В Москве, как известно, всё бывает: то на Тверской с неба упадёт кирпич прямо в цилиндр какого-нибудь статского советника, то в аптеке вместо микстуры от кашля подадут настойку, от которой запоют даже буфетные стулья, а то и вовсе объявится новая хворь - "Хрипус".
Первым его обнаружил доктор Плюшкин, человек до того осторожный, что перед приёмом больных протирал стетоскоп карболовой кислотой, а собственные руки - денатуратом. И вот в одно туманное утро, принимая в своей консультации коллежского регистратора Сидорова, который жаловался на "некую хрипоту, словно в горле у меня поселился тапёр с похмелья и пытается играть на расстроенном кларнете", Плюшкин вдруг отпрянул, понюхал воздух (предварительно поднеся к носу пропитанный уксусом платок) и изрёк:
- Батюшка мой, да у вас "Хрипус"!
- Как-как? - прохрипел Сидоров.
- "Хрипус"! Новейшая болезнь! Чрезвычайно прилипчивая, но, слава Создателю, не смертельная. Главный симптом - голос делается таким, будто вы всю ночь декламировали "Демона" Лермонтова в трактире "Яр" под аккомпанемент расстроенного фортепиано и пьяных возгласов "Браво!".
Сидоров пощупал свой кадык, крякнул (из горла вылетела пуговица от вицмундира) и спросил:
- Лечиться как же?
- Да нимало, - вздохнул Плюшкин. - Само пройдёт. Разве что молчать трое суток, дабы не пугать народ, или изъясняться исключительно посредством записок, как глухонемые.
Но Сидоров молчать не смог. Он тут же бросился предупреждать всех знакомых, и к вечеру половина Москвы охрипла.
Столица безгласия:
В Малом театре актёры играли "Ревизора" шёпотом, а публика переговаривалась условными знаками, как заговорщики-нигилисты.
На Сухаревке торговцы вместо "Свежий ситец!" издавали лишь звуки, похожие на скрип нечищеных сапог по паркету.
Газетчики выкрикивали заголовки беззвучно, размахивая листами, как флажками на маневрах.
Даже клеточные соловьи у Охотного ряда, обычно такие голосистые, лишь покашливали, как отставные дьячки.
Город погрузился в тишину, нарушаемую лишь редким покашливанием да скрипом пролёток.
Генерал Бурбонов - гром среди безмолвия:
Лишь один человек остался невредим - отставной генерал-майор Бурбонов, который за тридцать лет службы настолько привык орать на подчинённых, что даже фраза "Доброе утро" в его устах звучала как картечный залп.
Его голос, медный и густой, как колокол на пожарной каланче, теперь разносился по безмолвным улицам, вызывая у прохожих нервные подёргивания и желание перекреститься.
- Да что за безобразие?! - гремел Бурбонов, отчего в ближайших домах дребезжали стёкла в окнах. - Почему все онемели? Это крамола! Или, может, опять эти студенты с их нигилистическим гриппом?!
Но крамолы не было. Был лишь "Хрипус" - лёгкий, заразный и совершенно бессмысленный, как большинство циркуляров, которые Сидоров переписывал в своей канцелярии.
Развязка:
Через неделю хрипота прошла, жизнь вошла в обычную колею, и только доктор Плюшкин, глядя из окна на вновь разгудевшуюся Сухаревку, меланхолически заметил:
- А ведь благодать-то какая была...
И глубоко вздохнул. Через пропитанный карболкой платок, разумеется.
А на следующий день в городе объявилась новая напасть - "Шёпот". Но это уже совсем иная история.