В уездном городе N., где жизнь текла медленнее, чем мёд из опрокинутого кувшина зимой, жил-был старьёвщик по имени Пантелеймон Пантелеймонович. Человек он был не бедный, но и не богатый - где-то посередине, как раз в той точке, где кончается надежда и начинается цинга.
Однажды к нему в лавку зашёл местный философ, он же учитель чистописания, он же вечный должник - Иван Иванович Мыслитель.
- Пантелеймон Пантелеймонович! - воскликнул он, размахивая потрёпанной книгой. - Есть вещи важнее денег! Любовь, дружба, искусство, звёзды, в конце концов!
- Верно, - кивнул старьёвщик, вытирая пыль с медного подсвечника. - Только вот звёзды, Иван Иванович, я вам не продам. У меня их нет в ассортименте.
- Да я не о том! - вздохнул философ. - Я о высоком! О духовном!
- Духовное - это хорошо, - согласился Пантелеймон Пантелеймонович, - но без денег его не понюхаешь. Вот, к примеру, водка - вещь духовная, а стоит рубль двадцать копеек.
Иван Иванович нахмурился.
- Вы всё сводите к материальному!
- Нет, - покачал головой старьёвщик, - это материальное сводится ко мне. Вон тот стул - полтина. Картина "Закат над болотом" - тридцать копеек. Ваше пальто, если решите продать, - рубль с гривенником.
Философ задумался.
- Но как же бескорыстие? Благородство?
- Бескорыстие - это когда ты мне должен пять рублей, а я тебе напоминаю только раз в неделю, - объяснил Пантелеймон Пантелеймонович. - А благородство - это когда я не отправляю за тобой судебного пристава. Пока.
Иван Иванович побледнел и пошатнулся, как будто его мысль, наконец, достигла цели, но не смогла пробить череп.
- Значит, без денег даже добродетель невозможна?
- Ну, если вы добродетельный, то можете попробовать купить хлеб стихами, - пожал плечами старьёвщик. - Но булочник, знаете ли, человек простой. Он предпочитает деньги.
Философ вышел из лавки смурной, но просветлённый. Он понял, что мир устроен несправедливо, но зато логично. А Пантелеймон Пантелеймонович, проводив его взглядом, вздохнул и поставил на полку новую ценник:
"Философские размышления - 15 копеек за килограмм".
Всё-таки, думал он, даже мудрость должна иметь свой вес. Желательно - в серебре.