заставляя их шарахаться в стороны. Не было ничего, кроме пьянящего чувства власти.

Каждый рывок двигателя отзывался в ее теле волной чистого, незамутненного адреналина. Она была не просто водителем. Она являлась укротителем зверя, единым целым с мощной машиной, которая подчинялась каждому ее движению, каждой ее прихоти. Скорость стирала скуку, разгоняла туман от выпитых коктейлей, смешанных с валиумом, , наполняла ее ощущением жизни, острой, опасной, настоящей.

Ну же, Скотти, покажи, на что способен твой гроб! прошептала она, бросая взгляд на спидометр.

Стрелка уверенно ползла за отметку в 70 миль в час, затем 75.

Черный Мерседес снова попытался ее обойти, вынырнув справа. На мгновение они поравнялись. Она видела его силуэт за рулем, размытый в вечерних сумерках. Он что-то крикнул, но она не слышала за ревом собственного мотора. Она лишь мотнула головой и снова утопила педаль в пол.

Ей нравилась эта игра на грани. Это чувство, когда одно неверное движение руля, и все закончится. Но страха не было. Была лишь абсолютная, высокомерная уверенность в собственной неуязвимости. Она, Ребекка Гроссман. Она всегда побеждает. Дороги были созданы для нее. Правила были написаны для других.

Женщина неслась вперед, ввинчиваясь в полотно дороги, упиваясь скоростью и собственным могуществом. Она не видела тихих пригородных домов по сторонам, не видела людей, возвращающихся с работы. Она видела только финишную черту. Свой дом, свою постель, свою победу в этой маленькой, бессмысленной гонке. Она была хищником, для которого вся остальная улица являлась лишь размытым фоном для охоты.

Время на часах показывало 19:10. Семья Искандер ступила на зебру. Нэнси держала за руку маленького Закари. Марк и Джейкоб были всего в нескольких шагах впереди. В этот момент идиллию разорвал нарастающий, утробный рев. Это не был обычный шум машин. Это был звук хищников, несущихся наперегонки.

Инстинкт сработал быстрее мысли. Нэнси увидела два Мерседеса, летящих прямо на них. Она дернула Закари назад, к тротуару, одновременно оттолкнув коляску с дочерью. Черный Мерседес Эриксона, вильнув, пронесся мимо, едва не задев ее. Он даже не сбросил скорость.

Марк, Джейкоб, бегите! отчаянно закричала Нэнси.

Но было уже слишком поздно.

Белый Мерседес Ребекки, мчавшийся, как позже установит экспертиза, со скоростью 81 миля в час (около 130 км/ч) на участке с ограничением в 45 миль (72 км/ч), стал орудием убийства.

Первый удар был глухим и страшным. Машина врезалась в Джейкоба. Мальчик просто исчез под капотом. Нэнси увидела, как его маленькое тело на самокате подбросило и затянуло под автомобиль. Следующий удар был другим, хрустящим, ломающим. Бампер ударил Марка. Одиннадцатилетний мальчик, который секунду назад был полон жизни, подлетел в воздух, как тряпичная кукла, перевернулся и рухнул на асфальт в нескольких десятках метров от перехода.

Мир для Нэнси Искандер взорвался оглушительной тишиной, которую тут же пронзил ее собственный, нечеловеческий крик. Душераздирающий вопль матери, у которой на глазах отняли все. Она бросилась к телу Марка, но он уже не дышал. Она металась по дороге в поисках Джейкоба, не понимая, куда он мог деться.

Четверть мили

Белый Мерседес Гроссман не остановился. В салоне сработала подушка безопасности, наполнив его едким запахом, похожим на порох. Ослепленная и оглушенная, Ребекка продолжала движение. Она не тормозила. Она не смотрела в зеркало заднего вида. Ее мир сузился до белой пелены перед глазами и паники. Примерно через четверть мили, в 400 метрах от окровавленной зебры, сработала автоматическая система безопасности автомобиля. Встроенный компьютер, получив сигнал о серьезном столкновении, отключил подачу топлива. Мощный двигатель заглох, и машина встала.

Женщина сидела в оглушающей тишине, нарушаемой лишь писком какой-то автомобильной системы. Белая ткань подушки безопасности опала, выпустив едкий, горьковатый дым. В голове билась одна-единственная мысль, пульсирующая паникой и яростью:

Моя машина. Что с моей машиной?!

Что это было?

Сознание отказывалось формировать четкую картину. Был какой-то глухой удар. Потом еще один, другой, более хрусткий. Что-то мелькнуло перед капотом. Животное? Крупный мусорный бак, выкатившийся на дорогу?

О Боже Надеюсь, это не

Она оборвала мысль, не дав ей оформиться. Нет. Не может быть. Это было бы слишком абсурдно, слишком грязно. Такое не случается с ней, Ребеккой Гроссман. Такое случается с другими людьми, с теми, чьи жизни показывают в вечерних новостях.

Просто какое-то животное. Собака. Да, точно, это была собака. Они часто выбегают здесь на дорогу.

Такая мысль принесла слабое, искусственное успокоение. Но под ним уже росло другое чувство, холодная, эгоистичная ярость. Ярость на Скотта, который спровоцировал эту идиотскую гонку. Ярость на проклятую псину, посмевшую броситься под колеса ее идеального, любимого жеребца. И самая главная ярость на сам автомобиль, который вдруг взял и заглох посреди дороги.

Она с силой ударила ладонью по рулю. Руки дрожали, но не от раскаяния или страха за кого-то другого. Это была дрожь от адреналина и уязвленной гордости. Вечер был испорчен. Машина оказалась разбита. Сейчас сюда приедет полиция, начнутся вопросы, протоколы, огласка. Какая унизительная помеха!

Она не смотрела в зеркало заднего вида. Ни разу. Ее мозг инстинктивно блокировал любую информацию, которая могла бы разрушить спасительную версию про собаку. Взглянуть назад означало бы признать возможность чего-то другого, немыслимого и ужасного. А ее мир не был создан для ужасов, которые она не могла контролировать. В ее мире не имелось места трагедиям, где она, виновница, а не жертва.

Ребекка выбралась из салона. Она была в шоке, но ее действия в последующие минуты стали ключевыми для понимания ее личности. Первым делом она позвонила не в службу 911. Женщина позвонила своему мужу, доктору Питеру Гроссману, чтобы сообщить, что с ней произошла ужасная авария.

Когда на место прибыли первые офицеры полиции, они застали ее стоящей у разбитого автомобиля. Она выглядела растерянной.

Мэм, что случилось? спросил один из полицейских.

Его фонарь выхватил из темноты бледное лицо женщины.

Я не знаю, ответила она дрожащим голосом. Я просто ехала, и вдруг сработала моя подушка безопасности. Кажется, моя машина сломалась.

Она не сказала ни слова о детях. Ни слова о пешеходном переходе. Ни слова о том, что она, возможно, кого-то сбила. В ее вселенной существовала только она и ее поврежденный Мерседес.

После столкновения ее автомобиль протащил тело Джейкоба по асфальту на расстояние более ста футов (свыше 30 метров). После этого тело отделилось от машины. Окончательно автомобиль Гроссман остановился примерно через четверть мили (около 400 метров) от места столкновения, когда сработала автоматическая система безопасности.

Прошло несколько часов, которые показались ей вечностью, проведенной в стерильном аду, вначале в больнице, а потом в полицейском участке. Но мир привилегий работал безотказно и быстро. Астрономическая сумма залога, внесенная без единого вопроса, распахнула перед ней двери камеры предварительного заключения. Она вышла на улицу, щурясь от света фонарей. Ее ждал Питер. В машине. Молча.

Всю дорогу до их роскошного особняка в Хидден-Хиллз они не проронили ни слова. Тишина в салоне Бентли была густой и звенящей, куда более страшной, чем любые крики. Это была тишина рухнувшего фасада, тишина взаимных обвинений, которые не нуждались в словах.

Войдя в дом, Ребекка не включила свет. Она на ощупь добралась до мраморной лестницы и поднялась в их спальню. Движения женщины казались механическими, как у робота. Не говоря ни слова, она начала срывать с себя одежду, ту самую, в которой ее арестовали. Блузка, брюки, туфли, все это полетело на пол, как грязная, оскверненная ветошь. Оставшись без ничего, она прошла мимо мужа, стоявшего в дверях, и направилась прямиком в ванную комнату.

Горячая вода обрушилась на нее, но не приносила облегчения. Она терла кожу до красноты, пытаясь смыть с себя не грязь, а унижение. Запах полицейского участка. Ощущение холодных наручников на запястьях. Презрительные взгляды офицеров. Это было невыносимо.

Когда она вышла, завернутая в огромное пушистое полотенце, Питер все еще стоял там. Он не смотрел на нее. Он смотрел в окно, на темный, безупречно подстриженный сад.

Все газеты наконец произнес он ледяным тоном. Все новостные сайты.

Голос, которым он обычно обсуждал котировки акций.

Они уже трубят об этом. Светская львица Ребекка Гроссман арестована по подозрению в убийстве двоих детей.

Она промолчала, ожидая продолжения.

Но это не самое худшее.

Он медленно повернулся. Его лицо было похоже на маску.

Худшее то, что они пишут о твоей гонке с любовником. С бывшим бейсболистом Скоттом Эриксоном. Они смакуют каждую деталь.

Вот оно. Не смерть детей. Не угроза тюрьмы. Его волновал ее любовник.

Питер, я начала она, но он ее перебил.

Ты должна была быть умнее, Ребекка!

В его голосе впервые прорезался металл.

Мы же договаривались. Свобода, да. Но непублично! Незаметно! Ты могла выбрать кого угодно. Банкира. Европейского аристократа. Даже другого хирурга! Но ты выбрала его. Вышедшую в тираж спортивную звезду с сомнительной репутацией. Ты выставила нашу семью, мое имя, на всеобщее посмешище!

А твоя маленькая балерина из Сан-Франциско это образец незаметности? ядовито ответила она.

Ее собственный шок начал сменяться привычной защитной агрессией.

Думаешь, я не знаю о твоих командировках?

Моя связь, произнёс он это слово с отвращением, не убивала детей на пешеходном переходе и не устраивала гонки под прицелом всех камер! Моя связь умеет держать рот на замке, потому что я за это плачу. А ты устроила цирк. Дешевый, вульгарный цирк. И теперь нам всем придется это разгребать.

Он подошел к бару и плеснул себе в стакан виски. В этот момент они не были мужем и женой. Они были двумя партнерами по бизнесу, чей совместный проект оказался под угрозой краха из-за вопиющей неосторожности одного из них. И цена этого провала измерялась не только в деньгах, но и в том, что для них было гораздо важнее. В репутации.

АКТ II: Расследование и отрицание

Правда принялась выползать наружу из холодного, беспристрастного источника, бортового регистратора данных, черного ящика Мерседеса. Цифры не лгали и не испытывали эмоций. Они просто фиксировали факты.

За три секунды до столкновения педаль акселератора была выжата на 100%. Ребекка Гроссман не просто ехала быстро, она разгонялась.

Максимальная скорость, зафиксированная в момент перед ударом, составляла 81 милю в час.

Всего за полторы секунды до фатального контакта она убрала ногу с педали газа. Возможно, она увидела детей в последний момент.

Педаль тормоза была нажата лишь через долю секунды после первого удара.

Эти данные разрушали любую версию о случайности. Они рисовали картину безрассудной гонки, закончившейся двойным убийством.

Тем временем в дорогих офисах адвокатской конторы началась работа по созданию альтернативной реальности. Стратегия защиты Ребекки Гроссман была циничной и многослойной, ее главной целью было посеять в умах присяжных разумное сомнение.

Первый тезис: виноват Скотт Эриксон. Адвокаты будут утверждать, что именно его черный Мерседес первым ударил мальчиков. Якобы один из них отлетел под колеса Гроссман, а второго она уже не видела. Таким образом, она не была первопричиной трагедии.

Второй тезис: некомпетентность полиции. Защита будет разбирать каждое действие следователей, обвиняя их в том, что место происшествия не было должным образом оцеплено, что ключевые улики (фрагменты от машины Эриксона) были утеряны, и что роль второго водителя не была расследована с должным усердием.

Третий тезис: Ребекка Гроссман, не монстр. Ее будут представлять как уважаемую благотворительницу, чье имя связано со спасением детей в Фонде ожогов Гроссман. Как любящую мать, которая сама оказалась жертвой ужасного стечения обстоятельств. Ее слезы, ее раскаяние (тщательно срежиссированное) должны были перевесить холодные цифры из черного ящика.

За кулисами этого театра абсурда стояла тихая, но могущественная фигура. Доктор Питер Гроссман. Когда раздался первый звонок от Ребекки, он был за сотни миль, на медицинской конференции. Мужчина выслушал сбивчивый, истеричный рассказ о сломавшейся машине и сработавшей подушке безопасности с холодным спокойствием хирурга. Он не задавал вопросов Что ты наделала? или Никто не пострадал?. Его мозг немедленно переключился в режим кризисного менеджмента.

Ребекка, слушай меня внимательно, и его голос был тихим, но деловитым, прорезавшимся сквозь ее рыдания. Ни слова. Никому. Ни одного слова полицейским, пока я не скажу. Ты меня поняла? Просто молчи и жди. Я все улажу.

Я все улажу это был девиз их совместной жизни. Питер Гроссман являлся архитектором их мира, мира, где любые проблемы, от плохой статьи в прессе до серьезных юридических угроз, решались не признанием, а деньгами и влиянием. Через десять минут после звонка жены он уже говорил по защищенной линии с Тони Мейнардом, самым дорогим и безжалостным адвокатом по уголовным делам в Лос-Анджелесе.

Потом, вернувшись в Калифорнию, он не устраивал жене сцен. Он собрал военный совет в своем безукоризненно чистом кабинете с видом на океан. Кроме него и Ребекки, там были два адвоката и частный консультант по связям с общественностью.

Итак, что у нас есть? спросил Питер, будто обсуждал сложный медицинский случай, а не двойное убийство.

У нас есть показания любовника, данные с регистратора и труп ребенка под ее машиной, прямолинейно ответил Мейнард, листая бумаги. Негусто.

Ребекка снова начала всхлипывать. Питер даже не посмотрел в ее сторону.

Мне не нужно описание проблемы, Тони. Мне нужно решение. Бюджет не ограничен.

Именно Питер финансировал и, по сути, режиссировал всю линию защиты. Это он одобрил стратегию перекладывания вины на Эриксона. Это он нанял команду частных детективов, чтобы найти хоть малейшую грязь на следователей, работавших на месте преступления. Он лично утверждал каждую строчку в пресс-релизах, где Ребекка выставлялась убитой горем филантропом и жертвой обстоятельств.

Его поддержка была не эмоциональной, а стратегической. Он защищал не женщину, которую любил, а актив. Бренд Гроссман, который они так долго и тщательно выстраивали. Благотворительный фонд, блестящая карьера, шикарный дом, все это было под угрозой. И двое мертвых мальчиков были лишь досадной помехой на пути сохранения этого статуса. Его молчаливое, но всеобъемлющее участие стало тем фундаментом, на котором Ребекка смогла построить свою крепость отрицания и высокомерия. Он дал ей не плечо, чтобы поплакать, а щит, чтобы спрятаться.

Пока выстраивалась эта стена лжи, Скотт Эриксон, понимая, что ему грозит серьезный срок как соучастнику, пошел на сделку со следствием. Он признал себя виновным в менее тяжком преступлении, неосторожном вождении. В обмен на показания против своей бывшей любовницы он получил условный срок и три года испытательного срока. Он стал ключевым свидетелем обвинения, но его надежность была под вопросом, чем защита не преминула воспользоваться.

АКТ III: Суд

Процесс начался в январе 2024 года в зале суда Лос-Анджелеса. Он длился шесть недель и приковал к себе внимание всей страны.

Когда Нэнси Искандер заняла место для дачи показаний, в зале воцарилась тишина. Она говорила спокойно, без истерики, но каждое ее слово было пронизано невыразимой болью, которая, казалось, заполнила все пространство.

Что вы услышали в тот вечер? спросил прокурор Джейми Кастро.

Я услышала рев моторов, ответила Нэнси, глядя прямо перед собой, словно заново переживая тот момент. Это было похоже на рев истребителей. Два самолета, несущихся на огромной скорости прямо на нас.

Что вы увидели?

Я увидела, как черный Мерседес пронесся мимо. А потом потом я увидела, как белый Мерседес ударил Джейкоба. Он был на самокате. Он просто исчез. Он исчез под машиной. А потом я увидела, как Марк как он взлетел в воздух.

Когда Нэнси Искандер снова села на свидетельское место для перекрестного допроса, атмосфера в зале изменилась. Место прокурора занял Энтони Мейнард, главный адвокат Ребекки. Он подошел к ней не спеша, с выражением почти сочувственной вежливости, что было гораздо страшнее открытой агрессии.

Миссис Искандер, мы все здесь скорбим о вашей невообразимой потере, начал он тихим, вкрадчивым голосом. Я лишь хочу уточнить несколько деталей для присяжных. Вы сказали, что небо в тот вечер было персиковым. Вы уверены в этом?

Нэнси на мгновение замерла, сбитая с толку этим вопросом.

Да. Был красивый закат.

Понимаю. Однако, согласно данным метеорологической службы, официальное время заката 29 сентября было в 18:47. Столкновение произошло примерно в 19:10. То есть, прошло более двадцати минут. Это были уже густые сумерки. Возможно ли, что ваша память, находясь под влиянием такого шока, немного приукрасила действительность?

Я помню свет на лицах моих детей, твердо ответила женщина, глядя не на него, а на присяжных. Этот свет я не забуду никогда.

Мейнард кивнул, будто принимая ответ, но семя сомнения уже было посеяно.

Вы сказали, что держали за руку Закари. Какая рука это была? Левая или правая?

Я Я не помню точно, какая рука. Это разве имеет значение?

Возможно. В другой руке, как я понимаю, был телефон? Вы говорили по нему?

Нет. Я не говорила. Он просто был в руке.

То есть, вы, находясь на переходе с четырьмя детьми, один из которых в коляске, держали в одной руке телефон, а другой, ребенка. Не отвлекало ли это ваше внимание от дороги?

Прокурор вскочил.

Протестую! Адвокат пытается обвинить жертву!

Снято, сказал судья. Мистер Мейнард, ближе к делу.

Мейнард невозмутимо продолжил, листая свои заметки.

Миссис Искандер, вы абсолютно уверены, что первым мимо вас проехал именно черный автомобиль? Не белый? В такой панике, в сумерках, на такой скорости Легко перепутать.

Я видела черный. А потом я видела, как белый автомобиль убил моих сыновей, дрогнул голос Нэнси, но не сломался.

Каждое слово давалось ей с видимым усилием, будто она вытаскивала его из самой глубины своей боли.

Убил, миссис Искандер? Или произошло столкновение? Вы же не эксперт по реконструкции ДТП, верно? Вы просто мать, обезумевшая от горя, которая видела Что-то.

Этот холодный профессионализм, это методичное препарирование ее горя было сродни повторному насилию. Он заставлял ее заново переживать кошмар, но не для установления истины, а чтобы запутать, измотать, заставить присяжных усомниться в ее словах. Но Нэнси держалась. Ее горе было ее несокрушимой броней. А Карим Искандер, супруг Нэнси, сидевший в первом ряду, не двигался. Он лишь сжимал колени под столом с такой силой, что костяшки его пальцев побелели. Он не сводил глаз с Мейнарда, и в его взгляде была вся ненависть мира.

Затем последовала битва экспертов, холодная война цифр, данных и теорий. Прокуратура вызвала доктора Аню Шарму, инженера и специалиста по анализу данных с бортовых регистраторов (EDR). На большом экране за ее спиной появилась инфографика.

Данные с черного ящика Мерседеса миссис Гроссман абсолютно однозначны, заявила Шарма, указывая лазерной указкой на график. Вот точка времени, за пять секунд до удара. Скорость, 73 мили в час. Педаль акселератора нажата на 80%. Вот, за три секунды до удара.

Указка сместилась.

Педаль выжата на 100%. Это не движение по инерции, это активный, максимальный разгон.

Прокурор Джейми Кастро медленно прошелся перед скамьей присяжных.

Доктор Шарма, что происходит дальше?

За 1.5 секунды до первого столкновения водитель убирает ногу с педали газа. Скорость в этот момент, 81 миля в час (130 км/ч).

Водитель тормозит?

Нет. Водитель не тормозит. Педаль тормоза

Она указала на другую линию на графике.

Нажимается лишь через 0.2 секунды после первого удара, зафиксированного датчиками.

Итак, чтобы всем было понятно, подытожил Кастро. Машина разгоняется до 130 км/ч, водитель в последний момент убирает ногу с газа, врезается в ребенка, и только потом нажимает на тормоз. Эти данные могут лгать?

EDR это не свидетель, у которого могут быть мотивы или эмоции. Это машина, которая фиксирует факты. Данные неопровержимы.

Когда очередь дошла до защиты, Энтони Мейнард вызвал своего эксперта, доктора Майлза Кента, человека с внушительным списком регалий и еще более внушительным ценником за его услуги.

Доктор Кент, вы согласны с тем, что эти данные неопровержимы? спросил Мейнард.

Категорически нет, уверенно заявил Кент. Системы EDR, особенно в условиях множественных ударов и резких изменений траектории, могут генерировать то, что мы называем пакетными аномалиями.

Объясните проще, доктор.

Представьте, что компьютер автомобиля испытывает шок. Он получает столько противоречивых сигналов. Удар, срабатывание подушки безопасности, возможное боковое скольжение. Что данные могут быть записаны с ошибками. Мы не можем доверять им на 100%.

Хорошо. А что вы можете сказать о самом месте происшествия?

Оно было, откровенно говоря, скомпрометировано.

Кент надел очки и посмотрел на свои заметки.

Моя команда обнаружила на асфальте выбоину, примерно в 50 футах от перехода. Наезд на такую выбоину на высокой скорости мог привести к кратковременной потере управления и непроизвольному нажатию на педаль газа.

То есть, виновата не миссис Гроссман, а дорожная служба? с сарказмом уточнил Кастро во время своего перекрестного допроса.

Я говорю, что это фактор, который следствие полностью проигнорировало, парировал Кент. Более того, они не собрали все осколки на месте ДТП. Мы считаем, что там были фрагменты черного автомобиля мистера Эриксона, которые доказывают, что именно он нанес первый удар.

Доктор, вы строите свою теорию на возможных аномалиях, вероятных выбоинах и предполагаемых осколках, которых никто не нашел. А доктор Шарма основывается на данных, которые записал сам автомобиль. Какая из этих версий кажется вам более научной?

Наука, мистер Кастро, с улыбкой ответил Кент, это искусство задавать правильные вопросы и сомневаться во всем. Я сомневаюсь, что расследование было проведено должным образом. А значит, у присяжных должно возникнуть разумное сомнение.

Так они и сражались. Прокуратура выстраивала стену из холодных, убийственных фактов, а защита пыталась проделать в этой стене как можно больше дыр при помощи предположений, сложных терминов и обвинений в некомпетентности полиции.

За закрытыми дверями комнаты для совещаний атмосфера была далека от скорбной. Она оказалась пропитана цинизмом и стратегическим расчетом.

Я не могу больше это слушать, процедила Ребекка, отбрасывая ручку на полированный стол.

Шел перерыв после утреннего заседания, где Нэнси Искандер давала свои показания.

Она говорит и говорит Все эти детали. Зачем присяжным все это знать? Это просто эмоциональное давление.

Ее главный адвокат, Энтони Мейнард, высокий мужчина в безупречном костюме за десять тысяч долларов, посмотрел на нее холодными глазами.

Ребекка, ты будешь слушать. И не просто слушать. Ты будешь смотреть на нее. Не прямо, а искоса, с болью. Когда она начнет плакать, ты достанешь платок. Не три глаза, просто промокни. Мы репетировали. Твоя задача, не убедить судью. Твоя задача, расколоть присяжных. Нам нужен хотя бы один, кто увидит в тебе не монстра, а такую же женщину, мать, страдающую от ужасной трагедии.

Но я и есть страдающая! воскликнула она, и в ее голосе прозвучало искреннее возмущение. Моя жизнь разрушена!

Сосредоточься, вмешался второй адвокат, специалист по работе с присяжными.

Он указал на схему рассадки жюри.

Номер семь, женщина в очках. Она учительница. Смотри на нее, когда будешь доставать свои четки. Номер три, бывший военный. Он ценит стойкость. Когда прокурор будет на тебя давить, выпрями спину. Не сутулься.

А что насчет Эриксона? спросила Ребекка, и ее тон вдруг стал деловым. Когда этот предатель будет выступать?

О, это будет наш звездный час, усмехнулся Мейнард. Мы представим его трусливым лжецом, который заключил сделку, чтобы спасти свою шкуру. Мы намекнем на его проблемы с алкоголем в прошлом. Мы заставим присяжных сомневаться в каждом его слове. К концу перекрестного допроса они будут думать, что это он сбил обоих мальчиков, станцевал на их телах джигу и скрылся, а ты просто проезжала мимо.

Мейнард взглянул на свои часы Patek Philippe, затем на своего младшего помощника.

Кстати, подтверди бронь на ужин в Spago на девять. И уточни у моей жены, успеваем ли мы на самолет в Аспен в субботу. Эта канитель затягивается.

Ребекка на мгновение замерла. Она смотрела на своих защитников, дорогих, эффективных, абсолютно бездушных. И в этот момент она не чувствовала страха или раскаяния. Она чувствовала себя в своей тарелке. Это был ее мир. Мир, где правда это товар, а правосудие вопрос цены. Она поправила идеальную укладку и взяла со стола четки. Женщина была готова снова играть свою роль.

Следующим ключевым свидетелем стал Скотт Эриксон. Под присягой он подтвердил, что они с Ребеккой выпили по несколько коктейлей и что он предложил гонку до дома. Мужчина выглядел нервным, избегая смотреть в сторону скамьи подсудимых. Но настоящая атака началась, когда к нему подошел Энтони Мейнард.

Мистер Эриксон, давайте будем откровенны, начал адвокат. Вы заключили очень выгодную сделку со следствием, не так ли?

Я согласился сотрудничать, ответил Эриксон.

Сотрудничать, красивое слово. Вы признали себя виновным в мелком правонарушении, неосторожном вождении, и взамен вам не грозит тюрьма за соучастие в двойном убийстве. Все, что от вас требовалось, дать правильные показания против миссис Гроссман. Я верно понимаю?

Я рассказал правду о том, что случилось.

Правду? усмехнулся Мейнард. Давайте поговорим о правде. Вы утверждаете, что миссис Гроссман предложила гонку. Но не вы ли, зная ее азартный характер, подначивали ее? Не вы ли сказали фразу вроде попробуй догони?

Мы оба ехали быстро. Это была ошибка.

Чья ошибка, мистер Эриксон? В отчетах указано, что вы резко вильнули прямо перед пешеходным переходом. Свидетели говорят, что ваш черный Мерседес пронесся буквально в дюйме от коляски. Вы вообще видели семью на переходе?

Я увидел их в последний момент и увернулся.

Вы увернулись. А что, если вы не просто увернулись? Что, если ваша машина все же задела одного из мальчиков, отбросив его прямо под колеса миссис Гроссман, которая ехала за вами и уже ничего не могла сделать? Разве не такая версия событий спасает вас от тюрьмы и делает ее единственной виновницей?

Это неправда!

Голос Эриксона сорвался.

Это неправда, или вы просто не хотите этого помнить, мистер Эриксон? Ведь помнить такое, значит отправиться в тюрьму на долгие годы. Гораздо проще все свалить на бывшую любовницу, не так ли?

Скотт молчал, глядя в пол. Мейнард победно оглядел присяжных, позволив им впитать эту картину: ненадежный свидетель, спасающий собственную шкуру.

Когда Ребекка заняла место для дачи показаний, она была воплощением срежиссированной скорби. Одетая в скромное темное платье, с минимумом макияжа и четками, сжатыми в руке, она выглядела не как светская львица, а как измученная прихожанка. Ее допрос вел второй адвокат, чья манера была мягкой и сочувствующей.

Миссис Гроссман, начал он тихо. Пожалуйста, расскажите присяжным, что вы помните о вечере 29 сентября 2020 года.

Женщина сделала глубокий, дрожащий вдох и поднесла к глазам платок, хотя слез еще не было.

Это был обычный вечер, начала она срывающимся голосом. Мы со Скоттом поужинали. Я выпила один коктейль Маргарита.

Один? мягко переспросил прокурор. Официант утверждает, что вы заказали больше двух.

Да, больше двух, поправилась она. Простите, я все путаю. Моя память после случившегося она как в тумане. Я помню, что мы поехали домой. Я не считаю, что это была гонка. Мы просто ехали может быть, немного быстрее, чем следовало.

Что произошло на Триунфо Каньон Роуд?

Ребекка закрыла глаза. Плечи затряслись.

Я не знаю. Я не видела. Внезапно раздался страшный взрыв. Яркая вспышка. Я подумала, что взорвалась моя машина. Что в меня кто-то врезался сзади. Подушка безопасности ударила меня по лицу В ушах звенело, в носу был этот ужасный запах Я думала, что умираю.

Она говорила, обращаясь к присяжным, устанавливая зрительный контакт с самыми сочувствующими лицами. Она не упоминала детей. В ее рассказе не было никаких мальчиков. Была только она. Ее страх, ее боль, ее шок.

Прокурор Кастро будет утверждать, что вы видели детей и не затормозили. Это правда?

Нет! воскликнула она, и по ее щекам наконец покатились слезы. Клянусь Богом, я никого не видела! Если бы я увидела ребенка на дороге, я бы скорее направила машину в стену, я бы отдала свою жизнь, чтобы спасти его! Я сама мать! Я основала фонд, который спасает детей!

Это был ее козырь, и она разыграла его с максимальным драматизмом.

Когда за перекрестный допрос взялся прокурор Кастро, тон резко изменился.

Миссис Гроссман, ваш автомобиль протащил тело восьмилетнего Джейкоба Искандера более чем на 30 метров. Вы хотите сказать, что ничего не почувствовали? Ни удара, ни толчка?

Был один удар, взрыв! рыдала она. Я не знала, что это было!

Ваш автомобиль остановился не потому, что вы затормозили, а потому, что сработала автоматическая система безопасности. Ваш первый звонок был не в 911. Он был вашему мужу. Почему?

Я находилась в панике! Я не знала, что делать! Мой муж врач, я подумала, он мне поможет

Поможет с чем, миссис Гроссман? С разбитой машиной? Ведь в разговоре с ним и позже в звонке в 911, который сделал он, вы ни разу не упомянули возможность того, что сбили людей. Вы говорили только: Моя подушка безопасности сработала. Почему?

Я была в шоке! Я не понимала, что происходит!

Она отвечала на каждый вопрос потоком слез и причитаний о собственном страхе. Это было высокомерное горе, горе человека, возмущенного не тем, что он сделал, а тем, что его посмели судить. Нарциссизм не позволял ей по-настоящему признать вину. В ее мире, даже в этот момент, в центре трагедии находилась она. Ее шок, ее страх, ее испорченный вечер, ее разбитая машина. Мальчики Искандер были лишь ужасным недоразумением, которое случилось с ней.

Судебный процесс близился к своему завершению. Защита решила разыграть свою последнюю, самую рискованную и эмоциональную карту. В один из последних дней слушаний адвокат Ребекки снова вызвал ее для дачи показаний, но на этот раз тема была совершенно иной. Речь шла не об аварии. Речь шла о ее жизни.

Миссис Гроссман, начал адвокат мягко, почти отеческим тоном. Мы много говорили о событиях 29 сентября. Но я хочу, чтобы присяжные поняли, кем вы являетесь. Не могли бы вы рассказать нам о своем детстве?

Ребекка сидела, опустив глаза. Она молчала так долго, что в зале повисла напряженная тишина.

Я наконец прошептала женщина. У меня не было детства.

Что вы имеете в виду?

Она сделала судорожный вдох.

Мой дом никогда не был безопасным местом. Он был Хаотичным. Моя мать у нее были свои проблемы. Мужчины постоянно менялись. Никогда не имелось стабильности, не было защиты.

Она говорила тихо, с долгими паузами, и присяжные наклонялись вперед, чтобы расслышать слова.

Вы подвергались насилию в детстве, миссис Гроссман? прямо спросил адвокат.

Ребекка зарыдала. На этот раз ее слезы выглядели иначе. Не театрально, а как-то глухо, безнадежно.

Да, выдавила она сквозь рыдания. Всем видам. Эмоциональному. Физическому. И сексуальному.

В зале пронесся тихий вздох. Семья Искандер сидела неподвижно. Лицо Нэнси было непроницаемым, а Карим медленно покачал головой, не веря в цинизм происходящего.

Можете ли вы рассказать об этом подробнее? настойчиво, но деликатно продолжал адвокат.

Когда мне было Не помню, восемь или девять лет у мамы был сожитель. Он Он заходил в мою комнату, когда мамы не было дома. Он делал со мной вещи, которые маленький ребенок не должен даже знать. Я кричала, но никто не приходил. Мама говорила мне, что я все выдумываю, что я хочу разрушить ее счастье.

Она говорила сбивчиво, перескакивая с одного воспоминания на другое. О том, как ее избивали за малейшую провинность. О том, как ее оставляли одну на несколько дней. О постоянном чувстве страха и брошенности.

Психологи, которых мы привлекали, вмешался адвокат, обращаясь к присяжным, диагностировали у миссис Гроссман тяжелую форму комплексного посттравматического стрессового расстройства. Это результат десятилетий насилия.

Он снова повернулся к Ребекке.

Миссис Гроссман, как это расстройство влияет на вас сегодня? Как вы реагируете на шок, на ужас?

Я отключаюсь, ответила она, глядя в пустоту. Это защитный механизм, который выработался еще в детстве. Когда происходит что-то невыносимо страшное, я диссоциирую. Мой разум просто уходит. Будто это происходит не со мной, а с кем-то другим, а я смотрю кино. Я ничего не чувствую. Ни страха, ни боли. Просто пустота.

Теперь стратегия защиты стала кристально ясна.

Вы хотите сказать, подвел итог адвокат, что в тот момент, после удара, в вашей машине сработал тот же механизм? Что вы диссоциировали?

Да, прошептала женщина. Я не была там. Не по-настоящему. Был взрыв, хаос и мой мозг просто выключился, как его научили делать много лет назад. Я не понимала, что произошло. Я не могла понять. Я была в том же состоянии, что и та маленькая девочка в своей комнате.

Она смотрела на присяжных. Ее лицо было мокрым от слез. Это была отчаянная попытка переписать историю: представить ее не как безжалостную убийцу, а как сломленную жертву, чья травмированная психика просто не справилась с ситуацией. Она предлагала им сделку: проявите сочувствие к ее прошлому, чтобы простить ее настоящее.

Прокурор Кастро сидел с каменным лицом, делая пометки. Он готовился к перекрестному допросу, который должен был разбить эту конструкцию, показав, что травма прошлого, какой бы реальной она ни была, не может служить оправданием для отнятых жизней Марка и Джейкоба Искандер.

Она просто нагло врёт! не выдержала Нэнси, вскакивая со своего места. Я видела её глаза в тот вечер, когда нас всех привезли в больницу! Она смотрела на меня без сожаления! Без сожаления! Это просто трусливая дрянь!

Прошу тишины, постучал молотком судья, а потом добавил тихо: Не надо уж делать из подсудимой монстра

Все свидетельства были заслушаны, все улики представлены. Настало время для заключительных прений, последнего шанса адвокатов повлиять на умы и сердца присяжных. Первым слово взял Энтони Мейнард. Он встал и медленно прошелся перед скамьей присяжных. Его уверенность заполняла пространство.

Дамы и господа присяжные, начал он спокойным, доверительным тоном. Обвинение нарисовало вам простую картину. Картину о монстре, летящем по ночной дороге. Но правда редко бывает простой. Правда, как правило, хаотична и запутана. И я прошу вас сейчас взглянуть на другую картину.

Он сделал паузу, давая словам впитаться.

Представьте себе этот хаос. Две машины едут по темной дороге. Внезапно водитель передней машины, Скотт Эриксон, резко виляет. Почему? Мы никогда не узнаем наверняка, потому что полиция, как это ни поразительно, не удосужилась должным образом осмотреть его автомобиль! Они просто поверили ему на слово. Но что, если именно его черный Мерседес первым ударил мальчиков? Что, если один из них, бедный Джейкоб, был подброшен в воздух и приземлился на капот машины моей подзащитной, которая ехала следом и уже ничего не могла видеть или сделать?

Эта теория, которую он озвучивал, была смелой и шокирующей. Он пытался превратить Ребекку из виновницы в последнюю, трагическую часть домино, запущенного другим человеком.

Почему полиция не проверила эту версию? повысил Мейнард голос. Почему они не изъяли машину Эриксона, не искали на ней повреждения? Может, потому что у них с самого начала был удобный виновник? Женщина в состоянии шока, богатая, известная, идеальная цель. А мистер Эриксон, получивший сделку со следствием, рассказывает им ту историю, которую они хотят услышать. Историю, которая спасает его самого.

Он перешел к атаке на Нэнси Искандер, делая это с максимальной осторожностью.

Мы все сочувствуем горю миссис Искандер. Но можно ли в состоянии невообразимого шока, в сумерках, за доли секунды точно определить, какая из двух несущихся машин что сделала? Память вещь ненадежная, особенно когда она травмирована.

Когда он закончил, в зале на мгновение воцарилась тишина. Мейнард создал альтернативную реальность, полную сомнений и вопросов.

Затем встал прокурор Джейми Кастро. Он не ходил по залу. Он стоял на месте, и от него исходила аура непоколебимой уверенности в фактах.

Дамы и господа, начал он, и его голос звенел от сдерживаемого негодования. Только что вы выслушали впечатляющее произведение в жанре научной фантастики. Защита предлагает вам поверить в теорию волшебного рикошета. Теорию, где дети летают по воздуху, а улики таинственным образом исчезают. Давайте вернемся от этих фантазий к реальности. К тому, что можно увидеть и потрогать.

Он указал на большой экран, где снова появились фотографии.

Факт номер один: все до единого осколки пластика и фрагменты краски, найденные на месте трагедии, на телах Марка и Джейкоба, на их одежде, соответствуют только одному автомобилю. Белому Мерседесу Ребекки Гроссман. Ни одного следа от машины Эриксона. Факт номер два: повреждения на капоте и переднем бампере машины подсудимой абсолютно соответствуют прямому столкновению с двумя маленькими телами на огромной скорости. Факт номер три: черный ящик ее собственного автомобиля кричит о ее вине. 100% ускорение за три секунды до удара.

Кастро сделал шаг вперед, его взгляд был прикован к присяжным.

Теория защиты не просто ошибочна. Она физически и математически невозможна. Она оскорбление вашего интеллекта. Она циничная попытка запутать вас и отвлечь от неопровержимой правды: Ребекка Гроссман устроила гонку, разогналась до 130 километров в час на жилой улице и на полной скорости врезалась в двух беззащитных мальчиков. А потом она не остановилась, не позвонила в 911, а протащила тело одного из них еще 30 метров.

Он оглянулся на Ребекку, которая сидела, закрыв лицо руками.

Она хочет, чтобы вы жалели ее. Но когда вы будете принимать решение, я прошу вас помнить не о ее слезах. Помните о Марке и Джейкобе Искандер. У них больше нет голоса. Теперь вы их голос. И ваш вердикт должен стать голосом правды.

Кастро сел. В зале повисла оглушительная тишина, нарушаемая лишь тихими рыданиями Ребекки. Присяжные, с серьезными и непроницаемыми лицами, поднялись и молча вышли в совещательную комнату. Ожидание началось.

Вердикт

День вынесения вердикта, 23 февраля 2024 года, выдался напряженным. Зал был переполнен. Ребекка Гроссман сидела с непроницаемым, каменным лицом. Рядом с ней ее команда адвокатов. Напротив, семья Искандер. Лица их были выражением трех с половиной лет ожидания и боли.

Присяжные вошли в зал. Их выражение было серьезным. Старшина передал конверт с вердиктом судебному клерку. Тишина стала почти физически ощутимой.

Судья Джозеф Брандолино развернул лист.

По пункту первому, обвинение в убийстве второй степени Марка Искандера, мы, присяжные Соединенных Штатов, признаем подсудимую, Ребекку Гроссман виновной.

В рядах семьи Искандер пронесся тихий вздох. Карим Искандер, отец мальчиков, закрыл глаза и опустил голову. Слезы текли по щекам Нэнси.

По пункту второму, обвинение в убийстве второй степени Джейкоба Искандера, мы, присяжные признаем подсудимую виновной.

В этот момент маска Ребекки Гроссман не просто треснула, она разлетелась на осколки. Женщина с такой силой вцепилась в перламутровые четки, которые на протяжении всего процесса были ее реквизитом скорби, что тонкая нить не выдержала. Десятки бусин с сухим, щелкающим стуком рассыпались по полу зала суда, как последние осколки ее тщательно выстроенного мира. И только тогда она закрыла лицо руками и зарыдала, громко, судорожно, совершенно неэстетично. Ее идеальный макияж потек, смешиваясь со слезами.

Судья продолжил зачитывать:

виновна по двум пунктам обвинения в преступной халатности, повлекшей смерть по неосторожности. Виновна по одному пункту, в оставлении места дорожно-транспортного происшествия, повлекшего за собой смерть.

Двое судебных приставов подошли к ней. Холодный щелчок наручников на ее запястьях прозвучал в зале как финальный аккорд этой трагедии. Прежняя жизнь, полная роскоши, вечеринок и безнаказанности, закончилась в этот самый момент. Ее вывели из зала суда уже не как светскую львицу, а как осужденную убийцу.

10 апреля 2024 года судья вынес приговор. Учитывая жестокость преступления и отсутствие раскаяния у подсудимой, Ребекка Гроссман была приговорена от 15 лет до пожизненного срока тюремного заключения.

Эпилог

На ступенях здания суда Нэнси и Карим Искандер выступили перед журналистами. В голосе Нэнси не было злорадства, только бесконечная усталость и достоинство.

Этот вердикт не повод для празднования, сказала она. Но это вердикт, который мы можем считать справедливым. Он признает, что наши мальчики, Марк и Джейкоб, не просто погибли. Они были убиты.