В уездный город N приехал с гастролями фокусник Монтеморелли. Не успел он распаковать свой чемодан с голубями, как весь город уже обсуждал не его, а сенсационную весть, пришедшую из столицы по телеграфу. Учёные мужи, люди, должно быть, весьма учёные, установили, что "барышни отныне вожделеют не стройных Аполлонов, а мужей дородных, тучных, объёмистых". Причина сему - образ жизни: куда приятнее, видишь ли, возлежать на бидермейере с романом Арцыбашева, да с пятым пирожком, нежели трястись в пролётке на охоту с каким-нибудь скучным атлетом.
Весть сия произвела эффект разорвавшейся бомбы, начинённой свиным салом.
Первым, кого она застала врасплох, был Евграф Пантелеймонович Пупков, человек тощий, как щепка, и худой, как тень от щепки. Всю свою сознательную жизнь он тщетно силился нарастить хотя бы намёк на животик. Он ел по ночам, поглощал сдобные булки, запивая их портвейном, но судьба, злая насмешница, наградила его метаболизмом, достойным олимпийского бога. Все калории уходили в никуда, словно сквозь сито.
Прочтя в "Губернских ведомостях" о новом веянии, он сел на кровать и горько заплакал. Выходило, что все его многолетние мучения были напрасны! Он шёл против прогресса, как лось против поезда! Теперь он, эта "живая трещотка, кощунственно желанная всеми дамами", был опозорен, отброшен на свалку истории своим проклятым здоровьем.
В то же утро в доме купца второй гильдии Сидора Толстошеева царила непривычная суета. Сам Сидор Порфирьевич, мужчина, чьё тело напоминало добротный мешок с овсом, сидел перед зеркалом и смотрел на себя с нежностью, доселе ему неведомой.
- Матрёна! - гремел он. - Неси пирог с капустой! И селёдочку! И чтобы масла побольше! Наука, понимаешь, требует!
Его супруга, Матрёна, женщина с лицом, как ноздреватый блин, всегда втайне вздыхала по стройному приказчику из мануфактурной лавки. Теперь же она смотрела на своего Сидора с новым, почтительным интересом. Она уже не видела в нём просто тучного купца, а прозревала идеал мужской красоты, предмет всеобщего обожания.
- Сидорушка, голубчик, - лепетала она, - а не пройтись ли нам по бульвару? Купим калёных орехов, пряников... Образ жизни, понимаешь, надо поддерживать.
На улицах города творилось невообразимое. Все мужское население бросилось скупать в лавках сдобу, копчёности и прочую снедь. Аптекарь Змеюкин, тот самый, что ещё вчера рекламировал "Чудо-пояс для стройной талии", теперь срочно переименовал его в "Пояс для фиксации благородной полноты" и взвинтил цены. В городском саду больше не было слышно разговоров о политике. Сплошь и рядом толстые мужчины важно прохаживались, поглаживая свои животы, как ордена за храбрость.
Евграф Пантелеймонович, доведённый до отчаяния, пошёл на крайние меры. Его отчаянный мозг выстраивает абсурдную цепочку: "Чтобы растолстеть → нужно много есть → чтобы много есть, нужны деньги → чтобы были деньги, нужно много работать → работа на складе с бочками - это много работать". Он нанялся на склад подсолнухового масла и целыми днями таскал тяжёлые бочки, но безуспешно. Отчаявшись, он пришёл к фельдшеру Кузьмичёву.
- Пропишите мне средство для замедления обмена веществ! Или болезнь какую-нибудь, от которой толстеют! - взмолился он.
Фельдшер, человек здравомыслящий, посоветовал ему надеть под пальто несколько тулупов, "дабы хоть видимость дородности создать".
А тем временем фокусник Монтеморелли сидел в номере гостиницы и недоумевал. Его представление прошло при полупустом зале. Публике было не до него. Весь город был занят одним - набиванием желудков.
Через неделю ажиотаж поутих. Выяснилось, что новая мода требует не только объёма, но и недюжинных финансовых затрат. Аппетит у новых "предметов обожания" был богатырский, а кошельки - нет.
Сидор Порфирьевич, подсчитав расходы на пропитание, пришёл в ужас и впервые за неделю отказался от второго пирога. Матрёна, уставшая от крошек на диване, снова засматривалась на стройного приказчика.
Евграф Пантелеймонович же, измученный ношением тулупов в летнюю жару, слег с солнечным ударом. Лежа в бреду, ему грезилось, что он огромный, как гора, и все женщины города бегут к нему, неся в руках пироги и кулебяки. Он просыпался в холодном поту и плакал.
А фокусник Монтеморелли, так и не понявший странностей этого города, уехал в следующий уезд, увозя с собой недоумение и чемодан невостребованных голубей.
В городке же воцарилась прежняя тишина, нарушаемая лишь вздохами о несбывшемся счастье и урчанием желудков, медленно возвращающихся к своему обыкновенному, ничем не примечательному состоянию. И только ветер гулял по пустынным улицам, подбирая обрывки газет с дурацкими новостями, которые, как известно, живут ровно до тех пор, пока не придут новые, ещё более дурацкие.