После Покрова первый снег лег на мокрую землю. Но недолго хрустел под ногами, размяк при оттепели, раскис, превратился в грязное месиво. Не по-осеннему жаркая погода стояла и в политической жизни страны. По-прежнему бастовали рабочие промышленных предприятий, к ним присоединились железнодорожники. Гудками шла перекличка остановившихся паровозов. Бросали работу рабочие мастерских. "Долой царское правительство!", "Да здравствует Учредительное собрание!". Мастера с ног сбились, упрашивая рабочих приступить к выполнению своих обязанностей, грозили увольнением непокорным. Куда там! Снежными хлопьями сыпались листовки, рабочие и служащие кружками собирались в цехах, зачитывая содержащие в них призывы к вооруженному восстанию. Железнодорожников поддержали рабочие текстильных мануфактур страны. Как всегда задавала тон Первопристольная. Дошло до того, что в Москве прекратили работу магазины, бездействовал водопровод, встали конки и трамваи. Вся огромная Российская империя - от Финляндии и Польши до Сахалина - понимала: то лишь всполохи, зарницы предстоящей грозы.
В эти тревожные для страны дни состоялось венчание Василины и Григория. В церкви, где проходил обряд бракосочетания, приторно пахло ладаном. Было жарко. Тоскливо и как-то совсем не торжественно пели певчие. Кислыми были лица приглашенных гостей. Новицкий был почетным гостем на свадьбе. Но, несмотря на праздник, в этот день его раздражало и злило буквально все: начиная с потрескивающих свечей у многочисленных икон до белоснежного убора невесты, олицетворяющего невинность и чистоту. Чего стоила эта невинность, Новицкий понимал как никто другой. Он досадовал, что ласкать Василину будут не его руки, в голову без конца лезли фантазии - одна неприличнее другой. Он раздевал девицу взглядом, ругал себя мысленно за распирающую в церкви похоть. Но ничего не мог поделать с собой. К этому добавлялись любопытные взгляды гостей; нечасто на купеческой свадьбе в числе приглашенных бывает именитый помещик, землевладелец, с которым здоровается за руку (даже страшно сказать!) сам господин земский начальник. (1) Обряд между тем шел своим чередом, обручение молодых перешло в венчание. Жених и невеста, держа в руках зажженные свечи, за священником прошли на середину храма, остановились перед аналоем. Служитель церкви взял венец, перекрестил жениха и поднес к его губам образ Спасителя. Возложил на склоненную голову венец. Затем наступила очередь крестообразного знамения невесты. И тут наступила заминка, вызвавшая замешательство в среде гостей. Василина отшатнулась от образа Пресвятой Богородицы, поднесенного священником к ее губам. Как ни упрашивали ее, она только сделала вид, что целует святой образ. Обескураженный священник покачал головой, возложил на нее венец и произнес:
-Господи боже наш, славой и честью венчай их.
-Верно, правду говорят, что невеста - ведьма, - услышал Новицкий женский голос за спиной.
Обернулся в пол-оборота и встретился глазами с Варенькой. Девушка стояла рядом с Саввой Лукичом, своим отцом, и мачехой. Новицкий отметил, что светлая ажурная косынка необычайно идет к ее черным волосам. Варенька понемногу начинала ему нравиться.
Отпито было вино из чаши, соединены руки брачующихся под епитрахилью (2). Григорий почувствовал, как похолодела рука невесты в его руке, но принял это за нервы, к проявлению которых так склонны молодые девицы. Священник трижды обвел новобрачных вокруг аналоя, снял с них венцы. У Царских врат снова вышла заминка. Все заметили, да и трудно было не заметить, что Василина сторонится образа Божьей Матери. С трудом удалось уговорить ее поцеловать икону с изображением Богородицы. Священник, прежде чем произнести слова назидания, внимательно посмотрел в глаза новобрачной и тихо спросил:
-Уж не атеистка ли ты, дочь моя? Скажи прямо, христианский брак атеистов святой церковью не благословляется.
-Христианка я, батюшка, то от волнения, - так же тихо сказала Василина и низко опустила голову.
Священник с сомнением покачал седой головой с редкими прядями длинных тонких волос, быстро произнес слова назидания и поднес крест для целования жениху, затем с поспешностью невесте, которая не приложилась к нему губами, только мимолетно скользнула ими по холоду чеканного серебра.
-Поздравляю молодых, - первым подошел к новобрачным Новицкий. - Храни ее, Григорий Саввич, она самое ценное, что было в моем доме.
-Гриша, пойдем на воздух, у меня голова болит.
Ни словом, ни взглядом Василина не ответила на слова Новицкого, не дала сделать это и Григорию, поспешно взяла жениха под руку, и они, сопровождаемые поздравлениями, вышли из церкви. Несся по округе, разливаясь в мути хмурого осеннего дня, праздничный перезвон колоколов. Новицкому их торжественное звучание слышалось траурным набатом.
Свадебный пир был устроен в большом двухэтажном особняке Полуяновых. На первом этаже дома располагались подсобные помещения, второй этаж занимали жилые комнаты и кухня. С купеческим размахом Савва Лукич организовал свадьбу своего названного сына. Подарком его молодым стал небольшой домик в центре города, довольно уютный, купленный по дешевке у офицерской вдовы. Гости также не скупились. Фарфоровая посуда, столовое серебро, китайского шелка скатерти, дорогие безделушки... Василина могла не горевать из-за отсутствия приданого. Ей, крестьянской девке, сироте, и вдруг такое счастье, о котором не каждая девица более достойного происхождения может мечтать! Многие недоумевали: как это богатый купец мог дать согласие на столь странный брак? Сомнения развеивались, стоило только услужливым языкам донести до ушей очевидный факт: невеста-ведьма. Впрочем, сам жених довольно резко обрезал подобные слухи. Он был ослеплен красотой юной избранницы и весь вечер не мог на нее налюбоваться. Чего не скажешь про Савву Лукича. Не нравилась Василина ему, жизненный опыт подсказывал, что новобрачная не столь уж невинна и проста, сколь хочет казаться. И намучается же его Гришка с ней. Ох, и намучается! Зачем только уступил уговорам глупого юнца ...
Столы ломились от яств, на которые так щедр праздничный русский стол. Чего здесь только не было! Лососина под раковым соусом, белорыбица запеченная целиком, поданная на огромных блюдах, караси в сметане, икра красная, зернистая, икринка к икринке, изнутри так и светится. Икра черная из-под самой Астрахани. Студень из говяжьих ног с хреном, моченые яблоки в брусничной заливке, соленые огурцы, хрустящие, горкой на блюдо выложенные, рассыпчатая картошка. И непременно - соленые рыжики. Ветчина, сосиски свиные с тушеной капустой, почки а-ля мадера. Жаркое из ярославских каплунов, мозги телячьи жаренные с лимонным соусом. Огромное количество пирогов и кулебяк. Вин и коньяков мало, на любителей, зато водки - хоть залейся. В общем, гуляй, пляши, благо всего вдоволь!
В самый разгар пиршества, когда, устав от здравиц молодым и криков "горько!", гости отправились танцевать, к обществу разгулявшихся купцов и их приказчиков присоединился еще один приглашенный, которого Новицкий никак не ожидал здесь увидеть. Этим приглашенным оказался Елизар Велимирович Пишкин. Поэт был в черной атласной паре, с красным бутоном в петлице. Гости встрепенулись при виде столь известной и достопочтенной персоны, наперебой предлагали выпить на брудершафт. Пишкин никому не отказывал, словно кот на солнце, нежился в лучах собственной популярности. К тому времени, как встретится глазами с Новицким, Пишкин успел изрядно поднабраться, продекламировать пару своих новых творений и опрокинуть тарелку студня на пол - к удовольствию шныряющей под ногами гостей любимой хозяйской болонки.
-Ба, никак господин Новицкий собственной персоной! - развел руками Пишкин и, покачиваясь, направился в сторону Новицкого. - Неужели глаза меня не обманывают?
-Добрый вечер, хотя какой он к черту добрый, - брезгливо протянул руку для пожатия Новицкий.
-Если не секрет, - заплетающимся языком произнес Пишкин, - что вы здесь делаете?
-А вы? - вопросом на вопрос прямо спросил Новицкий.
-Я? Да вот, гуляю-с. Было бы вам известно, что на торжественных мероприятиях ваш покорный слуга - первейший гость. М - да-с, положение, знаете ли, обязывает.
-Вот и меня мое положение обязывает этот вечер проводить в подобном обществе.
-Вы не правы, - помахал рукой Пишкин перед самым лицом Новицкого. - Вопрос ведь, в сущности, состоит не в том, с кем проводить, а как проводить! М-да! Не нравится вам здешнее общество, какая жалость! Что это меняет? Мне, может, тоже не нравится, а, поди ж ты, куда нынче без Пишкина? Пишкин - украшение любого банкета. Кстати, не желаете ли мои новые стихи послушать?
-Простите, в следующий раз, - раздраженно произнес Новицкий.
-Можно и в следующий. - Пишкин был явно разочарован тем, что Новицкий отказался выслушать его вдохновенные оды. - Пардон, я желаю танцевать.
И он, насвистывая модный куплет, направился в сторону танцующих пар.
- Вы знакомы с господином Пишкиным?
Варенька подошла к Новицкому, заметив, что тот только что разговаривал с поэтом.
- Имел честь знать эту особу. Вы почему не танцуете, Варвара Саввична?
- Не хочется.
- И мне не хочется. В этом наши желания совпадают.
Новицкий похлопал себя по карману пиджака и отметил, что пачки папирос в нем нет, осталась в кармане пальто. Сильно хотелось курить.
- Господин Новицкий, я слышала, как мой отец интересовался вами.
Варенька зябко поежилась, кутаясь в тонкую белую шаль, столь большую, что она почти скрывала ее нарядное сиреневое платье.
-Что же его интересовало в моей скромной особе?
-Не так уж и мало. Его интересовало количество десятин земли, которыми вы владеете, знатность и древность вашего рода. А также - сколь велик ваш капитал.
-Вот как! - присвистнул Новицкий. - Боюсь, узнав насчет капитала, ваш батюшка будет сильно обескуражен. У меня нет капитала, нет ценных бумаг, нет конюшен и маслобоен.
-Вы обиделись? Напрасно я вам об этом сказала. Вечно разболтаю, что не следовало бы сообщать. Пойдемте танцевать. Как раз начинается кадриль.
-Варвара Саввична, но я не умею танцевать кадриль.
-Я научу вас.
И Варенька, взяв Новицкого за руку, увлекла его в вереницу выстроившихся в танце пар.
Савва Лукич внимательно наблюдал за Новицким и Варенькой. Затем поманил пальцем своего приказчика.
-Вот что, Петька. Видишь того барина? Глаз с него не спускай. Любую бабу, окромя Варьки, гони от него прочь! Есть у меня на него виды. Ежели слажу дело, быть мне, Петька, в одном ряду с людьми именитыми, знатными. А там, глядишь, и орден, какой дадут, али иной почет будет.
Савва Лукич довольно погладил бороду, опрокинул залпом в рот рюмку водки и громко выдохнул.
7
Утро следующего дня началось для Новицкого с неприятных мыслей о поисках новой кухарки. Лукерья уже не могла в одиночку справляться с кухонной работой, у Аленки и без того хватало забот по дому. Новицкий позвал к себе в кабинет Лодыгина и, как только тот вошел, сразу же озадачил управляющего просьбой.
-Иван, дело срочное. Ты в деревне всех знаешь. Посоветуй дельную кухарку.
-Барин, так сразу и не сообразишь, кого присоветовать можно. Мужние - те вряд ли согласятся. Ежели только вдовую какую нанять. Есть одна на примете. Мужа в прошлом году схоронила, деток Бог не дал. Баба чистоплотная, хозяйственная, насчет всего остального не ведаю.
-Зови, там видно будет.
Только-только Иван вышел за порог, как в кабинете появился Гордей, взлохмаченный и хмурый.
-Гордей Ермолаевич, тебя кто трепал? - удивленно спросил старика Новицкий.
-Митрий Федорович, всю ночь спать не мог, а к утру словно кто по башке дал. Открываю глаза - уж день белый на дворе. Вот ведь какое дело. Раньше-то со мной подобного не случалось. Знать, устал караул нести старый солдат. Все, в расход его.
-Тебя только это беспокоит?
-Митрий Федорович, не знаю уж, как и спросить.
Гордей мялся, не знал, куда деть руки, неуклюже переминался с ноги на ногу.
- Спрашивай напрямую, чего смущаешься, чай не девица на выданье.
- Митрий Федорович, сладилось у вас с той купчихой, что в гости к нам в имение приезжала? Али нет? Поди, шуры-муры покрутили с ней, а?
-Ты про это! - усмехнулся Новицкий, достал пачку папирос из кармана, но не закурил. - Сам пока не знаю. Вроде и нравится она мне, но.... Что-то не то. Нет у меня к ней никаких чувств. Мертво внутри.
-Ждите-ждите, пока чувства появятся! Сантименты это все, Митрий Федорович. О долгах помнить надо. С какого доходу с Троповым рассчитываться станете? А иные кредиторы? Ждете, пока имение на торги выставят?
-И так плохое настроение с утра, так ты еще добавил, - нахмурился Новицкий. - Понимаю твою правоту. Но ведь завтра не женишься. Время нужно. К тому же ее папенька интересовался моими капиталами. Вряд ли, узнав о моем финансовом положении, он согласится отдать за меня свою дочь.
-Попыток - не убыток. - Гордей почесал бороду, при этом глаза его устремились к потолку. - Я вот что думаю. Есть один проверенный способ, при котором отцы без колебаний отдают дочерей замуж.
-Ох, Гордей Ермолаевич! Знаю я твои способы. Что опять придумал?
-Все очень просто. Надо совратить девицу.
-Вдруг она слишком правильного воспитания?
Новицкий подошел к книжному шкафу, взял в руки первую попавшуюся книгу, но даже названия ее не заметил.
-Способ рискованный и ненадежный, - сказал, задумавшись.
-Даже ежели и не результат, так хоть удовольствие от своих действий получите.
-Ты уже однажды получил - и что с этого вышло? - тихо, чтобы Гордей не услышал, произнес Новицкий. И уже громче добавил: - Ладно, подумаю на досуге, как завоевать девицу. По крайней мере от букета цветов и подарка ни одна женщина еще не отказывалась.
После обеда в имение по приглашению Ивана Лодыгина пришла новая кухарка. Новицкий увидел перед собой довольно интересную женщину - зеленоглазую, светловолосую, еще в молодых летах, опрятно, хотя и скромно одетую. Крестьянка держалась просто, без всякого смущения. Новицкому показалось, что ей все равно, где и кем работать.
-Тебя как зовут? - спросил крестьянку Новицкий.
-Галиной с рождения кличут, - равнодушно произнесла женщина, рассматривая концы повязанного под подбородком пестрого платка.
-Ну а отчество, фамилия у тебя есть?
-Есть. Отца Никифором звали. По мужу-покойничку Чинкова я.
-Муж от чего умер? - поинтересовался Новицкий.
-От чего они большей частью все помирают? От веселого житья. Пьяный с города ранней весной возвращался, в канаве уснул. От горячки вскорости и помер. Царствие ему небесное. Не человеком и был.
-Это как?
-Зверь, как есть зверь. Бить начнет - себя не помнит. Я и дите еще нерожденное через это потеряла. Сейчас, поди, за все грехи свои в аду мается.
- М-да, попасть в столь горячее место.... Ну да черт с ним. Ты готовить умеешь?
- Конечно, - так же равнодушно произнесла женщина и сняла платок с головы. - Жарко натоплено у вас в доме. Сразу видно - дров не жалеете.
-Ты что-нибудь особенное приготовить сможешь? Знаешь, что такое кнель (3), или как приготовить соус бешамель?
-Непонятны эти слова для меня. Суп сварю, кашу. Рыбу готовлю, мясо, соленья, варенья, какие хочешь. А мудреностей барских не разумею.
-Грамоту знаешь? - спросил устало Новицкий и зевнул.
-Немного знаю. Псалтырь читаю, святого отца нашего Ефрема Сирианина. (4) Многие псалмы из него наизусть помню. Вот, например: "Наступит для нас время, исполненное страха и трепета, в которое откроется все, что сделано каждым в тайне и во тьме. И горе душе, которая не имеет помощником Господа!"
-Все, достаточно. Если Сирианина читаешь, тогда и в кулинарных книгах разберешься. Что Лукерья подскажет. Думаю, справишься.
-Барин, Лодыгин сказал - жить в имении надо?
-Да, это одно из условий твоего найма. Можешь подумать и отказаться. Никто не неволит. Об оплате труда с Лодыгиным договоришься. В обиде не будешь.
-Я согласна, - кивнула головой женщина, ни минуты не раздумывая над предложением.
-Лады. Жить будешь во флигеле, там места много. Иван тебе все покажет.
На ужин новая кухарка подала запеченное мясо с картошкой. Гордей одобрительно цокал языком, снимая пробу. Лукерья же была недовольна тем, что на кухне воцарился новый человек. Чего ждать от него? Вдруг как потаенный умысел скрывает? И Лукерья затаила подозрение: пройдет время - выведет змею на чистую воду. Аленка плакала. Тосковала по Василине. Привыкла она к ней, сроднилась, словно со старшей сестрой. Как ей живется в чужом месте? Люба ли она мужу? Вот и кошка скучает без Василины, щегол нахохлился и молчит. Всем плохо. Даже шумные детки Ивана приутихли, чувствуют общую тоску.
Новицкий уже собирался потушить лампу и лечь в постель, когда в дверь спальни тихо постучали.
-Гордей Ермолаевич, это ты? Что, опять не спится, старый вояка?
Но к его удивлению перед ним предстала новая кухарка. Из одежды на женщине была одна ситцевая ночная рубашка и более ничего.
-Тебе чего? - удивленно спросил Новицкий. - Разве Иван не показал, где тебе поселиться?
-Я, барин, подумала, может, ты хочешь?
-Чего я должен хотеть? - сглотнув слюну, сипло произнес Новицкий.
Он беспомощно наблюдал за тем, как тонкие лямки ее рубашки медленно сползают с округлых плеч.
-Того, чего все мужики от баб хотят, - произнесла кухарка и открыла его взору полную грудь.
-Вот что, милая, - пришел в себя от растерянности Новицкий, - договоримся раз и навсегда. В мою спальню имеешь право входить только с предварительного разрешения. А сейчас иди в свой флигель и ложись спать. В твоих прелестях я не нуждаюсь.
И она медленно удалилась, смерив его напоследок презрительным взглядом.
-Вот черт!
Новицкий выругался, затем потушил лампу и забрался под одеяло. Его била мелкая дрожь. "Странная баба, - думал он. - Не надо было ее отпускать. Ведь сама напрашивалась. Впрочем, шут с ней. Что же так холодно? Верно, ночью подморозит. Пора бы. Надоела распутица. А баба ничего, грудастая. Все, спать, утро вечера мудренее".
8
Жизнь в N-ском уезде текла относительно спокойно - не то что в бурлящем Питере или охваченной забастовками Нарве. Редко, но появлялись листовки антиправительственного содержания в деревнях, задержано было несколько подозрительных личностей. И даже это малое вызывало головную боль у уездного исправника. Полиция была готова к любым провокациям. Арестовывали за малейшее публичное выражение несогласия с политикой властей. Но пока крестьяне вели себя тихо, в этом была несомненная заслуга сельских сходов, постановивших смуту в волостях не разводить, общим настроениям не поддаваться. Активная молодежь большей частью была в отходе, на заработках, а старикам чего бунтовать-то? Прошло их мятежное время, покоя хочется. Еще чтобы хлеба в амбарах до следующего сева хватило, погоды хорошей без промозглой сырости или лютого холода, здоровья чуток. А там - что бог даст. Накал недовольства в крестьянской среде временно был снят созданием крестьянских комитетов, где тон задавали те, кто пытались решать возникающие проблемы мирным путем. Ни поджогов, ни погромов помещичьих усадьб в уезде не было. И в соседних уездах не было, что создавало видимость некоторого затишья. Но это было затишье поросшего ряской пруда, в который никто еще не бросил камень. А бросит, пусть и нечаянно, - пойдут круги по взбаламученной глади.
Газет Новицкий почти не читал, считая, что в них купленные журналисты одно вранье пишут, с соседями в последние дни не общался, поэтому совершенно ничего не знал о тех событиях, которые происходили в жизни страны. И был чрезвычайно удивлен, когда лакей Заваруйкина принес ему записку с просьбой принять участие в торжественном ужине. Послание носило тон возвышенный, совершенно несвойственный тому положению, в котором пребывал убитый горем отец семейства. Новицкий недоуменно пожал плечами и неспешно стал собираться в усадьбу, с которой было связано много как радостных, так и горьких воспоминаний.
-Гордей Ермолаевич, ты не знаешь, сегодня есть какой-нибудь праздник? - спросил Новицкий слугу, завязывая галстук.
- То как же, непременно есть, - ответил Гордей, бережно поправляя сзади на хозяине пиджак. - Самый что ни на есть светлый праздник - Казанская.
-Не ведаю, повредился умом ваш Заваруйка али нет, а Казанская - великое событие во всей нашей православной жизни. В деревне, где я вырос, знаете, как праздновали! С утра, бывало, в церкви у заутрени отстоишь, все чин чином, хоры торжественно поют, ты же о прянике, что у батьки в кармане спрятан, думаешь. Вечером веселье, пляски. На санках с ледяной горки катались. Это здесь хлябь да распутица, а у нас в это время такие морозы стояли! Щеки горят, иней на ресницах серебром. Хорошая жизнь была, не в пример нынешнему похабству.
Гордей протяжно вздохнул и цокнул языком, давая понять, сколь многое утеряно с тех давних пор.
-Так и нынче, верно, крестьяне веселятся. - Новицкий посмотрел на свое отражение в зеркале, сморщил нос. - Я и знать не знаю, какой сегодня день. Оказывается - Казанская.
-Плохо, Митрий Федорович, что нынешняя молодежь, да простите меня, старика, за правду, о Боге забыла. Праздник - что? Пустое веселье. Вот Бог - он всегда и во всем. И в трудах, и в праздности. Нельзя забывать о Боге. Иначе поселятся бесы в душе. А там, глядишь, и разверзлась перед тобой гиена огненная, в ней смрад и стоны грешников.
-Если Бог во всем, как же он допускает, чтобы человек впал в грех? Вот ответь мне на этот вопрос.
Новицкий оборотился к Гордею и пристально посмотрел ему в глаза.
Гордей растерялся от заданного вопроса. Часто-часто заморгал.
-Митрий Федорович, я думаю, Бог грехом испытывает человека. А как оно на самом деле, знает только Бог. Нам разумением слабым трудно постичь его помыслы.
-Ладно, урок богословия закончен. - Новицкий побрызгал на себя одеколоном. - Пойди скажи Якову - пускай запрягает Лорда. Хорошо, что кучера не отпустил. То бы пришлось тебе, Гордей Ермолаевич, на козлы залезать. Чего кривишься? Иди. Сегодня ты свободен.
Особняк Заваруйкиных, темный и печальный в последние полтора месяца, сиял огнями, что сильно удивило Новицкого. Таким он дом никогда не видел. Даже при жизни Лизы. На пороге Новицкого встретил лакей, который при виде гостя принял вид самый торжественный и жестом попросил следовать за собой. В большой зале, ведущей в столовую, слышались неразборчивые голоса. Войдя туда, Новицкий первыми увидел хозяина дома и жену его Марго. Следующий, кто бросился в глаза, был частый гость Заваруйкиных предводитель уездного дворянства Завьялов, как всегда с выражением страдания на желтушном лице и топорщившимися усами. Здесь же присутствовала и его супруга - очень полная темноволосая дама в летах. Была также чета фабрикантов Ремизовых и еще несколько не знакомых ему господ. Как потом выяснилось, все - представители уездных присутствий.
-Рад видеть вас, Дмитрий Федорович, в своем доме.
Заваруйкин подошел к Новицкому и пожал ему руку.
-Я также безмерно рад, Павел Игнатьевич, но объясните мне, по какому случаю праздник?
-Неужели вы не в курсе? - искренне удивился Заваруйкин и полез в карман пиджака.
Оттуда на свет была извлечена мятая страница газеты "Слово".
-Читайте, Дмитрий Федорович, читайте!
Новицкий посмотрел на газету. Крупными броскими буквами было напечатано "Высочайший Манифесть. Божиею милостию, Мы, Николай Вторый, Императорь и Самодержець Всероссийский, Царь Польский и Князь Финляндский, и прочая, и прочая, и прочая".
-Что это? - спросил Новицкий, бегло пробегая взглядом по строчкам.
-Манифест о даровании гражданских свобод. Господи, наконец-то свершилось то, о чем мечтали все прогрессивно мыслящие люди в нашей стране! Царизм под натиском революции сдался, уступил, капитулировал. Вы читайте, Дмитрий Федорович, даровать народу неприкосновенность личности, свободу совести, слова, собраний и союзов. И далее, да вы читайте: "не откладывая выборы в Государственную думу, обеспечить участие в них тех слоев населения, которые, согласно указу от шестого августа, (5) были лишены права голоса". И далее: "ни один закон не может войти в силу без согласия Думы". Как вам это? Дума получает законодательные права, а не те, что были первоначально предложены Фришем. (6) Запомните дату, что стоит под манифестом. День семнадцатое октября войдет в историю России как один из величайших дней!
-Потрясающе! - только и нашелся, что сказать Новицкий.
-Господа! - обратился Заваруйкин к гостям. - Друзья! Единомышленники! Я надеюсь, что вы сегодня разделите со мной радость нашей общей победы. Шампанского, господа!
Несколько лакеев с подносами обошли гостей. Новицкий взял хрустальный бокал, но пить не стал. Не то что бы он не хотел шипучего напитка, просто недоумевал: с чего это вдруг Заваруйкин причислил его к числу своих единомышленников? Между тем гости за разговорами о текущей политике перешли в столовую, где уже был накрыт к ужину длинный стол. Когда улеглось волнение, вызванное рассаживанием приглашенных, слово взял предводитель уездного дворянства Георгий Васильевич Завьялов.
-Господа! - начал он торжественно, подняв глаза к потолку, при этом бокал в его руке подрагивал, выдавая душевное волнение. - Семнадцатого октября сего года произошло событие, которое, как мы все надеемся, перевернет многовековые устои набившей оскомину беспомощной самодержавной власти. Самодержавие под натиском всеобщего недовольства задрожало, и этот страх породил доселе невиданное в России явление. Можно даже сказать, что произошла несомненная сенсация. Наконец-то народу дарованы широкие права, и наша задача отныне состоит в том, чтобы в полной мере воспользоваться этими правами. Но успокаиваться рано, господа. Борьба продолжается. Царизм маневрирует, прижатый революцией. И сейчас готов на многое, чтобы сохранить само свое существование. Мы должны активней, нежели прежде, включиться в политическую борьбу. И мы говорим: да здравствуют свободы совести и слова! Да здравствует свобода собраний и союзов! Мы говорим "да" Государственной думе и новому избирательному праву! Мы говорим "нет" произволу и мракобесию! С первой победой нас, господа!
В этот миг все осознавали значимость и неизбежность происходящего.
Новицкий молча жевал кусок мяса, осмысливая увиденное и услышанное им.
-Господа! - взял слово один из присутствующих, полный лысоватый господин в синем костюме. - Безусловно, царизм своей неловкостью, и не побоюсь даже этого слова - преступностью, дискредитировал понятие сакральности самодержавной власти. Нет больше этой сакральности. Лопнули скрепы, рассыпалась вековая симфония власти и народа. Власть, беспомощная и грубая, привела страну к ее нынешнему состоянию. Мы все помним, как чаяния российских земств успешно давились правительством. Помним, как было отказано земствам в допуске к обсуждению законопроектов, отнюдь не общегосударственных, а имеющих прямое отношение к нуждам самих земств. Как пустыми чаяниями назывались наши требования к властям. Знаем также, что ряд наших единомышленников вынужден вести жизнь нелегалов, уезжать за границу и оттуда вести борьбу за наши с вами права. И вот, свершилось! Теперь остается открытым вопрос: что же дальше? Правильно сказал наш многоуважаемый Георгий Васильевич: борьба продолжается. Но вот вопрос: каковы же будут цели и средства нашей дальнейшей борьбы?
-Ваши предложения, Аркадий Николаевич! - вставил голос напыщенного вида господин с густой шевелюрой рыжих вьющихся волос (Новицкий позже узнал, что данный господин носит фамилию Кукушкин и возглавляет уездное присутствие по воинской повинности.) - Верно, вам есть что предложить?
-Безусловно, - продолжал лысоватый господин в синем костюме. - Первое, что надо сделать, это созвать межгубернское совещание по выработке политики земств в новых политических условиях. Второе - обозначить свои предложения по порядку выдвижения земских представителей в будущую Государственную думу. Третье - для более успешного решения сельскохозяйственных вопросов на всех уровнях власти необходимо шире привлекать к работе в земствах представителей крестьянского населения. Как видите, меры, вполне соответствующие текущему моменту.
-Как, по-вашему, земствам строить отношения с царской бюрократией? - подал голос один из присутствующих. - Ведь власть не доверяет земствам.
-Да, это серьезная проблема. Но, думаю, напуганное революцией, самодержавие станет более сговорчивым. По крайней мере я на это надеюсь.
-Простите меня, Владимир Иванович, - тихо обратился Новицкий к сидевшему рядом с ним Ремизову, - я не так давно виделся с Павлом Игнатьевичем, состояние его было более чем плачевным, и сейчас меня безмерно удивляют перемены в его настроениях. Что случилось, вы не в курсе?
-Отчасти, - так же тихо ответил Новицкому Ремизов. - Кажется, это собрание призвано не только объединить всех в едином порыве радости за очередной политический маневр нашей слабодержавной власти, но и решить одну проблему, которая не дает покоя Заваруйкину все последнее время.
-Так вот почему он пригласил меня, хотя и знает, что я не разделяю его либеральных взглядов. Да и вы, кажется, не сторонник бунта против законных властей?
Ремизов холодно и немного отстраненно посмотрел на Новицкого.
-Когда бунтует чернь, я еще могу понять, уважаемый Дмитрий Федорович. Это чернь, и она вечно чем-нибудь недовольна. Но когда лучшие умы Отечества работают на разрушение государства и его вековых устоев, позвольте.... И здесь я только потому, что озабочен состоянием дел в земстве. Это мой долг как гражданина и, не побоюсь этого слова, патриота своей страны.
-Понимаю.
Новицкий отложил салфетку в сторону и устремил взгляд на Заваруйкина. Павел Игнатьевич оживленно беседовал с Завьяловым, доказывая тому что-то и загибая поочередно пальцы на левой руке.
-Хорошо. - Завьялов кивнул одобрительно и поднялся со стула. - Господа! Минуту внимания. Все мы не один год работаем на нужды нашего земства и хорошо знаем его проблемы. И понимаем, что есть одна архиважная задача, решить которую нам не поможет ни Бог, ни верховная власть в силу своей незаинтересованности. Я имею в виду проблему российского пьянства. Не секрет, что размах пьянства в стране - социально негативное явление, вызывающее серьезное беспокойство среди активных членов общества. И если раньше кабатчики спаивали народ, теперь за них это делает государство, получая от винной монополии огромные барыши, необходимые для дальнейших бессмысленных авантюр. Возникает вопрос: что делать? Проводить и дальше политику умерщвления собственного народа? Или показать пример борьбы с многовековым злом?
-Георгий Васильевич, - рыжий господин по фамилии Кукушкин обвел недоуменным взглядом присутствующих. - Конечно, в условиях дарованных свобод говорить об этой проблеме станет проще, но каким образом вы связываете идею дальнейшей политической борьбы и, простите, банальное пьянство?
-О, это же ясно!
Ремизов не дал возможности высказаться Завьялову, с горячностью подался вперед.
- Мерами, предложенными земствами, необходимо сократить потребление казенной водки, при этом выступить с инициативой о законодательном ужесточении ответственности за самостоятельное винокурение. Потеряв стабильную статью доходов, власти вынуждены будут более тщательно подходить к вопросам планирования и расходования государственных средств.
-И втрое увеличить косвенные налоги, или не так? - обернулся к Ремизову Новицкий.
-Не так. Земства через своих представителей в новой Думе, через протекционизм должны повлиять на формирование бюджета, подправить предложенную господином Витте (7) систему налогообложения. К тому же можно сколько угодно говорить о необходимости мер борьбы с пьянством и ничего при этом не делать. Но вот вам совершенно свежий пример. Не далее как вчера на моей фабрике погиб рабочий. Причина простая. Был пьян. Что делать? Погрузиться в пустые разговоры о политической борьбе, требовать и дальше все больших свобод или наконец сделать необходимые шаги по истреблению конкретного зла? С этим кто-либо поспорит?
Молчание повисло над столом. Никто, даже несогласные, не проронил ни слова.
-У нашего многоуважаемого Павла Игнатьевича есть конкретные предложения. - Завьялов сделал жест рукой, приглашая Заваруйкина к продолжению разговора.
-Да, - Заваруйкин поднялся с места, откашлялся в кулак. - Я давно думал над проблемой опоев в нашем уезде. Политическая борьба - она ведь состоит не только в том, чтобы показать кукиш властям. Политическая борьба - это необходимость личным примером, достойным действием указать власти на ее просчеты. В этой связи хочу заявить следующее: мною санкционировано открытие в нашем уезде "Дома исправления и трудолюбия" для лиц, страдающих болезненной тягой к спиртному. Помещение уже подыскано управой. Подсчеты расходов показали, что мне одному не по силам обеспечить содержание данного заведения, нужна помощь земства. То есть ваша помощь, господа. Только совместными усилиями мы сможем справиться со злом, называемым пьянством.
-Что ж, в этом есть разумное зерно, - с хрипотцой в голосе многозначительно произнес лысоватый господин в синем костюме. - Повсюду земства открывают новые лечебницы, приюты для призреваемых, отчего бы и нам не попробовать открыть заведение по исправлению заблудших? В крупных городах сейчас успешно действует ряд подобных заведений. Пьяниц подбирают на улицах, не давая им замерзнуть или нанести себе какой иной вред, приводят в трезвое состояние. Довольны все.
-Конкретные предложения по финансированию, необходимому количеству сотрудников заведения я передал в управу. - Заваруйкин обернулся к Завьялову. - Отдельное спасибо за поддержку вам, Георгий Васильевич. Именно вы помогли уладить многие вопросы с полицией, заручиться поддержкой земского начальника господина Ильина.
-Полноте, Павел Игнатьевич. Я же понимаю, что вы стараетесь не ради собственных благ, а во имя процветания нашего уезда. - Завьялов поднял бокал. - У меня тост, господа. За успешное развитие земств, за то, чтобы верховные власти наконец обрели утраченную способность слышать тех, кто внизу. За будущие победы, за свободу, за то, чтобы развивалось и ширилось местное самоуправление, не сдерживаемое удавкой всесильной бюрократии!
В этот момент Новицкий вспомнил о Лизе, представил, с каким воодушевлением бы она восприняла начинания отца, и ему стало грустно.
9
В первых числах ноября по деревням распространился слух: со следующего года сокращают выкупные платежи, царь министрам, мол, приказал и вовсе их отменить. Хватит, дескать, крестьян обирать. Сколько же можно! И так сорок лет платит мужик за землицу, которая по всем божеским законам и так должна ему, пахарю, принадлежать. Повеселела деревня. Во многих храмах прошли молебны за здравие самодержца российского.
На царский манифест быстро отреагировала оппозиционная пресса. Досталось всем. И царю, и его кабинетным помощникам. Но среди шквала хлесткой критики звучали и дельные предложения. Необходимо кончать с малоземельем крестьян, увеличить роль и значение в этом деле Крестьянского поземельного банка. Где взять банку землю для продажи ее крестьянам? А у помещиков! Впервые реально над имущим классом нависла тень черного передела. И тень эта отныне надолго накроет огромную страну.
Если крестьянство страдало от недостатка земли, низкой агрокультуры, от сдерживающей хозяйскую сметку и инициативу общины (хотя и не мыслила свою жизнь вне ее), то российское купечество существовало вполне комфортно. Кто ему, купечеству, мог противостоять? Оно сильно своими капиталами, взаимовыручкой. Раньше как бывало? Решит сметливый мужичок уму-разуму поучиться. Либо учителей найдет. Либо сам за наукой в дальнее странствие отправится. А там, глядишь, приплыл на старой посудине, подлатал ее, все - открывай свое дело, организуй речные перевозки. Хочешь - хлеб вози, хочешь - уголь. Потребность есть, значит, будет барыш. Нынче все иначе. У того поколения дети подросли, внуки поднимаются. Вот где сила! Строятся новые заводы, фабрики. Чей в них капитал? Правильно, того самого сметливого мужичка и его потомков. Но не деньги самое важное для купца. Память о себе оставить хочет на века, вот иногда маленько и куражится....
Таким куражам был подвержен и Савва Лукич Полуянов. Возникла задумка у купца организовать в своем доме салон не хуже петербургского. И чтобы посещали его персоны все заметные, повезет - и знаменитые. Варенька поддержала идею отца. И первым, на кого она обратила свой взор, был местный пиит Пишкин. Савву Лукича мало смущало пристрастие поэта к дармовой выпивке, у каждого - нравится, не нравится - имеется своя червоточина внутри. Зато Пишкин мог привлечь к дому людей достаточно знаменитых, богемных, всяких там художников, актеров. Вскоре дом Полуяновых стали посещать странные люди, ремеслами они себя не обременяли, гуляли до полуночи, при этом одевались хорошо, с шиком и не экономили на извозчиках.
Варенька поддалась обаянию поэта. Ей даже показалось, что она влюбилась в него. Пишкин забрасывал девушку цветами, писал в альбом новые стихи, которые ей казались верхом совершенства. В эту осень она была счастлива. Но Савва Лукич имел иные виды на дочь. Связями своими в деловом мире быстро организовал скупку долговых обязательств, оставшихся от старухи Новицкой. Понимал, что рано ли, поздно ли пустят кредиторы наследника по миру. И чтобы он ни мыслил там о себе в своей аристократической спеси, никуда ему не деться от него, Полуянова Саввы Лукича. Быть молодцу в зятьях! Деньги многое могут, но они никогда не сделают бывшего холопа аристократом. Титул можно купить, регалии всякие, а вот предков не купишь. Это от роду. И Вареньке, по мысли Саввы Лукича, предстояло возвысить род бывших холопов княжеских, а ныне купцов второй гильдии до положения российской аристократии. Пока же пусть развлекается. На то она и молодость, чтобы влюбляться.
-Варвара Саввична, - красивое холеное лицо Пишкина раскраснелось от легкого морозца - Поди, замерзли совсем? Вон как скукожились!
-Что вы, Елизар Велимирович, - кокетливо поправила пуховую косынку Варенька и быстро спрятала руки в меховую манжетку. - Мороз сегодня не больно велик. Прямо так и тянет гулять.
-То на ваше усмотрение, можно и погулять, - уныло согласился Пишкин, мечтая о принятии вовнутрь горячего глинтвейна.
-Снегу-то нынче нападало, - продолжала восторженно Варенька, - всего за одну ночь навалило вон сколько!
Они медленно прогуливались по залитой солнцем улице между дремотных домов с тонкими струйками дымов над крышами. День был действительно хорош. Ростепель сменил небольшой мороз, город засыпало снегом. Скрыла наступившая зима грязные заплеванные мостовые, даже заборы, серые, никогда не знавшие краски, преобразились, надели пуховые шапочки. Народу на улице по случаю воскресного дня было много. Кто-то торопился суетливо, кто-то просто прогуливался, глазел без дела то на витрины лавок, то на наряды местных щеголих.
Трактир "У Бори", с которым поравнялись Варенька с Пишкиным, был полон разномастного народа. То и дело оттуда, пошатываясь от утробных излишеств, выходили личности примечательные; встретить у входа пьяного полураздетого господина не представлялось никому странным. Из трактира доносились звуки рояля. Расстрига-пианист Вирсавий сегодня был в ударе.
Неожиданно Варенька остолбенела. Человек, которого она увидела, показался ей знакомым. Всплыло в памяти ограбление по пути в усадьбу Новицких. Да, это был он, господин в черном пальто, только сейчас его лицо почти скрывала длиннополая шляпа.
-Елизар Велимирович, видите того человека? Да, того, в черном пальто. - Варенька схватила Пишкина за руку. - Давайте проследим за ним.
-Что на вас нашло, любезная Варвара Саввична? - недоуменно произнес Пишкин. - Чего ради мы будем лезть не в свои дела?
-Это мои дела, - упрямо произнесла Варенька и топнула ногой, - и если вы хоть немного любите меня, выполните мой каприз.
-Надеюсь, это не ваш воздыхатель? - Пишкин обнял Вареньку за плечи. - В противном случае ему придется попробовать силу моих кулаков.
-Ну что вы, какой воздыхатель! - нетерпеливо произнесла Варенька, отстраняясь от поэта.- Кажется, он направляется в трактир, пойдемте за ним следом.
-И вы отважитесь войти в эту клоаку разврата? Спуститесь в колодец омерзительных нравов? Одумайтесь! - патетически воскликнул поэт, пытаясь удержать свою спутницу. - Трактир - не место для благовоспитанных девиц.
Пока они пререкались у входа, господин в черном пальто, а это действительно был Половников, покинул заведение и, оглядываясь по сторонам, быстро зашагал прочь.
-Уходит! - воскликнула Варенька и поспешила следом за Половниковым.
Нехотя Пишкин поковылял за ней, проклиная тот час, когда решил пригласить девицу на прогулку. Ввязываться в авантюры ему, законченному сибариту, (8) совсем не хотелось.
Половников словно почуял неладное. Резко сбавил шаг. Оглянулся и в двадцати шагах от себя увидел полицейских. Представители власти явно высматривали подозрительных лиц. Раздался пронзительный звук свистка, от которого вздрогнули и Варенька, и Пишкин. Девушка схватила поэта за руку. Половников, быстро оценив обстановку, побежал. Варенька видела, с каким трудом он дышал, подумала, что заговорщику вряд ли удастся ускользнуть от полиции. Между тем Половников достал из-за пазухи и бросил в снег небольшой сверток, после чего нырнул за первый же попавшийся забор. Двое полицейских, не преставая дуть в свистки, поспешили следом. Звук свистков постепенно удалялся.
-Давайте посмотрим, что там?
Варенька подбежала к забору и потянулась за свертком.
-Не трогайте, а вдруг там бомба? Давайте сообщим полиции!
Пишкин в ужасе представил себе, что будет с ним, если неизвестный предмет окажется самодельной бомбой. Почему-то о Вареньке в этот момент он не подумал.
-Да вы просто трус! - с негодованием воскликнула Варенька и вытащила сверток из снега. - Нет здесь никакой бомбы. Похоже на бумаги.
Она быстро сунула сверток за пазуху просторной заячьей шубки.
-Проводите меня домой, я замерзла.
Гулять ей расхотелось. К тому же не давало покоя содержимое таинственного свертка. Возможно, он поможет ей узнать, кем же на самом деле является грабитель экипажей.
Пишкин обрадовался возможности поскорее отправить девицу домой. И с готовность, даже некоторой поспешностью повел ее в сторону особняка Полуяновых.
В своей комнате Варенька развернула пакет. В нем действительно были бумаги. Вернее, листовки с броским воззванием " К трудовому крестьянству". Варенька бегло прочитала одну из листовок, призывающих крестьян выступить солидарно с трудовым пролетариатом страны. Разочарованно отложила в сторону. Политикой она не интересовалась. Но среди листовок ей попалась одна бумага, которая заинтриговала ее. Химическим карандашом несколько неумело была нарисована карта уезда. С названиями деревень. Помещичьи имения были жирно выделены и отличались на общем фоне. Но не это было странно. На карте красным карандашом около ряда деревень были нанесены кресты, над каждым стояла буква "В", обведенная кружком. Что это значило, Варенька не поняла, но на всякий случай спрятала бумагу в комод под белье. Листовкам же была уготована участь отправиться в печку. То-то обрадовалась безграмотная старуха-кухарка, когда Варенька принесла их ей на растопку.
Между тем Половников, ускользнув от полиции, долго петлял по городу, пока не попал на самую окраину. У деревянного двухэтажного дома с мезонином он остановился, свистнул. На свист из дома вышел пожилой человек в овчинном полушубке.
-Принес? - вместо приветствия угрюмо спросил он.
-Пришлось избавиться. За мной погоня была. Еле ушел. Если бы не дворы, хана мне. Черт дернул связаться с этими бумагами. И так живу, словно с содранной кожей, от каждой тени шарахаюсь.
-А коли найдут?
Человек в полушубке тревожно огляделся по сторонам.
- И что с того? - сказал Половников со злобой, закашлялся, сплюнул в снег. - Было бы лучше, если меня с поличным взяли? Ты хоть раз в участке был? Кости тебе ломали? Царские дуболомы умеют признания выколачивать. Маму родную оговоришь.
- Полно, не горячись. Бог с ними, с листовками. Но новый план мне раздобудь.