Эту ночь мы спали в зале таверны в Лэнгхорне. Спящие тела лежали на столах и скамьях, были свернуты под столами и разложены в хаотичном порядке на сложенных плащах и седельных сумках подальше от очага. Огонь был потушен, но все еще излучал значительное количество тепла. Комната была наполнена горькими запахами горящего дерева и потеющих тел. Я оценила температуру в комнате примерно в девяносто пять градусов по Фаренгейту, и спящие тела на виду были в основном без одежды; бледные бедра, плечи и груди мерцали в угрюмом сиянии углей.
Джейми путешествовал в рубашке и бриджах, его новая форма и ослепительно чистое белье были аккуратно сложены в дорожную сумку, пока мы не окажемся в пределах досягаемости армии, поэтому он просто расстегнул ширинку и снял чулки. Мое раздевание было осложнено тем, что у моего дорожного корсета были кожаные шнурки, и за день пропитанный потом узел затянулся так, что упрямо сопротивлялся всем попыткам развязать его.
- Ты идешь спать, сассенах? - Джейми уже лежал, найдя укромный угол за барной стойкой и расстелив наши плащи.
- Я сломала ноготь, пытаясь развязать эту проклятую штуку, и я не могу, черт побери, достать ее зубами! - сказала я на грани того, чтобы разрыдаться от разочарования. Я качалась от усталости, но не могла заставить себя уснуть в липких объятиях моего корсета.
Облегчение от лежания после двенадцати часов в седле было таким восхитительным, что я почти отказалась от своего желания не спать в корсете. Но он наклонил голову, чтобы понюхать мои шнурки, обняв меня за спину.
- Не беспокойся, - пробормотал он мне в живот, голос был немного приглушенным. - Если я не смогу его откусить, я разрежу его своим кинжалом.
Он поднял вопросительный взгляд, когда я издала сдавленный смешок от такой перспективы.
- Просто пытаюсь решить, будет ли случайный порез хуже, чем сон в корсете, - прошептала я, обхватив его голову. Она была теплой, мягкие волосы на затылке были влажными на ощупь.
- Я не делаю случайных порезов, сассенах, - сказал он, на мгновение прекратив свою работу.
Как бы то ни было, он добился своей цели, не прибегая к кинжалу, осторожно дергая узел зубами, пока не смог закончить работу пальцами, раскрывая тяжелый холщовый корсет, как раковину, и освобождаю мою сорочку. Я вздохнула, как благодарный моллюск, раскрывающийся во время прилива, разглаживая складки, которые корсет сделал на моей плоти. Джейми отбросил корсет, но не отстранился, почти уткнувшись лицом в мою грудь, он нежно потирал ладонями мои бока.
Я вздохнула от его прикосновения. Он делал это по привычке, но это была привычка, по которой я скучала последние четыре месяца, и прикосновение, которое я уже не чаяла почувствовать.
- Ты слишком худая, сассенах, - прошептал он. - Я чувствую каждое ребро. Завтра найду тебе еду.
Я была слишком занята в последние несколько дней, чтобы думать о еде, и слишком устала в тот момент, чтобы быть голодной, но издала согласный звук в ответ и погладила его волосы, прослеживая изгиб его черепа.
- Я люблю тебя, a nighean[1], - сказал он очень тихо, согрев дыханием мою кожу.
- Я люблю тебя, - так же тихо ответила я, снимая ленту с его волос и распуская его косу. Я прижала его голову ближе, не в приглашении, а из-за внезапной острой потребности держать его рядом со мной, защищать его.
Он поцеловал мою грудь и, повернув голову, положил ее на мое плечо. Он сделал один глубокий вдох, еще один, а затем уснул. Расслабленный вес его тела был одновременно защитой и доверием.
- Я люблю тебя, - сказала я почти беззвучно, крепко обхватив его руками. - О, Боже, я так люблю тебя.
*.*.*
Возможно, из-за чувства подавляющей усталости или запаха, смеси алкоголя и немытых тел, я увидела во сне больницу.
Я шла с крошечным флакончиком морфия в руке по короткому коридору за мужским отделением в больнице, где, обучаясь на медсестру, проходила практику. Стены были грязно-серыми, как и воздух. В конце коридора был бикс со спиртом, где хранились шприцы.
Я вытащила один, холодный и скользкий, стараясь не уронить его. Но я его уронила; он выскользнул из моей руки и разбился об пол, разбрызгивая осколки стекла, которые поранили мне ноги.
У меня не было времени беспокоиться об этом. Мне нужно вернуться с инъекцией морфина – позади меня отчаянно стонали люди, и каким-то образом я оказалась в операционной палатке во Франции. Раздавались стоны, крики и безнадежные рыдания мужчин, и мои пальцы дрожали, настойчиво нащупывая в холодной стальной ванне стеклянные шприцы, которые гремели, как кости.
Я вытащила один, сжав его так крепко, что он тоже сломался в руке, и кровь потекла по моему запястью, но я не чувствовала боли. Еще один, мне нужно еще один шприц; они испытывали ужасную боль, и я могла бы прекратить ее, если бы только ...
Каким-то образом у меня оказался чистый шприц, и я откупорила маленькую бутылочку с гранулами морфия, но моя рука дрожала, и часть гранул рассыпалась, как соль. Сестра Амос будет в ярости. Мне нужен был пинцет; я не могла ухватить крошечные шарики пальцами и в панике вытряхнула морфий в шприц, целый гран, а не четверть, как требовалось, но я должна идти к мужчинам, должна прекратить их боль.
Затем я бежала обратно по бесконечному серому коридору к крикам, осколки стекла сверкали среди красных капель крови на полу, яркие, как крылья стрекозы. Но моя рука немела, и последний шприц выпал из моих пальцев прежде, чем я добралась до двери.
И я проснулась от толчка, который, казалось, остановил мое сердце. Я глотнула дым и запах пива и тел, не понимая, где нахожусь.
- Иисус, сассенах, с тобой все в порядке? - Джейми, выдернутый из сна, оперся на локоть надо мной, и я вернулась в настоящее с таким же толчком, каким было мое пробуждение. Моя левая рука онемела от плеча и ниже, и на моих щеках были слезы; я чувствовал их прохладу на своей коже.
- Я ... да. Просто ... плохой сон, - мне было стыдно признаться в этом, как будто это была лишь его привилегия – страдать от кошмаров.
- А-а, - он со вздохом опустился рядом со мной и прижал меня к себе одной рукой. Проведя большим пальцем по моему лицу и, найдя влагу, буднично промокнул ее своей рубашкой. - Теперь все в порядке? - прошептал он, и я кивнула, благодарная за то, что мне не нужно говорить.
- Хорошо, - он откинул волосы с моего лица и нежно потер мне спину. Кружение его руки постепенно замедлялось, пока он снова не заснул.
Была глубокая ночь, и глубокий сон лежал в комнате. Казалось, все дышат в унисон. Храп, вздохи и кряхтение – все это растворялось во что-то вроде волн отступающего прилива, поднимающихся и опускающихся и уносящих меня с собой, благополучно возвращая в глубины сна.
Только иголки возвращающихся чувств в моей онемевшей руке, удерживали меня от полного погружения, и то лишь на короткое время.
Я все еще могла видеть кровь и осколки стекла и слышала сквозь храп грохот падающего стекла, видела кровавые пятна на обоях в доме номер 17.
«Господи, - молилась я, слушая сердце Джейми под ухом, медленное и ровное. - Что бы ни случилось, дай ему шанс поговорить с Уильямом.»