В гадком подавленном настроении вышел Новицкий из дома Полуянова. Яков прохаживался рядом с лошадью, пританцовывал, пытаясь согреться. Новицкий отсутствовал более двух часов, и кучер стал замерзать на все более усиливающемся морозе.
-Заждался? - Новицкий сел в сани. - Поехали, Яков, в ресторацию. Надерусь до беспамятства с горя.
-Ваше благородие, может, лучше домой? Кухарка, поди, уже и еду сварганила.
-В ресторацию, Яков, или в трактир. Мне все равно куда. К черту кухарку, к черту дом, всех к черту.
-В трактир - так в трактир, наша забота маленькая: лошадью править.
В трактире "У Бори" народу было не много. Новицкий выбрал себе чистый столик у окна. Яков выпил стакан горячего чая для согрева у стойки и удалился на улицу ждать хозяина в санях.
-Эй, человек! Водки и что-нибудь закусить, - подозвал Новицкий к себе полового.
-Чего изволете-с на закуску? Коли не поститесь, есть поросенок, весьма рекомендую-с.
-Все равно. Давай поросенка. Гулять - так гулять.
Он пьянел все больше, пил, не желая остановиться. Почти не ел. Вскоре сознание стало мутиться. Помнил только, что кто-то наклонился над ним, сунул руку в карман пиджака. Завизжала незнакомая дама, он полез заступаться, возникла безобразная драка. Затем под руки его стали выводить из трактира. Он сопротивлялся, кричал. Матерно выругался. Немного помнил перепуганное лицо Якова, пытающегося усадить его в сани. Дальше - полный провал.
Очнулся Новицкий в своей спальне. Тускло горела керосиновая лампа на комоде. За окном было темно. Он долго лежал с закрытыми глазами, пытаясь вспомнить все, что с ним произошло. Постепенно картина прожитого дня восстанавливалась в памяти. Защемило за грудиной, обдало неприятным холодком, когда представил себе, как потирает руки купец, радуясь очередной удачной для себя сделке. "Мерзавец, - вслух выругался Новицкий. - Нужных связей ему, червю земляному, захотелось. Думает, деньги есть - любого купить можно!"
-Митрий Федорович, - раздался встревоженный голос Гордея, - пришли в себя, никак. Слава Господу Утешителю.
Новицкий приподнял голову от подушки. Гордей сидел у его постели. В неярком свете лампы лицо его было землистого цвета, глаза покраснели и слезились.
-Ты чего здесь делаешь, Гордей Ермолаевич? Почему не спишь?
-Поди тут - усни. Вы хоть помните, как давеча отличились?
-Если честно, то плохо помню, - Новицкий снова откинулся на подушку.
-Предупреждал же вас: не пейте. Водка никого еще до добра не доводила. Ан нет! Чего слушать глупого старика - у нас на все собственный резон. Желаете спиться - пожалуйста, спивайтесь. Но только после того, как навечно закроются мои глаза. Чтобы я не видел вашего падения в ад.
-Погоди, не брюзжи. Лучше расскажи, чем же я отличился. Неужели все так плохо? Стыд-то какой!
-Стыд! Еще какой стыд! Видели бы вы себя со стороны. Пьяный до бесчувствия, одежда порвана. Пинжак ваш нарядный на что теперь похож? Только на свалке ему и место среди ненужного хлама. Яшка рассказывал, что вы творили, у меня щеки от стыда пылали. Вы, дворянин, сын уважаемого в уезде георгиевского кавалера, разбили нос незнакомому человеку мастерового сословия. Матерно ругались, словно извозчик. Митрий Федорович, так люди вашего круга себя не ведут. Следует честь блюсти, ежели не желаете потерять уважение соседей.
-Это все? Вижу, чего-то не договариваешь.
-Яшка вас еле от полиции спас. Ему свечку поставьте за здравие, а то быть бы вам сейчас в арестном доме. Вы на улице, когда вас выводили, господину судье, шедшему мимо, чуть в глаз не заехали кулаком. Еще и обозвали нехорошим словом. А в городе нонче неспокойно, везде полиция. Яков сказывал, толкуют о каком-то совещании полицейских чинов. Всех зачинщиков даже самых малых беспорядков уездный исправник велел хватать и держать под арестом. Якобы это приказ самого господина енерал-губернатора. А тут - драка! Так что одной свечкой не отделаетесь.
-Господи! - Новицкий обхватил голову руками. - Вот до чего докатился! Скажи, Гордей Ермолаевич, почему меня несчастья преследуют? Я что - хуже других?
-Напраслину не городите, - Гордей бережно поднял с пола сползший край одеяла. - С какого такого резона вас несчастья преследовать должны? Все происходит по промыслу Господа нашего, за людские грехи смерть крестную принявшего. Знать, высшая воля такая - вас через испытания провести. Человек должон без нытья и уныния смиренно принять высшую волю в любом ее проявлении. На то он и человек, а не тварь неразумная.
-Гордей Ермолаевич, ты предлагаешь смирение? А я не желаю мириться со многими вещами. Не желаю - и все! Почему я должен терпеть насилие над собой, подчиняться тому, кто на данный момент богаче меня и, следовательно, сильней!
-Митрий Федорович, да вы о чем толкуете-то? Что с вами приключилось?
-С этого бы и начал, а то давай по обыкновению мораль читать. Я уже взрослый мальчик. - Новицкий резко сел на постели. - Окрутил меня купчина проклятый. Теперь хочешь не хочешь, придется жениться на его дочке.
-Сосватал. Поставил вопрос ребром. Или женишься, или ...
- Митрий Федорович, - глаза Гордея радостно заблестели, - подумать только, как все удачно свершилось. Мы ведь думали, как найти способ окрутить девицу, а оно все и образовалось лучшим образом. Без всяческих потуг и усилий с вашей стороны.
-Чему радуешься? - уныло произнес Новицкий. - Не люба она мне.
-Стерпится - слюбится, Митрий Федорович. Главное - имение сохраните. Поди, матушка на том свете также за вас радуется. А девица ничего, смазливенькая. Тощая, правда, маненько, но все поправимо.
-Гори оно ярким пламенем, это имение! - в сердцах произнес Новицкий. - Долго еще сидеть здесь собираешься? - грозно обратился он к Гордею. - Иди спать, Гордей Ермолаевич, поздно уже. Оставь меня одного.
-Ничего, Митрий Федорович, ничего. - Гордей, потирая больную ногу, поднялся. - Пройдет время, еще Бога благодарить будете за его милости. Счастья своего не понимаете, но то от большой маяты в душе.
Утром чуть свет Новицкий поднялся с постели и без дела, зябко кутаясь в теплый халат, слонялся по холодному дому. Печи не успели еще нагреться, отсыревшие дрова больше дымили, чем горели жарким пламенем. Новицкий в поисках хоть какого-то тепла зашел на кухню. Лукерьи не было, у плиты суетилась молодая кухарка.
-Лукерья где? - безо всякого интереса спросил у нее Новицкий.
-Доброго утречка, барин. - Кухарка поставила чайник на плиту. - Больно раненько встали, завтрак еще не готов. Что касаемо Лукерьи, так она всю ночь плохо себя чувствовала, жар у нее был, знать, сквозняком продуло. Сейчас спит. Жалко будить, намаялась. Да и зачем она вам, я сама все, что надо, сделаю.
-А где Аленка?
-В кладовках прибирается. Нынче много мышей развелось, часть продуктов испортили. Отравы бы надо. Иначе все припасы сожрут.
-Спроси у Ивана, у него должна быть.
Новицкий уже собрался было уйти, но передумал. Он внимательно посмотрел на кухарку. "Нравится ли она мне как женщина?" - подумал Новицкий и тут же ответил на поставленный вопрос: "Нет, не нравится. Нет в ней того, что влекло бы к ней. Простовата, глуповата, руки красные, в цыпках. Похожа на курицу, а кровь, по всей видимости, рыбья, холодная. Будет обнимать тебя, сама о кастрюлях думать. Смогу ли я взять ее так, безо всякого чувства симпатии, просто как самец самку? Зачем? А разве для этого особый смысл нужен? Гордей сказал бы, что это грех. Но боюсь ли я греха? И сколь глубоко дно той ямы, в которую может, не измаравшись в нравственной грязи, упасть человек? Возможно, и нет той ямы вовсе? Все придумки моралистов-импотентов, которым не ведома сладость вкушения запретного плода. Человек создан для жизни, для наслаждения. Для чего вокруг себя городить частокол запретов? Хочешь - бери от жизни то, что она дает тебе, и не засоряй мысли думами о последствиях.
Новицкий подошел вплотную к кухарке.
-Барин,- женщина оторопела, - ты чего?
-Сама не догадываешься?
Он обхватил ее рукой за талию. Губы его искали ее губы, в то же время свободная рука задирала подол юбки.
-Не сейчас!
Она сделала попытку оттолкнуть его, но это только подзадорило Новицкого, который с силой повалил ее на стол. Чайник на плите тяжело запыхтел, выпуская из недр своих клубы пара. Новицкий сжимал ее в объятиях, удивляясь мягкой податливости женщины, словно и не человек то был, а комок вымешанного дрожжевого теста. Она, молча и без страсти, принимала все, что он делал. Но ему хотелось большего, хоть какого-то движения навстречу с ее стороны. Не дождался. Она только протяжно всхлипнула. Молча поднялась, оправила юбку и отвернулась к плите.
"Дурак!" - про себя выругался Новицкий и вышел вон из кухни.
12
Через пару дней, в воскресенье, Новицкий, томимый желанием иметь в доме своем портрет Лизы, все же выехал в усадьбу Заваруйкиных. Эта идея зрела в нем с той самой поры, когда он впервые увидел ее портрет с ромашками. Новицкий упорно не хотел забывать Лизаньку. Не мог смириться с ее смертью. И, как бы ни сложилась в дальнейшем судьба, решил он, пусть Лиза станет для него добрым ангелом-хранителем.
Новицкий рассказал о своем желании Гордею, но тот его не поддержал. Вроде как даже рассердился на барскую блажь. Сказал, что если тот хочет на кого молиться, для этого имеются святые образа, и нечего делать себе иных кумиров. Умерла девушка, и мир праху ее. Расстроил Гордей Новицкого, но не отговорил от странной идеи. Только плюнул досадливо и перекрестился. Мол, ваше дело, блажите.
Павел Игнатьевич встретил Новицкого с радостью, немного попенял за долгое отсутствие, что не давал о себе знать. Совсем забыл одиноких стариков. Новицкий, терпеливо слушая сетования соседа на плохую погоду и дурное самочувствие (словно мог чем-то ему помочь), долго не решался начать нужный разговор. И только после того, как Заваруйкин от души напоил его душистым чаем с земляничным вареньем, собрался с духом.
-Павел Игнатьевич, я, собственно, хотел поговорить с вами об одном щекотливом деле. Видите ли, мне очень нравится портрет Лизы, тот, на котором она изображена с букетом цветов. И мне бы хотелось иметь похожий портрет в своем доме.
-Зачем? - Заваруйкин внимательно посмотрел в глаза Новицкому. - Я, конечно, понимаю, что Лизанька нравилась вам. Но это дело прошлого. Нет больше Лизаньки с нами. А вам надо думать о будущем, поверьте мне, старику. К тому же, на мой взгляд, портрет весьма плох.
-Что вы! Он вовсе не плох, как вы о том говорите, напротив, Лизанька на нем очень похожа на себя! Я понимаю, Марго никогда не даст согласие на то, чтобы портрет хоть на день покинул ваш дом, да я этого и не прошу. Единственная моя просьба - дать фотокарточку Лизы. Я найду художника, который напишет с нее портрет. По моему желанию он нарисует ее в белом свадебном платье с шикарным букетом цветов в руках.
-Дмитрий Федорович, вы хоть немного думаете, о чем говорите? Я не предлагаю забыть свою несчастную дочь. Но, боже мой! То, о чем вы сейчас сказали, звучит кощунственно.
-Напротив, уважаемый Павел Игнатьевич. Новый портрет Лизы будет являть собой торжество жизни, а не смерти. Ведь Лизанька так хотела выйти замуж, быть счастливой! И становится горько от мысли, что мечте ее так и не удалось осуществиться.
-Дмитрий Федорович, весьма жестоко напоминать старику о его вине. Я часто думаю, что не будь мы с Марго столь упрямы в желании огородить дочь от лишних волнений, судьба подарила бы Лизе больше лет жизни. Мы оберегали нашу девочку от всего, что могло огорчить или встревожить ее. Но нельзя было бесконечно долго держать Лизаньку в неведении о тяготах жизни. Она была доброй девочкой и живо принимала на себя чужую боль. Напрасно я не поверил в искренность ваших чувств, не согласился на брак Лизы с вами. Возможно, и удалось бы хоть немного отсрочить ее конец. Подождите меня, я сейчас.
Заваруйкин вышел, оставив Новицкого одного. Вскоре появился с толстой пачкой фотографий.
-Последние ее карточки. Лизанька много фотографировалась по приезде своем в Петербург. Ни один салон не пропускала. Словно знала: это единственное, что останется после нее. Не лучшие фотографии, должен вам сказать. Ибо печать близкой смерти уже омрачает ее лицо. Бедная моя девочка! - Заваруйкин погладил рукой лежащую поверх пачки фотографию Лизы. - Надеюсь, вы найдете хорошего художника, которому удастся стереть с лица страшную печать. Выбирайте сами, какая карточка подходит вам.
Новицкий выбрал небольшую фотографию. Долго смотрел на нее.
-Спасибо, Павел Игнатьевич, что поняли меня. До конца дней своих буду благодарен вам за это.
-Полноте. Теперь я вижу, что Лизанька сделала правильный выбор, полюбив вас. Увы, дочь оказалось прозорливей своего родителя. И хватит об этом! - Заваруйкин сделал жест рукой, словно желал огородиться от Новицкого. - Не бередите душу.
Новицкий убрал фотографию во внутренний карман пиджака.
-Павел Игнатьевич, как обстоят ваши дела по делу о Доме исправления заблудших в алкогольных парах душ?
Заваруйкин оживился, встрепенулся. Глаза его заблестели, щеки порозовели. Он словно вынырнул из водоворота мутной воды, черной воронки прошлого, вздохнул полной грудью. Новицкий с облегчением отметил, что Заваруйкин на глазах превратился в активного, полного энергии для созидания деятеля.
-Вы себе только представьте, Дмитрий Федорович! Нашими общими с земством стараниями Дом почти готов. Одна беда - не хватает женской обслуги. Местные бабы не идут, остерегаются. Как быть - ума не приложу. Придется со стороны нанимать. Пойдут ли, не знаю.
-Жалованье хорошее предложите - пойдут. По деревням оставшиеся вдовами бабы от безденежья воют. Детей у каждой куча. Хозяйство вести бабе одной не под силу. Эти, мне кажется, с удовольствием пойдут хоть в кухарки, хоть в прачки.
-Возможно, вы и правы. Надо подумать на досуге. А так все хорошо. Назаров, доктор наш, поддержал мою идею. Накануне разговор с ним имел, будучи по делам в городе. Знаете, что он предложил? Женское отделение организовать. Некоторые бабы подчас пьют не меньше мужиков. Увы, прискорбный факт. В основном те из баб, которые возвращаются с заработков из городов. Ведь не все из них идут в услужение, на фабрики. Часть - на панель, в бордели. Отсюда сифилис, безнадега, пьянство. Чем больше углубляюсь в эту проблему, тем страшнее становится, верите ли?
-М-да, невеселую картину вы нарисовали. - Новицкий посмотрел на фотографии Лизы, разложенные на столе. - Я вот что подумал, Павел Игнатьевич, была бы Лиза жива, с каким воодушевлением она поддержала все ваши начинания.
-Да, Лизанька была бы первой моей помощницей, - вздохнул Заваруйкин и стал складывать фотографии стопкой, подолгу задерживая на каждой свой взгляд. - Марго особенно тяжело переносит разлуку с дочерью. Давеча говорит мне: не взять ли нам на попечение сиротку? Мало ли подкидышей... И ей хорошо, и нам не тоскливо.
-Как вы относитесь к желанию жены?
Новицкий откинулся на спинке стула. Заваруйкин погрустнел.
-Дмитрий Федорович, конечно, пригреть сироту дело благое, но разве сможет даже самый лучший малыш заменить твою кровиночку? Право, я, если честно, боюсь подобного решения. Жизнь наша, пускай и тоскливая, устоялась, с потерей дочери мы смирились. А появись в нашем доме чужой ребенок, как относиться к нему? Как к родному? У меня вряд ли получится. Марго понять можно, она женщина, у нее сильно желание быть матерью, опекать, взращивать. Мне же достаточно того, что в моей жизни уже была Лиза.
-Я вас понимаю, Павел Игнатьевич. Вряд ли бы и мне понравилось решение взять чужого ребенка на воспитание. Впрочем, в отличие от вас, я не питаю особой любви к детям. Сопли, крики и бесконечные хлопоты. Мне пора, спасибо за все и разрешите откланяться.
Новицкий встал из-за стола.
-Вы уже уходите? - поднялся следом Заваруйкин. На лице его читалось искреннее сожаление. - Не забывайте о нас впредь. Жаль, Марго нет дома. Уехала в город, и что-то до сих пор ее нет. Уж она бы уговорила вас остаться.
-Передавайте поклон от меня Марго. Приятно было повидаться.
-Хотел вас спросить вот о чем, Дмитрий Федорович. Все ли тихо у вас в деревне?
-Вроде тихо. По крайней мере, крестьяне не бунтуют.
-Я не про то хотел спросить. Нет ли чего необычного? Странных убийств, пропажи детей, паники в крестьянской среде?
- Не слышал. Управляющий мой родом из деревни, наверняка бы знал. Молчит - значит, не о чем говорить.
- Это хорошо, Дмитрий Федорович, очень даже хорошо. А то по деревням уезда слухи странные поползли. Мол, вновь дал знать о себе волкодлак.
-Неужели вы верите во всякую чушь, Павел Игнатьевич? - удивленно воскликнул Новицкий.
-Как не верить, уважаемый Дмитрий Федорович, если я собственными глазами видел растерзанного ребенка? Так волки не действуют. На руках ребенка остался след от веревки. А вместо горла - рваная рана. Если это не оборотень, как объяснить подобную жестокость?
-Я уверен, что оборотни имеют вполне человеческую природу.
Передавать Заваруйкину свой разговор с Назаровым о природе зла, о ликантропии Новицкому сейчас не хотелось.
-Вероятно, но все же очень странно, - задумчиво произнес Заваруйкин. - Не смею больше вас задерживать.
Уже в санях Новицкий спросил кучера:
-Яков, ты ничего в деревне странного не слышал? Слухи идут - оборотень вновь объявился.
-Есть такие слухи, ваше благородие, - не поворачиваясь к седоку, ответил кучер. - Давеча полиция на кладбище облаву делала. Так только поймай его! Он же оборотень! Подстрелили одну дикую собаку по кличке Полай. Ее наши, рехновские, крестьяне хорошо знают. На кладбище обретается. Только напрасно собачью кровь пролили. Полай - не оборотень. Настоящий волкодлак людского глаза боится. Такие вот, ваше благородие, дела. Куды ехать изволите? Домой али в город?
-Домой, Яков, домой, и как можно быстрее. Скоро темнеть начнет. Черт знает, какие еще тайны скрываются в нашей глухомани.
13
Тревожным выдался холодный осенний месяц ноябрь. Вслед за пролетариатом страны угрожающе поднялась крестьянская масса. То была значительная сила, далекая от мысли о примирении со своими угнетателями. Юг страны содрогнулся. И если в нечерноземных губерниях часть активного, большей частью молодого крестьянства на зиму уходила в города, снимая напряжение в деревнях, черноземные губернии представляли собой переполненный, кипящий, готовый взорваться в любую минуту паровой котел. Он и не преминул взорваться. Кровавым палом покатились крестьянские бунты по ряду черноземных губерний. Запылали помещичьи усадьбы, обитатели которых беспомощно убегали, успев захватить то немногое из фамильных ценностей, что можно было спасти. Огонь сладострастно пожирал архитектурные декоры, превращал в пепел старинные, собранные не одним поколением картинные галереи. Мужики, озверевшие от безнаказанности, не только кидали зажженную паклю в окна помещичьих домов, но и бессмысленно убивали хозяйский скот, калечили его, бросая медленно издыхать на оставшемся пепелище. Бились в горящих конюшнях чистокровные беговые скакуны. Дымились останки разграбленных зернохранилищ. Насилие уже никого не удивляло, казалось, мало пролито крови, хотелось больше. Вслед за югом страны восстания крестьян перекинулись в Прибалтику, неспокойно было в Закавказье. Волновалась армия. В середине ноября пришло сообщение о подавлении весьма серьезного восстания черноморских моряков, начатое в Севастополе мятежной командой крейсера "Очаков". Даже далекий Владивосток не остался в стороне от революционных событий. Хватив лиха в японском плену, восстали вернувшиеся на родину в эти тревожные дни солдаты Квантунской крепостной артиллерии. Простор для действий агитаторов всех мастей, склонность нижних солдатских чинов к неповиновению, беспомощность власти не могли не привести к тому, что вскоре правительство столкнулось с весьма прискорбным явлением. Армия, хранительница правопорядка, разложилась настолько, что являла собой не защитницу, а разрушительницу общественных устоев. И благо бы бунтовали отдельные гарнизоны. Так нет! Вся армия была охвачена недовольством. Но жизнь-то продолжалась. И призыв никто не отменял.
Тихий провинциальный N-в жил в тревожном ожидании. В начале декабря в город должны были прибыть новобранцы для пополнения столичного гарнизона. Что не на шутку тревожило уездного исправника Кнута. Летели депеши в Петербург на имя генерал- губернатора. Кнут просил срочно прислать верные правительству войска в город для предотвращения возможных беспорядков. На что генерал-губернатор если и отвечал, то весьма уклончиво. Вскоре Кнут понял, что просьба его не услышана в Петербурге, и помощи ему не дождаться. Оставалось уповать лишь на то, что серьезных беспорядков в уезде не будет. Усилен был полицейский состав, волостным старостам дано распоряжение сообщать о случаях малейших волнений и агитаций. А тут - новая головная боль для исправника. Злоумышленники, явно рассчитывая на взрыв недовольства в крестьянской среде, стали вести себя предельно нагло. На дорогах уезда появились трупы со следами насильственной смерти. Бесследно исчезло несколько детей. Крестьяне заговорили о том, что за этими событиями стоит волкодлак. Винили оборотня, заодно и власть, которая не в состоянии обезвредить нечистую силу. Но на то она и нечистая сила, что действует под покровом ночи. Общинники сами, не дожидаясь действий полиции, стали устраивать облавы. Весь уезд потрясло сообщение, что в одной из деревень был пойман крестьянин, раскапывающий могилы. Преступника взяли как раз за его неприглядным занятием. Нет бы, сдать в полицию! Не стали этого делать. Связали веревками и забили палками насмерть.
Кнут, дружный с князем Троповым, рассказывал ему обо всем, что творится в уезде. Князь, наслушавшись рассказов уездного исправника, всерьез стал подумывать об отъезде к дочери в Петербург. Напуган был реальностью народного бунта. Знал, что из всех окрестных помещиков именно он вызывает наибольшее недовольство крестьян. Ибо как никто другой драл с них семь шкур. Газеты крепили его уверенность в решении покинуть деревню и перебраться в столицу. Кому охота задохнуться в едком дыму горящего дома.... Оставалось уладить некоторые дела - и в путь. Тропов написал письмо Новицкому с требованием вспомнить об обязательствах и выплатить ему долг. Для жизни в столице деньги требовались немалые, к тому же Марианна в своих письмах сообщала отцу о денежных неурядицах мужа. Кто бы мог подумать, что его зять окажется банальным карточным игроком! Не мешкая, он отправил своего управляющего с письмом в усадьбу Новицкого.
Новицкого письмо князя привело в замешательство. Обстоятельства, на которые ссылался Тропов, позволяли тому в одностороннем порядке пересмотреть условия выплаты задолженности. Денег у Новицкого не было. Уговорить князя подождать еще немного, на что он рассчитывал ранее, не представлялось теперь возможным. Князь писал о своем намерении зиму провести в Петербурге, а весной отправиться на воды в Германию. Впервые в жизни Новицкий заплакал от беспомощности. Следовало что-то предпринять. Но что? Занять у будущего тестя? На этот шаг Новицкий не пошел бы даже под дулом пистолета. Попросить у Заваруйкина? Стыдно. Потом, у кого ни займи, отдавать все равно придется. "Что же делать?" - стучало в воспаленном мозгу.
Новицкий, отписав князю, что долг вернет в течение ближайшей недели, мрачнее самой темной осенней ночи бродил по дому, обдумывая возможные варианты своих действий. Наконец, он попросил подвернувшуюся под руку Аленку, чтобы та отыскала управляющего.
-Звали, барин? - Иван Лодыгин вошел, оставив открытой дверь кабинета.
-Иван, сколько денег у нас есть для выплаты оставшейся части долга?
-Кое-какие деньги есть, барин. Если приплюсовать еще ту сумму, что была получена путем продажи старых маслобоен, тысяч тридцать наберется.
-Всего тридцать? Но этого, черт побери, мало! А больше нет?
-Нет.
-Господи! - Новицкий обхватил голову руками. - Что же делать?
-Барин, коли нужны деньги, так я у отца возьму в долг.
-Спасибо, Иван. Кстати, как твой отец? Ты говорил, он болеет сильно.
-Вроде оклемался чуток. После гибели Пашутки думали, что не встанет.
-Прости, я забыл, что случилось с мальчиком?
-Так его еще по лету оборотень в лесу задрал. Я, вроде как, рассказывал. Думали вначале волк, только какие летом волки? Они твари хоть и подлые, а человека стороной за семь верст обходят. Даже если это дите малое, беззащитное. Жаль Пашутку, самый смышленый из всех детей брата был.
Лодыгин вздохнул горестно, вспомнив о страшной гибели своего племянника в лесу.
-Оборотень, говоришь... Интересно.
Новицкий задумался, постукивая пальцами по столу. Лодыгин терпеливо ждал.
-Скажи, Иван, в народе говорят, вновь волкодлак объявился? Случаи есть, задирает людей. Это правда?
-Истинная правда, барин. Молва идет, четвертого дня ехал один мужик из города. Вроде и не вечер еще был. Засветло. Лошадь его одна домой пришла. Куда делся мужик - только богу известно. Вот и говори после этого, что оборотня не существует.
Новицкий стукнул слегка кулаком по столу, словно решил для себя нечто важное.
-Пойди найди Якова, нечего ему бока пролеживать. Пусть запрягает Лорда. В город поеду. Пора кое-кого повидать.
Трактир "У Бори" в предвечерний час был полон народа. Вирсавий, не переставая, бренчал на рояле модные мелодии. Его согнутая фигура напомнила Новицкому игру тапера, пытающегося музыкой попасть в ритм с происходящим на экране действом. Новицкий остановился у входа, пристально высматривая в густом махорочном дыму нужного ему человека. Наконец, он увидел того, кого искал. Господин Пишкин собственной персоной, вальяжно облокотившись на заставленный тарелками стол, потягивал пиво из кружки и довольно жмурился, словно пригревшийся у печки сытый кот. Рядом с ним, обняв поэта за шею, сидела молодящаяся особа в очень узком декольтированном платье. Пишкин между глотками читал ей стихи собственного сочинения. Дама, сложив пухлые губы трубочкой, накручивала на палец завиток ярко-рыжих крашеных волос и млела от восторга.
-Господин Пишкин? - Новицкий остановился у столика, за которым сидел поэт.
-Ба, господин Новицкий собственной персоной! - воскликнул Пишкин, отставляя кружку в сторону. - Знакомься, Лидуля, Новицкий Дмитрий Федорович, местный помещик. Ты часто, Лидуля, видела, чтобы аристократы сюда захаживали?
Дама кокетливо передернула плечами, давая понять, что ни с кем из вышестоящих особ она не знакома, но вот если бы довелось...
-Вот что значит демократизм, - Пишкин поднес кружку ко рту, с шумом отхлебнул из нее. - Великая это штука, Лидуля, поверь мне. А посему, господин Новицкий, не желаете ли присоединиться к нашей компании?
-Не желаю. Я, собственно, не для этого пришел сюда. Мне необходимо видеть Булыгу. Вы не знаете, где он?
- Может, и знаю. Зачем он вам?
Пишкин снова поставил кружку на стол. От былой развязности не осталось и следа.
-Так вы знаете? Сможете мне сказать, где он нынче?
-Может, господин Новицкий, вы с полицией связаны? Кто вас знает! Давеча один тип, наподобие вас, также интересовался Булыгой. Все расспрашивал, что да почему. Оказался на поверку банальным шпиком. Что, холуи жандармские, Булыга вам нужен? Вот вам! Выкусите!
И Пишкин показал Новицкому сложенную из трех пальцев фигуру, в просторечье именуемую кукишем.
Дама захихикала, прикрыв рот ладонью. Новицкий вспыхнул, с трудом удержался от того, чтобы не ударить поэта по холеному лицу.
-Господин Пишкин, вы бредите? Какая полиция? Булыгу я знаю несравненно дольше вас. И если он мне нужен, стало быть, есть к нему дело.
- Верю, - примирительно произнес Пишкин. - Помните Люси? Он сейчас у нее проживает. Березовая, двенадцать. Может, все же выпьете с нами?
-Премного благодарен. Мне сейчас не до выпивки.
-Напрасно, кстати, Варенька Полуянова теперь вроде как невеста ваша, я слышал. Поздравляю. Прекрасный выбор. Красива, богата. Так что угощение по случаю помолвки не зажимайте.
Новицкий презрительно посмотрел на Пишкина. Мерзавец. Все-то ему уже известно!
-Человек! - подозвал Новицкий к себе полового.
Порылся в карманах пальто. Вынул горсть монет, не считая, сунул их в руку полового. - На все водки этим господам.
-Надеюсь, вы довольны? - Новицкий надел на голову шапку. - Счастливо оставаться.
-Бывайте, - произнес ему вслед Пишкин.
И уже про себя добавил удовлетворенно: "Господи, благодарю тебя за то, что не даешь ты оскудеть руке подающего. Аминь".
14
По адресу, указанному Пишкиным, Новицкий быстро нашел Булыгу. Сказать, что Булыга удивился, увидав перед собой институтского приятеля, значит, ничего не сказать. Булыга был потрясен до потери дара речи. Новицкий отметил про себя, что бывший товарищ его за последнее время сильно сдал: похудел, пожелтел лицом. Одежда мятая, давно нестиранная. Домашние туфли истерты до дыр. Обстановка, в которой проживал Булыга со своей новой возлюбленной, отражала его внутреннее состояние более чем очевидно: непроглядная нужда и разброд во всем. Разбросанные вещи, много ненужного, отжившего свой век хлама, неизвестно зачем складируемого, коробки, наставленные в порядке, известном лишь их обладателям. Со стороны же постороннего, в ужасающем беспорядке. Стол заставлен давно не мытой посудой. Стулья завалены одеждой. Дешевые обои в масляных пятнах, местами оборваны до самой штукатурки. Облезлые, давно не крашенные двери, пыльные занавеси.
-Друг Новицкий? Какими судьбами?
Булыга пришел в себя, пытаясь обнять бывшего товарища. Новицкий холодно отстранился от него.
-Вижу, жизнь не удалась?
-Да уж, друг Новицкий, - безнадежно махнул рукой Булыга. - Полное дерьмо. У тебя курить не найдется? Люська все деньги выгребла, стерва. Ну, я ей покажу! Узнает, как по карманам шарить, шалава.
-Чем занимаешься? - спросил Новицкий, доставая из кармана пачку папирос.
-Чем можно заниматься в нашей дыре?
Булыга трясущейся с похмелья рукой взял сразу несколько папирос и виновато опустил глаза.
-Ты же имеешь диплом инженера. В конце концов, мог бы давать частные уроки математики.
Булыга с жадностью закурил.
-Нельзя мне. Я нелегал. Полиция по пятам ходит. Куда ни сунься - везде вычислят.
-Врешь, - Новицкий пристально посмотрел в глаза бывшему приятелю.
Булыга отвел взгляд, шмыгнул носом.
-Врешь, - жестко повторил Новицкий. - Ты думаешь, я не догадался, почему полиция нагрянула в мой дом после того, как ты узнал о Половникове? Нашим и вашим служишь?
-Наветы это все, друг Новицкий. Кто донес - я почем знаю? В твоем доме народу и без меня хватало. Что если твой управляющий Ванька постарался? Он, он, можешь не сомневаться!
-Ванька, говоришь? Ох уж этот Ванька. Может, Лукерья на зятька своего стукнула? А что? В кутузку его, непутевого. Ладно, забудем. Ты хоть и подлец, но у меня к тебе есть дело.
-Друг Новицкий, вот те крест, не виноват я, хочешь - на колени встану, лбом об пол биться буду. Не виноват. Все это злобные наветы моих недругов
-Буде как баба хныкать. - Новицкий подошел к окну, отдернул занавесь. - Хоть бы дух проветрил. Дышать нечем.
Он распахнул форточку. Холодный морозный воздух стал наполнять пыльную комнату свежестью.
-Вот что, Носков-Булыга. Слушай меня внимательно. Я обещаю забыть все, что ты натворил. Обещаю вытащить из этой дыры, дать денег, чтобы ты уехал отсюда навсегда. Но за это поможешь мне в одном деле.
-Что требуется от меня? - поинтересовался Булыга, мысленно гуляя с румяными барышнями по запорошенным снегом улицам Петербурга.
-Слышал, поди, что в последнее время в уезде неспокойно. Активизировались те, кто под видом волкодлака - оборотня проворачивает темные дела.
-Знать о том ничего не знаю. - Булыга выпустил изо рта тонкую струйку дыма. - Да и откуда мне знать, друг Новицкий, если я уже целую неделю с горя пью? Скрутила жизнь-подлянка, аж мочи нет. В этом и твоя вина есть, не отбросил бы меня, как этот окурок, возможно, я пить перестал. А так... Гори все ясным пламенем!
-Выходит, по-твоему, я во всем виноват? Ты треплись-треплись, да знай меру. Я сюда не упреки и жалобы слушать пришел.
Лицо Новицкого потемнело, на скулах заходили желваки. Булыга осекся, сел на диван, съежился, словно бывший приятель собирался его ударить.
-Друг Новицкий, ей богу, я ничего не знаю. Вот те крест!
Он быстро перекрестился. Достал из-за пазухи маленький крестик на засаленной ленточке, поцеловал его.
- Перед Богом клянусь, что не знаю.
- Возможно. В твоем состоянии неудивительно и Второе пришествие не заметить. Слушай меня и не перебивай. В последние дни в уезде неспокойно. В ряде волостей крестьяне подвергаются нападениям неизвестных лиц, винят во всем оборотня. Мы, люди образованные, знаем, что никакой нечистой силы нет и быть не может. Но темная мужицкая масса полагает, что оборотень - существо вполне реальное. Почерк преступлений один и тот же. Люди пропадают, когда их тела находят, они носят следы укусов какого-то животного. Помнишь, мы нашли тело революционера на дороге? То же самое сейчас происходит и с крестьянами.
- До сих пор, как вспомню беднягу Берковича, так мороз по коже, - подал голос Булыга, не понимая, куда клонит Новицкий.
-Так вот. Любое преступление, если таковому суждено произойти, можно отнести к проделкам то ли оборотня, то ли неизвестного злоумышленника, действующего под его личиной. Достаточно только, чтобы почерк преступления был максимально похож на почерк волкодлака.
-Что-то не пойму я тебя никак, друг Новицкий. Зачем ты об этом мне говоришь? Давай на прямоту - чего ты от меня хочешь?
-Ладно, давай на прямоту. Матушка моя перед смертью, находясь не в здравом уме, наделала столько долгов, что я оказался сейчас в безысходной ситуации. Один из кредиторов нынче потребовал, чтобы я оплатил долг. Но у меня нет достаточной суммы денег, и еще не скоро будет. Кредитор-человек страшный, бескомпромиссный, даже безжалостный. Полагаю, что умирающую матушку мою он неслучайно завлек в свою паутину. Знал о наследнике. Только прогадал: в столице я не нажил состояния, на что он, вероятно, рассчитывал. А может, матушка ему и привирала насчет моей финансовой состоятельности. Впрочем, я сам виноват - держал ее в неведении по поводу своих доходов.
-Кто-то из ростовщиков? Я их, вурдалаков, повадки знаю.
Булыга потушил папиросу о деревянный подлокотник дивана.
-Нет, в том-то и дело, что не ростовщик. Это князь. Тропов его фамилия. Слышал о таком?
-Нет, не слышал, - Булыга отрицательно мотнул головой. - Да, друг Новицкий, тебе не позавидуешь. Но я тут при чем? От меня-то что тебе надо?
-Булыга, ты, я вижу, свои мозги совсем пропил. Тропов потребовал вернуть деньги, которых у меня нет. Что я должен делать? У меня только два варианта. Первый - расстаться с имением за долги, второй....
Новицкий замолчал. Булыга выпятил глаза и провел ребром ладони по горлу, давая жестом понять, какой еще выход есть у Новицкого.
-Именно, - Новицкий кивнул. - И в этом ты мне поможешь.
-Я? Нет, Новицкий, я по таким делам не ходок. Режь меня - не буду руки марать в крови, тем более князя. Нет, нет, и еще сто раз нет!
-Напрасно. Я лично знаком с господином исправником, так что о твоих походах в полицию мне узнать не составит труда. Кнут таких, как ты, только использует, но на дух не переносит. А вот дружкам твоим, революционерам, узнать будет интересно, кому ты служишь. Поди, не один их секрет выдал? Найдут однажды тебя в этой вонючей дыре повешенного на собственных подтяжках. Какова перспектива! И другое. Я даю тебе денег. Много денег. Уезжаешь восвояси и живешь в свое удовольствие. Выбирай.
-Новицкий, ты подлец, - захныкал Булыга. - У тебя нет никаких доказательств.
-Нет - так будут, - спокойно произнес Новицкий. - Кому поверят больше: мне или тебе?
-Сколько денег ты мне дашь, если я соглашусь на твои условия? - заикаясь, почти шепотом спросил Булыга.
Новицкий заметил, что бывшего приятеля трясет, словно в лихорадке.
-Сколько тебе надо?
-Много. Причем с авансом.
-Сейчас я дам тебе пять тысяч аванса. После того, как все произойдет, получишь еще двадцать пять. Этой суммы, надеюсь, тебе хватит. Больше у меня самого нет.
-Тридцать тысяч? За князя? Маловато.
-Жадность наказуема. Решай сам, как поступить. Но учти, несмотря на прежнюю нашу дружбу, в случае отказа я тебя не пощажу. Или... или. Жду завтра с ответом. Счастливо оставаться.
Дверь за Новицким закрылась, оставив Булыгу наедине со своими мыслями. Он медленно поднялся с дивана, подошел к окну, с яростью захлопнул форточку. Стекло тонко зазвенело. Он с силой кулаком ударил в окно, пробив стекло насквозь. Кровь из многочисленных порезов тонкими струйками потекла по руке. Казалось, Булыга совсем не чувствовал боли, смотрел равнодушно на то, как окрашивается рукав рубашки в алый цвет, как красные капли падают на пол, растекаясь неровными кляксами. Затем словно очнулся, обмотал руку первой же попавшейся тряпкой, упал на грязный, давно не мытый пол и завыл в голос жалобно и протяжно.
15
Ночью Новицкому не спалось. Он долго ворочался с боку на бок, но сон не шел к нему. В голове назойливыми мухами роились страшные мысли. Он старательно их отгонял. Но они снова и снова неумолимо лезли в голову. Мучили сомнения: правильно ли он поступает, решив избавиться от Тропова? Может, все же есть другой выход? В конце концов, можно плюнуть на все, черт с ним, с имением. Гори оно жарко со всем его содержимым. Уехать бы в столицу да забыть обо всем. Есть диплом - прокормит. Можно просто сбежать, инициировав самоубийство. Можно обратиться к столичным приятелям, среди них есть люди небедные. Да мало ли чего можно сделать! Но как быть с Троповым? Дать этому кровососу напиться до отвала своей крови? Простить ему преступление не менее тяжкое: обман и втягивание немощной старухи в паутину долгов с целью дальнейшей наживы? Как дальше жить с этим, слоняясь по казенным квартирам и зная, что жирный паук наслаждается жизнью, флиртуя барышнями на водах? Не убиваем ли мы безжалостно комара, с противным жужжанием впивающегося в нашу кожу? Но человек - не комар. Тем хуже для человека. Ибо он, в отличие от насекомого, несет ответственность за все, что совершает, вольно или невольно. И если нет божьего суда, или запаздывает он, пусть будет суд человеческий. Как быть? Правильно ли брать на себя роль судьи, одновременно становясь палачом? Кто ответит? Вскоре подобные мысли Новицкому надоели. Он встал. Накинул халат. Прошел в столовую. Сел за стол, обхватил голову руками. В доме было темно и тихо. Так тихо, что не слышно мерного тиканья часов. Новицкий поднял голову и посмотрел на часы. В свете луны, матово льющимся в окно, стрелки были плохо различимы. Новицкий понял, что часы стоят. Куда смотрел Гордей? Совсем сдал старик, свои обязанности перестал выполнять. Раньше такого с ним не случалось. Завод часов - дело святое. Ибо только их плавный и неумолимый ход не позволяет человеку забыть о главном: о скоротечности земного бытия, за которым, бог весть, есть ли другая, вечная жизнь.
За своей спиной Новицкий услышал шаркающие шаги Гордея.
-Гордей Ермолаевич? Чего бродишь по дому, как привидение?
-Митрий Федорович, это вы? Я всматриваюсь, слепой лунь, один силуэт виден. Подумал: вдруг какой разбойник в дом залез? Их, окаянных, нонче развелось, что мух на гнилом мясе. А то вы. Не спится? И чего не спится? Это мы, старики, свое отоспали, вам же, молодым, сон только во благо, сил прибавляет.
-Гордей Ермолаевич, почему часы стоят?
-Вот соломенная голова! - воскликнул Гордей и стукнул себя кулаком по лбу. - Митрий Федорович, простите великодушно, забыл завести. Все, в расход старого солдата.
-Бог с ними, с часами. Сядь-ка рядом, поговорить надо.