В уездном городе N., где время то текло, как густая патока, то внезапно обрывалось, словно нитка в руках пьяной портнихи, служил столоначальником Иван Федорович Плюхин. Десять лет он перекладывал бумаги с места на место, и за все это время ни одна из них не изменила ровным счетом ничего.
"Боже мой, - вздыхал он, глядя в потолок канцелярии, - неужели я умру, так и не увидев плодов своих трудов?"
В этот момент из-за шкафа с делами "о неприбытии" появился плотный господин в парике и камзоле, с лицом, напоминавшим раздражённого филина.
"Результат? - фыркнул он. - Результат - иллюзия, созданная вашей ограниченной чувствительностью. Всё уже предопределено механическим движением материи, мой несчастный друг."
"Кто вы такой?!" - вскричал Плюхин.
"Барон Гольбах. Но не пугайтесь, я всего лишь проекция вашего беспокойного ума."
"А... - Плюхин потер виски. - Ну, хорошо. Но если всё предопределено, зачем я вообще что-то делаю?"
"А вы и не делаете. Вы лишь наблюдаете, как атомы вашего тела двигаются по заданной траектории."
"Но я же чувствую, что принимаю решения!"
"Заблуждение! - Гольбах достал из кармана яблоко и укусил. - Вы не более свободны в выборе, чем это яблоко в своём падении."
"Тогда зачем вы его едите, если это бессмысленно?"
"Потому что мои атомы требуют питания."
Плюхин бросил службу и открыл сапожную мастерскую. Первым клиентом оказался человек, похожий на мертвеца - бледный, с синими губами, но двигавшийся и даже вежливо поздоровавшийся.
"Мне бы подметку подклеить, - сказал он, протягивая сапог, из которого сыпалась земля.
"Вот вам наглядный пример, - раздался голос Гольбаха из-под верстака. - Смерть - всего лишь перегруппировка материи. Этот человек не более мёртв, чем вы живы."
Когда работа была закончена, странный клиент встал, потопал ногой и удовлетворенно кивнул.
"Спасибо. Теперь мне будет удобнее."
"Видите? - сказал Гольбах, когда клиент ушёл. - Даже смерть подчиняется законам механики. Ваш труд ничего не изменил - он лишь придал устойчивость разлагающейся материи."
"Но он же сказал "спасибо"!"
"Атомы его голосовых связок вибрировали в предустановленной гармонии. Не обольщайтесь."
Следующей пришла барышня в вуали.
"Сделайте каблуки выше, - попросила она.
"Чтобы голова в облаках была? - пошутил Плюхин.
"Нет. Чтобы ноги не волочились по земле.
"О! - воскликнул Гольбах, материализовавшись в углу. - Классический случай борьбы духа с материей! Но тщетно, сударыня! Ваше тело всё равно останется грубой плотью, подчинённой физическим законам!"
"Не слушайте его, - пробормотал Плюхин, вбивая каблучные гвозди.
Когда работа была закончена, барышня встала - и тут Плюхин увидел, что она парит в воздухе.
"Благодарю, - сказала она. - Теперь я наконец могу уйти."
И растворилась в воздухе.
"Пф-ф! - фыркнул Гольбах. - Элементарное снижение плотности тела. Ничего сверхъестественного."
"А почему тогда я её больше не вижу?"
"Потому что световые волны больше не отражаются от её молекул. Всё просто."
Но самым странным был старик, принесший сапоги без подошв.
"Как же их носить? - удивился Плюхин.
"А ты почини, - сказал старик, ухмыляясь.
"Ха! - засмеялся Гольбах. - Вот он, символ человеческой жизни! Всё пытаемся латать дыры, которых не существует!"
Плюхин вставил новые подошвы, но когда старик обул их - оказалось, что ступни его проходят сквозь кожу.
"Видишь? - засмеялся старик. - Можно чинить хоть всю вечность, но если душа дырявая - ничего не поможет.
"Нет никакой души! - рявкнул Гольбах. - Есть лишь иллюзия субъективного опыта!"
Старик растаял, оставив на лавке пару совершенно целых сапог.
К вечеру Плюхин сидел среди призрачных следов, недоделанных голенищ и Гольбаха, который дымил трубкой, развалившись на табурете.
"Так что же вы предлагаете? - спросил Плюхин. - Если всё бессмысленно, зачем жить?"
"Я ничего не предлагаю. Я лишь констатирую. Живите, если ваши атомы этого требуют."
"Но я хочу верить, что мои действия что-то значат!"
"Тогда станьте сапожником. Хотя бы подметки будут целы."
Наутро Плюхин вернулся в канцелярию.
"Ну что, Плюхин, будем дело двигать? - спросил секретарь.
"Будем, - ответил Плюхин.
Он взял перо, макнул в чернила и замер.
"Ну? - спросил Гольбах, материализовавшись в чернильнице. - Что вы выбираете?"
"Ничего, - сказал Плюхин.
И поставил кляксу. Прекрасную, круглую, как вечность.
Мораль: Даже если всё предопределено - сапоги всё равно надо чинить. А там пусть Гольбах спорит.