Платон Николаевич Серебряков - помещик, интеллектуал. Вечно занят осмыслением мира. Живет исключительно своими мыслями и пытается жить чужими чувствами (что выходит ужасно).
Софья Александровна - его молодая жена. Живет чужими мыслями (мужа) и своими подавленными чувствами. Постоянно хочет плакать, но не знает, о чем именно.
Иван Петрович Войницкий - брат покойной первой жены Платона Николаевича, управляющий имением. Живет своими чувствами (злость, разочарование) и чужими мыслями (всегда ищет, на кого бы переложить ответственность). Вечный страдалец.
Марина - старая няня. Единственный персонаж, живущий своими мыслями ("чайку бы попить") и своими чувствами ("устала я"). Центр здравомыслия, которое все игнорируют.
Михаил Львович Астров - уездный врач. Циничный и уставший. Пытается жить своими мыслями и своими чувствами, но из-за этого постоянно пьет. Презирает всех.
Семён Семёныч Телескопов - сосед-изобретатель. Абсурдный персонаж. Живет своими мыслями (бредовыми) и абсолютно чужими чувствами (буквально).
Место действия: Гостиная в усадьбе Серебрякова. Немного запущенная. На столе самовар. На стенах портреты чужих родственников.
Время действия: Конец лета. Сумерки.
(Серебряков сидит в кресле и смотрит в потолок. Софья Александровна грустно вяжет у окна. Войницкий ходит по комнате и сердито поправляет галстук. Марина дремлет в углу.)
Войницкий: Двадцать пять лет я управляю этим имением! Двадцать пять лет я отсылаю доходы, как блоха на аркане! А он? Он сидит в своем кабинете и думает. Думает! О смысле бытия! О дифференциальном исчислении нравственности! А в это время имение разоряется. Разоряется!
Серебряков: (Не глядя на него) Иван Петрович, вы ходите. От вас сквозняк. А сквозняк мешает мне чувствовать.
Софья Александровна: (Вздыхает) Милый Платон, а что ты чувствуешь?
Серебряков: Я пытаюсь почувствовать то, что должна чувствовать ты в данный момент. По моим расчетам, это должна быть легкая меланхолия, смешанная с предчувствием осеннего увядания. Но что-то не выходит. Видимо, мешают чужие мысли. (С сожалением смотрит на Войницкого) Ваши мысли, Иван Петрович, грубы и материалистичны. Они бьются о мои, как мухи о стекло.
Войницкий: Мои мысли? У меня нет мыслей! У меня есть чувства! А они - вот они! (Стучит себя кулаком в грудь) Злость! Разочарование! Тоска!
Серебряков: Вот видите? Вы живёте своими чувствами. Это низший сорт человека. Я же, как существо высшего порядка, живу чужими чувствами. Это возвышенно. Это позволяет быть эмпатичным титаном духа.
Софья Александровна: Как это мудро, Платон. Значит, если я чувствую грусть, ты тоже её чувствуешь?
Серебряков: Нет, моя радость. Я чувствую её за тебя. Это освобождает тебя от бремени этой грусти. Ты должна радоваться.
Софья Александровна: (Совсем запутавшись) Я... я попробую. (Начинает тихо плакать).
(Входит Астров, смотрит на всех с отвращением, сразу направляется к столу и наливает себе рюмку водки.)
Астров: Ну, здравствуйте, собрание умалишённых. Кто у нас сегодня что чувствует? А главное - чьими мозгами думает?
Серебряков: А, доктор! Как раз кстати. Я только что разработал новую теорию. Самый лучший человек - это я. А самый худший - Иван Петрович. Всё очень просто.
Войницкий: Я худший? Я?! Я, который жил здесь, пахал, сеял, а он там, в городе, чужие книги переплетал и называл это мыслью!
Астров: (Выпивает) Ваша теория, Платон Николаевич, имеет один изъян. Если вы живёте чужими чувствами, а ваша супруга, извините, чужими мыслями, то чьи же чувства вы у неё берёте? И чьи мысли ей подсовываете? Получается замкнутый круг всеобщего помешательства. Браво. Дайте ещё водки.
(Врывается Семён Семёныч Телескопов. Он взволнован, в руках у него какая-то кастрюля с антенной.)
Телескопов: Коллеги! Событие! Я совершил прорыв! Мой аппарат - "сентио-уловитель" - работает!
Все: (Кроме Марины) Как? Что?
Телескопов: Я поймал чувства! Чужие чувства! Из усадьбы Борисо-Глебских! Их дочь Катенька только что получила отказ в браке, и её чувства отчаяния и стыда теперь здесь, в этой кастрюле! Я могу их проиграть! (Суёт кастрюлю Софье Александровне) Софья Александровна, примерите?
Софья Александровна: (Заинтересованно) Ой! А это... это благородно?
Серебряков: (В восторге) Божественно! Это квинтэссенция моей теории! Жить чужими чувствами, не выходя из дома! Давайте скорее! Я первый!
Войницкий: Нет, я! Может, эти чужие чувства будут лучше моих собственных!
Астров: (Хватает бутылку) Лучше я буду жить своими чувствами к алкоголю. Это надёжнее.
Телескопов: (Надевает на Серебрякова наушники от аппарата) Тише! Включаю!
(Серебряков замирает с блаженной улыбкой на лице.)
Серебряков: О! Это оно! Подлинное, чужое страдание! Какая глубина! Какая боль! Я страдаю! Я страдаю так искренне! Как же это возвышенно! Я - лучший человек!
Софья Александровна: (Восторженно) Платон, ты так глубоко страдаешь! Я сейчас подумаю твоей мыслью о том, как ты глубоко страдаешь, и тоже буду страдать! (Начинает рыдать).
Войницкий: (Смотрит на них с яростью) Нет! Это несправедливо! Ему достались самые лучшие, качественные, чужие чувства! А мне опять только свои, дешёвые! Доктор, дайте мне яду! Или хотя бы ваши мысли по этому поводу!
Астров: Моя мысль такова: всех вас надо отправить в лечебницу. И за мной уже выехали. (Наливает ещё).
(Вдруг Серебряков перестаёт улыбаться. Его лицо искажается настоящим, собственным ужасом.)
Серебряков: Подождите... Что это? Я... я действительно начал чувствовать! По-настоящему! Это же ужасно! Это мои собственные чувства! Я боюсь смерти! Мне скучно! Я не выношу вас всех! Уберите это! Это кошмар низшего сорта жизни!
(Он срывает с головы аппарат и швыряет его на пол.)
Телескопов: Мой сентио-уловитель! Вы сломали квинтэссенцию чужого страдания!
Серебряков: (В истерике) Я не хочу своих чувств! Верните мне чужие! Я не могу жить с этим ужасом внутри! Я лучше буду чувствовать вашу тоску, Иван Петрович! Вашу скуку, доктор! Что угодно, только не это!
Софья Александровна: (Переставая плакать) Значит... я теперь тоже не должна думать твоими мыслями? А чем же я тогда буду жить?
Марина: (Просыпаясь) Чайку бы попить. Да помолчать немного. Вот это я понимаю жизнь.
(Все замирают в глупых позах. Войницкий смотрит на разбитый аппарат с надеждой. Астров хохочет. Серебряков рыдает. Софья Александровна в ступоре.)
Астров: (Поднимает рюмку) Ну что ж... Вывод прост, как пробка от графина. Как только начинаешь жить своими чувствами - становится плохо. Как только пытаешься жить чужими мыслями - становится смешно. Спасайся, кто может. А лучше - никто. За симфонию абсурда!