Коллежский регистратор Акакий Просеков, человек незаметный и серый, как мышиный хвост, прожил ровно сорок лет и три месяца, ни разу не опоздав и не отлучившись со службы. Жизнь его была отлажена точнее швейцарского хронометра: подъём, трамвай No 7, четыре часа в конторе, обед из мешочка (бутерброд с варёной колбасой и яйцо вкрутую), ещё четыре часа, трамвай No 7 обратно, ужин (чаще всего котлета с гречневой кашей), сон. Понедельник, вторник, среда, четверг, пятница, суббота. Всё в том же ритме.
Он был настолько частью механизма, что начальник отделения, говоря о бесперебойной работе, тыкал пером в его сторону: "Вот как надо! Не человек - шестерёнка! Ровный ход!"
Роковой вопрос "ЗАЧЕМ?" возник в среду, прямо во время перерыва на обед. Акакий Акакиевич только собрался откусить от яйца, как вдруг яйцо это посмотрело на него единственным желтковым глазом и спросило тонким, писклявым голосом:
- А зачем?
Просеков огляделся. Сослуживцы хрустели своими бутербродами, никто ничего не слышал.
- Зачем всё это? - настойчиво проскрипело яйцо. - Четыре часа туда, четыре обратно? Бутерброд? Котлета? Зачем?
Акакий Акакиевич, не проронив ни слова, аккуратно завернул говорящее яйцо в бумажку и сунул в карман. Но вопрос, словно червь, заполз в его ухо и принялся точить мозг.
На следующий день он сел в трамвай No 7, но вместо того чтобы достать из портфеля газету, вдруг увидел, что все пассажиры - не люди, а заводные куклы. У них на спинах торчали ключи, которые сами собой поворачивались с тихим щелчком. Кондуктор, звеня бубенцом, выкрикивал не "Проездные билеты!", а "Заводные ключи! Подкрутите пружины!".
Просеков в ужасе выскочил на своей остановке и побежал в контору. Но и там творилось неладное. Его сослуживец, вечный переписчик бумаг Степушкин, сидел и беззвучно рыдал чернильными слезами. Из его глаз струились синие потоки, образуя на полу идеально каллиграфические слова: "Почему я? Зачем?" Начальник отделения,проходя мимо, одобрительно хлопал его по плечу: - Молодец, Степушкин! Повышенная эффективность! И плакать, и работу делать! Двух зайцев!
В обед Акакий Акакиевич не пошёл в столовую, а отправился к городскому фонтану "Добродетели", где обычно съедал свой бутерброд. Фонтан изображал трёх бронзовых атлантов, державших над головами чашу. И вот Просеков явственно услышал, как один атлант говорит другому:
- Всё, Николай, я больше не могу. Руки отваливаются.
- Держись, Василий, - угрюмо отвечал второй. - А то куда мы денемся? Нас на металлолом сдадут.
- А зачем мы её держим? - вступил в разговор третий. - Кому нужна эта чаша? Что в ней? Вода. Она и внизу есть. Зачем мы тут торчим?
Наступило неловкое молчание.
Вечером Просеков, не дожидаясь своего трамвая, побрёл пешком. Он шёл мимо домов, и ему казалось, что он видит сквозь стены: вот чиновник, который ровно сорок лет подшивает бумаги, вдруг замер и смотрит на подшивку с немым вопросом. Вот жена его, которая двадцать лет варит один и тот же борщ, задумалась над кастрюлей. Вопрос "Зачем?" витал в воздухе, как весенняя гроза, готовясь обрушиться на город.
Он пришёл домой, но не стал есть котлету. Он сел на стул, посмотрел на свою казённую квартиру с одним стулом, кроватью и табуреткой и произнёс вслух: - Зачем? И тут случилось нечто. Стул, на котором он сидел, вздохнул и сказал басом:
- Наконец-то. А я уж думал, ты так и не спросишь.
- Что? - пискнул Просеков.
- Ну, "зачем"? - сказала табуретка. - Я, например, чтобы на меня садились. А зачем ты?
- Я... я коллежский регистратор...
- Это не "зачем", это "кто", - возразила кровать. - Зачем ты ходишь в контору? -Чтобы переписывать бумаги...
- А зачем их переписывать? - спросил стул.
- Чтобы...чтобы... - Акакий Акакиевич замялся. Он действительно не знал. Он всегда просто переписывал.
- Видишь? - хором сказала мебель. - И мы не знаем.
На следующее утро Акакий Просеков не вышел на работу. Он не пошёл на трамвайную остановку. Вместо этого он пришёл в городской сад и сел на первую попавшуюся скамейку. И сидел. Просто так. Он смотрел на голубей и думал, что они не задаются вопросом "зачем". Они просто летают, клюют крошки и воркуют. И в этом есть смысл.
Через неделю его уволили за прогул. Через две за ним пришли из Управления по регулированию общественного порядка. Аккуратные люди в белых халатах вежливо поинтересовались, не испортился ли его механизм и не нужно ли подкрутить винты.
Но Просеков, глядя на них ясными, спокойными глазами, ответил:
- Спасибо, нет. Я, кажется, просто вышел из механизма. Или, может, никогда и не входил в него.
- Но так нельзя! - испугались люди в халатах. - Что же вы будете делать?
- А вот сидеть на скамейке, - улыбнулся Просеков. - Или, может, пойду кормить голубей. Или просто смотреть на облака. Зачем? А затем, что мне это нравится. И этого достаточно.
И странное дело - они не нашли, что возразить. Ибо в инструкции по наладке механизма не было ни слова о том, что делать со свободным человеком.