Эразм Петрович Подколенко, человек умеренных взглядов и примерного поведения, сидел в своём кабинете и аккуратно подшивал бумаги. Он был так умерен, что даже чай пил не горячим и не холодным, а тёплым, и даже в этом находил изъян: "Чуть-чуть перегрел", - вздыхал он, подливая чуть-чуть холодной воды.
Жизнь его текла тихо и правильно, пока однажды утром к нему не ворвался сосед, отставной майор Бубенчиков, весь красный, с выпученными глазами.
- Эразм Петрович! - закричал он. - Вы ещё не присоединились?!
- К чему? - вежливо осведомился Подколенко.
- Как - к чему?! - Бубенчиков затрясся. - Всё уездное общество уже разделилось на две партии: одни кричат "Долой!", другие - "Да здравствует!", а вы... вы сидите?!
- Я полагаю, - осторожно заметил Эразм Петрович, - что истина, как обычно, где-то посередине...
- Посередине?! - Майор побагровел. - В наше-то время?! Да вас растерзают!
И точно.
Уже к вечеру к дому Подколенко подступила толпа. Одни неистово кричали: "Он за!", другие: "Он против!". Сам же Эразм Петрович, стоя на крыльце, пытался вставить слово:
- Господа, если рассуждать здраво...
Но здравомыслие его никого не интересовало.
- Он за! - ревела половина толпы.
- Он против! - орала другая.
- Да я просто за разумный компромисс! - взмолился Подколенко.
Но было поздно.
Толпа, возмущённая такой неслыханной ересью, схватила его и потащила к пруду.
- Топите?! - спросил Эразм Петрович, сохраняя, впрочем, полное спокойствие.
- Нет! - ответил кто-то. - Сначала проголосуем!
Начались прения. Одни кричали, что топи́ть нужно немедленно, другие - что сперва следует обвинить, третьи предлагали дать ему шанс покаяться. Спор затянулся до утра. К полудню толпа устала и разошлась по домам.