Кто-то сказал: я слишком юн, чтобы твердо помнить свое имя; слишком стар, чтобы знать свой возраст; слишком глуп, чтобы не быть обманутым; слишком умен, чтобы знать: "Я - это Я". Кажется, это игра противоположностей. Но в ней - набросок пути, на который уходит жизнь.
Имя нам дают другие. Мы слышим его прежде, чем понимаем, кого так зовут. Ребенок будто еще не потратил доверие на собственную вывеску: имя для него - как шифр, который не совпадает с переживаемым "я". В юности так и должно быть: личность шире собственного обозначения, и эта широта - благодать. Не знать прочно своего имени - значит еще не сжаться до роли.
Возраст нам диктуют часы. Но старость - это опыт выхода за их тиканье. "Не знаю, сколько мне лет" - говорит не только память, но и зрелость: годы перестают быть содержанием "я". Смена чисел не объясняет смыслов. Когда счет лет теряет власть, время превращается из меры в глубину: хронология уступает место судьбе.
"Я настолько глуп, что меня легко обвести вокруг пальца". В этой уязвимости есть честность. Обманывают не только глупых - обманывают тех, кто способен верить. Глупость здесь - не недостаток ума, а дефицит защиты. Человек без защиты рискует, но именно риск делает встречу с реальностью возможной. Легко обманывается тот, кто еще не превратил мир в схему и себя - в догму.
"Я настолько умен, что знаю: "Я - это Я"". Эта формула - трюизм логики и подвиг жизни. Закон тождества в учебнике прост; в опыте он требует мужественной работы по связыванию разорванных дней. Кант говорил, что "я мыслю" должно сопровождать всякое представление. Но сколько лет уходит, чтобы эта нить не просто связывала впечатления, а удерживала их от распада! Рикёр различал "тождественность того же" и "самость" - idem и ipse: мы остаемся теми же, потому что храним верность себе, а не потому, что не меняемся.
Парадокс таков: чтобы однажды сказать "Я - это Я" и не соврать, нужно прожить множество "не-я" - масок, ролей, заблуждений. Мы идем к себе через то, чем не являемся. И пока мы не были обмануты - миром, другими, собственными надеждами, мы не знаем цены ясности. "Я" укрепляется не от того, что никогда не падает, а от того, что встает и признает: "да, это был мой шаг, даже если ложный".
Мудрость здесь не в хитрости, а в прозрачности: знать, где заканчивается имя и начинается лицо; где стареет тело, а душа учится времени; где доверие делает возможным обман - и тем самым опыт; где формула "Я = Я" перестает быть пустой и становится обетом. "Я" - не вещь и не маска, а акт: отношение, которое удерживает себя в изменении. Кьеркегор писал: "Я - это отношение, относящееся к самому себе". Мы - обещание, которое придется выполнять каждый день.
Почему на эту "простую дедукцию" уходит жизнь? Потому что в ней нужно согласовать несогласуемое: поток и тождество. Мы - река, которая должна быть верна своему истоку, не переставая течь. Тождество не отменяет становления, а выбирает в нем линию. "Stirb und werde" - умри и стань: чтобы остаться собой, надо многократно умереть тому, что собой казалось. В каждом отказе от ложной версии себя - крошечная смерть, и в каждом верном движении - тихое рождение.
Юность не помнит имени - и тем хранит простор. Старость не считает годы - и тем хранит глубину. Наивность допускает обман - и тем открывает истину. Ум признает тождество - и тем накладывает на себя долг быть самим собой. Из этих четырех линий и складывается фигура человека. Если вычеркнуть любую, "Я" станет плоским: одна лишь роль, один лишь счет, одна лишь защита, одна лишь формула.
Можно ли сказать "Я - это Я" раз и навсегда? В логике - да. В существовании - нет. В существовании это не доказательство, а практика: ежедневное согласование памяти и выбора, характера и поступка, слова и тишины. "Я - это Я" произносится не губами, а тем, как мы сдерживаем обещания, принимаем последствия и не снимаем с себя авторство даже тогда, когда хочется сослаться на обстоятельства.
И, может быть, самая точная версия этого тезиса звучит так: "Я - это Я, которого я еще не догнал". Не отрицание тождества, а признание дистанции. Это не повод для отчаяния, а источник движения: пока "Я" впереди меня, у меня есть куда идти.
Тогда юность и старость перестают спорить: они оказываются двумя способами хранить свободу - свободу не слипнуться с именем и не раствориться в возрасте. Глупость и ум - двумя способами быть настоящим - через риск доверия и через ответственность тождества.
И лишь в конце, оглядываясь, мы понимаем: та "простая дедукция" не была ни простой, ни собственно дедукцией. Это было доказательство от жизни: серия промежуточных лемм - потерь, попыток, прощаний и возвращений. И если итоговая формула все же звучит убедительно, то не потому, что мир обязывает нас быть тождественными, а потому, что мы научились в изменении не терять себя.
Я - это Я. Не аксиома, а обет. Не конец мысли, а начало пути. И в этой странной, наивной и строгой фразе каждый раз заново рождается человек.