Антиохия дышала дымом и кровью. В те дни, когда крест и полумесяц метили землю рубцами битв, правда терялась среди мечей, а справедливость утопала в политических расчетах. Теодор из Реймса знал это лучше других - слишком хорошо знал.
Он пришел в Святую землю не за славой и не за золотом. В его котомке лежали не мечи, а свитки - переводы древних текстов, которые он собирал по монастырям Европы. Теодор верил, что истина едина, будь она записана на латыни, греческом или арабском. Эта вера и погубила его.
Когда епископ Гийом обнаружил у него арабский манускрипт с христианскими гимнами, переведенными местными несторианами, дело было решено. Еретик. Пособник неверных. Враг церкви. Слушания длились три дня, но приговор был вынесен заранее.
- Ты осквернил священные слова, - гремел Гийом с высоты своего трибунала, - позволив языку сарацин коснуться святынь наших.
- Но разве Бог не слышит молитвы на всех языках? - возразил Теодор.
- Богохульство! - Епископ ударил посохом о камень. - К костру его!
Площадь заполнилась толпой. Кто-то кричал, кто-то молился, кто-то просто смотрел - с тем особым любопытством, которое пробуждают чужие страдания. Теодора привязали к столбу, а рядом сложили поленья, пропитанные смолой.
Огонь разгорелся быстро. Языки пламени лизали края его рясы, потом поднялись выше. Теодор не кричал - лишь шептал молитвы на трех языках подряд: латинском, греческом, арабском. Толпа затихла, услышав знакомые слова в незнакомом звучании.
Когда пламя угасло, все разошлись. Остался лишь пепел да угли, тлеющие в предрассветной мгле.
Но в полночь случилось невиданное.
Из остывающего костра поднялась дивная птица - не голубь, и не орел. Ее перья горели, не сгорая, источали ароматы далеких земель: мирру из Аравии, ладан из Эфиопии, сандал из Индии. Феникс - ибо иначе эту птицу назвать было нельзя - трижды прокричал над пеплом, и крик его пронесся по всему спящему городу.
Когда он прокричал третий раз, произошло чудо.
Пепел зашевелился, собрался в человеческий силуэт, и из него восстал Теодор - живой, невредимый, но изменившийся. На его лице лежала печать иного мира, а глаза светились кроткой мудростью.
Феникс медленно взмахнул крыльями и полетел на восток, туда, где рождается солнце. Но одно перо упало к ногам воскресшего. Теодор поднял его - перо обжигало пальцы легким, но настойчивым жаром.
Утром весть о воскресении облетела Антиохию. Одни говорили о чуде, другие о дьявольском наваждении. Епископ Гийом потребовал нового суда, но когда попытался взять в руки перо как вещественное доказательство, закричал от боли - перо выжгло на его ладони крест.
- Это знак! - воскликнул Теодор. - Пусть всякий, кто лжет, коснется пера, и правда откроется.
Так началось новое испытание. Перо феникса стало судьей, перед которым не устояла ни одна ложь. Торговцы больше не обвешивали, судьи не брали взяток, свидетели не лжесвидетельствовали. Ибо стоило лжецу коснуться пера - и жжение напоминало ему о цене неправды.
Но самое удивительное открылось позже. Перо горело не только в руках лжецов - оно пылало в ладонях тех, кто верил в собственную ложь. Епископ Гийом, убежденный в своей правоте, держал перо и кричал от боли, не понимая почему. Теодор же мог брать его голыми руками - перо оставалось прохладным, словно утренняя роса.
Через год Теодор исчез так же таинственно, как воскрес. Одни говорили, что он ушел в пустыню проповедовать бедуинам. Другие - что вернулся в Европу переводить священные тексты. Но перо осталось.
Его хранили в соборе Антиохии, и каждый, кто сомневался в чьих-то словах, мог потребовать испытания огнем. Не тем огнем, что сжигает плоть, а тем, что выжигает ложь из души.
Говорят, перо хранится там до сих пор. Говорят, оно ждет того дня, когда правда снова понадобится миру больше, чем удобные иллюзии. Говорят много всего.