Глава 19. ОТЧАЯННЫЕ МЕРЫ

     Сильвия Хардман рассматривала Джейми, нахмурив брови и выпятив губы. Наконец, она покачала головой и вздохнула.

     - Ты точно собрался уходить, не так ли?

     - Да, друг Сильвия. Я должен оказаться в Филадельфии, как можно скорее. А для этого мне нужно выйти на дорогу. Я могу теперь ходить, хотя и с трудом.

     - Ладно. Пейшенс, принеси специальную отцовскую фляжку. И, Пруденс, не натолчешь ли ты побольше горчичного зерна ... - Она подошла немного ближе к кровати, близоруко вглядываясь в спину Джейми, словно оценивая ее размеры. - Хорошую горсть, нет, две. Руки у тебя маленькие. - Она взяла с полки у двери ступу с пестиком, но помедлила.

     - Не трогай глаза или лицо, Пру, и ни в коем случае не трогай Честити, не помыв руки. Пусть Пейшенс присмотрит за ней, если она заплачет.

     Честити издавала беспокойные звуки, хотя ее только что накормили и переодели. Однако Пейшенс уже выбежала за дверь, заставив Джейми задуматься, где может находиться специальная фляжка ее отца. Очевидно, спрятана.

     - Положи ребенка рядом со мной, - предложил он. - Я могу присмотреть за ней.

     Сильвия сделала это без колебаний, что ему понравилось, и он лежал лицом к лицу с маленькой Честити, корча ей рожицы и забавляя их обоих. Она хихикнула, Пруденс тоже. Пестик заскреб, и горячий запах молотой горчицы сгустил воздух. Он высунул язык и помахал им; Честити затряслась, как маленькое желе, и в свою очередь высунула крошечный розовый кончик языка, что заставило его рассмеяться.

     - Над чем вы смеетесь? - спросила Пейшенс, открывая двери. Она подозрительно перевела взгляд от одной сестры к другой, заставив их рассмеяться еще громче. Когда миссис Хардман вошла с большим корнем хрена в руке, они все уже неудержимо хохотали. Она удивленно моргнула, но потом покачала головой и улыбнулась.

     - Ну, говорят, смех – лучшее лекарство, - заметила она, и веселье продолжилось, от чего лица девочек порозовели, а Джейми, к его удивлению, почувствовал себя немного лучше. - Могу я попросить на минутку твой нож, друг Джейми? Он подойдет лучше, чем мой.

     Это было правдой; ее нож был грубым железным лезвием, плохо заточенным, с рукоятью, обмотанной веревкой. У Джейми был хороший купленный в Бресте нож из закаленной стали с острым лезвием, которое могло срезать волоски с его предплечья. Он увидел, как она улыбнулась с невольным удовольствием, почувствовав его в своей руке, и на мгновение всплыло воспоминание – Брианна, аккуратно раскрывающая лезвие своего швейцарского армейского ножа с довольным выражением на лице.

     Клэр тоже ценила хорошие инструменты. Но она касалась инструментов с намерением немедленно использовать их, а не просто восхищалась их элегантностью и функциональностью. Лезвие в ее руке больше не было инструментом, а являлось продолжением ее руки. Его собственная рука сжалась, большой палец нежно потерся о кончики пальцев, вспоминая нож, который он сделал для нее. Рукоятка тщательно выточена и отшлифована, чтобы соответствовать ее руке, чтобы точно соответствовать ее хвату. Затем он крепко сжал кулак, не желая думать о ней так интимно. Не сейчас.

     Приказав девочкам отойти подальше, Сильвия осторожно очистила корень и натерла его в небольшую деревянную миску, стараясь как можно сильнее отвернуть лицо от поднимающихся паров свежего хрена, но все равно слезы текли по ее лицу. Затем, вытерев глаза фартуком и взяв «специальную фляжку» – это была темно-коричневая керамическая бутылка, испачканная землей (девочка, что, выкопала ее?) – она осторожно налила из нее немного чего-то очень алкогольного. «Что это?» - удивился Джейми, осторожно принюхиваясь. Очень выдержанный яблочный бренди? Дважды перегнанный сливовый бренди? Вероятно, он начал свою жизнь как какой-то фрукт, но прошло довольно много время с тех пор, как этот фрукт висел на дереве.

     Миссис Хардман расслабилась, заткнув бутылку пробкой, словно опасалась, что ее содержимое взорвется в открытом сосуде.

     - Ну, ладно, - произнесла она и подошла, чтобы забрать Честити, которая пищала и крутилась, не желая расставаться с Джейми, которого она явно посчитала большой игрушкой. - Оно должно настаиваться несколько часов. Тебе нужно тепло. Можешь поспать, если сможешь. Я знаю, прошлая ночь была бессонной для тебя, и сегодняшняя может быть не лучше.

     *.*.*

     Джейми настраивался на перспективу выпить этот хреновый алкоголь со смесью трепета и любопытства. Трепет на мгновение утих, когда он обнаружил, что миссис Хардман не собиралась поить его этой смесью, но чувство вернулось с новой силой, когда мгновение спустя он обнаружил себя лицом вниз на кровати с задранной рубашкой и хозяйкой, энергично втирающей эту штуку в его ягодицы.

     - Будь осторожна, друг Сильвия, - пропыхтел он, пытаясь повернуть голову, чтобы оторвать рот от подушки, не выворачивая при этом спину и не разжимая ягодицы. - Если ты закапаешь его в щель моей задницы, это будет жестоко.

     Легкое веселое фырканье защекотало волоски на его пояснице, где плоть ныла и покалывала от уколов ядреной смеси.

     - Моя бабушка говорила, что этот рецепт поднимет мертвых, - сказала она, понизив голос, чтобы не потревожить девочек, которые свернулись у очага в одеялах, как гусеницы. - Возможно, она была менее осторожна в его применении.

     *.*.*

     «Тебе нужно тепло», - сказала она. С пластырем из хрена и горчицы на его пояснице, ему казалось, что в любой момент он может получить спонтанное возгорание. Он был уверен, что его кожа покрылась волдырями. «Я знаю, прошлая ночь для тебя была бессонной, и сегодняшняя может быть не лучше.» Она была права.

     Он переместился, пытаясь украдкой повернуться на бок, не издавая шума и не сместив пластырь – она привязала его к пояснице с помощью полосок рваной фланели, но они имели тенденцию соскальзывать. Боль при переворачивании на самом деле была намного меньше, что его очень воодушевляло. С другой стороны, он чувствовал, как будто кто-то раз за разом проводил сосновым факелом в нескольких дюймах от его тела. И хотя женщина была очень осторожна, втирая мазь, немного жгучей жидкости попало на его яички, вызвав у него замечательное чувство тепла между ног, но также и неконтролируемое желание извиваться.

     Он не пошевелился, пока она работала над ним, и не сказал ни слова. Не после того, как увидел состояние ее рук: красные, как шкура омара, и молочный волдырь сбоку от ее большого пальца. Она тоже не сказала ни слова, просто стянула его рубашку, когда закончила, и слегка похлопала его по заду, прежде чем пойти умыться, а затем осторожно растерла немного жира на своих руках.

     Теперь она спала, свернувшись на скамье, колыбель маленькой Честити у ее ног в безопасном от огня месте. Время от времени один из светящихся кусков дерева раскалывался с громким треском и небольшим фонтаном искр.

     Он осторожно потянулся, пробуя. Лучше. Но вылечится он утром или нет, он все равно уйдет – даже если ему придется ползти к дороге. Хардманы должны получить обратно свою кровать, а он должен получить свою. Кровать Клэр.

     Эта мысль заставила полыхнуть жаром низ его живота, и он сильно заерзал. Его мысли тоже ерзали при мысли о ней, и он схватил одну, прижав ее к земле, как непослушную собаку.

     «Это не ее вина, - подумал он яростно. - Она не сделала мне ничего плохого». Они думали, что он мертв. Марсали сказала ему, что лорд Джон женился на Клэр в спешке после новостей о смерти Джейми, чтобы защитить не только ее, но и Фергюса и Марсали от неминуемого ареста.

     Да, а потом он взял ее к себе в постель! Костяшки пальцев его левой руки ныли, когда он сжимал кулак. «Никогда не бей по лицу, парень, - сказал ему Дугал целую жизнь назад, когда они наблюдали за дракой между двумя людьми Колума во дворе Леоха. - Бей их по мягким местам».

     Они ударили его по мягким местам.

     «Не ее вина», - пробормотал он себе под нос, беспокойно уткнувшись в подушку. Но что, черт возьми, произошло? Как они это сделали … почему?

     Он чувствовал себя так, словно его лихорадило, его разум был ошеломлен волнами жара, которые пульсировали по его телу. И, словно в полумраке лихорадочного сна, он видел ее голую плоть, бледную и мерцающую от пота во влажной ночи, скользкую под рукой Джона Грея ...

     «Мы оба трахали тебя!»

     На его спину словно положили раскаленный пояс. С глубоким раздраженным рычанием он снова повернулся на бок и принялся возиться с полосами ткани, удерживающими обжигающий пластырь на коже. Наконец вырвавшись из его жарких объятий, он бросил его на пол и откинул одеяло, ища облегчения прохладного воздуха для тела и разума.

     Но хижина до самого потолка была заполнена душным теплом огня и спящих тел, и жар, который пылал над ним, казалось, укоренился между его ног. Он сжал кулаки, стараясь не корчиться, и пытаясь успокоить свой разум.

     «Господи, позволь мне воздержаться, - прошептал он по-гэльски. - Даруй мне милосердие и прощение. Дай мне понимание!»

     Вместо этого его разум представил ему воспоминание о холоде, столь же поразительное, сколь и освежающее. Ощущение исчезло в мгновение ока, но оставило его руку покалывающей от прикосновения холодного камня, и он ухватился за воспоминание, закрыв глаза, и прижимаясь в своем воображении к стене пещеры своей горячей щекой.

     Потому что это была его пещера. Место, где он прятался, где жил в годы после Каллодена. Он тоже дрожал там, от жара и боли, ярости и лихорадки, отчаяния и сладкого краткого утешения снов, в которых он снова встречал свою жену. И он чувствовал в мыслях холод, темный холод, который, как он думал, убьет его. Он представлял себя прижимающим свою голую, обожженную спину к грубой и сырой стене пещеры, желая, чтобы холод проник в его плоть и погасил огонь.

     Его напряженное тело немного расслабилось, и он задышал медленнее, упрямо игнорируя густые запахи хижины, пары хрена, сливовая наливка и горчица, запахи еды и редко мытых тел. Пытаясь вдохнуть пронзительную чистоту северного ветра, запахи ракитника и вереска.

     И он почувствовал аромат …

     - Мэри, - прошептал он и в шоке открыл глаза.

     Запах зеленого лука и не совсем спелых вишен. Холодная вареная курица. И теплый аромат женской плоти, слегка едкий от пота на ее одежде, перекрытый мягким, жирным запахом щелока.

     Он сделал глубокий вдох, как будто мог уловить больше, но прохладный воздух Хайленда улетучился, и он вдохнул большой глоток острой горчицы и закашлялся.

     - Ну, ладно, - нелюбезно пробормотал он богу. - Ты выказал свое мнение.

     Он не искал женщину, даже в своем самом жалком одиночестве, живя в пещере. Но когда Мэри МакНаб пришла к нему накануне его ухода в английскую тюрьму, он нашел утешение в ее объятиях. Не как замену Клэр, ни в коем случае, а просто отчаянно нуждаясь и с благодарностью принимая дар прикосновения, чтобы не быть одному некоторое время. Как он мог посчитать неправильным, что Клэр сделала то же самое?

     Он вздохнул, ерзая, чтобы найти более удобное положение. Маленькая Честити издала слабое хныканье, и Сильвия Хардман тут же села, шурша одеждой, и наклонилась к колыбели с сонным бормотанием.

     Впервые имя ребенка поразило его. Ребенку было, возможно, три или четыре месяца. Как давно Габриэль Хардман ушел? Больше года, подумал он, судя по тому, что сказали девочки. Честити, действительно. Было ли это имя просто естественным спутником Пруденс и Пейшенс^[1] или личной, острой горечью миссис Хардман, упреком ее отсутствующему мужу?

     Он закрыл глаза, ища прохлады в темноте. Он думал, что горел достаточно долго.