В деревне Малые Козявки, что затерялась меж болот и осин, жил некогда поэт-охранник Казимир Бобров. Человек он был неглупый, но с причудами: то стихи писал о тщете бытия, то караулил склад с гвоздями, размышляя о вечном.
Однажды, прочтя где-то, что киники жили в бочках и плевали на условности, Казимир возгорелся.
- Быть киником! - провозгласил он, швырнув в пруд свою форменную фуражку.
И, недолго думая, выкопал себе землянку в лесу, в двух верстах от Малых Козявок. Землянка была тесна, сыра и походила на могилу, но Казимир, вооружившись философией, объявил её "обителью свободы".
- Жить просто - вот высшая мудрость! - говорил он, поедая сырую картошку и запивая её дождевой водой.
Соседи, мужики простые, сперва дивились, потом жалели, а после и вовсе перестали замечать.
- С ума сошёл Казимир-то, - качали они головами. - Охранник был ничего, а теперь в норе сидит, как крот.
Но Казимир не унывал. Он сочинял стихи, которые никто не читал, и рассуждал о тленности мира, который, впрочем, и без его рассуждений прекрасно тлел.
Раз как-то пришёл к нему урядник:
- Ты чего, Бобров, в лесу поселился? Небось, от податей скрываешься?
- Я киник, - важно ответил Казимир.
- А... - протянул урядник, почесав затылок. - Ну, смотри, чтобы волки не сожрали. А то киник киником, а бумаги всё равно заполнять надо.
И ушёл, оставив Казимира наедине с его свободой.
Шло время. Землянка протекала, картошка кончалась, а стихи становились всё мрачнее. Однажды, в особенно дождливую ночь, Казимир вдруг осознал, что быть киником - занятие весьма сырое и неудобное.
- Диогену было легче, - вздохнул он, вычерпывая воду из-под себя деревянной плошкой. - У него хоть бочка была.
Утром он выбрался из землянки, потрёпанный, но просветлённый, и побрёл обратно в Малые Козявки.
- Что, киник, надышался свободы? - усмехнулся первый же встречный мужик.
- Свобода - иллюзия, - буркнул Казимир. - А картошка лучше варёная.
И с тех пор он снова караулил склад с гвоздями, лишь изредка вздыхая о своей землянке, в которой, как он теперь понимал, было тесно не только телу, но и душе.
А в лесу тем временем землянка медленно проваливалась в болото, как и все великие идеи.