Аннотация: Посвящается всем просветлённым горожанам, узревшим дзен в глубине собственного пупа
Каратист среднерусской возвышенности
Посвящается всем просветлённым горожанам, узревшим дзен в глубине собственного пупа
Эту эпопею мне изложил, хитро щурясь единственным зрячим глазом, всё тот же Кол Колыч, хронист всех деревенских аномалий. Случилось это ровно через год после таинственного исчезновения йога, и по степени абсурда история его, безусловно, превзошла.
В один прекрасный день, когда местное население занималось стратегически важным делом - смазыванием водкой горла от назойливого июньского кашля - на горизонте возникло нечто. Нечто в ослепительно белом кимоно с замысловатым иероглифом на спине, означавшим, как потом выяснилось, "скидка 70% в стоке спортивного магазина". Фигура была подпоясана чёрным поясом такой степени "мастерства", что его мог бы с гордостью носить сам Мияги, если бы Мияги был семикратным чемпионом городка Жуковки по поеданию блинов на скорость.
Пришелец, назвавшийся гордым именем Хироо-сан (хотя паспорт упрямо твердил, что он Антон Иванович Петров), прибыл из Москвы не просто так, а с великой миссией - отточить свой дух посредством единоборства с реалиями русской глубинки.
Он поселился у тёти Глаши, в той самой половине избы, где ещё пахло просветлением и перегаром прошлогоднего йога, и немедленно приступил к созданию додзё. Выбрав для сиих целей местную свалку (как место силы, наиболее приближенное к концепции "пустоты"), он расчистил пятачок от бутылок и стал отрабатывать ката, оглашая окрестности боевыми кличими, от которых дохли куры и кашляли коровы.
Поначалу его приняли за нового зоотехника, который пытается доить коров силой мысли. Потом, за неимением признаков зоотехнической деятельности, решили, что это геолог, ищущий руду с помощью ударов ногами. Но Кол Колыч, человек, видавший виды и не такие диковины, авторитетно заявил, что это - каратист. На вопрос "что это такое" он, помня прошлый успех, буркнул: "Ну, типа йог, только злой".
Весть о "злом йоге" мигом долетела до местной самурайской братвы - алкашей во главе с Витькой "Бульдозером", чья философия жизни умещалась в три священных принципа: 1) Сила есть - ума не надо, 2) Хочу - ворочу, 3) А дай-ка я это сломаю.
Несколько дней они наблюдали за Хироо-саном, попивая священный напиток саке местного разлива - самогон "Слеза тещи". Их мозг, веками оттачивавшийся в искусстве наливания ста грамм без мерки, отказывался постичь, зачем здоровый мужик бьёт ногой по ржавой двери "девятки", вместо того чтобы просто сдать её на металлолом.
И вот, когда каратист, медитируя, пытался разбить ребром ладони три кирпича, делегация подошла к нему.
- Э, самурай! Ты это чё делаешь? - прогремел голос Витьки, по звуку напоминающий падение трактора в овраг. -Я познаю дзен через единоборство! Каратэ - это путь воина! - изрёк Хироо, принимая позу "журавля, который наступил на грабли". - Воина? А... это типа кто кого? - уточнил один из братвы, по прозвищу "Череп", известный тем, что мог силой взгляда открывать пивные бутылки. - Это искусство бескомпромиссной борьбы! - парировал городской воин.
Слово "бескомпромиссной" смутило Витьку, но слово "борьбы" он понял как приглашение на турнир. - Ну, давай, померяемся силой духа! Покажи свое искусство на мне!
Хироо вежливо отказался, процитировав древнюю мудрость: "Настоящий воин бьёт просто так, а ему надлежит бить только по своим бутылкам". Это была его роковая ошибка. Витька, ощутив в себе пробуждение самурайского духа, решил "помочь" мастеру и лёгким движением руки послал его в ближайший куст крапивы.
Что произошло дальше - никто не понял. Свидетели клянутся, что видели, как белое кимоно взметнулось в воздух, издав боевой клич, а Витька плавно, почти грациозно, приземлился в кусты лопуха с выражением глубочайшего удивления на лице.
Наступила тишина, нарушаемая лишь треском ломающихся под Витькой веток. Хироо, поправив пояс, принял позу "победившего кота". Братва замерла в позе "глубокого уважения, смешанного с желанием убежать".
С этого дня жизнь каратиста превратилась в сплошной подвиг. Он стал местной звездой. К нему потянулись ученики. Первым приполз Витька, неся в руках бутыль в качестве дани. Сэнсей бутыль отклонил, но Витьку принял, сказав: "Дух силён, но техника хромает".
Вскоре на пустыре выстроилась шеренга мужиков, усердно отрабатывающих удары по покрышкам и кричащих "Ки-ай!" с таким выражением лица, будто они не медитируют, а тужатся в попытке поднять трактор. Хироо-сан сеял разумное, доброе, вечное, объясняя, что "маваси-гери" - это не проклятие, а удар ногой, и что "до" - это не то, чем забор подпирают.
Но идиллия длилась недолго. Настал день, когда Витька, почувствовав в себе просветление, решил проверить силу духа на практике. Испытание заключалось в отбивании горлышка у бутылки ребром ладони. Ученики, вооружившись бутылками, дружно провалили экзамен, перейдя к традиционному методу - откручиванию крышки зубами. Хироо, как истинный сэнсэй, был вынужден поддержать духовную практику.
На следующее утро, с тяжёлой головой и руками, отбитыми о стол во время споров о технике удара, ученики обнаружили, что додзё пусто. Сэнсэй испарился. На двери его избы висела записка, нарисованная иероглифом, отдалённо напоминающим "пока" и "печень".
Ходили слухи, что его видели на вокзале, где он одним взглядом останавливал поезд и требовал у проводницы зелёный чай. Но эти слухи были признаны провокационными и не соответствующими духу бусидо.
Да, уж действительно, загадочен и неисповедим путь воина на просторах среднерусской возвышенности.
Закончив сагу, Кол Колыч хитро подмигнул: "Каратист? Ну мужик был ничего. Приёмы его, конечно, кроме крика "Ки-ай!" никто не запомнил. Зато Витька теперь, прежде чем дать в глаз, предупреждает. Вежливость, блин, восточная".