Они пришли с Востока - запыленные, пропахшие дорогой и чужими ветрами. Мир спал, когда они увидели звезду. Не тусклую точку на небесном своде, а яростный, жгучий знак, пронзивший ночь как нож. Звезда обжигала глаза, но они смотрели не отрываясь - эти трое, уставшие от мудрости и долгого пути.
Ирод в это время пил вино в своем дворце. В залах витал аромат ладана и страха. Страх был его верным псом, точившим зубы о мраморные плиты. Царь давно разучился спать по ночам. Ему мерещились заговоры в шепоте слуг, яд в бокале, кинжал в складках занавесей. Он был стар, а старые волки чуют смерть за версту.
Когда волхвы вошли в зал, пропитанный холодным величием, Ирод улыбнулся той усталой улыбкой, которой встречают гонцов с плохими вестями. Он знал - вести всегда плохие. Особенно те, что несут с Востока.
- Мы ищем Царя, - сказали волхвы, и их голоса звучали как натянутые струны. - Мы видели Его звезду.
Ирод смотрел на них, и в его глазах мерцало что-то древнее и страшнее гнева. Страх. Всегда страх.
- Иудейский Царь? - он произнес это тихо, но каждый в зале ощутил холодок у основания черепа. - Как интересно.
Он дал им указания. Улыбался. Сулил богатства. Глаза его оставались мертвыми, как камни на дне колодца. Волхвы ушли, а Ирод остался сидеть в своем кресле, вглядываясь в пустоту. Где-то за стенами пели псалмы, воздух был насыщен запахом хлеба и оливкового масла - обычная жизнь, которой он давно уже не принадлежал.
Волхвы шли по пыльной дороге в Вифлеем. Звезда плыла перед ними, освещая путь. Она вела их не как небесное тело, а как живое существо - настойчивое, неумолимое. Ночь была тихой, только их шаги скрипели по камням.
Они нашли Дом небогатый. Вошли. В воздухе стояли запахи молока, теплого хлеба и бедности - той чистой бедности, что бывает только у очень молодых и очень счастливых.
Младенец спал. Он был похож на всех младенцев - маленький, сморщенный, с кулачками, сжатыми во сне. Но когда волхвы опустились на колени, пространство наполнилось ароматом гвоздики и миром - тем миром, что бывает только перед бурей.
Они оставили дары: золото, тяжелое и бездушное; ладан, дымящийся горьковатой молитвой; смирну, от которой веяло вечностью и смертью. Потом ушли - тихо, как пришли.
А в это время Ирод ждал. Сидел в своем дворце и ждал вестей, которые не пришли. Когда он понял, что волхвы не вернутся, что-то в нем надломилось - последняя хрупкая перегородка, отделявшая человека от чудовища.
Он отдал приказ. Солдаты пошли по улицам Вифлеема - тяжелые, закованные в железо, от которых несло потом и металлом. Они врывались в дома, где воздух был напоен запахом молока и детского сна. Крики женщин резали ночь как стекло. Дети плакали - коротко, удивленно, пока не умолкали навсегда.
Ирод стоял у окна в своем дворце и смотрел на темное небо. Звезды молчали. Он ждал, что почувствует облегчение, удовлетворение, покой. Но ощущал только вкус пепла на губах - горький, как несбывшиеся надежды.
Он опоздал. Не на час, не на день - на вечность. Пока он отдавал приказы, посылал убийц, строил планы - Царь, Которого он так искал, уже был далеко. На дороге в Египет, где в воздухе стояли запахи моря, свободы и чужих благих вестей.
Волхвы шли обратно другой дорогой. Они молчали. Золото кончилось, ладан выдохся, только смирна все еще оставляла за собой шлейф - терпкий, навязчивый, как память о чем-то важном, что уже никогда не повторится.
Где-то далеко, в Вифлееме, матери хоронили своих детей. Земля несла в себе запахи свежей глины и горя, которое не высказать словами.
А звезда горела над миром - холодная, равнодушная, прекрасная. Она видела все: и слезы матерей, и страх царя, и веру волхвов. И молчала. Как и положено звездам.