Annotation

     Возвращаясь с похорон мужа двоюродной сестры своего племянника, Виктор Васильевич К. был задумчив. Его терзали непривычные мысли известного происхождения. Впрочем, это и не странно, ведь каждый из людей, - видя в гробу подобного себе, но обескровленного, а оттого неестественно белого, индивида, - задумывается о смерти.

     "Как же так могло произойти...Пашка, Пашка...и не жаловался же никогда...надо же...39 лет и сердце не выдержало...холодно то как сегодня...как же они землю то долбили...а как холодно, наверное, в земле... чёрт, о чём это я... Ну родилась недавно дочь у человека, ну что тут переживать-то так?.. тем более что это уже четвёртый ребёнок в их семье... странно всё это... а Аньке теперь как на себе их всех тащить?.. эх, Пашка, Пашка..." , - хаотично размышлял Виктор Васильевич.

     Он остановился прямо посредине улицы Трудовой, что в селе М.Т. и, прикрываясь от ветра, закурил папиросу. После первой же затяжки зашёлся, в привычном ему за долгие годы курения, приступе кашля. На улице был восемнадцатиградусный мороз и обжигать лёгкие папиросным дымом - было не самой лучшей идеей (впрочем, в любую другую погоду это занятие - не из числа хороших и полезных для человека), на что указывал организм Виктора. Но, как говорилось : советский человек крепче стали. А посему такие мелочи, как кашель, для одноклассника умершего Павла Степановича Кулебякина - сущая чепуха. Или нет?

     "Нужно завязывать с этим куревом, а то так и лёгкие скоро выплюну... чёрт!" - при этих мыслях В.В. нервно выкинул недокуренную "Беломорину" и отправился домой, к жене, которая ждала его в их небольшом домике, с тремя сыновьями. "Вот докурю пачку и завяжу! Надоело, ей-бо.." - в этот момент кто-то окликнул Виктора:

     -Вить, э-гей! Здарова!

     -А, это ты, Толян. Привет, привет. Ну как ты? - поздоровавшись с Анатолием Анатолиевичем Г., вышедшим за калитку из своего двора, не осмысливая своих действия, Виктор полез в карман за папиросами и снова закурил. Анатолий, увидев вожделенные папиросы, сказал:

     -Угощай, брат.

     -Своих-то чё нет? - удивлённо спросил В.В., подавая, однако, пачку "Беломора" товарищу.

     -А я не покупаю теперь - такой способ бросить курить. Вот идёт кто-то мимо двора - я выскочу и стрельну. Тогда только и курю. А так - завязал я, - гордо декларировал Анатолий.

     -Толь, ну ты хитёр, конечно. Мимо двора-то твоего в день по сто человек проходит. И большинство из них курят. Получается ты теперь ещё больше стал курить? - улыбаясь сказал Виктор.

     -А, пустое. Бывай! - сказал "бросивший курить" и ушёл, попыхивая папиросой и покашливая, к себе во двор. По всему было понятно, что Анатолий только для того, чтобы попросить папиросу и выходил теперь из дома и всем смыслом его жизни стало наблюдение в окно персонажей, у которых можно было стрельнуть "раковую палочку".

     "Тю ты... твою налево... опять я... - отбрасывая от себя закуренную папиросу зло сказал Виктор. Затем, разгневавшись вкрай, он влез в карман и, скомкав, выкинул оставшиеся папиросы, вместе с пачкой. Плюнув в их сторону, с чувством облегчения, наш герой отправился домой.

     -Б-рррр. Ну и холодина! - заходя в уютный натопленный маленький домик, называемый местными "времянка", сказал Виктор. "Времянками" эти двух-трёхкомнатные домишки называли оттого, что их строили, как бы на время, пока идёт строительство основного дома. Но на практике эти "времянки" превращались в "летние" кухни, (в них готовили только летом, чтобы не добавлять жары в итак предельно разогретом Солнцем основном доме) в сараи, в жилые дома - в случае проживания в них стариков (когда в основном доме жили выросшие и обзаведшиеся своими семьями их дети) и прочие постройки. То есть по факту эти "времянки" становились "постоянками" ведь нет ничего более вечного, чем временное...

     -Зима, чай, на улице, Вить. Ты хотел, чтобы +20 было?.. - с упрёком сказала жена Виктора, - странный ты человек. Ну что, как прошло?.. Сейчас, сейчас я иду! - обратилась уже не к вошедшему, а к кому-то пронзительно орущему из соседней комнатушки: "Маааам" Ольга Владимировна К.

     Виктор снял бушлат и повесил на несуразную тяжёлую вешалку, стоящую в углу. "Чаю бы..." - подумал он и поставил чайник на чугунную плиту с кругами для готовки, накрывающую печку, являющуюся основным источником тепла в доме.

     -Ну что, схоронили Кулебякина-то твоего? - как бы продолжая незавершённую некоторое время назад тему, - заходя в комнату с печкой, с годовалым ребёнком на руках, - спросила Ольга. Чувство, что его в чём-то упрекают не покидало Виктора.

     -Провели Пашку, да... как жалко его... и жуть берёт от мысли, что всего-то в 39... - задумчиво глядя в одну точку, держа в руке парующую железную кружку с чаем, промолвил Виктор. В этот момент он был предрасположен поразмышлять о чём-то таком, о чём можно думать только в такие вот сурово-скорбные минуты потери друзей или близких. Когда всецело осознаешь насколько близка смерть, насколько неважен весь тот набор человеческих желаний, стремлений и целей, создаваемый им при жизни; насколько бренно всё это... и каким всё это, - словно в советских квартирах "стенки", состоящие из шкафов с вещами и сервизами, с книгами и красивыми бутылками, с постельным бельём и спрятанными купюрами, - нагромождение "ценностей" становится неважным, как только уходит личность, создавшая оное...

      Возможно, В.В. и сделал бы какие-то далекоидущие выводы из своих раздумий и решился бы наконец изменить свою жизнь, если бы у него было время и возможность довести их до логического завершения, но таковой ему не представилось. Жена раздражённо - обвинительно сказала:

     -Жуть его берёт. А как он жил-то твой Пашка? То пьяный ходит, то по бабам чужим шатается и скольких он детей без отца оставил - это ещё выяснить предстоит! Ты глянь жуть его берёт! Давай, дров принеси, а то замёрзнем ночью! Рассиживается он, чаи гоняет с пустыми глазами...

     -Э-эх Оля, Оля... - только и сказал Виктор Васильевич и, бессознательно вынув из ящика небольшого камодика пачку папирос и взяв спички, одев бушлат, вышел на улицу в морозный неприветливый вечер.

     ***

     Для Виктора Васильевича утро субботы, как обычно, началось с непрестанного кашля. Кашляя и отхаркивая несколько минут, он вылетел на улицу и закурил, дабы "успокоить лёгкие". Вернувшись в дом, он растопил потухшую, но не остывшую ещё к утру печь. Дети и жена ещё спали. Было темно и холодно, но нужно было идти заводить трактор. Свою работу В.В. прекрасно знал. Знал он так же что, несмотря на вчерашние похороны и его впечатление от них, никто из начальства не будет давать ему поблажек. И, если сказано, что нужно задисковать навоз на поле - значит нужно это сделать.

     Выйдя на улицу, Виктор набрал четыре ведра снега. "Чёрт, если бы председатель не зажилил тосол, не приходилось бы каждый раз сливать и заливать воду из-в движок" - зло подумал В.В. "И почему только я должен тратить жизнь на подобного рода дурацкие занятия... так, ладно...соберись...спасибо, хоть горелку выдали" - оставив ведра со снегом на плите в доме, тракторист отправился в сарай за бензиновой горелкой: нужно было подогреть масло в картере двигателя - для лучшего пуска.

     Задача Виктора была не из простых: для того, чтобы завести зимой, в мороз, вверенный ему трактор Т150, нужно было потратить немало времени и сил. Залить воду в систему охлаждения и успеть её прогреть до замерзания. Для того же, чтобы завести основной шестицилиндровый МАЗовский двигатель, нужно было сначала завести пусковой двигатель, так называемый "пускач". Этот самый пусковой двигатель даже на новом тракторе приносил некоторые хлопоты, что уж говорить о машине Виктора, который было уже шесть лет. Проделав все неинтересные читателю операции, В.В., потратив полтора часа, трактор запустил и, пока тот прогревался, отправился в домик, чтобы позавтракать.

     -Ну вот проснулись, а тут уже дыр дыр дыр твой тарахтит. Будет когда-то покой нам, нет? Ты почему без второго свитера под бушлатом?! Вот я тебе задам, Витя. Вот ты доиграешься! - вся тирада Ольги Владимировны была произнесена буднично; просто, чтобы сказать. С неизменным ребёнком на руках, покачивая его из стороны в сторону, со злыми глазами, женщина удалилась. Двое старших сыновей ещё спали или делали такой вид, чтобы не быть взятыми в оборот их мамой.

     -Так-с, - сказал Виктор и принялся готовить незамысловатый завтрак: яичницу с ломтиками хлеба на чугунной сковороде.

     Трактор мерно гудел на улице, постепенно прогреваясь. Поглощая пищу, мужчина снова впал в размышления. Уютно-привычное урчание трактора успокаивало и настраивало на рабочий лад.

     Позавтракав яичницей и квашеной капустой, Виктор, заглянув во вторую комнатушку, тихо сказал :

     -До скорого. В обед приеду.

     -Тише ты! Разбудишь. Что за человек! - в пять раз громче Виктора ответила ему жена. Ей удалось укачать младшенького Серёженьку, но тот проснулся от маминых возгласов. Она снова принялась ходить с ним по комнатушке взад-вперед, качая на руках и напевая : "а-а-а, а-а-а".

     Тракторист поспешил убраться из дома. Сев в трактор и привычно для него закурив "Беломорину" (забыв уже вчерашние свои потуги завязать курить и смятую пачку) , Виктор проверил температуру двигателя (50 градусов) и давление масла (2), нормально ли работает гидравлика (поднял-опустил дисковую борону) и отправился на поле. В процессе его следования к обозначенному начальством куску земли у мужчины поднялось настроение : здесь, в тракторе он был повелителем; здесь он был царём и Богом - он знал свою машину до мелочей и очень любил её, иногда даже разговаривая с ней.

     -Ну, не подведи сегодня, хорошо? Давай так : мы отработаем и вернёмся без происшествий, а я постараюсь в понедельник тебе новое масло в дижок у завгара выбить, лады? Тэстик, ты же знаешь, что ты мне - как лучший друг! Только не подведи.

     Иногда бросая подобные незатейливые фразы трактору, через сорок минут, однако, В.В. был на месте и смотрел на открывшееся его взору. Двадцатигектарное поле было частично припорошено снегом, частично виднелись проплешины чёрной земли. В местах, где раскидан навоз, снег растаял, а новый ещё не выпадал.

     Приехав к посадке акаций, которая обозначала начало поля, приписанного их колхозу имени Ленина, Виктор развернул трактор, опустил дисковую борону и начал дисковку. Пол часа всё было нормально, но затем тракторист увидел, что на дисковую налипло слишком много навоза. По всей видимости навозоразбрасыватель в этом месте поля плохо перемолол навоз и просто плюхнул его большим куском. "Эх, надо бы почистить, пока "чистики" не сломало" - подумал Виктор и спрыгнул из трактора.

     -Сейчас быстренько почистим тебя, сестрица, и отправимся дальше, - сказал мужчина, обращаясь к дисковой бороне.

     Повалил густой снег.

     Как только наш герой вылез из машины, ему сразу же стало понятно, что практически всё поле в корке льда : раскиданный накануне навоз своим теплом растопил снег, а ночной мороз прихватил растаявшее. В корке очень скользкого и опасного льда, норовящего спрятаться под свежепадающим снегом. "Хотя какая опасность может быть? Ну не сломаю же я тут ногу или руку, даже если упаду" - улыбаясь себе думал В.В. Снег тем временем сыпал так, что было плохо видно что-либо даже в пяти метрах.

     Виктор, придерживаясь за Т150, обошёл его и, закурив папиросу, принялся чистить монтировкой дисковую. Работа была не из лёгких, но мужчина старался как мог, пыхтя вредоносной "палочкой". Справившись, Виктор отправился к кабине. Открыв дверцу, тракторист поставил левую ногу на подножку, а правой рукой потянулся к поручню, но нога соскользнула и В.В. упал, больно ударившись головой. "Да что за... только подумал о том, что упаду и упал. Поскорее бы уже домой... холодно то как... и голова гудит. Ладно, поехали дальше!"

     Через минуту, когда боль и колокол в голове утихли, Виктор возобновил попытку залезть в трактор. На этот раз всё прошло нормально и дисковка продолжилась.

     Некоторое время спустя, В.В. опять приехал к месту, где навоз сильно прилипал к дисковой.

      "Чёрт, надеюсь на следующей полосе уже не будет этой кучи. Как же они достали делать всё "на отстань" ну неужели нельзя было...ой, ладно, сейчас почистим и дальше" - подумал Виктор и лихо спрыгнул из трактора.

      В этот раз, в отличии от первого, трактор не полностью выехал задними колёсами из навозной кучи и поэтому, чтобы не вляпаться в полузамёрзший навоз, Виктор решил спрыгнуть ближе к передним колёсам. Это и стало его роковой ошибкой.

     Прыжок. Скользкая кочка. Поскользнулся. Движение в сторону трактора, вперёд головой. Всё нормально. Схватился руками за раму. Но что-то тащит. Тащит за бушлат. Секунда и Виктора наматывало на кардан переднего привода. Он даже не успел закричать от ужаса в пустоту. Смотрел на этот уродливый спектакль смерти лишь снег.

     Днём этого же дня оборвавшуюся так нелепо жизнь уже обсуждал весь район. Тракторист из соседнего колхоза увидел неестественно торчащую из-под движка ногу и решил проверить всё ли в порядке у коллеги. Подойдя на своём МТЗ ближе, он понял, что нужно ехать в село, вызывать милицию из района, так как помочь здесь он не сможет. Но зрелище, которое он увидел осталось с ним до конца его дней.

     Совершенно голый белёсый череп, со снятым скальпом, вывернутая нога, практически прижатая к голове, багряная лужа крови под трактором...

     ...И заглохший Т150. У трактора не кончилась солярка - нет. Двигатель заглох из-за того, что не смог полностью перемолоть карданом и выплюнуть человека...

     ***

     ...В погоне за чем-то неведомым, человек теряет сам вкус жизни. Теряет нить существования. Теряет понимание того, что жизнь лишь одна и второй попытки не будет. Не удастся загрузить "сохранение", перед событием, в случае неудачного его исхода...