- Задание, подходящее вашей особой ситуации, - сказал майор Финдли. Финдли не знал и половины всего, с горечью подумал Уильям. Не то чтобы его ситуация не была «особенной», даже без его недавних открытий.
Он сдался в Саратоге вместе с остальной армией Бергойна в октябре 77-го. Британские солдаты и их немецкие союзники были обязаны сдать оружие, но не становились пленниками. Конвенция Саратоги, подписанная Бергойном и континентальным генералом Гейтсом, гласила, что британским войскам будет разрешено вернуться в Европу, как только они дадут честное слово никогда не участвовать в американском конфликте.
Но корабли не плавали во время зимних штормов, и потому солдаты армии, названной армией конвенции, были отправлены в массовом порядке в Кембридж, Массачусетс, где должны были ждать весны и репатриации. Все, кроме Уильяма и нескольких ему подобных, имевших либо влиятельные связи в Америке, либо связи с сэром Генри, сменившим Хау на посту главнокомандующего американской кампанией.
Уильям, счастливчик, имел и то, и другое; он служил в штабе Хау, его дядя был полковником и имел свой полк, а его отец был влиятельным дипломатом и в настоящее время находился в Филадельфии. В результате он получил личное условно-досрочное освобождение в качестве одолжения генералу лорду Хау и отправлен к лорду Джону. Однако он все еще был частью британской армии, хотя был лишен возможности участвовать в реальных боевых действиях. Однако в армии было множество неприятных дел, которые не предполагали боевых действий, и генерал Клинтон был рад использовать его.
Глубоко раздосадованный своим положением, Уильям умолял отца попытаться обменять его. Это сняло бы условия его условно-досрочного освобождения и позволило возобновить полноценные военные обязанности. Лорд Джон был вполне готов сделать это, но в январе 1778 года между генералом Бергойном и Континентальным конгрессом произошла ссора из-за отказа первого предоставить список сдавшихся солдат. Конвенция Саратоги была не признана Конгрессом, который затем заявил, что задержит всю британскую армию до тех пор, пока конвенция и требуемый список не будут ратифицированы королем Георгом. Конгресс прекрасно знал, что король не сделает ничего подобного, поскольку такой акт был бы равносилен признанию независимости колоний. Результатом стало то, что в настоящее время не существовало никакого механизма для обмена пленными.
Уильям оказался в крайне двусмысленном положении. Технически он являлся сбежавшим военнопленным, и в крайне маловероятном случае, если бы его снова поймали американцы и обнаружили, что он один из офицеров Саратоги, его бы немедленно отправили в Массачусетс до конца войны. В то же время не было уверенности, что ему снова можно взяться за оружие, поскольку, несмотря на то, что конвенция была не признана, у Уильяма было личное условно-досрочное освобождение.
Что привело к нынешнему возмутительному положению Уильяма, когда ему пришлось командовать частями, помогающими эвакуировать самых богатых лоялистов Филадельфии. По его разумению единственное, что могло быть хуже – это прогнать стадо свиней через игольное ушко.
В то время как более бедные граждане, которые чувствовали себя в опасности из-за близости ополченцев генерала Вашингтона, были вынуждены совершать свой исход на повозках, ручных тележках и пешком, состоятельным лоялистам было разрешено более безопасное и теоретически более роскошное перемещение на корабле. И ни один из них не мог понять, что в настоящее время в наличии был только один корабль – собственный корабль генерала Хау – и очень ограниченное количество мест на его борту.
- Нет, мадам, я прошу прощения, но совершенно невозможно разместить …
- Глупости, молодой человек. Дед моего мужа приобрел эти стоячие часы в Нидерландах в 1670 году. Они показывают не только время, но и фазы луны, а также полную таблицу приливов в неаполитанском заливе. Конечно, вы же не думаете, что я позволю, чтобы такой ценный инструмент попал в руки бунтовщиков.
- Да, мадам, боюсь, что так. Нет, сэр, никаких слуг. Только члены вашей семьи и небольшое количество багажа. Я уверен, что ваши слуги будут в полной безопасности …
- Но они же будут голодать! - воскликнул бледный худой джентльмен, которому не хотелось расставаться со своим поваром и пышнотелой горничной. Девушка, если и не была талантлива в уборке, то явно имела другие таланты, которые явно демонстрировала. - Или их похитят! Они моя ответственность! Конечно, вы не можете …
- Могу, - твердо сказал Уильям, бросив оценивающий взгляд на горничную, - и должен. Капрал Хиггинс, пожалуйста, проследите, чтобы слуги мистера Хеннингса благополучно покинули причал. Нет, мадам. Я согласен, что эти кресла весьма ценны, но так же ценны и жизни людей, которые погибнут, если корабль затонет. Да, можете забрать свои каретные часы. - Он повысил голос и проревел: - Лейтенант Рендилл!
Рендилл с красным вспотевшим лицом пробирался сквозь толпу толкающихся, ругающихся, рыдающих и кричащих эвакуируемых. Подойдя к Уильяму, который взгромоздился на ящик, чтобы толпа не растоптала его и не столкнула в воду, лейтенант отдал честь, но его грубо оттолкнули люди, пытавшиеся привлечь внимание Уильяма, и парик лейтенанта сполз ему на глаза.
- Да, сэр? - браво отрапортовал он, вернув парик на место и как мог вежливо отодвинул плечом одного из джентльменов.
- Вот список хороших знакомых генерала Хау, Рендилл. Поднимитесь на борт и убедитесь, что они уже погрузились, если они не … - Уильям бросил красноречивый взгляд на бурлящую толпу на причале, окруженную горами брошенных вещей и распотрошенного багажа, и бесцеремонно сунул список в руку лейтенанта. - Найдите их.
- О, Господи, - произнес Рендилл. - Я имею в виду ... Есть, сэр. Немедленно, сэр, - и, повернувшись с безнадежным видом, поплыл сквозь толпу, используя несколько измененную, но энергичную форму брасса.
- Рендилл!
Рендилл послушно развернулся и двинулся к нему, рассекая толпу, как большая морская свинья косяк истеричной сельди.
- Сэр?
Уильям наклонился и, кивнув на горы мебели и багажа, захламляющих причал – множество вещей находились опасно близко к краю – и понизил голос.
- По дороге скажите служащим, пусть позаботятся, чтобы все эти вещи не свалились в реку.
Потное лицо Рендилла покраснело еще сильнее.
- Есть, сэр! – он отсалютовал и снова отплыл, излучая энтузиазм, а Уильям со слегка успокоившейся душой вежливо повернулся, чтобы выслушать жалобу измученного немецкого отца с шестью дочерьми, каждая из которых, по-видимому, несла свой роскошной гардероб, а из-под полей их широких соломенных шляп и кип шелка и кружев в руках выглядывали встревоженные круглые лица.
Парадоксально, но жара и зарождающийся в воздухе гром соответствовали его настроению, а явная невозможность задачи расслабила. Как только он осознал тщетность удовлетворить всех этих людей – или даже одного из десяти – он перестал беспокоиться об этом и предпринял все возможные шаги для поддержания порядка, позволив своим мыслям блуждать в другом месте, пока он вежливо кланялся и издавал успокаивающие звуки ордам лиц, напиравших на него.
Если бы он был в настроении для иронии, размышлял он, ее было предостаточно. Он не был ни рыбой, ни птицей, ни хорошей говядиной, как говорят деревенские жители о непонятном куске мяса. Не полноправный солдат, не свободный гражданский. И, очевидно, не англичанин и не граф ... и все же ... как он мог не быть англичанином, ради бога?
Как только он достаточно пришел в себя, чтобы думать, он понял, что по закону он все еще девятый граф Элсмир, независимо от его отцовства. Его родители – его настоящие родители, его теоретически настоящие родители – несомненно, были женаты во время его рождения. Однако в тот момент это, казалось, усугубляло ситуацию: как он мог позволить людям думать, будто он наследник древней крови Элсмиров, когда он чертовски хорошо знал, что на самом деле он сын …
Он подавил эту мысль, яростно запихнув ее в глубины своего сознания. Однако слово «сын» живо напомнило ему лорда Джона. Он глубоко вдохнул горячий, мутный, пахнущий рыбой воздух, пытаясь подавить внезапную боль, которая пришла к нему при мысли об отце.
Он не хотел признаваться себе в этом, но он весь день смотрел в толпу, всматриваясь в лица в поисках своего отца ... да, черт возьми, своего отца! Джон Грей оставался таким же его отцом, каким он был всегда. Чертов он лжец или нет. И Уильям все больше беспокоился о нем. Коленсо сообщил этим утром, что лорд Джон не вернулся в свой дом, а к настоящему времени он должен был вернуться. И если бы он вернулся, он бы пришел, чтобы найти Уильяма. Он был в этом уверен. Если только Фрейзер не убил его.
Он сглотнул горечь при этой мысли. Зачем бы он это сделал? Когда-то мужчины были хорошими друзьями.
Конечно, война разрезала эти узы, но даже если так …
А что с матушкой Клэр? Он отбросил эту мысль, но заставил себя вернуться к ней. Он все еще видел ее лицо, сияющее яростной, как пламя, радостью при виде Джейми Фрейзера, несмотря на весь этот шум, и почувствовал укол ревности за своего отца. Если Фрейзер испытывал такую же страсть, мог ли он ... Нет, это ерунда! Конечно, он должен понимать, что лорд Джон только взял ее под свою защиту и сделал это ради своего доброго друга!
Но, с другой стороны, они были женаты ... а его отец всегда был довольно свободен в вопросах секса ... Его лицо стало еще горячее от смущения при воображении того, как его отец с энтузиазмом ложится в постель с не совсем бывшей миссис Фрейзер. И если бы Фрейзер узнал, что ...
- Нет, сэр! - резко сказал он назойливому торговцу, который – он понял это с опозданием – только что пытался подкупить его, чтобы тот допустил его семью на корабль Хау. - Как вы смеете? Убирайтесь и считайте, что вам повезло, так как у меня нет времени разбираться с вами!
Мужчина несчастно поплелся прочь, и Уильям почувствовал легкий укол сожаления, но на самом деле он мало что мог сделать. Даже если бы у него была возможность помочь торговцу, тот не оставил ему выбора, предложив взятку.
Даже если бы это была правда, как Фрейзер о ней узнает? Конечно же, лорд Джон не так глуп, чтобы рассказать ему. Нет, должно быть что-то еще, что задержало его отца … без сомнения толпы людей, покидающих Филадельфию, дороги должно быть забиты …
- Да, мадам. Я думаю, у нас есть место для вас и вашей дочери, - сказал он молодой матери, которая испуганно прижимала к груди ребенка. Он протянул руку и коснулся щеки ребенка. Девочка не спала, но толпа ее не испугала, и она рассматривала его из-под длинных коричневых ресниц. – Привет, милая. Хочешь на лодку вместе с твоей мамой?
Мать подавила облегченный всхлип.
- О, спасибо, лорд … Вы лорд Элсмир, не так ли?
- Да, - ответил он автоматически, а затем почувствовал так, словно кто-то ткнул его в живот. Он сглотнул, и лицо его вспыхнуло.
- Мой муж – лейтенант Биман Гарднер, - сказала она, благодарная за его милосердие, и присела в реверансе. – Мы встречались. На мисчианце.
- Да, конечно! - сказал он, поклонившись, хотя вовсе не помнил миссис Гарднер. - Почту за честь быть полезным жене своего брата-офицера, мэм. Будьте добры, последуйте на борт прямо сейчас. Капрал Андерсон! Проводите миссис Гарднер и мисс Гарднер на корабль.
Он поклонился и отвернулся, чувствуя, будто его кишки вытаскивают. Брат-офицер. Боже. И что бы подумала миссис Гарднер, если бы знала? Что подумал бы сам лейтенант Гарднер?
Он глубоко вздохнул, закрыв глаза, чтобы отрешиться от всего хотя бы на мгновение. А когда он открыл глаза, то обнаружил себя лицом к лицу с капитаном Эйзекилем Ричардсоном.
- Stercus[1]! - воскликнул он, от неожиданности используя привычку дяди Хэла ругаться на латыни в такие моменты.
- Действительно, - вежливо заметил Ричардсон. - Могу я поговорить с вами? Да, именно так … Лейтенант! - Он поманил рукой Рендилла, который стоял перед пожилой женщиной в черном бомбазиновом платье, за спиной которой тявкали не менее четырех маленьких собак, которых держал на поводках многострадальный черный мальчик. Рендилл сделал ей жест подождать и повернулся к Ричардсону.
- Сэр?
- Освободите, пожалуйста, капитана лорда Элсмира. Мне нужно с ним поговорить.
Прежде чем Уильям успел решить, отказаться или нет, Ричардсон схватил его за локоть и потащил под защиту аккуратного маленького небесно-голубого лодочного сарая, стоявшего на берегу реки.
Уильям глубоко вздохнул с облегчением, оказавшись в тени, к этому времени он уже собрался с мыслями. Его первым побуждением было резко поговорить с Ричардсоном, а затем, может быть, столкнуть его в реку, но здравый смысл посоветовал ему иное.
Именно по настоянию Ричардсона Уильям на короткое время стал разведчиком, собирая информацию для армии во время различных путешествий и доставляя ее Ричардсону. Однако в последней из этих миссий: путешествии в болотистую местность Грейт-Дисмал в Вирджинии, Уильям имел несчастье заблудиться, поранился и страдал от лихорадки, которая наверняка убила бы его, если бы Иэн Мюррей не нашел и не спас его. В ходе спасения Мюррей сообщил Уильяму, что его почти наверняка обманули и отправили не в лоно британских союзников, а в гнездо мятежников, которые повесят его, если узнают, кто он такой.
Уильям был в раздумьях относительно того, верить Мюррею или нет, но глубокое подозрение в отношении Ричардсона и его мотивов осталось, и он отнюдь не дружелюбно отнесся к этому человеку.
- Что вы хотите? - резко спросил он.
- Ваш отец, - ответил Ричардсон, заставив сердце Уильяма застучать так сильно, что он подумал, что его стук должен быть слышен другому человеку. - Где лорд Джон?
- Не имею ни малейшего понятия, - ответил Уильям. - Я не видел его со вчерашнего дня. - «День, когда моя проклятая жизнь закончилась.» - Что вы хотите от него? - спросил он, нисколько не заботясь о вежливости.
Ричардсон подергал бровями, но никак по другому не отреагировал на его тон.
- Его брат, герцог Пардлоу исчез?
- Что? - Уильям мгновение непонимающе глядел на него. - Его брат? Исчез … откуда? Когда?
- Очевидно из дома вашего отца. Когда? Как сказала леди Джон, он ушел из дома вчера после полудня, очевидно, искать вашего отца. Вы не видели его с того времени?
- Я его вообще не видел, - у Уильяма отчетливо звенело в ушах, вероятно, его мозг пытался обработать информацию. - Что … Я имею в виду, что не имел понятия, что он в Филадельфии. И вообще в колониях. Когда он приехал? - Иисус, он прибыл разобраться с Дотти и ее квакером? Нет, он не мог, у него не могло быть столько свободного времени … не так ли?
Ричард прищурился, вероятно, пытаясь определить, говорит ли он правду.
- Я не видел никого из них, - сказал Уильям сухо. - А теперь прошу прощения, капитан … - В этот момент со стороны причала раздался громкий всплеск и хор испуганных голосов. - Прошу прощения, - повторил он и отвернулся.
Ричардсон схватил его за руку и попытался удержать его взгляд. Уильям упрямо смотрел в направлении своих оставленных обязанностей.
- Когда вы увидите кого-нибудь из них, капитан Рэнсом, будьте добры сообщить мне. Это важно … для очень многих людей.
Уильям выдернул руку и пошел прочь, не ответив. Ричардсон использовал его фамильное имя вместо титула. Могло ли это означать что-то иное, кроме простой грубости? В данный момент, его это не волновало. Он не может бороться, не может никому помочь, не может сказать правду и будет жить во лжи. Черт возьми, он застрял, как свинья в грязи, увяз по самые колени.
Он вытер пот с лица рукавом, расправил плечи и направился в сторону беспорядка. Все, что оставалось ему – это исполнять свои обязанности.