Москва, 1924 год. Семён Петрович Подкожин, бывший столоначальник, а ныне скромный делопроизводитель Наркомзема, проснулся в своей коммунальной комнате с революционной мыслью:
- Я - раб мещанских предрассудков! - провозгласил он, поправляя очки.
Его сожительница, гражданка Пелагея Захаровна, женщина с лицом, напоминавшим засохший пасхальный кулич, лишь фыркнула:
- Опять твои заморочки? Иди лучше кипятку поставь - самовар конфисковали за ненадобностью.
Но Подкожин был непреклонен. Новая эпоха требовала нового самовыражения!
Первые шаги к освобождению
Для начала он решил порвать с пережитками прошлого.
- Я больше не буду бриться! - объявил он, швырнув бритву в печь. - Буду как Маркс!
- Ах, не будешь? - процедила Пелагея Захаровна и тут же вылила на него чугун горячей воды. - Вот тебе пролетарская гигиена!
Несмотря на ожоги, Подкожин был воодушевлён. Он надел кожаную куртку, трость (стихийно "экспроприированную" у соседа), повязал на шею красный бант и вышел на улицу, чувствуя себя новым Маяковским.
Встреча с новой действительностью
Первым, кто его заметил, был участковый милиционер Федосеев.
- Товарищ, вы что, в запой ударились? - поинтересовался страж порядка.
- Я выражаю свою классовую сущность! - парировал Подкожин. - А вы ограничиваете мою свободную личность!
- Ну-ка, личность, проследуйте со мной в участок для выяснения личности, - вздохнул милиционер и поволок его за шиворот.
В участке уполномоченный, человек с лицом, напоминавшим недопечённый блин, долго изучал Подкожина, затем спросил:
- Гражданин, вы часом не из бывших?
- Я из будущих! - воскликнул Подкожин. - Я - новый человек эпохи строительства социализма!
Уполномоченный почесал затылок, вздохнул и вынес вердикт:
- Ну, коли строитель, то свободен. Только в следующий раз выражайся в рамках декрета о хулиганстве.
Торжество нового сознания
Окрылённый, Подкожин направился в рабочую столовую, вскочил на стол и начал декламировать:
"Долой!
Гниль условностей - в топку!
Новый век - нам не нужен оскал!
Буржуазной морали -
Пяткой красной
раздавим её
как клопа!
Стыд?
Стыд - это ржавчина на трубах!
Свобода -
груба,
гола,
смела!
Тело -
не склеп,
а
молот
и
сталь!
Мы
новые,
мы
рвём
ткань
Времени!
Вперёд,
чтоб
мир
дрожал
от
нашего
рёва!"
Публика сначала замерла, потом зааплодировала, а потом вынесла его на улицу под смех и свист.
Дома Пелагея Захаровна встретила его мокрым полотенцем.
- Ну что, выразился?
- Да! - воскликнул Подкожин, вытирая сопли с подбородка. - Я был искренен!
- Ну и дурак, - заключила гражданка и пошла получать паёк.
Эпилог
На следующий день Подкожин, аккуратно побритый (во избежание подозрений в контрреволюционной неблагонадёжности), сидел в своём учреждении и заполнял ведомости. Иногда он вздыхал, вспоминая вчерашний порыв, но в целом чувствовал себя спокойно.
Мораль: Самовыражение - вещь прекрасная, но только в рамках классовой сознательности. Иначе рискуешь выразить себя прямо в протоколе ГПУ.