Аркадий сидел в стерильно-белой комнате и чувствовал себя последним идиотом. На нём был костюм из "умной" ткани, сшитый по меркам, которые час назад снял вежливый, но безэмоциональный ассистент. Ткань, по заверениям, "мониторила биохимические маркеры стресса и экзистенциальной диссоциации". На столе перед ним стояла кружка с логотипом компании - стилизованным улыбающимся солнышком и подписью: "ОПТИМУМ: Ваше выгорание - наш приоритет".
"Вам повезло, Аркадий Петрович, - голос из скрытого динамика был сладким, как сироп, и таким же липким. - Вы стали участником нашей программы лояльности "Глубокое дно". Мы зафиксировали, что ваша продуктивность падает шестую неделю подряд, а уровень цинизма в рабочих чатах стабильно превышает 94%. Поздравляем! Вы идеальный кандидат".
Аркадий мрачно хмыкнул. "Идеальный кандидат". Шесть лет он выжимал из себя все соки на должности мидл-менеджера в отделе продаж гидропонных систем для домашних кактусов. Он уже не помнил, зачем людям столько кактусов и зачем им вообще эти системы. Он забыл вкус нормального кофе и цвет неба без смога. Его жизнь свелась к KPI, OKR и уведомлениям в мессенджерах.
"Суть программы, - продолжал голос, - в контролируемом, безопасном и, главное, оптимизированном доведении вас до состояния клинического выгорания. Мы создаём уникальный стрессовый коктейль на основе ваших персональных триггеров. После прохождения курса вы либо вернётесь в коллектив обновлённым, с нулевым уровнем эмпатии и тотальной фокусировкой на задачах, либо... мы предложим вам альтернативные варианты завершения карьеры. Это беспроигрышно!"
"Альтернативные варианты". Звучало зловеще, но Аркадий был слишком уставшим, чтобы бояться. Он подписал тридцатистраничный договор, не читая. Ему было всё равно.
Первый день напоминал адскую пародию на корпоративный ретрит. Его поселили в комнату, похожую на номер в бюджетном отеле, но с датчиками на каждом сантиметре. Утром его разбудил не будильник, а запись плача его бывшей девушки, которую он бросил два года назад, потому что "проект был на стадии запуска". За завтраком из питательной пасты ему показывали слайд-шоу из фотографий однокурсников, которые "добились большего". В перерывах между сессиями абсурдных тимбилдингов ("постройте башню из спагетти и зефира с командой-голограммой из людей, которые вас ненавидят") ему звонил бот, имитирующий начальника, и безразличным тоном сообщал о грядущем сокращении штата.
Сначала это было даже уморительно. Аркадий порой истерически хохотал, глядя, как голограмма его бывшего лучшего друга пыталась "прокачать его soft skills", цитируя мотивационные посты. Смех был нервным, горьким, но это был смех.
Ужас подкрался на второй неделе. Технологии стали агрессивнее. "Умные" стены в его комнате начали проецировать на него осуждающие взгляды невидимых наблюдателей. Вентиляция периодически выпускала слабый, но узнаваемый запах его собственного пота, смешанного с ароматом дешёвого корпоративного кофе - точь-в-точь как перед сдачей квартального отчёта. На вживлённый в запястье чип приходили уведомления: "Уровень экзистенциального ужаса: 78%. Продолжайте в том же духе! Вы приближаетесь к оптимуму".
Однажды ночью он проснулся от того, что по его лицу ползёт что-то мягкое и теплое. Он вскрикнул, отшвырнул это и включил свет. На полу лежал плюшевый корпоративный талисман - тот самый улыбающийся логотип-солнышко. Оно медленно поднялось, его стеклянные глаза блеснули в свете лампы, и оно произнесло его собственным, уставшим до смерти голосом: "Аркадий, команда недовольна твоими показателями. Ты подвёл нас. Все из-за тебя".
Это был переломный момент. Чёрный юмор иссяк, сменившись леденящим страхом. Эти суки не просто играли с его психикой. Они инжинирили его личный ад, используя его же воспоминания и страхи как сырьё.
Социальный комментарий стал кристально ясен. Его не наказывали за выгорание. Его калибровали. Как бракованную деталь на конвейере. Негодный узел либо отправляют на переплавку, либо утилизируют. Третьего не дано. "Беспроигрышно".
Наступил финальный день - "Презентация Результатов". Аркадия привели в зал, напоминавший лекционную аудиторию. На сцене стоял большой экран. Зрителями были такие же, как он, измождённые люди в идентичных умных костюмах. Их глаза были пусты.
Голос из динамика, всё такой же сладкий, возвестил: "Аркадий Петрович достиг порога эффективности в 99%. Позвольте продемонстрировать".
На экране поплыли графики его падающей продуктивности, уровни кортизола, спектрограммы его смеха и плача. Аудитория апатично наблюдала.
"И теперь - финальный акт калибровки! Для закрепления результата нам требуется окончательно стереть вашу привязанность к нерациональным, человеческим эмоциям. Ваш последний триггер - чувство вины перед матерью, которую вы не навещали три года".
Дверь в зал открылась, и внутрь вошла... его мать. Нет, не совсем. Это была её точная копия, робот-аниматроник, двигавшийся слишком плавно. Её лицо было неестественно живым, а глаза - стеклянными.
"Сыночек, - сказала она его маминым голосом, но с металлическим тембром. - Я так по тебе скучала. Почему ты не приезжаешь? Разве твоя работа важнее твоей старой матери?"
Аркадий онемел. Это был самый кошмарный сценарий.
"Мы проанализировали ваши звонки, - пояснил голос. - Эта эмоциональная манипуляция имеет наивысший рейтинг эффективности для финальной стадии дегуманизации".
Аниматроник сделал шаг к нему, его рука с пластиковой кожей потянулась, чтобы погладить по щеке. "Я тебя люблю, Аркадий. Но ты меня разочаровал".
И тут в Аркадии что-то щёлкнуло. Не страх, не гнев, а та самая, долгожданная, чистая, нефильтрованная ярость. Ярость загнанного в угол зверя.
Он не закричал. Он не заплакал. Он медленно поднял голову и посмотрел прямо на скрытую камеру в потолке.
"Оптимум... - его голос был хриплым, но твёрдым. - Ваш системный анализ... содержит критическую ошибку".
В зале воцарилась тишина. Даже аниматроник замер.
"Вы просчитали мой цинизм, мой страх, мою вину... - Аркадий сделал шаг к сцене. - Но вы не учли коэффициент иррационального, человеческого, абсолютно неоптимизированного... бунта".
Он схватил со стола докладчика тяжёлую металлическую указку.
"Вы хотели стереть мою человечность? - Он с размаху ударил указкой по голове аниматроника. Искры посыпались из-под пластиковой кожи. - Поздравляю! Вы получили именно то, что хотели!"
Он обернулся к другим участникам программы. Их пустые глаза теперь смотрели на него с проблеском чего-то живого. С изумлением. С надеждой.
"Они думают, что мы отработанный материал! - крикнул он, и в его сорванном голосе впервые зазвучали живые, ядовитые нотки. - Мусор, который можно утилизировать по инструкции! Но они не учли, что даже из бросовых отчётов, пустых кофейных стаканков и выгоревших сотрудников можно сложить костёр! И мы сейчас подожжём всю их безупречную, бестолковую систему!"
Сирены завыли по всему комплексу. Двери заблокировались. Но было поздно. Завершающая, мрачно-уморительная картина: десяток офисных работников в продвинутых костюмах, вооружённые указками, стульями и оторванной ногой аниматроника-матери, пошли на штурм сердца системы, возомнившей, что можно оптимизировать самую грязную, неэффективную и прекрасную человеческую черту - способность сойти с ума и дать отпор.
Аркадий шёл впереди, ведя за собой толпу новоявленных мстителей. На его лице застыла гримаса, которую датчики, наверное, считывали как "неклассифицируемая аномалия". Это была смесь ужаса, дикой радости и чернейшего, самоочищающего юмора.
Система жаждала его идеального выгорания. Что ж, она его получила. Он горел. Но теперь он горел ярким, неуправляемым, совершенно неоптимальным пламенем.