Кислотный дождь над Петербургом разъедал краску летающих автомобилей и оставлял подтёки на биопластике небоскрёбов. Я стоял у бронированного окна дешёвой закусочной "Заря-24", наблюдая, как по мокрому неоасфальту бесшумно скользят патрульные дроны. Их красные сенсоры выискивали в толпе нелояльных, мутантов или просто тех, у кого заканчивалась виза.
Воздух внутри был густым и тяжёлым, пропахшим озоном от перегруженных сетей и жареным синтез-мясом. За моим столом, с лёгким скрипом усиленного экзоскелета, сидел Сергей. Он вернулся с Пояса Астероидов три месяца назад, но от него всё ещё тянуло холодом вакуума, гарью и чем-то металлическим.
Он молчал. И вдруг резко поставил стакан с синтез-виски так, что стекло треснуло.
- Ты знаешь, о чём я думал там, в шахте линкора "Громовержец", когда к нам в пробоину лезли эти кибер-скорпионы с "Серпентис-Бета"? - его голос был механическим, простуженным искажением нейроинтерфейса. - Не о лазерах. Не о подкреплении. Я думал о том, где он, чёрт возьми, кончается.
- Что кончается? - спросил я, отводя взгляд от мерцающих рекламных голограмм.
- Мир. Вселенная. Где этот финальный щит, за которым уже ничего нет? Ни сингулярности, ни Бога, ни пустоты. Просто стоп. Конец игры.
Я пожал плечами, чувствуя, как под кожей заныл старый кибер-имплант.
- Где-то на краю другой галактики. Нам туда не добраться даже на фотонном двигателе.
Сергей усмехнулся, и его голосовой модуль исказился в противный металлический скрежет.
- Слепец. Мы до него добрались. Мы его активировали. Тот самый конец света.
Он посмотрел на меня своими оптическими сенсорами. В них не было ни безумия, ни пафоса. Только усталая, леденящая ясность искусственного интеллекта, просчитывающего ноль.
- Его нет где-то там, в космосе. Его вшили в нас. В наш код. В память. Каждый из нас - его носитель. Как биологическое оружие. Ты носишь его в черепной коробке, и он тикает. Тихо так. И конец света - это не когда взрывается звезда. Это когда внутри тебя взрывается тишина. Когда твой имплант выдаёт на дисплей: "ОШИБКА: ДУША НЕ НАЙДЕНА". Когда ты больше не чувствуешь ничего, кроме эха чужих криков в эфире и холода стали. Ты становишься пустым. И эта пустота - она и есть тот самый конец. Больше ничего не будет. Никогда.
Он сделал глоток, и я услышал, как вокодер в его гортани щёлкнул.
- Один древний философ, Шопенгауэр, кажется, говорил: конец мира надо искать не снаружи, а внутри нас. Он был прав, просто не знал, что это будет буквально. Мы его нашли. Мы его скачали и установили себе на подкорку. И теперь носим с собой. Вечный, персональный апокалипсис. Версия 2.0.
Внезапно сирена на улице взревела, и красный свет прожекторов ударил в окно. Голос из уличных динамиков рявкнул: "Внимание! Объявлен карантин по сектору "Гамма". Обнаружено заражение. Оставайтесь на местах".
Сергей поднялся. Его экзоскелет выпрямился с тихим гулом.
- Видишь? Очередной виток. А у меня внутри он уже отыграл тысячу раз.
Он вышел, не обернувшись, растворившись в толпе, которую уже сгоняли в карантинные зоны дроны. Я посмотрел на свои руки. Под кожей мерцали светодиоды имплантов. Каждый из нас в этой закусочной, в этом городе, на этой планете нёс свой собственный, встроенный Армагеддон. Невидимый, неслышный, неумолимый. И самый страшный бой предстояло вести не с внешним врагом, а с тем, что тикает глубоко внутри, требуя своего конца.
Что оставалось делать? Я допил свой стакан. Молча. Всё уже взорвалось. Осталось только тикать. И пытаться найти в своей прошивке хоть какой-то баг, хоть одну ошибку, которая не даст внутренней бомбе взорваться.